Страница:
Вопрос прямо в яблочко...
— Думаю, это стало возможным благодаря инструкциям, полученным от миссис Ванвландерен, — ответил Милош и сразу же скользнул взглядом по лицам присутствующих. Никаких эмоций! Как говорится, ни один мускул не дрогнул ни у кого из них. Но ведь один точно предатель. Кто он?
— Я так понимаю, она — жена Эндрю Ванвландерена, — заметил Гидеон Логан. — Одного из тех, кого нынче называют спонсорами. Но давайте начнем с того, почему она получила такое назначение?
Вопрос по делу... Варак медленно переводил взгляд с одного на другого.
— Наверное, я сумею ответить, — сказал Иаков Мандель. — Перед тем как Ардис стала миссис Ванвландерен, она представляла собой лакомый кусок. В самом деле, только человек с головой может сделать Прибыльными целых две компании, объявление банкротами. Говорят, она немотивированно агрессивна, но никто не станет отрицать ее организаторские способности. Она подходит для такой работы и способна держать политических подхалимов в узде.
Иаков Мандель? Нет. Он не испытывал никаких угрызений совести, восхваляя ее.
— Я с ней как-то сталкивался, — многозначительно произнес Эрик Сандстрем. — В двух словах, она просто стерва. Я переуступал права на свой патент больнице и медицинской школе Джонса Хопкинса, что в Балтиморе, штат Мэриленд, так она хотела выступить брокером.
— А зачем был нужен брокер? — спросила Лоуэлл.
— В том-то и дело, что не нужен, — ответил Сандстрем. — Она старалась убедить меня, что за такими большими грантами необходим наблюдатель, дабы удостовериться, что деньги пойдут на то, на что выделены, а не на что-то другое.
— Видимо, у нее были основания так думать, — заметила Лоуэлл, пожав плечами, будто зная по опыту.
— Не в моем случае, — возразил Сандстрем. — Директор этого медицинского центра — мой хороший друг. Он, правда, не стал вдаваться в подробности, но, кажется, она требовала с него большие комиссионные, в итоге он вернул мне патент.
Эрик Сандстрем? Поди пойми! Обругал, расчихвостил без всякого сожаления.
— Я с ней никогда не встречался, — вмешался Самуил Уинтерс, — но она когда-то была замужем за Эмори Фразье-Пайком, дотошным лондонским банкиром. Иаков, ты помнишь Эмори?
— Конечно! Он играл в поло, а ты представил меня ему как дальнего родственника Ротшильдов, чему, к несчастью, он, кажется, поверил.
— Кто-то рассказывал мне, — продолжал Уинтерс, — что бедный Фразье-Пайк потерял большие деньги в какой-то финансовой афере, в которой она принимала участие. Оффшорная компания, если память не изменяет.
— Очень дотошный банкир, — заметил Мандель. — Все они жулики. Ему стоило бы навести справки хотя бы у дальнего родственника Ротшильдов.
— Возможно, он навел справки, потому что они были вместе недолго, а старина Эмори, надо сказать, всегда отличался медлительностью, где требовалось действовать решительно и энергично. Она и сама могла оказаться мошенницей.
Самуил Уинтерс? Нет, пожалуй. Предатель дела организации «Инвер Брасс» не стал бы так разглагольствовать.
— Так или иначе, — продолжил Варак спокойным тоном, — что касается миссис Ванвландерен, все вы теперь в курсе дела.
— А я — нет! — возразила Маргрет Лоуэлл. — Могу сказать, что «в курсе дела» — слишком расплывчатая формулировка. Мой бывший муж — шлюха, если можно так сказать, и его прибрала к рукам эта самая Фразье-Пайк.
— Вальтера? — воскликнул Сандстрем в присущей ему шутливой манере.
— Мой муж так часто ездил по делам в Лондон, что я уже подумала, будто он — консультант королевской семьи. При этом он постоянно поминал, что его банкиром там является Фразье-Пайк. В один прекрасный день мне в офис позвонила прислуга и сказала, что моему Казанове звонили из Лондона от Фразье-Пайка по срочному делу, но ей никак не удается разыскать его. Она дала мне номер телефона в Лондоне, по которому надо перезвонить. Я взяла и позвонила. С кем говорила, не знаю, думаю, с секретарем. Я сказала, что Лоуэлл на проводе для разговора с Фразье-Пайком. После чего жизнерадостный женский голос сказал: «Дорогой, я буду в Нью-Йорке завтра, и мы проведем целых пять дней вместе!» Я ответила: «Как мило!» — и повесила трубку.
— Она вращается в великосветских кругах для достижения своих целей, — усмехнулся Гидеон Логан. — А Энди Ванвландерен будет одевать ее в соболя и использовать, пока ему не надоест.
«Надо срочно менять предмет разговора», — подумал Варак. Если он прав в том, что предатель за этим столом, — и он все-таки прав! — все, что будет здесь сказано, дойдет до ушей Ардис Ванвландерен. Нельзя позволять опускаться до сплетни.
— По общей реакции, — сказал он доброжелательно, — можно прийти к выводу, что не перевелись еще авантюристки, обладающие невероятными способностями. Однако это не важно. — Он обвел всех внимательным взглядом. — Ардис Ванвландерен состоит на службе у вице-президента и прекрасно справляется со своими обязанностями, но к нам это не имеет никакого отношения. Давайте поговорим о нашем кандидате. Все идет по плану. Пресса Среднего Запада страны, начиная с газет Чикаго, начнет обсуждать заслуги Кендрика в обычных и редакционных статьях. Там хорошо осведомлены о его прошлом, в распоряжении газет материалы комитета Партриджа, телешоу Фоксли и собственной пресс-конференции. После этой нашей акции о Кендрике заговорят повсюду.
— Милош, а как это все организовано? — спросил Самуил Уинтерс. — Я имею в виду публикации в прессе и авторов статей.
— Мы сформировали в Денвере на вполне законном основании специальный комитет. Брошенное семя быстро взошло. Колорадское отделение партии оказалось в особенности активным, чему способствуют деньги спонсоров, пожелавших остаться неизвестными. Государственные функционеры рассматривают шансы нашего кандидата как очень высокие, кроме того, все это привлекает внимание и к Колорадо. Здесь или пан или пропал. Проиграть они никак не имеют права.
— Проблема легализации необходимых средств может оказаться весьма серьезной, — сказала Маргрет Лоуэлл.
— Здесь нет проблемы, миссис Лоуэлл. Деньги переводятся частями, не превышающими лимитов, установленных избирательными законами, которые, на мой взгляд, весьма странные, чтобы не сказать — таинственные.
— Милош, если мне понадобится юрист, я обращусь непременно к вам, — добавила Маргрет Лоуэлл, улыбаясь и откидываясь на спинку стула.
— Я снабдил вас списками с названиями газет и именами авторов редакционных статей и колонок, привлеченных к Делу...
— Которыми мы поддержим огонь в нашей печи, — прервал его Уинтерс. — Конечно.
— Естественно.
— Обязательно.
Кто же все-таки лжет, несмотря на то что все так единодушии!?
— Скажите, Варак, — спросил румяный Сандстрем, — основываясь на том, что мы знаем, и что вы нам доложили: наш кандидат ни на йоту не продемонстрировал желания участвовать в выборах. Ведь это крайне важно. Разве он не хочет занять этот выборный пост?
— Захочет. Он, можно сказать, из тех, кто немедленно выскочит из своего медвежьего угла, как только появятся условия для реализации его возможностей.
— Самуил, он что, тоже раввин?
— Вряд ли, мистер Мандель, — ответил Варак, позволив себе усмехнуться. — Я имею в виду... Вне всякого сомнения, это не важно.
— Милош, вы выражаетесь так осторожно, — заметил Мандель.
— Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Я хочу сказать, что в двух драматических ситуациях, одна из которых прямо угрожала его жизни, Кендрик выбрал самый трудный путь, потому что чувствовал, что сможет добиться перемен к лучшему. Первая — это когда он решил заменить коррумпированного конгрессмена, а вторая, конечно, кризис заложников в Маскате. Короче говоря, ему надо еще раз убедиться, что он и его способности нужны стране.
— Высокий полет, — сказал Гидеон Логан. — Он человек безусловно реалистического склада ума и трезво оценивает свою квалификацию. А если он заявит: «У меня недостаточно способностей»? Как это преодолеть?
Варак оглядел людей за столом с выражением человека, желающего быть понятым.
— Это символическое предположение.
— Как это? — спросил Мандель, снимая очки в металлической оправе.
— Например, нынешний госсекретарь, хотя его часто обвиняют коллеги и персонал Белого дома в том, что он слишком упрям и академичен, является самым трезвым в нынешней администрации. По своим каналам мне известно, что он заблокировал целую серию необдуманных действий, рекомендованных советниками президента. И это потому, что президент его уважает...
— Да его и следует уважать, — воскликнула Маргрет Лоуэлл.
— Думаю, Европейский союз без него распался бы, — предположил Уинтерс.
— Без него этого союза просто не было бы, — согласился Мандель, на обычно бесстрастном лице которого отразился гнев. — Он просто маяк рациональности в море ноющих неандертальцев.
— Простите, сэр! Можно ли слово «маяк» отнести к нашей символике? — спросил Сандстрем.
— Даже нужно! — заметил Гидеон Логан: — Наш госсекретарь, безусловно, символ интеллигентности. Да и вся нация уважает его.
— Он собирается подать в отставку, — сказал Варак.
— Что? — рванулся Сандстрем. — Его преданность Дженнингсу не позволяет ему этого.
— Но его чувство целостности не позволит ему остаться, — подвел черту Уинтерс.
— Однако из-за своей преданности, — вмешался Варак, — он согласился участвовать в конференции НАТО по Ближнему Востоку, которая состоится в миссии ООН на Кипре через три недели. Это одновременно и демонстрация единства, и возможность для президентского окружения найти замену, устраивающую конгресс. Потом он намерен уйти «по личным обстоятельствам», главное из которых — его разочарование в Совете национальной безопасности, где ему постоянно строят козни.
— А он объяснил все президенту? — спросила Маргрет Лоуэлл.
— По моим сведениям, нет, — ответил Варак. — Как отметил мистер Мандель, он человек рациональный и понимает, что гораздо лучше и легче для страны заменить одного человека, чем целый совет президентских советников.
— Трагично, — сказал Уинтерс, — но, похоже, неизбежно. Но как госсекретарь связан с Эваном Кендриком? Мне не очень понятно.
— В этом-то и есть символизм, — прокомментировал Эрик Сандстрем. — Ему следует понять, как это важно. Милош, я прав?
— Да, сэр. Если Кендрик поймет, что для страны спасительно, когда сильного вице-президента и союзники, и враги воспринимают как здравомыслящего человека, и что мир вздохнет с облегчением, он опять сделает свой нелегкий выбор и станет именно таким политическим деятелем.
— Из всего этого я делаю вывод, что он пойдет на это, — Огласился Гидеон Логан, — но кто же будет его убеждать?
— Единственный человек, кого он послушает, — произнес Милош, подумав, не подписывает ли он тем самым себе смертный приговор, — Эммануил Вайнграсс.
— О'Рейли, — ответил неприветливый голос. — Отдел расследований.
— Патрик, это я.
— Привет, тигренок. У нас сегодня жаркое из говядины?
— Я еще на работе.
— Ладно. Мне тоже надо поговорить с Эваном. Пару дней назад Мэнни звонил по поводу номеров для машины...
— Вот-вот, — прервала его жена. — И я хотела бы поговорить с ним, но, похоже, это невозможно.
Энни рассказала мужу о странном совпадении. Два телефонных номера в разных штатах, и оба одновременно, вышли из строя. Кроме того, Эван не связывался с ней в течение двух дней и не оставил никакого другого номера, а на него это не похоже.
— Позвони в службу безопасности конгресса, — посоветовал детектив.
— На фиг! Как только я произнесу его имя, там начнется переполох, а ты ведь знаешь, как он к этому относится. Даю голову на отсечение, если найдется хоть какое-то разумное объяснение происходящему.
— А что ты хочешь от меня?
— Не мог бы ты разведать что-нибудь окольными путями, дорогой?
— Разумеется. Позвоню Кернсу в Арлингтон и попрошу послать радиофицированную машину. Какой адрес?
— Нет, Патрик, это не дело. Тут-то переполох и начнется. Это ведь полиция.
— А как ты думаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Балетом?
— Я не хочу, чтобы вмешивалась полиция с ее отчетами. Там есть охрана из ЦРУ. Не хочу, чтобы они потом выкручивали нам руки. Я имею в виду тебя — как друга и полицейского. Просто помоги своей жене, которая случайно является секретарем Кендрика.
— Просто помочь жене... Какого дьявола? Я люблю жаркое.
— И много картошки, Патрик.
— И лука, много лука.
— Весь, что есть в доме.
— Я уже выезжаю.
— И еще, дорогой, если эта стыдливая фиалка просто снял трубки с рычагов, скажи ему, что я знаю про его египетскую подружку и могу заложить его, если он не позвонит мне.
— Что за подружка?
— Помолчи! Мэнни обмолвился об этом вчера, хватив лишнего. Поторопись. Буду ждать звонка в офисе.
— А мое жаркое?
— У меня оно готовое в холодильнике, — соврала Энни.
После сорока минут блужданий по ночным проселкам Вирджинии, проехав дважды мимо нужного поворота, детектив первого класса О'Рейли наконец нашел дорогу к дому Кендрика. Он четыре раза ездил по этой дороге, но это было днем. Он проделывал этот путь для встречи со стариной Вайнграссом после выхода того из больницы, чтобы передать бутылочку со свежим полосканием для рта, поскольку сиделки не подпускали Мэнни к виски. Патрик сообразил, что, если Мэнни в свои восемьдесят не загнулся на операционном столе и теперь хочет промочить горло, это не слишком большой грех. Если Христос в зените своей славы превратил воду в вино, тогда почему бы жалкому грешнику О'Рейли не превратить бутылочку полоскания в виски? И то и другое делалось с христианскими целями, и он лишь следовал библейскому примеру.
На проселочной дороге не было освещения, и если бы не свет от фар, Патрик не заметил бы ни кирпичной стены, ни железных ворот. Почему это в доме нет ни огонька? Даже если Кендрик отсутствует, арабская супружеская пара из Дубая содержит дом в готовности для его встречи в любую минуту. О всяких случайностях и переменах по заведенному порядку было бы обязательно сообщено Энни О'Рейли, первому человеку в офисе конгрессмена.
Патрик остановился на обочине, вытащил из бардачка фонарь и вышел из машины. Инстинктивно тронул ручку револьвера под мышкой. Он приблизился к воротам, ожидая что зажгутся прожектора и тихую ночь заполнит вой сирен. Таковы были меры безопасности, которые предприняла служба ЦРУ.
Ничего не произошло.
О'Рейли просунул руку через решетку ворот... Ничего. Толкнул створки ворот. Они распахнулись. Все тихо.
Он вошел на территорию, нажимая на кнопку фонаря левой рукой, а правой нашаривая пистолет. То, что он увидел, заставило отшатнуться.
— Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, прости мне мои прегрешения! — прошептал он.
В трех метрах от него лежало тело сотрудника ЦРУ в пиджачной паре, в луже крови. Ему полоснули ножом по горлу — голова была почти отделена от туловища. О'Рейли инстинктивно выключил фонарь. Ему приходилось сталкиваться с жестокими убийствами, и потому он знал: предстоит увидеть еще немало. Он начал осмотр, понимая, что убийцы уже скрылись.
О'Рейли обнаружил еще три трупа с перерезанными глотками. Господи! Что же случилось? Он внимательно осмотрел тело четвертого убитого. Здесь было чему удивиться. В шее трупа виднелась игла — наконечник стрелы. Охрану вырубили наркотиком, а потом без всякого сопротивления убили. Никто из охранников так и не понял, что произошло.
Патрик О'Рейли осторожно подошел к входной двери, отдавая себе отчет в том, что в этом нет необходимости. Самое жуткое уже случилось, и единственное, что теперь оставалось сделать, — считать потери.
Их было шестеро. У всех было перерезано горло, все лежали в лужах запекшейся крови. С супружеской парой из Дубая поступили особенно жестоко. Их поза говорила о том, что их будто бы застали в момент любовного действа. Они лежали с окровавленными лицами: он — сверху, она — под ним. На стене было написано кровью: «Смерть предателям Всевышнего! Смерть приспешникам Сатаны!»
А где сам Кендрик? Матерь Божья, где он?
О'Рейли быстро осмотрел дом от чердака до подвала, включая свет везде, где были выключатели. Никаких признаков присутствия конгрессмена!
Патрик спустился в гараж. «Мерседеса» Кендрика не было, «кадиллак» стоял пустой. Детектив бросился обследовать территорию вокруг дома. Ни признаков борьбы, ни поломанных веток, ни дыр в заборе либо царапин на свежевозведенной кирпичной стене. Загадка! Что предпринять? Кровавая резня в доме конгрессмена выходила за рамки обычной полицейской процедуры. О'Рейли побежал к металлическим воротам, теперь ярко освещенным, и дальше к своей машине. Он нырнул в нее и схватился за трубку телефона. Только набирая номер, он осознал, что с лица ручьями течет пот, несмотря на холодный ночной воздух.
— Офис конгрессмена Кендрика, — услышал он голос жены.
— Энни, дай сказать. Не задавай вопросов.
— Патрик, я знаю этот твой тон. Скажи только, он сам в порядке?
— Здесь нет ни его, ни машины.
— А остальные...
— Не спрашивай больше, тигренок. Ответь мне, и я молюсь, чтобы ты знала ответ.
— О чем ты?
— С кем связан Кендрик в ЦРУ?
— Он непосредственно общается с подразделением, обслуживающим нас.
— Нет, не это. Должен быть кто-то выше.
— Подожди-ка! — сказала Энни. — Ну конечно! Просто мы об этом с тобой не говорили. Некто по фамилии Пейтон. С месяц назад Кендрик сказал, что, если этот Пейтон когда-нибудь позвонит, я обязана немедленно их соединить. А если Эвана не будет на месте, я должна разыскать его.
— Ты уверена, что Пейтон из ЦРУ?
— Уверена, — ответила Энни. — Как-то утром Кендрик звонил мне из Колорадо и просил найти номер Пейтона в столе, в нижнем ящике под чековой книжкой. Номер этот в Лэнгли.
— Ну-ка, продиктуй мне его.
— Подожди, я посмотрю... — Ожидание длилось менее полминуты, но детективу показалось, будто он ждет ответа Целый час. — Патрик?
— Да, слушаю!
—Нашла...
— Записываю... — Она продиктовала, а он выдал приказ, ослушаться которого было невозможно. — Оставайся в офисе, пока не позвоню или не заеду за тобой. Поняла?
— Для этого есть причина?
— Да. Пока что я не знаю, насколько все серьезно...
— О Боже! — прошептала Энни.
О'Рейли уже не слышал свою жену. Он уже набирал номер, который продиктовала Энни. После восьми сигналов ответил женский голос:
— ЦРУ. Офис мистера Пейтона.
— Вы его секретарь?
— Сэр, это приемная. Мистера Пейтона уже не будет.
— Слушайте меня внимательно! — произнес детектив совершенно спокойно. — Мне необходимо немедленно связаться с мистером Пейтоном. Какими бы ни были правила, их придется нарушить. Вы меня понимаете, милая барышня? Это экстренный случай.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя.
— Чертовски не хочется, но я это сделаю. Я — лейтенант Патрик О'Рейли, детектив первого класса Управления полиции федерального округа Колумбия. Вы обязаны разыскать его для меня!
Неожиданно заговорил мужской голос:
— О'Рейли? Фамилия как у секретаря некоего конгрессмена.
— Та же фамилия, сэр. Вы, черт вас дери, не подходите к телефону. Прошу прощения за непарламентское выражение.
— Это прямой телефон ко мне домой, мистер О'Рейли... Оператор, переключите линию!
— Да, сэр. — В трубке послышался щелчок.
— Да, мистер О'Рейли, теперь мы одни.
— А я не один. Я в компании шести трупов в десятке метров от меня.
— Вы где в данный момент?
— В доме Кендрика, мистер Пейтон. Если ваше ведомство против широкой огласки в прессе, вызывайте сюда спецподразделение.
— Пожалуй, так лучше, — ответил начальник Отдела спецопераций. Но ведь в доме есть люди...
— Они тоже убиты.
— Боже милосердный, такой молодой... Все они такие молодые.
— Да, сэр! Были... Были молодыми, — отозвался детектив. — В живых не осталось ни одного. Я выключил почти весь свет в доме, но смогу провести вас.
— Да, конечно...
— Но прежде скажите, где сейчас конгрессмен Кендрик. Или где он должен быть. Я могу и даже обязан вызвать полицию из Фэрфакса. Вы меня понимаете, сэр?
— Понимаю, лейтенант. Пока что это происшествие... катастрофа, если угодно, должна оставаться в ведении ЦРУ.
— Ответьте на мой вопрос о Кендрике. Его машины здесь нет, и я хочу знать, хороший это признак или наоборот.
— Необычный вы человек, если в состоянии находить в этой ситуации хорошие признаки.
— Я скорблю по этим людям, совершенно мне незнакомым, так же, как сотни раз до этого, когда встречался с подобным, но Эвана Кендрика я знаю лично, и, если вам что-либо о нем известно, поставьте меня в известность, а не то я пойду в свою машину и по радиосвязи передам в полицию сообщение об учиненной здесь резне.
— Бога ради, не надо меня запугивать, лейтенант. Если желаете знать, где Кендрик, спросите у своей жены!
— Почему у жены, а не у вас?
— Потому что она работает секретарем у конгрессмена, если вы случайно об этом позабыли.
— Тогда скажите, какого черта я здесь делаю, — взорвался Патрик. — Думаете, наношу визит вежливости колорадскому миллионеру? Я приехал потому, что вот уже два дня от Эвана ни слуху, ни духу, а с девяти утра оба его телефона, здесь и в Меса-Верде, не работают!
— Неужели оба телефона? — Пейтон кинул взгляд на крышу дома.
— Да-да, именно! — сказал О'Рейли, перехватив взгляд Пейтона. — Один провод перерезан и мастерски присоединен ко второму, а толстый кабель, что подведен на крышу, отсоединен.
— Ах ты, черт!
— Черт нам не помощник! Скажите, где все-таки Кендрик?
— На Багамах, в Нассау.
— А почему вы решили, что моя жена, секретарь конгрессмена, знает, где он?
— Потому что он мне говорил, что она всегда в курсе его передвижений, — сказал Пейтон сдержанным тоном.
— На этот раз ей он ничего не говорил!
— Вероятно, — кивнул начальник Отдела спецопераций, окидывая взглядом дом. — Однако позавчера он однозначно сказал, что по пути в аэропорт заглянет к себе в офис и оставит всю информацию секретарю Энн О'Рейли. Он так и сделал. Охрана видела его.
— В какое время это было?
— Около половины пятого, если не ошибаюсь.
— Была среда?
— Да, среда.
— Энни в офисе не было. Каждую среду у нее дурацкая аэробика, и она уходит в четыре. Кендрик знает об этом.
— Он, видимо, забыл.
— Не похоже на него. Пойдемте-ка со мной, сэр.
— В чем дело?
— Пожалуйста, пойдемте к моей машине.
— Лейтенант, мы здесь занимаемся делом и мне надо позвонить кое-кому из своей машины. Разумеется, ваше присутствие нежелательно.
— Вы не двинетесь с места, пока я не переговорю с секретарем Кендрика.
Минуту спустя Пейтон стоял возле полицейской машины. Из трубки телефона донесся взволнованный голос жены лейтенанта О'Рейли:
— Офис конгрессмена...
— Энни, — прервал ее муж, — когда ты уходила из офиса в среду, кто там оставался?
— Только Фил Тобиас, девочки ушли раньше.
— Что за Фил?
— Тобиас. Он главный помощник Эвана.
— Этот Фил Тобиас тебе ничего не говорил вчера или сегодня? Я имею в виду о Кендрике.
— А его не было. Он не появлялся ни сегодня, ни вчера. Я оставила кучу сообщений для него, но он даже не звонил.
— Позже поговорим, тигренок. Оставайся там. Поняла меня? — О'Рейли положил трубку, повернулся к Пейтону, взглянул на него. — Вы слышали сами. Думаю, вам следует извиниться. Я вас прощаю заранее, мистер Пейтон.
— Поверьте, я не хотел вас обидеть, лейтенант.
— Ладно, проехали! Кто отправится к Тобиасу? Вы или я?
— Я не имею права посылать вас, О'Рейли. Законом это не предусмотрено. И даже наоборот, воспрещается. Я могу только просить вас о помощи, и сейчас она мне крайне необходима. Вам огромное спасибо, что не сообщили в полицию. Но где этот Тобиас? За него можно только молиться.
— Думаю, это стало возможным благодаря инструкциям, полученным от миссис Ванвландерен, — ответил Милош и сразу же скользнул взглядом по лицам присутствующих. Никаких эмоций! Как говорится, ни один мускул не дрогнул ни у кого из них. Но ведь один точно предатель. Кто он?
— Я так понимаю, она — жена Эндрю Ванвландерена, — заметил Гидеон Логан. — Одного из тех, кого нынче называют спонсорами. Но давайте начнем с того, почему она получила такое назначение?
Вопрос по делу... Варак медленно переводил взгляд с одного на другого.
— Наверное, я сумею ответить, — сказал Иаков Мандель. — Перед тем как Ардис стала миссис Ванвландерен, она представляла собой лакомый кусок. В самом деле, только человек с головой может сделать Прибыльными целых две компании, объявление банкротами. Говорят, она немотивированно агрессивна, но никто не станет отрицать ее организаторские способности. Она подходит для такой работы и способна держать политических подхалимов в узде.
Иаков Мандель? Нет. Он не испытывал никаких угрызений совести, восхваляя ее.
— Я с ней как-то сталкивался, — многозначительно произнес Эрик Сандстрем. — В двух словах, она просто стерва. Я переуступал права на свой патент больнице и медицинской школе Джонса Хопкинса, что в Балтиморе, штат Мэриленд, так она хотела выступить брокером.
— А зачем был нужен брокер? — спросила Лоуэлл.
— В том-то и дело, что не нужен, — ответил Сандстрем. — Она старалась убедить меня, что за такими большими грантами необходим наблюдатель, дабы удостовериться, что деньги пойдут на то, на что выделены, а не на что-то другое.
— Видимо, у нее были основания так думать, — заметила Лоуэлл, пожав плечами, будто зная по опыту.
— Не в моем случае, — возразил Сандстрем. — Директор этого медицинского центра — мой хороший друг. Он, правда, не стал вдаваться в подробности, но, кажется, она требовала с него большие комиссионные, в итоге он вернул мне патент.
Эрик Сандстрем? Поди пойми! Обругал, расчихвостил без всякого сожаления.
— Я с ней никогда не встречался, — вмешался Самуил Уинтерс, — но она когда-то была замужем за Эмори Фразье-Пайком, дотошным лондонским банкиром. Иаков, ты помнишь Эмори?
— Конечно! Он играл в поло, а ты представил меня ему как дальнего родственника Ротшильдов, чему, к несчастью, он, кажется, поверил.
— Кто-то рассказывал мне, — продолжал Уинтерс, — что бедный Фразье-Пайк потерял большие деньги в какой-то финансовой афере, в которой она принимала участие. Оффшорная компания, если память не изменяет.
— Очень дотошный банкир, — заметил Мандель. — Все они жулики. Ему стоило бы навести справки хотя бы у дальнего родственника Ротшильдов.
— Возможно, он навел справки, потому что они были вместе недолго, а старина Эмори, надо сказать, всегда отличался медлительностью, где требовалось действовать решительно и энергично. Она и сама могла оказаться мошенницей.
Самуил Уинтерс? Нет, пожалуй. Предатель дела организации «Инвер Брасс» не стал бы так разглагольствовать.
— Так или иначе, — продолжил Варак спокойным тоном, — что касается миссис Ванвландерен, все вы теперь в курсе дела.
— А я — нет! — возразила Маргрет Лоуэлл. — Могу сказать, что «в курсе дела» — слишком расплывчатая формулировка. Мой бывший муж — шлюха, если можно так сказать, и его прибрала к рукам эта самая Фразье-Пайк.
— Вальтера? — воскликнул Сандстрем в присущей ему шутливой манере.
— Мой муж так часто ездил по делам в Лондон, что я уже подумала, будто он — консультант королевской семьи. При этом он постоянно поминал, что его банкиром там является Фразье-Пайк. В один прекрасный день мне в офис позвонила прислуга и сказала, что моему Казанове звонили из Лондона от Фразье-Пайка по срочному делу, но ей никак не удается разыскать его. Она дала мне номер телефона в Лондоне, по которому надо перезвонить. Я взяла и позвонила. С кем говорила, не знаю, думаю, с секретарем. Я сказала, что Лоуэлл на проводе для разговора с Фразье-Пайком. После чего жизнерадостный женский голос сказал: «Дорогой, я буду в Нью-Йорке завтра, и мы проведем целых пять дней вместе!» Я ответила: «Как мило!» — и повесила трубку.
— Она вращается в великосветских кругах для достижения своих целей, — усмехнулся Гидеон Логан. — А Энди Ванвландерен будет одевать ее в соболя и использовать, пока ему не надоест.
«Надо срочно менять предмет разговора», — подумал Варак. Если он прав в том, что предатель за этим столом, — и он все-таки прав! — все, что будет здесь сказано, дойдет до ушей Ардис Ванвландерен. Нельзя позволять опускаться до сплетни.
— По общей реакции, — сказал он доброжелательно, — можно прийти к выводу, что не перевелись еще авантюристки, обладающие невероятными способностями. Однако это не важно. — Он обвел всех внимательным взглядом. — Ардис Ванвландерен состоит на службе у вице-президента и прекрасно справляется со своими обязанностями, но к нам это не имеет никакого отношения. Давайте поговорим о нашем кандидате. Все идет по плану. Пресса Среднего Запада страны, начиная с газет Чикаго, начнет обсуждать заслуги Кендрика в обычных и редакционных статьях. Там хорошо осведомлены о его прошлом, в распоряжении газет материалы комитета Партриджа, телешоу Фоксли и собственной пресс-конференции. После этой нашей акции о Кендрике заговорят повсюду.
— Милош, а как это все организовано? — спросил Самуил Уинтерс. — Я имею в виду публикации в прессе и авторов статей.
— Мы сформировали в Денвере на вполне законном основании специальный комитет. Брошенное семя быстро взошло. Колорадское отделение партии оказалось в особенности активным, чему способствуют деньги спонсоров, пожелавших остаться неизвестными. Государственные функционеры рассматривают шансы нашего кандидата как очень высокие, кроме того, все это привлекает внимание и к Колорадо. Здесь или пан или пропал. Проиграть они никак не имеют права.
— Проблема легализации необходимых средств может оказаться весьма серьезной, — сказала Маргрет Лоуэлл.
— Здесь нет проблемы, миссис Лоуэлл. Деньги переводятся частями, не превышающими лимитов, установленных избирательными законами, которые, на мой взгляд, весьма странные, чтобы не сказать — таинственные.
— Милош, если мне понадобится юрист, я обращусь непременно к вам, — добавила Маргрет Лоуэлл, улыбаясь и откидываясь на спинку стула.
— Я снабдил вас списками с названиями газет и именами авторов редакционных статей и колонок, привлеченных к Делу...
— Которыми мы поддержим огонь в нашей печи, — прервал его Уинтерс. — Конечно.
— Естественно.
— Обязательно.
Кто же все-таки лжет, несмотря на то что все так единодушии!?
— Скажите, Варак, — спросил румяный Сандстрем, — основываясь на том, что мы знаем, и что вы нам доложили: наш кандидат ни на йоту не продемонстрировал желания участвовать в выборах. Ведь это крайне важно. Разве он не хочет занять этот выборный пост?
— Захочет. Он, можно сказать, из тех, кто немедленно выскочит из своего медвежьего угла, как только появятся условия для реализации его возможностей.
— Самуил, он что, тоже раввин?
— Вряд ли, мистер Мандель, — ответил Варак, позволив себе усмехнуться. — Я имею в виду... Вне всякого сомнения, это не важно.
— Милош, вы выражаетесь так осторожно, — заметил Мандель.
— Благодарю вас, сэр, вы очень любезны. Я хочу сказать, что в двух драматических ситуациях, одна из которых прямо угрожала его жизни, Кендрик выбрал самый трудный путь, потому что чувствовал, что сможет добиться перемен к лучшему. Первая — это когда он решил заменить коррумпированного конгрессмена, а вторая, конечно, кризис заложников в Маскате. Короче говоря, ему надо еще раз убедиться, что он и его способности нужны стране.
— Высокий полет, — сказал Гидеон Логан. — Он человек безусловно реалистического склада ума и трезво оценивает свою квалификацию. А если он заявит: «У меня недостаточно способностей»? Как это преодолеть?
Варак оглядел людей за столом с выражением человека, желающего быть понятым.
— Это символическое предположение.
— Как это? — спросил Мандель, снимая очки в металлической оправе.
— Например, нынешний госсекретарь, хотя его часто обвиняют коллеги и персонал Белого дома в том, что он слишком упрям и академичен, является самым трезвым в нынешней администрации. По своим каналам мне известно, что он заблокировал целую серию необдуманных действий, рекомендованных советниками президента. И это потому, что президент его уважает...
— Да его и следует уважать, — воскликнула Маргрет Лоуэлл.
— Думаю, Европейский союз без него распался бы, — предположил Уинтерс.
— Без него этого союза просто не было бы, — согласился Мандель, на обычно бесстрастном лице которого отразился гнев. — Он просто маяк рациональности в море ноющих неандертальцев.
— Простите, сэр! Можно ли слово «маяк» отнести к нашей символике? — спросил Сандстрем.
— Даже нужно! — заметил Гидеон Логан: — Наш госсекретарь, безусловно, символ интеллигентности. Да и вся нация уважает его.
— Он собирается подать в отставку, — сказал Варак.
— Что? — рванулся Сандстрем. — Его преданность Дженнингсу не позволяет ему этого.
— Но его чувство целостности не позволит ему остаться, — подвел черту Уинтерс.
— Однако из-за своей преданности, — вмешался Варак, — он согласился участвовать в конференции НАТО по Ближнему Востоку, которая состоится в миссии ООН на Кипре через три недели. Это одновременно и демонстрация единства, и возможность для президентского окружения найти замену, устраивающую конгресс. Потом он намерен уйти «по личным обстоятельствам», главное из которых — его разочарование в Совете национальной безопасности, где ему постоянно строят козни.
— А он объяснил все президенту? — спросила Маргрет Лоуэлл.
— По моим сведениям, нет, — ответил Варак. — Как отметил мистер Мандель, он человек рациональный и понимает, что гораздо лучше и легче для страны заменить одного человека, чем целый совет президентских советников.
— Трагично, — сказал Уинтерс, — но, похоже, неизбежно. Но как госсекретарь связан с Эваном Кендриком? Мне не очень понятно.
— В этом-то и есть символизм, — прокомментировал Эрик Сандстрем. — Ему следует понять, как это важно. Милош, я прав?
— Да, сэр. Если Кендрик поймет, что для страны спасительно, когда сильного вице-президента и союзники, и враги воспринимают как здравомыслящего человека, и что мир вздохнет с облегчением, он опять сделает свой нелегкий выбор и станет именно таким политическим деятелем.
— Из всего этого я делаю вывод, что он пойдет на это, — Огласился Гидеон Логан, — но кто же будет его убеждать?
— Единственный человек, кого он послушает, — произнес Милош, подумав, не подписывает ли он тем самым себе смертный приговор, — Эммануил Вайнграсс.
* * *
Энн Малкей О'Рейли работала в вашингтонском офисе Кендрика секретарем. Вывести из себя ее было крайне трудно. Многие годы с тех пор, как она с мужем перебралась сюда из Бостона, приходилось работать на шефов умных и не очень, порядочных и проходимцев. Она уже ничему не удивлялась. Но она никогда не работала с людьми, подобными Кендрику. Он был, если можно так выразиться, крайне упрямым политиком и крайне скромным героем. Он умел избегать неизбежного, то есть был живуч, как кошка. Умел исчезать с ловкостью человека-невидимки. Но несмотря на тягу к исчезновению, он всегда уведомлял, как связаться с ним. Кендрик либо звонил через определенные промежутки времени, либо оставлял номер телефона, по которому с ним можно было поговорить. Однако за последние два дня он ни разу не звонил и не оставил никакого номера. Сами по себе эти два факта не вызывали тревогу у миссис О'Рейли, но были еще два, уже тревожных обстоятельства. На протяжении дня, с девяти двадцати утра, невозможно было дозвониться ни до его дома в Вирджинии, ни в Колорадо. В обоих штатах операторы говорили, что связь прервана, и ничего не изменилось до семи часов вечера. Именно это и вызвало беспокойство у Энни О'Рейли. Поэтому она решила позвонить мужу в полицию.— О'Рейли, — ответил неприветливый голос. — Отдел расследований.
— Патрик, это я.
— Привет, тигренок. У нас сегодня жаркое из говядины?
— Я еще на работе.
— Ладно. Мне тоже надо поговорить с Эваном. Пару дней назад Мэнни звонил по поводу номеров для машины...
— Вот-вот, — прервала его жена. — И я хотела бы поговорить с ним, но, похоже, это невозможно.
Энни рассказала мужу о странном совпадении. Два телефонных номера в разных штатах, и оба одновременно, вышли из строя. Кроме того, Эван не связывался с ней в течение двух дней и не оставил никакого другого номера, а на него это не похоже.
— Позвони в службу безопасности конгресса, — посоветовал детектив.
— На фиг! Как только я произнесу его имя, там начнется переполох, а ты ведь знаешь, как он к этому относится. Даю голову на отсечение, если найдется хоть какое-то разумное объяснение происходящему.
— А что ты хочешь от меня?
— Не мог бы ты разведать что-нибудь окольными путями, дорогой?
— Разумеется. Позвоню Кернсу в Арлингтон и попрошу послать радиофицированную машину. Какой адрес?
— Нет, Патрик, это не дело. Тут-то переполох и начнется. Это ведь полиция.
— А как ты думаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Балетом?
— Я не хочу, чтобы вмешивалась полиция с ее отчетами. Там есть охрана из ЦРУ. Не хочу, чтобы они потом выкручивали нам руки. Я имею в виду тебя — как друга и полицейского. Просто помоги своей жене, которая случайно является секретарем Кендрика.
— Просто помочь жене... Какого дьявола? Я люблю жаркое.
— И много картошки, Патрик.
— И лука, много лука.
— Весь, что есть в доме.
— Я уже выезжаю.
— И еще, дорогой, если эта стыдливая фиалка просто снял трубки с рычагов, скажи ему, что я знаю про его египетскую подружку и могу заложить его, если он не позвонит мне.
— Что за подружка?
— Помолчи! Мэнни обмолвился об этом вчера, хватив лишнего. Поторопись. Буду ждать звонка в офисе.
— А мое жаркое?
— У меня оно готовое в холодильнике, — соврала Энни.
После сорока минут блужданий по ночным проселкам Вирджинии, проехав дважды мимо нужного поворота, детектив первого класса О'Рейли наконец нашел дорогу к дому Кендрика. Он четыре раза ездил по этой дороге, но это было днем. Он проделывал этот путь для встречи со стариной Вайнграссом после выхода того из больницы, чтобы передать бутылочку со свежим полосканием для рта, поскольку сиделки не подпускали Мэнни к виски. Патрик сообразил, что, если Мэнни в свои восемьдесят не загнулся на операционном столе и теперь хочет промочить горло, это не слишком большой грех. Если Христос в зените своей славы превратил воду в вино, тогда почему бы жалкому грешнику О'Рейли не превратить бутылочку полоскания в виски? И то и другое делалось с христианскими целями, и он лишь следовал библейскому примеру.
На проселочной дороге не было освещения, и если бы не свет от фар, Патрик не заметил бы ни кирпичной стены, ни железных ворот. Почему это в доме нет ни огонька? Даже если Кендрик отсутствует, арабская супружеская пара из Дубая содержит дом в готовности для его встречи в любую минуту. О всяких случайностях и переменах по заведенному порядку было бы обязательно сообщено Энни О'Рейли, первому человеку в офисе конгрессмена.
Патрик остановился на обочине, вытащил из бардачка фонарь и вышел из машины. Инстинктивно тронул ручку револьвера под мышкой. Он приблизился к воротам, ожидая что зажгутся прожектора и тихую ночь заполнит вой сирен. Таковы были меры безопасности, которые предприняла служба ЦРУ.
Ничего не произошло.
О'Рейли просунул руку через решетку ворот... Ничего. Толкнул створки ворот. Они распахнулись. Все тихо.
Он вошел на территорию, нажимая на кнопку фонаря левой рукой, а правой нашаривая пистолет. То, что он увидел, заставило отшатнуться.
— Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, прости мне мои прегрешения! — прошептал он.
В трех метрах от него лежало тело сотрудника ЦРУ в пиджачной паре, в луже крови. Ему полоснули ножом по горлу — голова была почти отделена от туловища. О'Рейли инстинктивно выключил фонарь. Ему приходилось сталкиваться с жестокими убийствами, и потому он знал: предстоит увидеть еще немало. Он начал осмотр, понимая, что убийцы уже скрылись.
О'Рейли обнаружил еще три трупа с перерезанными глотками. Господи! Что же случилось? Он внимательно осмотрел тело четвертого убитого. Здесь было чему удивиться. В шее трупа виднелась игла — наконечник стрелы. Охрану вырубили наркотиком, а потом без всякого сопротивления убили. Никто из охранников так и не понял, что произошло.
Патрик О'Рейли осторожно подошел к входной двери, отдавая себе отчет в том, что в этом нет необходимости. Самое жуткое уже случилось, и единственное, что теперь оставалось сделать, — считать потери.
Их было шестеро. У всех было перерезано горло, все лежали в лужах запекшейся крови. С супружеской парой из Дубая поступили особенно жестоко. Их поза говорила о том, что их будто бы застали в момент любовного действа. Они лежали с окровавленными лицами: он — сверху, она — под ним. На стене было написано кровью: «Смерть предателям Всевышнего! Смерть приспешникам Сатаны!»
А где сам Кендрик? Матерь Божья, где он?
О'Рейли быстро осмотрел дом от чердака до подвала, включая свет везде, где были выключатели. Никаких признаков присутствия конгрессмена!
Патрик спустился в гараж. «Мерседеса» Кендрика не было, «кадиллак» стоял пустой. Детектив бросился обследовать территорию вокруг дома. Ни признаков борьбы, ни поломанных веток, ни дыр в заборе либо царапин на свежевозведенной кирпичной стене. Загадка! Что предпринять? Кровавая резня в доме конгрессмена выходила за рамки обычной полицейской процедуры. О'Рейли побежал к металлическим воротам, теперь ярко освещенным, и дальше к своей машине. Он нырнул в нее и схватился за трубку телефона. Только набирая номер, он осознал, что с лица ручьями течет пот, несмотря на холодный ночной воздух.
— Офис конгрессмена Кендрика, — услышал он голос жены.
— Энни, дай сказать. Не задавай вопросов.
— Патрик, я знаю этот твой тон. Скажи только, он сам в порядке?
— Здесь нет ни его, ни машины.
— А остальные...
— Не спрашивай больше, тигренок. Ответь мне, и я молюсь, чтобы ты знала ответ.
— О чем ты?
— С кем связан Кендрик в ЦРУ?
— Он непосредственно общается с подразделением, обслуживающим нас.
— Нет, не это. Должен быть кто-то выше.
— Подожди-ка! — сказала Энни. — Ну конечно! Просто мы об этом с тобой не говорили. Некто по фамилии Пейтон. С месяц назад Кендрик сказал, что, если этот Пейтон когда-нибудь позвонит, я обязана немедленно их соединить. А если Эвана не будет на месте, я должна разыскать его.
— Ты уверена, что Пейтон из ЦРУ?
— Уверена, — ответила Энни. — Как-то утром Кендрик звонил мне из Колорадо и просил найти номер Пейтона в столе, в нижнем ящике под чековой книжкой. Номер этот в Лэнгли.
— Ну-ка, продиктуй мне его.
— Подожди, я посмотрю... — Ожидание длилось менее полминуты, но детективу показалось, будто он ждет ответа Целый час. — Патрик?
— Да, слушаю!
—Нашла...
— Записываю... — Она продиктовала, а он выдал приказ, ослушаться которого было невозможно. — Оставайся в офисе, пока не позвоню или не заеду за тобой. Поняла?
— Для этого есть причина?
— Да. Пока что я не знаю, насколько все серьезно...
— О Боже! — прошептала Энни.
О'Рейли уже не слышал свою жену. Он уже набирал номер, который продиктовала Энни. После восьми сигналов ответил женский голос:
— ЦРУ. Офис мистера Пейтона.
— Вы его секретарь?
— Сэр, это приемная. Мистера Пейтона уже не будет.
— Слушайте меня внимательно! — произнес детектив совершенно спокойно. — Мне необходимо немедленно связаться с мистером Пейтоном. Какими бы ни были правила, их придется нарушить. Вы меня понимаете, милая барышня? Это экстренный случай.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя.
— Чертовски не хочется, но я это сделаю. Я — лейтенант Патрик О'Рейли, детектив первого класса Управления полиции федерального округа Колумбия. Вы обязаны разыскать его для меня!
Неожиданно заговорил мужской голос:
— О'Рейли? Фамилия как у секретаря некоего конгрессмена.
— Та же фамилия, сэр. Вы, черт вас дери, не подходите к телефону. Прошу прощения за непарламентское выражение.
— Это прямой телефон ко мне домой, мистер О'Рейли... Оператор, переключите линию!
— Да, сэр. — В трубке послышался щелчок.
— Да, мистер О'Рейли, теперь мы одни.
— А я не один. Я в компании шести трупов в десятке метров от меня.
— Вы где в данный момент?
— В доме Кендрика, мистер Пейтон. Если ваше ведомство против широкой огласки в прессе, вызывайте сюда спецподразделение.
— Пожалуй, так лучше, — ответил начальник Отдела спецопераций. Но ведь в доме есть люди...
— Они тоже убиты.
* * *
Митчелл Пейтон присел около убитого охранника, чей труп лежал возле ворот.— Боже милосердный, такой молодой... Все они такие молодые.
— Да, сэр! Были... Были молодыми, — отозвался детектив. — В живых не осталось ни одного. Я выключил почти весь свет в доме, но смогу провести вас.
— Да, конечно...
— Но прежде скажите, где сейчас конгрессмен Кендрик. Или где он должен быть. Я могу и даже обязан вызвать полицию из Фэрфакса. Вы меня понимаете, сэр?
— Понимаю, лейтенант. Пока что это происшествие... катастрофа, если угодно, должна оставаться в ведении ЦРУ.
— Ответьте на мой вопрос о Кендрике. Его машины здесь нет, и я хочу знать, хороший это признак или наоборот.
— Необычный вы человек, если в состоянии находить в этой ситуации хорошие признаки.
— Я скорблю по этим людям, совершенно мне незнакомым, так же, как сотни раз до этого, когда встречался с подобным, но Эвана Кендрика я знаю лично, и, если вам что-либо о нем известно, поставьте меня в известность, а не то я пойду в свою машину и по радиосвязи передам в полицию сообщение об учиненной здесь резне.
— Бога ради, не надо меня запугивать, лейтенант. Если желаете знать, где Кендрик, спросите у своей жены!
— Почему у жены, а не у вас?
— Потому что она работает секретарем у конгрессмена, если вы случайно об этом позабыли.
— Тогда скажите, какого черта я здесь делаю, — взорвался Патрик. — Думаете, наношу визит вежливости колорадскому миллионеру? Я приехал потому, что вот уже два дня от Эвана ни слуху, ни духу, а с девяти утра оба его телефона, здесь и в Меса-Верде, не работают!
— Неужели оба телефона? — Пейтон кинул взгляд на крышу дома.
— Да-да, именно! — сказал О'Рейли, перехватив взгляд Пейтона. — Один провод перерезан и мастерски присоединен ко второму, а толстый кабель, что подведен на крышу, отсоединен.
— Ах ты, черт!
— Черт нам не помощник! Скажите, где все-таки Кендрик?
— На Багамах, в Нассау.
— А почему вы решили, что моя жена, секретарь конгрессмена, знает, где он?
— Потому что он мне говорил, что она всегда в курсе его передвижений, — сказал Пейтон сдержанным тоном.
— На этот раз ей он ничего не говорил!
— Вероятно, — кивнул начальник Отдела спецопераций, окидывая взглядом дом. — Однако позавчера он однозначно сказал, что по пути в аэропорт заглянет к себе в офис и оставит всю информацию секретарю Энн О'Рейли. Он так и сделал. Охрана видела его.
— В какое время это было?
— Около половины пятого, если не ошибаюсь.
— Была среда?
— Да, среда.
— Энни в офисе не было. Каждую среду у нее дурацкая аэробика, и она уходит в четыре. Кендрик знает об этом.
— Он, видимо, забыл.
— Не похоже на него. Пойдемте-ка со мной, сэр.
— В чем дело?
— Пожалуйста, пойдемте к моей машине.
— Лейтенант, мы здесь занимаемся делом и мне надо позвонить кое-кому из своей машины. Разумеется, ваше присутствие нежелательно.
— Вы не двинетесь с места, пока я не переговорю с секретарем Кендрика.
Минуту спустя Пейтон стоял возле полицейской машины. Из трубки телефона донесся взволнованный голос жены лейтенанта О'Рейли:
— Офис конгрессмена...
— Энни, — прервал ее муж, — когда ты уходила из офиса в среду, кто там оставался?
— Только Фил Тобиас, девочки ушли раньше.
— Что за Фил?
— Тобиас. Он главный помощник Эвана.
— Этот Фил Тобиас тебе ничего не говорил вчера или сегодня? Я имею в виду о Кендрике.
— А его не было. Он не появлялся ни сегодня, ни вчера. Я оставила кучу сообщений для него, но он даже не звонил.
— Позже поговорим, тигренок. Оставайся там. Поняла меня? — О'Рейли положил трубку, повернулся к Пейтону, взглянул на него. — Вы слышали сами. Думаю, вам следует извиниться. Я вас прощаю заранее, мистер Пейтон.
— Поверьте, я не хотел вас обидеть, лейтенант.
— Ладно, проехали! Кто отправится к Тобиасу? Вы или я?
— Я не имею права посылать вас, О'Рейли. Законом это не предусмотрено. И даже наоборот, воспрещается. Я могу только просить вас о помощи, и сейчас она мне крайне необходима. Вам огромное спасибо, что не сообщили в полицию. Но где этот Тобиас? За него можно только молиться.