* * *
   В боевой поход сида собиралась впервые. Тут даже память Клирика о контактах с наёмниками мало чем могла помочь. Хотя бы потому, что нанимать было некого: море бурно, а собственные граждане и так подняли ополчение и тащат упирающуюся сиду воевать. Солидарность с остальным Диведом… Но и здесь можно было сделать многое. Например, отобрать ядро будущей кадровой армии.
   Сида и без того была недовольна. Толпа вооружённых людей, которую выставили кланы — маленькая толпа — оказалась почти неуправляемой. Её можно было построить — убив больше часа. Она могла стоять. Ещё отряд можно было бросить в атаку. Один раз, развалив строй. С маневром было получше — ополченцы умели соскочить с коней, напасть, отступить, подняться в сёдла и снова ударить в другом месте. Но это и всё. Зато сида нашла инструкторов. А именно — абордажную команду с дромона. Эти грозные бойцы начинали скучать — а до чего скука может довести солдата, капитан знал не понаслышке. Так что он только обрадовался предложению не только из очередной прибыли. Тем более, участвовать в сражении им не доведётся — поход планировался конным, а не морским. Но сколотить пеший строй абордажники умели. И что могли сделать за неделю — сделали.
   За эту же неделю Эгиль успел соорудить небольшой камнемёт без противовеса. У моряков-африканцев машина — да ещё и в разобранном виде — интереса особого не вызвала. Зато вызывала горячее сочувствие сида, которая разрывалась между желанием прихватить — на всякий случай — ещё немного стрел. И необходимостью выделить две повозки под устройство, которое, скорее всего, окажется совершенно неэффективным.
* * *
   Эмилий с тоской вспоминал далёкую Африку. И ещё более далёкие времена, когда он только начинал свою многотрудную службу. Тогда тоже казалось, что для империи всё кончено: столица схвачена с двух сторон грозными врагами, житницы заняты, по полям вместо крестьян шляются варварские банды. Тогда ему пришлось со своей полусотней — которую готовили к другому — изображать армию прикрытия границы. Ибо берберы, хоть и старые соседи, но дай слабину — и ворвутся на поля. Одна радость — прорвись пустыня сквозь заслон, был бы грабёж, а не резня. Будут пленные, за которых потребуют немалый выкуп — но не иссечённые мечами деревни. Потому как в набег пойдут те, кто привык ценить соседей — как источник зерна и фиников. Но так же, как кочевники привыкли к плодам осёдлой цивилизации — и им было, кстати, всё равно, Карфаген с ними соседствует или Рим — точно так же и осёдлые жители Африки не представляли себе жизни без плодов огромных стад, покрывающих склоны Атласских гор.
   Тогда Эмилий справился — и ему сделали лестное и выгодное предложение. Которое и привело его, в итоге, к туманным холмам Камбрии, и к необходимости наладить службу снабжения маленькой армии с нуля. Иногда даже думалось — а может, лучше б он попался тогда в плен? Выкупили бы. Конечно, на прежнем счету опростоволосившийся офицер бы не остался. Но задание-то было не из лёгких! Так что свою тагму бы получил. А не вот это!
   Почти две сотни молодцов с легким оружием. И десяток грамотных девчонок, ни бельмеса не понимающих ни по-латински, ни по-гречески. Да и грамота у них — хуже персидской или армянской! Те хоть буквами пишут. Пусть и чужими. Эти же только чёрточки рисуют. Длинные и короткие. Получается — как береста, только штрихов побольше. И как это вообще можно читать?
   Собственно, для того с ним августа свою «сестру» и отправила. Вести канцелярию. Но тут Эмилий вспомнил, что он теперь купец. А чтобы нормальный купец ведение книг полностью перевалил на партнёра? И вёл дела не читая? Пришлось изучать новое письмо. В придачу — ирландский язык и то, что августа полагала правильной системой учёта движущихся грузов.
   Всё это приходилось проделывать в пути. Нужно было заглянуть к поставщикам, с которыми договорился Дэффид ап Ллиувеллин. Ко всем по очереди. Разумеется, не лично к тем людям, что ушли в поход или остались в городе. А к младшим да старшим партнёрам, к родне. Чаще всего — к жёнам или сёстрам.
   Сидова команда сразу окружала жертву кружком и начинала щебетать. Понимающему — изредка — отдельные слова римлянину оставалось только щёки важно надувать. Спустя некоторое время Эйлет докладывала результаты. И оставляла на месте одну из своих чародеек. А заодно и пару мужчин.
   После чего — снова в сёдла! Старому кавалеристу Эмилию оно и ничего. Привык в молодости есть и спать в седле — и не забыл, как это делается. Потому и держался бодро, и беседы на тему, что и как надо бы взять со следующих хозяев, не забывал проводить. Напоминал, как строить блокгауз. Как и что складировать. Эйлет, за пяток бессонных ночей постаревшая лет на десять, закутанная в военный плащ, в штанах, короткой тунике да стёганой куртке и на девицу-то не больно уж походила. Так, молоденький офицер. Только недавно назначенный, и искренне полагавший, что воинские части снабжаются сами собой, а питаются манной небесной да росичкой божией. А теперь вдруг осознавший — какой это труд — переместить три с половиной сотни конных от квартир до поля боя. Да ещё и без помощи флота! И без обоза!
   Эмилий знал — в историю этот переход войдёт. А про интендантов, наверняка вновь будут спорить, сколько они украли. А не сколько у них прибавилось седых волос! Вот у него, например, когда базилисса на ясном глазу ляпнула, что запряжённые волами телеги — это позавчерашний день, а хорошие двуконные возки — минувший час. И что ныне правят дорогами рессорные колесницы о трёх осях. Правда, мало их пока. Только под небольшой запас стрел. Значит, всё остальное придётся добывать как-то иначе.
   И ведь никто за язык не тянул. Сам предложил магазинную систему снабжения. Сам согласился, что дорога, по которой пойдёт войско, и так будет немножечко забита. Уж найдётся кем и чем! Сам нашёл решение ушастой гениальным. Как же, базилисса-армянка! Так что толку скулить? Исполняй!
   Решение и правда казалось хорошим. И довольно свежим. Войска выйдут засветло, пойдут шагом — вдоль восточного, пологого берега Туи. Десять миль без дороги, по пляжам и отмелям, за ними рессорные повозки с неприкосновенным запасом на случай чего. Потом повернут на римскую дорогу. Вот тут их и будет ждать первый магазин. У моста. Еда, шатры, короткий ночной отдых. Потом — снова переход. На римской дороге перейдут на рысь. Эмилий поморщился, аллюр не самый приятный. А без стремян и вовсе невыносимый. По счастью, в Глентуи всякий перенял римскую манеру. Иногда в голову приходили мысли, о том, что местные жители и правда одичавшие римляне. Утратившие часть цивилизации, но сохранившие старую доблесть. Впрочем, всего четыре часа пытки, и их ждёт магазин на другой реке. Следующий переход — и снова до моста. Тут ночёвка. И, наконец, следующий магазин, обед, ещё бросок — и встреча с основными силами. Где уже должен ждать очередной магазин с шатрами и горячей пищей! Хорошо!
   Поди ж ты это «хорошо» организуй. Эмилий вздохнул. Слава достанется не ему. Но… Он хмыкнул. Слава-славой, а добрые солиды от него не уйдут. Он-то, по легенде, бывший чиновник и нынешний купец. А за услуги сида расплатилась щедро. И ещё добавит. По выполнении. Чего ещё надо? Хмм. Ну, например, того, чтобы у его девочек не стирались задницы о добрые военные сёдла! Потому как они не то, что в мужской посадке со стременами — вообще в жизни верхом не ездили. Сгрузить бы в рессорный фургон, да и дело с концом. Но в лесах да на торфяных болотах фургон с собой не потаскаешь. А на лодках — крюк в полусотню миль на каждый переход получается. Так что — выхода не было. Оставалось — утешать.
   — Вы же хотели на войну? — спрашивал Эмилий, — Так вот это настоящая война и есть. Хорошая, потому как на этом острове, кажется, лет полтораста никто так не брался за снабжение, как ваша Немайн… И потому, что из-за этого у вас есть все шансы вернуться живыми. И целыми. А сверкание брони, лязг мечей, вьющиеся значки — это не война, это парад. Впрочем, тоже дело нужное. Победим — покрасуемся.
   — Насчёт целыми, это я не уверена, — откликнулась одна, побойче. Прочие уже только носами хлюпали, — Кажется, я забеременела…
   — От кого? — римлянин скользнул взглядом по подчинённым. Вот они, особенности национального военного дела: потери брюхатыми.
   — От того скота, что подо мной! Кажется, уже ничего целого ниже пупка не осталось…
   Эмилий незаметно выдохнул. У этой ещё есть силы шутить? Да из чего тут девок делают?!
   — Ну, тут я тебя утешу. Скот под тобой холощёный. Кто ж посадит непривычную девицу — да на жеребца? Так что — целая ли, нет ли, но кентавра рожать не будешь.
   — Спасибо и на том… — молоденькая язва поклонилась легонько. Откуда святая и вечная ухитрилась вытащить ему на хребет этих умненьких язычниц, разведчик не знал. Зато выяснил, что способов хотя бы на время прекратить стенания и вернуть болотным нимфам бодрый вид, всего два. Во-первых, объявить, что почти добрались, и скоро можно будет отдохнуть. Увы, до следующего селения оставалось не менее пяти миль. Что ж. Оставался последний вариант: помянуть имя августы.
   — Ничего, ничего, — улыбнулся Эмилий, — Мне ещё в бытность опционом пришлось выучить простую мудрость: стереть задницу ради императора ничуть не менее почётно, чем получить рану, но гораздо более практично и здорово. Уверен, что Неметона полностью разделяет мои убеждения!
   И вот у них уже горят глаза… И шеи выпрямились. А главное, ноги не ленятся, а работают, как надо, смягчая толчки. Рысь! Рысь, ставшая главным козырем маленькой армии Глентуи. А потому — терпите, девочки, терпите. Лучше один потный скот внизу, чем дюжина — сверху! И простите вашу богиню, а нашу августу. Иначе просто никак. Зато… Эмилий хохотнул. Выскочившая вперёд Эйлет придержала коня.
   — Чему смеёшься, почтенный?
   — Представляю себе рожи саксов, сиятельная… Да всех! Пойми — то, что собирается провернуть твоя сестра, сложно и удивительно даже по меркам Империи. А здесь… Я так понимаю, в Камбрии стремена пока в новинку?
   — Сестра их и ввела.
   — Даже так! — римлянин цокнул языком, — Совсем радость. Эй, слушайте все, весёлое рассказывать буду! Вот, значит. То, что войско великолепной Немайн пойдёт без обозов, рысью — это вы знаете. Что все привыкли тащиться шагом, причём не лошадиным, а воловьим, тоже. Теперь шутка: никто же не поверит, что армия за два дня пролетела расстояние, на которое все привыкли тратить больше недели! Будут сказки ходить… Про ведовство, про чудо. А это чудо — природная хитрость великолепной, да наши стёртые задницы. Вот такая шутка…
   Эйлет хихикнула. Все остальные оставались донельзя серьёзными. А та самая, бойкая да остроязыкая, привстала на стременах.
   — Слышали? — спросила, — Всё не напрасно. Просто — заклинание такое. Сжатие дороги. Вчетверо, мэтр?
   — Вчетверо, — буркнул Эмилий.
   Теперь всё оказалось наоборот: радовались все. Кроме купца-римлянина, который всё бормотал под нос, что если это и римляне, то одичавшие вконец. Прямо таки до сципионовых времён. Утешало только то, что во времена оны римляне были народом, пусть и суеверным, но, пожалуй, даже более храбрым и стойким, чем их просвещённые и принявшие свет истинной веры потомки. Родину, по крайней мере, защитить умели.
* * *
   За день до начала похода дромон снова спустился в Кер-Сиди. Груз был по преимуществу заказан уже вновь произведённым комитом Южного берега — под новые потребности стройки. Но были и исключения. Которые, разумеется, пришлось сразу напялить — не из своиственной женщинам любви к обновкам, но ради того, чтобы хоть немного привыкнуть к их весу на плечах. Лорн ап Данхэм успел.
   Разворачивала льняную ткань, в которую была для сохранности завёрнута её броня, Немайн очень осторожно. Виной тому — подсознание. При словах "лорика сквамата" глаза застил классический доспех эпохи поздней римской республики, вышедший из употребления уже ко временам Траяна. Который, кажется, назывался немного иначе. Но предубеждению не прикажешь. Так что, когда разум говорил, что бояться нечего, воображение рисовало нечто вроде анатомического доспеха. Женского. Этакий фэнтэзийный бронелифчик. Только без декольте…
   Действительность оказалась куда великолепней и сумрачней любых измышлений. Первое, что вспомнила Немайн, увидев броню, был пресловутый "эвил оверлордз лист". Кузнец, сумевший освоить литьё булата, ухитрился повторить условия выплавки меча почти один в один. Так что пластины новой брони сверкали, словно серебро сквозь разрубленную вену. Тяжёлые грани перекрывали друг друга. Сверкал белый металл заклёпок, намертво прикрепивших десятки крупных чешуй к стёганому поддоспешнику. Доспех даже на вид казался увесистым. И если в руках это был просто тяжёлый груз, то на плечах… Весить будто стал полегче. Но ощущения! То ли черепаха, то ли танк…
   — Ладно поход, — бурчала Немайн, преодолевая желание немедленно скинуть вериги, — поход я в колеснице просижу. А как быть сегодня? Мне бегать надо. Хотя… Забыла. Полководцу не положено. "Гора не движется". Что ж. Такэда Сингэн прав!
   — Кто прав? — а вот у Эйры, кажется, сложностей поменьше. Девушка сильная, в обновлении половину осени не валялась.
   — Один полководец. Который считал, что командиру в бою суетиться незачем. На то есть подчинённые.
   — Ну, он, наверное, прав. Майни, а нам обязательно это носить? Рыцари обходятся. Дышать же тяжело!
   — Ничего не тяжело. И заметь, у тебя кольчуга в два раза легче. Давай, перевязь надену. Так. Хорошо. Теперь плащ. Под фибулу, чтобы не вышло против обычая, цветастую ленточку. Шлем.
   — А почему мы едем не на "Пантере"?
   — Так считать нужно. Как ты думаешь, зачем я поручила Эмилию сдохнуть, но доставить в последний из магазинов две тысячи лопат?
   — Ох, и любишь ты в земле копаться!
   — Люблю? — Немайн задумалась, — А знаешь, действительно люблю. Земля — хороший материал. Простой в обработке, податливый. Живой. Особенно — мокрая земля.
   — Ты ещё зыбучие пески расхвали, — фыркнула сестра.
   — Зыбучие пески не обещаю, но что земля будет на нашей стороне — обеспечу, — ни тени шутки. Закончились.
   Немайн рассматривала себя в зеркальце. Белый плащ. Алый шёлк вокруг шеи. Через красную, одного цвета с волосами, лорику — белый крест перевязей. Меч и мечонок заняли свои места. Чуточку искривлённая «Руд» скромно спряталась в ножнах вместе с рукоятью, торчит только крюк. За который и полагается извлекать оружие. Такими рукоятями пользовались иные сарматские офицеры, и в Камбрии ещё помнили, как их изготавливать. При некоторой сноровке можно немедленно нанести рубящий удар или перейти в стойку. На другом боку — кинжал-сакс. На борту колесницы ждут клевец, булава и «скорпиончик». Богиня войны готова к работе по специальности!

4. Прибрежный тракт, окрестности Кер-Нида, река Нит. Год 1400 ab Urbe condita, вторая половина декабря

   Если бы Эмилий знал, каково придётся Немайн на дороге, живо прекратил бы ворчать под нос о несправедливостях судьбы. Тем более, что мог бы и догадаться. С его-то опытом! Надвигающиеся саксы идут всё-таки по враждебной территории, пусть и замирённой. И если храбрецы вступают в бой, поднимая диведские значки, то люди поосмотрительней, не надеясь на мелких правителей и непрочные земляные крепости, хватают семьи в охапку — и подаются на запад. Что будет, если Хвикке решат чуть-чуть нарушить договор, жители приграничных земель представляют себе слишком хорошо. По счастью, войско Хвикке еле ползёт. Обоз, запряжённый волами, постоянные стычки охранения с диведцами и мерсийцами, настолько жаркие, что время от времени приходилось разворачивать в боевой порядок часть основных сил, никак не прибаляют хода. А завалы на дорогах? А сожжённые мосты — а рек много, и все поперёк пути! И где взятый саксами поначалу неплохой темп в полтора десятка миль за сутки? Черепашье ползание, да и только. Попытка решить дело кавалерийским сражением закончилась плохо — и виной тому оказались мерсийцы. Те самые посольские два десятка, в пользе которых сомневался король Гулидиен. Воины, выросшие и возмужавшие во время непрерывной войны с Нортумбрией, не знавшие ни дня мира. А их противник, хоть и превосходил числом, да вдосталь нахватался стрел и дротиков от камбрийцев. Которые, дав врагу увязнуть, навалились со всех сторон — и вот тут сказались стремена. Удары рыцарей Диведа оказались куда сильней и смертоноснее обычного — а сами всадники не боялись вывалиться из седла, что сплошь и рядом происходило с уэссексцами. Тут не спасают никакие кольчуги: спешенные не в состоянии противостоять конным атакам без строя. Бежало не больше трети. Головы прочих были отрублены и аккуратно сложены пирамидкой на пути армии. Для поднятия супостату боевого духа. Доспехи достались пополняющим отряд добровольцам. Принц Рис, как выкупал брони у взявших трофеи на стрелой и копьём воинов, вздыхал совсем как скупая сида — но дело того стоило. Тем, кто собирался сражаться копьём и топором, они были нужней, чем лучникам. Получившуюся «полурыцарскую» конницу присоединили к мерсийцам. Вскоре пополнения значительно превзошли числом изначальный отряд, и граф Окта оказался командиром не столько мерсийцев, сколько западнокамбрийских бойцов.
   Вини саксы врага или природу — а все бритты, кто желал уйти, ушли. Римская дорога покрылась густой массой из повозок, людей и скота, медленно смещающейся на запад. Через которую, как ни старайся, пройти можно только узкой ниткой, по обочине. С колесницами же совсем беда. Немайн, такого никак не ожидавшая, вслух изумилась. Мол, никак не думала, что в Глиусинге, да и восточном Диведе, столько людей. И с ней согласилась половина старожилов.
   — Это ведь ещё только половина, — вдумчиво рассуждет Ивор, выгледящий в седле и доспехах моложе, — правда, большая. Кое-кто подался на север, в Брихейниог. Ну, это у кого где родня. Не забывай, у нас не Ирландия, земли клана с землями королевства не совпадают. Потому и идут — к родне. И это очень хорошо. Случись что — помогут держать стены.
   Немайн старательно поддакивает. А в голове переплетаются мычание и детский плач, скрип колес, ржание и ругательства, сливаются в песню горя и страха. Песня-стон чуть притихает, когда вблизи показывается знамя маленькой армии с диковинным чёрным зверем, обнявшим древко. В глазах загорается надежда. Войско идёт под красным знаменем Камбрии. Идёт — навстречу. Этого довольно, чтоб его — пропускали. А шеи беженцев поворачиваются, взгляды не хотят отпускать невиданную столетиями боевую колесницу, о которой ходило столько слухов, да треугольные уши, торчащие из-под римского шлема воительницы. Сидящей, почему-то, в другой, обозной, повозке. Слух доносил из общего гвалта: "И коней у иных рыцарей два — один для похода, другой для боя". "Неметона! Неметона идёт на саксов!". Слухи о явлении старой богини ходили по Камбрии давно. В другое время её "дикой охоты" боялись бы. Но теперь всё чаще звучало, и всё чаще — громко: "От Гвина не уйти, Неметону — не разбить!" Это значило — чем быстрее волшебная армия доберётся до врага, тем меньше поляжет добрых бриттов! И безропотно валятся с моста телеги с пожитками — чему изрядно помогает немедленно вручаемая расписка крещёной богини, любое содержимое пробки заталкивается с обочины в лес да топь. А люди — стараются помочь. Протащить. Протолкануть. Пройти — на восток.
   Но при том — глазеют на ушастую фигурку в колеснице. И когда встречаются взглядом с её, серыми — или отводят вниз, или — припоминают, что на поясе висит оружие, а под седлом — добрый конь. И чем больше людей поможет Неметоне, тем хуже придётся врагу. Короткое прощание с родичами — если рядом. Попытка пристроиться в хвост колонне. Потому как единственный отряд, готовый принять пополнение, плёлся позади трёхосных, как у Кухулина, колесниц обоза.
   Аннонцы нетвёрдо сидят в сёдлах, да и к стременам пока не привыкли. Потому включить их в ряды гленского ополчения оказалось невозможным. Но пятеро хороших лучников никогда не вредили войску. Разумеется, они спросили командира — стоит ли принимать в ряды верхних неумёх.
   — Да, — отрезала Нион голосом богини, — Мы никого не отталкиваем. Даже пеших. Слабые отстанут. Неумелые погибнут. Достойные — победят.
   Сначала просто хотела увеличить маленькое своё войско. И совсем-совсем не ждала трудностей. Где пять человек — там и семь. И десять…
   А где десять — там и сто. Родня цепляется за родню, и стихийная мобилизация нарастает, как снежный ком. Скоро Нион пришлось задуматься о том, чем кормить всю свою ораву. Чью ж ещё? Богиня в голове молчала. Богиня в колеснице выслушала бегущую рядом с бортиком пророчицу.
   — Первый привал — без проблем. Не зря запас заложили. Сразу от магазина отправим гонца к Эмилию — пусть пополнит следующие. А то вдруг твоя армия станет больше моей?
   — Моя армия — часть твоей, — отрезала Луковка, — как я — часть тебя.
   На её лице замерло недоумение, подобное попытке понять глупую, неуместную шутку. Пришлось надавать советов и указаний, подбодрить — и отпустить обратно в хвост довольную и весёлую.
   Если б эти части хоть толику любопытства на себя отвлекали! Общее внимание Немайн снесла бы куда спокойней, если бы считала свой внешний вид хоть чуточку менее дурацким. И неважно, что шёлковые ленточки на ушах оказались неизбежны и необходимы. Совершенно так же, как шарф на шее. Без них нежная кожа быстро натиралась о вырез шлема. Пришлось набросить на уши широкие тканые петли, завязать… Вот теперь — шлем снят, а кончики лент вьются на лёгком ветру, путаясь с короткими красными прядями. Выглядит легкомысленно, зато можно крутить ушами, сколько душе угодно, и всё слышать.
   Когда к полудню до первого магазина добраться не удалось, стало ясно — сроки придётся сместить. За счёт отдыха. Иначе — никак, всё рассчитано. Немайн решила отказаться от намерения поспать в колеснице — вместо этого, показывая армии пример бодрости, стояла столбиком. Чем привлекала ещё больше внимания. Время от времени — отвлекалась, оглядывая доски, на которых ученицы играли странную партию: позиции обозначают поселения выше по реке, магазины, переходы по дороге или реке. Фишки — войска, речные кораблики, скорее напоминающие лодки, продовольствие, военные припасы. Если бы не пополнение, мозаику можно считать в целом разложенной — но приходят новые люди, много людей, и следует дать новые распоряжения и указания.
   А заодно продолжить планирование — в расчёте на победу, на поражение, на недолгое стояние армий друг против друга.
   — Стояние нам выгодно, — говорила Немайн ученицам, — а саксам — нет. Мы подтянем ещё силы, а снабжение наладим, если надо. Зато саксам ни фуража, ни продовольствия взять неоткуда! Кроме собственного обоза.
   Дорога становилась всё более забитой. Наконец, Немайн, тяжело вздохнув, признала: все планы на кампанию пошли прахом. Нет, она-то успевает. Но пешая армия северных соседей, с большим обозом, не меньше, чем пара подвод на десяток бойцов, к сражению опоздает безнадёжно. Значит, Гулидиену — и ей — придётся встречать саксов не равными силами, но — в два раза меньшими. Что ж, как говорит Ивор, и не такое случается. Место выбрали хорошее. Резервная позиция — на несколько миль западнее. Но — туда нет римской дороги с севера. Тогда под полновесный удар всей силы саксов попадёт уже войско Кейндрих. Гораздо более слабое. У них шансов выстоять — вовсе нет. Вот и приходится — думать, да шипеть под нос, как змея, которой на хвост наступили.
   — Ладно, — мысли лились потоком, и следовало отлить их в хоть какую-то форму, — ладно. И ведь на западный берег не отойти! Придётся принимать бой, имея за спиной реку и болото, что вдоль берега. Мост, похоже, лучше перед боем сжечь. Чтоб не было искушения к бегству. Всё равно снабжение пойдёт по реке. Оборона. Большого вала насыпать не успеем, да и отдохнуть нужно. Частокол между валом города-форта и лесом Гулидиен и без меня поставит. Надо же прикрыть лагерь! Что не особо и поможет. Римский форт стар и мал. И вообще, сейчас он скорее напоминает обычный камбрийский городок. Туда не спрятаться и не продержаться. Что-то я упускаю…
   — Майни, ты говорила, что земля будет на нашей стороне! — Сестра богини в сверкающей броне привлекает не меньше взглядов, чем сама Немайн. А ещё — чего не знают ни Анна, ни Немайн — она их охраняет. Потому, что если саксы достаточно хитры, они могут подмешать в эту толпу человека с самострелом. Так Харальд сказал, и отправился расчищать дорогу. Вот и приходится в полуха впитывать мудрость, а остальными чувствами — следить, что вокруг происходит. Но теперь — можно и о непонятном спросить. Потому как Харальд снова рядом. Только-только сменился из передних рядов. Которым приходится тяжелее всего. Именно им пробиваться через толпу. И исполнять приказ: темп превыше всего.
   — Если бы земля… А там за спиной болото! Строй, значит, в нитку — через дорогу, от леса до города, и никакого движения сзади! Всего счастья, что не обойдут.