Теперь он отцепил небольшую упаковку от рюкзака, достал из нее инструменты. Он встал на одну из лап передней вилки ногой, подхватил колесо, напряг спину и начал тянуть свободной рукой другую лапу вилки, пока не почувствовал, что она поддается. И тогда он высвободил колесо. Теперь оставалось лишь выпрямить переднюю вилку. Он приподнял мотоцикл за передок и наполовину протащил, наполовину докатил его до пары крупных валунов, которые лежали рядом друг с другом. Если изловчиться засунуть деформированную вилку в дыру между валунами и приложить нужные усилия в нужном направлении... Он приподнял мотоцикл, установил в нужную позицию вилку, начал прикидывать, в какую сторону его разворачивать, — и застыл. Он перестал не только задыхаться от усилий, но и вообще перестал дышать. Что за чертовщина? Вотский подбежал к автомату, схватил его, поставил на боевой взвод и начал дико озираться. Никого и ничего. Но он явно что-то слышал. Он мог поклясться в том, что что-то слышал. Он неуверенно пошел назад к мотоциклу и...
   Вот опять! Кожа огромного русского покрылась пупырышками. Да что же это такое... Какой-то слабенький звук? Какой-то звонкий металлический голосок? Крик о помощи? Он вновь стал вслушиваться и снова услышал тот же самый звук. Но это был не шепот, а просто тихий, доносящийся откуда-то издалека голос. Человеческий голос — и исходил он из одной из этих гигантских “червоточин”.
   Это было еще не все — Вотский узнал этот голос. Голос Зек Фонер, бездыханный и тем не менее полный отчаянной надежды, готовый общаться с кем-нибудь, с кем угодно, кто относится к роду человеческому в этом совершенно чужом мире.
   Он лег на живот рядом с дырой и заглянул в нее. Гладкая шахта была идеально круглого сечения, примерно трех футов в диаметре, она резко сворачивала внизу к погруженному в почву основанию сферы, которого было не видно. Но как раз там, где шахта исчезала из виду... там лежала маленькая радиостанция, точно такая же, как та, что была, у Вотского в кармане!
   Очевидно, она принадлежала Симмонсу и он выбросил ее. Каждый раз, когда раздавался голос Фонер, на контрольной панели загорался маленький огонек. Этот огонек предупреждал о том, что в эфире есть сообщение, и советовал владельцу увеличить громкость.
   — Алло! — вновь послышался голос Зек Фонер. — Алло! Ну пожалуйста, ответьте! Есть здесь кто-нибудь? Я слышала ваш вызов, но... я спала! Я думала, что это мне снится! Пожалуйста, пожалуйста, если здесь есть кто-нибудь живой, скажите, кто вы! И где вы находитесь? Алло! Алло!
   — Зек Фонер! — вздохнул Вотский, облизывая губы и представляя ее. Да, теперь это другая женщина, не та сучка с острым язычком, которая отвергла все его авансы в Печорске! Этот мир поработал над ней. Он изменил ее. Теперь она страстно нуждалась в обществе. В любом!
   Вотский достал свою радиостанцию, включил ее и выдвинул телескопическую антенну. Здесь было предусмотрено лишь два канала связи. Он начал попеременно передавать на обоих из них следующее сообщение:
   — Зек Фонер, говорит Карл Вотский. Я уверен, что ты помнишь меня. Нам удалось найти способ нейтрализации одностороннего эффекта Врат. Меня послали сюда для того, чтобы я отыскал всех, кто выжил в ходе проводившихся экспериментов, и доставил их обратно. Отыщи меня, Зек, и ты отыщешь свой путь домой. Ты меня слышишь?
   Как только он закончил говорить, красный огонек приемника начал отчаянно мигать. Она что-то отвечала, но он не слышал ее. Он включил звук полностью, но услышал лишь треск атмосферных помех. Он встряхнул радиостанцию, а потом стал осматривать ее. Пластиковый корпус был покрыт трещинами, а миниатюрная панель управления наверху была сильно вдавлена. Наверняка она пострадала, когда он упал с мотоцикла. Кроме того, близость к выброшенной Симмонсом радиостанции тоже могла ухудшать условия приема.
   — Дерьмо! — прошипел он сквозь стиснутые зубы.
   Он отложил сломанную радиостанцию в сторону и опустил голову и одну руку по самое плечо в подземный канал. Он зацепился за его край другой, свободной рукой, а ступню ноги закинул за тяжелый камень. А дальше он тянулся все ниже и ниже, протягивая свои пальцы к paдиостанции Симмонса. Ее антенна была полностью выдвинута, образуя округлую гибкую полупетлю из телескопических секций, которые каким-то образом уперлись в стенки шахты так, что радио не провалилось дальше. Вотский до предела вытянул пальцы, коснулся антенны — и она распрямилась!
   Проклятье! Теперь радиостанция с грохотом свалилась куда-то ниже, совершенно пропав из виду.
   Вотский поспешно выбрался из дыры и вскочил на ноги. Черт возьми, это называется невезение! Он вновь подобрал свою радиостанцию и произнес:
   — Зек, я тебя не слышу. Я знаю, что ты находишься где-то здесь и, вероятно, слышишь меня, но я не могу принять твои сигналы. Если ты слышишь это сообщение, вернее всего, ты захочешь найти меня. В данный момент я нахожусь возле сферы, но не собираюсь оставаться здесь. В любом случае я буду стараться искать тебя, Зек. Похоже, что я являюсь твоей единственной надеждой. Как тебе это нравится в качестве сюжета для романа?
   Красный огонек приемника вновь начал мигать, но это не были осмысленные сигналы азбуки Морзе. Он не мог сказать, умоляет она найти ее или с воплями бросает проклятия. Но рано или поздно ей придется поискать его. Он солгал, что является ее единственным шансом, но она, конечно, не знает об этом. Она может что-то подозревать, но, тем не менее, не может позволить себе игнорировать его.
   Вотский усмехнулся, хотя довольно нервной усмешкой. По крайней мере, в этом проклятом мире есть одна вещь, которая его устроит. Она его обязательно устроит. Продолжая усмехаться, он выключил радио...

Глава 10
Зек

   Через два часа после выхода из сферы — два часа, проведенных в одиночестве, под аккомпанемент собственного постанывания и покрякивания — Джаз Симмонс решил сделать первый настоящий привал, расположившись для этого на огромном валуне, откуда хорошо просматривалась окружающая территория. Он достал из упаковки пару сухих галет и кубики твердого шоколада, который нужно было не жевать, а сосать. Запив все это добрым глотком воды, он был готов продолжить свой путь. Но теперь, пока его внешне немного нескладное, но могучее тело отдыхало, можно было немного осмотреться и обдумать свое положение.
   "Свое положение!” Смеху подобно! Ясно, что положение у него было незавидное: один, в незнакомом мире, с запасом пищи на неделю, с количеством оружия, достаточным для того, чтобы начать третью мировую войну, но пока без целей, по которым стоило бы пострелять или полить их из огнемета! Не то, чтобы он жаловался на это. Просто все время появлялась мысль: а где же они? Где, черт возьми, эти аборигены? А когда он наконец найдет их, — или они найдут его, — как все обернется? Это, конечно, если предполагать, что есть здесь и какие-то существа, отличающиеся от тех, с которыми он уже был знаком. Хотелось, во всяком случае, надеяться на это.
   Похоже, эти его размышления нашли отклик у высших сил. Произошло сразу два события: во-первых, над вершинами перевала показался яркий краешек полумесяца, восходящего на западе и подкрасившего четверть небосвода в цвет индиго с золотистым оттенком; и во-вторых... во-вторых, послышался отдаленный, почти мучительный вой, взлетающий, похоже, к самой луне и вновь отражающийся от нее, — вой, печально разносящийся вдоль ущелья и вдаль — в бесконечность.
   Этот вой нельзя было ни с чем перепутать — волки! И тут же Джаз вспомнил рассказы о Контакте Два. Тот волк был жалким, полуслепым, безопасным. Эти — нет. Тот, кто мог издавать такой могучий вой, наверняка отличался отменным здоровьем. Причем ему, Джазу, это не сулило ничего доброго!
   Джаз покончил с едой, еще раз промыл глотку от липкого шоколада, надел рюкзак и слез со своего валуна. Пора было продолжать путь. Но... он приостановился, а затем застыл на месте, глядя прямо вперед и вверх... вверх!
   До этого свет едва мерцавшего солнца, пусть неуверенно, но все же освещал стены каньона. Глазам Джаза они представлялись неким темным неопределенным обрамлением, в то время как главная картина располагалась впереди. Картину эту представлял собой своего рода горизонт, то есть гребень перевала и тонкая дуга яркого света позади, которая, как отмечал Джаз, постепенно передвигалась с запада к востоку и теперь уже находилась на самом краю поля зрения.
   Когда на протяжении последних двух-трех миль он на момент отворачивал взгляд от солнца, чтобы посмотреть по сторонам или вверх, глаза его, приспосабливаясь к измененным условиям освещенности — глаза, в принципе способные видеть в темноте, — замечали вершины гор, покрытые серебряными шапками снега. Хотя в общем-то времени разглядывать пейзажи у него не было. В основном его внимание было приковано к несуществующей дороге, то есть к выбору пути, ведущему вперед сквозь валуны и каменные завалы. В принципе, пока он шел, ему и не приходило в голову, что эта воображаемая дорога существует и на самом деле. В своем родном мире он попросту ожидал бы наличия какой-нибудь дороги, в этом же — наличие ее ускользало от его внимания. До сих пор.
   Но теперь путь стал значительно прямее. Там, у входа в ущелье, двумя часами ранее, расстояние между склонами составляло более мили, возможно, и полторы мили, а теперь сузилось чуть ли не до двухсот ярдов, превратившись в узкую горловину — ровную дорогу, идущую меж стен ущелья. Вершина перевала, насколько он? мог судить, находилась всего в четверти мили, и наконец добравшись до нее, он смог взглянуть на солнечную сторону мира по ту сторону горной цепи.
   Он застыл от неожиданности, увидев следующее.
   Луна, быстро восходя над западной частью горной цепи, теперь освещала своим серебристым с желтоватым оттенком светом восточную стену. Джаз находился неподалеку от нее, так что и до этого отмечал неотчетливый черный силуэт чего-то вроде башни, нависавшей сверху. Но сейчас это был уже не просто силуэт, не какое-то узкое горное образование из черной породы, устремленное вверх — этот могучий утес, возвышавшийся над каньоном, принял ныне совершенно иной вид.
   Сейчас Джаз отчетливо видел при ярком лунном свете не что иное, как замок, построенный на головокружительной высоте! Да, замок, и в данном случае и речи не могло быть о каком-то оптическом обмане. Там, где когда-то поверхность утеса пересекала горизонтальная полка, теперь возвышались стены крепости, фантастическим образом сливающиеся вверху с естественным горным массивом. Замок, форпост, охраняющий вход в ущелье. И Джаз не сомневался с самого начала в его назначении — охрана ущелья!
   Высоко задрав голову, он смотрел на освещенное луной суровое, мрачное, бездушное здание явно военного назначения. Тут были и стены с массивными зубцами и зияющими амбразурами, и башни разной величины, поддерживаемые каменными кронштейнами, опоясанные боевыми террасами. Каменные арки, поднимаясь ступенями, соединяли разные части сооружения, которые в противном случае были бы изолированы друг от друга, и в этих местах естественная фактура камня была изменена обтесыванием и выровнена. Разные вертикальные уровни соединялись каменными лестницами, глубоко выбитыми в монолитных скалах; в подсвеченном желтоватым светом камне зияли дыры окон, которые, как казалось, сурово глядели на Джаза, спрятавшегося в тени и с удивлением смотревшего на невиданное сооружение.
   Оно начиналось где-то футах в пятидесяти от основания утеса, на полпути к одинокому, отчетливо прорисовывающемуся пику. В провале между утесом и строением были видны каменные ступени, поднимающиеся зигзагом к жерлу куполообразной пещеры; судя по числу проходов, ведущих от пещеры к самому замку, внутри она была тоже солидных размеров. Еще выше начинались сами фортификационные сооружения, бегущие по периметру утеса, как какие-то странные водоросли, соединяя возведенные природой бастионы с менее значительными по размерам, но более целесообразно устроенными усилиями... людей? 06 этом можно было только гадать. Однако кто бы ни построил это невероятное сооружение, сейчас оно пустовало. Ни на лестницах, ни на дорожках крепостных стен не было видно фигур; окна, балконы и башни не были освещены; не поднимался дым из высоких каминных труб, выложенных по поверхности утеса. Это место опустело — вернее всего. Последняя оговорка объяснялась тем, что Джаз был почему-то уверен, что чьи-то глаза следят за ним, изучая его, точно так, как он сам, затаив дыхание, изучает этот замок-утес.
   Нижняя часть площадки, где он находился, поблизости от стены каньона, была все еще затенена, причем по мере того, как луна поднималась, полоса тени становилась все уже. Джаз был доволен тем, что луна светит гак ярко, потому что солнце теперь явно садилось. Когда он пересечет седловину, возможно, ему и удастся немножко полюбоваться солнцем, погреться часок-другой в его туманном свете; но здесь, у подножья огромного мрачного замка, луна его более чем устраивала. Он быстро двинулся вперед, петляя, стараясь укрыться от воображаемых (?) глаз, по возможности держась в тени скал и пересекая освещенные места бегом. Наконец он добрался до основания сильно выветренной скалы, несколько отделявшейся от утеса. Или, точнее, он добрался до огромной стены, окружавшей это основание.
   Стена состояла из массивных каменных блоков, была около двенадцати футов высотой, и по верхнему краю ее шли зубцы и амбразуры; амбразуры для использования ручного огня представляли собой разинутые пасти драконов. Однако эти вытесанные из камня драконы не были похожи на своих земных собратьев. Джаз быстро, бесшумно обошел стены, подошел к воротам, сделанным из гигантских брусьев, скрепленных железными полосами, на которых был нарисован жутковатый герб: вновь дракон, но с мордой и крыльями летучей мыши и туловищем волка. Более всего он напоминал вырвавшееся из этого мира и сидящее в заточении стеклянного контейнера существо в Печорске. Однако изображение дракона было разделено пополам темной полосой, через которую просматривался внутренний двор — огромные ворота были слегка приоткрыты внутрь, как бы приглашая войти. Если это и было приглашением, Джаз проигнорировал его. Он поспешил вперед, в направлении исчезающего солнца, желая лишь как можно дальше отойти от этого места, пока хватает освещения для быстрого передвижения.
   Спустя несколько минут он стал дышать спокойнее, достиг седловины и тут же окунулся в теплый, хотя и слабый, свет солнца. Прикрыв ладонью глаза, не сразу приспособившиеся к смене освещения, он обернулся, чтобы поглядеть назад. В четверти мили от него замок снова слился с утесом, который служил ему основанием. Джаз прекрасно знал, что замок находится там, поскольку сам видел его и даже прикасался к его строениям, однако камень есть камень, и отсюда замок уже можно было принять за причудливое нагромождение камней. Только сейчас Джаз понял, какое облегчение он испытывает от того, что сумел безопасно пройти мимо того места. Возможно, там не было никого. В конце концов, пусть даже там не было никого — тем не менее, он чувствовал огромное облегчение.
   Он сделал глубокий вдох, протяжный выдох... и совершил резкий прыжок в сторону!
   Что-то двигалось неподалеку в тени темной кучи валунов слева от него, и холодный женский голос произнес по-русски:
   — Ну, Карл Вотский, выбирай сам: говори правду или умирай, прямо здесь и прямо сейчас!
   Джаз держал указательный палец на спусковом крючке автомата еще с того момента, как заметил замок. Еще до того, как эта женщина произнесла первое слово, он успел развернуться и прицелиться в тьму, где она пряталась. Она могла бы быть уже мертвой — она уже была бы мертвой, если бы оружие находилось на боевом взводе! Джаз был доволен, что этого не случилось. Иногда с такой реакцией и точностью стрельбы неплохо немножко подстраховаться. В данном случае он подстраховался тем, что оставил автомат на предохранителе. Хорошая практика для его нервов — вот и все. Стрельба по теням — верный признак того, что человек ломается.
   — Послушайте, леди, — сказал он напряженным голосом, — вас зовут Зек Фонер? Так вот, я — не Карл Вотский. Если бы я был Карлом, вы, вероятно, сейчас были бы уже на пути в рай, какой уж он ни есть в этом мире!
   Из тьмы на Джаза смотрели глаза, но это были не женские глаза. Они были треугольными и желтыми. И располагались слишком близко к земле. Из потемок осторожно появился серый огромный, по виду изголодавшийся волк, меж клыков вываливался красный язык, почти в полтора дюйма длиной. Вот теперь Джаз снял оружие с предохранителя. При этом раздался типичный пружинистый щелчок.
   — Постоите! — вновь раздался голос женщины. — Он — мой друг. И до сих пор, а возможно, и навсегда — мой единственный друг.
   Захрустели камни, и она тоже вышла из тени. Волк подошел к ней, держась справа и чуть сзади. У нее был точно такой же автомат, как у Джаза, и она целилась из него дрожащими руками.
   — Я повторю еще раз, — сказал он, — на случай, если вы меня не расслышали: я не являюсь Карлом Вотским. — Автомат продолжал ходить в ее руках из стороны в сторону. Джаз, приглядевшись к ней, сказал; — Черт побери, пожалуй, вы в любом случае промахнетесь.
   — Вы тот человек, который говорил по радио? — спросила она. — До Вотского? Я... Я теперь узнаю ваш голос.
   — Как-как? — потом до Джаза дошло. — Ну да, это был я. Я хотел хорошенько разозлить майора, но сомневаюсь в том, что он слышал меня. Именно майор Хув послал меня через эти Врата точно таким же образом, как он послал вас. Только мне он не счел нужным даже лгать. Меня зовут Майкл Джаз Симмонс, я — агент британской спецслужбы. Я не знаю, как вы относитесь к этому факту, но, судя по всему, мы находимся в одной и той же лодке. Вы можете называть меня просто Джаз — так меня называют все мои друзья, а кроме того... не будете ли вы добры перестать целиться в меня?
   Она разрыдалась и, задыхаясь, бросилась в его объятия. Он чувствовал, что она пыталась сдержаться, но не смогла.
   Ее автомат зазвенел о камни, а ее руки сомкнулись вокруг его шеи.
   — Англичанин? — плача, проговорила она куда-то ему в плечо. — Мне было бы наплевать, будь ты хоть японцем, африканцем или арабом! А мой автомат... его заклинило. Уже несколько дней назад. Да и в любом случае у меня нет патронов. Если бы он был исправен и если бы у меня был патрон, я, вернее всего, уже застрелилась бы. Я... я...
   — Спокойней, спокойней! — сказал Джаз.
   — За мной гоняются эти со Светлой стороны, — продолжала она рыдать, — чтобы отдать меня Вамфири, а Вотский сказал, что есть способ вернуться домой и...
   — Что он сказал? — Джаз обнял ее покрепче. — Вы говорили с Вотским? Невероятно... — и он оборвал себя. Из верхнего кармана ее комбинезона торчала радиоантенна. — Вотский лжец, — продолжал он. — Забудь об этом! Пути назад не существует. Он попросту нуждается в компании, вот и все.
   — О Господи! — ее пальцы впились в его плечи. — О Господи!
   Джаз, продолжая крепко обнимать ее, прижал к себе ее голову и ощутил на своей шее горячие слезы. Он чувствовал и ее запах — и благоухала она не розами. Это был запах пота, страха и, естественно, немалого количества грязи. Слегка отстранив ее от себя, он взглянул ей в лицо. Даже в этом неверном освещении она прекрасно выглядела. Несколько изможденная, но с приятной внешностью, и выглядела она очень по-человечески. Ей было бы трудно понять это, но он радовался их встрече не меньше, чем она.
   — Зек, — сказал он, — может быть, мы подыщем где-нибудь хорошее безопасное местечко, где можно поговорить и обменяться сведениями, а? Я думаю, что благодаря тебе смогу сэкономить массу времени и усилий.
   — Здесь есть пещера, где я отдыхаю, — ответила она, тяжело дыша. — Это около восьми миль в обратную сторону. Я спала, когда услышала по радио твой голос. Я и решила, что все это мне снится. К тому времени, когда я поняла, что это происходит наяву, было уже поздно. Ты в эфире больше не появлялся. Тогда я направилась к сфере, потому что все равно собиралась туда. И примерно каждые десять минут я давала в эфир вызов. А потом я услышала Вотского... — она слегка передернула плечами.
   — Ладно, — быстро проговорил Джаз, — теперь уже все в порядке, по крайней мере настолько, насколько вообще может быть. Ты мне расскажешь обо всем подробно по пути к этой твоей пещере, хорошо? — Он нагнулся, чтобы поднять ее автомат, и тогда огромный волк приготовился к прыжку, оскалил зубы и предупреждающе зарычал.
   Она довольно небрежно погладила зверя по огромной голове, к которой плотно прилегали уши, и сказала:
   — Все в порядке, Вольф, это друг.
   — Вольф? — Джаз, хотя и несколько натянуто, улыбнулся. — Оригинальное имя!
   — Его подарил мне Лардис, — сказала она. — Лардис — это вожак группы Странников. Со Светлой стороны, конечно. Вольф должен был защищать меня, что он и делал. Мы очень быстро подружились, но на домашнее животное он мало похож. Слишком уж в нем много дикого. Воспринимай его дружелюбно, как большую собаку — только на самом деле воспринимай дружелюбно — и у тебя не будет никаких неприятностей с ним.
   Она повернулась и стала показывать дорогу вниз по ущелью в направлении к туманному диску солнца, висевшего, казалось, неподвижно на юге.
   — Это теория или факт? — спросил ее Джаз. — Я имею в виду то, что касается Вольфа.
   — Это факт, — просто ответила она. Потом так же неожиданно, как тронулась в путь, она остановилась и схватила его за руку. — А ты уверен, что мы не можем пробраться назад через сферу? — В ее голосе явно звучала нотка мольбы.
   — Я уже сказал, — начал Джаз, пытаясь как-то смягчить удар, — что Вотский, помимо всего прочего, к тому же и лгун. Неужели ты думаешь, что он оставался бы здесь, если бы знал, как отсюда выбраться? Когда они толкнули меня во Врата, я утащил за собой Вотского. Это и есть та единственная причина, по которой он здесь находится. Я решил: то, что достаточно плохо для меня, достаточно хорошо для него! Этот майор и Вотский — это люди... Трудно подобрать слово, не прибегая к оскорбительному лексикону.
   — А ты прибегни, — посоветовала она раздраженно. — Они ублюдки!
   — Скажи мне, — попросил Джаз, последовав за ней, — а зачем ты вообще направлялась к этой сфере?
   Она бросила на него мимолетный взгляд.
   — Когда ты пробудешь здесь столько, сколько пробыла я, ты не станешь задавать такие вопросы. Я пришла сюда этим путем, и там находятся единственные известные мне Врата. Мне постоянно снится, будто я сумела выйти отсюда через них. Я просыпаюсь в надежде на то, что что-то изменилось, что полюса поменялись местами, что течение теперь идет в обратном направлении. В общем, я собиралась сходить туда и попытать счастья. В солнцестояние, конечно, то есть сейчас. Это один-единственный шанс. И если бы мне не удалось выйти, тогда я и не стала бы пытаться вернуться на Светлую сторону.
   Джаз нахмурился.
   — Эта смена полюсов и все такое прочее — какие-то научные теории? Предполагается, что это действительно может иметь место?
   Она покачала головой.
   — Просто моя фантазия, — призналась она, — но сделать последнюю попытку стоило...
   Некоторое время они шли молча, а между ними шагал огромный волк. Джазу хотелось бы задать по меньшей мере миллион вопросов, но ему не хотелось утомлять ее. Наконец он спросил:
   — А где, черт побери, все живое? Где здешние животные, птицы? Я имею в виду, что когда где-нибудь есть деревья, то есть и животные, которые питаются их плодами. Кроме того, то, что я видел в Печорске, заставляло меня думать, что пребывание здесь будет смахивать на хождение по кругам ада! Но пока я даже не видел...
   — И не увидишь, — прервала его она. — Ни на Темной стороне и ни во время солнцестояния. Сейчас, когда мы спустимся на Светлую сторону, начнут встречаться и животные, и птицы — по ту сторону горной цепи их множество. Но не на Темной стороне. Поверь мне на слово, Майкл... Джаз?.. Тебе бы не захотелось видеть то, что живет на Темной стороне, — и она боязливо передернула плечами, прижав к телу локти.
   — Светлая и Темная, — пробормотал он. — Значит, сзади Северный полюс, горная цепь идет с востока на запад, а солнце находится на юге.
   — Да, — кивнула она, — именно так и обстоят дела в этом мире. — Она споткнулась, ахнула и упала на одно колено. Джаз бросился к ней и вовремя успел подхватить ее за локоть, не дав ей окончательно упасть. На этот раз Вольф не стал протестовать. Джаз помог Зек встать на ноги и довел ее до большого плоского камня. Сняв с плеча рюкзак, он достал суточный паек — запас пищи на одного человека. Затем выложил упаковку на камень и заставил Зек усесться на него.
   — Ты ослабела от голода, — сказал он, дергая колечко на жестянке с концентрированным фруктовым соком. Вначале он сделал глоток сам, чтобы освежить рот, а потом передал ей банку, сказав:
   — Остальное — твое.
   Она с благодарностью приняла банку. Вольф стоял рядом с ней и вилял хвостом, как самая обыкновенная немецкая овчарка. Его длинный язык покрылся слюной. Джаз отломил кубик от блока русского прессованного шоколада и бросил его волку. Не дав ему коснуться земли, Вольф пастью поймал его в воздухе.
   — Беда у меня в основном с ногами, — сказала Зек. Джаз посмотрел на ее ступни. Она носила сандалии из грубой кожи, но он заметил на ремешках, проходящих между пальцами, следы крови.
   Туман теперь немножко рассеялся, и Джаз мог получше рассмотреть ее. Оценивать истинные оттенки цветов было сложно, но контуры, тени и силуэты просматривались отчетливо. Ее комбинезон был разодран на локтях и коленях, а на спине виднелась заплата. За спиной была только тонкая скатка, прикрепленная к лямке. Как правильно угадал Джаз, это был спальный мешок.