Страница:
Улыбнулся Волк-Хозяин,
Мертвеца смежились веки.
Ай, иное –
прахом все земное!..
Как песок, засыплет время
Все, что было, все, что будет,
Кто-то эту песню сложит,
Кто-то эту песню вспомнит.
Где-то меж людьми гуляет
Синего меча обломок
С кожаною рукоятью.
Где-то прячется Зверь-Книга
В переплете из тумана.
Где-то есть такие ноги,
Что пройти туман сумеют,
Где-то есть такие руки,
Что поднять тот меч решатся,
Как поднял его когда-то
Тот, Кто с Молнией Танцует.
Ай, иное –
встань передо мною!..
ПОСЛЕ СКАЗКИ
ИЗ МГЛЫ
ПАМЯТИ АНТАРЫ АБУ-ЛЬ-ФАВАРИСА
I. МОНОЛОГ ГОРДЕЦА
II. ДИАЛОГ СИЛЬНЫХ
ПАН
ДИАНА
СОЛЬ НА РАНЫ
СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Розы, грезы, паровозы,
Дуры-козы, в мае грозы –
Жизни низменная проза,
Тополиный пух.
Нам осталась только малость –
Вялость, жалость и усталость.
И юродствует, оскалясь,
Повелитель мух.
Пережили все несчастья,
Разложили мастью к масти,
Это страсти, это сласти –
Будем хлеб жевать.
На салазках мчатся сказки –
Строят глазки в прорезь маски;
Да еще скрипят без смазки
Ржавые слова.
Жили-были, все забыли,
Долюбили и остыли,
Встретимся, воскликнем "Ты ли?!"
"Я…" – ответишь ты.
В прозе жизни, как на тризне,
Нету места укоризне –
Третий-лишний, братцы-слизни!
Слепнем, как кроты.
* * *
…значит, вскоре будет горе. Станем плакать.
Разведем беду руками. Обожжемся.
Под ногами искореженная слякоть
Обижает палый лист – багряно-желтый,
Он в грязи нелеп и жалок. Грай вороний
Пеплом рушится на голову. В овраге
Обезумевший ручей себя хоронит,
Захмелев от поминальной, смертной браги.
Значит, осень,– та, что ничего не значит,
Стертым грошиком забытая в кармане.
Если я еще не кончен – я не начат;
Если я не стану верить – не обманет.
ЦЫГАНОЧКА
…ай, мама!
Догорели, сизым пеплом стали угли; ночь в степи бредет неслышно, чабрецом, полынью пахнет. Ветер гривы заплетает жеребцам, уставшим за день, ветер меж шатров танцует, ай, чявалэ, пляшет ветер… Там, за далью, вторит эхо: пой, гитара! плачь, гитара! смейся! И звенят мониста, рассыпаясь по простору…
Нынче утром встанет солнце.
Нынче утром я не встану.
…ай, нож!
Синей стали. Кони встали вдоль клинка. Видно, в скачке подустали и застыли на века. Бликом возле острия отраженье: я? не я?! – и мерцают "я-не-я" те, далеко от рукояти.
По изгибу ножевому режет солнце по-живому.
…ай, пыль!
По дорогам, трактам, шляхам, под ногами, сапогами,– желтой змейкой, малым смерчем; под дождем назвавшись грязью, в летний зной назвавшись смертью, в зимний день назвавшись снегом, только эти все названья – ложь, обман, умов смущенье, ибо пыль осталась пылью, как судьба судьбой осталась, как жена со мной рассталась – пыль, сказала, ты дрянная! на зубах скрипишь паскудно!
Ай, ромалэ – одинок я!..
Пыль…
…ай, мама, грустно было, ай, тоска змеей по сердцу – ветром в поле, пылью в ветре, на заре лучом рассветным, я с тобой останусь, мама, я тоску заброшу в море!..
* * *
Мой бедный бес! Какие кружева
Плетет в аду твое воображенье,
Где грешников унылое движенье
Бессмысленно и скучно? Так слова
Теряют в мертвой хватке предложенья
Привычный облик, страсти и права.
И все таки – страдавшие блаженны.
Мой мудрый бес! Скучая у котла,
Где всей утехи – вилы да смола,
Ты создаешь миры без сковородок,
И каждый житель – чистый самородок,
И каждый вечер – свечи на балах.
И каждый день – морковь на огородах
Гораздо лучше, чем вчера была.
Мой странный бес! Ты изгибаешь хвост,
Который, как вопрос, мохнат и прост,
Ты сатане готов лизать копыта,
Но в тишине, забыв про график пыток,
Упрямо через пропасть строишь мост
Туда, где обреченность на попытку
Старается достичь колючих звезд.
Наивный бес! К чему? к чему? к чему?!
Прими, как данность, славную тюрьму,
Где ты – не заключенный, а тюремщик,
Где строго пополам: орел и решка,
Порок и наказанье, бес и грешник.
Бессмысленно кому-то одному
Желать на крест приколотить скворечник,
Чтоб искупить птенцами боль и тьму!
Мне кажется: вот-вот, и я пойму…
РОМАНС
Я Вам не снилась никогда.
Зачем же лгать? – я это знаю.
И с пониманием внимаю
Решенью Вашего суда.
О чувство ложного стыда! –
Тебя я стала ненавидеть,
Когда, боясь меня обидеть,
Вы вместо "нет" шептали "да".
Я Вам не снилась никогда.
Любовь? Я поднялась над нею.
Став и печальней, и сильнее,-
Но в этом лишь моя беда.
Рождая пламя изо льда,
Я жгла опоры сей юдоли,
Вы были для меня звездою –
Гори, сияй, моя звезда!
Проходят дни, пройдут года,
Я, может быть, Вас вспомню снова,
Но пусть звучит последним словом:
"Я Вам не снилась никогда!"
* * *
Избавь, Господь, от зависти,
Избавь от зависти,
Позволь в мечтах о завязи,
Весною зацвести,
Даруй восторг цветения
Над суетой земли,
Даруй покой растения
В предчувствии зимы.
* * *
САПОГИ
Любить не учился, и значит –
Любитель.
Профессионалом не стал.
Пошли мне, Всевышний, лесную обитель, –
От шума устал.
От воплей, от сплетен, от брани
И гимнов,
От окриков: "Нам по пути!"
О добрый Всевышний! Пошли сапоги мне –
Подальше уйти.
Хватают за полы, влекут
Из-за парты, –
И по полу, по полю: "Пли!.."
Господь, оглянись! Нам сапог бы две пары,
И вместе…
Пошли?
БОЛЕЗНЬ
Я болен.
Мой взгляд двуцветен.
Я верю в добро и зло.
Я знаю: виновен ветер,
Когда на ветке излом,
И если луна не светит,
То волку не повезло.
Но если душу – узлом,
Так только морским, поверьте.
Я болен.
Мой мир двумерен.
На плоскости жить сложней:
Прямая не лицемерит,
Но верит, что всех важней,
Когда нараспашку двери
И виден узор камней.
Попробуй поладить с ней,
Как ладят с тропою змеи.
Я болен.
Мой крик беззвучен.
Я тихо иду в ночи.
Колышется плач паучий,
Бесшумно журчат ключи,
Замки открывая лучше,
Чем золото и мечи,
И дремлют в овраге тучи.
Я болен.
Неизлечим.
ПРОРОЧЕСТВО
Седой колдун, мудрец, знаток проклятий странных,
Мне говорил: "Ты наш! Отмеченный клеймом,
Ты невредим пройдешь меж чудищ безымянных
И голову вовек не склонишь под ярмо
Насмешницы-судьбы, чей герб – ухмылка будней
На фоне кирпичей, щербатых и нагих.
Стальные на пути ты стопчешь сапоги,
Изменника простишь, любимую забудешь,
На троны возведешь, низвергнешь в бездну горя,
Надеждой одаришь, отняв последний грош,
Напомнишь тем, кто жив, что счастье – это ложь,
Усталость – это смерть, а горы – просто горы,
Безумен, одинок, днем слеп, во мраке зрячий,
Восторженной толпой растерзан на куски,
Ты дашь им яд в вине. И белые виски,
И отрешенный взор, и вой в ночи собачий,
И песня вдалеке, и демоны дороги,
Чей зов опасен всем, а проклятым – вдвойне,
Тебя найдут в любой забытой стороне,
Толкнув ладонью в грудь, огнем ударив в ноги,
Покой забрав, взамен дав счастье и беду!"
И я кивал: "О да! Я проклят! Я иду…"
* * *
Я – эхо чужого смеха,
Я – эхо чужого плача,
Я – эхо, смешное эхо,
Я сам ничего не значу.
Сомкнутся слепые веки,
Черты заострятся строго,
Уйдете во тьму навеки –
Останусь молчать до срока…
БЛАГОДАРНОСТЬ
Благодарю тебя, судьба,
За неприкаянность и кротость,
За предоставленную пропасть –
Рай для строптивого раба,
Благодарю, суровый рок,
За мудрость тайного урока,
За то, что каждая дорога
Рекой впадает в мой порог,
Прими, Фортуна, мой поклон
За слепоту немого взора
И за январские узоры,
Что ночью пали на стекло,
Спасибо, Фатум, за обман
И за случайность поворота,
Где трижды новые ворота
Нас в сотый раз сведут с ума.
Ананке! Вечный твой должник,
Кричу нелепое спасибо
За неприкаянность Мессии
И за укатанность лыжни –
Спасибо тысяче имен,
Укрывших от людского глаза
Возможность навсегда и сразу
Понять, что слаб и неумён…
МЕДЛЕННОЕ ЛЕТО
МОЙ МИР – ТЕАТР
ЗА КУЛИСАМИ
ПОСЛЕДНИЙ СПЕКТАКЛЬ
…Он умирал, безумец Девона. Наивный, гордый, слабый человек с насмешливыми строгими глазами – и шесть часов перебирал в горсти крупицы, крохи Времени, слова, стеклянные и хрупкие игрушки, боль, гнев и смех, и судороги в горле, всю ржавчину расколотого века, все перья из распоротой души, все тернии кровавого венка, и боль, и плач, и судороги в горле… Он умирал. Он уходил домой. И мешковина становилась небом, и бархатом – давно облезший плюш, и жизнью – смерть, и смертью – труп с косою, и факелы – багровостью заката; он умирал – и шелестящий снег, летящие бескрылые страницы с разрушенного ветхого балкона сугробами ложились на помост, заваливая ночь и человека, смывая имя, знаки и слова, пока не оставался человек – и больше ничего. Он умирал. И Истина молчала за спиною, и Дух, и Плоть, и судороги в горле…
…Он умирал, безумец Девона. Они стояли. И они смотрели. И час, и два, и пять, и шесть часов они стояли – и молчала площадь, дыша одним дыханьем, умирая единой смертью; с ним – наедине. Наедине с растерзанной судьбой, наедине с вопросом без ответа, наедине – убийцы, воры, шлюхи, солдаты, оружейники, ткачи, и пыль, и швы распоротого неба, и боль, и смех, и судороги в горле, и все, кто рядом… Долгих шесть часов никто не умер в дреме переулков, никто не выл от холода клинка, никто не зажимал ладонью раны, никто, никто,– он умирал один. И этот вопль вселенского исхода ложился на последние весы, и смерть, и смех, и судороги в горле…
…Он умирал, безумец Девона. Все было бы банальнее и проще, когда бы он мог дать себе расчет простым кинжалом… Только он – не мог. Помост, подмостки, лестница пророков, ведущая в глухие облака, дощатый щит, цедящий кровь по капле, цедящий жизнь, мгновения, слова – помост, подмостки, судороги в горле, последняя и страшная игра с безглазою судьбою в кошки-мышки, игра, исход… Нам, трепетным и бледным, когда б он мог (но смерть, свирепый сторож, хватает быстро), о, он рассказал бы, он рассказал… Но дальше – тишина.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
ИЗ ПОДСЛУШАННОГО
МОНОЛОГ
ОН
ПРЕЛЮДИЯ
На кресле вздрогнет старый плед
И кресло накренится,
И лунный свет, как чей-то след,
Пройдется по странице,
Скользнет к чернильнице перо,
Луна отбросит маску,
Перешагнув через порог,
Заглянет в гости сказка.
Она присядет у огня,
Потянется за чаем,
Она начнет просить меня
Придумать ей начало,
Возьмет в шкафу ее рука
Пылившиеся краски
И ляжет первая строка:
"Так начиналась сказка…"
О ВОЛШЕБНИКАХ
Довелось волшебнику
Думать по учебнику,
Скалы не разбрасывать,
Львов не усмирять,
Вовсе не волшебные
Принимать решения
И в спокойной гавани
Встать на якоря.
А хочется повыше, ну чуть-чуть повыше,
А хочется подальше, ну чуть-чуть подальше,
Ах, как же это вышло, как же это вышло?
Ведь мы такого и не ожидали даже…
Довелось могучему
Мелочи вымучивать,
Довелось великому
Делать ерунду.
Королей и Золушку
Отложить на полочку
И у дачи с садиком
Жить на поводу.
И лишь в глазах на сто замков закрыта молодость,
Но что такое сто замков для этой молнии?
И вроде бы прошла гроза, и небо ясное,
И только прежние глаза взрывоопасные…
БУХАРА ФИЛЬТРУЕТ БАЗАР
– Халат, чалма, под чалмою брит –
Это называется "восточный колорит"!
– К шайтану колорит! Душа горит!
– Вай, люди! Что он говорит?!
– Чай-хана! Кофе-хана!
– Что пить правоверному, кроме вина?!
– На!
– А зачем настроили столько плах?
Вах!.. о Аллах!..
– А иранский падишах,
Пьяный, ходит на ушах!
Заявляет сотня жен:
"Он морально разложен!"
– Читайте газету "Бухарское время"!
Пойдет репортаж о эмирском гареме:
Долой привилегии, бани и лютни,
Даешь хозрасчет, отпуска и валюту!
НАИВНЫЙ МОНОЛОГ
РОК-Н-РОЛЛ ЧУДО-ЮДОВОЙ СВИТЫ (1983 г.)
Правой веткой тонкий стан
Обовью,
По-заморски вам шепну:
"Ай лав ю!"
Ах, какой начнется пе-
Реполох –
В диск-жокеи метит черт-
Ополох!
Я очень невоспитан и по праздникам пьян,
На море-окияне я как остров Буян –
На море-окияне
Я сутками буяню,
В моем образовании допущен изъян!
Мертвеца смежились веки.
Ай, иное –
прахом все земное!..
Как песок, засыплет время
Все, что было, все, что будет,
Кто-то эту песню сложит,
Кто-то эту песню вспомнит.
Где-то меж людьми гуляет
Синего меча обломок
С кожаною рукоятью.
Где-то прячется Зверь-Книга
В переплете из тумана.
Где-то есть такие ноги,
Что пройти туман сумеют,
Где-то есть такие руки,
Что поднять тот меч решатся,
Как поднял его когда-то
Тот, Кто с Молнией Танцует.
Ай, иное –
встань передо мною!..
ПОСЛЕ СКАЗКИ
Пережили все несчастья, разложили все на части, разобрали все по полкам – стали жить да поживать: на златом крыльце сидели, при венце и царском деле, ненароком проглядели, как закончились слова. Не уйти и не уехать – нас с пути сбивает эхо, голосит постыло в спину, хочет жаловать-любить… странной болью мы болеем: так Иванушка жалеет, расписавшись с Василисой, что Кащеем не убит. Три дороги под ногами, на пороге – белый камень, три судьбы пророчит камень: смерть, богатство и жену. Мы женаты, мы богаты, нагребли ума палаты – смерть придет, а мы из хаты: "Ишь, косая! ну и ну!…" Жили-были, все забыли, долюбили и остыли, в пятнах скатерть-самобранка, Сивка-Бурка ожирел… наливай-ка миску щей нам, и видали мы Кащеев! – только что-то заставляет просыпаться на заре. Копоть комом бьется в горле, конский топот, злое горе – не заесть тревоги щами, не залить души вином! И за круговою чашей с каждым днем трезвеем чаще: три дороги под ногами, за спиною – ни одной…
ИЗ МГЛЫ
…Откройте пещеры невнятным сезамом; о вы, лицемеры, взгляните в глаза нам! – взгляните, взгляните, в испуге моргните, во тьму протяните дрожащие нити! Мы знойным бураном к растерзанным ранам приникнем, как раньше к притонам и храмам, к шалеющим странам, забытым и странным, и к тупо идущим на бойню баранам! Откройте пещеры невнятным сезамом, откройте – коверкает души гроза нам…
ПАМЯТИ АНТАРЫ АБУ-ЛЬ-ФАВАРИСА
I. МОНОЛОГ ГОРДЕЦА
О, меня счастливей нету! Я, как звонкая монета,
Как небесная планета, вечной славе обречен!
По отцу я – лев пустыни, племенных шатров святыня,
А на кличку "Сын Рабыни" отвечать привык мечом!
Веселюсь в горниле боя, хохочу, не чуя боли –
Пока я в земной юдоли, нет покоя мне ни в чем…
Как небесная планета, вечной славе обречен!
По отцу я – лев пустыни, племенных шатров святыня,
А на кличку "Сын Рабыни" отвечать привык мечом!
Веселюсь в горниле боя, хохочу, не чуя боли –
Пока я в земной юдоли, нет покоя мне ни в чем…
II. ДИАЛОГ СИЛЬНЫХ
– Мой жребий высок, и ушла в песок
Кровь недругов Антары!
– Но жизнь – не кусок, подхваченный псом,
Не мяч для веселой игры…
– Прибежищу лжи бессмысленно жить,
Бессмыслено длить года!
– Но, мудрый, скажи: хоть мы – миражи,
Неужто уйдем без следа?!
– Пир сильного – бой! Рискуя собой,
Заслужим в веках хвалу!
– Но крови прибой утопит Любовь,
Наткнувшуюся на стрелу…
– К чему этот стон? Один или сто –
Позорно врагов считать!
– Но явь или сон, он определен
Твой жребий, за пядью пядь!
– О, полно мечтать о том, чтобы спать! –
Придется когда-то встать…
Кровь недругов Антары!
– Но жизнь – не кусок, подхваченный псом,
Не мяч для веселой игры…
– Прибежищу лжи бессмысленно жить,
Бессмыслено длить года!
– Но, мудрый, скажи: хоть мы – миражи,
Неужто уйдем без следа?!
– Пир сильного – бой! Рискуя собой,
Заслужим в веках хвалу!
– Но крови прибой утопит Любовь,
Наткнувшуюся на стрелу…
– К чему этот стон? Один или сто –
Позорно врагов считать!
– Но явь или сон, он определен
Твой жребий, за пядью пядь!
– О, полно мечтать о том, чтобы спать! –
Придется когда-то встать…
ПАН
Кому поет твоя свирель
В промозглом ноябре?
Вослед свободе и игре –
Мечты о конуре.
И ты согласен умереть,
Но перестать стареть.
Примерзли губы к тростнику –
Звучанье? Пытка?!
И эхо шепчет старику:
"Отбрось копыта…"
Пан?
Пропал?!
Ночь слепа.
Изо рта –
Сизый пар.
Ветер волосы трепал,
Успокаивал…
Пусты осенние леса,
Бесплодны небеса,
Ты не собака, ты не псарь,
Ты – битая лиса.
Метелка дикого овса
В курчавых волосах.
Ледком подернулась тоска –
вода в колодце.
Набухла жилка у виска,
коснись – прольется.
Пан?
Пропал?!
Ночь слепа.
Изо рта –
Сизый пар.
Ветер волосы трепал,
Успокаивал…
Кому нужна твоя свирель,
Когда умолк апрель,
Когда последний лист сгорел
На гибельном костре?!
И ты согласен умереть,-
Но только бы скорей…
Идет нелепая зима
В хрустальном платье.
У божества – своя тюрьма,
Свое проклятье.
Пан?
Пропал?!
Ночь слепа.
Изо рта –
Сизый пар.
Ветер волосы трепал,
Успокаивал…
В промозглом ноябре?
Вослед свободе и игре –
Мечты о конуре.
И ты согласен умереть,
Но перестать стареть.
Примерзли губы к тростнику –
Звучанье? Пытка?!
И эхо шепчет старику:
"Отбрось копыта…"
Пан?
Пропал?!
Ночь слепа.
Изо рта –
Сизый пар.
Ветер волосы трепал,
Успокаивал…
Пусты осенние леса,
Бесплодны небеса,
Ты не собака, ты не псарь,
Ты – битая лиса.
Метелка дикого овса
В курчавых волосах.
Ледком подернулась тоска –
вода в колодце.
Набухла жилка у виска,
коснись – прольется.
Пан?
Пропал?!
Ночь слепа.
Изо рта –
Сизый пар.
Ветер волосы трепал,
Успокаивал…
Кому нужна твоя свирель,
Когда умолк апрель,
Когда последний лист сгорел
На гибельном костре?!
И ты согласен умереть,-
Но только бы скорей…
Идет нелепая зима
В хрустальном платье.
У божества – своя тюрьма,
Свое проклятье.
Пан?
Пропал?!
Ночь слепа.
Изо рта –
Сизый пар.
Ветер волосы трепал,
Успокаивал…
ДИАНА
Диана, Артемида, страсть охоты,
Копье в листве, разящая стрела, –
Зачем меня ты, дева, обрела
В поклонниках? Любовные заботы
Богине хладной не дано постичь.
Ты – меч.
Ты – бич.
Ты – ночь.
Я – плач.
Я – дичь.
Копье в листве, разящая стрела, –
Зачем меня ты, дева, обрела
В поклонниках? Любовные заботы
Богине хладной не дано постичь.
Ты – меч.
Ты – бич.
Ты – ночь.
Я – плач.
Я – дичь.
СОЛЬ НА РАНЫ
Внемли тоске в ночной тиши
Пустого сада.
Она – отрада для души,
Она – награда
За все смешные мятежи,
За все святыни,
За горечь лжи, за миражи
В твоей пустыне
За ужас помыслов благих –
Щебенки Ада;
За трепет пальцев дорогих,
За боль распада,
За плач вблизи и бой вдали,
За соль на раны…
И слово странное "внемли"
Не будет странным.
* * *
И жизнь не прошла, и сирень не опала,
И воздух весною пьянит, как всегда,
И в вечере плещется млечность опала,
Но где-то – беда.
Огнем на плясунье сверкают мониста,
Шалеет рука на гитарных ладах,
Дороге вовек не бывать каменистой,
Но где-то – беда.
Как прежде, наотмашь, как раньше, азартно,
Продам, и куплю, и по-новой продам!
Мерцает слюда на изломе базальта,
Но где-то – беда.
Еще не остыло, не вымерзло счастье,
И кровь не вскипела на остром ноже;
Еще! о, еще! не прощай, не прощайся!..
Но где-то – уже.
* * *
О, розы алые в хрустальных гранях вазы –
Закат в плену.
Меняю речи звук, меняю пошлость фразы
На тишину.
Меняю лепет дней, меняю гул эпохи
На краткий миг,
В который, как в ладонь, я соберу по крохе
Весь этот мир.
Меняю дар судьбы, удар судьбы меняю
На плач вдали.
О, я ли вас пойму? поймете вы меня ли?!
Поймете ли…
* * *
Промчалась жизнь, прошла, как сон –
Гаси свечу.
Молитвенное колесо
Кручу, верчу.
Подай мне, Боже, медный грош
От всех щедрот,
Подай мне, Боже, медный грош –
Его хочу.
Мне хорошо с моим грошом,
С Твоим грошом,
Уйти к святым в пресветлый рай,
В ад к палачу.
За все заслуги и грехи
Я заплачу.
* * *
Закат распускался персидской сиренью –
О, час волшебства!
И шкуру оленью, испачкана тенью,
Надела листва.
Река истекала таинственной ленью…
…пустые слова.
* * *
Мы – не соль земли.
Мы – соль на раны.
Плач вдали и старый плащ в пыли.
Мы уходим.
Мы почти ушли.
"Это странно,– скажете вы,– странно…"
Мы смолчим.
Валеты, Короли,
Дамы и Тузы – увы, пора нам!
И исход, как жизнь, неумолим.
Мы – не соль земли.
Мы – соль на раны.
Дворники проспекты подмели,
Грезят шашлыками стать бараны,
Учат Торы, Библии, Кораны,
Как копейкам вырасти в рубли,
А рублям – в червонцы.
Нежно, пряно
Под окном тюльпаны расцвели.
Басом распеваются шмели,
Будды собираются в нирваны,
Богословы рвутся в Иоанны,
Корабли
Скучают на мели.
Мы уходим,
Мы почти ушли.
Мы – не соль земли.
Мы – соль на раны.
Пустого сада.
Она – отрада для души,
Она – награда
За все смешные мятежи,
За все святыни,
За горечь лжи, за миражи
В твоей пустыне
За ужас помыслов благих –
Щебенки Ада;
За трепет пальцев дорогих,
За боль распада,
За плач вблизи и бой вдали,
За соль на раны…
И слово странное "внемли"
Не будет странным.
* * *
И жизнь не прошла, и сирень не опала,
И воздух весною пьянит, как всегда,
И в вечере плещется млечность опала,
Но где-то – беда.
Огнем на плясунье сверкают мониста,
Шалеет рука на гитарных ладах,
Дороге вовек не бывать каменистой,
Но где-то – беда.
Как прежде, наотмашь, как раньше, азартно,
Продам, и куплю, и по-новой продам!
Мерцает слюда на изломе базальта,
Но где-то – беда.
Еще не остыло, не вымерзло счастье,
И кровь не вскипела на остром ноже;
Еще! о, еще! не прощай, не прощайся!..
Но где-то – уже.
* * *
О, розы алые в хрустальных гранях вазы –
Закат в плену.
Меняю речи звук, меняю пошлость фразы
На тишину.
Меняю лепет дней, меняю гул эпохи
На краткий миг,
В который, как в ладонь, я соберу по крохе
Весь этот мир.
Меняю дар судьбы, удар судьбы меняю
На плач вдали.
О, я ли вас пойму? поймете вы меня ли?!
Поймете ли…
* * *
Промчалась жизнь, прошла, как сон –
Гаси свечу.
Молитвенное колесо
Кручу, верчу.
Подай мне, Боже, медный грош
От всех щедрот,
Подай мне, Боже, медный грош –
Его хочу.
Мне хорошо с моим грошом,
С Твоим грошом,
Уйти к святым в пресветлый рай,
В ад к палачу.
За все заслуги и грехи
Я заплачу.
* * *
Закат распускался персидской сиренью –
О, час волшебства!
И шкуру оленью, испачкана тенью,
Надела листва.
Река истекала таинственной ленью…
…пустые слова.
* * *
Мы – не соль земли.
Мы – соль на раны.
Плач вдали и старый плащ в пыли.
Мы уходим.
Мы почти ушли.
"Это странно,– скажете вы,– странно…"
Мы смолчим.
Валеты, Короли,
Дамы и Тузы – увы, пора нам!
И исход, как жизнь, неумолим.
Мы – не соль земли.
Мы – соль на раны.
Дворники проспекты подмели,
Грезят шашлыками стать бараны,
Учат Торы, Библии, Кораны,
Как копейкам вырасти в рубли,
А рублям – в червонцы.
Нежно, пряно
Под окном тюльпаны расцвели.
Басом распеваются шмели,
Будды собираются в нирваны,
Богословы рвутся в Иоанны,
Корабли
Скучают на мели.
Мы уходим,
Мы почти ушли.
Мы – не соль земли.
Мы – соль на раны.
СТРАСТИ-МОРДАСТИ
Горечи улыбки Саши Черного
Розы, грезы, паровозы,
Дуры-козы, в мае грозы –
Жизни низменная проза,
Тополиный пух.
Нам осталась только малость –
Вялость, жалость и усталость.
И юродствует, оскалясь,
Повелитель мух.
Пережили все несчастья,
Разложили мастью к масти,
Это страсти, это сласти –
Будем хлеб жевать.
На салазках мчатся сказки –
Строят глазки в прорезь маски;
Да еще скрипят без смазки
Ржавые слова.
Жили-были, все забыли,
Долюбили и остыли,
Встретимся, воскликнем "Ты ли?!"
"Я…" – ответишь ты.
В прозе жизни, как на тризне,
Нету места укоризне –
Третий-лишний, братцы-слизни!
Слепнем, как кроты.
* * *
…значит, вскоре будет горе. Станем плакать.
Разведем беду руками. Обожжемся.
Под ногами искореженная слякоть
Обижает палый лист – багряно-желтый,
Он в грязи нелеп и жалок. Грай вороний
Пеплом рушится на голову. В овраге
Обезумевший ручей себя хоронит,
Захмелев от поминальной, смертной браги.
Значит, осень,– та, что ничего не значит,
Стертым грошиком забытая в кармане.
Если я еще не кончен – я не начат;
Если я не стану верить – не обманет.
ЦЫГАНОЧКА
…ай, мама!
Догорели, сизым пеплом стали угли; ночь в степи бредет неслышно, чабрецом, полынью пахнет. Ветер гривы заплетает жеребцам, уставшим за день, ветер меж шатров танцует, ай, чявалэ, пляшет ветер… Там, за далью, вторит эхо: пой, гитара! плачь, гитара! смейся! И звенят мониста, рассыпаясь по простору…
Нынче утром встанет солнце.
Нынче утром я не встану.
…ай, нож!
Синей стали. Кони встали вдоль клинка. Видно, в скачке подустали и застыли на века. Бликом возле острия отраженье: я? не я?! – и мерцают "я-не-я" те, далеко от рукояти.
По изгибу ножевому режет солнце по-живому.
…ай, пыль!
По дорогам, трактам, шляхам, под ногами, сапогами,– желтой змейкой, малым смерчем; под дождем назвавшись грязью, в летний зной назвавшись смертью, в зимний день назвавшись снегом, только эти все названья – ложь, обман, умов смущенье, ибо пыль осталась пылью, как судьба судьбой осталась, как жена со мной рассталась – пыль, сказала, ты дрянная! на зубах скрипишь паскудно!
Ай, ромалэ – одинок я!..
Пыль…
…ай, мама, грустно было, ай, тоска змеей по сердцу – ветром в поле, пылью в ветре, на заре лучом рассветным, я с тобой останусь, мама, я тоску заброшу в море!..
* * *
Мой бедный бес! Какие кружева
Плетет в аду твое воображенье,
Где грешников унылое движенье
Бессмысленно и скучно? Так слова
Теряют в мертвой хватке предложенья
Привычный облик, страсти и права.
И все таки – страдавшие блаженны.
Мой мудрый бес! Скучая у котла,
Где всей утехи – вилы да смола,
Ты создаешь миры без сковородок,
И каждый житель – чистый самородок,
И каждый вечер – свечи на балах.
И каждый день – морковь на огородах
Гораздо лучше, чем вчера была.
Мой странный бес! Ты изгибаешь хвост,
Который, как вопрос, мохнат и прост,
Ты сатане готов лизать копыта,
Но в тишине, забыв про график пыток,
Упрямо через пропасть строишь мост
Туда, где обреченность на попытку
Старается достичь колючих звезд.
Наивный бес! К чему? к чему? к чему?!
Прими, как данность, славную тюрьму,
Где ты – не заключенный, а тюремщик,
Где строго пополам: орел и решка,
Порок и наказанье, бес и грешник.
Бессмысленно кому-то одному
Желать на крест приколотить скворечник,
Чтоб искупить птенцами боль и тьму!
Мне кажется: вот-вот, и я пойму…
РОМАНС
Я Вам не снилась никогда.
Зачем же лгать? – я это знаю.
И с пониманием внимаю
Решенью Вашего суда.
О чувство ложного стыда! –
Тебя я стала ненавидеть,
Когда, боясь меня обидеть,
Вы вместо "нет" шептали "да".
Я Вам не снилась никогда.
Любовь? Я поднялась над нею.
Став и печальней, и сильнее,-
Но в этом лишь моя беда.
Рождая пламя изо льда,
Я жгла опоры сей юдоли,
Вы были для меня звездою –
Гори, сияй, моя звезда!
Проходят дни, пройдут года,
Я, может быть, Вас вспомню снова,
Но пусть звучит последним словом:
"Я Вам не снилась никогда!"
* * *
Избавь, Господь, от зависти,
Избавь от зависти,
Позволь в мечтах о завязи,
Весною зацвести,
Даруй восторг цветения
Над суетой земли,
Даруй покой растения
В предчувствии зимы.
* * *
САПОГИ
Любить не учился, и значит –
Любитель.
Профессионалом не стал.
Пошли мне, Всевышний, лесную обитель, –
От шума устал.
От воплей, от сплетен, от брани
И гимнов,
От окриков: "Нам по пути!"
О добрый Всевышний! Пошли сапоги мне –
Подальше уйти.
Хватают за полы, влекут
Из-за парты, –
И по полу, по полю: "Пли!.."
Господь, оглянись! Нам сапог бы две пары,
И вместе…
Пошли?
БОЛЕЗНЬ
Я болен.
Мой взгляд двуцветен.
Я верю в добро и зло.
Я знаю: виновен ветер,
Когда на ветке излом,
И если луна не светит,
То волку не повезло.
Но если душу – узлом,
Так только морским, поверьте.
Я болен.
Мой мир двумерен.
На плоскости жить сложней:
Прямая не лицемерит,
Но верит, что всех важней,
Когда нараспашку двери
И виден узор камней.
Попробуй поладить с ней,
Как ладят с тропою змеи.
Я болен.
Мой крик беззвучен.
Я тихо иду в ночи.
Колышется плач паучий,
Бесшумно журчат ключи,
Замки открывая лучше,
Чем золото и мечи,
И дремлют в овраге тучи.
Я болен.
Неизлечим.
ПРОРОЧЕСТВО
Н. Гумилеву
Седой колдун, мудрец, знаток проклятий странных,
Мне говорил: "Ты наш! Отмеченный клеймом,
Ты невредим пройдешь меж чудищ безымянных
И голову вовек не склонишь под ярмо
Насмешницы-судьбы, чей герб – ухмылка будней
На фоне кирпичей, щербатых и нагих.
Стальные на пути ты стопчешь сапоги,
Изменника простишь, любимую забудешь,
На троны возведешь, низвергнешь в бездну горя,
Надеждой одаришь, отняв последний грош,
Напомнишь тем, кто жив, что счастье – это ложь,
Усталость – это смерть, а горы – просто горы,
Безумен, одинок, днем слеп, во мраке зрячий,
Восторженной толпой растерзан на куски,
Ты дашь им яд в вине. И белые виски,
И отрешенный взор, и вой в ночи собачий,
И песня вдалеке, и демоны дороги,
Чей зов опасен всем, а проклятым – вдвойне,
Тебя найдут в любой забытой стороне,
Толкнув ладонью в грудь, огнем ударив в ноги,
Покой забрав, взамен дав счастье и беду!"
И я кивал: "О да! Я проклят! Я иду…"
* * *
Я – эхо чужого смеха,
Я – эхо чужого плача,
Я – эхо, смешное эхо,
Я сам ничего не значу.
Сомкнутся слепые веки,
Черты заострятся строго,
Уйдете во тьму навеки –
Останусь молчать до срока…
БЛАГОДАРНОСТЬ
Благодарю тебя, судьба,
За неприкаянность и кротость,
За предоставленную пропасть –
Рай для строптивого раба,
Благодарю, суровый рок,
За мудрость тайного урока,
За то, что каждая дорога
Рекой впадает в мой порог,
Прими, Фортуна, мой поклон
За слепоту немого взора
И за январские узоры,
Что ночью пали на стекло,
Спасибо, Фатум, за обман
И за случайность поворота,
Где трижды новые ворота
Нас в сотый раз сведут с ума.
Ананке! Вечный твой должник,
Кричу нелепое спасибо
За неприкаянность Мессии
И за укатанность лыжни –
Спасибо тысяче имен,
Укрывших от людского глаза
Возможность навсегда и сразу
Понять, что слаб и неумён…
МЕДЛЕННОЕ ЛЕТО
Не изменю июльской ночи,
Глухой тоске не изменю,
Над старой липою хохочет
Луна – кокетка-инженю.
Она, плутовка, сыплет пудрой,
Безумным вальсом кружит сны,
Ей все равно, что будет утро,
Где не останется луны.
Укутана мантильей черной,
Сестра, насмешница, луна,
Ты никому не подотчетна
И ни в кого не влюблена.
* * *
Разбиты стекла в нашем витраже
И не помогут жалобные речи.
Пора учиться тверже быть и резче,
Пора учиться говорить:
– До встречи!
И знать, что мы не встретимся уже.
* * *
Так и живем. То платим, то не платим
За все, что получаем от судьбы,
И в рубище безмолвные рабы,
И короли, рабы в парчовом платье,
Так и живем, не слыша зов трубы.
Мы не хотим, не можем и не знаем,
Что дальше, что потом, что за углом,
Мы разучились рваться напролом,
А тот, кто мог – он быстро забывает
И прячет взгляд за дымчатым стеклом.
Все, как один – воспитанны, одеты
И даже (что греха таить?) умны,
Мы верим Фрейду и не верим в сны,
Какие-то в нас струны не задеты,
А в детях уже нет такой струны.
Глухой тоске не изменю,
Над старой липою хохочет
Луна – кокетка-инженю.
Она, плутовка, сыплет пудрой,
Безумным вальсом кружит сны,
Ей все равно, что будет утро,
Где не останется луны.
Укутана мантильей черной,
Сестра, насмешница, луна,
Ты никому не подотчетна
И ни в кого не влюблена.
* * *
Разбиты стекла в нашем витраже
И не помогут жалобные речи.
Пора учиться тверже быть и резче,
Пора учиться говорить:
– До встречи!
И знать, что мы не встретимся уже.
* * *
Так и живем. То платим, то не платим
За все, что получаем от судьбы,
И в рубище безмолвные рабы,
И короли, рабы в парчовом платье,
Так и живем, не слыша зов трубы.
Мы не хотим, не можем и не знаем,
Что дальше, что потом, что за углом,
Мы разучились рваться напролом,
А тот, кто мог – он быстро забывает
И прячет взгляд за дымчатым стеклом.
Все, как один – воспитанны, одеты
И даже (что греха таить?) умны,
Мы верим Фрейду и не верим в сны,
Какие-то в нас струны не задеты,
А в детях уже нет такой струны.
МОЙ МИР – ТЕАТР
ЗА КУЛИСАМИ
От пьесы огрызочка куцего
Достаточно нам для печали,
Когда убивают Меркуцио –
То все еще только в начале.
Неведомы замыслы гения,
Ни взгляды, ни мысли, ни вкус его –
Как долго еще до трагедии,
Когда убивают Меркуцио.
Нам много на головы свалится,
Уйдем с потрясенными лицами…
А первая смерть забывается
И тихо стоит за кулисами.
…У черного входа на улице
Судачат о жизни и бабах
Убитый Тибальдом Меркуцио
С убитым Ромео Тибальдом.
Достаточно нам для печали,
Когда убивают Меркуцио –
То все еще только в начале.
Неведомы замыслы гения,
Ни взгляды, ни мысли, ни вкус его –
Как долго еще до трагедии,
Когда убивают Меркуцио.
Нам много на головы свалится,
Уйдем с потрясенными лицами…
А первая смерть забывается
И тихо стоит за кулисами.
…У черного входа на улице
Судачат о жизни и бабах
Убитый Тибальдом Меркуцио
С убитым Ромео Тибальдом.
ПОСЛЕДНИЙ СПЕКТАКЛЬ
Финальному бою Гамлета – В. Высоцкого
…Он умирал, безумец Девона. Наивный, гордый, слабый человек с насмешливыми строгими глазами – и шесть часов перебирал в горсти крупицы, крохи Времени, слова, стеклянные и хрупкие игрушки, боль, гнев и смех, и судороги в горле, всю ржавчину расколотого века, все перья из распоротой души, все тернии кровавого венка, и боль, и плач, и судороги в горле… Он умирал. Он уходил домой. И мешковина становилась небом, и бархатом – давно облезший плюш, и жизнью – смерть, и смертью – труп с косою, и факелы – багровостью заката; он умирал – и шелестящий снег, летящие бескрылые страницы с разрушенного ветхого балкона сугробами ложились на помост, заваливая ночь и человека, смывая имя, знаки и слова, пока не оставался человек – и больше ничего. Он умирал. И Истина молчала за спиною, и Дух, и Плоть, и судороги в горле…
…Он умирал, безумец Девона. Они стояли. И они смотрели. И час, и два, и пять, и шесть часов они стояли – и молчала площадь, дыша одним дыханьем, умирая единой смертью; с ним – наедине. Наедине с растерзанной судьбой, наедине с вопросом без ответа, наедине – убийцы, воры, шлюхи, солдаты, оружейники, ткачи, и пыль, и швы распоротого неба, и боль, и смех, и судороги в горле, и все, кто рядом… Долгих шесть часов никто не умер в дреме переулков, никто не выл от холода клинка, никто не зажимал ладонью раны, никто, никто,– он умирал один. И этот вопль вселенского исхода ложился на последние весы, и смерть, и смех, и судороги в горле…
…Он умирал, безумец Девона. Все было бы банальнее и проще, когда бы он мог дать себе расчет простым кинжалом… Только он – не мог. Помост, подмостки, лестница пророков, ведущая в глухие облака, дощатый щит, цедящий кровь по капле, цедящий жизнь, мгновения, слова – помост, подмостки, судороги в горле, последняя и страшная игра с безглазою судьбою в кошки-мышки, игра, исход… Нам, трепетным и бледным, когда б он мог (но смерть, свирепый сторож, хватает быстро), о, он рассказал бы, он рассказал… Но дальше – тишина.
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
Я умер где-то. Где – не знаю.
Мне точность места не важна.
И смерть была со мной нежна,
Как мать родная.
Я умер как-то. Как – не помню.
Возможно, со свинцом в груди.
Осталась ива впереди
И речки пойма.
Но, генералом иль солдатом,
Под солнцем или при свечах,
Не стану лгать: "Я пал когда-то".
Всегда.
Сейчас.
Мне точность места не важна.
И смерть была со мной нежна,
Как мать родная.
Я умер как-то. Как – не помню.
Возможно, со свинцом в груди.
Осталась ива впереди
И речки пойма.
Но, генералом иль солдатом,
Под солнцем или при свечах,
Не стану лгать: "Я пал когда-то".
Всегда.
Сейчас.
ИЗ ПОДСЛУШАННОГО
…Вот это, мол, гений!
Из нашего теста!
Вот это, мол, светоч,
Костер среди тьмы!
А рвань – это вызов!
А пил – в знак протеста!
А то, что развратник –
Не больше, чем мы!
Из нашего теста!
Вот это, мол, светоч,
Костер среди тьмы!
А рвань – это вызов!
А пил – в знак протеста!
А то, что развратник –
Не больше, чем мы!
МОНОЛОГ
Разрешите прикурить?
Извините, не курю.
Что об этом говорить –
Даже я не говорю.
А ведь так хотелось жить,
Даже если вдруг бросали,
Даже если не спасали,
Все равно хотелось жить,
Все равно хотелось драться
За глоток, за каждый шаг…
Если в сути разобраться –
Жизнь отменно хороша.
Разрешите прикурить?
Извините, докурил.
Если б можно повторить,
Я бы снова повторил.
Я бы начал все сначала,
Я бы снова повторил,
Чтобы жизнь опять помчала
По ступенькам без перил,
Снова падать, подниматься,
От ударов чуть дыша…
Если в сути разобраться –
Жизнь отменно хороша.
* * *
…вновь перечитать – как в экипаже
Покатить назад, а не вперед.
Маршала заметить в юном паже,
Время раскрутить наоборот,
И себя увидеть в персонаже,
Зная, что чуть позже он умрет.
Извините, не курю.
Что об этом говорить –
Даже я не говорю.
А ведь так хотелось жить,
Даже если вдруг бросали,
Даже если не спасали,
Все равно хотелось жить,
Все равно хотелось драться
За глоток, за каждый шаг…
Если в сути разобраться –
Жизнь отменно хороша.
Разрешите прикурить?
Извините, докурил.
Если б можно повторить,
Я бы снова повторил.
Я бы начал все сначала,
Я бы снова повторил,
Чтобы жизнь опять помчала
По ступенькам без перил,
Снова падать, подниматься,
От ударов чуть дыша…
Если в сути разобраться –
Жизнь отменно хороша.
* * *
…вновь перечитать – как в экипаже
Покатить назад, а не вперед.
Маршала заметить в юном паже,
Время раскрутить наоборот,
И себя увидеть в персонаже,
Зная, что чуть позже он умрет.
ОН
…отдавал себе отчет
И в словах и в поведенье,
Но взаймы ни Бог, ни черт
Не давал ни разу денег,
Переигрывал судьбу,
Мог любить и ненавидеть,
В белых тапочках в гробу
Никого не тщился видеть,
Мог играть и без струны –
Дескать, вывезет кривая –
И терпеть не мог войны,
Потому что убивают.
…отдавал себе отчет
В сроках жизни и дистанций,
Выпал нечет или чет –
Все равно. Он отчитался.
И в словах и в поведенье,
Но взаймы ни Бог, ни черт
Не давал ни разу денег,
Переигрывал судьбу,
Мог любить и ненавидеть,
В белых тапочках в гробу
Никого не тщился видеть,
Мог играть и без струны –
Дескать, вывезет кривая –
И терпеть не мог войны,
Потому что убивают.
…отдавал себе отчет
В сроках жизни и дистанций,
Выпал нечет или чет –
Все равно. Он отчитался.
ПРЕЛЮДИЯ
(к спектаклю "Когда фея не любит)
На кресле вздрогнет старый плед
И кресло накренится,
И лунный свет, как чей-то след,
Пройдется по странице,
Скользнет к чернильнице перо,
Луна отбросит маску,
Перешагнув через порог,
Заглянет в гости сказка.
Она присядет у огня,
Потянется за чаем,
Она начнет просить меня
Придумать ей начало,
Возьмет в шкафу ее рука
Пылившиеся краски
И ляжет первая строка:
"Так начиналась сказка…"
О ВОЛШЕБНИКАХ
(вспоминая премьеру спектакля "Обыкновенное чудо")
Довелось волшебнику
Думать по учебнику,
Скалы не разбрасывать,
Львов не усмирять,
Вовсе не волшебные
Принимать решения
И в спокойной гавани
Встать на якоря.
А хочется повыше, ну чуть-чуть повыше,
А хочется подальше, ну чуть-чуть подальше,
Ах, как же это вышло, как же это вышло?
Ведь мы такого и не ожидали даже…
Довелось могучему
Мелочи вымучивать,
Довелось великому
Делать ерунду.
Королей и Золушку
Отложить на полочку
И у дачи с садиком
Жить на поводу.
И лишь в глазах на сто замков закрыта молодость,
Но что такое сто замков для этой молнии?
И вроде бы прошла гроза, и небо ясное,
И только прежние глаза взрывоопасные…
БУХАРА ФИЛЬТРУЕТ БАЗАР
(после премьеры спектакля "Султан с аукциона")
– Халат, чалма, под чалмою брит –
Это называется "восточный колорит"!
– К шайтану колорит! Душа горит!
– Вай, люди! Что он говорит?!
– Чай-хана! Кофе-хана!
– Что пить правоверному, кроме вина?!
– На!
– А зачем настроили столько плах?
Вах!.. о Аллах!..
– А иранский падишах,
Пьяный, ходит на ушах!
Заявляет сотня жен:
"Он морально разложен!"
– Читайте газету "Бухарское время"!
Пойдет репортаж о эмирском гареме:
Долой привилегии, бани и лютни,
Даешь хозрасчет, отпуска и валюту!
НАИВНЫЙ МОНОЛОГ
Нравы низко пали.
Искренность в опале.
Стрельнули.
Попали.
Закопали.
И никто не вспомнил о покойной.
Мог любимый город спать спокойно,
Вот и спали…
* * *
Во дни сомненья,
В часы раздумья,
К чему рулады
Лже-соловья?
Прощай, дуэнья,
Прости, колдунья,
Моя вторая, –
Не первая.
В ночь перволунья
И в день затменья –
Дыра в кармане,
В руке – змея.
Прости, колдунья,
Прощай, дуэнья,
Моя вторая, –
Не первая.
Исчезну тенью,
Свечу задую,
Как воск нагретый,
Растаю я.
Прощай, дуэнья,
Прости, колдунья,
Моя вторая, –
Не первая.
Искренность в опале.
Стрельнули.
Попали.
Закопали.
И никто не вспомнил о покойной.
Мог любимый город спать спокойно,
Вот и спали…
* * *
Во дни сомненья,
В часы раздумья,
К чему рулады
Лже-соловья?
Прощай, дуэнья,
Прости, колдунья,
Моя вторая, –
Не первая.
В ночь перволунья
И в день затменья –
Дыра в кармане,
В руке – змея.
Прости, колдунья,
Прощай, дуэнья,
Моя вторая, –
Не первая.
Исчезну тенью,
Свечу задую,
Как воск нагретый,
Растаю я.
Прощай, дуэнья,
Прости, колдунья,
Моя вторая, –
Не первая.
РОК-Н-РОЛЛ ЧУДО-ЮДОВОЙ СВИТЫ (1983 г.)
(к спектаклю по пьесе В. Коростылева "Король Пиф-Паф, но не в этом дело…")
Правой веткой тонкий стан
Обовью,
По-заморски вам шепну:
"Ай лав ю!"
Ах, какой начнется пе-
Реполох –
В диск-жокеи метит черт-
Ополох!
Я очень невоспитан и по праздникам пьян,
На море-окияне я как остров Буян –
На море-окияне
Я сутками буяню,
В моем образовании допущен изъян!