– А как же реанимация?
– Сравнил! В реанимации применяется разряд в шесть тысяч вольт, а карманный шокер может дать максимум двести двадцать или чуть побольше. Я сегодня говорил с врачами, они только пальцами у виска крутили: мол, невозможно, и все тут!
– Раз в год и палка стреляет...
– Да. Факты – вещь упрямая. Дамир остался в живых. Если бы он помер – было бы ЧП. Такая бы неприятность была, что мы с тобой не расхлебали бы.
«Говори за себя!» – подумал Кирюха.
– Во французском языке есть такое выражение: «сладкая смерть». Так говорят, когда мужчина умирает на своей женщине в момент оргазма. Допустим, сердце не выдержало. Бывает такое.
Кирюха кивал, всем видом давая понять, что шевелить языком не в состоянии.
– Я тут поговорил с ребятами... Дамир Бейбутов на балконе с какой-то девкой шустрил. Так шустрил, что сердце не выдержало. Классический пример «сладкой смерти».
Студент Шнееман приподнял брови: мол, а я при чем?
– Я уже не говорю, что этот случай сам по себе безобразен. Важно другое: перед тем, как его на «скорой» увезли, Дамир звал какую-то Юльку. Свою девку. Я проверил по документам: никакой Юльки в этом году у нас нет. Сколько девиц – хоть бы одна Юлия или Юлианна! Ни одной!
«Начинается...» – понял Кирюха.
Комендант потер ладонью лист плексигласа на столе и сердито затараторил, проглатывая окончания слов:
– Начинается все с того, что МНЕ звонит какой-то бандит и угрожает МНЕ. Якобы в МОЕМ общежитии Я прячу постороннюю девчонку. Можешь себе представить?
– Могу, – спокойно сказал его собеседник.
Олег Иванович закручинился.
– Я искал ее три дня. Но сомневался до самого последнего момента. Не верил. Что за девчонка? Как проникла сюда? Где скрывается? Абсурд! Нонсенс! И что же выяснилось прошлой ночью? Эта дрянь даже не скрывается! Она ночью сношается на балконе с наркоманом!
Парень сочувственно кивал.
– Кстати, как ты там оказался?
Этого вопроса Кирюха ждал давно.
– Мне нужно было увидеть Дамира...
– В час ночи? – саркастически скривился комендант.
– Я готовился к экзамену... – Кирюха продолжал изображать лунатика. – Спать хотелось зверски. А Дамир мне говорил, что у него где-то были кофеиновые таблетки... Я пошел, хотел стрельнуть...
– Кофеиновые таблетки? Это опасная игрушка, Шнееман. Не зря в цивилизованных странах их запрещают. Можешь закончить как Дамир.
– От одной таблеточки – вряд ли...
– Ты поднялся на шестой этаж и увидел своего друга с чужой девкой?
– Нет. Я увидел, что дверь на балкон открыта и что там кто-то лежит. Подбежал, смотрю: Дамир. Я сразу понял, что у него опять сердце отключилось...
– То есть прецеденты были?
– Да. Дамир – сердечник.
– Меня это не удивляет. А девку ты не видел?
– Нет, еще раз говорю...
– Куда же она делась?
– Слушайте, когда они там сношались, меня поблизости не было. И никакую Юльку я не знаю! Я думаю, все было так: Дамир кончил – от остроты ощущений сердце отказало – девка испугалась и убежала. Когда я пришел, он валялся с закаченным глазами, как настоящий труп! Чудо, что он выжил!
Эту тираду (в которой не было ни единого слова неправды!) Кирюха произнес громким раздраженным голосом. Очень хотел добавить: «Оставьте меня в покое», но сдержался. Испортить отношения с комендантом никогда не поздно.
– Верите вы мне или нет – ваше дело, – сказал парень. – Других свидетелей все равно не найдете.
– Да, да, это все верно... – грустно покачал головой Олег Иванович. – Ведь мы с тобой доверяем друг другу?
Кивок.
– А зачем ты сбросил на мою машину пивную бутылку?
– Мы с вами давно уже обговорили эту проблему, Олег Иванович. Это вышло случайно.
– Ну а все-таки, зачем ты это сделал? Покуражиться захотелось?
– Я вообще ни о чем не думал! Машинально допил, машинально швырнул...
– Вот, – по лицу коменданта было видно, насколько сильно он огорчился. – Как раз то, о чем я только что сказал. Шнееман, я же прекрасно знаю, что бутылку сбросила Анастасия Мордякина. И ты прекрасно знаешь, что я прекрасно знаю. Но продолжаешь меня обманывать, сам на себя наговариваешь. Зачем?
– Вас там не было. Вы не можете знать, кто кинул бутылку. Это мог быть любой из нас троих.
– Предположим, я провел собственное маленькое расследование.
– И что? – спросил Кирюха с вызовом.
– И то, что если ты с такой легкостью идешь на обман, то как я могу тебе верить?
– Не сочтите за наглость, Олег Иванович: мне представляется, что вы неверно употребляете слово «обман». Обманывают всегда ради какой-то выгоды. А в чем моя выгода? – Кирюха понемногу расходился, забывая роль сонного страдальца.
– Вот и я не знаю, Кирилл, в чем твоя выгода. По-моему, ты просто в Робин Гуда играешь. Глупо!
Он откинулся в кресле, заложил руки за голову: в районе подмышек его голубая рубашка была темной от пота.
– Я звонил в больницу. Дамир Бейбутов будет жить. Благодаря тебе. Не знаю, конечно, как тебе это удалось, но если бы не твоя находка с электрошокером, мы бы сейчас думали, как помягче сообщить его родителям о смерти сына.
– Я лично сомневаюсь, что он долго протянет.
– Ему нужен курс лечения от наркотической зависимости. Я предложил направить его в центр реабилитации. А там... как знать! Я оптимист!
– А я реалист! – Кирюха спародировал пафосную интонацию коменданта, не пожалев нахальства.
Олег Иванович поморщился и заговорил в своей обычной манере – быстро и сердито:
– Шнееман, мы с тобой оба знаем, что пацан плохо кончит. Пусть он это сделает в любом притоне или прямо на улице – только не на МОЕЙ территории. Я действительно благодарен тебе за то, что ты не позволил ему осквернить наше общежитие трупом. Я умею благодарить. Много у вас осталось работы в актовом зале?
– Так... Обои доклеить, двери покрасить, пару досок прибить... Сегодня закончим.
– Заканчивайте и можете считать себя свободными. Я собирался нагрузить вас на месяц вперед – забудьте об этом. Долгов у тебя больше нет, Кирилл. Ты рад?
– Рад, – согласился тот. Ему показалось, что Олега Ивановича просто-таки распирает от гордости за собственное великодушие. (Того и гляди пернет.)
– Жаль, что я не могу побеседовать с Дамиром про ту девку. Боюсь, мы с тобой еще не скоро его увидим. Держи ухо востро. Приказ ясен?
– Так точно, – безо всякого энтузиазма ответил Кирюха.
– Свободен.
Едва Кирюха вышел, в кабинете вновь закашляла стрельба.
На обратном пути он дернул за ручку каждую дверь в узком коридоре.
Распахнулась только одна. Ее никто не запер – видимо, за ней не было ничего ценного.
Ступеньки вели вниз и обрывались в темноте. Кирюха щелкнул выключателем. Лестница была короткой. На кирпичной стене белела нарисованная краской стрела, над ней – надпись:
УБЕЖИЩЕ НА 500 ЧЕЛОВЕК
«Пока есть возможность, надо исследовать», – решил Кирюха.
Глухая кирпичная коробка освещалась одной-единственной лампочкой, спускавшейся с потолка на длинном проводе. Никаких скамеек, сидений или какой-то другой мебели – совершенно пустое помещение. Напротив входа – невысокий дверной проем, над ним жирная надпись: М/Ж. Справа от него из стены на высоте метра выпирает ржавый кран. Под краном в полу решетка, чтобы вода стекала в канализацию.
«Ну-ка, ну-ка...» – у Кирюхи родилась идея. Он направился в уборную. Так и есть: ничего похожего на унитаз. Простая, безо всяких наворотов, дыра в полу.
Из дыры доносились журчание быстро текущей воды и вонь.
Кирюха пожалел о том, что, как и все некурящие люди, не носит при себе ни спичек, ни зажигалки. Сейчас бы посветить и посмотреть, что там внизу... Хотя и так можно догадаться: канализационный тоннель, который несет свои фекальные воды куда-то за город. Достаточно широкий, чтобы сквозь него мог пройти человек. Жаль, что дыра, куда справляют нужду, совсем маленькая. Не то что Кирюха – худющая Юкки не протиснется.
Он вышел из туалетной каморки, приблизился к торчавшему из стены крану, наклонился к решетке в полу. Взялся за ее прутья обеими руками, потянул – тяжелая решетка приподнялась, открыв широкое прямоугольное отверстие.
Вот и безопасный выход, подумал Кирюха. Он был очень зол на Юкки. Спустить дрянную бабенку в канализацию, пока она окончательно не изуродовала жизнь ему самому и его друзьям! Она, конечно, поднимет вой: мол, купайтесь в дерьме сами... А ее никто спрашивать не будет! Поставить перед выбором: или покидаешь общагу через фекальное подземелье, или придется тебя заложить. Да, так он и скажет. А если понадобится – спустится в тоннель вместе с ней и проводит до самого выхода из канализации. Лишь бы она исчезла и его жизнь снова стала бы спокойной. Ради такого можно рискнуть. В последний раз.
Жестокая улыбка, что вылезла на лицо парня, исчезла. Он стиснул кулаки. Напрягся. Медленно выпрямился.
Кто-то стоял за его спиной. Бесшумный. Неподвижный.
Развернувшись одним рывком, Кирюха увидел Соломоныча.
Лицо этого человека без возраста, порезанное редкими, но глубокими морщинами, как обычно не выражало ничего. Здесь, в полутемном бомбоубежище, оно казалось жутким, хотя по рассказам обитателей общаги Кирюха знал Соломоныча безобиднейшим человеком.
Впервые в жизни он столкнулся с ключником лицом к лицу. Прежде видел его издалека и очень редко. Соломоныч старался не показываться людям на глаза без особой нужды. Столкнувшись с кем-нибудь случайно, торопился уйти, на приветствия отвечал негромко, не оборачиваясь.
– Денис? – спросил Соломоныч. – Денис Пролетарский?
Кирюха мотнул головой:
– Кирилл Шнееман.
– Шнееман... – ключник пожевал губами. – Ах, да! Одногруппник Пашки Маргулина!
– Нет. Я такого не знаю.
– А как там Аля Грумова? Сдала историю КПСС? Алька – девчонка смышленая, творческая... Ей зубрить все эти съезды, которые ничем друг от друга не отличались, знаешь как тошно! А Васек Углов как поживает? Что-то давненько его не видно...
Несложно было догадаться, что странный дядька называет имена тех, с кем когда-то учился.
– Никого из этих людей я не знаю, – совершенно честно признался Кирюха.
– Странно... – Соломоныч, похоже, слегка удивился, хотя по нему было не очень заметно. – И Олежку Коркина, друга моего?
– Олежку Коркина... – парень хотел было мотнуть головой, но вдруг понял с изумлением, что последняя фамилия ему знакома. – Олег Коркин – ведь это комендант!
– Комендант... – недоверчиво произнес ключник. – Хм... Какой теперь год?
Кирюха сообщил. Соломоныч горестно вздохнул:
– Да-да... Опять забыл.
– А вы вместе с Олегом Иванычем учились?
Вместо ответа последовал такой монолог:
– Вова Изумрудов... Он умер здесь, в убежище. Можно сказать, в обстановке, приближенной к боевой. В то время другой комендант был, Павел Ильич Ланской, он решил учения провести. В мире тогда черт-те что творилось: Рейган назвал нас империей зла и развернул свою программу «звездных войн». Павел Ильич постара-а-ался... ой, постарался! В три часа ночи врубил пожарный ревун. Студенты выскакивали из комнат и бежали вниз, ничего не соображая. Внизу их встречал Павел Ильич с охранниками. Каждому вручал противогаз и говорил: без паники, только что началась третья мировая. Через полчаса авиация стран НАТО начнет утюжить город, так что все мы организованно, сохраняя спокойствие, спустимся сейчас в бомбоубежище... Конечно, не всем это понравилось. Кто-то хотел вырваться наружу, но охранники не выпускали. А Вовка Изумрудов, он всегда боялся замкнутых пространств...
– Клаустрофобией страдал, – подсказал Кирюха.
Соломоныч пожевал губами – слово явно было ему незнакомо:
– Здесь, внизу, ему стало плохо. Шутка ли: темно, окон нет, противогаз давит, душно в резиновом наморднике. Его стошнило. Пока противогаз с Вовки снимали, он уже умер. Захлебнулся Вова.
«Вот удивился бы Рейган, когда бы узнал, что его сверхнавороченные военные спутники стоили жизни ни в чем не повинного советского студента... – подумал Кирюха. – Впрочем, сейчас он все равно ничего не помнит».
– Коменданту было что-нибудь? – спросил юноша.
– Сняли его. Назначили – знаешь кого? Меня назначили. Мне подработка нужна была, предложил себя. «А справишься? – спрашивают. – Должность серьезная». Справлюсь, отвечаю я. Каким я комендантом был, Дениска!
– Я Кирюха.
Ключник сбился с мысли – замолчал и пристально посмотрел юноше в глаза. Трудно было вынести этот неподвижный змеиный взгляд стеклянных глаз.
– Пойду я, – буркнул Кирюха и отшагнул в сторону.
Странный человек в потертом пиджаке продолжал смотреть туда, где только что стоял его собеседник.
Кирюха поднялся на восьмой этаж и вбежал в актовый зал.
– Сдал? – спросил Антон.
– Сдал-то сдал... Где маленькая дрянь?
– В каморке прячется. Выходить не хочет, говорит, ты ее убьешь.
– Надо бы... – пробормотал Кирюха.
– Так что там случилось ночью, Кирюша? – спросила Настя – Мне тут рассказали какую-то совершенно нелепую сказку...
– Какую?
– Ну, что якобы Дамир Бейбутов из 605-й комнаты драл на балконе какую-то Юльку, которую никто не знает, там у него отказало сердце, он чуть не умер, и тут прибежал ты с электрошокером и оживил его. Потом его увезли на «санитарке».
– Будешь смеяться, все было именно так. Та Юлька – наша Юкки. И перед тем, как перепихнуться, они здорово обкурились.
– Какая сука! – зло выплюнула Настя.
Кирюха постучался в дверь каморки:
– Гражданка, к вам можно?
Не дождавшись ответа, распахнул дверь.
Бродяжка сидела на полу, обхватив ноги руками и уткнув лицо в коленки. Кирюха сперва вздрогнул – он до сих пор не смог привыкнуть к черной окраске ее волос.
– Ну, привет, Юкки... – неприветливо произнес он. – Или Юлька... Не знаю, как правильно...
– Как больше нравится, – мрачно сказала девчонка, не поднимая головы. – Бить будешь?
– Ты даже этого не заслуживаешь. Доставай рюкзак.
– Зачем?
– Рюкзак! – рявкнул Кирюха, пнув ногой стену.
Малолетка медленно встала, перевернула стопку плакатов, которая рассыпалась, как огромная колода карт. Под плакатами обнаружился изрядно расплющенный розовый кролик-рюкзак.
Кирюха взял плюшевую зверюгу за горло и заговорил голосом инквизитора, читающего приговор ведьме:
– Ты очень плохо поступила со мной прошлой ночью. За это я возьму из твоего рюкзака все, что мне понравится.
– Бери... – согласилась Юкки, равнодушно глядя на своего карателя.
Кирюха распахнул рюкзак. Не глядя, запустил руку и вынул мягкую игрушку – оранжево-черного тигренка.
– Его зовут Валера, – невозмутимо сообщила малолетка.
Валера полетел на пол, вслед за ним – пачка мятых журналов для девочек. Один из них ненадолго задержался в руках Кирюхи. В нем были статьи о моде, фотографии эстрадных «мальчиков», душераздирающие письма малолетних читательниц («Я впервые поцеловалась с парнем. Неужели я беременна?!»), глупенький рассказ о любви... Впрочем, на содержание ерундового журнала Кирюхе было плевать – он перелистывал страницы, надеясь найти спрятанные между ними купюры.
Выбросил из рюкзака косметичку. Вынул тряпичный комок, при детальном изучении оказавшийся кучкой грязного женского белья. Кирюхе вдруг стало стыдно, он почувствовал жалость к Юкки: ей даже негде постирать свое барахлишко! Да что там постирать – у нее и в душ сходить возможности нет!
Нашлись в рюкзаке и цветные карандаши в смешном пенале с крокодильчиками, и толстая тетрадь. Кирюха открыл ее наугад и прочел вслух:
«Сначала одна туфелька отправлена была в изгнание под кровать, потом и другая... Именно в этот момент – когда добровольно девушка ложится на кровать, молча снимает хоть что-то из одежды – в этот момент она теряет контроль над всем последующим действом и не слышит (точнее, не хочет слышать) орущую во все горло, привставшую на цыпочки гордость, скромность... называйте, как хотите... [1]»
– Твое творчество, что ли? – спросил Кирюха почти с уважением, но Юкки послышалось презрение.
– Давай-давай, глумись... – негромко проговорила она, отвернувшись.
На самом дне рюкзака оказался плейер и куча кассет с эстрадной дребеденью.
– Он сломанный... – сообщила Юкки.
– А деньги где? – полюбопытствовал Антон, с большим интересом наблюдавший за разграблением девичьей котомки.
– В боковом кармане. Кирюша знает.
Кирюха вывернул карман наизнанку. Две сторублевки и чуть-чуть мелких монет – вот и вся его добыча.
– Это все? – спросил он, не скрывая разочарования.
– А ты чего хотел? Думал, у меня волшебный рюкзак, сам собой деньги рожает?
Кирюха отвернулся от Слепня, который пытался испепелить его взглядом.
– Тебе наплели, что у меня в рюкзаке немерено «бабок»? – сухо и зло усмехнулась Юкки. – Я так и подумала.
Она отняла у Кирюхи розового кролика и принялась заталкивать пожитки обратно.
– Ты так и не будешь рассказывать, кто же за тобой охотится?
Юкки отрицательно мотнула головой.
– У меня к тебе серьезное предложение. Я нашел на первом этаже вход в канализацию. В туннель. Ты сможешь выбраться из общаги.
Малолетка посмотрела на него со смесью интереса и иронии на мордашке:
– И что из этого?
– Как – что... Спускаешься, ищешь выход на поверхность, вылезаешь – и ты свободна!
– Не я свободна, а вы свободны. От меня, – поправила Юкки. – У тебя все слишком просто, Кирюша. Я выберусь отсюда – и что потом? Вот у тебя, Кирюша, есть дом, родители, есть комната в общаге, есть Антошка, Настюшка и еще целая толпа друзей. А у меня нет никого, и бежать мне некуда. Вот если бы ты увез меня отсюда в свой Морошинск...
– Вечно ты так. Сначала выкинешь номер, потом сопли пускаешь...
– Кирюша, ну я же дурочка! Меня надо прощать.
– Прощать? – Кирюха вновь озлился. – За то, как ты...
– Как я – что? Меня же никто не поймал – это раз. Ты спас Дамиру жизнь, это полезно для твоей репутации – это два.
– Насчет репутации... – вспомнил Кирюха. – Антошка, Настя, поздравляю! Закончим актовый зал – и все. Гуляем. Иваныч с нас барщину снял от доброты своей.
– Почему? – изумился Антон. – На него не похоже!
– В честь моего подвига, – с шутливой гордостью сообщил Кирюха. – Хотя этому пню насрать на Дамира, как и на нас на всех – он просто рад, что чистеньким остался. Вот, решил подарок сделать.
– Видишь, как все удачно вышло? – грустно улыбнулась Юкки. – А тебе наука. Не оставляй меня одну. Никогда. Мне нужны зоркий глаз и сильная рука. Я уйду из общаги при одном условии – если ты будешь со мной. Если нет – я останусь здесь хоть до Нового года. Могу уйти от тебя к кому-нибудь другому, хоть сейчас...
– Пока останься, – приказал Кирюха.
– Как твой экзамен, милый?
– Еле вытянул на четверку. Точнее, «англичанка» меня вытянула. Очень сокрушалась: что с тобой, Сайрил, не заболел ли? Ведь можешь намного лучше! Я уж не стал рассказывать, чья тут вина.
Юкки улыбнулась – уже не грустно, а лукаво – и развела руками: сам виноват. Знай, с кем связываешься!
Около шести вечера, когда работа давно была закончена, пришел Константин. Его щеки отвисали ниже, чем всегда, и были не розовыми, как обычно, даже не красными, а темно-бордовыми.
«И когда успел?» – удивился Кирюха.
– Ай, молодца! – с пьяной восторженностью протянул охранник, озираясь. От него исходил едкий до сблева запах, который Кирюха ни с чем бы не перепутал (благодаря соседу Вовке) – запах «Янтаря».
– Об... об-бъявляю благодарность, б-бойцы! – с трудом проговорил он, вытянулся и пристроил ладонь к непокрытой голове, позабыв один из важнейших армейских постулатов. Настя решилась его напомнить:
– К пустой голове руку не прикладывают.
– Она НЕ пустая! – строго ответил Константин и постучал пальцем по виску. – Не пустая, – повторил он, фамильярно обнял Кирюху и забормотал ему прямо в ухо: – Я думал, ты с говнецом человек, фашист, совсем как твой дедушка, а ты... – он засмеялся, повизгивая. – Ты прикольный пацан! Смелый! Э-э-э, морда немецкая! Ты, Кирюха, знай: если какие уроды тебе в жизни встретятся – ты их выше!
– Спасибо, брат, – Кирюха сделал вид, что польщен. – Как там крыса поживает? Поймали?
– Завтра ловить будем... Она у кого-то в комнате прячется... Иваныч целую операцию разработал... Завтра всех наших пацанов, кто в охране работает в разные смены, он собирает, делит на группы по два человека на этаж... Один ходит по комнатам, все обшаривает, второй стоит в коридоре, смотрит, чтобы крыса не выскочила... У, шлюха потная!.. Не уйдешь!..Только тш-ш-ш! Это секретная операция... Главное – чтобы врасплох... Смотри, Шнееман, языком не трепи!
Они вышли из актового зала. Константин катастрофически не мог попасть в замочную скважину, Кирюхе пришлось отобрать ключ и запереть дверь самому.
– Завтра сюда ребята придут с аппаратурой... – сообщил Константин. – Цветомузыка всякая, комп, гирлянды-хуянды...
– Завтра?!
– Завтра, – подтвердил вислощекий. – Им же надо эл... элеп... лепстри... – он громко икнул, – леп-пестричество провести, все подключить, звук протестировать... Ну а кончится сессия у вас – дискотека будет! Баб будем зажимать... – он согнул в локтях обе руки, изобразив лыжника.
Расставшись с пьяным Константином, Кирюха и его друзья спустились в комнату Антона. Компьютерный маньяк Эдик по-прежнему сидел в наушниках, уткнувшись в монитор, и не обращал внимания на гостей.
– Завидую ему... – усмехнулся Слепень. – Завидую всем, кто умеет уходить из реальности без допинговых средств – алкоголя, наркоты и прочего... Я так не умею. Но мечтаю научиться.
– А чем тебе здесь плохо? – поинтересовался Кирюха.
– Всем. Реальность мертва.
– Что это значит?
– То и значит. Это название одной песенки... ну да неважно. Помнишь, мы с тобой и с Настюхой говорили про зомби?
– Да. Ты еще спросил: «Может, мы все уже умерли, только не знаем об этом?»
– Да-да. Я потом много думал об этом и понял одну простую вещь: мы не умираем – мы изначально мертвы. Мертво все, что нас окружает. Настоящая жизнь – только здесь. – Антон ткнул пальцем себе в лоб. – Внутри черепа. Понимаешь... Меня всю жизнь убеждали в том, что я ущербный урод. Все, кого я знал и знаю сейчас. Почему же я не повесился с горя? – он хищно улыбнулся. – Не мечтайте. Что бы ни случилось там, у вас, внутри меня всегда будет царить полная гармония. Вот что бы ты сделал, Кирюха, если бы вдруг получил сколько-нибудь крупную сумму денег... ну, хотя бы тридцать три тысячи триста тридцать три рубля тридцать три копейки? Положил бы в банк? Отложил на машину? Закопал бы в литровой банке у себя на огороде? Вот я бы их потратил на всякую чухню – пиво, орешки, чипсы, мороженое... Сидел бы на солнышке с Настей и с тобой, или один, жевал чего-нибудь, пил пиво... и мне было бы хорошо.
Он схватил Кирюху за запястье, будто собирался проверить его пульс:
– Брат, давай отдадим эту шлюху тем, кто ее ищет! Свяжем ее, выволочем на улицу, позвоним, получим наши денежки. Поделим на три части, поровну...
– А чего уж делить? – иронически произнес Кирюха. – Загреб бы все под себя.
– Оскорбляешь? – окрысился Антон.
– Чего – «оскорбляешь»? Знаешь что, братишка, я никогда не посягаю на свободу другого человека. Если хочешь заложить Юкки – закладывай ее сам. И деньги забирай себе. Они тебе нужны? Забирай и меня в долю не принимай.
В разговор вмешалась Настя:
– Да что ты так трясешься, Антошка? Тоже мне – вознаграждение! Сто тысяч рублей! Это для них как табачку понюхать, если они и правда такие крутые. Я одного пацана знаю, он в месяц двести штук зарабатывает. Правда, все в казино спускает до последнего рубля. Или в слотс. Едет по городу, видит – игровой автомат стоит. Слезает и режется, пока все не спустит...
– Ты это к чему? – не понял Антон.
– А к тому, что я за Кирюху.
– И я за Кирюху! За него душа болит! Эта сучка его доконает рано или поздно!
Кирюха, которому не нравилось, когда о нем говорят в третьем лице, ударил по столу:
– Слушайте, вы! Давайте так договоримся: Юкки – язва, но она моя язва, а не ваша. Если я погорю – я погорю сам, вас втягивать не буду. А вы делайте, что хотите.
– Завтра же и погоришь, – пообещал Антон. – Смотри сам: в комнатах будет обыск, а в актовом зале ребята будут проводку делать. Куда денешь свою красотку?
– Пока не знаю... И пусть это тебя не волнует. Возьми себе на пиво, – Кирюха протянул Антону одну из двух сторублевок, конфискованных у Юкки.
– Оскорбляешь... – прошипел жестокий очкарик, но деньги взял.
– Пойду куплю ей чего-нибудь пожрать. Она же целые сутки ничего не ела.
– Эту ночь с ней проведешь? – спросил Антон. – В зале?
– Придется... – сказал Кирюха и ушел, не прощаясь. Едва дверь закрылась, Настя внимательно посмотрела в стеклянные глаза Слепня и залепила ему звонкую, будто удар хлыста, пощечину.
Темнело. Кирюха сидел у окна в маленькой каморке с плакатами и читал учебник, Юкки сидела у противоположной стены и алчно поглощала песочное печенье, щедро осыпая себя крошками. Запив последнюю печенюшку лимонадом, встала с пола, отряхнулась и деловито подошла к Кирюхе:
– Что читаем?
– История философии. Самый сложный экзамен.
– Ты сюда книжечки читать пришел?
– Нет, – раздраженно ответил он. – Пришел тебя караулить, чтобы ты опять чего не натворила.
– Кирюша... – Юкки уселась рядом с ним и положила руку парню на плечо. – Вот, ты изображаешь из себя рыцаря. Героический вид делаешь. Будто хочешь мне показать: «Ах, я такой благородный, такой терпеливый, столько всего для тебя делаю, а ты не ценишь...»
– Сравнил! В реанимации применяется разряд в шесть тысяч вольт, а карманный шокер может дать максимум двести двадцать или чуть побольше. Я сегодня говорил с врачами, они только пальцами у виска крутили: мол, невозможно, и все тут!
– Раз в год и палка стреляет...
– Да. Факты – вещь упрямая. Дамир остался в живых. Если бы он помер – было бы ЧП. Такая бы неприятность была, что мы с тобой не расхлебали бы.
«Говори за себя!» – подумал Кирюха.
– Во французском языке есть такое выражение: «сладкая смерть». Так говорят, когда мужчина умирает на своей женщине в момент оргазма. Допустим, сердце не выдержало. Бывает такое.
Кирюха кивал, всем видом давая понять, что шевелить языком не в состоянии.
– Я тут поговорил с ребятами... Дамир Бейбутов на балконе с какой-то девкой шустрил. Так шустрил, что сердце не выдержало. Классический пример «сладкой смерти».
Студент Шнееман приподнял брови: мол, а я при чем?
– Я уже не говорю, что этот случай сам по себе безобразен. Важно другое: перед тем, как его на «скорой» увезли, Дамир звал какую-то Юльку. Свою девку. Я проверил по документам: никакой Юльки в этом году у нас нет. Сколько девиц – хоть бы одна Юлия или Юлианна! Ни одной!
«Начинается...» – понял Кирюха.
Комендант потер ладонью лист плексигласа на столе и сердито затараторил, проглатывая окончания слов:
– Начинается все с того, что МНЕ звонит какой-то бандит и угрожает МНЕ. Якобы в МОЕМ общежитии Я прячу постороннюю девчонку. Можешь себе представить?
– Могу, – спокойно сказал его собеседник.
Олег Иванович закручинился.
– Я искал ее три дня. Но сомневался до самого последнего момента. Не верил. Что за девчонка? Как проникла сюда? Где скрывается? Абсурд! Нонсенс! И что же выяснилось прошлой ночью? Эта дрянь даже не скрывается! Она ночью сношается на балконе с наркоманом!
Парень сочувственно кивал.
– Кстати, как ты там оказался?
Этого вопроса Кирюха ждал давно.
– Мне нужно было увидеть Дамира...
– В час ночи? – саркастически скривился комендант.
– Я готовился к экзамену... – Кирюха продолжал изображать лунатика. – Спать хотелось зверски. А Дамир мне говорил, что у него где-то были кофеиновые таблетки... Я пошел, хотел стрельнуть...
– Кофеиновые таблетки? Это опасная игрушка, Шнееман. Не зря в цивилизованных странах их запрещают. Можешь закончить как Дамир.
– От одной таблеточки – вряд ли...
– Ты поднялся на шестой этаж и увидел своего друга с чужой девкой?
– Нет. Я увидел, что дверь на балкон открыта и что там кто-то лежит. Подбежал, смотрю: Дамир. Я сразу понял, что у него опять сердце отключилось...
– То есть прецеденты были?
– Да. Дамир – сердечник.
– Меня это не удивляет. А девку ты не видел?
– Нет, еще раз говорю...
– Куда же она делась?
– Слушайте, когда они там сношались, меня поблизости не было. И никакую Юльку я не знаю! Я думаю, все было так: Дамир кончил – от остроты ощущений сердце отказало – девка испугалась и убежала. Когда я пришел, он валялся с закаченным глазами, как настоящий труп! Чудо, что он выжил!
Эту тираду (в которой не было ни единого слова неправды!) Кирюха произнес громким раздраженным голосом. Очень хотел добавить: «Оставьте меня в покое», но сдержался. Испортить отношения с комендантом никогда не поздно.
– Верите вы мне или нет – ваше дело, – сказал парень. – Других свидетелей все равно не найдете.
– Да, да, это все верно... – грустно покачал головой Олег Иванович. – Ведь мы с тобой доверяем друг другу?
Кивок.
– А зачем ты сбросил на мою машину пивную бутылку?
– Мы с вами давно уже обговорили эту проблему, Олег Иванович. Это вышло случайно.
– Ну а все-таки, зачем ты это сделал? Покуражиться захотелось?
– Я вообще ни о чем не думал! Машинально допил, машинально швырнул...
– Вот, – по лицу коменданта было видно, насколько сильно он огорчился. – Как раз то, о чем я только что сказал. Шнееман, я же прекрасно знаю, что бутылку сбросила Анастасия Мордякина. И ты прекрасно знаешь, что я прекрасно знаю. Но продолжаешь меня обманывать, сам на себя наговариваешь. Зачем?
– Вас там не было. Вы не можете знать, кто кинул бутылку. Это мог быть любой из нас троих.
– Предположим, я провел собственное маленькое расследование.
– И что? – спросил Кирюха с вызовом.
– И то, что если ты с такой легкостью идешь на обман, то как я могу тебе верить?
– Не сочтите за наглость, Олег Иванович: мне представляется, что вы неверно употребляете слово «обман». Обманывают всегда ради какой-то выгоды. А в чем моя выгода? – Кирюха понемногу расходился, забывая роль сонного страдальца.
– Вот и я не знаю, Кирилл, в чем твоя выгода. По-моему, ты просто в Робин Гуда играешь. Глупо!
Он откинулся в кресле, заложил руки за голову: в районе подмышек его голубая рубашка была темной от пота.
– Я звонил в больницу. Дамир Бейбутов будет жить. Благодаря тебе. Не знаю, конечно, как тебе это удалось, но если бы не твоя находка с электрошокером, мы бы сейчас думали, как помягче сообщить его родителям о смерти сына.
– Я лично сомневаюсь, что он долго протянет.
– Ему нужен курс лечения от наркотической зависимости. Я предложил направить его в центр реабилитации. А там... как знать! Я оптимист!
– А я реалист! – Кирюха спародировал пафосную интонацию коменданта, не пожалев нахальства.
Олег Иванович поморщился и заговорил в своей обычной манере – быстро и сердито:
– Шнееман, мы с тобой оба знаем, что пацан плохо кончит. Пусть он это сделает в любом притоне или прямо на улице – только не на МОЕЙ территории. Я действительно благодарен тебе за то, что ты не позволил ему осквернить наше общежитие трупом. Я умею благодарить. Много у вас осталось работы в актовом зале?
– Так... Обои доклеить, двери покрасить, пару досок прибить... Сегодня закончим.
– Заканчивайте и можете считать себя свободными. Я собирался нагрузить вас на месяц вперед – забудьте об этом. Долгов у тебя больше нет, Кирилл. Ты рад?
– Рад, – согласился тот. Ему показалось, что Олега Ивановича просто-таки распирает от гордости за собственное великодушие. (Того и гляди пернет.)
– Жаль, что я не могу побеседовать с Дамиром про ту девку. Боюсь, мы с тобой еще не скоро его увидим. Держи ухо востро. Приказ ясен?
– Так точно, – безо всякого энтузиазма ответил Кирюха.
– Свободен.
Едва Кирюха вышел, в кабинете вновь закашляла стрельба.
На обратном пути он дернул за ручку каждую дверь в узком коридоре.
Распахнулась только одна. Ее никто не запер – видимо, за ней не было ничего ценного.
Ступеньки вели вниз и обрывались в темноте. Кирюха щелкнул выключателем. Лестница была короткой. На кирпичной стене белела нарисованная краской стрела, над ней – надпись:
УБЕЖИЩЕ НА 500 ЧЕЛОВЕК
«Пока есть возможность, надо исследовать», – решил Кирюха.
Глухая кирпичная коробка освещалась одной-единственной лампочкой, спускавшейся с потолка на длинном проводе. Никаких скамеек, сидений или какой-то другой мебели – совершенно пустое помещение. Напротив входа – невысокий дверной проем, над ним жирная надпись: М/Ж. Справа от него из стены на высоте метра выпирает ржавый кран. Под краном в полу решетка, чтобы вода стекала в канализацию.
«Ну-ка, ну-ка...» – у Кирюхи родилась идея. Он направился в уборную. Так и есть: ничего похожего на унитаз. Простая, безо всяких наворотов, дыра в полу.
Из дыры доносились журчание быстро текущей воды и вонь.
Кирюха пожалел о том, что, как и все некурящие люди, не носит при себе ни спичек, ни зажигалки. Сейчас бы посветить и посмотреть, что там внизу... Хотя и так можно догадаться: канализационный тоннель, который несет свои фекальные воды куда-то за город. Достаточно широкий, чтобы сквозь него мог пройти человек. Жаль, что дыра, куда справляют нужду, совсем маленькая. Не то что Кирюха – худющая Юкки не протиснется.
Он вышел из туалетной каморки, приблизился к торчавшему из стены крану, наклонился к решетке в полу. Взялся за ее прутья обеими руками, потянул – тяжелая решетка приподнялась, открыв широкое прямоугольное отверстие.
Вот и безопасный выход, подумал Кирюха. Он был очень зол на Юкки. Спустить дрянную бабенку в канализацию, пока она окончательно не изуродовала жизнь ему самому и его друзьям! Она, конечно, поднимет вой: мол, купайтесь в дерьме сами... А ее никто спрашивать не будет! Поставить перед выбором: или покидаешь общагу через фекальное подземелье, или придется тебя заложить. Да, так он и скажет. А если понадобится – спустится в тоннель вместе с ней и проводит до самого выхода из канализации. Лишь бы она исчезла и его жизнь снова стала бы спокойной. Ради такого можно рискнуть. В последний раз.
Жестокая улыбка, что вылезла на лицо парня, исчезла. Он стиснул кулаки. Напрягся. Медленно выпрямился.
Кто-то стоял за его спиной. Бесшумный. Неподвижный.
Развернувшись одним рывком, Кирюха увидел Соломоныча.
Лицо этого человека без возраста, порезанное редкими, но глубокими морщинами, как обычно не выражало ничего. Здесь, в полутемном бомбоубежище, оно казалось жутким, хотя по рассказам обитателей общаги Кирюха знал Соломоныча безобиднейшим человеком.
Впервые в жизни он столкнулся с ключником лицом к лицу. Прежде видел его издалека и очень редко. Соломоныч старался не показываться людям на глаза без особой нужды. Столкнувшись с кем-нибудь случайно, торопился уйти, на приветствия отвечал негромко, не оборачиваясь.
– Денис? – спросил Соломоныч. – Денис Пролетарский?
Кирюха мотнул головой:
– Кирилл Шнееман.
– Шнееман... – ключник пожевал губами. – Ах, да! Одногруппник Пашки Маргулина!
– Нет. Я такого не знаю.
– А как там Аля Грумова? Сдала историю КПСС? Алька – девчонка смышленая, творческая... Ей зубрить все эти съезды, которые ничем друг от друга не отличались, знаешь как тошно! А Васек Углов как поживает? Что-то давненько его не видно...
Несложно было догадаться, что странный дядька называет имена тех, с кем когда-то учился.
– Никого из этих людей я не знаю, – совершенно честно признался Кирюха.
– Странно... – Соломоныч, похоже, слегка удивился, хотя по нему было не очень заметно. – И Олежку Коркина, друга моего?
– Олежку Коркина... – парень хотел было мотнуть головой, но вдруг понял с изумлением, что последняя фамилия ему знакома. – Олег Коркин – ведь это комендант!
– Комендант... – недоверчиво произнес ключник. – Хм... Какой теперь год?
Кирюха сообщил. Соломоныч горестно вздохнул:
– Да-да... Опять забыл.
– А вы вместе с Олегом Иванычем учились?
Вместо ответа последовал такой монолог:
– Вова Изумрудов... Он умер здесь, в убежище. Можно сказать, в обстановке, приближенной к боевой. В то время другой комендант был, Павел Ильич Ланской, он решил учения провести. В мире тогда черт-те что творилось: Рейган назвал нас империей зла и развернул свою программу «звездных войн». Павел Ильич постара-а-ался... ой, постарался! В три часа ночи врубил пожарный ревун. Студенты выскакивали из комнат и бежали вниз, ничего не соображая. Внизу их встречал Павел Ильич с охранниками. Каждому вручал противогаз и говорил: без паники, только что началась третья мировая. Через полчаса авиация стран НАТО начнет утюжить город, так что все мы организованно, сохраняя спокойствие, спустимся сейчас в бомбоубежище... Конечно, не всем это понравилось. Кто-то хотел вырваться наружу, но охранники не выпускали. А Вовка Изумрудов, он всегда боялся замкнутых пространств...
– Клаустрофобией страдал, – подсказал Кирюха.
Соломоныч пожевал губами – слово явно было ему незнакомо:
– Здесь, внизу, ему стало плохо. Шутка ли: темно, окон нет, противогаз давит, душно в резиновом наморднике. Его стошнило. Пока противогаз с Вовки снимали, он уже умер. Захлебнулся Вова.
«Вот удивился бы Рейган, когда бы узнал, что его сверхнавороченные военные спутники стоили жизни ни в чем не повинного советского студента... – подумал Кирюха. – Впрочем, сейчас он все равно ничего не помнит».
– Коменданту было что-нибудь? – спросил юноша.
– Сняли его. Назначили – знаешь кого? Меня назначили. Мне подработка нужна была, предложил себя. «А справишься? – спрашивают. – Должность серьезная». Справлюсь, отвечаю я. Каким я комендантом был, Дениска!
– Я Кирюха.
Ключник сбился с мысли – замолчал и пристально посмотрел юноше в глаза. Трудно было вынести этот неподвижный змеиный взгляд стеклянных глаз.
– Пойду я, – буркнул Кирюха и отшагнул в сторону.
Странный человек в потертом пиджаке продолжал смотреть туда, где только что стоял его собеседник.
Кирюха поднялся на восьмой этаж и вбежал в актовый зал.
– Сдал? – спросил Антон.
– Сдал-то сдал... Где маленькая дрянь?
– В каморке прячется. Выходить не хочет, говорит, ты ее убьешь.
– Надо бы... – пробормотал Кирюха.
– Так что там случилось ночью, Кирюша? – спросила Настя – Мне тут рассказали какую-то совершенно нелепую сказку...
– Какую?
– Ну, что якобы Дамир Бейбутов из 605-й комнаты драл на балконе какую-то Юльку, которую никто не знает, там у него отказало сердце, он чуть не умер, и тут прибежал ты с электрошокером и оживил его. Потом его увезли на «санитарке».
– Будешь смеяться, все было именно так. Та Юлька – наша Юкки. И перед тем, как перепихнуться, они здорово обкурились.
– Какая сука! – зло выплюнула Настя.
Кирюха постучался в дверь каморки:
– Гражданка, к вам можно?
Не дождавшись ответа, распахнул дверь.
Бродяжка сидела на полу, обхватив ноги руками и уткнув лицо в коленки. Кирюха сперва вздрогнул – он до сих пор не смог привыкнуть к черной окраске ее волос.
– Ну, привет, Юкки... – неприветливо произнес он. – Или Юлька... Не знаю, как правильно...
– Как больше нравится, – мрачно сказала девчонка, не поднимая головы. – Бить будешь?
– Ты даже этого не заслуживаешь. Доставай рюкзак.
– Зачем?
– Рюкзак! – рявкнул Кирюха, пнув ногой стену.
Малолетка медленно встала, перевернула стопку плакатов, которая рассыпалась, как огромная колода карт. Под плакатами обнаружился изрядно расплющенный розовый кролик-рюкзак.
Кирюха взял плюшевую зверюгу за горло и заговорил голосом инквизитора, читающего приговор ведьме:
– Ты очень плохо поступила со мной прошлой ночью. За это я возьму из твоего рюкзака все, что мне понравится.
– Бери... – согласилась Юкки, равнодушно глядя на своего карателя.
Кирюха распахнул рюкзак. Не глядя, запустил руку и вынул мягкую игрушку – оранжево-черного тигренка.
– Его зовут Валера, – невозмутимо сообщила малолетка.
Валера полетел на пол, вслед за ним – пачка мятых журналов для девочек. Один из них ненадолго задержался в руках Кирюхи. В нем были статьи о моде, фотографии эстрадных «мальчиков», душераздирающие письма малолетних читательниц («Я впервые поцеловалась с парнем. Неужели я беременна?!»), глупенький рассказ о любви... Впрочем, на содержание ерундового журнала Кирюхе было плевать – он перелистывал страницы, надеясь найти спрятанные между ними купюры.
Выбросил из рюкзака косметичку. Вынул тряпичный комок, при детальном изучении оказавшийся кучкой грязного женского белья. Кирюхе вдруг стало стыдно, он почувствовал жалость к Юкки: ей даже негде постирать свое барахлишко! Да что там постирать – у нее и в душ сходить возможности нет!
Нашлись в рюкзаке и цветные карандаши в смешном пенале с крокодильчиками, и толстая тетрадь. Кирюха открыл ее наугад и прочел вслух:
«Сначала одна туфелька отправлена была в изгнание под кровать, потом и другая... Именно в этот момент – когда добровольно девушка ложится на кровать, молча снимает хоть что-то из одежды – в этот момент она теряет контроль над всем последующим действом и не слышит (точнее, не хочет слышать) орущую во все горло, привставшую на цыпочки гордость, скромность... называйте, как хотите... [1]»
– Твое творчество, что ли? – спросил Кирюха почти с уважением, но Юкки послышалось презрение.
– Давай-давай, глумись... – негромко проговорила она, отвернувшись.
На самом дне рюкзака оказался плейер и куча кассет с эстрадной дребеденью.
– Он сломанный... – сообщила Юкки.
– А деньги где? – полюбопытствовал Антон, с большим интересом наблюдавший за разграблением девичьей котомки.
– В боковом кармане. Кирюша знает.
Кирюха вывернул карман наизнанку. Две сторублевки и чуть-чуть мелких монет – вот и вся его добыча.
– Это все? – спросил он, не скрывая разочарования.
– А ты чего хотел? Думал, у меня волшебный рюкзак, сам собой деньги рожает?
Кирюха отвернулся от Слепня, который пытался испепелить его взглядом.
– Тебе наплели, что у меня в рюкзаке немерено «бабок»? – сухо и зло усмехнулась Юкки. – Я так и подумала.
Она отняла у Кирюхи розового кролика и принялась заталкивать пожитки обратно.
– Ты так и не будешь рассказывать, кто же за тобой охотится?
Юкки отрицательно мотнула головой.
– У меня к тебе серьезное предложение. Я нашел на первом этаже вход в канализацию. В туннель. Ты сможешь выбраться из общаги.
Малолетка посмотрела на него со смесью интереса и иронии на мордашке:
– И что из этого?
– Как – что... Спускаешься, ищешь выход на поверхность, вылезаешь – и ты свободна!
– Не я свободна, а вы свободны. От меня, – поправила Юкки. – У тебя все слишком просто, Кирюша. Я выберусь отсюда – и что потом? Вот у тебя, Кирюша, есть дом, родители, есть комната в общаге, есть Антошка, Настюшка и еще целая толпа друзей. А у меня нет никого, и бежать мне некуда. Вот если бы ты увез меня отсюда в свой Морошинск...
– Вечно ты так. Сначала выкинешь номер, потом сопли пускаешь...
– Кирюша, ну я же дурочка! Меня надо прощать.
– Прощать? – Кирюха вновь озлился. – За то, как ты...
– Как я – что? Меня же никто не поймал – это раз. Ты спас Дамиру жизнь, это полезно для твоей репутации – это два.
– Насчет репутации... – вспомнил Кирюха. – Антошка, Настя, поздравляю! Закончим актовый зал – и все. Гуляем. Иваныч с нас барщину снял от доброты своей.
– Почему? – изумился Антон. – На него не похоже!
– В честь моего подвига, – с шутливой гордостью сообщил Кирюха. – Хотя этому пню насрать на Дамира, как и на нас на всех – он просто рад, что чистеньким остался. Вот, решил подарок сделать.
– Видишь, как все удачно вышло? – грустно улыбнулась Юкки. – А тебе наука. Не оставляй меня одну. Никогда. Мне нужны зоркий глаз и сильная рука. Я уйду из общаги при одном условии – если ты будешь со мной. Если нет – я останусь здесь хоть до Нового года. Могу уйти от тебя к кому-нибудь другому, хоть сейчас...
– Пока останься, – приказал Кирюха.
– Как твой экзамен, милый?
– Еле вытянул на четверку. Точнее, «англичанка» меня вытянула. Очень сокрушалась: что с тобой, Сайрил, не заболел ли? Ведь можешь намного лучше! Я уж не стал рассказывать, чья тут вина.
Юкки улыбнулась – уже не грустно, а лукаво – и развела руками: сам виноват. Знай, с кем связываешься!
Около шести вечера, когда работа давно была закончена, пришел Константин. Его щеки отвисали ниже, чем всегда, и были не розовыми, как обычно, даже не красными, а темно-бордовыми.
«И когда успел?» – удивился Кирюха.
– Ай, молодца! – с пьяной восторженностью протянул охранник, озираясь. От него исходил едкий до сблева запах, который Кирюха ни с чем бы не перепутал (благодаря соседу Вовке) – запах «Янтаря».
– Об... об-бъявляю благодарность, б-бойцы! – с трудом проговорил он, вытянулся и пристроил ладонь к непокрытой голове, позабыв один из важнейших армейских постулатов. Настя решилась его напомнить:
– К пустой голове руку не прикладывают.
– Она НЕ пустая! – строго ответил Константин и постучал пальцем по виску. – Не пустая, – повторил он, фамильярно обнял Кирюху и забормотал ему прямо в ухо: – Я думал, ты с говнецом человек, фашист, совсем как твой дедушка, а ты... – он засмеялся, повизгивая. – Ты прикольный пацан! Смелый! Э-э-э, морда немецкая! Ты, Кирюха, знай: если какие уроды тебе в жизни встретятся – ты их выше!
– Спасибо, брат, – Кирюха сделал вид, что польщен. – Как там крыса поживает? Поймали?
– Завтра ловить будем... Она у кого-то в комнате прячется... Иваныч целую операцию разработал... Завтра всех наших пацанов, кто в охране работает в разные смены, он собирает, делит на группы по два человека на этаж... Один ходит по комнатам, все обшаривает, второй стоит в коридоре, смотрит, чтобы крыса не выскочила... У, шлюха потная!.. Не уйдешь!..Только тш-ш-ш! Это секретная операция... Главное – чтобы врасплох... Смотри, Шнееман, языком не трепи!
Они вышли из актового зала. Константин катастрофически не мог попасть в замочную скважину, Кирюхе пришлось отобрать ключ и запереть дверь самому.
– Завтра сюда ребята придут с аппаратурой... – сообщил Константин. – Цветомузыка всякая, комп, гирлянды-хуянды...
– Завтра?!
– Завтра, – подтвердил вислощекий. – Им же надо эл... элеп... лепстри... – он громко икнул, – леп-пестричество провести, все подключить, звук протестировать... Ну а кончится сессия у вас – дискотека будет! Баб будем зажимать... – он согнул в локтях обе руки, изобразив лыжника.
Расставшись с пьяным Константином, Кирюха и его друзья спустились в комнату Антона. Компьютерный маньяк Эдик по-прежнему сидел в наушниках, уткнувшись в монитор, и не обращал внимания на гостей.
– Завидую ему... – усмехнулся Слепень. – Завидую всем, кто умеет уходить из реальности без допинговых средств – алкоголя, наркоты и прочего... Я так не умею. Но мечтаю научиться.
– А чем тебе здесь плохо? – поинтересовался Кирюха.
– Всем. Реальность мертва.
– Что это значит?
– То и значит. Это название одной песенки... ну да неважно. Помнишь, мы с тобой и с Настюхой говорили про зомби?
– Да. Ты еще спросил: «Может, мы все уже умерли, только не знаем об этом?»
– Да-да. Я потом много думал об этом и понял одну простую вещь: мы не умираем – мы изначально мертвы. Мертво все, что нас окружает. Настоящая жизнь – только здесь. – Антон ткнул пальцем себе в лоб. – Внутри черепа. Понимаешь... Меня всю жизнь убеждали в том, что я ущербный урод. Все, кого я знал и знаю сейчас. Почему же я не повесился с горя? – он хищно улыбнулся. – Не мечтайте. Что бы ни случилось там, у вас, внутри меня всегда будет царить полная гармония. Вот что бы ты сделал, Кирюха, если бы вдруг получил сколько-нибудь крупную сумму денег... ну, хотя бы тридцать три тысячи триста тридцать три рубля тридцать три копейки? Положил бы в банк? Отложил на машину? Закопал бы в литровой банке у себя на огороде? Вот я бы их потратил на всякую чухню – пиво, орешки, чипсы, мороженое... Сидел бы на солнышке с Настей и с тобой, или один, жевал чего-нибудь, пил пиво... и мне было бы хорошо.
Он схватил Кирюху за запястье, будто собирался проверить его пульс:
– Брат, давай отдадим эту шлюху тем, кто ее ищет! Свяжем ее, выволочем на улицу, позвоним, получим наши денежки. Поделим на три части, поровну...
– А чего уж делить? – иронически произнес Кирюха. – Загреб бы все под себя.
– Оскорбляешь? – окрысился Антон.
– Чего – «оскорбляешь»? Знаешь что, братишка, я никогда не посягаю на свободу другого человека. Если хочешь заложить Юкки – закладывай ее сам. И деньги забирай себе. Они тебе нужны? Забирай и меня в долю не принимай.
В разговор вмешалась Настя:
– Да что ты так трясешься, Антошка? Тоже мне – вознаграждение! Сто тысяч рублей! Это для них как табачку понюхать, если они и правда такие крутые. Я одного пацана знаю, он в месяц двести штук зарабатывает. Правда, все в казино спускает до последнего рубля. Или в слотс. Едет по городу, видит – игровой автомат стоит. Слезает и режется, пока все не спустит...
– Ты это к чему? – не понял Антон.
– А к тому, что я за Кирюху.
– И я за Кирюху! За него душа болит! Эта сучка его доконает рано или поздно!
Кирюха, которому не нравилось, когда о нем говорят в третьем лице, ударил по столу:
– Слушайте, вы! Давайте так договоримся: Юкки – язва, но она моя язва, а не ваша. Если я погорю – я погорю сам, вас втягивать не буду. А вы делайте, что хотите.
– Завтра же и погоришь, – пообещал Антон. – Смотри сам: в комнатах будет обыск, а в актовом зале ребята будут проводку делать. Куда денешь свою красотку?
– Пока не знаю... И пусть это тебя не волнует. Возьми себе на пиво, – Кирюха протянул Антону одну из двух сторублевок, конфискованных у Юкки.
– Оскорбляешь... – прошипел жестокий очкарик, но деньги взял.
– Пойду куплю ей чего-нибудь пожрать. Она же целые сутки ничего не ела.
– Эту ночь с ней проведешь? – спросил Антон. – В зале?
– Придется... – сказал Кирюха и ушел, не прощаясь. Едва дверь закрылась, Настя внимательно посмотрела в стеклянные глаза Слепня и залепила ему звонкую, будто удар хлыста, пощечину.
Темнело. Кирюха сидел у окна в маленькой каморке с плакатами и читал учебник, Юкки сидела у противоположной стены и алчно поглощала песочное печенье, щедро осыпая себя крошками. Запив последнюю печенюшку лимонадом, встала с пола, отряхнулась и деловито подошла к Кирюхе:
– Что читаем?
– История философии. Самый сложный экзамен.
– Ты сюда книжечки читать пришел?
– Нет, – раздраженно ответил он. – Пришел тебя караулить, чтобы ты опять чего не натворила.
– Кирюша... – Юкки уселась рядом с ним и положила руку парню на плечо. – Вот, ты изображаешь из себя рыцаря. Героический вид делаешь. Будто хочешь мне показать: «Ах, я такой благородный, такой терпеливый, столько всего для тебя делаю, а ты не ценишь...»