Кузнецов Владислав. Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)

   Если бы в сердитости Дэффида был хоть след наигрыша, Лорн бы попросту откланялся, и принялся ждать, пока Дэффид прибежит с просьбой разъяснить сидовские числа и запись десятичных дробей. Но тот всерьёз вознамерился задрать богине юбку — и розгами! Лорн испугался. Одно дело — принять в семью дракона. Другое — бить его молотом по хвосту. А потому пообещал сообщить важное, если почтенный Дэффид откажется от рискованного намерения.
   — Это я знаю, — выслушав про знак, означающий ничто и дроби, сообщил тот, — и Эйлет, и Кейр…
   — А кто научил? А ты хоть спасибо сказал?
   — Сказал, и не раз. Умница она у меня. В таких вот вещах. А вот людской жизни не понимает пока. Ну да ладно, ты прав. Не буду сечь. Подзатыльником ограничусь.
   Лорн похолодел. Если порка была обычным наказанием за множество мелких грешков, и даже благородный человек — при определённых условиях — мог перенести такое наказание без ущерба для чести, то подзатыльник… Наказание ребёнка.
   — Ты соображаешь, что творишь? — Лорн ухватил Дэффида за грудки.
   Тот не двинулся.
   — Отпусти, не то убью, — процедил Дэффид, — за меньшее головы срезал. А как мне приучать свою младшую дочь к жизни в обществе — не твоё дело. Ясно?
   И, когда Лорн таки отпустил, прибавил как ни в чём не бывало:
   — Тебе эля как обычно? Три кружки по очереди?
   А через день после резкого разговора, когда к Лорну забежал лекарев сын с заказом на парадный шлем для Немайн, тот понял — страдал не зря. Раз уж отец заказывает Немайн дорогой подарок, вряд ли будет подзатыльники раздавать… Успокоился. Забыл, что сида может не только на отца разобидеться. Ну да не с пустыми же руками идёт! Что воительница не оценит грозное, а женщина — красивое, Лорн не верил. А потому отправился в «Голову» с лёгким сердцем. Знал — опоздает. Но бежать-торопиться — не стал. Несолидно. Прогулялся — не торопясь, с дорогим заказом под локтем, завёрнутым в холстину. Никто и не скажет, что в душе — любопытство и чуток огорчения. Так что к его явлению в пиршественном зале остальные мастера горна и молота уже собрались. Даже ученики и подмастерья, славные нерасторопностью, были тут все. Ни дать, ни взять — гильдия заседает. Неметона что-то увлечённо вещала. Про… про пережигание угля! Заметила.
   — А, присоединяйся… Я думала, тебе неинтересно. Ни меха, ни молот на водяном колесе тебе же не понравились? Ну, я решила остальным рассказать. Вдруг им пригодится. Ну и про пережигание каменного угля в кокс — тоже. Теперь — о главном. Все вы слышали про греческий заказ. Его может и не быть, по крайней мере корабля пока что-то не видно. Но если будет — железа потребуется много, и вашим маленьким печам, которые скорее обедняют руду, чем плавят из неё железо, придётся работать без перерыва несколько месяцев. Но есть и более быстрый путь!
   Тут её прервал голос из-за стойки. Дэффид. В каждой руке — по кружке с пенной шапкой.
   — Кстати о коксе! Я тут попробовал через него пиво фильтровать. Угощаю смельчаков!
   Лорн оказался первым из отважных — и до поры единственным. Подумал: если кокс жарче горит, так может, и пиво чистит лучше древесного угля? Пена над кружкой выглядела обычно. Запах тоже остался каким был. Оставалось — отхлебнуть. Оценивающе пополоскать во рту под нетерпеливыми взглядами. Проглотить.
   — Вот так, леди сида, — объявил Лорн, — я беру из твоих штучек только то, что мне годится. Новые меха и уголь — подошли. Речное колесо — нет. Могу объяснить, почему. Я не портач, как эти все. Я не хочу прославиться, как человек, который сделал тысячу паршивых мечей за то время, пока другой создал один, но великолепный. Я не стремлюсь стать самым богатым или влиятельным мастером в городе. Я не хочу делать вещи быстрее или дешевле всех. Мне довольно того, что я самый искусный, а моя работа — лучшая. И именно поэтому на привод мехов мне хватит двух пар лошадей. А вот пиво… Пиво удалось. Уже ради этого стоило возиться с пережиганием угля. И про плавку я послушаю, если не возразишь — вдруг она даст не больше металла, а лучший?
   — А это как сказать…
   И начался разговор про дело. Лорн в который раз подивился сидовской манере всё рисовать в подобиях. Можно же и словами объяснить… Впрочем, слова требовались всё равно, и немало. Новая печь — длинная, с подкачкой воздуха мехами — понравилась. Идея подогреть воздух уже перед поступлением в печь — тоже. Чем выше температура, тем больше железа выйдет из руды. А руда в Диведе дорожает с каждым годом, и как ни бравируй — а сэкономить на сырье хочется. Уголь — уже раз пережжёный в кокс — закладывается внутрь равномерно, по всей длине — и так же равномерно, по всей длине расставляются тигли с рудой. Вся операция проделывается в холодной печи, без суеты и спешки — что хорошо. Собственно, на этом можно было остановиться, и перейти к вещам практическим — как длинную печь устроить, да каких она выйдет размеров. Но сиду несло дальше.
   Зачем-то придумала в тигли с рудой добавить уголь и горьких кругляхов, которые она обозвала «доломитом». В результате должен был получиться некий чугун. Что-то вроде шлака, выбиваемого из крицы, только лучше. Потом следовало прокаливание повторить. Ещё раз. И ещё раз. И, если надо — ещё. Пока не получится сталь. Опять новое слово! Лорн пока молчал. Глупые вопросы нашлось кому задавать. Немайн отвечала.
   — В печи будет очень жарко, железо будет плавиться, как медь или свинец, — объясняла она, — и сплавится с углем. С чистым, с коксом.
   Огонь очищает. Это Лорн знал и сам.
   — Станет хрупким и нековким. Зато очень твёрдым. Это я и называю — чугун. Если из него выбить шлаки, которые скопятся внизу, а крицы заложить в формы, то уже на второй плавке получим что-то вполне приличное — не оружие. Но — толстые противни, пращные пули, оголовья кувалд. С каждой новой плавкой воздух и огонь будут уносить немного угля из чугуна — можно сказать, что он будет выгорать. Рано или поздно мы получим сталь — упругую и твёрдую. В самый раз для оружия. Ну а если ещё продолжить — то вернёмся к обычному железу, мягкому и ковкому. И выйдет его из руды раза в два больше, чем обычно.
   — На угле не разоримся? — спросил кто-то.
   — Угля в округе много, — заметил Лорн, — так что немного уголёк-то подорожает. Зато углекопов да углежогов, чую, станет побольше. Опять же — на кувалды и одной плавки хватит. Нужно попробовать. Каких размеров будет печь?
   Услышал. И понял — разориться доведётся на постройке.
   Так и сказал.
   — Ничего страшного, — утешила Немайн, — Постройка — самое дешёвое из всего. Кирпич тут местный. А стен ставить не будем. Отроем ровик, обложим кирпичом дно и стены — дорого ли? Вот свод придётся строить, это да. И меха большие.
   — Свои деньги вложишь? — спросил Лорн, — Мне любопытно, я участвую. Но в одиночку такое не потяну.
   А заодно и рискну поменьше.
   — Строить печь может только член гильдии, — напомнили ему, — а Немайн…
   — А я за городом строить буду, и даже за предместьем, — огорошила сида, — и подмастерьев себе, если нужно, найду. Но хотела бы иметь в доле солидных, уважаемых людей, опытных в кузнечном ремесле. Опять же, если из Африки и не приплывут — тут своя война на носу. Оружие понадобится. И работа найдется как тысяче грубых поделок, так и десятку шедевров…
   Лорн вздохнул. Войны не хотелось. Но деваться некуда. От всей Британии остался крайний западный угол. Дивед пока оставался в стороне от саксонских нашествий, но долго это продолжаться не могло. Сколько лет понадобится тем же Хвикке, чтобы опустошить и заменить собой немногие валлийские королевства, ещё существующие к востоку от Диведа? Лет пятьдесят? Неметона пришла вовремя — но войны не хотелось. И пусть он, Лорн ап Данхэм, будет решать судьбу своего народа не с мечом и копьём, а с молотом за наковальней — всё равно участь тех, кто в последний раз попытается скинуть варваров в море достанется ему — и его поколению. И частичное решение, как при Артуре и Кадуаллоне — не изгнать, а на время остановить — на этот раз не спасает. Теперь земель под саксами больше, и лучших. Теперь время служит им.
   И вот — началось. Как Неметона околдовала мерсийцев, он не знал. Похоже, ради этого ей и пришлось поколотить Гвина. Бей своих, чтобы чужие боялись — так? Но старый лис Пенда поверил в её силу, и под старость снова ставит на валлийскую квадригу. Это означает, что пойдет не война бриттов против саксов, а бриттов и саксов против других саксов. Самых злых. При должной ловкости — это шанс. И сыграть его нужно так, чтобы внукам не пришлось выбирать между смертью, рабством и изгнанием. Хотя, если больше всех выиграет Пенда — будет выбор между рабством или превращением в саксов…
   О делах проговорили до обеда. Для работы день пропал — но Лорн о том не жалел. Зато улучил момент прошептать в длинное ушко:
   — А шлем готов.
   — Какой шлем?
   Удивила. Это как — какой шлем?
   — Парадный. Ну, заказывала же через отца… За три золотых! Деньги ещё вперёд передала…
   — Не заказывала, — голова повернулась к стойке, за которой Дэффид невозмутимо беседует с очередным правильным человеком с холмов — какой-то клан уже успел прислать лучших людей на Совет Мудрых, который и будет решать вопрос о войне окончательно. Лучших людей — значит, вождя, выборного судью — король рассуживает только межклановые дела, хранителя памяти — филида, хранителя общинных сумм — который очень рад, что смог эти суммы везти по неспокойным дорогам в виде расписок сиды под передаточную запись, легата — так по старой памяти назывался начальник ополчения клана, и колдуна. Или ведьму. С хозяином, похоже, общается казначей. Судя по тому, что достал пачку пергаментных листков, и взамен получил несколько золотых кружочков. Наверняка чуть меньше, чем некогда внёс. Плата за хранение! Честная штука. И почему ещё пару месяцев назад правильным казался рост? Бесовщина какая-то! Тогда, а не сейчас.
   — Значит, сам заказал. Взгляни! — и сдёрнул полотно.
   сида аж зажмурилась — так ей работа показалась. А может, и солнечный зайчик в глаз попал.
   — Хорош. Заглядение! Как буду в город с армией въезжать, непременно надену. А Дэффид что — вот лично зашёл и попросил мне парадный шлем сделать? Или здесь, под пиво?
   — Нет, прислал амвросиевого отпрыска. Тот ещё всё уверял, что обязательно с личиной нужно.
   Неметона улыбнулась. И обновременно брови сдвинула. Думает, значит.
   — Это он зря. У парадного шлема лицо тем более должно быть открыто. И уши.
   — Я так и понял. Честно говоря, я делал вещь скорее красивую, чем надёжную. А потому сделал простой четырёхдольный шлем. Вместо забрала и назатыльника — кольчужная бармица, её можно снять. Поверху — продольный гребень, как у полководца. Остальное — работа, да двадцатилетнее железо, да чеканка. Но — ведь стоит той работы?
   — И тех золотых. Стоит. Стоит, Лорн. Я была не права… Прав ты, нельзя твоё время тратить на проковку болванок! Но речка сильнее двух лошадей, и от неё можно привести тяжёлый молот, который никакому работнику не поднять. Это же инструмент, пойми. А гнать вал или создавать красоту — твой выбор. Когда у нас получится хорошая сталь, сделать мне новый меч я попрошу именно тебя.
   Лорн задохнулся от гордости. Его работу признала та, что создала Эскалибур! Да, на новый меч пойдет металл, плавленый по её указке. Но работа будет его. Потом Лорн кое-что вспомнил. Стало грустно — от предложенной чести следовало отказаться.
   — У меня нет закладки на пятьдесят лет, — признался он, — мне и самому пятидесяти ещё нет. И — я ещё пожить хочу. А такой меч нужно закалить в крови мастера. Почти во всей.
   — Сколько нужно крови?
   — Литры четыре. Но обычно выпускают больше. Выживают, создав последний шедевр, немногие.
   сида задумалась. Ненадолго.
   — Я выкуплю у одного из старых мастеров пятидесятилетнее железо. Потом мы переплавим его в тигле с хрупкой сталью второй или третьей плавки. Получится хорошая сталь. А кровь… Одну литру дам я. Вторую — ты.
   — Третью — я, — вступила ученица, тенью следовавшая за сидой, и досель не встревавшая в разговоры, — кровь лучшей ведьмы — или уже не ведьмы… Но всё равно ведь подойдёт?
   — А четвёртую я, — сказала с лестницы аннонская пророчица, завёрнутая в простынь на голое тело, и чихнула, — моя тоже подойдёт. Ведь я — это ты. И если надо — бери всю. А для чего тебе кровь?
   — А почему ты ходишь тут неодетой? Ты это я или кто? Изволь соответствовать!
   — Так я и хочу… Но вся моя одежда куда-то пропала, а твои сёстры только хихикают. Они тоже не богини, а только сиды?
   Неметона закрыла лицо руками. Не помогло — смех прорвался наружу, сотряс и опрокинул — хорошо, вовремя табурет нащупала, на него и плюхнулась.
   — Пошли, горе луковое, подберу тебе что-нибудь из своего. То, что было на тебе вчера, это уже не одежда, а лохмотья.
   — Спасибо… Луковое — это потому что я камбрийка, ясно. А почему горе?
   — Это потому, что я с тобой наплачусь… И луковое — потому же.
   — Мне очень жаль, если так. Но пока-то ты смеёшься?
   — Угу. Тогда будешь просто Луковка. Пойдёт?
   — Луковка? Нионин? Это мужское имя, надо чуть поменять… Я укорочу. Нион. Нион Вахан! Это у меня прозвище такое. Пусть меня так и зовут теперь.
   Маленькая, значит луковка. Или незрелая.
   — А волосы мне тоже нужно отрезать, как ты?
   — Совсем не обязательно… Слушай, Луковка, ты вышивать умеешь?
   — Да.
   — Тогда, как мы тебя нарядим, помоги мне — собери в комнату всё, что для этого нужно…
   Снова возня. Докучливая с пророчицей. Радостная с Володенькой. После обеда — на репу уже смотреть не хотелось — Клирик решил сдержать данное себе на холме обещание. Сел-таки вышивать. Украшать парадную форму перед парадом.
   Что оказалось довольно несложно. Вычертить прямые линии углем — границы фигуры и места, куда будет входить игла, чтобы зацепить нить на основу. Всё остальное с сидовским зрением и мелкой моторикой труда не составило. Поначалу шло медленно. Потом — всё скорее и скорее. Работать было легко и весело, и малыш, кажется, стал кричать пореже. А к вечеру дело было сделано.
   Пелерина обзавелась рисунком. Даже двумя одинаковыми — на обеих полах. Простенькими, без изысков. По сути, это была работа вышивального робота с элементарной программой. Но Клирик остался доволен.
   А вечером, на семейных посиделках — маленький тоже участвовал, и даже немного посерьёзнел, когда глава семейства начал отчитывать дочерей — выяснилось — в ученицы к сиде сёстры не рвутся. Ну, Тулле незачем. А остальные…
   — Сестрой быть уютнее, — высказалась Эйлет, — как маленького от титьки отнимешь, перебирайся снова ко мне. Одной скучно.
   — Я в своём деле хороша, — сообщила Гвен, — и оно мне нравится. Другим я заниматься не хочу. Ни войной, ни землёй, ни зельями вонючими. Моё место — хорошая кухня с десятком поваров. На твоем месте, пап, я бы женихов мне поискала в заезжих домах — Гвинеда, да Поуиса, да Гвента. Вот бы мне и вышло счастье.
   — Я маленькая. Мне рано учиться, — заявила Сиан, — я играть хочу.
   И только Эйра чётко спросила:
   — Когда начнём?
   — Сегодня же. Переселяйся к Анне. И отучайся слушать отца.
   — Что? — у Дэффида брови встали домиком, кулак приготовился по столу грохнуть.
   — А то. Вассал моего вассала не мой вассал. Она теперь моя ученица, на три года. И я ей, как и Анне, отец, мать — прости, Глэдис, — и всё остальное начальство! И она мне не старшая сестра, а ученица! Ну или забирай дочь обратно…
   — Что скажешь, Эйра? — поинтересовалась Глэдис, — Пока не поздно…
   — Я, в отличие от сестричек, ХОЧУ быть ведьмой, — объявила Эйра, — и замуж за принца хочу, и на колеснице ездить с такущим копьём, и зелья варить — да-да, Гвен, вонючие-превонючие. Но на арфе мне играть будет можно?
   — Можно, — отрезал Клирик, — Если хочешь, так и уговоримся — каждый день по часу. Кроме походов. Кстати о походах — завтра со мной и Анной на колеснице поедешь. Будем блюсти римский обычай.
   — Какой?
   — Ну, мы будем торжествовать, а ты нам гадости говорить. Чтобы, перепыжившись, не лопнули от гонора…
   С первым заданием новая ученица сиды справилась отлично. Не спасли ни радостные клики горожан, ни звон церковного колокола — по русским понятиям, тусклый и безыскусный. А языкастое чудовище пришлось сразу, перед королём, народом и иноземными послами провозгласить своей новой ученицей.
   Войско распустили, и на глаза немедленно явился Тристан. Разобиженный.
   — А я тебе не ученик? В поход не взяла, на колеснице не прокатила. Норманны вчера на порог не пустили…
   — Эйра меня обзывать должна была, дразнилки рассказывать на ухо. Сам пойми — девчоничья работёнка. А ещё приходи на ипподром. Там я тебя из баллисты стрелять научу.
   Это сразу перевесило обиду. Трисан засиял.
   — И ещё. По закону — ты леди Немайн пока не ученик. А потому на официальных делах пока её сопровождать не можешь. Уговаривай родителей, — прибавила Анна.
   — А я думал, ты за шлем обиделась. Лорн, он по своему всё сделал, я иначе говорил.
   — Так получилось даже лучше… Мастер есть мастер. Кстати, а почему Дэффид послал за шлемом тебя, а не одну из моих сестричек? И не Кейра?
   — Это потому, Учитель, что послал меня за шлемом вовсе не Дэффид. А сам король!
   Вот, значит, как. Интересно. Значит, Гулидиену, и правда, очень нужен был этот парад, и эта пыль в глаза. Шлем отдавать обратно не хотелось. А принять чужое оружие… Впрочем, король всё ещё должен десять золотых за найм рабочих. Теперь будет должен семь.
   Сразу после парада начался пир. Погода не подвела, в небесной канцелярии взглянули на потуги Гулидиена благосклонно, немногие пробегавшие над торжественно гарцевавшим войском тучи разошлись в белизне яркого неба, как само войско — в ликующей толпе. Потому столы вынесли на улицы. Сиду, конечно, попросили за королевкий. Слева сам король, справа — принц Рис. Золотая рыба, алое мясо… А сиде уже и овсянка счастьем кажется! Но и овсянку нельзя. Зато можно соленья. Соли в Диведе много… И можно немножко пива. Проклятая инструкция. Если б не знать, что от несоблюдения режима питания будет такое…
   А ведь завтра — праздник Мабона, в Ирландии именуемого Энгусом. Бога Солнца и мужской силы. Снова большая обжорка… Клирик с тоской представлял, как жуёт зелень, когда все кругом набивают желудки действительно вкусными вещами. Одно радовало — по чужим домам в день Мабона ходить было не принято. Защита пропадает. Так что в трактире будет пусто. Семейный день. Отдохнуть, поговорить…
   Потому король и начал пир около полудня. Чтобы успеть до наступления праздника бирюков.
   Саксы за столом против ожидания вели себя очень воспитанно. Даже ели ложкой и ножом. До вилок у них, конечно, не дошло пока… Граф Окта ловко поддерживал разговор ни о чём да хвалил диведское войско — за те десять дней, что он в Кер-Мирддине, с королём обговорил всё, что только возможно, и теперь ему остаётся только ждать, пока соберутся верхушки всех кланов западной половины южной Камбрии. Одиннадцать валлийских, да двенадцатый ирландский, королевский. От каждого прибудут человек по пяти-семи. Всего — около семидесяти. Заседать примутся неторопливо, этак с месяцок провозятся. И всё это время Дэффиду их кормить, поить, обеспечивать жильём. Бесплатно. Сплошное разорение.
   Король расспрашивал про мангонель, граф Окта интересовался колесницей — и оба получали ответы туманные и нечёткие. Небо темнело, мир вокруг наполнялся красками. Собеседники, наконец, достаточно захмелели, чтобы продолжить разговоры между собой, не обращая внимания на скучающую Немайн.
   Клирик тихонько отодвинул стул, встал, намереваясь уйти способом вероятного противника. Но мир вдруг поплыл перед глазами, краски вымылись. В уши хлынула ватная тишина. Сердце сдавило, как в кулаке — до брызг, до пронзительной боли. Клирик попытался крикнуть — и не смог толком вдохнуть, густой воздух не шёл в лёгкие. Вокруг суетились. Полупрозрачные тени. Король. Дэффид. Мэтр Амвросий. Хороший врач, но решится ли хоть на что-то с организмом нечелевека? Воздуха в груди не оставалось, но лёгкие чуть-чуть расширились. Понемногу возвращались звуки — неправильные, непривычные, словно каждое слово било в барабан. Глаза слипались.
   — Пульс чёткий, — голос Брианы, — но медленный очень. Раза в два медленнее обычного. Яд?
   Что бы это значило? Клирик вспомнил одну из глав руководства — но этого просто не могло быть! Он же делал всё правильно… Но если это не то, о чём было сказано в руководстве — то что угодно. Разнообразные болезни, косившие людей с средние века и раньше, описаны плохо — а встречаются в наше время ещё реже. К большинству из них у людей попросту выработался иммунитет. К этому шло даже с чумой. Кроме того, сида — не человек. И если местные микроорганизмы пробили её иммунную систему… Об этом и думать не хотелось.
   — Не яд, — даже не шёпот. Но Бриана, как будто, умеет читать по губам, — Болезнь. Меня — вон из города. Под крышу. Немного еды, воды. Кто заболеет — так же. Если многие — покинуть город, но недалеко. Карантин, посты, жёлтый флаг…
   Торопился, боясь потерять сознание. Которое не уходило. Сердце заполнила боль, голову кружил безумный страх смерти, который только и положен полубессмертному существу. Сверху переговаривались.
   — Яд. Наверняка, — мэтр Амвросий.
   — Зачем жёлтый флаг? — король.
   — Жёлтый — цвет предательства, кажется… — Гваллен.
   — Или замена золотого.
   — Если яд — понятно…
   — Под крышу сказала…
   — К нам, — Бриана.
   — Имя назвала?
   — Сказала — Карантин. Римлянин? Причём тут римляне?
   — А ведь уже вечер! — Анна, — Наступил день Мабона… Твари прожорливые, да вы ж её убили! И не к врачу — в церковь! Быстреее, быстрее…
   Небо заливало тьмой. Это было неправильно! Ведь так старался, инструкцию соблюдал до буквы… Но — похоже началось то, из-за чего он так тщательно её и соблюдал. Или нет?
   Свет померк. Понемногу уходили звуки… И всё-таки Клирик сумел выдавить из себя членораздельные слова.
   — Анна.
   — Наставница?
   — Пойдёт кровь — хорошо. Выживу. Нет — плохо. Умру — сжечь. Не подходя.
   — Я прослежу.
   Звуки ушли. Потом ушло и осязание. Осталась только боль. Уже не связанная с сердцем, радужная, переливчатая, разная…
   Скамью вытащили с задних рядов, подтащили ближе к алтарю, чтобы получилось почётнее. Анна затаила дыхание, ожидая, что наставница встанет — священные своды прекратят влияние Мабона, и сида оживёт. Но — воздух вырвался из лёгких раз, и другой, и третий — а Немайн продолжала молча лежать. Глаза открыты, только помаргивают изредка, уши ворочаются, будто прислушиваются к нездешнему.
   — Яд, — это подло, — заметил оказавшийся за плечом Эгиль, — узнаю, кто — убью. Если окажется бог — убью бога.
   — Как? — у Анны опустились руки. Казалось, из жизни, вместе с наставницей уходит цвет… Можно вернуться к мужу, можно снова стать обычной главной ведьмой клана. Безо всяких конкуренток… А толку? Всё это было в прошлом, было, прошло, отрезано петушиной кровью. А того, что должно стать — и не оказалось. Не окажется, если Немайн сейчас уйдёт.
   — Из камнемёта. Я сделаю. Оружие богини…
   — Оружие христианки, — преосвященный Дионисий был мрачен, — она отходит?
   — Не знаю. Она успела сказать, что может выжить. Но до следующего вечера ей лучше быть здесь…
   — Здесь-то на неё никто не покусится.
   Вот и все мечты о кардинальской шапке. А так всё шло хорошо! Язычники-саксы были от августы в восторге. Можно было надеяться через неё зацепить самого упрямого язычника на острове — короля Пенду. И получить уже не епархию — диоцез. Но…
   — Я не знаю, кто это сделал, но он должен быть пойман и наказан, — объявил епископ, — и если это христианин, я его немедленно отлучу. Пусть даже заочная формула интердикта и не будет включать имя.
   Анна горько усмехнулась.
   — Я отдал распоряжения замкнуть ворота и опросить стражу — кто выходил за последнее время, — объявил сэр Эдгар, — больше я сделать ничего не могу. Если отравитель внутри стен, пусть в них и останется.
   Поодаль событие обсуждали мерсийцы. Оно им очень не нравилось. Кельтская богиня была союзником. Не зависящим от благоволения совета кланов или ещё каких обстоятельств. Армия в себе. Она явно приняла сторону партии войны — с доводами посла Окты согласилась, на параде блистала воинским рвением. И что теперь? Да рискнут ли сонные диведцы вступить в войну с вдесятеро крупнейшим государством без её поддержки? Оставалось обсуждать, кто из врагов мог так крупно подгадить. Ну и рекомендовать королю Гулидиену, буде Немхэйн выживет, пылинки с неё сдувать…
   Растерянная Эйра, только ставшая ученицей. Тристан, который не ученик — и не растерян. Стоит рядом с викингами, обсуждает планы мести. Мулинет он не разучил полностью, но все удары нарисованы. Это — техника Учителя. Она пригодится.
   Принц Рис нехорошо зыркает на саксов, шепчет на ухо королю. Подозревает. Если Окта узнал о настоящей позиции Немайн в отношении войны, мог и устранить. У Гулидиена сжимаются кулаки. Вот тебе и два зайца, вот тебе и бегут в одно место. Не бегут а идут. Все планы на счастье, на славу, на добрую память. "Король, при котором сиду отравили" — вот так его и запомнят…