Ладыженский Олег. Мост над океаном

   Вас и так не издают!"
 
   Только вдруг из-за созвездья,
   С лазерным мечом возмездья,
   В звездолете, с кучей книг,
   Мчится космобоевик:
   Взял и грохнул киберпанка
   Залпом лазерного танка.
 
   Поделом самозванцу досталося,
   И статей про него не осталося!+

V
БАСНЯ

   "Осел был самых честных правил…"

И. Крылов «Осел и мужик»

 
   Один эстет
   Начитан и прожорлив,
   Среди издательств выбрав "Ad majorem",
   А не "ЭКСМО" отнюдь
   Иль "АСТ",
   Решил,
   Что от халтуры он устал,
   И рылом подрывать у дуба корни стал.
 
   Мораль проста: хоть интеллект не скрыть
   Порою, –
   Но рыло хочет рыть.
   И роет.

VI
МОНОЛОГ СКЕПТИКА

   "И двинем вновь на штурм твоих ушей…"

В. Шекспир

 
   Что, принц, читаете?
   Слова, слова, слова.
   Мой милый принц! Мотивы для печали
   Не в том, что ложь честна,
   А правда не права –
   Они в другом.
   Что слова нет в начале,
   И нет в конце.
   Поймите, милый принц –
   Ваш дядя Клавдий правил очень долго,
   В величии супружеского долга
   Жену-Гертруду подсадив на шприц
   Во избежанье ревности и сплетен.
   И результат был хорошо заметен.
   Полоний выжил – умница-хирург
   Зашил дыру. В наш век пенициллина
   Жизнь подлецов бывает слишком длинной,
   И бравый плут вернулся ко двору,
   Дабы довесть до брачного матраса
   Офелию и зятя-Фортинбраса.
   Лаэрт, неукротимый датский тигр,
   Стал чемпионом Олимпийских игр,
   Фехтуя на отравленных рапирах,
   Но запил, чем и посрамил Шекспира,
   Скончавшись от цирроза. Вы же, принц,
   Мой бедный гений, мой безумный Гамлет,
   Отправились во тьму вперед ногами,
   Меняя журавля на горсть синиц,
   Надеясь обрести уютный дворик,
   Где ждет любимца-принца бедный Йорик, –
   И то, что вас подняли на помост,
   Как воина, четыре капитана,
   Достойно Метерлинка и Ростана,
   И Байрона. Но вывод крайне прост.
   Его изрек почтеннейший Горацио:
   В театре важно "психе",
   В жизни – "рацио".

VII
БАЛЛАДА О ВЕЛИКОЙ СУЕТЕ

   Все создается второпях.
   Миры – не исключенье.
   Бегом, вприпрыжку, на ходу,
   В заботах и делах,
   Куда-то шел, спешил, летел,
   Пил чай, жевал печенье,
   Случайно сделал лишний жест,
   Тяп-ляп, – и ты Аллах.
 
   Мир неуклюж, мир кособок,
   В углах и заусенцах,
   Его б рубанком! Наждаком!
   Доделать! Довести! –
   Но поздно. Отмеряя век,
   Уже забилось сердце,
   И май смеется, и февраль
   Поземкою свистит.
 
   Кто миру рожицу утрет
   Махровым полотенцем,
   Кто колыбельную споет,
   Дабы обрел покой?
   Ты занят множеством проблем,
   Тебе не до младенца,
   И мир твой по миру пойдет
   С протянутой рукой.
 
   Подкидыш, шушера, байстрюк,
   Готовый в снег и сырость
   Бродяжить, драться, воровать,
   Спать у чужой двери, –
   А время в бубен стук да стук,
   А мир, глядишь, и вырос,
   И тоже наспех, в суете
   Кого-то сотворил.
 
   Мы миром мазаны одним,
   Миры, мы умираем,
   Смиряем, мирим, на Памир
   Карабкаемся, мор
   В муру мечтаем обратить,
   И в спешке, за сараем,
   Из глины лепим новый шар,
   Как суете письмо:
 
   "Спешу. Зашился. Подбери.
   Авось, не канет в Лету.
   Твой Я."

VII

   "…а Цицерона не читал!"

А. С Пушкин

 
   "Мейнстрим! – как много в этом звуке
   Для круга узкого слилось…"
   И, в меру счастлив, С. П. Ушкин,
   Скребя бочок любимой тушки,
   Ваяет левою ногой:
   "Нет, я не Байрон, я другой!"
   О да, другой. Отнюдь не Байрон,
   Привыкший душу изливать,
   Деля досуг меж знойным баром
   И экзотичным Занзибаром,
   Где не бывал, но побывать
   Мечтал еще с времен детсада,
   Он примеряет лавры Сада,
   Который сволочь, но маркиз,
   И щекотал приятных кис
   Когда пером, когда пилою,
   Но, удручен судьбою злою,
   Бурчит: "Нетленку сотворим!"
   И продолжает про мейнстрим.

VIII
ПАТРИОТИЧЕСКОЕ

   Поэт в России больше, чем поэт,
   Прозаик также больше, чем прозаик,
   Атлет в России больше, чем атлет –
   Пьет больше пива, больше ест котлет,
   И больший ревматизм его терзает.
   Умом тебя, Россия, не понять!

IX
ИЗ ДЖАТАК

   Сутра,
   Чтимая с утра,
   Стоит вечером костра:
   И сера,
   И стара,
   И писал ее сатрап,
   И слова пора стирать…
   А на завтрашнее утро
   Вновь в почете эта сутра!
   Ехал Будда на козе –
   Это дзен!

Х
КВАРТА ЛИМЕРИКОВ

   (с бонусом)

 
   Литератор, живущий в Сарапуле,
   Заявил, что его оцарапали, –
   Не шипом, не ножом,
   А большим тиражом
   Той фигни, что коллеги состряпали!
 
   Литератор, живущий в Васильеве,
   Заявил, что подвергся насилию, –
   Мол, свирепый маньяк
   Под лимон и коньяк
   Извращенный рассказ голосил ему!
 
   Литератор, живущий в Женьшеньево,
   Заявил, что пал жертвой мошенников, –
   В их рекламе роман
   Про любовь и обман
   Назван "сагой о кровосмешении"!
 
   Литератор, живущий в Америке,
   Прочитавши все эти лимерики,
   Возбудился, как зверь,
   Эмигрировал в Тверь…
   Что, коллега? И вы мне не верите?
 
   Бонус им. Главцензора:
   (совм. С Д. Громовым)
 
   Литератор, страдающий в Питере,
   Был разгневан почище Юпитера:
   Прочитал он статью,
   Блин, про книгу свою,
   И всердцах назвал критика пидором…

XI
РОМАНСЕРО "СЛАВНЫЙ РЫЦАРЬ…"

   Славный рыцарь дон Родриго
   Поражает диких мавров,
   Истребляет злых драконов,
   Укрощает василисков,
   Служит королю Алонсо,
   Любит донью Изабеллу,
   Андалузские пьет вина,
   Заедает жгучим перцем.
 
   Славный коммодор Мартинес
   Поражает плазмой монстров,
   Истребляет злых пришельцев,
   Укрощает звездолеты,
   Служит рейнджером в десанте,
   Любит проститутку с Марса,
   Пьет бальзам "Особый звездный",
   Заедает биомассой.
 
   Славный богатырь Добрыня
   Поражает всех, кто рядом,
   Истребляет лютых змеев,
   Укрощает Сивок-Бурок,
   Служит Володимир-князю,
   Любит пить по воскресеньям,
   А в день будний – и подавно,
   Заедая, чем придется.
 
   Славный Агент федеральный
   Поражает террористов,
   Истребляет экстремистов,
   Укрощает генералов,
   Служит верно президенту,
   Любит Андерсон Памелу,
   Пьет лишь пиво, из закусок
   Чипс сухой предпочитая.
 
   Славный чародей Просперо
   Поражает файерболом
   Всех своих коллег по цеху,
   Укрощает вражьи чары,
   Служит Князю Преисподней,
   Любит ясеневый посох,
   Пьет на завтрак эликсиры,
   Заедая мандрагорой.
 
   Славный вурдалак Влад Цепеш
   Поражает бледным видом,
   Ему зомби верно служат,
   Упыри в дверях толкутся,
   Гроб – вампирское жилище,
   Кол осиновый – награда,
   Пьет он кровушку без меры,
   Закусив красотки шейку.
 
   Славный рыцарь дон Писатель
   Пишет день про коммодора,
   А второй – про вурдалака,
   Третий день про чародея,
   И четвертый – о Добрыне,
   Пятый посвятив Родриго,
   Агенту шестой оставив.
   На седьмой же день недели,
   На последний день творенья,
   Вытирая пот усталый,
   Озирая твердь и влагу,
   Ход сюжетный и интригу,
   Антураж и персонажей,
   Скажет тихо дон Писатель:
   "Хорошо же, блин, весьма!
 
   Славный рыцарь дон Читатель…

XII
АВТОР

   Хотите, я вас напугаю?
   Подобно злому попугаю,
   Чужим фальцетом повторю,
   Что жизнь ужасна и уныла,
   Что каждый норовит без мыла
   Пролезть в уютную ноздрю
   И там сопеть в чужой дыре-то,
   Пока сойдутся винегретом
   Мор, глад, понос, педикулёз…
   Хотите, доведу до слез?
 
   Хотите, я прожгу глаголом
   Сердца? И вам, невинно-голым,
   Внедрю понятие стыда?
   Чтоб по ночам, набычась хмуро,
   Язвить шашлык души шампуром
   Туда-сюда, сюда-туда,
   Покуда ветреная совесть,
   Как острый – нож? да что вы! – соус,
   Польется огненной рекой…
   Хотите, украду покой?
 
   Хотите сладостных печений
   Из перемолотых мучений?
   Хотите с кровью пирогов?
   Враги сожгли родную хату –
   Куда теперь идти солдату?
   Жечь хаты дерзостных врагов!
   Все принцы всех несчастных Даний
   Утонут в озере страданий,
   Дабы катарсис воссиял –
   И в том пиита миссия!
 
   …да минет чаша вас сия!

XIII
ПУШКИНУ

   "И долго буду тем любезен я народу,
   Что чувства добрые я литрой пробуждал…"

(с) опечатка

 
   Достали вечные морозы,
   И я не русский, а еврей.
   Читатель ждет уж рифмы "розы" –
   На вот, бери ее скорей!
 
   И горше меда лук-порей,
   Как стих намного горше прозы…

XIV
ТВОРЕНИЕ

   Психея, бабочка-душа,
   Трепещет у плеча,
   И черный клин карандаша,
   Как острие меча,
   Надрезал злые небеса,
   Чтоб теплый дождь пошел.
   Да будет здесь Эдемский сад!
   И стало хорошо.
 
   Лишь тонким шрамом у виска –
   Неистребимая тоска.

XV
ГЕРОИЧЕСКОЕ

   "Героя пишут авторы с себя…"

 
   Герой – с себя?
   Из паспорта прописан,
   При бороде, очках и облысел?
   Бежит смешная белка в колесе,
   Сама себе мотор, чека и спицы,
   И думают зеваки: оба-на!
   Анфас – она!
   А в профиль – не она…
   Когда в штанах – она.
   Когда в тунике –
   Уж не она.
   Когда с мечом в руке –
   То точно не она.
   А в парике?
   Грубит? – она.
   А если: "Извините…" –
   Уж не она.
   А полчаса назад?
   А двадцать лет спустя?
   Сегодня?
   Завтра?!
   Надень бегунья харю бронтозавра,
   Иль покажись игривой, как коза –
   Хор зрителей: "Другая! Эта! За!
   Нет, против! Лик! Личина! Чудеса!
   Мы без ума! Провал! На бис! Попса!" –
   Наряд меняет многое для зала…
 
   А для героев?
   Белки?
   Колеса?!

XVI

   Уронили книжку на пол!
   Автор – бездарь!
   Автор – лапоть!
   Все равно ее не брошу:
   Дочитаю – и по роже!

XVII
ИЗ "ЧЕРНОЙ ВЕДЫ"

   Есть дней начала, есть веков концы,-
   Но разве есть забытые Творцы?
 
   Сумеем ли, осилим ты и я
   Прогнать Творца за рамки бытия?
 
   Велеть ему: не так, а сяк твори!
   Вчерашнее – сегодня говори!
 
   Сказать ему: "Состарился! Иссяк!"
   Вскричать ему: "Ты – баба на сносях!
 
   Иди роди для нас вчерашний день!
   А не родишь – клянемся, быть беде!
 
   Разжалуем навеки из Творцов,
   Забудем навсегда твое лицо!.."
 
   …и тихо глядя, как шумят юнцы,
   Смеются незабытые Творцы.

XVIII
ГЛАС ВОПИЮЩЕГО

   Давайте поверим в добро.
   Позволим бедняге-герою
   Спокойно докушать второе,
   Допить валерьянку и бром,
   И вместо похода на Трою
   Чесать себе пятки пером.
 
   А позже, вечерней порою,
   Сыграть в преферанс вчетвером.
 
   Давайте поверим в любовь.
   Позволим, друзья, героине
   Забыть анашу с героином,
   И не амбразуру собой
   Закрыть, а в садах Украины
   С Солохой махнуться судьбой.
 
   И те, кто доселе невинны,
   Пусть ринутся в сладостный бой.
 
   Давайте поверим себе.
   Авось тот, кто ищет, обрящет, –
   Сыграв на трубе, а не в ящик! –
   Великое счастье в борьбе.
   Пусть в будущем и в настоящем
   Останется целым хребет,
 
   Да сгинут водянка и ящур!
   Даешь перерыв на обед!

XIX
КРИК ДУШИ

   Ах, великие поэты
   Воспевают неустанно
   Смерть Ромео и Джульетты,
   Жизнь Изольды и Тристана,
 
   Ах, Отелло с Дездемоной,
   Ах, Гиневра с Ланселотом!
   Крошка-сын бесцеремонно
   "Хорошо" мешает с "плохо".
 
   Нас измерив вечной мерой,
   Что ж вы делаете, барды? –
   Так же скоро все Ромео
   Перережут всех Тибальдов!
 
   На возвышенные чувства
   Мы осмелимся едва ли,
   Представители искусства,
   Что ж вы всех поубивали?!
 
   Классик, слезьте с постамента,
   Мы не в школе бальных танцев,
   Не даете хэппи-енда,-
   Дайте хоть в живых остаться!

XX
ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ

   О нас сложат песни, баллады и оды,
   Нам вручат меч славы и знамя свободы,
   Нас сладостным гимном восславят народы,
   Когда мы умрем.
 
   Нас критик подвергнет внимательной лести,
   А следом политик – сомнительной чести,
   И верные всхлипнут: "Мы с вами! Мы вместе!",
   Когда мы умрем.
 
   …и главная, вы уж простите, беда
   Вот в этом вот самом треклятом "когда".
 
   Едва крышка гроба отрежет нам небо
   И "Был…", сомневаясь, откликнется: "Не был?.." –
   Мы станем важнее и зрелищ, и хлеба,
   Когда мы умрем.
 
   Прекрасные девы с персями из снега
   Сулить нам начнут вдохновенье и негу,
   И нам посвятится "Евгений Онегин",
   Когда мы умрем.
 
   Равины в кипах, протодьяконы в ризах,
   Имамы в чалмах и коты на карнизах
   Взовьются великой, вселенскою тризной,
   Когда мы умрем.
 
   …и очи закрыли, как небо, крестами.
   Зачем нас зарыли? Затем, чтоб не встали?!
 
   Так знайте, мы встанем – сердитые! – встанем,
   И всё нам наличными выдать заставим:
   Балладным стихом, оружейною сталью,
   Любовной игрой,
 
   Звездою Героя, восторженным гимном,
   Бутылками пива – хоть "Гёсер", хоть "Гиннес" –
   И критику скажем: "Паскуда! Не лги нам!",
   Нависнув горой
 
   Над бронзой, над славой, над лестью-шалавой,
   Над гробом с кистями, над слёзною лавой,
   Над бюста ухмылкой, смурной и лукавой,
   Сегодня и здесь.
 
   Строчат некрологи друзья-бандерлоги,
   Но сердце не платит со стука налоги,
   Хоть кстати, хоть нет, хороши или плохи –
   Смотрите! Мы есть!

ЭХО СТАРЫХ ЛЕГЕНД

МНЕ СНИЛОСЬ…

I

   Мне снился сон. Я был мечом.
   В металл холодный заточен,
   Я этому не удивлялся.
   Как будто был здесь ни при чем.
 
   Мне снился сон. Я был мечом.
   Взлетая над чужим плечом,
   Я равнодушно опускался.
   Я был на это обречен.
 
   Мне снился сон. Я был мечом.
   Людей судьей и палачом.
   В короткой жизни человека
   Я был последнею свечой.
 
   В сплетеньи помыслов и судеб
   Незыблем оставался я.
   Как то, что было, есть и будет,
   Как столп опорный бытия.
 
   Глупец! Гордыней увлечен,
   Чего хотел, мечтал о чем?!.
   Я был наказан за гордыню.
   …Мне снился сон. Я БЫЛ мечом.
 

II

   Мне снился бесконечный путь,
   Пронзающий миры.
   И в том пути таилась суть
   Загадочной игры,
   Игры, чьи правила – стары,
   Игры, чьи игроки – мудры,
   Они не злы и не добры…
   И я кричал во сне.
 
   Мне снился обнаженный меч,
   Похожий на меня,
   И яростно-кровавый смерч
   Взбешенного огня,
   И бились о клинок, звеня,
   Копыта черного коня,
   Что несся на закате дня…
   И я кричал во сне.
 
   Мне снилась прожитая жизнь –
   Чужая, не моя.
   И дни свивались в миражи,
   Как сонная змея.
   И шелестела чешуя,
   Купался лист в воде ручья,
   И я в той жизни был не-я…
   И я кричал во сне.
 

III

   Стояли двое у ручья, у горного ручья,
   Гадали двое – чья возьмет? А может быть – ничья?
   Стояли двое, в дно вонзив клинки стальных мечей,
   И тихо воды нес свои израненный ручей…
 
   Стояли два меча в ручье – чего ж не постоять?
   И отражал, журча, ручей двойную рукоять,
   И птиц молчали голоса, и воздух чист и сух,
   И упирались в небеса вершины Сафед-Кух,
   Вершины Белых гор…
 
   Но нет мечей, есть лишь ручей – смеясь и лопоча,
   Несется он своим путем, своим Путем Меча,
   Сам по себе, один из двух, закончив давний спор,
   В глуши отрогов Сафед-Кух, заветных Белых гор…
 
   Легенды – ложь, легенды врут, легенды для глупцов,
   А сталь сгибается, как прут, в блестящее кольцо,
   И нет начала, нет конца у этого кольца,
   Как рая нет для подлеца и меры для скупца…
 
   Мне снился сон. Спроси – о чем? Отвечу – ни о чем.
   Мне снился сон. Я был мечом. Я был тогда мечом.
   Я был дорогой и конем, скалою и ручьем,
   Я был грозой и летним днем,
   Прохожим и его плащом,
   Водою и огнем…
 

ЭПИЛОГ

   …Стенанья роз колеблют небосвод,
   Грустит вода, погрязшая в овраге,
   Змея течет из-под гнилой коряги
   И холм творит немое волшебство.
   Пора слагать таинственные раги
   О том, что было живо и мертво,
   Трусливо и исполнено отваги,
   Вставало твердью из предвечной влаги,
   Считалось всем, взойдя из ничего,
   Пора уйти в глубины естества
   И научиться складывать слова,
   Как складывали их былые маги.
   Граница меж мирами – лист бумаги,
   Последняя строка всегда права,
   Вот двор, трава, и на траве дрова,
   И не болит с похмелья голова,
   Дурман осенних туч пьянее браги,
   Засиженное мухами окно
   Откроется меж буднями и сном,
   И ты не вспомнишь: порванные флаги,
   Огонь, тела… и черное пятно
   Над нами.
   Над тобой и надо мной.

ЕРЕСЬ СВАСТИКИ

   Таинственны мудрости древней скрижали,
   Сколь счастливы те, что ее избежали.
 
   х х х
 
   Бессмертна от века душа человека –
   Но гибнет от старости тело-калека,
 
   Страдая от хворей, напастями мучась.
   Увы, такова неизбежная участь
 
   Души, что меняя тела, как одежды,
   Идет по Пути от надежды к надежде,
 
   От смерти к рожденью, от смеха к рыданью,
   От неба к геенне, от счастья к страданью.
 
   Дорога, дорога, дорога, дорога,
   Извечный удел человека – не бога.
 
   Ведь те, кто вкусили амриту благую,
   Телами со смертью уже не торгуют,
 
   Для плоти их тлена не сыщешь вовеки –
   Завидуйте им, муравьи-человеки!
 
   У тела бессмертного участь другая:
   Оно не потеет, не спит, не моргает,
 
   Не ведает боли, не знает старенья,
   Достойно назваться вершиной творенья,
 
   Вовек не знакомо с чумой и паршою –
   Но суры за то заплатили душою,
 
   И души богов, оказавшись за гранью,
   Подвержены старости и умиранью.
 
   Дряхлеет с веками, стара и убога
   Душа всемогущего, вечного бога –
 
   Становится пылью, становится прахом,
   Объята пред гибелью искренним страхом.
 
   Сухою листвой, что с деревьев опала,
   Осыплется наземь душа Локапалы,
 
   Сегодня умрет, что вчера шелестело –
   И станет бездушным бессмертное тело.
 
   О скорбь и страданье, о вечная мука! –
   Коль в суре поселится серая скука,
 
   Наскучат утехи, любовь и сраженья,
   Наскучит покой и наскучит движенье,
 
   Не вспыхнут глаза грозовою зарницей,
   И мертвой душе станет тело гробницей!
 
   О горы, ответьте, о ветры, скажите:
   Куда подевался иной небожитель?
 
   Ни вскрика, ни стона, ни слова, ни звука –
   Лишь скука, лишь скука, лишь серая скука…
 
   Но изредка ветра порыв одичалый
   Доносит дыханье конца Безначалья:
 
   "Мы жили веками, мы были богами,
   Теперь мы застыли у вас под ногами,
 
   Мы были из бронзы, из меди, из стали –
   О нет, не мертвы мы… мы просто устали.
 
   Ужель не пора нам могучим бураном
   Приникнуть, как прежде, к притонам и храмам,
 
   И к вспененным ранам, и к гибнущим странам,
   И к тупо идущим на бойню баранам?!
 
   Мы жили веками, мы были богами –
   Но нету воды меж двумя берегами".
 
   х х х
 
   О знание темное Века Златого! –
   Воистину зрячий несчастней слепого…
 
   х х х
 
   Менялась основа, менялося имя,
   Один на престоле сменился двоими,
 
   Менялись владыки, как служки во храме,-
   И Свастики знак воссиял над мирами.
 
   Их было четыре, а стало их восемь –
   Чьим душам грозила холодная осень,
 
   Кто плечи подставил под тяжесть святыни,
   Не ведая, чем он поддержан отныне.
 
   Назначено так на рассвете творенья:
   Есть тапас и теджас, есть Жар и Горенье,
 
   Есть дар аскетизма и пламенность сердца –
   Последним поддержана суть Миродержца.
 
   Когда подступает душевная мука,
   Когда в Локапале поселится скука,
 
   То смертный, чей дух воспарял, пламенея,
   Чье сердце удара перуна сильнее,
 
   Навеки покинув земную дорогу,
   Отдаст свою душу уставшему богу –
 
   Чтоб пламенность эта, чтоб это Горенье,
   Мешало души Миродержца старенью,
 
   Чтоб честь не линяла, чтоб совесть не слепла,
   Чтоб феникс отваги поднялся из пепла,
 
   Чтоб щедрость дарила, чтоб радость явилась…
   Чужое Горенье своим становилось!
 
   Вот так Миродержец с судьбою большою
   Лечил свою душу чужою душою,
 
   И крепла опять сердцевина больная –
   Не зная, не зная, не зная, не зная…

ЭХО ДРЕВНЕЙ КЛЯТВЫ

   Клянусь я днем начала мира,
   Клянусь я днем его конца,
   Клянусь я памятью Мунира,
   Божественного кузнеца;
   Клянусь землей и синим небом,
   Клянусь водой и теплым хлебом,
   Клянусь я непроизнесенным,
   Последним именем Творца;
   Клянусь…

ЧУЖАЯ ЛЕГЕНДА

   …То не буря над равниной,
   То не ветер тучи гонит,
   Не гроза идет, стеная,
   Разрывая небо в клочья –
   То вошел в туман проклятый
   Тот, Кто с Молнией Танцует,
   Десять дней бродил в тумане,
   На одиннадцатый вышел.
 
   Ай, иное –
   обойди стороною!..
 
   Что он видел в том тумане,
   Что он слышал в черно-сизом –
   Все осталось в сердцевине
   Мглы томительно-бесстрастной.
   Все осталось, где досталось,
   Память, мука и усталость,
   Да клинок остался в сердце,
   Меч в груди его остался.
 
   Ай, иное –
   мир плывет пеленою!..
 
   Был тот меч не из последних,
   Жадно пил чужие жизни,
   С Тем, Кто с Молнией Танцует,
   Никогда не расставался.
   Не ломался меч заветный,
   Не засиживался в ножнах –
   В грудь хозяина вонзаясь,
   Пополам переломился.
   Полклинка засело в ране,
   В рукояти – половина.
 
   Ай, иное –
   смерть стоит стеною!..
 
   Тот, Кто с Молнией Танцует –
   С кем он бился там, в тумане,
   Сам ли он с собой покончил
   Или чьей-то волей злою –
   Не узнать об этом людям,
   Ни к чему им это знанье.
   Только видел черный ворон,
   Как упал он на колени,
   На колени пал от боли,
   Закричал в пустое небо.
 
   Ай, иное –
   Я всему виною!..
 
   Я стоял у колыбели,
   Где рождалася Зверь-Книга,
   Я, Взыскующий Ответа,
   Да Хозяин Волчьей Стаи,
   Да Бессмертный Предок Гневных,
   Да Пустой коварный демон
   По прозванью Дэмми-Онна;
   Вчетвером мы там стояли,
   Лишь вдвоем домой вернулись,
   За спиной своей оставив
   Нерушимую Зверь-Книгу.
 
   Ай, иное –
   создано не мною!..
 
   День за днем летели годы,
   Поседели мои кудри,
   Ослабели мои руки,
   Подрастали мои внуки,
   Умирали мои братья,
   Одряхлело мое сердце;
   За спиной моей молчала
   Нерушимая Зверь-Книга.
   Недочитанная мною,
   Несожженная когда-то.
 
   Ай, иное –
   гром над всей страною!..
 
   Ах, напрасно я вернулся,
   Зря вошел в туман проклятый,
   По краям белесо-сизый,
   Черно-сумрачный с изнанки.
   Не добрался я до Зверя,
   Не достал клинком до Книги,
   Не достал, не дотянулся,
   Сам себя сгубил впустую.
   Пополам мой меч разбился,
   О мое разбился сердце.
 
   Ай, иное –
   тело ледяное!..
 
   …Нет, не шторм бушует в море,
   Пеня гребни волн могучих,
   Не обвал в горах грохочет,
   Не лавина с перевалов –
   То Хозяин Волчьей Стаи
   К умирающему другу
   Шел сквозь штормы и обвалы,
   Чтоб успеть за миг до смерти.
 
   Ай, иное –
   стань к спине спиною!..
 
   Миг предсмертный не растянешь,
   Не растянешь, не раздвинешь –
   Много ль слов в него вместится,
   Много ль взглядов можно сделать?
   Слов они не говорили,
   Только раз переглянулись,
   Только раз сошлись их руки
   В каменном рукопожатье.
   Миг предсмертный – прах летучий,
   Много ль слов для братьев надо?..
 
   Ай, иное –
   порванной струною!..
 
   Взвыл Хозяин Волчьей Стаи –
   Дрогнула луна на небе,
   Звери спрятались в чащобы,
   Побледнел туман проклятый,
   За туманом черно-сизым
   Вой услышала Зверь-Книга.
   Оземь кулаком ударил –
   Затряслись седые горы.
   Зазвенел меча обломок,
   Скорбным стоном отозвался.
 
   Ай, иное –
   лезвие стальное!..
 
   Тут Хозяин Волчьей Стаи
   Дело страшное задумал –
   Кожу снял с руки у друга,
   Ободрал меча обломком
   И кровоточащей кожей
   Обтянул по рукояти,
   Меч, сломавшийся в тумане,
   Меч, звенящий от бессилья.
   Приросла сырая кожа,