Ларк Гленда. Оскверненная

   Он хмуро посмотрел на меня.
   – Ну да. И ты, несомненно, позаботишься о том, чтобы меня уволили. Тем не менее я еще раз скажу тебе: будь осмотрителен. Скажу, потому что ты напоминаешь мне одного молодого человека, который когдато явился в Ступицу и продал свое доброе имя за медяк.
   – Не переходи границы, – бросил я. Я был и поражен его горячностью, и обеспокоен тем, что он сказал. Тот факт, что он так многим рисковал, только добавлял веса его словам.
   Его поведение изменилось. Он дернул себя за прядь волос и буркнул:
   – Прости, господин. Больше не буду. – С этими словами он забрал свою кружку и отправился пить пиво в другое место. Мне хватило сообразительности понять, что он насмехается надо мной, несмотря на свой покаянный вид.
   Когда я решил, что у Джесенды было достаточно времени на переодевание, я отправился наверх. Она сидела у окна, выходящего на залив.
   – Какой прекрасный вид, – сказала она мне. – Спасибо, что привез меня сюда. И отдельное спасибо за то, что счел меня способной справиться с каноэ. Я только надеюсь, что с волной прилива все обойдется благополучно.
   Я сбросил плащ.
   – У тебя все получится, – сказал я. – У тебя природный талант и замечательное умение сохранять равновесие. – Я замолчал, но Джесенда не двинулась с места. – Ты подождешь внизу, пока я переоденусь?
   – Мне неприлично ждать одной в общем зале, – скромно сказала она, склоняя голову к плечу и лукаво улыбаясь. – Я знатная девушка, а не одна из твоих бесстыдных шлюх, и я не расточаю улыбки в пивных.
   – Тогда ты могла бы прогуляться по берегу. Прикажи Хатерби сопровождать тебя, если тебе… ээ… неприлично гулять одной.
   – А еще я могу остаться здесь и смотреть на тебя. Я вытаращил на нее глаза. Она говорила серьезно.
   – Почемуто мне не кажется, что это тоже было бы вполне прилично, – заметил я. – На самом деле такое скорее похоже на поведение бесстыдной шлюхи.
   – Но кто узнает?
   Я почувствовал, что теряю голову, но притворился равнодушным.
   – Как пожелаешь. – Я повернулся к ней спиной, снял мокрую одежду, вытерся полотенцем и оделся в сухое. Я мог бы скрыться за иллюзией, но решил, что, черт возьми, не стану. Если она желает видеть меня голым, пусть видит. – Твои родители знают, что ты здесь? – спросил я, одеваясь.
   – Конечно! – небрежно ответила она, как о чемто само собой разумеющемся.
   Мне казалось, что Джесенда не спускала с меня глаз, пока я переодевался, но когда я повернулся к ней, она снова смотрела в окно, повидимому, совершенно не интересуясь мной и наблюдая за судном Совета, двигавшимся по заливу к Ступице. Я уж и не знал, испытываю ли я разочарование или восхищение ее нахальством. Уж такая она была: я никогда не знал, чего ожидать. Она постоянно сбивала меня с толку, не давая разобраться в собственных чувствах. Однако меня неожиданно встревожила мысль о том, что Датрик спокойно смотрит на то, что его дочь проводит так много времени в моем обществе, часто наедине. Я мало что знал о светском обществе, но постепенно набирался опыта, и снисходительность Датрика казалась мне все более и более необычной.
   – Почему твой отец предоставляет тебе такую свободу? – спросил я, садясь напротив Джесенды.
   Она самодовольно пожала плечами.
   – Мой отец знает, что не следует ограничивать меня без нужды. К тому же он в последнее время… озабочен.
   – Этого следует ожидать, раз он стал временным главой Совета.
   – Да. И Фотерли из кожи вон лезет, чтобы его опрокинуть. Нет ничего, что Бартбарик Варвар, иначе Фот Фат, не сделал бы, чтобы уничтожить шанс моего отца на избрание. У этого типа такие же понятия о морали, как у илистого прыгуна. А то и хуже. К тому же последние новости насчет Блейз Полукровки ничуть не помогли отцу.
   – А что за новости? – заинтересованно спросил я. Блейз Полукровка была женщиной, которая не может не интриговать: дерзкая и всегда кажущаяся больше, чем в натуральную величину. Если половина того, что я слышал о ней в последние годы, была правдой, она действительно являлась серьезной противницей.
   – Проклятие, Эларн, разве ты не читаешь скандальных сообщений? Похоже, это она прикончила Мортреда и спасла Ксолкас от полного уничтожения. А бедный папа как раз последние пять или шесть месяцев – с тех пор как вернулся с косы Гортан – только и говорит всем, что Блейз ему больше не служит и он полностью отрекается от нее и от всего, что она сделала! Он даже издал распоряжение схватить ее и доставить в цепях на острова Хранителей за то, что она на него напала. А теперь она на всех Райских островах считается героиней! Благодаря ей дастелцы вернули себе человеческий облик и погиб самый ужасный из всех злых колдунов. Ксолкасы были спасены от порабощения дунмагией, а мой отец выглядит полным дураком.
   – Но все эти дастелцы погибли…
   – Это едва ли можно ставить ей в вину. Люди винят Мортреда, а не Блейз. Поверь, когда все узнают о случившемся, о Блейз будут песни петь. Отец в ярости. Ей лучше ему не попадаться, а то он вырвет у нее из груди сердце. – Я не был уверен, что Джесенда шутит.
   – Правда? Она действительно убила Мортреда? – спросил я. – Может быть, это просто слухи?
   – Кто знает? Какаято доля истины тут должна быть, хотя один из отцовских шпионов доносит, что само убийство совершил ее приятель, житель Мекате. У отца, знаешь ли, всюду есть шпионы: например, почти на каждом корабле, который только выходит в море. Он хорошо им платит. А эта новость пришла из надежного источника. Только, похоже, это еще не самое худшее…
   В этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошел хозяин гостиницы в сопровождении слуг, которые принесли наш обед: жареное мясо с овощами, что было обычным на островах Хранителей, тоник для Джесенды, пиво для меня, свежеиспеченный хлеб и всякие приправы. Еды было гораздо больше, чем мы способны были съесть, и мое сердце оборвалось при мысли о том, какую дыру такой обед проделает в моих финансах.
   – Так что же самое худшее? – спросил я Джесенду, когда мы немного утолили голод.
   – Коечто, о чем отец узнал только вчера. Новости с Брета. Похоже, Дева Замка прибыла туда месяц назад, чтобы выйти замуж за властителя.
   – Но… разве не этого хочет Совет хранителей? Кажется, я слышал чтото такое… давнымдавно.
   – Да, так и было. Только мы собирались поспособствовать их браку, устроить его и в благодарность получить от властителя привилегии. Вместо этого мы заработали враждебность Девы Замка изза того, что отец провалил все дело. Теперь властитель ничем нам не обязан, потому что это не мы доставили к нему Деву Замка. Она явилась сама. – Я вытаращил глаза, уловив в словах Джесенды горечь и гнев. – Теперь они поженятся без нашей помощи, да, наверное, уже и поженились; мы не можем ждать от них ничего, кроме неприязни или безразличия. А покупать на Брете то, что нам нужно, по приемлемой цене мы не сможем.
   – Тогда, наверное, нужно покупать это в других местах, – легкомысленно заметил я. – Что на Брете может быть такого, чего мы не производили бы сами или не могли получить от других торговцев?
   – Поверь, есть один товар, который нам отчаянно нужен и который есть только на Брете. Совет хранителей ужасно разгневан на отца. Его винят в том, что он подверг опасности наши интересы. Если бы голосование состоялось завтра, Фотерли выиграл бы, как нечего делать. – Джесенда отодвинула тарелку и стала барабанить пальцами по крышке стола. Я никогда еще не видел ее такой рассерженной.
   Когда она заметила изумленное выражение моего лица, барабанить она перестала и сказала раздраженно:
   – Ты так ничего и не понял! Ты такой же, как и все остальные – Локсби и прочие. Так горды своими сексуальными подвигами, что не замечаете того, что действительно важно!
   – Джесенда, ты несправедлива. Я все знаю о политике Тенкора, но в Ступице я живу всего месяц, а дом моей тетушки едва ли можно назвать центром политической жизни столицы. Дай мне время. И, как я подозреваю, тебе известно, что в последнее время я не интересуюсь юбками.
   Она посмотрела на меня и махнула рукой, словно извиняясь.
   – Закажи мне пиво, хорошо? Меня уже тошнит от тоника. Хочется чегонибудь покрепче.
   Ну, в этомто я разбирался: незамужним женщинам в Ступице не полагалось пить ничего крепче тоника из ратафии, хотя замужним иногда подавали шерри.
   Должно быть, Джесенда заметила мои колебания, потому что сказала:
   – Уж не собираешься ли ты запретить мне пить пиво?
   – Нет, конечно. Я же с Тенкора, ты не забыла? У нас нет высшего общества с его глупыми правилами. – Я подошел к двери и велел ожидающему слуге принести мне еще две кружки пива. – Успокойся, – сказал я Джесенде, закрыв дверь, – и объясни мне все еще раз. Тогда я, может быть, и скажу чтонибудь более умное.
   – Прости, что я так на тебя накинулась, Эларн. – Джесенда виновато улыбнулась. – Иногда я бываю настоящим зверем. Дело просто в том, что мне не с кем поговорить. Мама не думает ни о чем, кроме… кроме своего положения в обществе, кроме того, что люди о ней думают. А папа считает, что раз я женщина, нечего мне интересоваться политикой. Что же касается друзей… – Джесенда пренебрежительно махнула рукой. – И почему это люди не видят того, что действительно важно?
   – Так расскажи мне. – Честно говоря, я был зачарован. Мне показалось, что я впервые вижу настоящую Джесенду, и мысль о том, что она откроет эту сторону своей личности мне – мне одному, – меня пьянила.
   – Правду сказать, отец здорово все испортил, – заявила Джесенда, – и если ему не удастся за ближайшие месяцы поправить дело, Фотерли победит на выборах, и мы получим главу Совета, который поведет нас от одного провала к другому: ему важнее достойно выглядеть, чем хорошо править.
   Я воздержался от замечания о том, что это и так уже имеет место, по крайней мере на взгляд тенкорцев, не обладающих даром силва. Слуга принес две кружки пива, которые и поставил передо мной, и убрал со стола.
   Когда он удалился, Джесенда придвинула к себе одну из кружек и возобновила рассказ:
   – Эларн, многие островные государства завидуют нам, хранителям. Мы богаче и сильнее их, власть у нас более устойчива. У нас не бывает династических распрей между сыновьями, как на Калменте, Разбросанных или Дастелах. Их правители не понимают нашей щедрости по отношению к простому народу, не понимают, как это можно думать, будто каждый имеет право выбирать собственных вождей. Чтобы сохранить наш образ жизни, мы должны быть сильными, иначе они накинутся на нас, как голодные акулы.
   – Но мы же сильны, – сказал я. – У нас больше силвов, чем на всех остальных островах, вместе взятых…
   – Силвмагия уязвима. Кроме всего прочего, она может быть подчинена дунмагией. Чтобы быть уверенными в собственной безопасности, нам нужно большее. И это большее у нас есть. Ты, конечно, слышал разговоры о том, что случилось на косе Гортан.
   – О сражении между силв и дунмагами?
   – Ну, мы использовали не только силвмагию. Она ведь не может разрушать, ты же знаешь. Дунмагов уничтожили наши пушки.
   Вот тогдато Джесенда и рассказала мне об этом новшестве и о том, что нам необходимо покупать селитру на Брете и серу на Цирказе, чтобы изготовить черный порошок, об экспериментах ученых в Ступице, целью которых является производство более разрушительных пушек и более мощного черного порошка, о сложных способах очистки его ингредиентов, о строящихся заводах. Я сидел и слушал ее, разинув рот.
   – Откуда ты все это знаешь? – спросил я, когда Джесенда откинулась в кресле и стала прихлебывать пиво. Я не мог себе представить, чтобы отец стал посвящать ее в секреты Совета.
   Джесенда усмехнулась, и на лице ее появилось озорное выражение. Когда я видел ее такой, сердце мое таяло.
   – Ну, отчасти из слухов. Подобный секрет нельзя сохранить надолго, как ни старайся, особенно когда в порту стоят два корабля, которые чинят после сражения, а другие вооружают пушками. – Все с тем же озорным выражением Джесенда добавила: – Не все свои карманные деньги я трачу на безделушки. – Я непонимающе взглянул на нее, и она объяснила: – Я решила, что, если у отца есть осведомители, я тоже могу их завести. Хорошая информация – половина победы.
   Я хотел спросить, какие же сведения можно купить на карманные деньги, но промолчал: такой вопрос был бы грубым. Другие вопросы, которые тогда следовало бы задать, даже не пришли мне в голову: о победе в какой битве она говорила и кто был ее противником?
   Джесенда выпила еще пива и продолжала:
   – Однако большую часть нужной мне информации я собираю сама. Мне очень хорошо удаются иллюзии, как ты знаешь.
   – Это я знаю. Но что ты имеешь в виду – собираешь сама? – Чтото в ее самоуверенности вызвало у меня опасение.
   – Ну, к несчастью, я не могу проникнуть на заседания Совета или в другие подобные места, – ответила Джесенда, – потому что их охраняют обладающие Взглядом, но я могу бывать в кабинете отца дома и вообще всюду, где нет такой охраны. Подобные проделки стали менее рискованными с тех пор, как поблизости нет этой сукиполукровки. Я сглотнул.
   – Ты хочешь сказать, что шпионишь за собственным отцом?
   – Да нет же, глупый! Это не значит шпионить: я просто узнаю то, что дает мне возможность ему помогать… помогать островам Хранителей.
   Я с сомнением посмотрел на Джесенду; мне все более и более становилось не по себе.
   – Эларн, мы не можем рисковать: Фотерли не должен стать главой Совета. Дело не в моем желании оказаться дочерью первого из хранителей – ты ведь это понимаешь, верно? Подобные вещи меня не интересуют! Именно за тщеславие я и презираю свою мать. Значение имеет только целостность государства хранителей. И его сила. Фотерли жаждет власти для себя, а не для островов Хранителей, и добивается ее любыми способами, включая подкуп. В его руках острова Хранителей растеряют влияние, потому что своей властью он будет пользоваться, чтобы увеличить собственное богатство, а не богатство государства. Поверь, я знаю, о чем говорю. Я слышала, как он откровенничал с этим своим дружком, пронырой Джеллианом Местро, когда они думали, будто их никто не слышит. Я многие часы терпела излияния этого мерзкого типа, его липкие ухаживания, выслушивала его отвратительные планы. – Джесенда раздраженно хлопнула рукой по столу. – Почему никто не видит того, что вижу я? Почему ни у кого не находится мужества, чтобы действовать, чтобы предотвратить несчастье? Даже у моего отца…
   – Ты шпионила за Фотерли? Подслушивала его разговоры? – Одна часть меня ужасалась, другая восхищалась. Джесенда имела цель и была готова идти на огромный риск для ее достижения. Я похолодел, представив себе возможные последствия. Наклонившись вперед, я взял ее руки в свои. – Джесенда, если тебя за таким когданибудь поймают, для тебя это будет означать позор. Ты станешь отверженной в обществе Ступицы. Использование силвмагии, чтобы сделаться незаметной, чтобы шпионить, – это же нарушение закона. Тебя даже в тюрьму могут посадить!
   Она презрительно посмотрела на меня.
   – Я не попадусь. В отличие от большинства я в самом деле могу становиться невидимой. Никто, кроме тебя, об этом не знает. Никто. – Она улыбнулась. – Ты единственный, кому я доверяю. Единственный, кому я хоть когдалибо доверяла. Я ведь не ошибаюсь насчет тебя?
   – Нет, конечно, нет! Я никогда тебя не предам. – Я думал именно так, хотя все равно чувствовал себя потрясенным.
   Джесенда улыбнулась, и в этот момент показалась мне героиней – ужасно одинокой героиней.
   – Постепенно весь наш флот будет вооружен пушками. Отец отправляет в плавание «Гордость хранителей» сразу же, как будет закончен ремонт, – тихо сказала Джесенда, – а может быть, и другие корабли, если они будут готовы. Он хочет вернуть себе доверие советников. Он хотел бы сам отправиться с кораблями, конечно, но Фотерли сразу же воспользуется возможностью причинить ему вред, пока его не будет. Так рисковать он не может. Поэтому ему нужно послать вместо себя когото другого. К несчастью, людей, которым он мог бы доверять, так мало… Они отправятся с приказом вернуться с подписанным договором на продажу нам селитры и с Блейз Полукровкой в цепях. – Джесенда допила пиво. – Нельзя ли мне еще кружку?
   Я засмеялся и покачал головой:
   – Думаю, лучше не стоит, иначе ты не сможешь управлять каноэ. – Я почти не думал о том, что говорю; все мои мысли были заняты тем, о чем рассказала Джесенда. Я озадаченно спросил: – А разве Блейз Полукровка тоже на Брете? Мне показалось, что ты сказала, будто она на Ксолкасе.
   – Там она была. Только, похоже, есть два человека, которых она любит: один – менодианский патриарх по имени Райдер, а другая – Дева Замка Лиссал. Ну, Райдер недавно объявился на Тенкоре, и мы знаем, что с ним Полукровки нет. Значит, она должна быть на Брете с Лиссал. Отец в этом уверен.
   – Райдер? – Я с трудом верил собственным ушам. Райдер был с ног до головы священнослужителем, а Блейз – наемной убийцей и авантюристкой. – А почему твой отец так хочет схватить Полукровку?
   – Она предала острова Хранителей. Отец не любит людей, которые делают из него дурака. Полукровке хватило наглости вырвать Деву Замка у него изпод носа, с его собственного корабля. Изза нее он теперь выглядит как неумелый недотепа. Она приставила меч ему к горлу и угрожала смертью. Может быть, когда Полукровка окажется в наших руках, мы сможем использовать это, чтобы добиться сотрудничества Девы Замка, а то и Райдера. Ходят разговоры о том, что верховный патриарх болен, а Райдер может оказаться его преемником.
   – Иногда мне кажется, что твой отец не особенно… – Я не договорил, опасаясь обидеть Джесенду, но она только рассмеялась.
   – Ты прав, Эларн, отец не особенно приятный человек. Он не может позволить себе быть приятным. Однако он вождь, и у него есть цель. Отец совершал ошибки, это верно, но он стремится сделать острова Хранителей самым сильным государством на Райских островах, центром культуры и стабильности, все граждане которого будут трудиться над созданием величайшей цивилизации, какую только видел мир. Он прозревает будущее, о котором сейчас мы можем только мечтать. – Лицо Джесенды сияло тем же воодушевлением, какое я видел, когда она мчалась на волне по заливу. Боже, как она была прекрасна! Такую красоту никакая иллюзия не могла бы воспроизвести. Думаю, именно тогда я перестал считать себя просто влюбленным и окончательно отдал ей свое сердце.
   Это единственное, чем я могу объяснить свою глупость, то, что без сомнений принял на веру все, что Джесенда сказала, не обращая внимания на очевидные нестыковки, то, что меня не насторожила странность ее поведения.

Глава 14
РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

   Наше путешествие обратно прошло без происшествий. Приливная волна оказалась замечательной, как раз такой, как я надеялся, и Джесенда управляла своим каноэ как настоящий профессионал. Мы миновали корабль хранителей, который видели из окна гостиницы, и я прочел его название: «Смелость хранителей». Еще одно судно, которое оснастят пушками…
   К тому времени, когда мы подгребли к лодочному сараю Датрика, Джесенда была близка к изнеможению. Ее в этом трудно было винить: подобная прогулка представляла бы трудность и для более опытного пловца. Так я ей и сказал; Джесенда, конечно, была рада это услышать, но она вполне заслужила похвалу.
   Обычно после нашего урока Джесенда оставляла меня в сарае переодеваться, а сама уходила в дом, но в тот день она попросила проводить ее через сад, чтобы она могла опираться на мою руку.
   – У меня ноги подкашиваются, – простонала она. – Ты не возражаешь?..
   Я взял ее под руку, наслаждаясь ощущением близости ее тела.
   – Эларн, – спросила Джесенда, когда мы вышли из лодочного сарая, – что ты собираешься делать?
   – Насчет чего?
   – Насчет себя. Или ты так и собираешься ждать неизвестно чего, живя на нищенские подачки своего отца, всю оставшуюся жизнь?
   – Нет, конечно. Не думаю, что отец по доброй воле позволит мне когданибудь вернуться в Гильдию. Поэтому я собираюсь на ежегодном общем собрании оспорить его решение. Если большинство проголосует за мое восстановление в качестве пловца, отец ничего с этим не сможет поделать. К несчастью, до следующего общего собрания приходится ждать еще девять месяцев.
   – А тем временем?..
   – Тем временем… Ко мне обратился житель Тенкора, изготовляющий полозы и каноэ. Он собирается открыть лавку в Ступице и предлагает мне ею управлять и вообще постараться сделать катание на волнах популярным в столице. – Больше мне сказать ничего не удалось: Джесенда перебила меня.
   – Ты же происходишь из правящей семьи Тенкора! Ты не можешь стать торговцем!
   – Жить на подачки отца я тоже не могу, – с сарказмом ответил я. – Я даже не имею гарантии, что он попрежнему будет и этито деньги мне давать. Лучше самому зарабатывать себе на жизнь. – Говоря это, я порадовался, что лишен столичного снобизма, прозвучавшего в словах Джесенды.
   – Разве у тебя нет гордости? Эларн, ты же силв!
   – Ну и что? Очень многие силвы имеют собственные лавки.
   – Именно. Они не работают на когото другого. Они сами платят тем, кто на них работает.
   – И где же, потвоему, мне взять деньги, чтобы начать собственное дело?
   Джесенда посмотрела на меня как на совершенно безмозглое существо.
   – Эларн, ты же силв, – повторила она. – У силвов сколько угодно возможностей раздобыть деньги. К тому же у тебя есть дополнительное преимущество: мало кто из жителей Ступицы знает о том, что ты силв – они не ожидают такого от пловца с Тенкора.
   – Ради всех тварей морских, к чему ты клонишь?
   – Ну, не знаю… ты можешь отправиться в один из портовых борделей, которые вы, мужчины, так любите, и украсть ночную выручку. Или выиграть в кости с помощью иллюзии в какойнибудь гостинице с сомнительной репутацией…
   – Ради бога, Джесенда! Ты что, серьезно?
   – Конечно, я говорю серьезно! О, я не предлагаю тебе обокрасть порядочного человека, но ведь существует множество мошенников и злачных мест! А изменив свою внешность… – Джесенда пожала плечами. – Эларн, чтобы пробиться в жизни, ты должен сам для себя создавать возможности! Наверняка нет ничего дурного в том, чтобы обокрасть вора. А найти вора, если ты можешь сделать себя практически невидимым, труда не составит.
   У меня похолодела кровь. Я вспомнил о том, что Джесенда говорила о плате своим осведомителям. Так ли велики были ее карманные деньги? А может быть, она воровала?.. О таком я даже и думать не хотел. Однако она была права: у силва, особенно у такого, про которого мало кто знает, что он силв, должно быть множество возможностей украсть и не попасться. Я подумал о том, какая ирония кроется в предложении Джесенды: она считала, что быть торговцем ниже моего достоинства, но советовала воровать, чтобы начать собственное дело!
   «О Боже, – думал я, – с ее воспитанием явно было не все в порядке. Такая прелестная девушка не должна бы думать о подобных вещах».
   Я поежился и плотнее запахнулся в плащ.
   – Поразмысли о том, что я сказала, – прошептала Джесенда, крепче прижимаясь ко мне.
   Я и поразмыслил, хотя не был уверен, что мои мысли мне нравились.
   – Зайди со мной в дом, – сказала Джесенда, когда мы дошли до боковой двери. – Ты, должно быть, тоже устал. Зайди и отдохни немножко.
   Я подумал, что она шутит.
   – Моя одежда совсем не подходит для визита. – Мы оба использовали, кроме плащей, которые привез Хатерби, иллюзии одежды; под плащами на нас не было ничего, кроме купальных костюмов. Остальная моя одежда осталась в лодочном сарае.
   Джесенда засмеялась и схватила меня за руку.
   – Пойдем, мы сделаем себя невидимыми. – С этими словами она исчезла. Ее способность к силвмагии была невероятной: я чувствовал ее руку, державшую мою, но видеть не видел. Если я присматривался очень внимательно, я был в состоянии заметить какоето сияние, легкое марево в воздухе, но и только. Я торопливо огляделся, но рядом никого не оказалось. Я был уверен: мне далеко до умений Джесенды, и любой, кто станет высматривать чтото необычное, меня обнаружит, но Джесенда уже тянула меня к дверям.
   – Постарайся идти тихо, ты, киттенкорец! – прошипела Джесенда мне в ухо, когда мы крались через вестибюль.
   Сказать по правде, я ошалел. Я тайком проник в дом главы Совета. Я мог скомпрометировать его дочь, если она действительно вела меня в свою комнату… точнее, в целую анфиладу комнат, как скоро выяснилось. Роскошь ее апартаментов поразила меня. Одна комната была отведена только для одежды; несколько полок оказалось заполнено обувью. Джесенда имела собственную классную комнату, где когдато ее учили многочисленные учителя – мужчины и женщины. У Джесенды была собственная гостиная. Каждая пядь в этих покоях была украшена позолотой, мозаикой, фарфором и гобеленами. Думаю, что только тогда я понял, какую власть дает силвмагия, и начал догадываться, какова истинная экономика островов, которые я считал своей родиной. На самом деле силвмаги занимались не созданием иллюзий, не установлением защиты, не целительством – их интересовало распределение богатства и той власти, которую богатство дает.
   В тот момент, конечно, у меня не было времени на размышления. Не успели мы войти в спальню, как Джесенда заперла все двери. Потом она развеяла иллюзии, сбросила плащ и подошла ко мне, распуская шнуровку своего купального костюма.
   – Джес, – заикаясь, выдавил я, – не думаю, что разумно…