Страница:
— Неметона! — гонец через силу улыбнулся, — Слава Богу… Успел… Мы разбиты. Хвикке… Теперь — всё на тебе.
И заснул раньше, чем его уложили. А вот Немайн было уж не до зевоты…
— Таак, — протянула она, — а я думала — зря меня будили. Дежурный! Поднимай семью.
То есть, дружину. Что поделать — в клановом обществе иначе просто нельзя. Доверенный человек, служащий не только из денег, но и из чести — должен стать немного родственником. Но, только рыцарь потянулся к рожку, остановила.
— Сам. Тихо. И — не буди тех, кто только сменился со стражи. Ясно? — Да, Хранительница.
— И сразу — троих — для верности — к Гулидиену. Передать — "Гвент атакован Хвикке, потерпел поражение". Как только этот добрый сэр проснётся — созывай Совет. А я пойду, приведу себя в порядок. Охх, как назло, вчера легла поздновато… Всё равно этим утром уже не доспать.
Ведро холодной воды на голову! В мозгу — ледяной ветер: воспоминание обо всём, что позабыла или не успела. Например, хоть мало-мальски переучить своих рыцарей. И перевооружить. Ни новых сёдел, ни луков, ни копий. Только стремена, с которыми её маленькая семья — иначе в Камбрии дружину и не называли — уже хорошо освоилась. Двадцать человек от родного клана, двенадцать успела нанять сама. Шестнадцать рыцарей и столько же оруженосцев. Для крохотной Глентуи — огромная сила. Хвикке, способным выставить несколько тысяч человек, на один зуб.
Ополчение гленцев — в первозданном виде. Конь не валялся. Зато вот, канализацию начали перекрывать… Тяжёлое оружие: замечательно. В принципе, один камнемёт можно снять. Вряд ли найдутся два сумасшедших капитана, которые поведут местные скорлупки сквозь зимнюю Атлантику. Но — камнемёт — это десятки телег и около сотни людей… И дни на постройку.
Колесница — одна. «Скорпиончик» — один. Ну и что может молодая республика предложить тому же Диведу в качестве помощи? Одну недоученную вокалистку?
Оставалось — не дёргаться, сидеть тихо, работать дальше. Надеяться, что король Диведа справится сам. И молиться за него, потому как все прекрасные планы претендента на корону Британии только что пошли прахом. Гулидиен собирался воевать вместе с Хвикке против Уэссекса. А придётся драться с самыми худшими саксами, какие только есть, в одиночку…
Что за плюханье? Эйра тоже окатила голову, глупая! Вот она точно простудится…
— Марш в дом! И пока не высушишься, чтобы носа твоего во дворе не было! И не повторяй за мной, не спросясь! Я всё-таки сида.
— Да, наставница… А ты — не забудь соответственно одеться!
Последние слова говорила уже не ученица, а старшая сестра — непутёвой младшей. С которой станется выйти к старейшинам кланов в той же рясе, в какой по стройке шныряет. Как сложно то всё… И в то же время — проще некуда. Даже думать не надо, само собой выходит.
Соответственно — значит, как Хранительница. Не королева — но что ново под Луной? То-то друид похихикивает, отец Адриан улыбается и римляне косятся… Итак — для начала — чулки, которые по неразумению называют обувью. Белые. Хотя могли бы быть любые. Кто их увидит-то? Нижнее платье. Короткое, всего лишь до щиколоток — чтобы рубашки торчали. Да, обычной девице из хорошей семьи и одной бы под платья хватило. Но не дочери принцепса и лицу государства… Ей положено три: две простые, белые, одна на два локтя длиннее пят, другая на один, третья — точно до пола. У этой подол вышит — белым по белому. Вот это зачем? Не видно же ничего. Даже сиде. Но — положено, и точка. Рукавов нет ни у одной. Зато у нижнего платья — есть. Ещё пару месяцев назад шнуровались бы — но теперь на каждом красуется полдесятка крохотных пуговиц. Нет, право, с деревом работать в Камбрии умеют! Верхнее — и уж это сшито так, будто детей у сиды нет и быть не может. Если доведётся прозаседаться, маленького покормит Нарин, но грудь опять будет болеть.
Немайн взмахнула руками, чтобы просторные рукава верхнего платья избавились от складок. Широкий пояс-кушак лёг на талию. Которую, собственно, и замаскировал. Наконец, круглая «греческая» пелерина. Собственноручно вышитая. Правда, чёрные кресты пришлось спороть, и вышить заново — невидимые, белые.
Короткий взгляд в зеркало. Да, вся в белом. Как римлянка времён Пунических войн, как друидесса. А ещё это очень напоминает облачение римского епископа для рождественской службы! Но чего-то не хватает… Немайн ойкнула, поспешно разомкнула фибулу на пелерине, подсунула чёрно-красно-зелёную ленточку. Родной клан забывать нельзя! Да и дочери Дэффида ап Ллиувеллина нельзя носить меньше четырёх цветов. Хочет она того или нет. Теперь оставалось ждать. И думать.
И не безудержная скачка, не украшенные пеной лошади, выжатые хуже губок, из боевых друзей, которые подчас ближе любого человека, вдруг превратившиеся в средство расплаты: столько миль на столько лошадиных душ. Не перепуганные лица хозяев придорожных ферм, у которых приходится требовать новых — именем мёртвого короля, живой богини, и своего доброго меча. Что все ужасы — сон, кошмарный — и минувший.
Явь же — тёплый и по-доброму тревожный запах, как от подгоревших лепёшек. Чуточку иной, но чем-то похож.
— Проснулся, сэр рыцарь? На-ка, выпей. Не бойся, это хорошее питьё. Называется кофе. Отвар жареного цикория. Не взбодрит, но укрепит сердце, придаст сил. Да и просто горячее питьё с утра — это хорошо. Жаль, что это утро нельзя назвать добрым.
На мгновение показалось, что перед ним — фурия из кошмара: огонь вместо волос, огромные нечеловеческие глаза нараспашку… Наваждение прошло так же быстро, как и накатило: на светлом полу, в старинной позе, сохраняющейся, разве, у самых диких горных кланов, да и то — для торжественных случаев, сидела девочка. Глаза скромно опущены вниз, да ещё и ресницами занавешены. Рыжая. Даже тёмно-рыжая, как молодые ветки ольхи. В вытянутых руках — через тряпицу — горшочек с ароматным питьём.
— Тут ещё сливки, и мёд, и немного ореховой настойки, — уговаривала та, — и всего этого большая пивная кружка! Вот как пьют кофе по-гленски!
Рыцарь взял горшок. Ручки у того не оказалось, но сквозь ткань горячо не было. Отхлебнул раз, другой… Вкус оказался незнакомый, но приятный. В голове, кроме ощущений, собрались мысли.
— Где я, красавица?
— У меня в гостях. Ты же скакал ко мне. В Кер-Сиди.
Девочка подняла серые, без белков глаза Неметоны. Усталые и мудрые. То ли от бесконечных лет, то ли от бессонной ночи. Но рыцарь всё никак не мог поверить, что страшный сон последней ночи произошёл на самом деле. Понимал — но не принимал. Что, впрочем, не мешало рассказывать. Всё, что помнил. И ещё чуть-чуть — отвечая на подсказки богини.
— Мы узнали о них по сигнальным дымам, — говорил он, удивляясь спокойствию и отстранённой пустоте в груди, — Король ещё сказал, мол, как здорово, что армия ещё не разошлась после подавления мятежа. Можно будет побить саксов, и спокойно зимовать. Они к нам каждый год лезут, но мы их бьём с помощью Господней… — рыцарь осёкся, Немайн ожидала уже "Били…", но услышала, — И твоей, конечно. Тут же с самого начала всё пошло необычно. Саксы прислали послов, хотя всегда лезли в драку без разговоров. Стоило задуматься, наверное, но Мейриг тогда только рассмеялся. И они пошли вперёд — а мы отошли малость повыше, чтоб стрелы дальше летели. Поставили обычный строй…
— Лучники впереди, плечом к плечу? Копейщики по флангам и чуть позади? — Немайн уже знала, как привыкли воевать камбрийцы.
— Да. Король с дружиной встал справа от пешего строя. Потом выскочил отряд их конницы. Собственно, это и была вся конница Хвикке — и на этот раз её вёл сам король. Обычно они прикрывали пехоту, и держались позади. Мейриг сказал, что Господь лишил саксов разума, и что победа наша. Мы ударили — вниз, под гору. Они бежали… Мы прорвались за пеший строй — но тут они развернулись… И их стало много…
— Ты говорил, тот отряд, что выскочил изначально, это все всадники Хвикке?
— Да. Мы много лет держим рубеж. Мы их знаем. Не иначе, саксам помог дьявол!
— Может быть, это была посаженная на лошадей пехота?
— Тогда б мы их разметали! То есть — нет. Там были все умелые наездники. Никакой слабины! Нас взяли в кольцо… Король сумел прорваться. Но "Чёрный Дракон" на холме к тому времени уже упал, наше войско бежало… Я не видел, как это случилось. И почему они не отступили. Правда, внизу кто-то рубился…
Немайн кивнула. Это было странным. Камбрийцы не стеснялись отступать перед сильным врагом. Особенно, если тот перед тем нахватался стрел. Пойдёт дальше — получит ещё. Главное — чтобы шёл медленно, чтоб люди успели сбежаться в город. И уже там — или оборона стен, или полевая битва и разгром измотанного неприятеля.
А рыцарь продолжал говорить, и из кусочков, выхваченных одним бойцом, понемногу проявлялась картина страшного разгрома. Который был бы хуже — не цепляйся король со своими рыцарями за каждую пядь, не утыкай он стрелами преследующую конницу врага. Камбрийцы рассеялись по лесам, но вырезаны не были. И это было уже неплохо: мёртвых не воскресишь, а разбежавшихся можно и собрать. Было бы кому!
Король слишком долго не обращал внимание на раны. А дружина-семья оказалась связана кодексом чести. Выжить после смерти короля считалось непристойным. Хуже только нарушить последний приказ — который и получил гонец. Других распоряжений, даже по престолонаследию, король отдать не успел — а потому последним, что запомнил рыцарь, была атака его товарищей — последняя, безнадёжная, с пустыми колчанами, да и копья уцелели не у всех. И "Золотой Дракон" над копьями преследователей — знамя Уэссекса. Так что собирать беглецов оказалось некому.
Немайн продолжала спрашивать. Её интересовало всё: особенности вооружения и доспехов врагов, последовательность, в которой остатки дружины встречались с врагами и беглецами — понемногу приоткрывали подробности постигшей армию Гвента катастрофы. Она хотела понять не только, что произошло — но и как. Мозг, приспособленный к созданию картинки по памяти да на слух, понемногу превращал батальное полотно в схему из военного трактата. "Битва при… " Пока неважно, какая деревня или река была ближе всего. "Приграничное сражение" — так будет вернее.
Король Мейриг недооценил вражескую конницу — и хитрость командира саксов. Впрочем, он ждал старого врага, год за годом убивавшего о частокол копий и ливень стрел лишних переселенцев с континента. На этот раз на его месте оказался другой — с несколько иной армией и куда более высоким уровнем воинского искусства. Больше того — в рисунке сражения проскакивало что-то знакомое.
Первая линия саксонского строя не включала королевской гвардии и лучников — только ополчение. В сущности — фаланга. Как её романтично называют варвары: "стена щитов". Справа, под знаменем короля — под "Белым вепрем" — всадники. Позади, за ними, не поднимая до времени значков, ещё отряд конницы — побольше, пообученнее, сплошь окольчуженный. Ещё дальше — пешая гвардия Хвикке. И немногочисленные лучники.
Строй расчленён, а Мейриг слишком быстро спустился с холма, не рассмотрел глубины неприятельского фронта. Привык, что строятся в одну линию. Вот и попал под фланговый удар уэссексцев. Советы которых явно слушали Хвикке.
Пока дружина Гвента пыталась вырваться, небольшой отряд обошёл линию камбрийцев и ударил по коноводам. Подать помощь тылу было невозможно: первая линия саксов двинулась вперёд. На расстоянии излёта стрелы — когда ещё можно прикрыться лёгким щитом — постояли, передохнули. И рванули вперёд так, как могут только варвары! Первые ряды наверняка полегли — но камбрийцы воевали с оглядкой назад. Лучники, плечом к плечу, без щитов и доспеха — а позади, там, где верное спасение жуёт травку, крики и шум схватки…
Центр камбрийского строя побежал ещё до столкновения. Но копейщики удар приняли. По-римски — сначала метнули дротики, а потом двинулись навстречу саксам. На левом фланге их остановили, окружили и выбили. Но на правом копейщики прорвали саксонскую линию, разорванную бегом, отразили удары с фланга и пошли вперёд — клубок, окружённый бессильными врагами.
Тогда в бой вступила гвардия Хвикке: воины с двуручными топорами. И поддерживающие её лучники. Своих стрелков у камбрийцев уже не было — а в ближнем бою отборные ветераны в добрых доспехах быстро одержали победу. Им даже не пришлось применить свои топоры — которыми следовало перерубать копейные древки, чтобы создать пустоту в линии жал. Лучники и схватка с ополчением сделали своё дело: брешь нашлась. В дело пошли мечи.
Амбиции, верно, будут у многих, но что-то сделать может только он. Или не может? Старейшины поглядывали на сиду. Недаром Мейриг послал именно к ней.
Когда собрались все, Неметона попросила гвентского рыцаря повторить свой рассказ. Потом заговорила сама. Коротко описала обстановку. Подытожила:
— Гонцов с известиями к королю Гулидиену я направила. Дальнейшее — не моё дело.
— Как это? — растерянно спросил гвентец. Он пока пребывал между небом и землёй. Меньше чем за сутки привычный мир успел превратился в ад — а из этого ада его отправили пусть не в рай, но в волшебную страну, всплывшую из глубин на страх врагам и радость добрым людям. И вот теперь дивная страна уходила на дно. В волшебный туман, от которого ни помощи, ни надежды.
— Я не королева этой земли, — привычно напомнила сида, — решение не за мной, но за кланами. Кроме того, нас мало. По договору с Диведом, в грядущей войне с саксами мы прикрываем спину. На что наших скромных сил ещё хватит. Но биться с Хвикке и Уэссексом… Светлейшие мужи, на какое количество воинов мы можем рассчитывать в случае созыва ополчения?
Первым встал Ивор ап Ител. Крутнул ус.
— Плант Монтови выставит три сотни воинов, — сообщил он, — Из них две сотни лучников и сотню копейщиков. Из них сорок — в доспехах.
— О'Десси дадут пятьдесят копий, десять луков, и шесть десятков пращ, — сообщила ирландка, — и у нас есть два хороших корабля, ходких под вёслами и парусом. Вот только погода… — она развела руки.
— Вилис-Кэдманы: две сотни воинов. Из них половина лучников.
— Из этих двух сотен треть — женщины, — уточнил Ивор, — Я же говорил о людях, которые могут идти в поход. Я не о тебе, Этайн О'Дэсси! Ты, конечно, поведёшь своих людей. И ирландец с пращой — воин серьёзный. Тем более, что кинжалы у них тоже есть. Но кто-то должен остаться охранять город. И поддерживать порядок. Рыцари уйдут. Значит, нужно оставить часть ополчения. Рабочие, кто нанялся на стройку — эти или уйдут к Рису и Гулидиену, или попросят денег за службу.
И вопросительно посмотрел на Немайн.
— Если бы речь шла только о жаловании, — сида дёрнула ухом, — но у них же ни оружия, ни лошадей. Да и работы прекращать нельзя. Потом переделывать будет трудней, чем начинать сначала. Опять же, оружие. Впрочем, тем, кому взводить камнемёты, да коноводам, да обозникам… Пара дротиков, топор, кинжал — и хватит. Впрочем, общая картина ясна, не так ли? Шестьсот человек. Десяток рыцарей. Одна колесница. И что нам делать в схватке гигантов?
— Помогать в меру сил, — пожал плечами Ивор, — К тому же, у нас есть ты. Сколько сотен воинов ты стоишь?
— Одного, — приподняла кончики губ Немайн, — Я же одна. И ещё — все ли почтенные советники полагают, что нам следует вступить в войну с саксами?
Все.
— Хорошо. В таком случае, я вынуждена напомнить, что мы с вами — не настоящий Совет Мудрых. Потому как созваны не Хозяином заезжего дома. Да и королевство у нас с мышиный след. Потому: по причине разногласия между старейшинами кланов и Хранительницей правды надлежит созвать Совет Свободных. Все кланы вместе! Пусть те, кому сражаться и умирать, решат сами. Полагаю, времени до завтрашнего утра хватит, чтобы оповестить всех граждан республики Глентуи. Засим я завершаю беседу.
Немайн встала. Поклонилась легонько. Повернулась к двери во внутренние покои. Чуть-чуть не запуталась в длинной одежде, на подол наступила. Нога быстро зашарила в поисках пола. Нашла. Как ни в чём ни бывало, удалилась.
— Хитрая, — сказал вслед Ивор, и хлопнул по плечу хмурого гвентца, — Очень-очень хитрая. Ты думаешь, драться не хочет? Богиня-то войны? Но рассудила она верно. Одно дело — приказ вождя. Другое — твой собственный выбор. Пусть каждый наш воин знает — он сам отправился выручать братьев в Диведе… и Гвенте. Это доля славы…
— Что?
— Она читала нам Писание. Неметона же крестилась, слышал? Так вот, в книге сказано: Бог оставляет человеку право на выбор. Ведь если всё предопределено — в чём тогда будет слава и честь? Потому нам и оставлена наша доля славы. Или позора, кто как выберет. Но — наша. Значит, когда Хранительница оставляет долю славы вождям, а те — простым воинам, это по правде. А правда удваивает силы…
Никакой помощи от бывших владений короля Мейрига ждать не приходилось. Слабая родня попряталась по городам и клановым крепостям. Сильный Артуис — прислал монаха. Видимо, опасался, что иному посланцу и рыло начистят. Хотя — положение нового короля Гвента настолько же хуже губернаторского, насколько король выше. И посол в рясе, бедняга, оказался принужден говорить неприятное в лицо нескольким тысячам человек. Причём не больно добрых да умиротворённых — торопливо собирались, шагали или ехали — иные и по пять римских миль, не самый ближний свет. Покидали семьи — причём знали, что скоро доведётся это сделать надолго. Кое-кому и навсегда. А им говорят это:
— …может удерживать города ополчением. Какое-то время. Но — столица осаду бы не выдержала. Ополчение осталось в поле… На стенах женщины и дети. Саксы требовали только свободного прохода! У короля не было выбора. Ему пришлось их пропустить. Тем более, что там были уэссексцы. Эти — христиане. Можно взять клятву.
— Сестре Пенды их король тоже давал клятву, — крикнула Этайн, — так что я бы не верила!
И гордо посмотрела на Немайн. Мол, знай ирландцев. Пришлось в ответ слегка кивнуть. Мол, слышала.
— Нам нужно время, — сказал посланец Артуиса, — Нужно вывести людей из Кер-Вента. Хотя бы в крепости кланов на холмах. Потом…
Всё решится гораздо раньше этого «потом»: или саксы захватят Дивед, или будут разбиты. Тогда королю Артуису придётся думать — как жить. Либо зажатым с двух сторон саксами — история учит, что в таких условиях жизнь кельтского королевства недолга — либо получив в соседи короля Британии, попробовавшего вкус победы… И не испытывающего особой благодарности к стране, пропустившей врагов. Впрочем, сейчас король Эргинга и, уже очевидно, Гвента, западным соседям ничем не обязан, а потому — сможет загладить. Если будет перед кем.
Хорошо, хоть подробности прислал. Не сражения — тут он знал меньше Немайн — общего положения. Хотя наверняка описал его более бедственным, а саксов — более грозными, чем на самом деле. Что плохо — гленцы сочувствовали своим и рвались на помощь. Стоять против этой силы было глупо. Оставалось — возглавить.
— Значит, война и поход?
— Война и поход!
Орут, кажется, единогласно. Можно понять. Странно другое — они, вроде, рады. Да, давно Дивед не воевал… Опаску же перед саксами — никак не страх, но вбитое горечью поражений уважение к варварам, как военной силе — сняло присутствие богини войны. Да, великая и ужасная! Вот только враг — совсем не дуболомы. А гленцы… Гленцы смотрят в рот и ждут истины. Скажи им, что у богини в одном широком рукаве припасена маленькая бутылочка вина, а в другом — кубок, решат, что так и надо. Верно, надо. Теперь уже видно, что надо…
— Хорошо. Договор помните? Так вот. Раз мне доведётся вести вас в бой, слушайте. И если кто скажет, что не слышал, живо станет короче на голову, будь он простой воин, вождь или рыцарь. Первое и главное — полная власть главнокомандующему. То есть — мне. Как скажу — делайте. Спрашивать: "Зачем?" — можно. Пока приказ не отдан. После — исполнять. Не успели спросить до — зададите вопрос после того, как выполните. Ясно? Второе. Я жду от кланов не только бойцов, но и запасов. Или денег на их приобретение, хотя лучше — самих запасов. Воины, знаете ли, денег не едят. Война может продлиться больше установленного срока в шесть недель. Дальше. Крепость нужно отстроить. По договору. Она реку защищает. Так что в поход пойдут не все. От кланов я прошу: сто двадцать копейщиков. Девяносто лучников. Всех — снабжённых наилучшим образом. Ещё две сотни человек для квартирмейстерской службы. Всех — с лошадьми. Что ещё? Ах, да — я завтра выезжаю в Кер-Мирддин. Договариваться о совместных действиях. Как раз дромон наверх пойдёт… За меня — командовать остающимся ополчением и поддерживать правду и порядок в республике будет человек, уже показавший себя достойным. Ему же продолжать строительство, пока я буду в походе. Сэр Эгиль, подойди!
Викинг стоял тут же, рядом с трибуной. Подходить не надо — скорее уж, повернуться. И смотреть, как льётся красная струйка в чашу. Красная, как волосы богини. Кровь лозы, кровь христианского Бога, кровь власти.
— Я, Немайн Шайло верх Дэффид, сейчас назначаю моего рыцаря сэра Эгиля Создателя Машин, комесом Южного Берега и Города. В свидетели чего беру всех свободных воинов Республики Глентуи. Принимаешь ли ты это назначение?
Викинг ухмыльнулся.
— Я бы лучше подрался, конечно, — заявил он во всеуслышание, — но драться и знать, что кто-то запортит мою да твою работу… Этак можно и мечом себе по ноге попасть! Принимаю, Хранительница.
Осушил кубок — одним глотком. Недоумевающе оглянулся. Бутылка исчезла в широком рукаве, будто и не было. Студенческий навык Клирика служил новой хозяйке честно.
— Маловато? — спросил Харальд, — Ох, боюсь, нашего конунга прозовут: "Неметона, Щедрая на Золото и Скупая на Выпивку".
— После похода доберёте, — утешила норманнов Немайн, — Пивные дни никто не отменял…
Многие улыбнулись. Хранительница выговаривала своим рыцарям, как хозяйка домашним. Это было забавно и правильно разом. Дружина — семья, а у справной хозяйки не забалуешь. Улыбалась и Немайн. Хотя и чувствовала, что до утра ей — глаз не сомкнуть. А отсыпаться на дромоне…
— Хмм, — сказала тогда Немайн, — а тут проблемы. Ты что, сам пахать будешь? Рабов у нас нет. Им, понимаешь, оружия не дашь.
— Дашь, — парировал норманн, — ещё как! Только вот рабами они от этого быть перестают.
И был прав. Вручение оружия — самая простая из церемоний освобождения раба.
— Тогда как?
— Я думал, — сообщил Эгиль, — Работников можно ведь и нанять. Но — я привык возиться не с землёй и скотом, а с деревом. Да и земли пахотные не твои, а кланов. И пастбища. Но вот кусок речного берега я бы взял. И лес. Под сведение. Я вот на дромон смотрю: хлипкая посудина, но ходкая. А как достигнуто, уже понял.
— Ты смотри, — предупредила сида, — Земля — не моя и не твоя. А республики. Возьмёшь — будешь должен служить, пока не вернёшь.
И заснул раньше, чем его уложили. А вот Немайн было уж не до зевоты…
— Таак, — протянула она, — а я думала — зря меня будили. Дежурный! Поднимай семью.
То есть, дружину. Что поделать — в клановом обществе иначе просто нельзя. Доверенный человек, служащий не только из денег, но и из чести — должен стать немного родственником. Но, только рыцарь потянулся к рожку, остановила.
— Сам. Тихо. И — не буди тех, кто только сменился со стражи. Ясно? — Да, Хранительница.
— И сразу — троих — для верности — к Гулидиену. Передать — "Гвент атакован Хвикке, потерпел поражение". Как только этот добрый сэр проснётся — созывай Совет. А я пойду, приведу себя в порядок. Охх, как назло, вчера легла поздновато… Всё равно этим утром уже не доспать.
Ведро холодной воды на голову! В мозгу — ледяной ветер: воспоминание обо всём, что позабыла или не успела. Например, хоть мало-мальски переучить своих рыцарей. И перевооружить. Ни новых сёдел, ни луков, ни копий. Только стремена, с которыми её маленькая семья — иначе в Камбрии дружину и не называли — уже хорошо освоилась. Двадцать человек от родного клана, двенадцать успела нанять сама. Шестнадцать рыцарей и столько же оруженосцев. Для крохотной Глентуи — огромная сила. Хвикке, способным выставить несколько тысяч человек, на один зуб.
Ополчение гленцев — в первозданном виде. Конь не валялся. Зато вот, канализацию начали перекрывать… Тяжёлое оружие: замечательно. В принципе, один камнемёт можно снять. Вряд ли найдутся два сумасшедших капитана, которые поведут местные скорлупки сквозь зимнюю Атлантику. Но — камнемёт — это десятки телег и около сотни людей… И дни на постройку.
Колесница — одна. «Скорпиончик» — один. Ну и что может молодая республика предложить тому же Диведу в качестве помощи? Одну недоученную вокалистку?
Оставалось — не дёргаться, сидеть тихо, работать дальше. Надеяться, что король Диведа справится сам. И молиться за него, потому как все прекрасные планы претендента на корону Британии только что пошли прахом. Гулидиен собирался воевать вместе с Хвикке против Уэссекса. А придётся драться с самыми худшими саксами, какие только есть, в одиночку…
Что за плюханье? Эйра тоже окатила голову, глупая! Вот она точно простудится…
— Марш в дом! И пока не высушишься, чтобы носа твоего во дворе не было! И не повторяй за мной, не спросясь! Я всё-таки сида.
— Да, наставница… А ты — не забудь соответственно одеться!
Последние слова говорила уже не ученица, а старшая сестра — непутёвой младшей. С которой станется выйти к старейшинам кланов в той же рясе, в какой по стройке шныряет. Как сложно то всё… И в то же время — проще некуда. Даже думать не надо, само собой выходит.
Соответственно — значит, как Хранительница. Не королева — но что ново под Луной? То-то друид похихикивает, отец Адриан улыбается и римляне косятся… Итак — для начала — чулки, которые по неразумению называют обувью. Белые. Хотя могли бы быть любые. Кто их увидит-то? Нижнее платье. Короткое, всего лишь до щиколоток — чтобы рубашки торчали. Да, обычной девице из хорошей семьи и одной бы под платья хватило. Но не дочери принцепса и лицу государства… Ей положено три: две простые, белые, одна на два локтя длиннее пят, другая на один, третья — точно до пола. У этой подол вышит — белым по белому. Вот это зачем? Не видно же ничего. Даже сиде. Но — положено, и точка. Рукавов нет ни у одной. Зато у нижнего платья — есть. Ещё пару месяцев назад шнуровались бы — но теперь на каждом красуется полдесятка крохотных пуговиц. Нет, право, с деревом работать в Камбрии умеют! Верхнее — и уж это сшито так, будто детей у сиды нет и быть не может. Если доведётся прозаседаться, маленького покормит Нарин, но грудь опять будет болеть.
Немайн взмахнула руками, чтобы просторные рукава верхнего платья избавились от складок. Широкий пояс-кушак лёг на талию. Которую, собственно, и замаскировал. Наконец, круглая «греческая» пелерина. Собственноручно вышитая. Правда, чёрные кресты пришлось спороть, и вышить заново — невидимые, белые.
Короткий взгляд в зеркало. Да, вся в белом. Как римлянка времён Пунических войн, как друидесса. А ещё это очень напоминает облачение римского епископа для рождественской службы! Но чего-то не хватает… Немайн ойкнула, поспешно разомкнула фибулу на пелерине, подсунула чёрно-красно-зелёную ленточку. Родной клан забывать нельзя! Да и дочери Дэффида ап Ллиувеллина нельзя носить меньше четырёх цветов. Хочет она того или нет. Теперь оставалось ждать. И думать.
* * *
Как это хорошо — открыть глаза! Хотя бы щёлочкой! Какая радость — понять, что правда — это колышущийся свет за окном, дробный стук дождя в дешёвое непрозрачное стекло, смолистый запах и яркие доски свежего пола. А никак не крик умирающих лошадей, злой лязг оружия, и последнее дыхание короля: "Неметона… К ней… Больше никто…"И не безудержная скачка, не украшенные пеной лошади, выжатые хуже губок, из боевых друзей, которые подчас ближе любого человека, вдруг превратившиеся в средство расплаты: столько миль на столько лошадиных душ. Не перепуганные лица хозяев придорожных ферм, у которых приходится требовать новых — именем мёртвого короля, живой богини, и своего доброго меча. Что все ужасы — сон, кошмарный — и минувший.
Явь же — тёплый и по-доброму тревожный запах, как от подгоревших лепёшек. Чуточку иной, но чем-то похож.
— Проснулся, сэр рыцарь? На-ка, выпей. Не бойся, это хорошее питьё. Называется кофе. Отвар жареного цикория. Не взбодрит, но укрепит сердце, придаст сил. Да и просто горячее питьё с утра — это хорошо. Жаль, что это утро нельзя назвать добрым.
На мгновение показалось, что перед ним — фурия из кошмара: огонь вместо волос, огромные нечеловеческие глаза нараспашку… Наваждение прошло так же быстро, как и накатило: на светлом полу, в старинной позе, сохраняющейся, разве, у самых диких горных кланов, да и то — для торжественных случаев, сидела девочка. Глаза скромно опущены вниз, да ещё и ресницами занавешены. Рыжая. Даже тёмно-рыжая, как молодые ветки ольхи. В вытянутых руках — через тряпицу — горшочек с ароматным питьём.
— Тут ещё сливки, и мёд, и немного ореховой настойки, — уговаривала та, — и всего этого большая пивная кружка! Вот как пьют кофе по-гленски!
Рыцарь взял горшок. Ручки у того не оказалось, но сквозь ткань горячо не было. Отхлебнул раз, другой… Вкус оказался незнакомый, но приятный. В голове, кроме ощущений, собрались мысли.
— Где я, красавица?
— У меня в гостях. Ты же скакал ко мне. В Кер-Сиди.
Девочка подняла серые, без белков глаза Неметоны. Усталые и мудрые. То ли от бесконечных лет, то ли от бессонной ночи. Но рыцарь всё никак не мог поверить, что страшный сон последней ночи произошёл на самом деле. Понимал — но не принимал. Что, впрочем, не мешало рассказывать. Всё, что помнил. И ещё чуть-чуть — отвечая на подсказки богини.
— Мы узнали о них по сигнальным дымам, — говорил он, удивляясь спокойствию и отстранённой пустоте в груди, — Король ещё сказал, мол, как здорово, что армия ещё не разошлась после подавления мятежа. Можно будет побить саксов, и спокойно зимовать. Они к нам каждый год лезут, но мы их бьём с помощью Господней… — рыцарь осёкся, Немайн ожидала уже "Били…", но услышала, — И твоей, конечно. Тут же с самого начала всё пошло необычно. Саксы прислали послов, хотя всегда лезли в драку без разговоров. Стоило задуматься, наверное, но Мейриг тогда только рассмеялся. И они пошли вперёд — а мы отошли малость повыше, чтоб стрелы дальше летели. Поставили обычный строй…
— Лучники впереди, плечом к плечу? Копейщики по флангам и чуть позади? — Немайн уже знала, как привыкли воевать камбрийцы.
— Да. Король с дружиной встал справа от пешего строя. Потом выскочил отряд их конницы. Собственно, это и была вся конница Хвикке — и на этот раз её вёл сам король. Обычно они прикрывали пехоту, и держались позади. Мейриг сказал, что Господь лишил саксов разума, и что победа наша. Мы ударили — вниз, под гору. Они бежали… Мы прорвались за пеший строй — но тут они развернулись… И их стало много…
— Ты говорил, тот отряд, что выскочил изначально, это все всадники Хвикке?
— Да. Мы много лет держим рубеж. Мы их знаем. Не иначе, саксам помог дьявол!
— Может быть, это была посаженная на лошадей пехота?
— Тогда б мы их разметали! То есть — нет. Там были все умелые наездники. Никакой слабины! Нас взяли в кольцо… Король сумел прорваться. Но "Чёрный Дракон" на холме к тому времени уже упал, наше войско бежало… Я не видел, как это случилось. И почему они не отступили. Правда, внизу кто-то рубился…
Немайн кивнула. Это было странным. Камбрийцы не стеснялись отступать перед сильным врагом. Особенно, если тот перед тем нахватался стрел. Пойдёт дальше — получит ещё. Главное — чтобы шёл медленно, чтоб люди успели сбежаться в город. И уже там — или оборона стен, или полевая битва и разгром измотанного неприятеля.
А рыцарь продолжал говорить, и из кусочков, выхваченных одним бойцом, понемногу проявлялась картина страшного разгрома. Который был бы хуже — не цепляйся король со своими рыцарями за каждую пядь, не утыкай он стрелами преследующую конницу врага. Камбрийцы рассеялись по лесам, но вырезаны не были. И это было уже неплохо: мёртвых не воскресишь, а разбежавшихся можно и собрать. Было бы кому!
Король слишком долго не обращал внимание на раны. А дружина-семья оказалась связана кодексом чести. Выжить после смерти короля считалось непристойным. Хуже только нарушить последний приказ — который и получил гонец. Других распоряжений, даже по престолонаследию, король отдать не успел — а потому последним, что запомнил рыцарь, была атака его товарищей — последняя, безнадёжная, с пустыми колчанами, да и копья уцелели не у всех. И "Золотой Дракон" над копьями преследователей — знамя Уэссекса. Так что собирать беглецов оказалось некому.
Немайн продолжала спрашивать. Её интересовало всё: особенности вооружения и доспехов врагов, последовательность, в которой остатки дружины встречались с врагами и беглецами — понемногу приоткрывали подробности постигшей армию Гвента катастрофы. Она хотела понять не только, что произошло — но и как. Мозг, приспособленный к созданию картинки по памяти да на слух, понемногу превращал батальное полотно в схему из военного трактата. "Битва при… " Пока неважно, какая деревня или река была ближе всего. "Приграничное сражение" — так будет вернее.
Король Мейриг недооценил вражескую конницу — и хитрость командира саксов. Впрочем, он ждал старого врага, год за годом убивавшего о частокол копий и ливень стрел лишних переселенцев с континента. На этот раз на его месте оказался другой — с несколько иной армией и куда более высоким уровнем воинского искусства. Больше того — в рисунке сражения проскакивало что-то знакомое.
Первая линия саксонского строя не включала королевской гвардии и лучников — только ополчение. В сущности — фаланга. Как её романтично называют варвары: "стена щитов". Справа, под знаменем короля — под "Белым вепрем" — всадники. Позади, за ними, не поднимая до времени значков, ещё отряд конницы — побольше, пообученнее, сплошь окольчуженный. Ещё дальше — пешая гвардия Хвикке. И немногочисленные лучники.
Строй расчленён, а Мейриг слишком быстро спустился с холма, не рассмотрел глубины неприятельского фронта. Привык, что строятся в одну линию. Вот и попал под фланговый удар уэссексцев. Советы которых явно слушали Хвикке.
Пока дружина Гвента пыталась вырваться, небольшой отряд обошёл линию камбрийцев и ударил по коноводам. Подать помощь тылу было невозможно: первая линия саксов двинулась вперёд. На расстоянии излёта стрелы — когда ещё можно прикрыться лёгким щитом — постояли, передохнули. И рванули вперёд так, как могут только варвары! Первые ряды наверняка полегли — но камбрийцы воевали с оглядкой назад. Лучники, плечом к плечу, без щитов и доспеха — а позади, там, где верное спасение жуёт травку, крики и шум схватки…
Центр камбрийского строя побежал ещё до столкновения. Но копейщики удар приняли. По-римски — сначала метнули дротики, а потом двинулись навстречу саксам. На левом фланге их остановили, окружили и выбили. Но на правом копейщики прорвали саксонскую линию, разорванную бегом, отразили удары с фланга и пошли вперёд — клубок, окружённый бессильными врагами.
Тогда в бой вступила гвардия Хвикке: воины с двуручными топорами. И поддерживающие её лучники. Своих стрелков у камбрийцев уже не было — а в ближнем бою отборные ветераны в добрых доспехах быстро одержали победу. Им даже не пришлось применить свои топоры — которыми следовало перерубать копейные древки, чтобы создать пустоту в линии жал. Лучники и схватка с ополчением сделали своё дело: брешь нашлась. В дело пошли мечи.
* * *
Слухи быстрее лошадей. Старейшины кланов не сходились — сбегались, едва не обгоняя топот своих коней. Новости — тоже. Сида сидела неподвижно, словно кукла или статуя. Приветствовала, выслушивала — не двигая головой, только губы шевелились, да уши — то пускались в безумный танец, то успокаивались в настороженной готовности. Огромные глаза изучали пол. Вокруг мелькали имена: Артуис, Вриог, Паул, Иднорт, Корнерег, Гвидген, Кейдио, Брохвайл, Гендог, Ллеухонерд, Кадваладр… Король Мейриг наплодил немало сыновей, и у всех были равные права на престол. Впрочем, серьёзная армия была только у одного — Артуиса, короля Эргинга. А в придачу — военный и государственный талант! Принц Рис, например, о нём вообще без придыхания не говорил. Храбрый воин, славный полководец. Вот только сидит непрочно. В конце августа вышиб из города недовольных объединением с Гвентом мятежников во главе с дядьями. И, чтоб хоть немного успокоить народ, объявил себя независимым от отца правителем. Что не помешало ему остаться одним из наследников Гвента.Амбиции, верно, будут у многих, но что-то сделать может только он. Или не может? Старейшины поглядывали на сиду. Недаром Мейриг послал именно к ней.
Когда собрались все, Неметона попросила гвентского рыцаря повторить свой рассказ. Потом заговорила сама. Коротко описала обстановку. Подытожила:
— Гонцов с известиями к королю Гулидиену я направила. Дальнейшее — не моё дело.
— Как это? — растерянно спросил гвентец. Он пока пребывал между небом и землёй. Меньше чем за сутки привычный мир успел превратился в ад — а из этого ада его отправили пусть не в рай, но в волшебную страну, всплывшую из глубин на страх врагам и радость добрым людям. И вот теперь дивная страна уходила на дно. В волшебный туман, от которого ни помощи, ни надежды.
— Я не королева этой земли, — привычно напомнила сида, — решение не за мной, но за кланами. Кроме того, нас мало. По договору с Диведом, в грядущей войне с саксами мы прикрываем спину. На что наших скромных сил ещё хватит. Но биться с Хвикке и Уэссексом… Светлейшие мужи, на какое количество воинов мы можем рассчитывать в случае созыва ополчения?
Первым встал Ивор ап Ител. Крутнул ус.
— Плант Монтови выставит три сотни воинов, — сообщил он, — Из них две сотни лучников и сотню копейщиков. Из них сорок — в доспехах.
— О'Десси дадут пятьдесят копий, десять луков, и шесть десятков пращ, — сообщила ирландка, — и у нас есть два хороших корабля, ходких под вёслами и парусом. Вот только погода… — она развела руки.
— Вилис-Кэдманы: две сотни воинов. Из них половина лучников.
— Из этих двух сотен треть — женщины, — уточнил Ивор, — Я же говорил о людях, которые могут идти в поход. Я не о тебе, Этайн О'Дэсси! Ты, конечно, поведёшь своих людей. И ирландец с пращой — воин серьёзный. Тем более, что кинжалы у них тоже есть. Но кто-то должен остаться охранять город. И поддерживать порядок. Рыцари уйдут. Значит, нужно оставить часть ополчения. Рабочие, кто нанялся на стройку — эти или уйдут к Рису и Гулидиену, или попросят денег за службу.
И вопросительно посмотрел на Немайн.
— Если бы речь шла только о жаловании, — сида дёрнула ухом, — но у них же ни оружия, ни лошадей. Да и работы прекращать нельзя. Потом переделывать будет трудней, чем начинать сначала. Опять же, оружие. Впрочем, тем, кому взводить камнемёты, да коноводам, да обозникам… Пара дротиков, топор, кинжал — и хватит. Впрочем, общая картина ясна, не так ли? Шестьсот человек. Десяток рыцарей. Одна колесница. И что нам делать в схватке гигантов?
— Помогать в меру сил, — пожал плечами Ивор, — К тому же, у нас есть ты. Сколько сотен воинов ты стоишь?
— Одного, — приподняла кончики губ Немайн, — Я же одна. И ещё — все ли почтенные советники полагают, что нам следует вступить в войну с саксами?
Все.
— Хорошо. В таком случае, я вынуждена напомнить, что мы с вами — не настоящий Совет Мудрых. Потому как созваны не Хозяином заезжего дома. Да и королевство у нас с мышиный след. Потому: по причине разногласия между старейшинами кланов и Хранительницей правды надлежит созвать Совет Свободных. Все кланы вместе! Пусть те, кому сражаться и умирать, решат сами. Полагаю, времени до завтрашнего утра хватит, чтобы оповестить всех граждан республики Глентуи. Засим я завершаю беседу.
Немайн встала. Поклонилась легонько. Повернулась к двери во внутренние покои. Чуть-чуть не запуталась в длинной одежде, на подол наступила. Нога быстро зашарила в поисках пола. Нашла. Как ни в чём ни бывало, удалилась.
— Хитрая, — сказал вслед Ивор, и хлопнул по плечу хмурого гвентца, — Очень-очень хитрая. Ты думаешь, драться не хочет? Богиня-то войны? Но рассудила она верно. Одно дело — приказ вождя. Другое — твой собственный выбор. Пусть каждый наш воин знает — он сам отправился выручать братьев в Диведе… и Гвенте. Это доля славы…
— Что?
— Она читала нам Писание. Неметона же крестилась, слышал? Так вот, в книге сказано: Бог оставляет человеку право на выбор. Ведь если всё предопределено — в чём тогда будет слава и честь? Потому нам и оставлена наша доля славы. Или позора, кто как выберет. Но — наша. Значит, когда Хранительница оставляет долю славы вождям, а те — простым воинам, это по правде. А правда удваивает силы…
* * *
Совет Свободных собрался на следующий день — к самому вечеру. Немайн к этому времени бывала уже — глаза нараспашку. Самое время, когда не надо сжимать веки в щёлки — ни от яркого света, ни от темноты. Но не в этот раз. Свет факелов, плотный и колючий, бил в лицо, приходилось щуриться. Людей… Сейчас Немайн видела только первый ряд — рост, что поделать. Трибуну, увы, сколотили маленькую, точно по Вегецию — на одного оратора. Как полководцу для обязательной перед боем речи. У Немайн горло пересыхало от одной мысли, что этим полководцем наверняка окажется она. Настроение у граждан было очень агрессивное. Что и неудивительно. Полтора месяца назад все они числились диведцами. Теперь же Дивед в одиночку противостоял сильному врагу.Никакой помощи от бывших владений короля Мейрига ждать не приходилось. Слабая родня попряталась по городам и клановым крепостям. Сильный Артуис — прислал монаха. Видимо, опасался, что иному посланцу и рыло начистят. Хотя — положение нового короля Гвента настолько же хуже губернаторского, насколько король выше. И посол в рясе, бедняга, оказался принужден говорить неприятное в лицо нескольким тысячам человек. Причём не больно добрых да умиротворённых — торопливо собирались, шагали или ехали — иные и по пять римских миль, не самый ближний свет. Покидали семьи — причём знали, что скоро доведётся это сделать надолго. Кое-кому и навсегда. А им говорят это:
— …может удерживать города ополчением. Какое-то время. Но — столица осаду бы не выдержала. Ополчение осталось в поле… На стенах женщины и дети. Саксы требовали только свободного прохода! У короля не было выбора. Ему пришлось их пропустить. Тем более, что там были уэссексцы. Эти — христиане. Можно взять клятву.
— Сестре Пенды их король тоже давал клятву, — крикнула Этайн, — так что я бы не верила!
И гордо посмотрела на Немайн. Мол, знай ирландцев. Пришлось в ответ слегка кивнуть. Мол, слышала.
— Нам нужно время, — сказал посланец Артуиса, — Нужно вывести людей из Кер-Вента. Хотя бы в крепости кланов на холмах. Потом…
Всё решится гораздо раньше этого «потом»: или саксы захватят Дивед, или будут разбиты. Тогда королю Артуису придётся думать — как жить. Либо зажатым с двух сторон саксами — история учит, что в таких условиях жизнь кельтского королевства недолга — либо получив в соседи короля Британии, попробовавшего вкус победы… И не испытывающего особой благодарности к стране, пропустившей врагов. Впрочем, сейчас король Эргинга и, уже очевидно, Гвента, западным соседям ничем не обязан, а потому — сможет загладить. Если будет перед кем.
Хорошо, хоть подробности прислал. Не сражения — тут он знал меньше Немайн — общего положения. Хотя наверняка описал его более бедственным, а саксов — более грозными, чем на самом деле. Что плохо — гленцы сочувствовали своим и рвались на помощь. Стоять против этой силы было глупо. Оставалось — возглавить.
— Значит, война и поход?
— Война и поход!
Орут, кажется, единогласно. Можно понять. Странно другое — они, вроде, рады. Да, давно Дивед не воевал… Опаску же перед саксами — никак не страх, но вбитое горечью поражений уважение к варварам, как военной силе — сняло присутствие богини войны. Да, великая и ужасная! Вот только враг — совсем не дуболомы. А гленцы… Гленцы смотрят в рот и ждут истины. Скажи им, что у богини в одном широком рукаве припасена маленькая бутылочка вина, а в другом — кубок, решат, что так и надо. Верно, надо. Теперь уже видно, что надо…
— Хорошо. Договор помните? Так вот. Раз мне доведётся вести вас в бой, слушайте. И если кто скажет, что не слышал, живо станет короче на голову, будь он простой воин, вождь или рыцарь. Первое и главное — полная власть главнокомандующему. То есть — мне. Как скажу — делайте. Спрашивать: "Зачем?" — можно. Пока приказ не отдан. После — исполнять. Не успели спросить до — зададите вопрос после того, как выполните. Ясно? Второе. Я жду от кланов не только бойцов, но и запасов. Или денег на их приобретение, хотя лучше — самих запасов. Воины, знаете ли, денег не едят. Война может продлиться больше установленного срока в шесть недель. Дальше. Крепость нужно отстроить. По договору. Она реку защищает. Так что в поход пойдут не все. От кланов я прошу: сто двадцать копейщиков. Девяносто лучников. Всех — снабжённых наилучшим образом. Ещё две сотни человек для квартирмейстерской службы. Всех — с лошадьми. Что ещё? Ах, да — я завтра выезжаю в Кер-Мирддин. Договариваться о совместных действиях. Как раз дромон наверх пойдёт… За меня — командовать остающимся ополчением и поддерживать правду и порядок в республике будет человек, уже показавший себя достойным. Ему же продолжать строительство, пока я буду в походе. Сэр Эгиль, подойди!
Викинг стоял тут же, рядом с трибуной. Подходить не надо — скорее уж, повернуться. И смотреть, как льётся красная струйка в чашу. Красная, как волосы богини. Кровь лозы, кровь христианского Бога, кровь власти.
— Я, Немайн Шайло верх Дэффид, сейчас назначаю моего рыцаря сэра Эгиля Создателя Машин, комесом Южного Берега и Города. В свидетели чего беру всех свободных воинов Республики Глентуи. Принимаешь ли ты это назначение?
Викинг ухмыльнулся.
— Я бы лучше подрался, конечно, — заявил он во всеуслышание, — но драться и знать, что кто-то запортит мою да твою работу… Этак можно и мечом себе по ноге попасть! Принимаю, Хранительница.
Осушил кубок — одним глотком. Недоумевающе оглянулся. Бутылка исчезла в широком рукаве, будто и не было. Студенческий навык Клирика служил новой хозяйке честно.
— Маловато? — спросил Харальд, — Ох, боюсь, нашего конунга прозовут: "Неметона, Щедрая на Золото и Скупая на Выпивку".
— После похода доберёте, — утешила норманнов Немайн, — Пивные дни никто не отменял…
Многие улыбнулись. Хранительница выговаривала своим рыцарям, как хозяйка домашним. Это было забавно и правильно разом. Дружина — семья, а у справной хозяйки не забалуешь. Улыбалась и Немайн. Хотя и чувствовала, что до утра ей — глаз не сомкнуть. А отсыпаться на дромоне…
* * *
Больше шести часов проспать так и не вышло. Явилась Нарин. Мол, маленького пора кормить. Сама велела. Потом сын уснул — Немайн же проснулась окончательно. Сперва дела делала — грамоту выписывала. Ленный договор на владение землёй. Когда Немайн весело спросила Эгиля, что он предпочтёт принять в оплату новых трудов — сокращение срока службы или звонкое золото, викинг вдруг отчаянно махнул рукой и попросил землю.— Хмм, — сказала тогда Немайн, — а тут проблемы. Ты что, сам пахать будешь? Рабов у нас нет. Им, понимаешь, оружия не дашь.
— Дашь, — парировал норманн, — ещё как! Только вот рабами они от этого быть перестают.
И был прав. Вручение оружия — самая простая из церемоний освобождения раба.
— Тогда как?
— Я думал, — сообщил Эгиль, — Работников можно ведь и нанять. Но — я привык возиться не с землёй и скотом, а с деревом. Да и земли пахотные не твои, а кланов. И пастбища. Но вот кусок речного берега я бы взял. И лес. Под сведение. Я вот на дромон смотрю: хлипкая посудина, но ходкая. А как достигнуто, уже понял.
— Ты смотри, — предупредила сида, — Земля — не моя и не твоя. А республики. Возьмёшь — будешь должен служить, пока не вернёшь.