Кузнецов Владислав. Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)

   От приглашения — не отказалась. Зато наварила полную склянку злейшего средства от фэйри. Любое существо без бессмертной души боялось этого отвара пуще святой воды. Нет, ничего смертельного. Ядам её прабабушку сид не учил. Но даже от попадания нескольких капель состава на шкуру — у фэйри возникала зудящая боль. Так говорила мать. И это, разумеется, была правда. Этим средством Анна безотказно выводила боггартов, жирней, и лизунов, расшалившиеся шелковинки разбегались от одного запаха, а эллилов прострел проходил, независимо от наличия в округе самих эллилов. Так что несколько капель в питьё сиды должны были вусмерть рассорить её с бахвалистым хозяином. И если глупый ап Реннфрю ничего не напутал и связался действительно с великой… Анна аж зажмурилась от удовольствия, представив себе какое веселье устроит нахальному соседу богиня, у которой на пиру прихватит живот.
   Ферма ждала сиду. Гостей созвали — душ двадцать. Принарядились, приготовили вкусненького: день стал последним не только для нескольких баранов. Ради почётной гостьи досрочно расстался с жизнью молочный поросёнок. Запахи Немайн уловила едва не за милю.
   — У нас поста сейчас нет? — поинтересовалась она, принюхиваясь, — Запахи скоромные. А вообще-то, сегодня четверг.
   — Мы путешествуем, следовательно, не можем быть переборчивы в пище, — епископ улыбнулся, — но вот за хозяев придется основательно помолиться.
   Дом Перта снаружи выглядел симпатично: белёные стены, крыша крыта пластинами сланца. Клирик оценил изобретательность камбрийцев — местные сланцы — один из характернейших представителей анизотропных минералов. То есть камень, обладающий при разном положении разными свойствами. Сланец любил раскалываться на ровные и прочные пластины — и ему нашли прекрасное применение. В качестве черепицы. У камня был один недостаток: насыщенность углеводородами. В случае, если такой крыше ударит молния, получится очень нехорошо. Увы, при местных расценках на металлы громоотвод представлялся немыслимо дорогим удовольствием.
   Внутри дом оказался… Хлевообразным. Солома на земляном полу. Круглый стол, посередине — в дырке — жаровня. Пылающая и не дающая вкусностям остыть.
   Первым потрясением для Анны стало появление сиды под ручку с епископом. Причём фэйри выглядела как бы не монашкой. Не хватало только покрывала христовой невесты. Зато пастырский посох несла именно она!
   Хозяйка заметалась, не зная, кому поднести "долю героя" — в данном случае, молочного поросёнка. Анна улучила момент и капнула на поросёнка из склянки. Епископу состав повредить был не должен. В самом худшем случае очистил бы кишечник. Жена Перта, так ничего и не придумав, поставила блюдо перед обоими гостями — пускай сами разбираются! Среди воинов в таких случаях обычно начиналось смертоубийство, и Анна внутренне замерла, ожидая битвы богов.
   Но преосвященный Теодор галантно подвинул блюдо сиде. Та отхватила ножом полоску мяса и вернула поросенка епископу. Который с ним и покончил. Возможно, сиде не досталось ни капли из того, чем ведьма сбрызнула мясо? Больше ушастая ничего не ела — говорила, не влезает.
   Зато болтала за четверых. Вызнавала о белой и красной глине, спрашивала, где в древности жили разные племена. Когда поинтересовалась, нет ли в округе камней с вот такими маслянистыми прожилками — Анна припомнила, где последний раз видела масло эллилов, и рассказала. Сида перевела на ведьму глаза и уши — и та опорожнила в почти выпитое пиво сиды пузырёк со средством от фэйри.
   сида, не глядя, отхлебнула из кружки. В которой вместо пива оказался травяной чай… Причём знакомый. В детстве Клирику доводилось этим полоскать горло. Зверобой! Припомнилась известная история с попыткой отравления Джорджа Вашингтона помидорами. Или это вместо пургена? Немайн встала. Прихватила посох посередине древка.
   — Интересная шутка, — ледяной тон, уши прижаты к голове, глаза щёлками, — умысел был, понимаю, на смертоубийство? То, что у меня в кружке — противовоспалительное, вяжущее, ну ещё запах изо рта убирает… Ничего смешного. Значит эффект ожидался не забавный…
   Епископ понюхал кружку, окунул в неё палец, облизнул…
   — Зелье причиняет тяжёлые мучения всем существам, не обладающим бессмертной душой, — сообщил результат экспертизы, — Эй, ведьма, почему на меня так смотришь? Я ирландец, и я бывший король, а всякий ирландский король немножко друид. И я епископ, а значит, кое-что понимаю в душах. Твоя ведь вина? Покайся…
   сида была настроена менее благодушно.
   — Значит так, — сообщила она, — я выпила зелье. Яд — пусть и не смертельный. Первая вина — на хозяине. Перт, вот он, твой случай. Забирай. Ведьма! Кто б не шутил, а зелье я выпила твоё. Будет справедливо, если ты выпьешь моё. Любезный хозяин! Мне нужна жаровня, котёл, ручные жёрнова, ведро воды и мешок ячменя. Жаль, мешок с травами на сохранение в городе оставила, у мэтра Амвросия, и цикория нет. Ну, да и так обойдемся.
   Анна поняла, что до вечера не доживёт. А если доживёт, то весьма об этом пожалеет. Сида помянула цикорий — вернейшее средство для порчи девиц. Ведунья давно девицей не была, но что может женщина из народа холмов — даже не представляла. Семейные предания на этот счёт были страшны и расплывчаты.
   Епископ Теодор пытался отговорить сиду от совершения волшбы, то куда там!
   — Знахарка — моя, — объявила она, — Или в Камбрии умысел наказывать не принято? Что говорит римский закон о покушении на членовредительство? Вот-вот. И это не колдовство. Просто готовка.
   Заморачиваться с просеиванием и промыванием зерна Клирик не стал. Не в этот раз. Результат был нужен быстро. Так что зерно полетело на жаровню, по-старинному воздвигнутую посередине стола. Перемешивать посохом было неудобно. Зато когда преосвященный Теодор расслышал, что Немайн бурчит под нос, широченно разулыбался.
   Клирик нарочно читал молитвы о здравии — латынь звучит солидно и страшно. Для всех, кроме епископа. Который уже оценил шутку. А ведьма вместо латыни знает ирландский…
   Прожарив зёрна, сида взялась за жернова. Тяжёленькая кофемолочка! Мука выходила почти чёрной. Анна оглянулась на мужа. Может, спасёт? Взрослых мужчин под крышей четверо, да сида стоит одного. Но и Анна — не меньше, чем половины. А и надо всего — вырваться за двери, к лошадям. Но — муж стоял белее мела, глаза навыкат… Неужели пропадать?
   Клирик догадывался, что епископ сообщает на ушко пастве. Имя. Если хватило барду, почему фермеры должны оказаться крепче?
   Сочтя, что намолото достаточно, Немайн засыпала порченую муку в котелок, осторожно залила водой. Поставила на огонь. Понемногу на поверхности начала собираться бурая, ядовитая пена… Поплыл дурманящий запах…
   — Я же имею право на суд Божий? — спросила Анна у епископа, — Я неплохо управляюсь с копьём. Согласна даже одну руку сзади привязать… Если сочтёшь, что сида меньше ростом.
   Надежда… Вдруг на исчадии холмов грехов столько, что высшие силы простят ложь и злоумышление, лишь бы покарать мерзавку? Но епископ безразлично бросает, как про погоду:
   — Не советую. Будет очень некрасиво. И — против всякой пристойности. Суди сама. Вот ты на земле валяешься — с дыркой в брюхе, воешь, кишки выпали, воняют, юбка задралась. Сида тебе ворот разорвала, сиськи на трофей отрезает. При мужчинах… Потом голову. Или наоборот? Давно не судил женских поединков насмерть, Бог миловал. Ты ж понимаешь, что будет именно так. Права-то Немайн.
   — Стервятник всегда прав… А при чём тут Немайн?
   — А вон, при котле с варевом, следит. Немайн верх Ллуд. Знакомься.
   — Боженьки…
   — Вспомнила? Так и помолись, авось услышит.
   Пена над варевом начала стремительно подниматься. Сида сдернула котёл с огня, тяжесть качнулась в руках, черной жижей плеснуло на пол. И ничего, солома не задымилась.
   — Готово. Пить лучше горячим. Анне — тебя так зовут? — первой.
   — А кому ещё? — осторожно поинтересовался хозяин.
   — А всем. Это ж не яд и не зелье. Просто напиток из холмов. Только готовить я его толком не умею. Так что, если вышло невкусно — пусть отдуваются ведьма и стряпунья. И ещё: не понравится — приготовьте сами. Может, у вас рука полегче.
   Анна отхлебнула. Было слишком горячо, немного горько — но вполне терпимо. Конечно, чтобы пить такое для удовольствия, нужно быть очень странным существом. Например, сидой.
   — Гордишься, что добренькой стала? — спросила знахарка, — Вместо отравы подсунула просто гадость.
   — Я не добренькая. Я добрая. Кто будет вместо тебя лечить людей? Но больше на снисхождение не рассчитывай. И, кстати о гадости. Что-то ты не плюёшься.
   Перт гаденько хихикнул. Немайн между тем плеснула варева себе в кружку. Сделала глоток. И мечтательно закатила глаза, показав краешком синеватые белки. Анна была права. Получилась сущая гадость. Если сравнивать с любимой его робустой. Лично жаренной, лично молотой, варенной в нормальной джезве… И всё-таки это была гадость, похожая на кофе! Которое здесь и сейчас не купить ни за какие деньги. Потому, что арабы ещё не пристрастились к напитку. А возможно, и вообще не придумали… Так что придется довольствоваться суррогатом. Но в следующий раз добавить цикорий.
   Камлин вёл коня в поводу. Навьюченного походным скарбом Немайн.
   — Люди… — бурчала под нос сида, лаская ладонью древко посоха, — бритые обезьяны. Чем больше их узнаю, тем больше люблю простые вещи.
   — А народ холмов лучше? — ехидно поинтересовлся Камлин. Про то, почему сравнение произошло именно с экзотическими африканскими тварями, которых он и не видел никогда, не задумался. Так обзываться даже менее обидно получается. Вот, например, "отродье крокодилов" — отнюдь ведь не "собачьи дети"?
   — Хотелось бы думать, что да. Хотя бы в среднем.
   Чувствовал Клирик себя удивительно хорошо. Без груза на горбу шагать куда как легче. Что же касается окружающего мира — да и мира в общественно-церковном понятии, то решение принято. А обсуждение монастырского строительства с опытным человеком приносило хорошие идеи и совершенствовало планы.
   Епископа смущало другое. Во всех построениях Немайн была какая-то трещинка. Сформулировать — не мог. Неувязка раздражала, как соринка в глазу, и так же была невидима. Пока Теодор вдруг не понял: она невидима потому, что он принял главную идею — о том, что Немайн, как и Бригите, нужно строить монастырь. Но — сида много говорила о ремёслах, торговле, иной мирской суете. Многое — об учебе и распространении знаний, о войне, об устройстве государства и церкви. И совсем ни слова — о молитве. Камлин остановился.
   — Немайн, а зачем тебе монастырь? Богу можно служить по-разному… Построй город.
   Кейр после свадьбы остался в столице. Тестюшка настоял. Оно и верно — сыновей-то у него нет, дело придется зятьям оставлять. И раз уж выдал старшую за хуторянина с холмов, так и взялся натаскивать его на городское хозяйствование. Впрочем, учить пришлось не с нуля и не всему. Торговаться парень уже умел здорово. И успел уменьшить расходы тестя едва не наполовину. Просто скупив у заезжих купцов именно то, что нужно хуторянам. Все-таки Дэффид ап Ллиувеллин был потомственный горожанин, и о нуждах сельских жителей представление имел по их же запросам. Ну как тем было не слукавить?
   Зато с другими навыками у Кейра были сложности. Например, со счетом. В эпоху натурального обмена вычислений при торговле приходилось делать едва ли не в несколько раз больше, чем при расчете деньгами. От быстроты и точности зависела прибыль, от прибыли — качество жизни семейного теперь человека. Так что Кейру приходилось тренироваться, сидя за абаком и гоняя по расчерченной квадратами доске раскрашенные деревянные кругляки. За этим занятием его и застало второе явление Немайн в Кер-Мирддине.
   сида вернулась. Вечером, а скорее ранней ночью, постучала в дверь. Клирик не то, чтобы особо таился, но заявился в час, когда большинство обывателей уже спят, не желая фурора и глазения. Стража, не пикнув — и не посмев требовать с богини мзду, пустила ее на двор.
   Войдя, Клирик поприветствовал общество и устроился в своем кресле у огня.
   — Хозяин, — кричать или хотя бы повышать голос ей теперь требовалось еще меньше, чем в прошлый раз, — мешок с образцами — в мою комнату. Кстати, за нее все еще заплачено. Ещё: подготовь завтра с утра баню. И поставь в комнату самую широкую емкость с водой, какая есть. Вместо зеркала. Надо привести себя в порядок. Не идти же к королю растрепой?
   — Нашла место, леди Немайн? — спросил Кейр.
   — Точно. Лучше и быть не может, — Немайн щурилась на огонь, и вид у нее был совершенно домашний, — Холм высокий, футов пятьдесят. Хорошая такая глина поверху, внутри — песчаник. У подошвы, что интересно, почти то же самое — футов двенадцать глины, потом трещиноватый песчаник. Притом водоносный. Если там ров вырыть, он получится сухой. Но подкоп вести нельзя — и в камне долбиться тяжело, и водой будет заливать.
   — Так наверху ж воды не будет! — заметил трактирщик.
   — Будет, если колодец пробить. Шестьдесят футов в глине и песчанике — это совсем немного. Не гранит! Так что — вода будет. Хотя и солоноватая — море недалеко. Лес рядом есть. Камень — есть. Строиться можно. Дорога неподалеку — хорошо. Река неподалеку — хорошо… Ну, а главное — преосвященный Теодор благословил на служение.
   — Так ты теперь матушка Немайн?
   — Не угадал. По-прежнему «леди». Или "леди сида", как вы любите меня называть. Хотя и мое имя поминать всуе — не грех. Я остаюсь в миру. Мы с преосвященным Теодором решили, что так правильнее. По крайней мере, пока.
   — А монастырь?
   — Будет. Вернее, будет крепость. Чего-то вроде Круглого Стола. В конце концов, Господу, принесшему меч, можно служить не только молитвой.
   — А сам-то епископ где?
   — Уехал назад. Но — еще заглянет, к ярмарке. Поставит нескольких священников и нового епископа поприветствует.
   Немайн зевнула. И тут увидела доску с фишками.
   — Это что за игра?
   — Это абак, я на нем считаю.
   — Ааа… А шахматы у вас тут водятся?
   Шахматы водились. Но половина фигур ходила не так, как Клирик привык. Слон, например, прыгал через одну клетку. За ферзя, ставшего ходить только на одну клетку по диагонали, было особенно обидно. Пока приноровился, проиграл Кейру две партии. Тот задрал было нос — шахматная игра в Камбрии считалась занятием благородным. А обыграть богиню… Такое случалось только в сказке. В одной. Кейр припомнил забытый с детства сюжет. Там главным действующим лицом был бог мужского пола. Который сначала поддался… Потом поднял ставки. И выиграл у ирландского короля жену.
   — А на что мы играем? — на всякий случай уточнил Кейр, в третий раз расставляя фигуры.
   — Мы тренируемся, — сообщила сида, и брезгливо дернула ушами. Как если бы не в шахматы играла, а нужник чистила.
   Кейр понял — тренируется. Проигрывать. Конечно, у короля Гулидиена пока нет жены. Да и невеста его сиде, наверное, даром не нужна. Но мало ли что можно выиграть у короля?
   Клирик приглядывался к поздним завсегдатаям «Головы». Епископ, сказав в одной из бесед, что если заглядывать в Кер-Мирддин часто, но ненадолго, горожане привыкнут, не солгал — особой нервозности не было. Хотя избыточная предупредительность пока оставалась. Для верности Клирик перекинулся с некоторыми приветствиями и шутками, слил Кейру еще одну партию. Наконец, решив, что кратковременный визит Немайн жители Кер-Мирддина перетерпят, отправился спать. Сон пришел сразу, и на этот раз сначала раздался голос:
   — Говорит Сущность. Сообщаю о вашем текущем балансе свершений. К настоящему моменту они составляют тринадцать сотых долей процента от необходимого для обратного переноса.
   А потом, в стандартном кошмаре, снился перебункерованный скрепер, отказ бетономешалок и мокрый снег, рвущий нарастающей тяжестью линии электропередач. И хрипящий селектор, никак не желающий доносить распоряжение о том, что нужно прекратить подогрев бетонной смеси, чтобы замедлить схватывание…
   Проснулся Клирик засветло. Полюбовался в кадушку с водой на длинные ресницы в засонках и примятые ушки. В очередной раз напомнил себе, что порядочной леди нужно зеркальце. Что такого барахла у местных мастеров — в избытке. Всех дел — не забыть зайти в лавку. А потом вспомнил кое-что ещё.
   — Месяц, значит, — сообщил отражению, — прошёл. Кстати о месяце — и о леди: где, спрашивается, месячные? Не отчеты, а те, которые болят и текут? Похоже, у меня не только зрение и слух особенные. Ну да, я же не человек. Сроки могут быть другими. Жди теперь, когда и что. Ладно. Очищения кровью не было. Значит, очистимся водой.
   Камбрийцы хранили римские традиции. Так что баня сильно отличалась от русской. Неизвестно, чем пробавлялись горцы — скорее всего, чем-то вроде финской сауны, но тут, в городе, были построены правильные термы. Узнав, какую махину раскочегарили для него персонально, Клирик оторопел. И выложил на стойку трактирщика еще одну осьмушку золотого.
   — Дэффид, это в компенсацию расходов и забот. Я ведь неспокойное соседство?
   Тот, не пробуя на зуб, как бывало, подкинул кусочек монеты на ладони.
   — Чистая прибыль, — сообщил доверительно, — все-таки не успела ты толком наверху пожить, Немайн. Иначе знала бы, что сегодня — женский день. Все девочки моются. Даже королева. Хотя у нас её пока и нет. Эх, совесть, пропади она пропадом… Хочешь денежку назад?
   Клирик изобразил раздумье.
   — Не хочу. Угадай, сколько женщин будет в бане сегодня? Включая королеву, хотя её у вас пока и нет?
   — Ты и Тулла. Должен же тебе кто-нибудь потереть спинку? Не Кейра же было посылать? А Туллу ты уже того… Благословила.
   И подмигнул.
   Клирик настолько вплотную с новым телом еще не знакомился. Видеть, конечно, видел — когда менял нижнюю рубашку. Не трепать же было единственную шелковую вещь в походах! Да и в кусты хаживал. И сопутствующими процедурами — занимался. Но — это были физиология и гигиена. А тут…
   Приятных ощущений Клирик из бани не вынес. Сначала — предбанник. Раздеваться при Тулле и полудюжине горожанок посмелее (и постарше) Клирику было очень неловко. Потом — сидеть и потеть, рассматривая стены и потолок, потому что рассматривать Туллу было хоть и интересно, но тоже как-то невежливо. Хотя и вполне прилично. В стенах же ничего интересного не было. Частью обычный для здешних древних гор песчаник, частью — кирпич. Последний — исключительно с дырочками. Ну не камень же было сверлить, чтобы горячий воздух проводил? То ли от старой постройки остались, то ли не местные строители не все римские традиции забыли.
   Горожанки — и особенно Тулла — придерживалась другого мнения насчет разглядывания. Интересно им было. Поначалу. Потом, убедившись, что у сидов только уши другие, успокоились.
   Вместо мочалок и губок, а заодно и мыла, шерстяные перчатки. Потом — бассейн. Холодный. На все — два часа.
   Результатом, помимо физической чистоты, стала безусловная убежденность Клирика в необходимости внедрить на другом конце Евразии японские ванны. Тем более что самураи, практически, водились. Вообще, манеру выбривать тонзуру от уха до уха, а не на затылке, Клирик счел разумной. Не вдаваясь в догматические подробности. Лысый выглядит умным, а плешивый — больным.
   Вот с чем в Камбрии было хорошо, так это с одеждой! Своя шерсть, свой лен… Кожа — вплоть до лайки. Но — всё или домашнего шитья, или заказного. Так что наспех можно было соорудить разве что паллу. Именно так Немайн и поступила. Отбеленная шерсть — нашлась. И этого было довольно.
   Чистота. А еще мудрость и сила былой Империи — вот что стояло за простым архаичным нарядом. Даже не Империи — Республики. При императорах наряды римлянок стали цветастыми — но и легионы были уже не те. Хотя на Британию их еще хватило.
   Что ж. Посох на плечо, нож на пояс, Книгу под локоть — и шагом марш к королю! Уже в воротах получилось разочарование: часовой любезно сообщил, что Гулидиен закатился на охоту. Не меньше, чем на неделю. Вдобавок Кер-Мирддин встретил Немайн, как ручное чудовище. Ставни притворены, детей с улиц выкликали матери. Но лавки открыты, и по делам городской люд шествует степенно, хотя косясь и с оглядочкой. Немайн грустно свесила уши. Неделю раздражать собой город было нельзя. Впереди замаячили новые скитания. Настроение испортилось.
   Для исправления которого Клирик знал два надежных способа: женский — покупки, и мужской — бифштекс. Мясо в нужных количествах в котёночий желудок Немайн не помещалось. Зато Клирик припомнил, что собирался купить зеркальце, и решил попробовать женский способ. Как назло, в лавках ничего симпатичного не обнаружилось. Всякая дребедень, которой только вразнос по хуторам торговать. Оно неудивительно: другого спроса нет и до ярмарки не будет. Но если женщина хочет исправить себе настроение покупками и не может ничего найти, ни купить, ни примерить, ни в руках повертеть…
   Немайн резко прибавила шаг, и каждый камень, каждый корешок заросших травой улиц больно бил по ступням. Уши уже не свисали к плечам — они были прижаты, глаза сжались в смотровые щели. В конце концов она не выдержала. И направилась к эскулапу. За валерьянкой. Или ее средневековым аналогом.
   Увы, при этом пришлось развернуться против солнца. Так что вместо прохожих она видела тени на слепящем фоне. Ну и, разумеется, врезалась.
   — Леди, от тебя не увернешься! — голос принадлежал врачу, — Что-то случилось?
   — Очень яркое солнце сегодня, мэтр Амвросий, — сообщила Немайн, отлепляясь от лекаря, за локоть которого ухватилась, чтоб не упасть, — не по моим глазам. Не посоветуешь ли чего?
   — Обязательно, леди. Но — позже. Сэр Олдингар так упился на радостях, оставшись за главного аж на целую неделю, что придётся лечить. Не посоветуешь ли чего? Отравления, кажется, по твоей части?
   С серьезным таким видом спросил. Но в глазках что-то ухмылялось. Сида предпочла этого не заметить. И бойко оттараторила:
   — Три части ивовой коры и четыре части коры дуба в двадцати частях воды. Потом — клистир, — ничего ближе к бессмертному средству от симуляции, придуманного чешским писателем Ярославом Гашеком: "Три хинина, четыре аспирина, промывание желудка, клистир" Клирик навскидку придумать не сумел.
   Амвросий аж икнул. След ухмылки в глазах испарился, зато на губах появилась настоящая улыбка.
   — А неплохо. От горькой ивы его вывернет. Но дубовая-то зачем?
   Вообще-то затем, что из нее поначалу аспирин делали. Знать бы еще, как.
   — Для закрепления стенок желудка дубильными веществами. Ты не возражаешь, если я подожду у твоего дома?
   — Можешь и зайти! Мой дом для тебя открыт. Да он для всех открыт, вот только ходить ко мне с визитами — опасаются.
   — У тебя что, домашняя виверна живет?
   — Нет, у меня живут дикие дети. Не смотри на меня так! Я их честно воспитывал. Между вызовами, конечно.
   — А твоя жена?
   — Элейн? Ну, она больше занимается пополнением банды. И гильдией своей…
   И ушел. Судя по неторопливой походке, сэр Олдингар скорее слегка недомогал, чем находился при смерти.
   Стоило сиде войти в неухоженный садик, возле дома Амвросия Аркиатра, как на нее напали.
   — Защищайся, леди сида!
   Мальчишка. Без штанов, по римскому обычаю. Да и кричит — на наречии римлян. Причем не вульгарном, а вымершем, классическом. В руках — палка. Даже, скорее, розга. Что такое дети, Клирик знал: либо малообученные люди низкого роста, либо очень раздражающие мелкие звереныши. Этот был ни то, ни се — размер средний, шкодливость так и прет. Но лобик умный. Немайн присела на корточки. Не любил Клирик школить людей, смотрящих на него снизу вверх. Вот стоящих навытяжку перед развалившимся в кресле "пожарником"-экспертом — другое дело. А потому стулья в реквизированных у местного начальства кабинетах немедленно изводил. Разок — в окно восемнадцатого этажа.
   — От кого защищаться, сиятельный муж? — латынь входила в число прошитых при переносе в седьмой век языков.
   — От меня!
   — А ты кто такой?
   — Я — доблестный рыцарь Круглого Стола! Защищайся, коварная ведьма!
   Мальчишка бодро взмахнул палкой. Клирик вдруг осознал, что игрушку тот держит неправильно. Правая же рука Немайн сделала быстрый тычок вперед — Клирик только и успел, что раскрыть ладонь, и вместо удара под дых вышел хлопок по животу. Вспомнился анекдот о теще боксера: "И тут она раскрылась".
   — Благородный всадник убит, — подвела итог схватки Немайн.
   — Так нечестно!
   — То есть как это нечестно? А ну-ка напомни, какой гандикап накладывается на мужчину при судебном поединке с женщиной? Или я тебя плохо рассмотрела, и ты девочка?
   — Мужчину надлежит расположить в яме глубиной по пояс, — мальчишка разом потускнел, — и привязать одну руку к туловищу.
   — Именно, — отметив интересные подробности, продолжил Клирик, — к тому же у тебя палка. А у меня нет.
   — Но ты же ведьма!
   — Я сида. И вообще, мне начинает казаться, что ты все-таки девчонка. Проиграв — обзываешься. Парень попросил бы научить его драться.
   — Женщину?
   Снова пригодились сказки Кейра и песни барда.
   — Кухулина учила драться женщина. Ланселота учила драться женщина. Много это помогло их врагам?