Потому что Дэвид потерял всякую надежду, что все будет хорошо. Он честно пытался полюбить несчастного приемыша. Но Дэвид всегда осторожнее относился к людям, чем доверчивая Алиса, он лучше чувствовал ауру человека, особенно ребенка. И он был уверен, что с Джонни что-то не так. Если что-то случилось с ним раньше (но что там могло случиться? Это же малыш), кто-нибудь в приюте должен об этом знать. И они обязаны рассказать об этом Дэвиду и его жене. Потому что Алиса, кажется, права — похоже, что в приюте рады были сбыть Джонни с рук; или, вернее, “поместить его в нормальную, любящую семью, где ему помогут стать полноценной личностью. Здоровой и душой, и телом”.
   Что же могло случиться с душой Джонни? Дэвид чувствовал, как иногда это исходит от мальчика — что-то болезненное и прилипчивое, то, что чувствуешь у постели старика на смертном одре. От приемыша исходил запах смерти, но не его, не Джонни.
   И вот этим утром ответ из приюта пришел. Дэвид вскрыл письмо и прочел его. Какое-то время он не мог понять ни слова. Джонни воровал волнистых попугайчиков, убивал их и хранил. У него была целая коллекция трупиков — мыши, жуки, попугайчики и даже котенок.
   Дохлый котенок под кроватью, кишащий личинками, и Джонни выкручивал ему лапы, пока не оторвал. Другие дети нашли все это и прибежали с воплями к служителю приюта.
   Котенок. А Моггит?
   Дэвид, казалось, слышал вопли этих детей в приюте. Нет! Это крики Кэрол из глубины сада!
   — А где кофе? Дети так рано встали... — позвала сверху недовольным сонным голосом Алиса.
   Новый ужасный вопль из глубины сада.
   Дэвид часто делал поспешные выводы, нередко — неправильные. В этот раз он не ошибся.
   Он рванулся в глубь сада, полами халата задевая за кусты, и, обезумев от страха, принялся громко звать Кэрол. Она не отвечала. Сквозь пленку купальни просвечивала маленькая фигурка, склонившаяся над водой. Дэвид ворвался внутрь; там был Джонни, похоже, он пытался вытащить Кэрол из пруда. А она лежала лицом вниз, раскинув руки на голубой, мягко отсвечивающей воде.
   Джонни играл в поле; он услыхал крики Кэрол, побежал домой и заметил какого-то мужчину — грязного, бородатого, в лохмотьях, — который перелезал через садовую ограду. Бродяга бросился прочь в поля мимо Джонни, а он побежал дальше — посмотреть, что случилось. Он нашел Кэрол в пруду и попытался ее вытащить.
   Он рассказывал это Дэвиду, Алисе, полиции, любому, кто спрашивал. По большей части ему верили, даже Дэвид наполовину верил, хотя и не хотел больше терпеть его рядом. Возможно, верила и Кэрол — наверняка утверждать трудно, поскольку она уже ничего не могла рассказать.
   Полиция нашла ту стоянку в развалинах фермы и всякий хлам на старой стене; ясно было, что здесь кто-то часто бывал или даже жил; что-то таскали по мелочам из сада (Дэвид вспомнил голубей), вероятно, для прокорма. То ли цыгане, то ли бродяги. Трудно сказать. Может, незваных гостей найдут — если повезет.
   Но никого так и не нашли.
   А Джонни вернули в приют.
* * *
   Гарри спал, продолжая наблюдать сновидения Джонни.
   Он, конечно, видел прошлое Найда глазами самого некроманта, и это было хуже всего. Не было никаких сомнений, что Джонни — тот, кого Гарри ищет. Действия Найда говорили сами за себя; его злые дела сплетались в мрачный клубок бесчеловечности, не оставляя в сердце Гарри ничего, кроме жгучей ненависти.
   С юных лет Найд был монстром и убийцей, но до недавних пор его единственной человеческой жертвой оставалась Кэрол. Он продолжал свои немыслимые забавы с трупами зверюшек, не ограничиваясь тем, что убивал их.
   Но он взрослел — и как мужчина, и как монстр. Кто может знать, в какую пакость может вылиться зрелость нелюдя?
   Даже Гарри Кифу трудно было себе представить, какие извращенные мотивы заставили Найда в один прекрасный день устроиться работать в морг; потом начальство заметило что-то неладное, и его уволили.
* * *
   Другой сон Джонни, о том, как он работал в живодерне, окончательно доконал некроскопа. И тогда Гарри отдернул свой телепатический щуп, вырвался из разума Найда и оставил его наедине с ночными кошмарами; впрочем, куда было им до дневных дел этого чудовища.

Глава 5...И мечтания

   А потом некроскопу пригрезился Дарси Кларк, и это тоже был ночной кошмар — как будто он умер, и его голос был мертворечью.
   И он звучал как-то невнятно, — словно наплывало эхо тысячью отражений, доносящихся сразу со всех сторон, как странный размытый вздох.
   — Не могу поверить, Гарри, что ты мог так поступить со мной, — говорил Дарси. — Я понял, что всему виной ты, когда увидел, что меня можно убить, что ангел-хранитель не защищает меня. Только ты мог это сделать — в тот момент, когда входил в мое сознание. Ты уничтожил эту штуку, что оберегала меня, сделал меня уязвимым. И все равно я не могу поверить, что это сделал ты. Главное — зачем? Я считал, что знаю тебя. Нет, я ошибался, черт возьми, я совсем тебя не знал.
   — Это же только сон, — ответил ему Гарри. — Это моя совесть — или ее остатки — беспокоит меня, потому что я обеспечил себе защиту за счет другого. Это просто ночной кошмар, Дарси, ведь ты вовсе не мертв. Просто я обвиняю сам себя из-за того, что мне пришлось что-то сделать в твоем мозгу. А сделал я это просто для гарантии, на тот случай, если тебе придется выступить на их стороне, против меня. Чтобы обезвредить тебя. Потому что только твоего дара я и опасаюсь. Мы с тобой не на равных, ты непобедим. Сколько бы я ни пытался остановить тебя, если бы пришлось, меня бы каждый раз ждала неудача; а тебе — тебе достаточно было бы всего лишь один раз нажать на курок — и все, мне конец. Тем более что тебе уже приходилось это делать.
   Струйки мертворечи Кларка слились воедино, словно соединенные напряжением воли, зыбкий гул пропал, голос зазвучал отчетливо и сурово.
   — Нет, Гарри, это не сон. Я мертвее мертвого. И, хотя ты и спишь сейчас, думаю, ты видишь, что я не лгу. А если сомневаешься — что ж, можешь спросить у тысяч своих друзей, у Великого Большинства! Бесчисленные мертвецы подтвердят, что я говорю правду. Я теперь один из них.
   — Не пройдет, — улыбаясь, покачал головой Гарри. — Я ничего не могу у них спросить, они ведь больше не хотят со мной знаться. Эй, ты что, забыл? Я же вампир. Я и не из мертвых, и не из вас, живых парней, я где-то посередине. Вамфир!
   — Гарри, — с горечью сказал Дарси. — Не надо этих уверток. Ни к чему пробовать на мне словоблудие вампира. Я и так признаю: ты победил. Не знаю, зачем тебе это понадобилось, не могу даже представить. Но вышло по-твоему. Я мертв. На самом деле.
   Гарри заметался, заворочался во сне; его прошиб пот. Как и у обычных людей, ему частенько снилась всякая чепуха. Иногда это были эротические или мистические грезы, фантазии, иногда — просто сны. Но порой это было нечто большее, чем обыкновенный сон.
   — Ладно, — сказал он, все еще не веря и отчаянно не желая верить. — Значит, ты мертв, но кто же тебя убил? И за что?
   — Отдел, — ответил Дарси. — Кто же еще? Я не знаю, что ты делал в моем мозгу, но из-за того, что ты там побывал, у меня появился мозговой смог. Ты влез в мой мозг, что-то уничтожил, что-то убрал. А взамен я получил эту заразу. Нет, я не стал вампиром. Но твой след, порча осталась. Они учуяли твое пребывание во мне, в самой сердцевине. И не стали рисковать, не оставили мне шанса. Наверняка ты все это рассчитал заранее.
   Гарри помолчал.
   — Если ты действительно мертв, Дарси, если это не голос моей совести — я же в самом деле вмешался в твой мозг и знал, что поступаю плохо, — тогда я смогу найти тебя после того, как проснусь, и мы поговорим. Идет?
   Он почувствовал, как Дарси кивнул.
   — Буду ждать, Гарри. Хотя это не так просто. У меня еще не получается соединить все вместе.
   — Что? Объясни.
   — Они сожгли меня и развеяли пепел. Думаю, тебе не надо объяснять причину. Но в результате у моего праха нет определенного местонахождения. Меня носит ветер, качают волны прилива, гонит по сточным трубам города.
   И тут Гарри ощутил, что все это не сон. Он снова заметался в постели. Похоже, Дарси уловил его состояние, потому что, когда он снова заговорил, горечь почти ушла из его голоса, взамен появились примирительные нотки.
   — Возможно, я несправедлив насчет злого умысла, но и ты поступил со мной не по справедливости.
   — Нет, это все же ночной кошмар, — выдохнул Гарри. — Нет, Дарси, нет! Я не хотел вредить тебе. Из всех людей, каких я знаю, меньше всего я хотел навредить тебе! Ни при каких обстоятельствах! Не из-за твоего дара. Просто ты — это ты. Нет, это никак не может быть правдой, это просто дьявольский кошмар.
   И Дарси понял, что Гарри по-прежнему чист в своих помыслах, и, если и можно кого-то обвинить, то только тварь внутри него, быстро — слишком быстро — становившуюся его частью. Дарси хотел успокоить некроскопа, но почувствовал, что его сознание распадается, расползается и у него не хватает сил и опыта, чтобы удержать все вместе, остаться здесь. В конце концов, он умер совсем недавно.
   — Я буду... поблизости, когда ты проснешься, Гарри. Попробуй позвать меня. Это... будет проще, если ты... сам поищешь... меня.
   И Гарри снова остался один, по крайней мере на какое-то время. Он с облегчением расслабился, глубже зарывшись в постель.
* * *
   Еще один посетитель явился в его грезах. Но на этот раз Гарри сознавал, что это не просто сон и тот, кто пришел к нему, был — возможно, в прошлом, — больше, чем просто человеком. Потому что тварь в нем сразу откликнулась на появление незнакомца, тоже вампира, в манере, достойной Вамфири, заставляя Гарри воскликнуть:
   — Кто ты? Как ты посмел вползти в мои сонные видения? Живо отвечай. В моем разуме есть двери, которые могут поглотить тебя, без остатка.
   — Да-а! — услышал он в ответ. — Значит, меня не обманули. Что ж, Гарри, ты победил Яноша, но ты же и проиграл. Жаль, Гарри. Очень жаль.
   И тогда Гарри узнал его.
   — Кен Лейрд! Мы отрубили тебе голову и сожгли тело в горах. Ты сам согласился умереть.
   Лейрд как бы кивнул.
   — Смерть, — сказал он, — ничто по сравнению с перспективой очутиться в рабстве у Яноша Ференци. Он бы тоже оставил от меня один пепел. Чтобы держать всегда под рукой и вызвать в любую минуту, когда ему понадобится мой дар. Так или иначе, я, как ты и сказал, добровольно принял смерть. Потому что знал, что другой путь хуже. А Бодрок и его фракийцы ждать не собирались. Я ничего не успел почувствовать.
   Гарри — скорее, его вампир, — расстроился.
   — И ты пришел поквитаться, верно? Что-нибудь зловредное замыслил? Что ж, понимаю. У тебя могут быть претензии. Что ни говори, ведь это я выследил тебя тогда. А теперь они выслеживают меня, и ты пришел позлорадствовать.
   Лейрд был просто ошеломлен.
   — Как ты можешь такое говорить, Гарри? Слушай, я знаю, что у тебя возникли сложности в отношениях с мертвецами, но ведь есть друзья, которые остались тебе верны!
   — Ты пришел как друг?
   — Я пришел поблагодарить тебя. За Тревора Джордана.
   — Не понимаю, — покачал головой Гарри.
   — Поблагодарить за то, что ты для него сделал. И предложить помощь, если я могу быть тебе чем-нибудь полезен.
   Некроскоп наконец понял.
   — Вы ведь с Тревором были напарники и друзья? Одна из лучших команд в отделе.
   — Самая лучшая! — воскликнул Лейрд. — Когда я умер, то, естественно, продолжал приглядывать за ним. Когда что-то хорошо делаешь при жизни, это и после смерти нетрудно. А я был отличным пеленгатором. И это пригодилось, иначе мне пришлось бы очень туго. Представь: я — вампир! Мертвые не хотели со мной знаться, Гарри.
   — И ты время от времени отыскивал тех, кого знал при жизни?
   — Время от времени? Я только этим и занимался. Знаешь, когда проходит испуг и ты свыкаешься с тем, что умер, что ты — мертвец, начинает одолевать скука. Так что сначала я занялся поисками Тревора, выяснил, что он тоже мертв. Я бы поговорил с ним, но Великое Большинство заблокировало меня. Среди мертвецов, Гарри, есть потрясающие таланты, и едва ли сыщется такое, чего они не смогут сделать, если захотят. Так вот, они блокировали меня помехами, хлопьями мертворечи, как только я пытался с кем-то заговорить. С кем угодно, кроме...
   — Меня?
   — Именно! Они на все готовы, чтобы отгородиться от нас, но дальше не идут. Мы можем общаться друг с другом сколько угодно, лишь бы не трогать никого из них.
   — Знаю, — сказал Гарри. — Так что с Тревором ты можешь поговорить не иначе как через меня.
   — Да, это так.
   — Но только мертворечь тут уже не поможет — ведь Тревор теперь снова жив. Так что напрямую вам опять не поговорить, если только не использовать меня как посредника...
   — Ничего не скажешь, сложновато. Тем не менее...
   — Только не сейчас, — извиняясь, промолвил Гарри. — Давай попробуем, когда я проснусь.
   — Договорились. Ну, а я ведь тоже могу оказать тебе услугу.
   — Да?
   — Гарри, не хочу хвастать, но ты же знаешь, что я кое-чего стоил при жизни. И, если бы у меня был хоть малейший шанс освободиться из рабства у Яноша, я бы освободился. Но шанса не было. Пришлось умереть. Ты даже представить не можешь, как я рад, что он благодаря тебе свое получил. Так что я и впрямь хотел бы с тобой поквитаться и кое-что придумал — правда, вовсе не зловредное. Как насчет таланта пеленгатора? Он бы тебе не повредил, а, Гарри?
   — Это было бы очень кстати, — кивнул некроскоп. — Я владею мертворечью, телепатией, еще кое-чем. А вот быстро находить кого-то или что-то — да, это было бы большое подспорье.
   — Вот видишь! Ну, давай меняться. Ты получаешь мой дар, а я — я смогу общаться с тобой, когда захочу, а через тебя — и с Тревором Джорданом. Тревор будет рад, уверен.
   — И как ты себе это представляешь? — насторожился Гарри.
   — Ну, я ведь уже в твоем мозгу, верно? То есть в контакте с твоим сознанием. И если ты пустишь меня глубже... Я знаю, как работает мой дар, в чем его суть, и если я найду у тебя аналогичную штуку...
   — Активизируешь ее?
   — Да, вроде того.
   — И я должен впустить тебя сам, по собственному желанию?
   Лейрд ухмыльнулся.
   — Тебе ведь уже приходилось играть в такие игры, Гарри.
   Гарри кивнул.
   — Приходилось. Последствия были ужасные.
   Лейрд стал внезапно серьезен.
   — Гарри, во мне нет этой дряни. Я был собой, когда покинул мир. И я не придерживаю козырь в рукаве.
   Некроскоп подумал немного. Что он теряет, в конце концов?
   — Отлично, — сказал он. — Но помни, мой разум — странная штука. Не пытайся играть со мной, Кен. От тебя осталось не так уж много, но клянусь, если ты будешь валять дурака, я лишу тебя и этого.
   — Ну что ты, Гарри. Ты мог бы не говорить этого.
   — Да, вот еще что, — вспомнил Гарри. Ты сказал, что пришел поблагодарить меня за Тревора. Ты имел в виду его воскрешение? Откуда тебе это стало известно?
   — Ну, если Великое Большинство не дает мне ни с кем общаться, — пожал плечами Лейрд, — это не значит, что я не могу подслушивать их разговоры. И потом, мертвые ведь не слишком подвижны, верно? А Тревор — совсем наоборот. Это убедило меня в том, что слухи не врут. Знаешь, Гарри, у тебя много талантов. Жаль, что ты не обзавелся талантом Дарси до того, как его убили!
   Гарри напрягся как струна.
   — Дарси мертв? Я думал, мне снится этот кошмар. Надеялся, что это так. Может, и ты тоже только кошмар?
   — Мне жаль тебя от души, Гарри, — сказал ему Лейрд, — но все это правда.
   — Одни плохие новости. Кто бы принес хорошую? — Гарри умолк. Потом перевел разговор на прежнее. — Ладно, Кен. Мой мозг к твоим услугам.
   Пеленгатор вошел — и почти тут же вышел обратно.
   — Ты прав, Гарри, — признал он. — Это странная штука — твой разум. Похоже на радиоактивность — горячо и холодно одновременно! Я нашел, что хотел. Вернее, нашел, что этого нет. У тебя нет этой штуки, которую я собирался активизировать.
   — Что ж, ты попробовал.
   — Но твой мозг того же склада, что у Дэвида Чанга.
   — Чанга? Симпатического пеленгатора?
   — Точно. И я включил этот механизм, раз не было другого. Так что, если захочешь кого-то отыскать, тебе понадобится любая принадлежащая ему вещица. Сосредоточь на ней свое внимание, и готово! Ну, а благодаря остальным своим талантам ты, возможно, пойдешь в этом деле даже дальше Чанга.
   — Теперь я у тебя в долгу. Спасибо, Кен.
   — Ну, я еще приду за своей долей, — хмыкнул Лейрд. — Понимаешь, Тревор был мне как младший брат... Мне пора, ты должен отдохнуть. В этом нуждается и твое тело, и разум.
   И Лейрд ушел, истаял, исчез. Следующий посетитель явился следом, словно ждал своей очереди. Да, она явилась сразу же.
* * *
   Ему приснилась Пенни. Был ли это сон? Или мечта? Даже во сне он размышлял об этом. То ли беспокойство о ней вылилось в эту грезу, то ли ее образ прорвался сквозь все уровни запретов в подсознании, а может, просто материализовалось неосознанное желание?
   Гарри, конечно, знал, что Пенни влюбилась в него; с первой встречи это было ясно. В конце концов, многие ли мужчины могли лицезреть своих возлюбленных обнаженными на первом свидании? Когда Гарри был молод, такое случалось не часто. Скорее всего, сейчас это была импровизация его подсознания на тему:
   “Как это было бы, если бы Гарри Киф не был так занят и если бы он не был проклятым вампиром”.
   Такое блаженство было окунуться в эти сладостные грезы после иссушающих душу видений, связанных с Найдом — и после этого безумия, которое обрушилось на него, когда он узнал о Кларке. Да и беседа с Кеном была не из легких. Это подействовало благотворно на его измученную психику, да и на тело тоже: ведь ласки ее были так сладостны, а он был всего лишь мужчина... Инициатива исходила от нее, иначе и быть не могло — слишком уж некроскоп был измучен.
   Но где она этому научилась? Ведь она была невинна — невинная малышка, за чье убийство он скоро отомстит.
   — Ты ведь уже спас меня, Гарри, — шептала в ответ Пенни, лаская его. — Разве этого недостаточно? Тебе обязательно гоняться за ним? Знаешь, я много думала об этом. Такое счастье — быть живой. Нужно ли мстить? Сначала я только об этом и думала, а теперь... Не знаю. Хотя, конечно, я приму любое твое решение.
   Он откинулся на подушки и слушал. Ее нежные пальчики пробегали по его телу, вызывая предчувствие новой волны желания.
   Может быть, у некоторых людей врожденный сексуальный талант? Гарри не мог вспомнить, где он видел такие милые игры. Или он всегда их знал? Лень было думать об этом. Потом, когда проснется... А сейчас просыпаться не хотелось. Не было никакого некроскопа, и вампира не было. А был мужчина, любящий и любимый. Он отчаянно надеялся, что этот сон не уплывет, не сменится другим. Он ждал наслаждения, ждал сладостного слияния с Пенни. Когда в последний раз он занимался любовью? Несколько недель назад, а кажется, миновала вечность. Гарри переполняла любовь. Это Пенни. С ней он снова стал человеком. Ему ведь больше не суждено быть просто человеком.
   И когда она, наконец, опустилась на Гарри, это было так мучительно сладостно, что он бурно финишировал, как неопытный юнец. Пенни еще крепче стиснула его в объятиях. Гарри словно растворился в ней, весь, без остатка.
   А потом... сквозь покой и расслабленность снова начало проступать желание. Оно медленно нарастало, и снова их тела сплелись. Гарри отчаянно любил ее, и он не мог отделаться от мысли: “Если бы это был не сон, я бы не осмелился. Я бы побоялся отдать ей «молоко жизни», ведь это — наследие Вамфири”.
   А в глубине сознания вампир в нем хихикал. Молоко жизни? Да это же просто похоть. Жизнь — это кровь. И только кровь — подлинная жизнь.
   — Гарри! — Она судорожно вцепилась в его плечи, прижалась всем своим юным и щедрым телом. — О Гарри! Еще! Еще!
   Ее неистовство вызвало у Гарри новый пароксизм желания, прилив любви поднял его... и вынес из сна. Вынес в реальность, где были та же постель, запах любви и разгоряченных тел и живая, до ужаса реальная Пенни в его объятиях!
* * *
   Гарри открыл глаза, судорожно вздохнул и сел рывком в смятой постели с перекрученными простынями.
   — Да, это правда, и это замечательно, — сказала Пенни, хватая его за руки, когда увидела, что он проснулся. Потом, увидев его алые глаза, ойкнула и поднесла ладошку ко рту.
   У Гарри в голове царил полный кавардак. Что за чертовщина происходит? Как Пенни попала в дом? И где Тревор?
   — Черт возьми. Пенни, ты хоть понимаешь, что натворила?
   Он откинул простыню и натянул одежду. Она тоже выскользнула из постели, обнаженная, остановила Гарри и протянула дрожащую руку к его лицу, озаренному красным в ночной темноте.
   — Когда я была мертва, — прошептала Пенни, — они пытались убедить меня, что ты монстр. Я не слушала их, не хотела говорить с мертвыми. Но я помню, как они рассказывали, что есть жизнь, есть смерть и есть нечто между ними. Людской удел — или первое, или второе. А третье...
   — Удел вампиров, — резко прервал ее Гарри. — И их жертв, они и их превращают в вампиров. И глупых девиц, которые превращают себя в вампиров сами, своими руками!
   Она покачала головой.
   — Но ты же не пил мою кровь, Гарри. Я даже простыни не испачкала кровью, — с вызовом продолжала Пенни. — Я не была девственницей, Гарри. У меня уже был мужчина, мы целый год встречались.
   — Какой еще мужчина? — фыркнул Гарри. — Ты же ребенок.
   — Ты отстал от жизни, — парировала Пенни. — Сейчас 1989-й! В Англии сплошь и рядом девушки выходят замуж в шестнадцать-семнадцать лет. А многие предпочитают не выходить замуж, а просто жить со своими любовниками. Я не ребенок. Что, у меня тело ребенка?
   — Да! — выпалил он, потом стиснул зубы и выкрикнул, схватив ее за руки: — Нет, ты женщина, о чем речь! Но ты глупая, очень глупая. Пенни, как ты не понимаешь! Дело не в том, пролила ты девственную кровь или нет. Но часть меня теперь в тебе. Совсем немного нужно, чтобы эта зараза начала тебя изменять.
   — Мне наплевать, лишь бы быть с тобой. — Она прижалась к Гарри. — Ты вытащил меня, вернул мне жизнь. И я хочу, чтобы эта жизнь была твоей, только твоей.
   — Ты что, убежала из дома? — Гарри отодвинул ее от себя.
   — Я покинула дом, — возразила Пенни. — Сейчас восемьдесят девятый, не забывай.
   Ему хотелось ударить ее. “Боже, она теперь у меня в рабстве, — подумал он. — Хотя она и без того в рабстве — том рабстве, которое мы называем любовью. Боже, не допусти, чтобы она заразилась!”
   Он окончательно стряхнул остатки сна со всеми его видениями — и проблемы снова обрушились на него.
   — Который час? — Он посмотрел на часы. Было только пол-одиннадцатого вечера. — Как ты нашла мой дом? И главное, как проникла внутрь?
   Пенни почувствовала его напряжение.
   — Что случилось, Гарри? — Она смотрела на него испуганными глазами. Гарри включил свет, и его лицо утратило пугающее выражение. — Когда я отсюда уходила, я увидела адрес на почтовом конверте и запомнила его. Я старалась запомнить все, что касается тебя. И ни на минуту не переставала думать о тебе. Я знала, что должна увидеть тебя. Во что бы то ни стало.
   — И Тревор Джордан впустил тебя? Не разбудив меня? — Гарри распахнул дверь спальни и крикнул: — Тревор! Поднимись ко мне! Где ты, черт побери?
   Ответа не было; Пенни покачала головой.
   Она стояла рядом, длинноногая, светловолосая, голубоглазая. Его взгляд отметил прелестную грудь, соблазнительные бедра, ее юное гибкое тело.
   Что-то дразнящее было в изгибе полных губ. Когда Гарри увидел это тело в первый раз, в нем зияли безобразные дыры. Сейчас она была в полном порядке, такая свежая... Но, пожалуй, не святая.
   — Оденься-ка лучше, — сказал он. — Так что Джордан?
   — Он ушел. — Пенни изящным движением накинула платье. — Я сказала, что мне нужно тебя видеть, и только. Он просил позаботиться о тебе и попрощаться за него.
   — И все?
   — Нет, еще он сказал, что мне не следует здесь оставаться, но когда понял, что меня не переубедить, то ушел. Сказал, что ты все поймешь. Да, и еще: он надеется, что — отдел, что ли? — что они тоже поймут.
   — Отдел... — повторил за ней Гарри. И тут он вспомнил. Дарси!
   — Кто? — Пенни уставилась на него. Она уже была одета.
   — Спускайся вниз, — велел Гарри. — Свари, пожалуйста, кофе. Себе. А мне налей стакан вина, красного. Оно в холодильнике.
   — Гарри, я...
   — Иди вниз. Она ушла.
   Оставшись один, Гарри послал зов Дарси Кларку, отчаянно надеясь, что не отыщет его. Но он нашел. Дарси, его разум носило на крыльях ветра, качало на волнах прибоя, словно обломки кораблекрушения. Или балласт? Груз, который сбросили с тонущего корабля. Пожертвовали им ради чего-то более нужного.
   Некроскоп сел на край постели. Обжигающие слезы медленно текли по его щекам. Человеческое горе усиливалось бурным темпераментом Вамфира. Будь Гарри просто человеком, он бы тоже заплакал. Но его слезы не были бы раскаленными, как вулканическая лава.
   — Дарси, кто это сделал?
   — Ты, Гарри.
   Шепот, тихий, как дуновение ветра над водами, поющее в завитке морской раковины...
   — Бог мой, я знаю. — Гарри почувствовал словно укол клинка в сердце. — Но кто это сделал физически? Кто отнял у тебя жизнь? Как тебя убили?
   — Кол, меч или огонь? Нет, обычная пуля. Даже две. Огонь был уже потом.
   — А палач?
   — Зачем это? Ты хочешь мстить? Нет, Гарри, нет. Он ведь делал свою работу. И он боялся, что я являюсь смертельной угрозой людям. Ну, а потом... Я и сам мог быть осмотрительнее. Так что это и моя ошибка, не меньше, чем твоя. Хотя, если бы я знал, что у меня нет ангела-хранителя, я бы не вел себя так беспечно.