Страница:
Дэффид тряхнул головой, пытаясь сбросить наваждение.
Все три дочери — число для легенд — в белом. Даже плащи снеговые — королевская служба любит алый цвет, но Немайн-то не королева. Цвет радости. И — на Дэффида вдруг потянуло сквозняком — смерти. Только трёхцветные ленточки под фибулами напоминают — девочки помнят, кем были. Кто они до сих пор есть. И ходят пока по грешной земле. Сида. И сёстры сиды. Не боги, не люди. Да, он и Кейр — отныне тоже герои. Вот с самой поры, как породнились с сидой. Что так будет, Дэффид понял с самого начала, и принял. Для себя. Но превращение коснулось всех. Эх, а того ли он хотел для своих девочек?
Майни почувствовала странный взгляд отца первой, развернула ухо. Мгновением позже — и голову, но Дэффид уже улыбался, опорожняя в чаши бурдюк с дорогущим африканским вином.
— Припас — как раз ко встрече, — объявил, как ни в чём не бывало, — То есть купил на ярмарке — на всякий случай, а тут и пригодилось. Хорошее вино, прошлогоднее. Более молодое до нас, увы не добирается. Но и это еще не испортилось. Так что — по чаше. Как раз половина выйдет. Вторую выпьем после битвы. Ну, за победу!
Трудная наука — но те, кто учится этому с детства, могут и не достигнуть вершины. Да и зачем им? Для приземлённых бытовых дел? А ей нужно. Потому как у Неметоны есть для Нион работа. Новая и интересная. Нет, богиня её не бросит, если у глупой Луковки не получится. Но — хочется всё сделать. Хочется быть полезной. Не просто голосом, как обычно — а самой по себе. Для этого нужно учиться. Не на ведьму — Нион хихикнула — совсем не на ведьму. Но — на кого-то очень похожего. Подобия-то — ведьминская игрушка.
Ей же приходится делать и исследовать именно подобия — но не людей и вещей, а отношений. Запоминать и испытывать маленькие кирпичики, из которых состоят любые отношения. Которыми оказались не любовь и дружба, не ненависть и злоба, не жадность и щедрость. Всего лишь: истина и ложь. Как только услышала — поняла: иначе и быть не может. Только истина и ложь правят миром. Да ещё неизвестность, и маленькие штучки, превращающие одно подобие в иное: «и», «или», «не», «если». Ей, чтобы научиться быть не просто голосом, следует всё это понять.
Но не утратить способности чувствовать, как раньше. Опасность такая есть, Немайн предупреждала. Потому, решив новую задачу, Нион Вахан заглядывает в место богини, спрашивает, всё ли в порядке. И, решив очередную задачу логически, Нион непременно проверяет её чутьём. Иногда ответы не совпадают. Тогда она отставляет вопрос в сторону для богини. Чтоб спросить у неё лично — нет ли ошибки в построении подобия.
Зато за вторым — лучники. Плечо к плечу. Соваться в лоб на первый завал уже отучены — два раза кровью умылись. На третий обошли через лес. Что означает: командир у них не гений, но и не дурак. Первую неудачу, когда его молодцы с копьями и топорами лезли через первый завал, чтобы сразу же получать стрелы — по очереди, да не прикрывшись как следует щитом — за случайность не счёл. В другой раз послал окольчуженную гвардию, которая осторожно и неторопливо растащила заграждение большими топорами. Выстроил штурмовой отряд, сложив из щитов «стену» — для того, чтобы подойти к совершенно пустому укреплению. Всё получилось ладно, без потерь. Саксы свистели и улюлюкали вслед бриттским трусам.
У которых в головах торчало одно: "Нам нужно три дня." Слова короля, но в них за широкими плечами Гулидиена прячутся уши хитрой сиды. Большая армия будет два дня копать — и день восстанавливать силы перед битвой. Граф Окта… Как бы ни предупреждали сида и жена, что любой посол — змея, кусающая пригревшего на груди, сейчас полусакс скорее напоминал волка — с остатками своих людей и импровизированной кольчужной конницей ополчения ухитрялся и колодцы вычёрпывать, и фланги прикрывать, всякий раз, когда начинало тянуть жареным, появлявшийся, словно по волшебству.
Может, и верно, колдовал. Мало, что слова из него сыпались непонятные — с саксами в бою и не такое бывает, так граф ещё и понимал половину того, что нёс! Но дело делал хорошо: доброй колодезной воды вражинам не досталось. И если королевская гвардия да уэссексцы не ленились каждый вечер да каждое утро кипятить воду, а по выступлении — наливать ею фляги, если даже ополченцы-бонды не брезговали сдабривать речную воду уксусом, а кипяток готовили позже только потому, что их котлы ехали в обозе, а не на плечах поочерёдно меняющихся гвардейцев — «дикие» переселенцы с континента, привыкшие к более суровому климату да целебной талой воде, преспокойно набирали фляги прямо из текущих поперёк дороги рек, просто зайдя на несколько шагов выше брода. Обычно слегка политого кровью их товарищей — и их врагов. Принц Рис не сдал без боя ни одной переправы, и на реках выиграл больше суток. Жаль, что позади их осталось мало, да маленькие.
Неразборчивость в питье сыграла свою роль — многие, приехавшие за британской землёй, маялись теперь животами. И обильно унавоживали эту самую землю. Не то, чтобы совсем не бойцы — и всё-таки сил у них будет поменьше, а значит, пожарная команда делает правильное дело.
И всё-таки три дня — это многовато. Хотя бы потому, что особых сюрпризов в лесу нет. Значит, придётся… Дождя нет уже несколько дней. В конце концов, укрепятся здесь саксы — всё сведут под пашню. Да и лес — не колодцы, за такую обиду можно заплатить деньгами или товаром, как за то же сено. Принц услышал торопливый перестук копыт, конское фырканье. Граф Окта опять успел вовремя.
— Ветер западный, — мерсиец понял, к чему все приготовления, с первого взгляда, только причину заминки определили неправильно, — Ольху Неметона простит, за остальное жертву принесём. Лучше так. Я устал менять своих людей на мили и часы. В старые времена деревья сражались в битвах — почему не теперь?
Приставших к отряду бриттов он теперь тоже считал своими людьми. Впрочем, отряд теперь таял быстрее, чем пополнялся.
Рис продолжал из-под руки следить за саксами.
— Что ждёшь, мой друг? Вдруг ветер переменится, и их войско не наглотается дыма? Или ты не хочешь губить деревья, как христианин? Есть какой-то запрет? Я могу отдать команду.
— Запрета нет, — Рис вздохнул. Другого решения не было. Но вольно же Окте палить леса в чужой стране! — И команду запалить сено и хворост я отдам сам. Просто я хочу, чтобы некоторое количество саксов втянулось в лес.
— Они успеют сбежать, — пожал плечами Окта, — роща-то разгорится не сразу.
— Пусть. Я думаю, врагов следует приучить бегать. У их конницы уже появился нужный навык, пора бы заняться и пехотой. Им стоит привыкнуть удирать. Сперва от огня — а там и от нас.
Окта кивнул и повернул коня. Его ждал очередной колодец. А роща — про рощу сложат песню.
На прощание один из рыцарей выскочил к самому завалу и выстрелил по строю Хвикке. Окта сморщился — дальность камбрийских луков враги, хотели они того или нет, изучили за последние дни очень хорошо. Но… тонкая лёгкая стрелка, неспособная кого-либо убить, вонзилась в гриву поднятого на шесте над неприятельской колонной вепря.
— Кто этот воин? — поинтересовался граф, — Если мне доведётся снимать осаду с крепости, я буду знать, кого просить доставить осаждённым послание.
— Сэр Кэррадок, рыцарь Гулидиена, — охотно сообщил Рис, — Он, кажется, действительно лучший лучник Диведа. А то и всей Камбрии. Среди конных, конечно. Кстати, он одно время за сидой ухлёстывал. Безрезультатно.
Окта ещё раз оглянулся — на возмущённые вопли врагов. Они всё-таки пошли на баррикаду! Чтобы бежать от огня. Какое уж тут «безрезультатно»! Сиде простой рыцарь, конечно, не пара, но подарок меткий сэр явно получил. Не тот, на который рассчитывал. Потому и не замечает…
И части тех, кому выпало сторожить, приходится хвататься за топоры, и разрубать узлы из трав, по сравнению с которыми узел разрубленный Александром — сущая безделица. А внизу — хлюпающая влага.
— Передайте графу Роксетерскому — его насос нужен здесь!
И всё равно — воды по пояс, грязи по уши.
Полторы тысячи шагов неглубокого болота. Полторы мили каналов. Восемь миллионов модиев влажной земли. И время — воде уйти, земле высохнуть, людям отдохнуть.
Гулидиен оказался настоящим валлийцем. Он предпочёл возможность маневра укреплениям. А потому тех, кто рекомендовал вбивать ряды заострённых кольев, и вообще делать работу попроще, заткнул одной репликой.
— Проще всего — умереть. Кто хочет жить — будет работать!
А быки моста уже обвязаны хворостом. И барки, возившие припасы, получили новую работу — Эйлет повела их выше по течению. Если гонцы доберутся вовремя — может получиться очень красиво! Но теперь главное — выстоять, значит, армия не должна иметь оглядки назад.
Анна оглянулась на сиду. Вот кому грязюка на лице даже идёт. Милашка-замарашка. Машет лопатой, как все. Правда, помогает выбрасывать из канала уже разрыхлённый грунт.
А вот Эйра наверху, с дощечкой и стилом. Чистенькая! Повезло. Не потому, что сестра Немайн — потому, что вытянула длинную соломинку. Анна хмыкнула, вспомнив, как угадала — длинную. А вытянула — короткую. Больно после вечера с мужем у неё настроение было солнечное. Такое — что не к добру долго хранить. Не то нечистый приревнует. Вот и уступила везение другой.
— Канал Дэффида покрыт, — докладывает, — толстым плавником, начали маскировку. На центральном, короля, ещё треть работы по длине, и по глубине хорошо. Третий… Сама видишь.
— Вижу… Эй, парень, что с тобой?
Один из рабочих наклонился — а вместо того, чтоб разогнуться, так и упал ничком в холодную воду. Ту, что сначала была рыжеватой и ужас какой ледяной, а теперь чистая и чуть теплее. Сида мгновенно повернулась, одним рывком вытащила бедолагу из воды за шиворот. Отвесила пару оплеух.
— К Амвросию, — вырвалось у Анны.
— Нет, — отрезала сида, и в глазах сверкнули тысячелетия, — иначе многие захотят — в больничку. Кто послабее духом. Саксы, они послезавтра, а каналы — сейчас. Пусть отдохнёт полчаса — за счёт сна. И хватит. Как земля?
Болотные лучники постоянно проверяли качество грунта. Опыт был — скот водили по болотам, поди, не реже людей.
— Уже можно. Если осторожно и шагом. Может, ну его, третий канал?
— Нам нужен не шаг, нам нужен галоп… Стой! А колья?
— Колья вбиты. Но если…
— Если — нам будет всё равно, есть там колья или нет!
Снова лопаты. К вечеру работа будет окончена. Ночная смена перекроет канал, а перекрытие искусно укроет дёрном. Что сида делает, если её прижали к болоту? Убирает болото. Вот только это заклинание Неметоны, как и все другие, требует солёного пота и мозолей. Недаром сама старается.
Епископ — тот сам лопатой не махал. Но — спустился во рвы, и подбадривал паству притчами. По возрасту — вполне извинительно. А вот батюшка Адриан лопатой не побрезговал. Смену, правда, стоял половинную — так потом ведь в госпиталь шёл. Раненых утешать. Вот уж кто не видел в победе над болотом никакого волшебства. Его смущало другое.
— Великолепная, — "дочерью моей" или "рабой божией" святую и вечную он называть избегал. Спасал светский формализм, вполне заменявший формализм церковный, — ты уверена, что вы с королём всё решили верно? Ведь единственный пример, известный из истории — это Гавгамелы!
— Я похожа на Дария? — августа размазала грязь по лицу. Нет, другие же ухитряются как-то извозюкаться в меру! А эта… Словно и вправду сида — а сиды, по местным понятиям, иногда превращаются в свиней! Правда, потом мыться побежит. Единственная её привилегия сейчас — бочка с холодной водой. Слишком холодной для остальных.
— Я его не видал, — хмыкнул викарий, — но только он разравнивал поле для колесниц.
— А заодно и фаланге. Но у нас и для фаланги кое-что припасено. Собственно, сражайся саксы геометрическим строем, как македоняне, трудностей бы вообще не было. Увы, они и в свалке хороши. Не беспокойся. Мы готовы. А Дарий попросту не умел пользоваться колесницами, да и были они похуже наших. Серпоносным, чтобы нанести врагу урон, нужно подходить вплотную к строю — и, конечно, нести урон даже от копий — не то, что от стрел и дротиков. Наши же колесницы могут стрелять из баллист, держась на расстоянии, большем, чем полёт стрелы. Потом, Дарий разделил колесницы на две части — чего делать не следовало, кавалерия-то у македонцев была хорошая. Ну и, под конец, когда колесницы выиграли фланг у македонян, они не ударили им в тыл. Не пойму — то ли это ошибка, то ли измена, то ли трусость. Александр лично возглавил кавалерию, и выиграв у персов другой фланг, такой удар нанёс. Чем и решил сражение. А ведь, ударь колесницы фаланге в тыл — фаланга бы распалась. И бой окончился в худшем случае вничью! Вообще, колесницы нужно применять только массово, и только с конницей или ездящей пехотой…
Немайн несло — она говорила про колесницы, но излагала теорию применения танков. Память Клирика, не абсолютная, но вполне приличная, не подвела, и читанные тем на студенческой скамье книги Фуллера и Гудериана, мемуары Меллентина и Рауса, записки Попеля и Катукова вываливались на уши совершенно неподготовленного слушателя. Все примеры удалялись на персидско-индийскую границу, в Бактрию и Согдиану.
Викарий слушал. Военные аспекты ему были неинтересны. Зато вспомнилось, что Ираклий-то происходил из армянского царского рода. Который, собственно, боковая ветвь персидского царского. Неудивительно, что августа разбирается в колесницах. И всё-таки — очень много у предстоящей битвы с Гавгамелами. Недаром и персы тогда, и камбрийцы теперь вспомнили про колесницы — остальное оружие словно отказалось побеждать неумолимого врага. Вот только у бриттов есть ещё одно оружие — вера и правда Господня. И если августе следует заняться колесницами, то ему, Адриану — душами. Чтобы были крепче вновь придаманного сплава железа с углем.
Глухо звякнуло било. Раз, ещё раз, и ещё.
Надо рвом немедленно возникла Эйра.
— Наставница, тебе пора спать. Не меньше четырёх часов. Иначе выйдет нарушение гейса. Слушай, а как ты ухитрялась в дороге спать стоя? Не все и догадались.
— Очень плохо, — сообщила Немайн, — так что больше не буду.
А того, что покраснела, под штукатуркой из грязи и видно не было.
Как ни странно, репутации грозной партизанки неумение двигаться бесшумно не повредило. Немайн славилась отчаянными налётами, грозной волшбой, оборотничеством — но никак не скрадыванием. Аннонские проводники — другое дело. Воевать у болотной страны — ни сил, ни желания, а отомстить мужу, поколачивающему жену-озёрную, или, хуже, пытающемуся выбить из бедняжки тайны входа в нижний мир — совсем другое дело. Тут нужно свалить на других фэйри, на соседей, на несчастный случай. Известно же, кто фэйри обидит — того оставляет удача. А невзгоды приходят, одетые в зелёное, в венках из ольхи и бука. И никогда — поодиночке!
Впрочем, противник у пятёрки бардов-лучников на этот раз достойный и интересный. И всё-таки — различимый по хрусту сапог. Как только сознание отсеяло среди своих, правильных, привычных уже звуков ночного лагеря эти, чужие, Немайн прошептала об этом на ухо лежащему рядом барду. Тот принялся вслушиваться внимательнее.
— Точно. У саксов слишком толстая подошва. Будь у меня такие сапоги — я разулась бы. Так что — эти нам не чета. Всё сделаем.
— Вы всё равно осторожнее. Эти, может с континента, и к здешним местам не приспособились.
Немайн в это не верила. Но — пусть не расслабляются.
— Учту. Буду осторожна…
Немайн подавила вопрос. Как только началась игра с саксонсокой разведкой, аннонцы — все четверо бардов-мужчин — вдруг дружно начали говорить о себе в женском роде. Звучало это крайне странно, но делу пока во вред не шло. А потому тратить время и издавать звуки по пустякам не стоило. После операции — другое дело.
А теперь двое из них, изображая стражу, ненавязчиво выводят саксов куда нужно. Ко рвам и заднему фасу крепости. Мимо правой башни, на которую по такому случаю водрузили знамя Глентуи. Чтобы рассмотрели в темноте — пришлось подпустить поближе, а для того — договариваться с настоящей стражей. Которая состояла из гленцев, так что здесь проблем не возникло. Интересно, как саксы оценят бдительную наружную стражу и дрыхнущую внутреннюю? Мол, расслабились за гранью дружеских штыков?
Штуку со знаменем подсказал Харальд. Росомаху — как символ и значок, он знал хорошо. И если ворон искони означал "пленных не берём" — здесь и сейчас, впрочем, и так не брали — то проказливая растрёпа, примостившаяся при древке или вышитая на полотнище означала — "граблю до исподнего, включительно". Главное же, пользовались этим знаменем исключительно норвежцы. Которые как раз и выдавливали англов, саксов и ютов с благодатных датских земель. Ох, и хорошо же должно было стать тем, кто от норвежцев попросту сбежал, надеясь забрать землю у цивилизованного, размякшего народа. И вдруг увидел ненавистный символ. "Мы уже тут. Ну, подите сюда, голубчики."
Вторая часть визита — чтоб увидели подновлённую стену со стороны болота. Без ворот. Что ворота есть, но видны только с северной стороны — саксам знать не стоит. Так же как и того, что с севера конница уже может пройти по «болоту». А вот на юге земля достаточно подсохнет только к утру. И, всё-таки, нужен третий пункт экскурсии — ко рву. Для надёжности.
Барды-загонщики старательно играли роль стражников, общаясь бряцанием оружия. Но делать это старались «естественно». Врага следовало уважать.
Хвикке любят и ценят «малую» войну. Которую ведёт не войско короля строем, а несколько добрых воинов своим усмотрением. Спроси любого — именно в этом главная их особенность, совсем не в бое строем, это умеют почти все. Подкрасться, напасть внезапно. Безопасно убивать, потом хвалиться победами. В этом же походе такого развлечения на их долю выпало немного. Разумеется, выходить-то многие выходили. Да все бритты ушли в земляные крепости на холмах. Пахать не надо, скот, кроме свиней, на зиму так и так в стойло загонять. Дров — и тех запасли вдосталь. А если кто и выходил — посмотреть, чего и как — так не один. Да оказывался ничуть не меньшим любителем малой войны — ко всему, располагающим лошадью и промышляющим на родной земле. Тут, при всех талантах саксов, шансы уравнивались. Это не считая диведских разъездов!
Разведку Хвикке всё равно высылали. Но удовольствия в ней не было. И только теперь им стало интересно по настоящему. Сходить в лагерь враждебной богини — подвиг. Даже если никого там не убьёшь.
Что на влажном лугу что-то припрятано, они поняли сразу. Ночь, болото, плавни, неожиданно сухая земля болотистого берега. Впрочем, дождей не было давно. Вот потому бритты не поленились — вырыли рвы и кольев натыкали, закрыли дёрном. Чтобы точно обезопасить берег. Оно и немудрено — со стороны болота разве пеший подойдёт, а перевес в пехоте не за ними…
Немайн превратилась в продолжение собственных настороженных ушей, ловя голоса врагов. Тихо. Очень тихо. Но — слышно!
— Что они говорят? — прошептал лежащий рядом аннонский бард.
— Один уверяет, что перекрытия больно толстые для ловушки. Другой считает, это неважно — земля обрушится сама, слишком непрочная. Третий… Третий подозревает машину! Он знает обо мне, и думает, что рвы будут пропускать нашу кавалерию и проваливаться под саксами. Потому, когда они будут отходить, первого — убейте. Второго — подраньте, не насмерть. А третий… Пусть живёт. У саксов командир умный. Он не поверит в избирательный пропуск, а колья убедят его во второй версии.
— Ясно.
Бард скользнул в ночь. Саксов понемногу оттесняли обратно. Она же продолжала ждать — возвращения. Волновалась, вслушиваясь. Да разглядывала колышущуюся траву.
Но вот рядом — неслышно людям — шаги. Да, это не сакс. А мокасины, оказывается, не только в Америке носили.
— Удалось?
— А… Ты слышала шаги? Я сделала всё, как ты сказала. Одного застрелила я, второго ранила Фланн. Она искуснее в стрельбе из лука. Раненый сакс, как и тот, которого мы отпустили целым, ушёл к своим… Можно больше не таиться.
Немайн вскочила и начала отряхиваться. Впереди ждала бочка с водой — и на этот раз с горячей. Почти кипяток. Блаженство! А потом четыре часа сна. Но — вопрос следовало задать. А то — кто знает, что за драконы таятся среди этого белого пятна.
— Почему ты говоришь о себе и остальных, как о женщинах? «Сделала», "она"?
Вот тут бард немного удивился.
— Потому, что почитаем тебя выше остальных богов. И, когда важна помощь судьбы, стараемся напомнить ей, что мы — немножечко ты. Мы всё-таки барды, и, хотя стрелы нам привычнее песен, такие вещи проделываем словом…
Немайн тяжко вздохнула. Вот так всегда. Хочешь драконов? Посмотрись в зеркало! А в крепости кипит новая работа — собирают камнемёт. Распоряжается Нион, которой и полагается командовать в бою этой штуковиной. Как бездоспешной.
Задача была понятная — срубить мост, чтоб армия Брихейниога могла подойти к месту боя по левому берегу, и ударила саксов во фланг и тыл. Внезапно. Расстороенных битвой с диведцами — и неважно, победителей или побеждённых. Новым и странным было то, какой мост предстояло построить. Не на обычных сваях-быках — а на лодках. Вот на этих самых барках! Так должно было получиться гораздо быстрее. Хорошая идея. Только Эмилий отчего-то, выслушивая задание, отразил на лице понимание. Не собственно задачи, а — тайного. Словно он узнал про Майни что-то очень важное и интересное.
Эйлет решила — римлянин всё ей расскажет. Только сначала нужно его догнать… Увы, этого оказалось недостаточно — слишком много работы свалилось. Армию снабжать, мосты строить — не с тарелками бегать да рагу по-мунстерски варить. И людей узнаёшь совсем иначе, чем по залу трактира. Только вот толковые женихи всё никак не попадаются! Разве только римлянин. Иноземец, это плохо. За ним ни клана, ни гильдии, а род если и есть, так за морями остался. Но отцу не в первой брать в дом чужаков! Майни же принял… И неважно, что сида. Главное — умная и сильная. И верная. Такую в семью принять — честь!
Вот и Эмилий. Умный и сильный. А верность и честь… Как их проверишь? Эйлет ломала себе голову — те немногие минуты, когда не раздавала указания рабочим, не барахталась в холодной воде, спасая сдуру посаженную на мель барку, не тянула верёвки и блоки, подавая пример, не ругалась с кормчими идущих вниз судов, которым мост перегородил путь. Не спала, наконец!
Она совершенно не подозревала, что проверка, бряцая сбруей и оружием, во весь опор летит к её мосту. Командир уэссексцев, издёрганный постоянными упрёками в бездействии, решил провести глубокую разведку.
то были лучшие — из тех, кто остался. Самые доспешные, самые умелые, храбрые и осмотрительные разом. Все — рыцари, цвет уэссекских тэнов — служилого сословия, более всего напоминавшего дворянство. Ни слуг, ни оруженосцев, лишь несколько опытных латников. Работа предстояла опасная и трудная. Требовалось обойти сильных, до поры не обращать внимания на слабых. Вернуться, рассказать. И только увидев достойную цель, бросаться в атаку.
Все три дочери — число для легенд — в белом. Даже плащи снеговые — королевская служба любит алый цвет, но Немайн-то не королева. Цвет радости. И — на Дэффида вдруг потянуло сквозняком — смерти. Только трёхцветные ленточки под фибулами напоминают — девочки помнят, кем были. Кто они до сих пор есть. И ходят пока по грешной земле. Сида. И сёстры сиды. Не боги, не люди. Да, он и Кейр — отныне тоже герои. Вот с самой поры, как породнились с сидой. Что так будет, Дэффид понял с самого начала, и принял. Для себя. Но превращение коснулось всех. Эх, а того ли он хотел для своих девочек?
Майни почувствовала странный взгляд отца первой, развернула ухо. Мгновением позже — и голову, но Дэффид уже улыбался, опорожняя в чаши бурдюк с дорогущим африканским вином.
— Припас — как раз ко встрече, — объявил, как ни в чём не бывало, — То есть купил на ярмарке — на всякий случай, а тут и пригодилось. Хорошее вино, прошлогоднее. Более молодое до нас, увы не добирается. Но и это еще не испортилось. Так что — по чаше. Как раз половина выйдет. Вторую выпьем после битвы. Ну, за победу!
* * *
Нион сидела в личном шатре. Неподалёку веселилась семья богини — а ей достался котёл с кофе, навощённая доска и стило. Одиночество? Что это — для той, у кого каждый миг богиня в голове? А если наполнить кружку горячим ячменным варевом — так и совсем хорошо. Завтра — будет работа, тяжёлая и грязная, а ночами — тревожное ожидание саксонских соглядатаев. Потому этот вечер был особенно ценен — как возможность спокойно поразмыслить. Не просто радоваться разливающемуся по телу теплу, мягкой подушке под ногами и некусачему пледу — выпросила ношеный у Эйры, новые все злые — не перебирать в голове воспоминания, не подставлять на своё место богиню — или другого человека — а именно мыслить.Трудная наука — но те, кто учится этому с детства, могут и не достигнуть вершины. Да и зачем им? Для приземлённых бытовых дел? А ей нужно. Потому как у Неметоны есть для Нион работа. Новая и интересная. Нет, богиня её не бросит, если у глупой Луковки не получится. Но — хочется всё сделать. Хочется быть полезной. Не просто голосом, как обычно — а самой по себе. Для этого нужно учиться. Не на ведьму — Нион хихикнула — совсем не на ведьму. Но — на кого-то очень похожего. Подобия-то — ведьминская игрушка.
Ей же приходится делать и исследовать именно подобия — но не людей и вещей, а отношений. Запоминать и испытывать маленькие кирпичики, из которых состоят любые отношения. Которыми оказались не любовь и дружба, не ненависть и злоба, не жадность и щедрость. Всего лишь: истина и ложь. Как только услышала — поняла: иначе и быть не может. Только истина и ложь правят миром. Да ещё неизвестность, и маленькие штучки, превращающие одно подобие в иное: «и», «или», «не», «если». Ей, чтобы научиться быть не просто голосом, следует всё это понять.
Но не утратить способности чувствовать, как раньше. Опасность такая есть, Немайн предупреждала. Потому, решив новую задачу, Нион Вахан заглядывает в место богини, спрашивает, всё ли в порядке. И, решив очередную задачу логически, Нион непременно проверяет её чутьём. Иногда ответы не совпадают. Тогда она отставляет вопрос в сторону для богини. Чтоб спросить у неё лично — нет ли ошибки в построении подобия.
* * *
"Нам нужно три дня". Принц Рис осторожно выглянул из-за завала. Да, саксы теперь уже не разворачивают строй. В который уже раз. Просто остановили колонну, легковооруженные спешат к лесу. Вслед за ними — редкая цепочка бондов. Лес слева, справа болото. Там лучников не обойдёшь. На дороге — два завала — один за другим. Вот в этом — новизна и хитрость. Первый никто не защищает. Почти никто: копьё с флажком.Зато за вторым — лучники. Плечо к плечу. Соваться в лоб на первый завал уже отучены — два раза кровью умылись. На третий обошли через лес. Что означает: командир у них не гений, но и не дурак. Первую неудачу, когда его молодцы с копьями и топорами лезли через первый завал, чтобы сразу же получать стрелы — по очереди, да не прикрывшись как следует щитом — за случайность не счёл. В другой раз послал окольчуженную гвардию, которая осторожно и неторопливо растащила заграждение большими топорами. Выстроил штурмовой отряд, сложив из щитов «стену» — для того, чтобы подойти к совершенно пустому укреплению. Всё получилось ладно, без потерь. Саксы свистели и улюлюкали вслед бриттским трусам.
У которых в головах торчало одно: "Нам нужно три дня." Слова короля, но в них за широкими плечами Гулидиена прячутся уши хитрой сиды. Большая армия будет два дня копать — и день восстанавливать силы перед битвой. Граф Окта… Как бы ни предупреждали сида и жена, что любой посол — змея, кусающая пригревшего на груди, сейчас полусакс скорее напоминал волка — с остатками своих людей и импровизированной кольчужной конницей ополчения ухитрялся и колодцы вычёрпывать, и фланги прикрывать, всякий раз, когда начинало тянуть жареным, появлявшийся, словно по волшебству.
Может, и верно, колдовал. Мало, что слова из него сыпались непонятные — с саксами в бою и не такое бывает, так граф ещё и понимал половину того, что нёс! Но дело делал хорошо: доброй колодезной воды вражинам не досталось. И если королевская гвардия да уэссексцы не ленились каждый вечер да каждое утро кипятить воду, а по выступлении — наливать ею фляги, если даже ополченцы-бонды не брезговали сдабривать речную воду уксусом, а кипяток готовили позже только потому, что их котлы ехали в обозе, а не на плечах поочерёдно меняющихся гвардейцев — «дикие» переселенцы с континента, привыкшие к более суровому климату да целебной талой воде, преспокойно набирали фляги прямо из текущих поперёк дороги рек, просто зайдя на несколько шагов выше брода. Обычно слегка политого кровью их товарищей — и их врагов. Принц Рис не сдал без боя ни одной переправы, и на реках выиграл больше суток. Жаль, что позади их осталось мало, да маленькие.
Неразборчивость в питье сыграла свою роль — многие, приехавшие за британской землёй, маялись теперь животами. И обильно унавоживали эту самую землю. Не то, чтобы совсем не бойцы — и всё-таки сил у них будет поменьше, а значит, пожарная команда делает правильное дело.
И всё-таки три дня — это многовато. Хотя бы потому, что особых сюрпризов в лесу нет. Значит, придётся… Дождя нет уже несколько дней. В конце концов, укрепятся здесь саксы — всё сведут под пашню. Да и лес — не колодцы, за такую обиду можно заплатить деньгами или товаром, как за то же сено. Принц услышал торопливый перестук копыт, конское фырканье. Граф Окта опять успел вовремя.
— Ветер западный, — мерсиец понял, к чему все приготовления, с первого взгляда, только причину заминки определили неправильно, — Ольху Неметона простит, за остальное жертву принесём. Лучше так. Я устал менять своих людей на мили и часы. В старые времена деревья сражались в битвах — почему не теперь?
Приставших к отряду бриттов он теперь тоже считал своими людьми. Впрочем, отряд теперь таял быстрее, чем пополнялся.
Рис продолжал из-под руки следить за саксами.
— Что ждёшь, мой друг? Вдруг ветер переменится, и их войско не наглотается дыма? Или ты не хочешь губить деревья, как христианин? Есть какой-то запрет? Я могу отдать команду.
— Запрета нет, — Рис вздохнул. Другого решения не было. Но вольно же Окте палить леса в чужой стране! — И команду запалить сено и хворост я отдам сам. Просто я хочу, чтобы некоторое количество саксов втянулось в лес.
— Они успеют сбежать, — пожал плечами Окта, — роща-то разгорится не сразу.
— Пусть. Я думаю, врагов следует приучить бегать. У их конницы уже появился нужный навык, пора бы заняться и пехотой. Им стоит привыкнуть удирать. Сперва от огня — а там и от нас.
Окта кивнул и повернул коня. Его ждал очередной колодец. А роща — про рощу сложат песню.
На прощание один из рыцарей выскочил к самому завалу и выстрелил по строю Хвикке. Окта сморщился — дальность камбрийских луков враги, хотели они того или нет, изучили за последние дни очень хорошо. Но… тонкая лёгкая стрелка, неспособная кого-либо убить, вонзилась в гриву поднятого на шесте над неприятельской колонной вепря.
— Кто этот воин? — поинтересовался граф, — Если мне доведётся снимать осаду с крепости, я буду знать, кого просить доставить осаждённым послание.
— Сэр Кэррадок, рыцарь Гулидиена, — охотно сообщил Рис, — Он, кажется, действительно лучший лучник Диведа. А то и всей Камбрии. Среди конных, конечно. Кстати, он одно время за сидой ухлёстывал. Безрезультатно.
Окта ещё раз оглянулся — на возмущённые вопли врагов. Они всё-таки пошли на баррикаду! Чтобы бежать от огня. Какое уж тут «безрезультатно»! Сиде простой рыцарь, конечно, не пара, но подарок меткий сэр явно получил. Не тот, на который рассчитывал. Потому и не замечает…
* * *
Две тысячи лопат. Семь тысяч рук. Три дня. Немало. Особенно если копать посменно — смена спит, смена сторожит, смена машет лопатами. Отличными по местным меркам деревянными лопатами. У иных лезвие оковано железом — но таких мало, совсем мало. А деревянные быстро ломаются, и не берут плотный дёрн заливного луга.И части тех, кому выпало сторожить, приходится хвататься за топоры, и разрубать узлы из трав, по сравнению с которыми узел разрубленный Александром — сущая безделица. А внизу — хлюпающая влага.
— Передайте графу Роксетерскому — его насос нужен здесь!
И всё равно — воды по пояс, грязи по уши.
Полторы тысячи шагов неглубокого болота. Полторы мили каналов. Восемь миллионов модиев влажной земли. И время — воде уйти, земле высохнуть, людям отдохнуть.
Гулидиен оказался настоящим валлийцем. Он предпочёл возможность маневра укреплениям. А потому тех, кто рекомендовал вбивать ряды заострённых кольев, и вообще делать работу попроще, заткнул одной репликой.
— Проще всего — умереть. Кто хочет жить — будет работать!
А быки моста уже обвязаны хворостом. И барки, возившие припасы, получили новую работу — Эйлет повела их выше по течению. Если гонцы доберутся вовремя — может получиться очень красиво! Но теперь главное — выстоять, значит, армия не должна иметь оглядки назад.
Анна оглянулась на сиду. Вот кому грязюка на лице даже идёт. Милашка-замарашка. Машет лопатой, как все. Правда, помогает выбрасывать из канала уже разрыхлённый грунт.
А вот Эйра наверху, с дощечкой и стилом. Чистенькая! Повезло. Не потому, что сестра Немайн — потому, что вытянула длинную соломинку. Анна хмыкнула, вспомнив, как угадала — длинную. А вытянула — короткую. Больно после вечера с мужем у неё настроение было солнечное. Такое — что не к добру долго хранить. Не то нечистый приревнует. Вот и уступила везение другой.
— Канал Дэффида покрыт, — докладывает, — толстым плавником, начали маскировку. На центральном, короля, ещё треть работы по длине, и по глубине хорошо. Третий… Сама видишь.
— Вижу… Эй, парень, что с тобой?
Один из рабочих наклонился — а вместо того, чтоб разогнуться, так и упал ничком в холодную воду. Ту, что сначала была рыжеватой и ужас какой ледяной, а теперь чистая и чуть теплее. Сида мгновенно повернулась, одним рывком вытащила бедолагу из воды за шиворот. Отвесила пару оплеух.
— К Амвросию, — вырвалось у Анны.
— Нет, — отрезала сида, и в глазах сверкнули тысячелетия, — иначе многие захотят — в больничку. Кто послабее духом. Саксы, они послезавтра, а каналы — сейчас. Пусть отдохнёт полчаса — за счёт сна. И хватит. Как земля?
Болотные лучники постоянно проверяли качество грунта. Опыт был — скот водили по болотам, поди, не реже людей.
— Уже можно. Если осторожно и шагом. Может, ну его, третий канал?
— Нам нужен не шаг, нам нужен галоп… Стой! А колья?
— Колья вбиты. Но если…
— Если — нам будет всё равно, есть там колья или нет!
Снова лопаты. К вечеру работа будет окончена. Ночная смена перекроет канал, а перекрытие искусно укроет дёрном. Что сида делает, если её прижали к болоту? Убирает болото. Вот только это заклинание Неметоны, как и все другие, требует солёного пота и мозолей. Недаром сама старается.
Епископ — тот сам лопатой не махал. Но — спустился во рвы, и подбадривал паству притчами. По возрасту — вполне извинительно. А вот батюшка Адриан лопатой не побрезговал. Смену, правда, стоял половинную — так потом ведь в госпиталь шёл. Раненых утешать. Вот уж кто не видел в победе над болотом никакого волшебства. Его смущало другое.
— Великолепная, — "дочерью моей" или "рабой божией" святую и вечную он называть избегал. Спасал светский формализм, вполне заменявший формализм церковный, — ты уверена, что вы с королём всё решили верно? Ведь единственный пример, известный из истории — это Гавгамелы!
— Я похожа на Дария? — августа размазала грязь по лицу. Нет, другие же ухитряются как-то извозюкаться в меру! А эта… Словно и вправду сида — а сиды, по местным понятиям, иногда превращаются в свиней! Правда, потом мыться побежит. Единственная её привилегия сейчас — бочка с холодной водой. Слишком холодной для остальных.
— Я его не видал, — хмыкнул викарий, — но только он разравнивал поле для колесниц.
— А заодно и фаланге. Но у нас и для фаланги кое-что припасено. Собственно, сражайся саксы геометрическим строем, как македоняне, трудностей бы вообще не было. Увы, они и в свалке хороши. Не беспокойся. Мы готовы. А Дарий попросту не умел пользоваться колесницами, да и были они похуже наших. Серпоносным, чтобы нанести врагу урон, нужно подходить вплотную к строю — и, конечно, нести урон даже от копий — не то, что от стрел и дротиков. Наши же колесницы могут стрелять из баллист, держась на расстоянии, большем, чем полёт стрелы. Потом, Дарий разделил колесницы на две части — чего делать не следовало, кавалерия-то у македонцев была хорошая. Ну и, под конец, когда колесницы выиграли фланг у македонян, они не ударили им в тыл. Не пойму — то ли это ошибка, то ли измена, то ли трусость. Александр лично возглавил кавалерию, и выиграв у персов другой фланг, такой удар нанёс. Чем и решил сражение. А ведь, ударь колесницы фаланге в тыл — фаланга бы распалась. И бой окончился в худшем случае вничью! Вообще, колесницы нужно применять только массово, и только с конницей или ездящей пехотой…
Немайн несло — она говорила про колесницы, но излагала теорию применения танков. Память Клирика, не абсолютная, но вполне приличная, не подвела, и читанные тем на студенческой скамье книги Фуллера и Гудериана, мемуары Меллентина и Рауса, записки Попеля и Катукова вываливались на уши совершенно неподготовленного слушателя. Все примеры удалялись на персидско-индийскую границу, в Бактрию и Согдиану.
Викарий слушал. Военные аспекты ему были неинтересны. Зато вспомнилось, что Ираклий-то происходил из армянского царского рода. Который, собственно, боковая ветвь персидского царского. Неудивительно, что августа разбирается в колесницах. И всё-таки — очень много у предстоящей битвы с Гавгамелами. Недаром и персы тогда, и камбрийцы теперь вспомнили про колесницы — остальное оружие словно отказалось побеждать неумолимого врага. Вот только у бриттов есть ещё одно оружие — вера и правда Господня. И если августе следует заняться колесницами, то ему, Адриану — душами. Чтобы были крепче вновь придаманного сплава железа с углем.
Глухо звякнуло било. Раз, ещё раз, и ещё.
Надо рвом немедленно возникла Эйра.
— Наставница, тебе пора спать. Не меньше четырёх часов. Иначе выйдет нарушение гейса. Слушай, а как ты ухитрялась в дороге спать стоя? Не все и догадались.
— Очень плохо, — сообщила Немайн, — так что больше не буду.
А того, что покраснела, под штукатуркой из грязи и видно не было.
* * *
Декабрьская ночь, сида и неподвижное лежание — вещи несовместные. Аж церемония возведения вспомнилась. Хорошо, на этот раз в одежде особо не ограничивали. Наоборот — посоветовали замотаться, как можно теплее. Три пледа — так три, пять — так пять. И сапоги можно любимые. Главное, чтобы лежала, где скажут, с вечера, и совсем-совсем не двигалась. А значит — не шумела.Как ни странно, репутации грозной партизанки неумение двигаться бесшумно не повредило. Немайн славилась отчаянными налётами, грозной волшбой, оборотничеством — но никак не скрадыванием. Аннонские проводники — другое дело. Воевать у болотной страны — ни сил, ни желания, а отомстить мужу, поколачивающему жену-озёрную, или, хуже, пытающемуся выбить из бедняжки тайны входа в нижний мир — совсем другое дело. Тут нужно свалить на других фэйри, на соседей, на несчастный случай. Известно же, кто фэйри обидит — того оставляет удача. А невзгоды приходят, одетые в зелёное, в венках из ольхи и бука. И никогда — поодиночке!
Впрочем, противник у пятёрки бардов-лучников на этот раз достойный и интересный. И всё-таки — различимый по хрусту сапог. Как только сознание отсеяло среди своих, правильных, привычных уже звуков ночного лагеря эти, чужие, Немайн прошептала об этом на ухо лежащему рядом барду. Тот принялся вслушиваться внимательнее.
— Точно. У саксов слишком толстая подошва. Будь у меня такие сапоги — я разулась бы. Так что — эти нам не чета. Всё сделаем.
— Вы всё равно осторожнее. Эти, может с континента, и к здешним местам не приспособились.
Немайн в это не верила. Но — пусть не расслабляются.
— Учту. Буду осторожна…
Немайн подавила вопрос. Как только началась игра с саксонсокой разведкой, аннонцы — все четверо бардов-мужчин — вдруг дружно начали говорить о себе в женском роде. Звучало это крайне странно, но делу пока во вред не шло. А потому тратить время и издавать звуки по пустякам не стоило. После операции — другое дело.
А теперь двое из них, изображая стражу, ненавязчиво выводят саксов куда нужно. Ко рвам и заднему фасу крепости. Мимо правой башни, на которую по такому случаю водрузили знамя Глентуи. Чтобы рассмотрели в темноте — пришлось подпустить поближе, а для того — договариваться с настоящей стражей. Которая состояла из гленцев, так что здесь проблем не возникло. Интересно, как саксы оценят бдительную наружную стражу и дрыхнущую внутреннюю? Мол, расслабились за гранью дружеских штыков?
Штуку со знаменем подсказал Харальд. Росомаху — как символ и значок, он знал хорошо. И если ворон искони означал "пленных не берём" — здесь и сейчас, впрочем, и так не брали — то проказливая растрёпа, примостившаяся при древке или вышитая на полотнище означала — "граблю до исподнего, включительно". Главное же, пользовались этим знаменем исключительно норвежцы. Которые как раз и выдавливали англов, саксов и ютов с благодатных датских земель. Ох, и хорошо же должно было стать тем, кто от норвежцев попросту сбежал, надеясь забрать землю у цивилизованного, размякшего народа. И вдруг увидел ненавистный символ. "Мы уже тут. Ну, подите сюда, голубчики."
Вторая часть визита — чтоб увидели подновлённую стену со стороны болота. Без ворот. Что ворота есть, но видны только с северной стороны — саксам знать не стоит. Так же как и того, что с севера конница уже может пройти по «болоту». А вот на юге земля достаточно подсохнет только к утру. И, всё-таки, нужен третий пункт экскурсии — ко рву. Для надёжности.
Барды-загонщики старательно играли роль стражников, общаясь бряцанием оружия. Но делать это старались «естественно». Врага следовало уважать.
Хвикке любят и ценят «малую» войну. Которую ведёт не войско короля строем, а несколько добрых воинов своим усмотрением. Спроси любого — именно в этом главная их особенность, совсем не в бое строем, это умеют почти все. Подкрасться, напасть внезапно. Безопасно убивать, потом хвалиться победами. В этом же походе такого развлечения на их долю выпало немного. Разумеется, выходить-то многие выходили. Да все бритты ушли в земляные крепости на холмах. Пахать не надо, скот, кроме свиней, на зиму так и так в стойло загонять. Дров — и тех запасли вдосталь. А если кто и выходил — посмотреть, чего и как — так не один. Да оказывался ничуть не меньшим любителем малой войны — ко всему, располагающим лошадью и промышляющим на родной земле. Тут, при всех талантах саксов, шансы уравнивались. Это не считая диведских разъездов!
Разведку Хвикке всё равно высылали. Но удовольствия в ней не было. И только теперь им стало интересно по настоящему. Сходить в лагерь враждебной богини — подвиг. Даже если никого там не убьёшь.
Что на влажном лугу что-то припрятано, они поняли сразу. Ночь, болото, плавни, неожиданно сухая земля болотистого берега. Впрочем, дождей не было давно. Вот потому бритты не поленились — вырыли рвы и кольев натыкали, закрыли дёрном. Чтобы точно обезопасить берег. Оно и немудрено — со стороны болота разве пеший подойдёт, а перевес в пехоте не за ними…
Немайн превратилась в продолжение собственных настороженных ушей, ловя голоса врагов. Тихо. Очень тихо. Но — слышно!
— Что они говорят? — прошептал лежащий рядом аннонский бард.
— Один уверяет, что перекрытия больно толстые для ловушки. Другой считает, это неважно — земля обрушится сама, слишком непрочная. Третий… Третий подозревает машину! Он знает обо мне, и думает, что рвы будут пропускать нашу кавалерию и проваливаться под саксами. Потому, когда они будут отходить, первого — убейте. Второго — подраньте, не насмерть. А третий… Пусть живёт. У саксов командир умный. Он не поверит в избирательный пропуск, а колья убедят его во второй версии.
— Ясно.
Бард скользнул в ночь. Саксов понемногу оттесняли обратно. Она же продолжала ждать — возвращения. Волновалась, вслушиваясь. Да разглядывала колышущуюся траву.
Но вот рядом — неслышно людям — шаги. Да, это не сакс. А мокасины, оказывается, не только в Америке носили.
— Удалось?
— А… Ты слышала шаги? Я сделала всё, как ты сказала. Одного застрелила я, второго ранила Фланн. Она искуснее в стрельбе из лука. Раненый сакс, как и тот, которого мы отпустили целым, ушёл к своим… Можно больше не таиться.
Немайн вскочила и начала отряхиваться. Впереди ждала бочка с водой — и на этот раз с горячей. Почти кипяток. Блаженство! А потом четыре часа сна. Но — вопрос следовало задать. А то — кто знает, что за драконы таятся среди этого белого пятна.
— Почему ты говоришь о себе и остальных, как о женщинах? «Сделала», "она"?
Вот тут бард немного удивился.
— Потому, что почитаем тебя выше остальных богов. И, когда важна помощь судьбы, стараемся напомнить ей, что мы — немножечко ты. Мы всё-таки барды, и, хотя стрелы нам привычнее песен, такие вещи проделываем словом…
Немайн тяжко вздохнула. Вот так всегда. Хочешь драконов? Посмотрись в зеркало! А в крепости кипит новая работа — собирают камнемёт. Распоряжается Нион, которой и полагается командовать в бою этой штуковиной. Как бездоспешной.
* * *
Барки пришлось купить, и недёшево. Майни шипела от жадности, и всё бормотала, что подобные деньги за перестраховку — это слишком. К тому же, может не сработать! Но вдруг, вдруг, вдруг… Эмилий уже ускакал на север, а теперь черёд Эйлет — со всей тыловой командой, на восемнадцати барках. Настоящий флот.Задача была понятная — срубить мост, чтоб армия Брихейниога могла подойти к месту боя по левому берегу, и ударила саксов во фланг и тыл. Внезапно. Расстороенных битвой с диведцами — и неважно, победителей или побеждённых. Новым и странным было то, какой мост предстояло построить. Не на обычных сваях-быках — а на лодках. Вот на этих самых барках! Так должно было получиться гораздо быстрее. Хорошая идея. Только Эмилий отчего-то, выслушивая задание, отразил на лице понимание. Не собственно задачи, а — тайного. Словно он узнал про Майни что-то очень важное и интересное.
Эйлет решила — римлянин всё ей расскажет. Только сначала нужно его догнать… Увы, этого оказалось недостаточно — слишком много работы свалилось. Армию снабжать, мосты строить — не с тарелками бегать да рагу по-мунстерски варить. И людей узнаёшь совсем иначе, чем по залу трактира. Только вот толковые женихи всё никак не попадаются! Разве только римлянин. Иноземец, это плохо. За ним ни клана, ни гильдии, а род если и есть, так за морями остался. Но отцу не в первой брать в дом чужаков! Майни же принял… И неважно, что сида. Главное — умная и сильная. И верная. Такую в семью принять — честь!
Вот и Эмилий. Умный и сильный. А верность и честь… Как их проверишь? Эйлет ломала себе голову — те немногие минуты, когда не раздавала указания рабочим, не барахталась в холодной воде, спасая сдуру посаженную на мель барку, не тянула верёвки и блоки, подавая пример, не ругалась с кормчими идущих вниз судов, которым мост перегородил путь. Не спала, наконец!
Она совершенно не подозревала, что проверка, бряцая сбруей и оружием, во весь опор летит к её мосту. Командир уэссексцев, издёрганный постоянными упрёками в бездействии, решил провести глубокую разведку.
то были лучшие — из тех, кто остался. Самые доспешные, самые умелые, храбрые и осмотрительные разом. Все — рыцари, цвет уэссекских тэнов — служилого сословия, более всего напоминавшего дворянство. Ни слуг, ни оруженосцев, лишь несколько опытных латников. Работа предстояла опасная и трудная. Требовалось обойти сильных, до поры не обращать внимания на слабых. Вернуться, рассказать. И только увидев достойную цель, бросаться в атаку.