Страница:
Посол осклабился и приготовился блеснуть.
Керенский, герой громких политических процессов, будучи женат, сожительствовал и с сестрой своей супруги. Он прижил с любовницей двоих детей, довольно взрослых. Недавно этот модный адвокат своеобразно разрубил запутанный семейный узел: он отыскал какого-то пронырливого офицерика и выдал за него свою многолетнюю любовницу, Елену. Вместо «треугольника» составилось две пары. Фамилия офицера? Кажется, Барановский. Да, именно Барановский. - А как ваше пари? - внезапно спросил лорд. - Получили?
Заморгав глазами, Бьюкеннен силился сообразить, о чем речь. Мильнер напомнил: пари с Палеологом. В августе 1914 года оба посла поспорили (на пять фунтов стерлингов). Морис Палеолог уверял, что к Рождеству русские войска будут в Берлине.
«Боже мой, - все больше изумлялся Бьюкеннен, - откуда он все знает?»
Между тем лорд Мильнер перешел к вопросам неприятным для посла. Что это ему вздумалось спасать Распутина? И почему вдруг он проявил себя таким противником государя? Да, да, речь шла о снятии великого князя Николая Николаевича с поста Верховного. Русский царь сам возжелал встать во главе своих войск. Зачем ему в этом мешать? «Но он же не может!» - едва не сорвалось у Бьюкеннена. Однако он вовремя прикусил язык. И первой молнией пронеслось в его сознании чудовищное подозрение: настоящим противником Великобритании в этой войне является вовсе не Германия, а… Но тут он снова осадил себя. Мысли требовалось привести в порядок. Слишком глубокий, слишком сатанинский замысел забрезжил во всей этой гигантской бойне, гремевшей вот уже четвертый год.
Он все же пробормотал, что с удалением Распутина свалилась надежная ширма, защищавшая династию от всяческой грязи. Своей персоной этот мужик загораживал Романовых. Убрав от царя Распутина, устранили и этот спасительный зонтик. Грязь ударила бешеным ливнем… Что же касается снятия великого князя Николая Николаевича, то, взваливая на свои неопытные плечи тяжкое бремя верховного руководительства войсками… Сэр Джордж не договорил и виновато замолчал: такая уничижительная насмешка прочиталась им в светлых глазах лорда Мильнера!
Не приговор ли проявлялся в этой снисходительной иронии?
В Лондоне не прощают такого недомыслия ответственных лиц!
Краем сознания прошло, что в этом свете нет ничего удивительного не только в убийстве грязного мужика Распутина, но и в нелепой гибели маршала Китченера. Как и посол правительства его величества в России, маршал тоже чего то недопонимал в гремевшей бойне и - вот: пошел на дно студеного зимнего моря.В завершение разговора лорд Мильнер снизошел к послу и назидательно заметил, что из русских не мешает слить всю их природную бунтарскую кровь, кровь настоящих дикарей, и оставить ту, что попрохладней, поспокойнее. Во всяком случае, у них больше не должно быть ни Разиных, ни Пугачевых. Пора и русским становиться цивилизованным народом, хватит жить дикарским образом. Европа от них уже устала, утомилась…
Сэр Джордж приободрился. В словах лорда Мильнера им про-читалось суровое служебное задание. Следовательно, он остается на посту и будет исполнять свои обязанности. Поэтому с особенным вниманием отнесся он к именам Локкарта и Рейли, новых сотрудников посольства, и сделал отметку в памяти, когда лорд мимоходом обронил, что небезызвестного Савинкова, писателя и противника царского режима, не так давно принял в Лондоне первый лорд адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.
Проводив британскую делегацию, Бьюкеннен вернулся из Кронштадта и, покинув вагон, вдруг засмотрелся на новенький, пышущий силой и энергией локомотив. Клубился свежий пар, и замершие колеса, поршни, шатуны машины еще хранили таинство движения и силы. Пар оседал, сливаясь с малокровной снежной пряжей, падавшей с белесого балтийского неба. Сэр Джордж не мог отвести глаз от замершего ходового механизма. Какая слаженность пара, поршней и колес! Как все продумано и взаимосвязано! Какое мощное единое движение!
Внезапное оцепенение посла было вызвано тревожным состоянием, в котором он пребывал после вежливого, однако беспощадного разноса лорда Мильнера. При всем своем опыте надежнейшего дипломата старой британской школы он все же внес разлад в мощную и слаженную механику тайного государственного замысла, и лорд Мильнер сурово указал ему на это. Что стало виной такого промаха? Глубина и сложность замысла? Или же проклятый возраст? Но в свои 63 года он тешил себя надеждой, что, утеряв молодость, он обрел неоценимый опыт.
Опыт… Но не случайно же лорд Мильнер указал ему на Локкарта с Рейли и на Савинкова. Это был совет поучиться кое-чему у нынешней молодежи.
Много лет сэр Джордж тесно сотрудничал со своим коллегой, послом Франции маркизом Палеологом. Они считались единомышленниками и действовали слаженно. Однако с некоторых пор сэр Джордж стал замечать в Палеологе как раз то, в чем упрекнул его лорд Мильнер: в стариковском отставании от новизны наступившего века. Маркиз все чаще попадал впросак, и сэр Джордж сильно сомневался, сумеет ли его коллега сохранить свой пост до конца нынешнего лета. Бурные события в России требовали совершенно новых людей.
Какая досада, что именно сейчас он лишился советов Гарольда Вильсона, корреспондента лондонских газет! Ну что значит - лишился? Откровенной ссоры не было, но отчуждение случилось. Вильсон был неоценимым человеком для посла. Прожив много лет в России, он имел хорошие связи. У посла и журналиста стало обыкновением встречаться каждый вечер… К сожалению, Вильсон все больше придерживался каких-то странных взглядов: послушать его, так во всех европейских беспорядках виноваты одни евреи. А уж об отречении русского императора нечего и толковать. Лорд Мильнер, как сразу же засек Бьюкеннен, корреспондента не жаловал совершенно и однажды заметил, что удивляется, с какой стати такие солидные газеты терпят такого откровенного антисемита!
1 Английскому журналисту удалось побывать в Екатеринбурге. В числе немногих он спускался в подвал Ипатьевского дома, видел следы крови, исковырянные пулями стены. Он читал на стенах солдатскую похабщину на русском, мадьярском, немецком и еврейском языках. Еще сохранялась цитата из Гейне об участии библейского Валтасара: «Царь той же ночью был убит своими слугами».
Вернувшись из России, Вильсон написал книгу об увиденном. Это он назвал имена подлинных убийц царской семьи: Янкеля Свердлова и Янкеля Юровского. Это он сообщил о том, что заспиртованную голову Николая II Юровский привез в Москву, Свердлову. Наконец он привел список 556 лиц, высших руководителей Советской России. 448 из них, как уверял автор, были евреи. Книга английского журналиста, свидетеля российской катастрофы, вызвала ярость хозяев западного мира. Автора принялись травить и преследовать словно за «оскорбление их величеств». Умер Вильсон, не дожив до 50 лет.
Неудовольствие лорда Мильнера заставило посла самому искать встречи с журналистом. Он пригласил его на завтрак. Вильсон, как всегда, держался дружески, как бы забыв о недавней размолвке. Но, выслушав хозяина стола, сразу же снова сел на любимого конька.
– Сэр Джордж, у вас, простите, дивизионное мышление. Вы силу государства считаете в количестве дивизий. Это - позапрошлый век. Уже в прошлом веке умные люди измеряли мощь держав не в количестве войск, а в количестве золота. Пример? Да хотя бы Наполеон. Вспомните Ватерлоо. Ну? Ведь главным победителем Наполеона вышел не кто-нибудь, а только Ротшильд. Да-да, он один.
Обескураженный Бьюкеннен потребовал объяснений, и Вильсон с удовольствием пустился рассуждать. Видно было, что этот вопрос обдуман им со всех сторон.
– Что помешало гениальному Наполеону повторить успех Маренго? Одно: вместо корпуса Груши к Ватерлоо подоспел корпус немца Блюхера. Вот и все! Но кто докажет, что Груши не куплен взяткой? Как это - кем? Да все тем же Ротшильдом!
И Вильсон указал, что накануне Ватерлоо лондонскую биржу вдруг залихорадило: пришло известие о сокрушительном поражении войск союзников. Снова победил Наполеон! И ценные бумаги полетели вниз. Агенты Ротшильда скупили их за бесценок. А когда мир узнал о поражении Наполеона, было уже поздно: все акции лежали в портфеле Ротшильда. С того дня он сгреб в свои хранилища колоссальные богатства, а следовательно, стал всесилен.
Вильсон также обратил внимание посла на молодых сотрудников посольства. Их командировали в помощь капитану Кроми. Что, капитан перестал справляться сам? Или ожидаются какие-то события? Нынешнюю обстановку в Петрограде он сравнил с пистолетом со взведенным курком. Достаточно кому-нибудь нажать на спусковой крючок - и грянет. Ох, сильно грянет!
Через неделю по взбудораженной столице стали носиться грузовики, битком набитые вооруженными рабочими, студентами и гимназистами.
Утром неожиданно собралась Государственная дума. Депутаты стали заседать, наплевав на царский запрет. Николай II в своей Ставке уже лишился всякой власти, и своеволие Думы с особенною силой подчеркнуло полное бессилие еще не свергнутого венценосца.
Черт побери, события развивались именно так, как и предсказывал Гарольд Вильсон! Самое же поразительное, что он оказывался прав и в своем неукротимом антисемитизме. [4]Тут уж впору было развести руками… Все-таки золотая голова!
В воскресенье, 5 марта, сэр Джордж поднялся пораньше и отправился в церковь Святого Пантелеймона. Стояло ясное, морозное утро с ветерком. Солнце сияло на куполах. От вчерашней оттепели осталась шершавая наледь под ногами. На паперти сильно продувало. Нищие толпились в приделах… Бьюкеннен обнажил голову, зашел за первую колонну и стал наблюдать. Судя по одежде и прическам, молящиеся были из простонародья. Британца поразило выражение истовой надежды, с какой все лица и глаза устремлялись к иконам, озаряемым теплым светом догорающих свечей. У всех на глазах стояли слезы. Люди исступленно крестились, задевая щепотью пышные банты, приколотые к левой стороне груди. Все банты были свеже-красного революционного цвета.
Посол возвел глаза к темному куполу и в раздумье пожевал губами. Как все это совместить? При такой неистовой религиозности и эти красные мятежные банты? Он осторожно выбрался на паперть и сошел вниз, на мостовую. Автомобиль дожидался его в переулке. Он сказал шоферу ехать в Преображенский собор. Оттуда, из собора, он еще заехал в церковь Святого Симеона. Везде
Уже подъезжая к посольскому особняку, он вдруг сказал ехать в Министерство иностранных дел.
В министерстве хозяйничал Милюков. Внезапный выдвиженец, он еще не обжился на новом месте и чувствовал себя неловко. Царская пышность обстановки требовала привычки. Министр испытывал обескураженность. Он всю жизнь рвался к власти и теперь не знал, как себя вести. Прежде было проще. Он верил в свой ум, в свой авторитет и смело критиковал правительство. В его речах угадывалось: «Вот посадите нас править, и вы увидите, как сразу станет хорошо!» Космополит, он всю жизнь мотался по зарубежью и теперь все свои надежды связывал с теми, кто его хвалил, поддерживал. Поэтому он с такой радостью воспринял поздравительную телеграмму американского банкира Якоба Шиффа и отозвался на нее с нетерпеливой благодарностью. У него прорезалась уверенность: я не одинок! И даже стала проявляться спесь. Признание Временного правительства он связывал со своим именем, со своим международным авторитетом.
Появление британского посла он воспринял как свидетельство того, на какую высоту вдруг вознесла его судьба. И все же он робел, продолжал стоять посредине кабинета и не знал, куда девать собственные руки. Министерская выучка - дело непростое!
Сэр Джордж, напротив, чувствовал себя как дома. Он столько раз бывал в этом роскошном кабинете, здесь столько обо всем говорено!
Без всякой подготовки посол напомнил Милюкову о манифесте Временного правительства. Союзники ждали заявления новой российской власти о решимости продолжать войну. В настоящее время это было самым важным, самым неотложным. После пресловутого «Приказа № 1» русский фронт мог развалиться.
Бьюкеннен сидел, небрежно бросив ногу на ногу. Милюков сначала сунулся за стол, затем поспешно вышел и опустился с краешка на стул. Он походил на неуверенного посетителя, просителя.
Как раз о продолжении войны, о верности союзническому долгу, сказал он, шла речь на вчерашнем заседании правительства. - Господин посол, наше министерство… мое министерство!., буквально днями выступит с официальной нотой. Мировая обще ственность получит заверения… В порядке же конфиденциально сти хочу вам сообщить, что я надеюсь выработать формулу, кото рая вас, безусловно, удовлетворит.
Вы надеетесь! Господин министр, мне хотелось бы услышать не о ваших надеждах, но об уверенности. Милюков вспыхнул. Посол, делая выговор, переступал границы дозволенного. Обычная краснота его лица обрела угрожающую багровость. - Если бы вы знали, господин посол, как трудно иметь дело с нашими социалистами! Вы же не хотите, чтобы мы пошли с ними на разрыв?
–Что вы имеете в виду?
Милюков заколебался. Как министр, он каждое утро получал секретную сводку контрразведывательного отдела. Два дня назад поздно ночью квартиру Сазонова, недавнего министра иностранных дел, тайно посетили два человека. Они задержались в гостях до самого утра. Одним из посетителей был Бьюкеннен. Его сопровождал сотрудник посольства Брюс Локкарт… Что за интерес привел их к бывшему министру царского правительства? Почему тайно? О чем был столь долгий разговор?.. Не спросишь ведь! И Милюков пробормотал:
– Я уверен, господин посол, вы отдаете себе отчет, что решительный разрыв с Советом депутатов немедленно вызовет в Рос сии гражданскую войну.
Бьюкеннен сделал неуловимое движение бровями: - Поймите же, что правительство его величества не может допустить ни малейшей двусмысленности насчет вашей решимо сти сохранять наш боевой союз и продолжать войну!
– К сожалению, господин посол, вы не имеете представления о том, что происходит рядом, в Кронштадте… Вообще на нашем флоте… В Севастополе матросы убивают офицеров… С этим народом очень трудно иметь дело!
Вспомнив молящихся с бантами и слезами, Бьюкеннен смягчился: - Ваш талант, господин министр, ваше почетное патриотиче ское прошлое сдужат мне гарантией в том, что в самом скором будущем вы дадите своим союзникам самый удовлетворительный ответ. Я на это надеюсь. Я этого жду от вас!
–Господин посол, прошу вас, доверьтесь мне!
Узнав о назначении генерала Корнилова командующим войсками Петроградского военного округа, Бьюкеннен взял себя всей рукой за подбородок и погрузился в размышления. Всезнающий Локкарт представил о генерале все необходимые сведения и прибавил, что,на его взгляд, Корнилов наряду с яркими достоинствами обладает столь же яркими недостатками. Во всяком случае, общеизвестная «зарывистость» генерала свидетельствовала о том, что свои немалые чины он заслужил не на паркете. Собственно, на паркет, на нынешний высокий пост, его выдвинула революция. Назначение Корнилова свидетельствовало о желании нового правительства России сохранить боеспособность армии и продолжать войну. Но тогда как понять эти нелепые распоряжения, известные как приказы № 1 и № 2?
Многое, очень многое, что называется, не сходилось. (Сейчас бы самое время посоветоваться с таким глубоким человеком, как лорд Мильнер!)
Озабоченный тем, чтобы не потерять в лице России надежного союзника, Бьюкеннен сообщал своему начальству в Лондон:
«Я нисколько не верю, что Временное правительство способно быстро осуществить реформы. В военной и гражданской администрации царит уже не беспорядок, а дезорганизация и анархия».
В первой половине апреля, присмотревшись как следует к фигуре Ленина (по совету Локкарта), посол шифровкой предупреждал:
«России никогда не выиграть войны, если Ленину будет позволено призывать солдат к дезертирству, к захвату земель и к убийствам».
В эти суматошные, напряженные дни, когда новое правительство в Петрограде лишь совершало свои первые шаги, надежнейшим помощником посла стал Локкарт. Наблюдая за его работой, сэр Джордж приходил к выводу, что таким энергичным, небрезгливым людям отныне принадлежит будущее мира. Локкарт поражал посла своей спокойной и уверенной циничностью. Он проповедовал послу, что современная демократия освобождает человека от всяческой морали, она развивает в каждом самые низменные инстинкты… Черт его знает, может быть, он был прав. В своей работе в России ему пришлось сталкиваться с огромным количеством людей. А революция взметнула со дна русского общества целые пласты многолетней человеческой залежи.
Во все тонкости работы своего помощника Бьюкеннен не входил. Локкарт сообщал ему лишь то, что считал нужным. Сэр Джордж знал о завязавшейся дружбе Локкарта с Савинковым, невольно следил за тем, как идет борьба за освобождение из тюрьмы Дмитрия Рубинштейна и Манусевича (Мануйлова).
Локкарт действовал через своих подручных. На него работали сын сенатора Белюстина, какой-то странный офицер, по фамилии Брюхатов, и такие заметные общественные деятели, как Шмаков, Мусатов и Тегер. Как-то Локкарт обронил, что в Петрограде разворачивает свою деятельность ложа розенкрейцеров. С тайными ее происками, в частности, связано создание так называемой «Священной дружины», организации настолько черносотенной, настолько откровенно погромной, что от нее шарахались в испуге. Финансировал «Священную дружину» не кто иной, как знаме-нитый Манус, банкир-миллионер, входивший в компанию распу-тинцев.
День ото дня Локкарт становился работником на редкость выдающимся, незаменимым.
Конец апреля принес большие огорчения. Министр Милюков, как и обещал, выступил со специальной нотой, заверяя мир о решимости России вести войну до победного конца. (Это был и ответ на тайные домогательства германского правительства.) Союзники восприняли ноту Милюкова с удовлетворением. Временное правительство оставалось верным долгу. Однако в самой России нота Милюкова вызвала бурное общественное возмущение. Улицы Петрограда, как и в знаменательные дни конца февраля, затопили толпы. Избегая неизбежного взрыва, перепуганное правительство поспешило принять меры. Милюкову и Гучкову пришлось уйти в отставку. Лишился своего поста и такой решительный человек, как генерал Корнилов.
После ноты Милюкова вконец ухудшились дела у Палеолога. Приготовился к неприятностям и сам Бьюкеннен, как вдруг из разговора с Локкартом он уловил, что в Лондоне весьма довольны переменами во Временном правительстве (без одобрения, естественно, вслух, но - довольны). Локкарт сумел вклеить, что удовлетворение развитием событий связывают именно с Бьюкенненом. В частности, отдается должное его проницательности: это же он заметил, выделил и стал продвигать к вершинам власти адвоката Керенского.
Похвала эта была подана столь искусно, что в нее поверил и сам посол. Все же про себя он не удержался от горького вздоха: «Никогда не знаешь, что найдешь!»
В середине мая Петроград покинул посол Франции Морис Палеолог. Состарившегося маркиза заменил молодой и энергичный Нуланс. Сэр Джордж лишился многолетнего умного и проницательного собеседника. Он чувствовал, что остается в полном одиночестве. Видимо, скоро край и его карьере. Их, состарившихся, заменят молодые.
На прощальном ужине в уютном особняке французского посольства сэр Джордж расчувствовался и проникновенно утешал маркиза, уезжавшего в свою Францию на окончательный покой. Годы действуют неумолимо. Но разве им, старикам, нечем гордиться? Они закурили сигары и со снисходительною умудренностью стали наблюдать за молодежью. В зале среди публики невольно обращали на себя внимание капитан Кроми, крепыш Локкарт и очаровательный Рейли (кажется, на самом деле иудей - тут Вильсон снова оказывался прав).Оба старика испытывали затаенную сладкую грусть. Все-таки прежде дипломаты избегали пачкать свои перчатки низменной грязью: сама атмосфера удерживала их от этого чувством джентльменской брезгливости. Ныне же… да, нынешним дипломатам вместо перчаток требуются рукавицы дворников!
Неожиданно Морис Палеолог отверз уста:
– Вы помните, мой дорогой, скандал с Сухомлиновым? («Ну еще бы!») Однако держу пари, что вы не знаете корней… Все дело в том, что жену Сухомлинова никак не принимали в высшем обществе. Очаровательная Екатерина Викторовна считалась парвеню. А женщина - я уверяю вас! - прелестная… Естественно, она рассердилась и решила завести свой салон, создать свой кру жок. И - создала. И - стали собираться. Но кто же там был главным, в окружении этой прелестницы? Ни за что не догадаетесь. Нет, не сам министр и даже не полковник Мясоедов, хотя мужчина видный, бравый и совсем неглупый, - главным паучком в этом салоне был Альтшиллер. Слыхали о таком? Да, именно он, этот ловкий иудей… Теперь еще один вопрос: вы знаете, кто самый страшный человек во всем Петрограде? Не ломайте голову - не угадаете. Полковник Миронов. Да, именно начальник контрразведки. И знает много, и может много, очень много. Во всяком случае, он первым разузнал, что Альтшиллер уже много лет является резидентом германской разведки в России. Еще с Киева… вон с каких пор. И этот Альтшиллер свел прелестную Екатерину Викторовну со старым Сухомлиновым, он способствовал его выдвижению наверх, он же уложил в постель Екатерины Викторовны бравого полковника Мясоедова. Одно не удалось Альтшиллеру: сделать Сухомлинова Верховным главнокомандующим. А был близко, очень близко…
Бьюкеннен изумился: - Позвольте, но я отлично помню: никакого Альтшиллера не было на процессе Мясоедова!
– Само собой, - усмехнулся Палеолог. - Покойники в суд не являются…
–Успел умереть?
–Устранили. И сделал это… как вы думаете - кто? Полковник Миронов.
Глядя на кончик тлеющей сигары, сэр Джордж позабыл дышать. За много лет знакомства Палеолог впервые расщедрился на такую откровенность. Что его заставило? Неужели так подействовало известие о неожиданной отставке? - Вы хотите сказать… - осторожно подтолкнул он.
– Я хочу сказать одно: не исчезни так вовремя Альтшиллер, одним Мясоедовым не обошлось бы дело. Веревка плачет по многим!
Громкий взрыв смеха заставил послов поворотить головы. Веселилась компания
Белобрысый крепыш Локкарт, жестикулируя, о чем-то рассказывал и смеялся.
Заметив внимание послов, компания смущенно притихла.
– Сэр Джордж, - внезапно спросил Палеолог, - вы полно стью доверяете этому молодому человеку?
Не дав развиться изумлению своего собеседника, он посоветовал ему посетить такое заведение, как «Вилла Родэ». Женщины? Ну что значит - женщины… Есть, разумеется, и жеребчики. Но не все же заняты одними женщинами!
– Лорд Мильнер, вы это также знаете, сэр Джордж, был слишком занят в Петрограде. Однако побывал в «Вилле Родэ». Ему вдруг понадобилось срочно увидеться с князем Львовым. И ваш Локкарт быстренько устроил эту встречу. Да, там… в кабинете. И совсем без женщин!
Вот этого Бьюкеннен совсем не знал. Даже не подозревал! То есть он, конечно, видел, что все дни пребывания в Петрограде почтенный лорд занимался не столько совещанием союзников, сколько какими-то тайными делами, но-о… чтобы Локкарт!.. Он вдруг ощутил, что уже порядочное время его потихоньку отодвигают от слишком важных дел. Становилось понятным то пренебрежение, с каким стали относиться к нему все эти разбитные молодые люди, наводнившие посольство.
Окончательно его сразило сообщение о том, что в этом сомнительном ночном заведении компанейский, развеселый парень Локкарт известен под странным, очень странным именем: Роман Романович… Едва прозвучало это имя, Бьюкеннен вздрогнул. Роман Романович! Неведомый мистический Роман Романович… Об этом тайном человеке как-то словно невзначай проговорился сам лорд Мильнер. С тех пор Бьюкеннен не переставал ломать голову. Он считал, что под этим загадочным именем скрывается до поры до времени кто-то из сильных мира. А выходило… но неужели?! Да-а, всему свой край. Время неумолимо… И все же ради чего все эти поразительные откровения?
Покидая посольство, уже распрощавшись с растроганным маркизом, сэр Джордж остановился перед старинным гобеленом, украшавшим площадку второго этажа. Рисунок гобелена повторял картину Рембрандта «Торжество Мардохая». Оригинал картины висел в особняке самого Ротшильда. Оригинал имел возможность видеть только тот, кому выпадало редкостное счастье проникнуть в особняк надменного и всесильного банкира. Бьюкеннен много раз бывал в посольстве Франции. Но почему лишь сегодня он остановился перед гобеленом?
Сюжет, он понял это, носил слишком назидательный характер. Всякий, кто имел время остановиться и поразглядывать, получал заряд предостережения и даже устрашения. «Мементо Ротшильд!» И ему снова вспомнился разговор в середине февраля с лордом Мильнером. Тогдашнее предостережение странным образом наслаивалось на сегодняшнее, на теперешнее…
Задумчиво спустился он на улицу и молча сел в автомобиль. Его никак не оставляло подозрение, что Морис Палеолог, даже имея гобелен перед глазами каждый день, все же чего-то так и не понял, не уразумел, и вот результат - слетел со своего поста. [5]
Посол Франции Морис Палеолог покинул Петроград 18 мая.
Меньше чем через неделю, 24 мая, в Петрограде начал работу VII Всероссийский съезд сионистов.
Керенский, герой громких политических процессов, будучи женат, сожительствовал и с сестрой своей супруги. Он прижил с любовницей двоих детей, довольно взрослых. Недавно этот модный адвокат своеобразно разрубил запутанный семейный узел: он отыскал какого-то пронырливого офицерика и выдал за него свою многолетнюю любовницу, Елену. Вместо «треугольника» составилось две пары. Фамилия офицера? Кажется, Барановский. Да, именно Барановский. - А как ваше пари? - внезапно спросил лорд. - Получили?
Заморгав глазами, Бьюкеннен силился сообразить, о чем речь. Мильнер напомнил: пари с Палеологом. В августе 1914 года оба посла поспорили (на пять фунтов стерлингов). Морис Палеолог уверял, что к Рождеству русские войска будут в Берлине.
«Боже мой, - все больше изумлялся Бьюкеннен, - откуда он все знает?»
Между тем лорд Мильнер перешел к вопросам неприятным для посла. Что это ему вздумалось спасать Распутина? И почему вдруг он проявил себя таким противником государя? Да, да, речь шла о снятии великого князя Николая Николаевича с поста Верховного. Русский царь сам возжелал встать во главе своих войск. Зачем ему в этом мешать? «Но он же не может!» - едва не сорвалось у Бьюкеннена. Однако он вовремя прикусил язык. И первой молнией пронеслось в его сознании чудовищное подозрение: настоящим противником Великобритании в этой войне является вовсе не Германия, а… Но тут он снова осадил себя. Мысли требовалось привести в порядок. Слишком глубокий, слишком сатанинский замысел забрезжил во всей этой гигантской бойне, гремевшей вот уже четвертый год.
Он все же пробормотал, что с удалением Распутина свалилась надежная ширма, защищавшая династию от всяческой грязи. Своей персоной этот мужик загораживал Романовых. Убрав от царя Распутина, устранили и этот спасительный зонтик. Грязь ударила бешеным ливнем… Что же касается снятия великого князя Николая Николаевича, то, взваливая на свои неопытные плечи тяжкое бремя верховного руководительства войсками… Сэр Джордж не договорил и виновато замолчал: такая уничижительная насмешка прочиталась им в светлых глазах лорда Мильнера!
Не приговор ли проявлялся в этой снисходительной иронии?
В Лондоне не прощают такого недомыслия ответственных лиц!
Краем сознания прошло, что в этом свете нет ничего удивительного не только в убийстве грязного мужика Распутина, но и в нелепой гибели маршала Китченера. Как и посол правительства его величества в России, маршал тоже чего то недопонимал в гремевшей бойне и - вот: пошел на дно студеного зимнего моря.В завершение разговора лорд Мильнер снизошел к послу и назидательно заметил, что из русских не мешает слить всю их природную бунтарскую кровь, кровь настоящих дикарей, и оставить ту, что попрохладней, поспокойнее. Во всяком случае, у них больше не должно быть ни Разиных, ни Пугачевых. Пора и русским становиться цивилизованным народом, хватит жить дикарским образом. Европа от них уже устала, утомилась…
Сэр Джордж приободрился. В словах лорда Мильнера им про-читалось суровое служебное задание. Следовательно, он остается на посту и будет исполнять свои обязанности. Поэтому с особенным вниманием отнесся он к именам Локкарта и Рейли, новых сотрудников посольства, и сделал отметку в памяти, когда лорд мимоходом обронил, что небезызвестного Савинкова, писателя и противника царского режима, не так давно принял в Лондоне первый лорд адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.
Проводив британскую делегацию, Бьюкеннен вернулся из Кронштадта и, покинув вагон, вдруг засмотрелся на новенький, пышущий силой и энергией локомотив. Клубился свежий пар, и замершие колеса, поршни, шатуны машины еще хранили таинство движения и силы. Пар оседал, сливаясь с малокровной снежной пряжей, падавшей с белесого балтийского неба. Сэр Джордж не мог отвести глаз от замершего ходового механизма. Какая слаженность пара, поршней и колес! Как все продумано и взаимосвязано! Какое мощное единое движение!
Внезапное оцепенение посла было вызвано тревожным состоянием, в котором он пребывал после вежливого, однако беспощадного разноса лорда Мильнера. При всем своем опыте надежнейшего дипломата старой британской школы он все же внес разлад в мощную и слаженную механику тайного государственного замысла, и лорд Мильнер сурово указал ему на это. Что стало виной такого промаха? Глубина и сложность замысла? Или же проклятый возраст? Но в свои 63 года он тешил себя надеждой, что, утеряв молодость, он обрел неоценимый опыт.
Опыт… Но не случайно же лорд Мильнер указал ему на Локкарта с Рейли и на Савинкова. Это был совет поучиться кое-чему у нынешней молодежи.
Много лет сэр Джордж тесно сотрудничал со своим коллегой, послом Франции маркизом Палеологом. Они считались единомышленниками и действовали слаженно. Однако с некоторых пор сэр Джордж стал замечать в Палеологе как раз то, в чем упрекнул его лорд Мильнер: в стариковском отставании от новизны наступившего века. Маркиз все чаще попадал впросак, и сэр Джордж сильно сомневался, сумеет ли его коллега сохранить свой пост до конца нынешнего лета. Бурные события в России требовали совершенно новых людей.
Какая досада, что именно сейчас он лишился советов Гарольда Вильсона, корреспондента лондонских газет! Ну что значит - лишился? Откровенной ссоры не было, но отчуждение случилось. Вильсон был неоценимым человеком для посла. Прожив много лет в России, он имел хорошие связи. У посла и журналиста стало обыкновением встречаться каждый вечер… К сожалению, Вильсон все больше придерживался каких-то странных взглядов: послушать его, так во всех европейских беспорядках виноваты одни евреи. А уж об отречении русского императора нечего и толковать. Лорд Мильнер, как сразу же засек Бьюкеннен, корреспондента не жаловал совершенно и однажды заметил, что удивляется, с какой стати такие солидные газеты терпят такого откровенного антисемита!
1 Английскому журналисту удалось побывать в Екатеринбурге. В числе немногих он спускался в подвал Ипатьевского дома, видел следы крови, исковырянные пулями стены. Он читал на стенах солдатскую похабщину на русском, мадьярском, немецком и еврейском языках. Еще сохранялась цитата из Гейне об участии библейского Валтасара: «Царь той же ночью был убит своими слугами».
Вернувшись из России, Вильсон написал книгу об увиденном. Это он назвал имена подлинных убийц царской семьи: Янкеля Свердлова и Янкеля Юровского. Это он сообщил о том, что заспиртованную голову Николая II Юровский привез в Москву, Свердлову. Наконец он привел список 556 лиц, высших руководителей Советской России. 448 из них, как уверял автор, были евреи. Книга английского журналиста, свидетеля российской катастрофы, вызвала ярость хозяев западного мира. Автора принялись травить и преследовать словно за «оскорбление их величеств». Умер Вильсон, не дожив до 50 лет.
Неудовольствие лорда Мильнера заставило посла самому искать встречи с журналистом. Он пригласил его на завтрак. Вильсон, как всегда, держался дружески, как бы забыв о недавней размолвке. Но, выслушав хозяина стола, сразу же снова сел на любимого конька.
– Сэр Джордж, у вас, простите, дивизионное мышление. Вы силу государства считаете в количестве дивизий. Это - позапрошлый век. Уже в прошлом веке умные люди измеряли мощь держав не в количестве войск, а в количестве золота. Пример? Да хотя бы Наполеон. Вспомните Ватерлоо. Ну? Ведь главным победителем Наполеона вышел не кто-нибудь, а только Ротшильд. Да-да, он один.
Обескураженный Бьюкеннен потребовал объяснений, и Вильсон с удовольствием пустился рассуждать. Видно было, что этот вопрос обдуман им со всех сторон.
– Что помешало гениальному Наполеону повторить успех Маренго? Одно: вместо корпуса Груши к Ватерлоо подоспел корпус немца Блюхера. Вот и все! Но кто докажет, что Груши не куплен взяткой? Как это - кем? Да все тем же Ротшильдом!
И Вильсон указал, что накануне Ватерлоо лондонскую биржу вдруг залихорадило: пришло известие о сокрушительном поражении войск союзников. Снова победил Наполеон! И ценные бумаги полетели вниз. Агенты Ротшильда скупили их за бесценок. А когда мир узнал о поражении Наполеона, было уже поздно: все акции лежали в портфеле Ротшильда. С того дня он сгреб в свои хранилища колоссальные богатства, а следовательно, стал всесилен.
Вильсон также обратил внимание посла на молодых сотрудников посольства. Их командировали в помощь капитану Кроми. Что, капитан перестал справляться сам? Или ожидаются какие-то события? Нынешнюю обстановку в Петрограде он сравнил с пистолетом со взведенным курком. Достаточно кому-нибудь нажать на спусковой крючок - и грянет. Ох, сильно грянет!
Через неделю по взбудораженной столице стали носиться грузовики, битком набитые вооруженными рабочими, студентами и гимназистами.
Утром неожиданно собралась Государственная дума. Депутаты стали заседать, наплевав на царский запрет. Николай II в своей Ставке уже лишился всякой власти, и своеволие Думы с особенною силой подчеркнуло полное бессилие еще не свергнутого венценосца.
Черт побери, события развивались именно так, как и предсказывал Гарольд Вильсон! Самое же поразительное, что он оказывался прав и в своем неукротимом антисемитизме. [4]Тут уж впору было развести руками… Все-таки золотая голова!
В воскресенье, 5 марта, сэр Джордж поднялся пораньше и отправился в церковь Святого Пантелеймона. Стояло ясное, морозное утро с ветерком. Солнце сияло на куполах. От вчерашней оттепели осталась шершавая наледь под ногами. На паперти сильно продувало. Нищие толпились в приделах… Бьюкеннен обнажил голову, зашел за первую колонну и стал наблюдать. Судя по одежде и прическам, молящиеся были из простонародья. Британца поразило выражение истовой надежды, с какой все лица и глаза устремлялись к иконам, озаряемым теплым светом догорающих свечей. У всех на глазах стояли слезы. Люди исступленно крестились, задевая щепотью пышные банты, приколотые к левой стороне груди. Все банты были свеже-красного революционного цвета.
Посол возвел глаза к темному куполу и в раздумье пожевал губами. Как все это совместить? При такой неистовой религиозности и эти красные мятежные банты? Он осторожно выбрался на паперть и сошел вниз, на мостовую. Автомобиль дожидался его в переулке. Он сказал шоферу ехать в Преображенский собор. Оттуда, из собора, он еще заехал в церковь Святого Симеона. Везде
Уже подъезжая к посольскому особняку, он вдруг сказал ехать в Министерство иностранных дел.
В министерстве хозяйничал Милюков. Внезапный выдвиженец, он еще не обжился на новом месте и чувствовал себя неловко. Царская пышность обстановки требовала привычки. Министр испытывал обескураженность. Он всю жизнь рвался к власти и теперь не знал, как себя вести. Прежде было проще. Он верил в свой ум, в свой авторитет и смело критиковал правительство. В его речах угадывалось: «Вот посадите нас править, и вы увидите, как сразу станет хорошо!» Космополит, он всю жизнь мотался по зарубежью и теперь все свои надежды связывал с теми, кто его хвалил, поддерживал. Поэтому он с такой радостью воспринял поздравительную телеграмму американского банкира Якоба Шиффа и отозвался на нее с нетерпеливой благодарностью. У него прорезалась уверенность: я не одинок! И даже стала проявляться спесь. Признание Временного правительства он связывал со своим именем, со своим международным авторитетом.
Появление британского посла он воспринял как свидетельство того, на какую высоту вдруг вознесла его судьба. И все же он робел, продолжал стоять посредине кабинета и не знал, куда девать собственные руки. Министерская выучка - дело непростое!
Сэр Джордж, напротив, чувствовал себя как дома. Он столько раз бывал в этом роскошном кабинете, здесь столько обо всем говорено!
Без всякой подготовки посол напомнил Милюкову о манифесте Временного правительства. Союзники ждали заявления новой российской власти о решимости продолжать войну. В настоящее время это было самым важным, самым неотложным. После пресловутого «Приказа № 1» русский фронт мог развалиться.
Бьюкеннен сидел, небрежно бросив ногу на ногу. Милюков сначала сунулся за стол, затем поспешно вышел и опустился с краешка на стул. Он походил на неуверенного посетителя, просителя.
Как раз о продолжении войны, о верности союзническому долгу, сказал он, шла речь на вчерашнем заседании правительства. - Господин посол, наше министерство… мое министерство!., буквально днями выступит с официальной нотой. Мировая обще ственность получит заверения… В порядке же конфиденциально сти хочу вам сообщить, что я надеюсь выработать формулу, кото рая вас, безусловно, удовлетворит.
Вы надеетесь! Господин министр, мне хотелось бы услышать не о ваших надеждах, но об уверенности. Милюков вспыхнул. Посол, делая выговор, переступал границы дозволенного. Обычная краснота его лица обрела угрожающую багровость. - Если бы вы знали, господин посол, как трудно иметь дело с нашими социалистами! Вы же не хотите, чтобы мы пошли с ними на разрыв?
–Что вы имеете в виду?
Милюков заколебался. Как министр, он каждое утро получал секретную сводку контрразведывательного отдела. Два дня назад поздно ночью квартиру Сазонова, недавнего министра иностранных дел, тайно посетили два человека. Они задержались в гостях до самого утра. Одним из посетителей был Бьюкеннен. Его сопровождал сотрудник посольства Брюс Локкарт… Что за интерес привел их к бывшему министру царского правительства? Почему тайно? О чем был столь долгий разговор?.. Не спросишь ведь! И Милюков пробормотал:
– Я уверен, господин посол, вы отдаете себе отчет, что решительный разрыв с Советом депутатов немедленно вызовет в Рос сии гражданскую войну.
Бьюкеннен сделал неуловимое движение бровями: - Поймите же, что правительство его величества не может допустить ни малейшей двусмысленности насчет вашей решимо сти сохранять наш боевой союз и продолжать войну!
– К сожалению, господин посол, вы не имеете представления о том, что происходит рядом, в Кронштадте… Вообще на нашем флоте… В Севастополе матросы убивают офицеров… С этим народом очень трудно иметь дело!
Вспомнив молящихся с бантами и слезами, Бьюкеннен смягчился: - Ваш талант, господин министр, ваше почетное патриотиче ское прошлое сдужат мне гарантией в том, что в самом скором будущем вы дадите своим союзникам самый удовлетворительный ответ. Я на это надеюсь. Я этого жду от вас!
–Господин посол, прошу вас, доверьтесь мне!
Узнав о назначении генерала Корнилова командующим войсками Петроградского военного округа, Бьюкеннен взял себя всей рукой за подбородок и погрузился в размышления. Всезнающий Локкарт представил о генерале все необходимые сведения и прибавил, что,на его взгляд, Корнилов наряду с яркими достоинствами обладает столь же яркими недостатками. Во всяком случае, общеизвестная «зарывистость» генерала свидетельствовала о том, что свои немалые чины он заслужил не на паркете. Собственно, на паркет, на нынешний высокий пост, его выдвинула революция. Назначение Корнилова свидетельствовало о желании нового правительства России сохранить боеспособность армии и продолжать войну. Но тогда как понять эти нелепые распоряжения, известные как приказы № 1 и № 2?
Многое, очень многое, что называется, не сходилось. (Сейчас бы самое время посоветоваться с таким глубоким человеком, как лорд Мильнер!)
Озабоченный тем, чтобы не потерять в лице России надежного союзника, Бьюкеннен сообщал своему начальству в Лондон:
«Я нисколько не верю, что Временное правительство способно быстро осуществить реформы. В военной и гражданской администрации царит уже не беспорядок, а дезорганизация и анархия».
В первой половине апреля, присмотревшись как следует к фигуре Ленина (по совету Локкарта), посол шифровкой предупреждал:
«России никогда не выиграть войны, если Ленину будет позволено призывать солдат к дезертирству, к захвату земель и к убийствам».
В эти суматошные, напряженные дни, когда новое правительство в Петрограде лишь совершало свои первые шаги, надежнейшим помощником посла стал Локкарт. Наблюдая за его работой, сэр Джордж приходил к выводу, что таким энергичным, небрезгливым людям отныне принадлежит будущее мира. Локкарт поражал посла своей спокойной и уверенной циничностью. Он проповедовал послу, что современная демократия освобождает человека от всяческой морали, она развивает в каждом самые низменные инстинкты… Черт его знает, может быть, он был прав. В своей работе в России ему пришлось сталкиваться с огромным количеством людей. А революция взметнула со дна русского общества целые пласты многолетней человеческой залежи.
Во все тонкости работы своего помощника Бьюкеннен не входил. Локкарт сообщал ему лишь то, что считал нужным. Сэр Джордж знал о завязавшейся дружбе Локкарта с Савинковым, невольно следил за тем, как идет борьба за освобождение из тюрьмы Дмитрия Рубинштейна и Манусевича (Мануйлова).
Локкарт действовал через своих подручных. На него работали сын сенатора Белюстина, какой-то странный офицер, по фамилии Брюхатов, и такие заметные общественные деятели, как Шмаков, Мусатов и Тегер. Как-то Локкарт обронил, что в Петрограде разворачивает свою деятельность ложа розенкрейцеров. С тайными ее происками, в частности, связано создание так называемой «Священной дружины», организации настолько черносотенной, настолько откровенно погромной, что от нее шарахались в испуге. Финансировал «Священную дружину» не кто иной, как знаме-нитый Манус, банкир-миллионер, входивший в компанию распу-тинцев.
День ото дня Локкарт становился работником на редкость выдающимся, незаменимым.
Конец апреля принес большие огорчения. Министр Милюков, как и обещал, выступил со специальной нотой, заверяя мир о решимости России вести войну до победного конца. (Это был и ответ на тайные домогательства германского правительства.) Союзники восприняли ноту Милюкова с удовлетворением. Временное правительство оставалось верным долгу. Однако в самой России нота Милюкова вызвала бурное общественное возмущение. Улицы Петрограда, как и в знаменательные дни конца февраля, затопили толпы. Избегая неизбежного взрыва, перепуганное правительство поспешило принять меры. Милюкову и Гучкову пришлось уйти в отставку. Лишился своего поста и такой решительный человек, как генерал Корнилов.
После ноты Милюкова вконец ухудшились дела у Палеолога. Приготовился к неприятностям и сам Бьюкеннен, как вдруг из разговора с Локкартом он уловил, что в Лондоне весьма довольны переменами во Временном правительстве (без одобрения, естественно, вслух, но - довольны). Локкарт сумел вклеить, что удовлетворение развитием событий связывают именно с Бьюкенненом. В частности, отдается должное его проницательности: это же он заметил, выделил и стал продвигать к вершинам власти адвоката Керенского.
Похвала эта была подана столь искусно, что в нее поверил и сам посол. Все же про себя он не удержался от горького вздоха: «Никогда не знаешь, что найдешь!»
В середине мая Петроград покинул посол Франции Морис Палеолог. Состарившегося маркиза заменил молодой и энергичный Нуланс. Сэр Джордж лишился многолетнего умного и проницательного собеседника. Он чувствовал, что остается в полном одиночестве. Видимо, скоро край и его карьере. Их, состарившихся, заменят молодые.
На прощальном ужине в уютном особняке французского посольства сэр Джордж расчувствовался и проникновенно утешал маркиза, уезжавшего в свою Францию на окончательный покой. Годы действуют неумолимо. Но разве им, старикам, нечем гордиться? Они закурили сигары и со снисходительною умудренностью стали наблюдать за молодежью. В зале среди публики невольно обращали на себя внимание капитан Кроми, крепыш Локкарт и очаровательный Рейли (кажется, на самом деле иудей - тут Вильсон снова оказывался прав).Оба старика испытывали затаенную сладкую грусть. Все-таки прежде дипломаты избегали пачкать свои перчатки низменной грязью: сама атмосфера удерживала их от этого чувством джентльменской брезгливости. Ныне же… да, нынешним дипломатам вместо перчаток требуются рукавицы дворников!
Неожиданно Морис Палеолог отверз уста:
– Вы помните, мой дорогой, скандал с Сухомлиновым? («Ну еще бы!») Однако держу пари, что вы не знаете корней… Все дело в том, что жену Сухомлинова никак не принимали в высшем обществе. Очаровательная Екатерина Викторовна считалась парвеню. А женщина - я уверяю вас! - прелестная… Естественно, она рассердилась и решила завести свой салон, создать свой кру жок. И - создала. И - стали собираться. Но кто же там был главным, в окружении этой прелестницы? Ни за что не догадаетесь. Нет, не сам министр и даже не полковник Мясоедов, хотя мужчина видный, бравый и совсем неглупый, - главным паучком в этом салоне был Альтшиллер. Слыхали о таком? Да, именно он, этот ловкий иудей… Теперь еще один вопрос: вы знаете, кто самый страшный человек во всем Петрограде? Не ломайте голову - не угадаете. Полковник Миронов. Да, именно начальник контрразведки. И знает много, и может много, очень много. Во всяком случае, он первым разузнал, что Альтшиллер уже много лет является резидентом германской разведки в России. Еще с Киева… вон с каких пор. И этот Альтшиллер свел прелестную Екатерину Викторовну со старым Сухомлиновым, он способствовал его выдвижению наверх, он же уложил в постель Екатерины Викторовны бравого полковника Мясоедова. Одно не удалось Альтшиллеру: сделать Сухомлинова Верховным главнокомандующим. А был близко, очень близко…
Бьюкеннен изумился: - Позвольте, но я отлично помню: никакого Альтшиллера не было на процессе Мясоедова!
– Само собой, - усмехнулся Палеолог. - Покойники в суд не являются…
–Успел умереть?
–Устранили. И сделал это… как вы думаете - кто? Полковник Миронов.
Глядя на кончик тлеющей сигары, сэр Джордж позабыл дышать. За много лет знакомства Палеолог впервые расщедрился на такую откровенность. Что его заставило? Неужели так подействовало известие о неожиданной отставке? - Вы хотите сказать… - осторожно подтолкнул он.
– Я хочу сказать одно: не исчезни так вовремя Альтшиллер, одним Мясоедовым не обошлось бы дело. Веревка плачет по многим!
Громкий взрыв смеха заставил послов поворотить головы. Веселилась компания
Белобрысый крепыш Локкарт, жестикулируя, о чем-то рассказывал и смеялся.
Заметив внимание послов, компания смущенно притихла.
– Сэр Джордж, - внезапно спросил Палеолог, - вы полно стью доверяете этому молодому человеку?
Не дав развиться изумлению своего собеседника, он посоветовал ему посетить такое заведение, как «Вилла Родэ». Женщины? Ну что значит - женщины… Есть, разумеется, и жеребчики. Но не все же заняты одними женщинами!
– Лорд Мильнер, вы это также знаете, сэр Джордж, был слишком занят в Петрограде. Однако побывал в «Вилле Родэ». Ему вдруг понадобилось срочно увидеться с князем Львовым. И ваш Локкарт быстренько устроил эту встречу. Да, там… в кабинете. И совсем без женщин!
Вот этого Бьюкеннен совсем не знал. Даже не подозревал! То есть он, конечно, видел, что все дни пребывания в Петрограде почтенный лорд занимался не столько совещанием союзников, сколько какими-то тайными делами, но-о… чтобы Локкарт!.. Он вдруг ощутил, что уже порядочное время его потихоньку отодвигают от слишком важных дел. Становилось понятным то пренебрежение, с каким стали относиться к нему все эти разбитные молодые люди, наводнившие посольство.
Окончательно его сразило сообщение о том, что в этом сомнительном ночном заведении компанейский, развеселый парень Локкарт известен под странным, очень странным именем: Роман Романович… Едва прозвучало это имя, Бьюкеннен вздрогнул. Роман Романович! Неведомый мистический Роман Романович… Об этом тайном человеке как-то словно невзначай проговорился сам лорд Мильнер. С тех пор Бьюкеннен не переставал ломать голову. Он считал, что под этим загадочным именем скрывается до поры до времени кто-то из сильных мира. А выходило… но неужели?! Да-а, всему свой край. Время неумолимо… И все же ради чего все эти поразительные откровения?
Покидая посольство, уже распрощавшись с растроганным маркизом, сэр Джордж остановился перед старинным гобеленом, украшавшим площадку второго этажа. Рисунок гобелена повторял картину Рембрандта «Торжество Мардохая». Оригинал картины висел в особняке самого Ротшильда. Оригинал имел возможность видеть только тот, кому выпадало редкостное счастье проникнуть в особняк надменного и всесильного банкира. Бьюкеннен много раз бывал в посольстве Франции. Но почему лишь сегодня он остановился перед гобеленом?
Сюжет, он понял это, носил слишком назидательный характер. Всякий, кто имел время остановиться и поразглядывать, получал заряд предостережения и даже устрашения. «Мементо Ротшильд!» И ему снова вспомнился разговор в середине февраля с лордом Мильнером. Тогдашнее предостережение странным образом наслаивалось на сегодняшнее, на теперешнее…
Задумчиво спустился он на улицу и молча сел в автомобиль. Его никак не оставляло подозрение, что Морис Палеолог, даже имея гобелен перед глазами каждый день, все же чего-то так и не понял, не уразумел, и вот результат - слетел со своего поста. [5]
Посол Франции Морис Палеолог покинул Петроград 18 мая.
Меньше чем через неделю, 24 мая, в Петрограде начал работу VII Всероссийский съезд сионистов.