И тот, кто нас безмерно боле, Кто держит каждого в горсти, Склоняясь к нам, смиренно молит: - Дай мне ожить в тебе - вмести!
3. Миркина
Человеку нужно вместить Бога, не усеченного и упрощенного до отдельной части и тем оболганного, а всю бездну Бога, Бога Живого. И эту реплику в богочеловеческом диалоге может и должен сказать только человек. Какую-то роль может в этом сыграть еще и Церковь, если сможет выработать более актуальную и динамичную антропологическую концепцию, какую-то роль может сыграть в этом и культура, если преодолеет энтропию фрагментарного сознания.
113
* БИБЛЕЙСКИЙ ВОЛЮНТАРИЗМ В СВЕТЕ МЕТАПСИХОЛОГИИ *
Три лекции, прочитанные на курсах евангелистов в г. Риге в июле 1995 г.
Лекция 1 Смысл человеческой жизни и его нарушение
Современная психология имеет несколько отличную от христианской концепцию о человеке - психологическая антропология отличается от христианской. Правда, по большому счету, не существует более или менее стройной антропологической теории ни в психологии, ни в христианской догматике, но по разным причинам. Есть лишь определенное отношение к определенному кругу вопросов. И если мы изберем позицию максимального интереса к человеку и его целостности, то психологическое знание и знание религиозное смогут дополнить друг друга, а не вступать в противоречие.
Существует восточная притча о том, как нескольких слепцов попросили исследовать, а затем описать слона. Каждый слепец ощупал то, что было в пределах его досягаемости. Один из них сказал, что слон - это большая и гибкая труба, другой - что это мощная колонна, третий что это веревочка. Мы с вами тоже в какой-то степени
114
слепцы - наше видение ограниченно в силу многих причин, но мы будем умными слепцами, мы дополним свое малое знание малым знанием других, и это будет уже очень немало.
Для начала я предлагаю рассматривать человека как второе лицо в богочеловеческом диалоге: с одной стороны - Бог, с другой - человек. Вся история человечества - это история богочеловеческого диалога, успешного и не очень, диалога, у которого есть свои взлеты и свои падения. И каждый человек, живущий на земле, имеет к нему отношение. И прежде чем обратиться к вопросу о том, какое же отношение к нему имеем мы с вами и как это отражается на нашей жизни, поговорим о том, что было в прошлом и какой опыт накопило в этом человечество. Мы поговорим о вкладе человека в историю богочеловеческих отношений.
Начнем с грехопадения.
Прежде всего давайте попробуем разобраться, почему же было так важно соблюдение запрета: не срывать плодов с древа познания добра и зла.
Сотворенный человек не являл собой совершенство, хоть и был сотворен по образу и подобию Божьему. Сотворенность по образу и подобию Божьему означала возможность достичь совершенства, пройдя при этом определенный эволюционный процесс. Сотворенный человек был пока лишь зерном, из которого должен был, по замыслу, произрасти прекрасный цветок. Человек должен был научиться владеть дарованной ему свободой, подобно тому как он учится говорить и владеть своим телом.
Человек является потому венцом творения, что ему дарована максимальная свобода, в том числе свобода от детерминизма добра, от предопределенности добра. Человек свободен не творить добро, и в этом проявляется максимальная свобода, он свободен не жить, не любить, не творить. Все остальные творения следуют детерминизму жить, размножаться, цвести, плодоносить, у них нет свободы этого не делать. Они уходят из жизни, лишь исчерпав всю свою энергетику, либо от несчастного случая, либо от
115
внезапной перемены условий жизни, когда у них недостаточно энергетических ресурсов приспособиться.
Человеку потому дарована такая максимальная свобода, чтобы он сумел дорасти сам, без чьей-либо помощи, до свободы Божественной - не творить зло, а творить добро без всякой предопределенности творить добро, любить, потому что невозможно ненавидеть, любить, потому что в сердце нет и не может быть ненависти ни при каких обстоятельствах.
Эволюция Божественного в человеке, развитие образа и подобия Божьего, развитие свободы до уровня отсутствия выбора между добром и злом, невозможности выбирать что-либо, кроме добра, и есть смысл жизни человека. И чем дальше человек отступает от этого своего предназначения, тем более злокачественной становится его свобода, реализуются его заблуждения.
Нарушение запрета означало для человека то, что он вступил на негативный путь познания, что есть его свобода, он вступил в область свободы выбора между добром и злом. Отныне он, как дитя, сующее в рот по незнанию все, что попадается под руку, должен на свой вкус и с большим риском для себя определять, что есть "доброе" и что "злое". Мистики определяют свободу выбора между добром и злом адской свободой, свободой ада. В раю нет выбора между добром и злом, так как в раю нет места злу. Выбирая зло, человек моментально был исторгнут из рая самим фактом несовместимости рая и зла, здесь важно не путать с выбором предметов, действий и состояний, это выбор содержаний. Теперь попробуем разобраться в природе зла, которое выбрал человек.
Что нужно было человеку, чтобы не нарушить запрет? Доверие. Доверие к Богу, доверие, что этот запрет - благо для человека, доверие прежде всякого знания. Человек выбрал недоверие, недоверие, которое раскололо целостность мира, отделило его от всего остального, от Бога, а значит, и от величия. И тогда он ощутил свою малость и даже
116
ничтожность. "И увидел человек, что он наг", -это и означало переживание малости, отдельности и ничтожности. Что же делает человек дальше? Он настолько поглощен переживанием своей малости, что уже и не помышляет, не ищет воссоединения с величием Божьим. Он упорствует в своем выборе - он прикрывается фиговым листом, прячется от лица Божьего и этим узаконивает свой выбор, проводя своеобразную границу между собой и Богом.
Итак, грехопадение - это недоверие Богу; отделение себя от Бога, части Бога от целостности Божьего мира;
упорство в данном выборе. В сущности, грех - это ущемление Божественной сути, всякое усекновение Бога внутри себя и вокруг себя.
Есть еще один важный аспект, который заслуживает особого внимания при исследовании библейского мифа о грехопадении.
Меня всегда занимал вопрос об ответственности Адама, об ответственности Евы в этой трагедии богочеловеческой истории. Думается, что бытовавшее в прошлом представление о женщине как об "исчадии ада", является следствием переноса всей тяжести ответственности в этой ситуации на Еву. Мне кажется это несправедливым и неверным.
Человек как духовная сущность - это Божественный андрогин, то есть двуполая целостность, - повторяю, не в биологическом, а в духовном смысле. И если его биологический пол является, как правило, определенным, то его психологический мир никогда не бывает однополым. Однополое в психологическом смысле существо не жизнеспособно. Все женское - это вмещающее, удерживающее, консервативное. Все мужское - это устремляющееся, инициирующее и революционное. Жизнь - это гармоничное или негармоничное, то есть несбалансированное, соединение того и другого.
Я думаю, что библейский миф о грехопадении - это не только одномоментный акт трагедии, произошедшей когда-то, а драма, разыгрывающаяся внутри каждого человека:
117
драма незрелой женственности Евы, не умеющей с доверием вместить еще не изведанную, не познанную и туманную истину, и драма незрелой мужественности Адама, поменявшего роль ведущего на роль ведомого в столь критический момент.
Эта драма имеет отношение не только к духовной жизни, но и к душевной. Мужчина с деформированной женственностью не может гармонично реализовать свою мужественность, и наоборот.
Например, вера, всякая религиозная вера, - это вмещение, то есть женственный акт. Воплощение веры, конкретные деяния требуют уже мужского инициирования. Получается, что поведение религиозного человека должно быть мужеженским, андрогинным. Вся трудность заключается в том, что андрогинность должна быть Божественной, то есть гармоничной и подлинной, совершеннее, чем мужественность Адама и женственность Евы.
В искусстве это двойное присутствие выражается через реализм как женское начало и через символизм как мужское начало. Ни реализм, ни символизм не уничтожимы, просто второе менее устойчиво в силу самой функции сим- волизма, а именно достижения нового уровня реальности, когда старые формы ее выражения устаревают и не действуют.
Реализм - женственное, символизм - мужское, то есть то, что инициирует, то, что выходит за пределы. В русском искусстве ярким примером символизма является иконопись. Современный символизм на порядок ниже иконографического, но если сравнивать с "пошлой" иконографией, то современный символизм будет выше, ибо в нем больше чувств. Однако в основном нынешний символизм - это бессилие проникнуть на иной уровень бытия. Желание проникнуть есть, а возможностей - нет, но это состояние вещей не отменяет необходимости проникновения.
Мы живем во времена преобладания мужского в культуре. Европейская цивилизация построена на преобладании
118
мужского и деформации женского. Весь технический прогресс - это мужская инициатива, иногда чересчур революционная и не уравновешенная женственным отношением к природе. В XX веке это привело к серьезному экологическому кризису.
Метареализм - направление, которое я пытаюсь разрабатывать, - это андрогинность высказывания и андрогинность присутствия в мире, в котором есть и вечная женственность, и вечная мужественность -то есть то, что не устаревает.
Раньше была эра Богочеловека, которая в человечестве вылилась в "богосвинство", а Новейшей историей должна быть история человекобога как активный ответ на Откровение Богочеловека. Метареалшм - это направление, способствующее созданию прецедента перехода от "богосвинства" к человекобожеству.
Человек несчастен потому, что он неполный, ущербный, усеченный, и только восполнение этого усечения может сделать его ближе к Богу. Для этого он должен перестать паразитировать на Христе, я имею в виду, что он и сам должен что-то делать, то есть не умирать в своей самости, ибо то, что он принимает за самость, есть карикатура на нее, он должен расчистить свою самость через самопознание и самореализацию. Крестный путь - это восполнение неполноты.
Итак, подведем итоги, что же нам говорит библейский миф о грехопадении, какие аспекты душевно-духовного мира он нам раскрывает?
Самое главное - это сущность греха, или ущемление Божественной сути. Правда, для современного человека задача существенно усложнилась. В его жизни нет столь простого правила, как это описано в библейском мифе. Перед ним стоит задача узнавания Божественной сути в каждом мгновении своей жизни. Божественная суть многолика. Ее невозможно "запомнить в лицо", выучив некоторые правила. Ведь сказано: "Дух дышит, где хочет". И
119
потому узнавание - это всегда волевой акт доверия к Богу. Правила помогают только в начале пути, и очень недолго. В дальнейшем излишняя привязанность к правилам может стать актом недоверия к Богу. И важно помнить, что само недоверие к Богу может случиться и случается довольно часто с весьма продвинутыми в духовном смысле людьми из-за неполного знания, по неведению, из-за соблазна или слабости. Это может быть только движение в сторону греха. Грехом недоверие к Богу становится после настаивания на акте недоверия, которое может быть выражено самым парадоксальным образом, то есть на первый взгляд совершенно непохожим на недоверие образом. Самым распространенным видом недоверия к Богу является усекновение Божественной целостности до отдельной части (см. "Иуда", с. 137).
Лекция 2 Эволюция богочеловеческих отношений
После того, как мы с вами обсудили проблему греха, обратим свои взоры к проблеме его преодоления. Мне бы вновь хотелось обратиться к тексту Святого Писания, чтобы проиллюстрировать архетипичные модели человеческих попыток преодоления греха, который всегда начинается с недоверия к Богу.
Авраам - его называют отцом веры, именно с него начинается история преодоления греха, так как именно он победил недоверие к Богу. Мы будем рассматривать Авраама не как конкретное историческое лицо, а как образ, символ, значение которого бесконечно важно для каждого человека, подвизающегося на поприще веры.
Нас с вами разделяет с Авраамом несколько тысячелетий. За это время уже сформировалась весьма полифоничная традиция богочеловеческого диалога. Традиция, конечно же, не освобождает от необходимого личного
120
акта веры, но традиция дает почву под ногами, некоторые опоры в случае потери равновесия. Так вот, у Авраама ни почвы, ни опор не было, он был первым, кто начал создавать эту почву личным опытом, своей жизнью. Авраам создал прецедент веры как образец доверия к Неведомому Богу. Мы с вами находимся, условно говоря, в середине традиции богочеловеческих отношений. Мы знаем теоретически или через личный опыт и о троичности Бога, и о величии, и о милосердии. Авраам всего этого не знал, что-то он мог предчувствовать, но его опыт "знакомства" с Богом измерялся лишь масштабами его собственной жизни. И тем не менее он доверился Богу. Бог заключает с ним завет, вступает в непосредственный диалог. И что же? Сам завет становится для него испытанием. Сначала испытанием здравого смысла рождение сына в весьма преклонном возрасте, а затем испытанием куда более суровым - испытанием потери всякого земного смысла: принесение сына в жертву обетованию. Каза- лось, только была создана почва, хрупкая почва богообщения, богопочитания, и эта почва разрушается самим Богом; Бог отступает и ждет, пойдет ли к нему навстречу Авраам, сможет ли человек дать что-то Богу, а не только брать, дать не что-то, чего он лишается почти без ущерба для себя, жертвенное животное, а дать то, что является для человека абсолютной ценностью, невосполнимой при потере. И Авраам дает. Богу достаточно того волевого акта, который происходит внутри человека, поэтому в реальности жертвоприношение сына не состоялось. В кустах оказался жертвенный агнец.
Величие Авраама в том, что он не обиделся на Бога за чудовищность испытаний, не затаился, не закрылся. Благодаря Аврааму у Бога появился опыт принятия Себя Самого человеком без всяких условий. Авраам доказал Богу, что он как человек - достойный собеседник в богочеловеческом диалоге, он доказал, что между Богом и человеком может не быть разделяющих преград.
121
Любому религиозному человеку необходимо пройти через опыт Авраама - акт абсолютного преодоления недоверия к Богу. Причем важно обратить внимание не столько на форму этого опыта, сколько на его содержание. Это не обязательно должны быть внешние испытания, важнее всего совершить внутренний волевой акт, реальный, не умозрительный. Если же человек этого не осуществит и при этом будет претендовать на определенную значимость пред лицом Божьим, то он непременно притянет такие обстоятельства, когда будет вынужден совершить этот акт публично, и не всегда в пользу Бога.
Следующий символический архетип - это Иаков.
Исследуя личность Иакова, мы обратимся к теме богоборчества. Богоборчество в данном контексте не означает атеизм, то есть отрицание Бога. Богоборчество - это спор с Богом, дискуссия, рвение прежде разумения. И если Авраам - это символ женственной веры, не жизни вообще, а именно взаимоотношений с Богом, тип вмещающий, то Иаков - это тип мужской веры, веры инициирующей, веры, стремящейся к действию, веры, поспешающей к действию прежде разумения.
Первый шаг Иакова - это стремление к первородству, вопреки реальному положению вещей. Он был младшим по рождению, а стремился стать старшим. Он стремился получить благословение Божие, связанное с первородством. Само по себе это стремление стремление к большей близости к Богу. Но достигает он этого не внутренней отданностью, а внешними действиями, хитростью, коварным штурмом. Он еще не ведает, что благословение Божие - это не разрешение на внешний успех жизни, благополучие жизни. Благословение Божие всегда связано с особыми испытаниями. Человек, получающий благословение Божие, закаливается, как металл особой прочности в раскаленной печи, он подвергается особым испытаниям, которые круто меняют всю его жизнь. Достаточно вспомнить благословение Авраама, Моисея, Марии, Иова, Павла
122
и многих других. До благословения Божьего нужно дорасти, дозреть. Иаков стремится к благословению, но не стремится к зрелости. Это очень детская, инфантильная позиция. Напоминает детей, которые, чтобы приобщиться к взрослому миру, начинают курить и отравляться.
Иаков покупает у брата своего Исава первородство за чечевичную похлебку. По сути, он покупает право на особые испытания в жизни. Вместе с Ревеккой, матерью своей, они обманывают слепого престарелого отца, и вот Иаков - обладатель благословения. Благословения, полученного обманом, а не по праву. По тому, как Исав описан в Библии (дремучий, диковатый охотник), он тоже не заслуживает благословения. И наверное, Иаков мог бы заслужить рано или поздно благословение праведной жизнью, но он поспешает. И для него действительно начинаются испытания. Он вынужден отправиться в изгнание, опасаясь гнева старшего брата. Иакову является видение, в котором он все-таки получает благословение Божие. Он видит лестницу. Лестница символизирует восхождение, медленное восхождение, шаг за шагом, ступень за ступенью. Он начинает свое восхождение. Он полюбил Рахиль и работал за нее семь лет у ее отца, а в брачную ночь получил вместо нее ее старшую подслеповатую сестру. Он работал еще семь лет за Рахиль, а когда получил ее, то долго не мог иметь от нее детей, подозревая, что она бесплодна. Восхождение Иакова происходит очень медленно. Ему приходится изживать свою молодую поспешность, свою незрелую веру. Каждое его действие встречает препятствие. На пути к примирению со старшим братом - ночная борьба с ангелом, с Богом. Иаков не равнодушен к Богу, но он и не доверяет Богу. Внутри его происходит это борение, он не может отступить от Бога, но и не может уступить. Он не отпускает Бога, но и Бог не отпускает его. Богу нужно доверие, отданность, а не насилие. Это борьба Божьей требовательности с человеческим упорством. Бог не может принять человека, как бодливого
123
козленка. Ему нужен доверительный собеседник в духовном диалоге. А Иаков никак не может перерасти это состояние. Он, как бодливый козлик, трясет судьбу, как грушу. В ночной борьбе он получает отметину на всю жизнь, становится хромым, что несколько умеряет его резвость, он не может уже так стремительно передвигаться. И он получает новое имя Израиль - "боровшийся с Богом". И ему, как и всему человечеству, предстоит еще долгое эволюционное восхождение от богоборчества к любви, от тягания с Богом к вниманию Его откровениям. Следующий архетип - Моисей - символ служения. Он был призван вывести евреев из египетского плена, и не просто физически спасти, а вывести людей из состояния тупого рабства, сытого унижения, из состояния бессмысленного размножения и бессодержательного существования. Он был призван расширить богочеловеческое общение, перевести это общение с уровня отдельных личностей на уровень целого народа, приучить множество людей к возможности богочеловеческого взаимодействия. Ему была дана трудная задача. Это было все равно что вырыть колодец в пустыне. "Я так хочу", - сказал Господь. И Моисей положил свою жизнь на осуществление этого желания. Моисей - это первый образ в истории, когда человек подарил Богу всю свою жизнь. Ему было трудно это сделать. Он все время спорил с Богом о целесообразности того или иного шага. Он говорил: "Что я скажу евреям, чтобы убедить, пойти за мной? Что я скажу фараону?" Он сетовал на упорство и глупость евреев, когда водил их сорок лет по пустыне. Он все время спорил с Богом - а нужно ли это, а стоит ли, а правильно ли это? Спорил, но делал, преодолевая себя со скрипом. Он умер на пороге земли обетованной в знак того, что слишком много сомневался, слишком держался за здравый смысл. Бог словно просил его: "Протяни руку в неизвестность, сквозь здравый смысл". Моисей протягивал с робостью, но тут же его одолевали сомнения, и он убирал руку, и вновь протягивал,
124
и вновь убирал. Потому Бог и не смог вложить свой дар, ответный, в его руку, потому и умер он на пороге земли обетованной. Но все же Моисей - это первое ответное слово в богочеловеческом диалоге. Авраам - это внимание и доверие. Иаков - сомнение и рвение. Моисей - это робкое первое слово "да"!
Следующий архетип - царь Давид - символ первой любви человека к Богу. Первый опыт любви, правда любви несколько лихорадочной, то есть очень неровной, непостоянной, любви, состоящей из взлетов и падений.
Путь Давида от простого пастуха до помазанника в знак избранничества и до воцарения после смерти Саула - это пламенная влюбленность в Бога, когда ему силой вдохновения удается многое из неправдоподобного - победить Голиафа практически безоружным, не возненавидеть Саула за все его козни и предательства; его псалмы это гимны влюбленного.
Но после его воцарения, как после свадьбы, начинаются недоразумения - Давид то отступает, следуя за своим человеческим эгоизмом, то вновь воспламеняется любовью; но с годами его сердце, его душа будто холодеет, стареет и дряхлеет, он все чаще подвержен приступам эгоизма. У него не хватает уже сил построить величественный храм. И все же Давид - это символ влюбленности в Бога, символ харизматического избранничества, избранничества по любви и в то же время символ неустойчивой любви, любви еще очень юной. В псалмах Давида много стенаний, и они не всегда отражают страх перед внешними врагами, это еще и враги внутренние, то есть его собственные эгоистические импульсы и желания, которые обступают его, воюют против его влюбленности в Бога. Давид в нашей судьбе, судьбе наших личных взаимоотношений с Богом должен означать то, что влюбленность - это еще не любовь, а только обещание, устремленность навстречу. Чтобы влюбленность выросла в любовь, ее нужно утверждать не
125
день и не два, а всю жизнь. Любовь - это не устремленность навстречу, а встреча, встреча реальная, когда встретившиеся призваны много давать друг другу и многое принимать друг от друга. А этому нужно еще научиться.
Следующий архетип - пророк Иов - символ послушания.
Если придерживаться образа диалога для обозначения богочеловеческих взаимоотношений, то пророк Иов открыл следующую необходимую составляющую участия человека. Итак, напоминаю, Авраам - внимание и доверие; Иаков - сомнение и рвение; Моисей слово; Давид - чувство, Иов - это ответственность, умение держать ответ, насколько человек принимает Бога. Ответственность Иова- это ответ не столько количественный: "да" или "нет", сколько качественный: если "да", то насколько глубоко, широко, высоко это принятие Бога, есть ли ему предел, ограничение.
Иов был человеком богобоязненным и богопослушным и вследствие этого достаточно благополучным. И вот сатана, этот "апостол" отдельного существования твари от Творца, оспаривает перед лицом Божьим глубину отданности сердца Иова Богу. Сатана утверждает, что эта отданность имеет свой предел и, как только будет затронута глубинная воля человека, как только человек будет поставлен на край бытия, то есть его существование станет безрадостным и болезненным и у него не будет сил изменить что-либо, он отвергнет Бога. Ведь одно дело - принятие Бога как благодарность за благодать жизни, за жизненный успех, за радость и удовольствие. И совсем другое дело принятие Бога в скорби, принятие скорби как возможного предела любви и неисчерпанности отношений при этом. Если человек способен в скорби своей не перестать любить Бога, принимать Его всем сердцем своим, то только тогда достоин он быть принятым Богом на равных.
126
И Бог подвергает Иова именно этому испытанию - сначала Иов лишается своего состояния, потом любимых детей. Иов не отказывается при этом от Бога- даже не понимая смысла происходящего с ним, он его не отвергает. "Господь дал. Господь взял", - говорит он. Но круг страданий его все больше сужается, он заболевает сам так, что у него начинает гнить плоть. Жена отказывает ему в психологической поддержке, она говорит в отчаянии: "Скажи Богу слово и умри" (скажи все, что ты думаешь о жестокости и бессмысленности Божьей воли, и уйди в небытие). Люди, искавшие его общества, совета и поддержки, отворачиваются от него. Рядом с ним остаются лишь три его близких друга, но они остаются не чтобы ему помогать, а лишь растравляют его муки. Они пытаются внушить Иову, что взаимоотношения с Богом не могут быть на равных: Бог - это высокое начальство, а человек - это ничтожный подчиненный. И смысл богочеловеческих отношений не может быть иным. И если человек так наказан, как Иов, то начальству виднее - есть за что. Они считают, что Иов поскорее должен принять такую позицию - и все встанет на свои места. Но Иов не принимает образ примитивной вины пред Богом, он переживает свою вину пред Богом, но совсем не такую, о какой говорят его друзья, - он переживает то, что слишком малы пока пределы души человеческой, слишком быстро иссякают силы, терпение и любовь. Свобода, данная человеку, пока лишь декоративные крылья, которые не держат при полете. Можно ли на таких крыльях взлететь в бурю? Нет, даже в тихую погоду. И если только будет попутный ветер, можно пристроиться к его мощному движению и почувствовать ненадолго красоту полета. Бог дарует всякое движение, а каков ответ человека? Ответный дар?
3. Миркина
Человеку нужно вместить Бога, не усеченного и упрощенного до отдельной части и тем оболганного, а всю бездну Бога, Бога Живого. И эту реплику в богочеловеческом диалоге может и должен сказать только человек. Какую-то роль может в этом сыграть еще и Церковь, если сможет выработать более актуальную и динамичную антропологическую концепцию, какую-то роль может сыграть в этом и культура, если преодолеет энтропию фрагментарного сознания.
113
* БИБЛЕЙСКИЙ ВОЛЮНТАРИЗМ В СВЕТЕ МЕТАПСИХОЛОГИИ *
Три лекции, прочитанные на курсах евангелистов в г. Риге в июле 1995 г.
Лекция 1 Смысл человеческой жизни и его нарушение
Современная психология имеет несколько отличную от христианской концепцию о человеке - психологическая антропология отличается от христианской. Правда, по большому счету, не существует более или менее стройной антропологической теории ни в психологии, ни в христианской догматике, но по разным причинам. Есть лишь определенное отношение к определенному кругу вопросов. И если мы изберем позицию максимального интереса к человеку и его целостности, то психологическое знание и знание религиозное смогут дополнить друг друга, а не вступать в противоречие.
Существует восточная притча о том, как нескольких слепцов попросили исследовать, а затем описать слона. Каждый слепец ощупал то, что было в пределах его досягаемости. Один из них сказал, что слон - это большая и гибкая труба, другой - что это мощная колонна, третий что это веревочка. Мы с вами тоже в какой-то степени
114
слепцы - наше видение ограниченно в силу многих причин, но мы будем умными слепцами, мы дополним свое малое знание малым знанием других, и это будет уже очень немало.
Для начала я предлагаю рассматривать человека как второе лицо в богочеловеческом диалоге: с одной стороны - Бог, с другой - человек. Вся история человечества - это история богочеловеческого диалога, успешного и не очень, диалога, у которого есть свои взлеты и свои падения. И каждый человек, живущий на земле, имеет к нему отношение. И прежде чем обратиться к вопросу о том, какое же отношение к нему имеем мы с вами и как это отражается на нашей жизни, поговорим о том, что было в прошлом и какой опыт накопило в этом человечество. Мы поговорим о вкладе человека в историю богочеловеческих отношений.
Начнем с грехопадения.
Прежде всего давайте попробуем разобраться, почему же было так важно соблюдение запрета: не срывать плодов с древа познания добра и зла.
Сотворенный человек не являл собой совершенство, хоть и был сотворен по образу и подобию Божьему. Сотворенность по образу и подобию Божьему означала возможность достичь совершенства, пройдя при этом определенный эволюционный процесс. Сотворенный человек был пока лишь зерном, из которого должен был, по замыслу, произрасти прекрасный цветок. Человек должен был научиться владеть дарованной ему свободой, подобно тому как он учится говорить и владеть своим телом.
Человек является потому венцом творения, что ему дарована максимальная свобода, в том числе свобода от детерминизма добра, от предопределенности добра. Человек свободен не творить добро, и в этом проявляется максимальная свобода, он свободен не жить, не любить, не творить. Все остальные творения следуют детерминизму жить, размножаться, цвести, плодоносить, у них нет свободы этого не делать. Они уходят из жизни, лишь исчерпав всю свою энергетику, либо от несчастного случая, либо от
115
внезапной перемены условий жизни, когда у них недостаточно энергетических ресурсов приспособиться.
Человеку потому дарована такая максимальная свобода, чтобы он сумел дорасти сам, без чьей-либо помощи, до свободы Божественной - не творить зло, а творить добро без всякой предопределенности творить добро, любить, потому что невозможно ненавидеть, любить, потому что в сердце нет и не может быть ненависти ни при каких обстоятельствах.
Эволюция Божественного в человеке, развитие образа и подобия Божьего, развитие свободы до уровня отсутствия выбора между добром и злом, невозможности выбирать что-либо, кроме добра, и есть смысл жизни человека. И чем дальше человек отступает от этого своего предназначения, тем более злокачественной становится его свобода, реализуются его заблуждения.
Нарушение запрета означало для человека то, что он вступил на негативный путь познания, что есть его свобода, он вступил в область свободы выбора между добром и злом. Отныне он, как дитя, сующее в рот по незнанию все, что попадается под руку, должен на свой вкус и с большим риском для себя определять, что есть "доброе" и что "злое". Мистики определяют свободу выбора между добром и злом адской свободой, свободой ада. В раю нет выбора между добром и злом, так как в раю нет места злу. Выбирая зло, человек моментально был исторгнут из рая самим фактом несовместимости рая и зла, здесь важно не путать с выбором предметов, действий и состояний, это выбор содержаний. Теперь попробуем разобраться в природе зла, которое выбрал человек.
Что нужно было человеку, чтобы не нарушить запрет? Доверие. Доверие к Богу, доверие, что этот запрет - благо для человека, доверие прежде всякого знания. Человек выбрал недоверие, недоверие, которое раскололо целостность мира, отделило его от всего остального, от Бога, а значит, и от величия. И тогда он ощутил свою малость и даже
116
ничтожность. "И увидел человек, что он наг", -это и означало переживание малости, отдельности и ничтожности. Что же делает человек дальше? Он настолько поглощен переживанием своей малости, что уже и не помышляет, не ищет воссоединения с величием Божьим. Он упорствует в своем выборе - он прикрывается фиговым листом, прячется от лица Божьего и этим узаконивает свой выбор, проводя своеобразную границу между собой и Богом.
Итак, грехопадение - это недоверие Богу; отделение себя от Бога, части Бога от целостности Божьего мира;
упорство в данном выборе. В сущности, грех - это ущемление Божественной сути, всякое усекновение Бога внутри себя и вокруг себя.
Есть еще один важный аспект, который заслуживает особого внимания при исследовании библейского мифа о грехопадении.
Меня всегда занимал вопрос об ответственности Адама, об ответственности Евы в этой трагедии богочеловеческой истории. Думается, что бытовавшее в прошлом представление о женщине как об "исчадии ада", является следствием переноса всей тяжести ответственности в этой ситуации на Еву. Мне кажется это несправедливым и неверным.
Человек как духовная сущность - это Божественный андрогин, то есть двуполая целостность, - повторяю, не в биологическом, а в духовном смысле. И если его биологический пол является, как правило, определенным, то его психологический мир никогда не бывает однополым. Однополое в психологическом смысле существо не жизнеспособно. Все женское - это вмещающее, удерживающее, консервативное. Все мужское - это устремляющееся, инициирующее и революционное. Жизнь - это гармоничное или негармоничное, то есть несбалансированное, соединение того и другого.
Я думаю, что библейский миф о грехопадении - это не только одномоментный акт трагедии, произошедшей когда-то, а драма, разыгрывающаяся внутри каждого человека:
117
драма незрелой женственности Евы, не умеющей с доверием вместить еще не изведанную, не познанную и туманную истину, и драма незрелой мужественности Адама, поменявшего роль ведущего на роль ведомого в столь критический момент.
Эта драма имеет отношение не только к духовной жизни, но и к душевной. Мужчина с деформированной женственностью не может гармонично реализовать свою мужественность, и наоборот.
Например, вера, всякая религиозная вера, - это вмещение, то есть женственный акт. Воплощение веры, конкретные деяния требуют уже мужского инициирования. Получается, что поведение религиозного человека должно быть мужеженским, андрогинным. Вся трудность заключается в том, что андрогинность должна быть Божественной, то есть гармоничной и подлинной, совершеннее, чем мужественность Адама и женственность Евы.
В искусстве это двойное присутствие выражается через реализм как женское начало и через символизм как мужское начало. Ни реализм, ни символизм не уничтожимы, просто второе менее устойчиво в силу самой функции сим- волизма, а именно достижения нового уровня реальности, когда старые формы ее выражения устаревают и не действуют.
Реализм - женственное, символизм - мужское, то есть то, что инициирует, то, что выходит за пределы. В русском искусстве ярким примером символизма является иконопись. Современный символизм на порядок ниже иконографического, но если сравнивать с "пошлой" иконографией, то современный символизм будет выше, ибо в нем больше чувств. Однако в основном нынешний символизм - это бессилие проникнуть на иной уровень бытия. Желание проникнуть есть, а возможностей - нет, но это состояние вещей не отменяет необходимости проникновения.
Мы живем во времена преобладания мужского в культуре. Европейская цивилизация построена на преобладании
118
мужского и деформации женского. Весь технический прогресс - это мужская инициатива, иногда чересчур революционная и не уравновешенная женственным отношением к природе. В XX веке это привело к серьезному экологическому кризису.
Метареализм - направление, которое я пытаюсь разрабатывать, - это андрогинность высказывания и андрогинность присутствия в мире, в котором есть и вечная женственность, и вечная мужественность -то есть то, что не устаревает.
Раньше была эра Богочеловека, которая в человечестве вылилась в "богосвинство", а Новейшей историей должна быть история человекобога как активный ответ на Откровение Богочеловека. Метареалшм - это направление, способствующее созданию прецедента перехода от "богосвинства" к человекобожеству.
Человек несчастен потому, что он неполный, ущербный, усеченный, и только восполнение этого усечения может сделать его ближе к Богу. Для этого он должен перестать паразитировать на Христе, я имею в виду, что он и сам должен что-то делать, то есть не умирать в своей самости, ибо то, что он принимает за самость, есть карикатура на нее, он должен расчистить свою самость через самопознание и самореализацию. Крестный путь - это восполнение неполноты.
Итак, подведем итоги, что же нам говорит библейский миф о грехопадении, какие аспекты душевно-духовного мира он нам раскрывает?
Самое главное - это сущность греха, или ущемление Божественной сути. Правда, для современного человека задача существенно усложнилась. В его жизни нет столь простого правила, как это описано в библейском мифе. Перед ним стоит задача узнавания Божественной сути в каждом мгновении своей жизни. Божественная суть многолика. Ее невозможно "запомнить в лицо", выучив некоторые правила. Ведь сказано: "Дух дышит, где хочет". И
119
потому узнавание - это всегда волевой акт доверия к Богу. Правила помогают только в начале пути, и очень недолго. В дальнейшем излишняя привязанность к правилам может стать актом недоверия к Богу. И важно помнить, что само недоверие к Богу может случиться и случается довольно часто с весьма продвинутыми в духовном смысле людьми из-за неполного знания, по неведению, из-за соблазна или слабости. Это может быть только движение в сторону греха. Грехом недоверие к Богу становится после настаивания на акте недоверия, которое может быть выражено самым парадоксальным образом, то есть на первый взгляд совершенно непохожим на недоверие образом. Самым распространенным видом недоверия к Богу является усекновение Божественной целостности до отдельной части (см. "Иуда", с. 137).
Лекция 2 Эволюция богочеловеческих отношений
После того, как мы с вами обсудили проблему греха, обратим свои взоры к проблеме его преодоления. Мне бы вновь хотелось обратиться к тексту Святого Писания, чтобы проиллюстрировать архетипичные модели человеческих попыток преодоления греха, который всегда начинается с недоверия к Богу.
Авраам - его называют отцом веры, именно с него начинается история преодоления греха, так как именно он победил недоверие к Богу. Мы будем рассматривать Авраама не как конкретное историческое лицо, а как образ, символ, значение которого бесконечно важно для каждого человека, подвизающегося на поприще веры.
Нас с вами разделяет с Авраамом несколько тысячелетий. За это время уже сформировалась весьма полифоничная традиция богочеловеческого диалога. Традиция, конечно же, не освобождает от необходимого личного
120
акта веры, но традиция дает почву под ногами, некоторые опоры в случае потери равновесия. Так вот, у Авраама ни почвы, ни опор не было, он был первым, кто начал создавать эту почву личным опытом, своей жизнью. Авраам создал прецедент веры как образец доверия к Неведомому Богу. Мы с вами находимся, условно говоря, в середине традиции богочеловеческих отношений. Мы знаем теоретически или через личный опыт и о троичности Бога, и о величии, и о милосердии. Авраам всего этого не знал, что-то он мог предчувствовать, но его опыт "знакомства" с Богом измерялся лишь масштабами его собственной жизни. И тем не менее он доверился Богу. Бог заключает с ним завет, вступает в непосредственный диалог. И что же? Сам завет становится для него испытанием. Сначала испытанием здравого смысла рождение сына в весьма преклонном возрасте, а затем испытанием куда более суровым - испытанием потери всякого земного смысла: принесение сына в жертву обетованию. Каза- лось, только была создана почва, хрупкая почва богообщения, богопочитания, и эта почва разрушается самим Богом; Бог отступает и ждет, пойдет ли к нему навстречу Авраам, сможет ли человек дать что-то Богу, а не только брать, дать не что-то, чего он лишается почти без ущерба для себя, жертвенное животное, а дать то, что является для человека абсолютной ценностью, невосполнимой при потере. И Авраам дает. Богу достаточно того волевого акта, который происходит внутри человека, поэтому в реальности жертвоприношение сына не состоялось. В кустах оказался жертвенный агнец.
Величие Авраама в том, что он не обиделся на Бога за чудовищность испытаний, не затаился, не закрылся. Благодаря Аврааму у Бога появился опыт принятия Себя Самого человеком без всяких условий. Авраам доказал Богу, что он как человек - достойный собеседник в богочеловеческом диалоге, он доказал, что между Богом и человеком может не быть разделяющих преград.
121
Любому религиозному человеку необходимо пройти через опыт Авраама - акт абсолютного преодоления недоверия к Богу. Причем важно обратить внимание не столько на форму этого опыта, сколько на его содержание. Это не обязательно должны быть внешние испытания, важнее всего совершить внутренний волевой акт, реальный, не умозрительный. Если же человек этого не осуществит и при этом будет претендовать на определенную значимость пред лицом Божьим, то он непременно притянет такие обстоятельства, когда будет вынужден совершить этот акт публично, и не всегда в пользу Бога.
Следующий символический архетип - это Иаков.
Исследуя личность Иакова, мы обратимся к теме богоборчества. Богоборчество в данном контексте не означает атеизм, то есть отрицание Бога. Богоборчество - это спор с Богом, дискуссия, рвение прежде разумения. И если Авраам - это символ женственной веры, не жизни вообще, а именно взаимоотношений с Богом, тип вмещающий, то Иаков - это тип мужской веры, веры инициирующей, веры, стремящейся к действию, веры, поспешающей к действию прежде разумения.
Первый шаг Иакова - это стремление к первородству, вопреки реальному положению вещей. Он был младшим по рождению, а стремился стать старшим. Он стремился получить благословение Божие, связанное с первородством. Само по себе это стремление стремление к большей близости к Богу. Но достигает он этого не внутренней отданностью, а внешними действиями, хитростью, коварным штурмом. Он еще не ведает, что благословение Божие - это не разрешение на внешний успех жизни, благополучие жизни. Благословение Божие всегда связано с особыми испытаниями. Человек, получающий благословение Божие, закаливается, как металл особой прочности в раскаленной печи, он подвергается особым испытаниям, которые круто меняют всю его жизнь. Достаточно вспомнить благословение Авраама, Моисея, Марии, Иова, Павла
122
и многих других. До благословения Божьего нужно дорасти, дозреть. Иаков стремится к благословению, но не стремится к зрелости. Это очень детская, инфантильная позиция. Напоминает детей, которые, чтобы приобщиться к взрослому миру, начинают курить и отравляться.
Иаков покупает у брата своего Исава первородство за чечевичную похлебку. По сути, он покупает право на особые испытания в жизни. Вместе с Ревеккой, матерью своей, они обманывают слепого престарелого отца, и вот Иаков - обладатель благословения. Благословения, полученного обманом, а не по праву. По тому, как Исав описан в Библии (дремучий, диковатый охотник), он тоже не заслуживает благословения. И наверное, Иаков мог бы заслужить рано или поздно благословение праведной жизнью, но он поспешает. И для него действительно начинаются испытания. Он вынужден отправиться в изгнание, опасаясь гнева старшего брата. Иакову является видение, в котором он все-таки получает благословение Божие. Он видит лестницу. Лестница символизирует восхождение, медленное восхождение, шаг за шагом, ступень за ступенью. Он начинает свое восхождение. Он полюбил Рахиль и работал за нее семь лет у ее отца, а в брачную ночь получил вместо нее ее старшую подслеповатую сестру. Он работал еще семь лет за Рахиль, а когда получил ее, то долго не мог иметь от нее детей, подозревая, что она бесплодна. Восхождение Иакова происходит очень медленно. Ему приходится изживать свою молодую поспешность, свою незрелую веру. Каждое его действие встречает препятствие. На пути к примирению со старшим братом - ночная борьба с ангелом, с Богом. Иаков не равнодушен к Богу, но он и не доверяет Богу. Внутри его происходит это борение, он не может отступить от Бога, но и не может уступить. Он не отпускает Бога, но и Бог не отпускает его. Богу нужно доверие, отданность, а не насилие. Это борьба Божьей требовательности с человеческим упорством. Бог не может принять человека, как бодливого
123
козленка. Ему нужен доверительный собеседник в духовном диалоге. А Иаков никак не может перерасти это состояние. Он, как бодливый козлик, трясет судьбу, как грушу. В ночной борьбе он получает отметину на всю жизнь, становится хромым, что несколько умеряет его резвость, он не может уже так стремительно передвигаться. И он получает новое имя Израиль - "боровшийся с Богом". И ему, как и всему человечеству, предстоит еще долгое эволюционное восхождение от богоборчества к любви, от тягания с Богом к вниманию Его откровениям. Следующий архетип - Моисей - символ служения. Он был призван вывести евреев из египетского плена, и не просто физически спасти, а вывести людей из состояния тупого рабства, сытого унижения, из состояния бессмысленного размножения и бессодержательного существования. Он был призван расширить богочеловеческое общение, перевести это общение с уровня отдельных личностей на уровень целого народа, приучить множество людей к возможности богочеловеческого взаимодействия. Ему была дана трудная задача. Это было все равно что вырыть колодец в пустыне. "Я так хочу", - сказал Господь. И Моисей положил свою жизнь на осуществление этого желания. Моисей - это первый образ в истории, когда человек подарил Богу всю свою жизнь. Ему было трудно это сделать. Он все время спорил с Богом о целесообразности того или иного шага. Он говорил: "Что я скажу евреям, чтобы убедить, пойти за мной? Что я скажу фараону?" Он сетовал на упорство и глупость евреев, когда водил их сорок лет по пустыне. Он все время спорил с Богом - а нужно ли это, а стоит ли, а правильно ли это? Спорил, но делал, преодолевая себя со скрипом. Он умер на пороге земли обетованной в знак того, что слишком много сомневался, слишком держался за здравый смысл. Бог словно просил его: "Протяни руку в неизвестность, сквозь здравый смысл". Моисей протягивал с робостью, но тут же его одолевали сомнения, и он убирал руку, и вновь протягивал,
124
и вновь убирал. Потому Бог и не смог вложить свой дар, ответный, в его руку, потому и умер он на пороге земли обетованной. Но все же Моисей - это первое ответное слово в богочеловеческом диалоге. Авраам - это внимание и доверие. Иаков - сомнение и рвение. Моисей - это робкое первое слово "да"!
Следующий архетип - царь Давид - символ первой любви человека к Богу. Первый опыт любви, правда любви несколько лихорадочной, то есть очень неровной, непостоянной, любви, состоящей из взлетов и падений.
Путь Давида от простого пастуха до помазанника в знак избранничества и до воцарения после смерти Саула - это пламенная влюбленность в Бога, когда ему силой вдохновения удается многое из неправдоподобного - победить Голиафа практически безоружным, не возненавидеть Саула за все его козни и предательства; его псалмы это гимны влюбленного.
Но после его воцарения, как после свадьбы, начинаются недоразумения - Давид то отступает, следуя за своим человеческим эгоизмом, то вновь воспламеняется любовью; но с годами его сердце, его душа будто холодеет, стареет и дряхлеет, он все чаще подвержен приступам эгоизма. У него не хватает уже сил построить величественный храм. И все же Давид - это символ влюбленности в Бога, символ харизматического избранничества, избранничества по любви и в то же время символ неустойчивой любви, любви еще очень юной. В псалмах Давида много стенаний, и они не всегда отражают страх перед внешними врагами, это еще и враги внутренние, то есть его собственные эгоистические импульсы и желания, которые обступают его, воюют против его влюбленности в Бога. Давид в нашей судьбе, судьбе наших личных взаимоотношений с Богом должен означать то, что влюбленность - это еще не любовь, а только обещание, устремленность навстречу. Чтобы влюбленность выросла в любовь, ее нужно утверждать не
125
день и не два, а всю жизнь. Любовь - это не устремленность навстречу, а встреча, встреча реальная, когда встретившиеся призваны много давать друг другу и многое принимать друг от друга. А этому нужно еще научиться.
Следующий архетип - пророк Иов - символ послушания.
Если придерживаться образа диалога для обозначения богочеловеческих взаимоотношений, то пророк Иов открыл следующую необходимую составляющую участия человека. Итак, напоминаю, Авраам - внимание и доверие; Иаков - сомнение и рвение; Моисей слово; Давид - чувство, Иов - это ответственность, умение держать ответ, насколько человек принимает Бога. Ответственность Иова- это ответ не столько количественный: "да" или "нет", сколько качественный: если "да", то насколько глубоко, широко, высоко это принятие Бога, есть ли ему предел, ограничение.
Иов был человеком богобоязненным и богопослушным и вследствие этого достаточно благополучным. И вот сатана, этот "апостол" отдельного существования твари от Творца, оспаривает перед лицом Божьим глубину отданности сердца Иова Богу. Сатана утверждает, что эта отданность имеет свой предел и, как только будет затронута глубинная воля человека, как только человек будет поставлен на край бытия, то есть его существование станет безрадостным и болезненным и у него не будет сил изменить что-либо, он отвергнет Бога. Ведь одно дело - принятие Бога как благодарность за благодать жизни, за жизненный успех, за радость и удовольствие. И совсем другое дело принятие Бога в скорби, принятие скорби как возможного предела любви и неисчерпанности отношений при этом. Если человек способен в скорби своей не перестать любить Бога, принимать Его всем сердцем своим, то только тогда достоин он быть принятым Богом на равных.
126
И Бог подвергает Иова именно этому испытанию - сначала Иов лишается своего состояния, потом любимых детей. Иов не отказывается при этом от Бога- даже не понимая смысла происходящего с ним, он его не отвергает. "Господь дал. Господь взял", - говорит он. Но круг страданий его все больше сужается, он заболевает сам так, что у него начинает гнить плоть. Жена отказывает ему в психологической поддержке, она говорит в отчаянии: "Скажи Богу слово и умри" (скажи все, что ты думаешь о жестокости и бессмысленности Божьей воли, и уйди в небытие). Люди, искавшие его общества, совета и поддержки, отворачиваются от него. Рядом с ним остаются лишь три его близких друга, но они остаются не чтобы ему помогать, а лишь растравляют его муки. Они пытаются внушить Иову, что взаимоотношения с Богом не могут быть на равных: Бог - это высокое начальство, а человек - это ничтожный подчиненный. И смысл богочеловеческих отношений не может быть иным. И если человек так наказан, как Иов, то начальству виднее - есть за что. Они считают, что Иов поскорее должен принять такую позицию - и все встанет на свои места. Но Иов не принимает образ примитивной вины пред Богом, он переживает свою вину пред Богом, но совсем не такую, о какой говорят его друзья, - он переживает то, что слишком малы пока пределы души человеческой, слишком быстро иссякают силы, терпение и любовь. Свобода, данная человеку, пока лишь декоративные крылья, которые не держат при полете. Можно ли на таких крыльях взлететь в бурю? Нет, даже в тихую погоду. И если только будет попутный ветер, можно пристроиться к его мощному движению и почувствовать ненадолго красоту полета. Бог дарует всякое движение, а каков ответ человека? Ответный дар?