Ларк Гленда. Оскверненная

   Так или иначе, мы обнаружили, что способность к силвмагии содержится в том, что мы именуем ихором, – прозрачной части крови, которая может быть отделена от красной части. Все выглядит так, как будто мать вырабатывает ее и в больших количествах снабжает ею ребенка, особенно в момент родов. Тебе все пока понятно?
   Я кивнул; несмотря на то что я все еще злился на Гилфитера, мне стало очень интересно.
   – А потом мы проделали то же самое с матерями, обладающими Взглядом, – продолжал Гэрровин, – которые родили таких же детей. Конечно, нет способа почуять или увидеть эту способность, так что трудности тут были большие. Мы рассчитывали, что если силвсоставляющая обнаруживается в плаценте и пуповине – в последе, знаешь ли, матерейсилвов, то так же случится и со Взглядом.
   – И что оказалось на деле? – спросил я. Гэрровин отпил из своей кружки и блаженно вздохнул.
   – Ах, что за прелесть… Ну, тут обнаружилось, что передача Взгляда не так предсказуема, как это происходит с силвмагией. Дети некоторых женщин, обладающих Взглядом, им не наделены, даже если отцы обладают Взглядом тоже. Но только когда нам посчастливилось найти обладающую Взглядом женщину, старшим детям которой он передался, выделить ихор из ее плаценты и смешать с ихором из последа роженицысилва, силвмагия из него исчезла через несколько часов. Вот такто. Тор не видел больше голубизны, а мы с Келвином ничего не чуяли. Силвсоставляющая исчезла, как будто ее и не было.
   – А что вы сделали потом? – спросил я.
   Гэрровин понизил голос: в лавку вошли несколько человек и уселись за соседним столом.
   – Мы добавили в ихор материсилва ихор обычной роженицы – и ничего не произошло: признаки силвмагии проявлялись так же сильно, как и до того. Однако когда мы приготовляли лекарство из ихора женщин, имеющих обладающих Взглядом детей, оно действовало каждый раз.
   Я почувствовал, что его рассказ странно взволновал меня, и принялся пить свой шоколад, чтобы скрыть беспокойство.
   – Так, значит, вы получили лекарство против силвмагии в пробирке. Как вы собираетесь использовать его для исцеления дунмагов?
   Гэрровин, конечно, уловил мой сарказм и изрядно смутился.
   – Вот тутто и загвоздка. Не так уж у нас много дунмагов, с которыми можно было бы экспериментировать.
   – Так как же вы выходите из положения?
   – Мы попробовали испытывать лекарство на животных: и в горло вливали, и в кровь вводили – и ни одно еще не подохло.
   – Замечательно! Только я чтото не знаю ни одного животного, которое грешило бы дунмагией.
   – Мы просто хотели убедиться, что наше снадобье не ядовито. Мы пытались подвергать ихор перегонке, но целебные свойства исчезают при этом, как и остальные ингредиенты, так что такое решение не годится. Потом мы кипятили ихор, и его целебные свойства сохранялись. Мы надеемся, что кипячение устранит многие загрязнения, если они там окажутся… Просто предосторожность, знаешь ли.
   – А дальше что?
   – У нас уже есть парочка желающих – вернее, даже не парочка: их семеро. Это силвы, которые хотят избавиться от своего дара. Двоим мы дали несколько капель снадобья в питье, другим ввели в кровь через кожу. С первой парой ничего не случилось – по крайней мере пока. Вторая компания обнаружила, что на следующий день им трудно стало пользоваться силвмагией, а теперь они начали видеть ее сияние, когда к силвмагии прибегают другие. Конечно, мы не знаем, долго ли сохранится эффект… избавятся ли эти силвы от своего дара навсегда. Как бы то ни было, паренек, если пожелаешь тоже от него избавиться, только попроси…
   – Мне нравится быть силвом, – бросил я. В душе я испытывал облегчение. Если им приходилось вводить свое снадобье в кровь, вряд ли им удалось бы превращать силвов в обладающих Взглядом без их согласия.
   – Как хочешь, – пожал плечами Гэрровин. Он выглядел невыносимо самодовольным. Его блестящие глаза были слишком уж понимающими…
   Я посмотрел на него с отвращением.
   – И много у вас этого снадобья?
   – Лекарства? Ах, со временем мы не будем испытывать в нем недостатка, – ответил Гэрровин.
   У меня возникло странное чувство: как будто я чтото упустил… или он чегото недоговорил.
   – Ты собираешься просить меня держать это в секрете от силвов в Ступице?
   – Нет, паренек, не беспокойся. Рассказывай сколько хочешь. Я думаю, верховный патриарх сам пошлет сообщение, когда мы немного больше разберемся в свойствах лекарства. Советникихранители наверняка пожелают иметь в загашнике бутылочкудругую нашего снадобья, когда в следующий раз столкнутся с выводком дунмагов, а уж мыто им не откажем.
   Я кивнул:
   – Тогда я поделюсь новостью с сирсилвом Датриком, когда увижу его в следующий раз.
   – Ага, давай, паренек.
   – Но ведь вы пока не доказали, что снадобье действует и на дунмагов, верно?
   – Пока нет. Но нам обоим с Келом кажется, что дунмагия – это просто слишком большая доза дара силва, только и всего. Не гляди на меня так кисло, паренек. Вот выпейка еще шоколада. – Он заказал мне еще одну кружку, прежде чем я успел отказаться.
   Я откинулся на стуле и оглядел комнату. Лавка, торгующая шоколадом, привлекала самых разных людей – от пожилых ученых до школяров, у которых в карманах едва ли водилась парочка сету. В тот день сюда зашел даже гхемф. Я от нечего делать разглядывал его, но потом вспомнил коечто – то лицо, которое я видел в воде, когда ночью возвращался на полозе… Оно принадлежало гхемфу! Как я сразу не догадался? Конечно, идея, что гхемф мог нагишом ночью кататься на волне, была абсурдной, но все же я был уверен, что не ошибся.
 
   Я и в самом деле отправился повидаться с Датриком, когда в следующий раз попал в Ступицу. Я думал, что теперь, когда он стал временным главой Совета, добиться аудиенции будет трудно, но все оказалось не так. Он, казалось, обрадовался мне и пригласил в свой кабинет.
   После нескольких вежливых вопросов – о моем здоровье и здоровье моего отца – Датрик поинтересовался целью моего визита. Кратко, как мог, я рассказал ему обо всем, что узнал. Он внимательно слушал, проявив ко мне уважение уже одним тем, что воспринял мои слова серьезно. Когда я закончил, Датрик кивнул и некоторое время сидел молча, глубоко задумавшись.
   – Джесенда перед отъездом спрашивала меня, – наконец сказал он, – не знакомо ли мне имя Флейм. Я смог сообщить ей, что Флейм и Дева Замка – одно и то же лицо, так что ты можешь не тревожиться: об этом Джесенда предупреждена, она знает, с чем может столкнуться в Бретбастионе.
   Я вздохнул с облегчением, но не думаю, что Датрик это заметил.
   – Боюсь, что госпоже Лиссал уже не поможешь, – продолжал он. – Есть предел тому, что способны исцелить силвы. Джесенда получила ясные указания в отношении ее… будущего. Что же касается тебя, Эларн, – добавил Датрик, – то ты поступил правильно. Признаюсь, у меня возникли сомнения, когда Джесенда в первый раз заговорила со мной о тебе, но теперь я вижу, что она не ошиблась. Ты обладаешь большим потенциалом.
   Меня охватило теплое чувство.
   – Спасибо, сирсилв.
   – Один вопрос: ты говоришь, что этот Гэрровин Гилфитер считает, будто получить больше лекарства от магии в будущем не составит проблемы.
   – Да, у меня сложилось такое впечатление. Я предполагаю, что он рассчитывает: те силвыменодианки, которые пожелали избавиться от своего дара, присоединятся к обладающим Взглядом, которые предоставляют ему свой… ээ… послед. В результате в будущем будет рождаться больше младенцев, обладающих Взглядом.
   Датрик нахмурился, потом сказал:
   – Что ж, можно по крайней мере порадоваться тому, что прием снадобья через рот не дает эффекта. Если ситуация изменится – хоть както, – немедленно дай мне знать. Такой легкий способ… – Его передернуло. – Найдись он, и все, что будет нужно, чтобы разделаться с силвами островов Хранителей, – это вылить несколько капель в резервуары, снабжающие город водой. Райдер на такое пошел бы… уж такой он человек – совершенно безжалостный и бессовестный.
   Я заморгал. Такая оценка не совпадала с моим мнением о Райдере. Мне он казался человеком, мучительно переживающим свои решения, разрываемым на части отвращением к дунмагии, проникшей в него, и постоянно сопротивляющимся ей.
   – Говорила тебе Джесенда, что я узнал: Райдер был осквернен дунмагией? – спросил я.
   – Да, конечно. Однако это его не оправдывает. Он и раньше не стеснялся в средствах: я встречал его в Гортанской Пристани, знаешь ли, когда он помогал этой сукеполукровке. Тогда в нем не было дунмагии, иначе Блейз сообщила бы мне… Райдер всегда был развращен, – с отвращением бросил Датрик.
   Я подумал, что он ошибается, но не осмелился возразить.
   – Я хочу, чтобы ты вернулся на Тенкор и продолжал сотрудничать с Гилфитерами. Мне нужен список тех, кто получил снадобье, – всех семерых. И как можно скорее.
   – Не знаю, удастся ли его раздобыть, – сказал я. – Эти люди, похоже, видят меня насквозь. Обмануть их не удается…
   – Эларн, ты и представить себе не можешь, как много от этого зависит! Подумай о том, каким стало бы наше существование, лишись мы силвмагии… – Датрик продолжал, не дожидаясь моего ответа: – А эти обладающие Взглядом! Когда хоть один из них присутствует, мы не можем заключить выгодную сделку. Когда ктото из них рядом, нельзя понастоящему провести выборы! Никакой иллюзии нельзя создать так, чтобы они нас не разоблачили. Каждый настоящий силв видеть не может обладающих Взглядом! Если бы не они, мы теперь бы уже правили всеми Райскими островами, принесли всем свое представление о процветании. Но нет – нам приходится подчиняться всяким проклятым законам изза того, что обладающие Взглядом – тут как тут. Мы так много даем всем жителям островов – здоровье, красоту, культуру, театр, закон и порядок, – и что же мы получаем взамен? Нам в нос тычут разоблачениями обладающих Взглядом!
   От его горячности мне все больше становилось не по себе. Неужели он считает любое мошенничество законным, если его совершает силв?
   Датрик не замечал моих сомнений.
   – Ты ведь все еще не видишь опасности, мой мальчик? Ты забыл задать Гилфитерам и Райдеру самый важный вопрос: возможно ли этим их снадобьем превратить в обладающих Взглядом обычных людей?
   Этот вопрос произвел в моем уме действие камня, упавшего в пруд. Мысли неожиданно разбежались, я не мог сосредоточиться. Слишком огромны, слишком всеобъемлющи были бы следствия этого… весь мир перед моим внутренним взором разваливался на части.
   – Мне необходим этот список, Эларн, – заключил Датрик, – и как можно скорее, прежде чем ситуация выйдет изпод контроля. Мы должны нанести ответный удар.
 
   Во время долгого пути обратно на Тенкор я обдумывал то, что услышал от Датрика. Конечно, он был прав: я не заметил очевидного, не разгадал причины самодовольства Гэрровина. Этот лекарьпастух представлял себе Райские острова, где все люди – если бы они согласились отказаться от помощи силвов в случае болезни – могли сделаться обладающими Взглядом. Это защитило бы их от иллюзий и обмана, а также и от дунмагии. Менодиане были бы счастливы получить возможность с легкостью избавиться от удавки, которую силвмагия затягивала на горле экономики и торговли. Для силвов тогда осталось бы лишь одно занятие, позволяющее получать доход от их дара, – целительство, но все меньше людей стало бы прибегать к их помощи: ведь обладающие Взглядом невосприимчивы к чарам. Силвмагия была бы обречена на упадок.
   В результате я отправился к Гилфитерам и Райдеру, хотя необходимость этого вставала мне поперек горла. Я не хотел больше иметь с ними дело, я все еще не мог простить их произвол, в результате которого я оказался под замком.
   Райдер был не в духе: не смог уговорить Гилфитеров на то, чтобы они дали ему снадобье. Он жаждал искоренить в себе следы дунмагии и тем доказать, что исцеление от нее возможно. Гилфитеры опасались, что для него как уже обладающего Взглядом это может оказаться опасным – вроде приема двойной дозы лекарства. Райдер обратился за поддержкой к верховному патриарху, но тот немедленно запретил ему экспериментировать на себе. Райдер подчинился, конечно, но раздражение ясно проявлялось в его поведении.
   Завладеть списком семерых силвов, которые в той или иной форме подверглись лечению, оказалось просто: их имена были записаны на листке бумаги, лежавшем на столе Райдера. Я скопировал запись, и Датрик прислал мне распоряжение: сообщить имена человеку по имени Варден, агенту Совета хранителей на Тенкоре.
   Этот тип сразу же мне не понравился. Это был худой узкоглазый человек лет сорока, выглядевший как наемный убийца. Я предположил, что он обладает магическим даром, хоть он и не назвался сирсилвом. Когда я передал ему список, он кивнул и сказал – небрежным тоном, заставившим меня похолодеть, – что уже получил распоряжения по поводу этих людей; единственное, чего он дожидался, – это имен. Встреча с ним, хоть и мимолетная, оставила у меня очень неприятный привкус.
   Через два дня, когда я явился в комнату в здании Синода, отведенную Гилфитерам и Райдеру, я обнаружил всех троих сидящими за столом; выглядели они как иногда выглядел я, проведя в городе бурную ночь.
   – Что случилось? – спросил я, присоединяясь к ним.
   – Один из семерых, принявших лекарство, прошлой ночью умер, – сквозь зубы ответил мне Райдер.
   Я замер. У меня не было особых причин считать, что к этому приложили руку Датрик и Варден, но логика подсказывала, что так оно и есть. Зачем иначе было интересоваться именами? Я просто не хотел об этом думать, не хотел знать. Теперь же я похолодел. Убийство… о Боже!
   – Умер? От чего? – спросил я, с трудом выталкивая слова.
   – Мы думаем, что возникла какаято форма заражения крови, – ответил Келвин. – К несчастью, его родные так раздражены, что не позволяют нам сделать вскрытие.
   – Сделать что? – переспросил я. Я был так ошеломлен, что плохо понимал то, что мне говорили.
   – Обследовать тело, чтобы установить причину смерти. У себя на Небесной равнине мы делаем такое обязательно.
   – А еще один из прошедших лечение болен, – добавил Райдер. – Нам придется признать, что наше снадобье не только исцеляет – оно убивает.
   – Бессмыслица какаято, – пробормотал Гэрровин. – Не верю я в это. Если то, что мы получили из последа, было ядовито, то как выжила роженица, да и младенчик тоже?
   – Мы какимто образом загрязнили вещество? – предположил Келвин. Лицо его было белее мела, и веснушки выделялись на нем, как кляксы; изза привычки запускать руку в волосы он выглядел еще более растрепанным, чем обычно.
   – Такое невозможно, – проворчал его дядюшка. – Вспомни обо всех наших предосторожностях. Нет, загрязнения не было. Может быть, это просто совпадение.
   Я молча сидел и слушал, как они спорили. Дышать мне было трудно, я никогда в жизни не чувствовал себя хуже. Человек умер потому, что я его назвал. Его убили. Убили властью правительства, которое я обещал уважать и которому служил. А я был так глуп, что не предвидел такого, хотя все знаки были налицо. Я облизнул пересохшие губы. Как же с остальными… Если я признаюсь, спасет ли это их?
   Мысли мои разбегались, отчего я чувствовал себя совсем больным. Если я скажу правду, силвмагия – а с ней вместе и значительная часть процветания островов Хранителей – обречена. Если промолчу, Райдер положит конец экспериментам, считая, что снадобье убивает людей. Сослужу ли я службу своей стране и таким, как я сам, способствуя убийствам? Или мне следует быть верным своей религии и морали, тем самым разрушив образ жизни целого общества? Я знал, что сказала бы мне Джесенда. Я Джесенду любил. Если я предам Совет хранителей и ее отца, едва ли я смогу рассчитывать на ее любовь и на то, что она выйдет за меня замуж.
   Если бы Келвин и Гэрровин не были так встревожены, если бы их собственные эмоции не притупили их нюх, они уловили бы миазмы моей вины.
 
   Оглядываясь на прошлое, я удивляюсь тому Эларну, которым я тогда был. Как смог я принять то решение, которое принял? Я не нахожу ему морального оправдания. Я позволил еще шестерым умереть в течение недели, одному за другим, потому что мечтал о женщине, женщине горячей, чувственной, непредсказуемой, и отчаянно хотел на ней жениться; потому что хотел заслужить одобрение ее отца; потому что думал, будто как силв я должен быть верен силвам… потому что острова Хранителей были моей родиной и глава Совета потребовал этого от меня. Воины убивают, чтобы защитить свою страну, рассуждал я; мой поступок ничем не отличается…
   Конечно, разница была – такая же, как разница между изнасилованием и близостью любящих друг друга людей. Мудрость, которую принесли мне годы, не помогает мне понять, почему тогда я этого не видел.
   Келвин Гилфитер говорил, что шрамы, нанесенные виной, оставляют свой отпечаток на всей последующей жизни. Он был прав. Я дорого заплатил за свою слепоту, и по сей день я верю, что мне предстоит расплатиться еще раз, когда я предстану перед своим Творцом. Это будет только справедливо.
 
   После того как я вышел из Синода в тот день, я уже не вернулся. Я проводил время с Мартеном и с самыми беспутными из своих друзей. Я проигрывал свой заработок, каждый вечер напивался до скотского состояния, участвовал в глупых проделках, влезая на балки крыши Бюро матриархов или карабкаясь ночью на все башни университета по очереди, чтобы выиграть пари. Я плавал на полозе, рискуя так отчаянно, что, несомненно, заслуживал наказания, хотя ни разу и не попался. Чем сильнее я рисковал, тем больше мне, казалось, везло. И каждый день я узнавал о смерти еще одного из семерки, пока узнавать уже не стало не о ком.
 
   Медленно тянулись недели. Я похудел, но зато приобрел репутацию человека, противоречить которому небезопасно. Друзья начали меня избегать; только Мартен оставался верен мне, даже когда я подвергал нашу дружбу серьезным испытаниям. Я оказался близок к изгнанию из Гильдии за поведение, не подобающее пловцу: имелось в виду мое постоянное пьянство.
   Райдер, когда я встречал его в городе, выглядел человеком, преследуемым мучительными мыслями, Келвин казался поникшим, и только Гэрровин оставался прежним. Однажды Келвин остановил меня и рассказал, что Гэрровин хочет продолжать эксперименты, потому что не верит в то, что семерых убило их снадобье. Сам Келвин и Райдер, впрочем, категорически отказывались продолжать пробы. Слушая Келвина, видя его отчаяние, я ощущал свою вину как тяжкий груз, от которого невозможно избавиться. К тому времени, конечно, Келвин уже учуял мою вину, но он думал, что она имеет те же корни, что и его собственные угрызения совести. Он был слишком хорошим человеком, чтобы предположить, будто я способствовал убийству.
   Я попрежнему старался избегать всех троих – и Райдера, и Гилфитеров.
   И тут, как раз накануне празднования прилива КороляКита, примерно через два месяца после того, как Джесенда покинула Ступицу, все начало открываться.

Глава 27
РАССКАЗЧИК – ЭЛАРН

   Все началось с возвращения с Брета трех кораблей хранителей.
   Я как раз был в порту Тенкора, когда ктото сообщил, что флотилия приближается. Я влез на башню здания Гильдии на набережной, рассчитывая увидеть корабли. Ступица была скрыта грозовыми тучами, изредка озаряемыми желтыми вспышками молний. Когда же я посмотрел на юг, в сторону открытого моря… не могло быть зрелища более величественного, чем три корабля Совета хранителей, на всех парусах входящих в пролив на гребне приливной волны. На фоне черных туч гордо реяли их флаги. Корабли были великолепны!
   Обычно суда так стремились воспользоваться приливом, чтобы с его помощью пройти как можно ближе к гавани, что поднимали сигнальные флаги, приглашающие лоцмана сразу же, как только миновали стоячую волну. Лоцманы – все бывшие гребцы на баркасах – добирались на корабли на шлюпках так быстро, что суда не теряли волну прилива. Я ожидал, что так будет и на этот раз, поэтому с удивлением – и с бурно колотящимся сердцем – увидел, что только два корабля из трех затребовали лоцманов. Я воспользовался подзорной трубой, установленной на верхушке башни, чтобы прочесть названия этих кораблей: «Свобода хранителей» и «Правосудие хранителей». Третий корабль, «Гордость хранителей», просигналил, что собирается встать на якорь, как обычно делали, если в гавани у причалов не было свободных мест.
   Так захотела Джесенда, решил я. Она стремится увидеться со мной, не может дождаться встречи… вот и придумала какойто предлог для временной стоянки.
   Нет большего глупца, чем влюбленный мальчишка… Никто не бывает так наивен, так готов верить в то, во что хочет верить. Ожидать, будто Джесенда захочет – и сможет – заставить капитана военного корабля потерять приливную волну, чтобы она смогла увидеться с возлюбленным, было нелепо, и мне следовало бы это понимать. Я же буквально раздувался от гордости и высокомерия: Джесенда вернулась, и первым делом она хочет увидеться со мной. Скоро все опять будет в порядке: она скажет мне, что все сделанное мной – правильно и разумно, что мое решение спасет многие жизни в будущем…
   Я собирался спуститься с башни, когда, к моему удивлению, на ней появился Келвин.
   – Что тебе здесь нужно? – бросил я. – Башня не место для тех, кто не входит в Гильдию.
   – Это я его привел, – ответил мне Тор Райдер, следом за Гилфитером поднимаясь по лестнице. – У нас есть разрешение. – Чье именно разрешение, он не уточнил.
   Он прошел прямо к подзорной трубе и принялся разглядывать корабли.
   Гилфитер не стал дожидаться его сообщения.
   – Что это за корабли? – спросил он меня.
   Я сказал ему, что прибыла флотилия хранителей, и добавил, что один из кораблей собирается встать на якорь. Гилфитер с развевающимися волосами стоял на верхушке башни и следил, как «Гордость хранителей» приближается к бухте Тенкора. Было время, когда я думал о Келвине с оттенком… ну, не то чтобы презрения, но превосходства: я был жителем Тенкора, а он кемто вроде отсталого дикаря, неуклюжим скоморохом. Так было до того дня, когда он с такой легкостью справился со мной и приставил мне к горлу нож. Теперь, глядя на него, я видел другое: решительность и красивый профиль, скрытый лохматыми волосами. Как ни странно, именно тот факт, что он оказался физически сильнее меня, заставил меня разглядеть, что этот человек предпочитает использовать ум, а не силу.
   – Она там, на этом корабле, – тихо сказал он Райдеру, указывая на «Гордость хранителей».
   – Кто «она»? – спросил я.
   – Блейз, – ответил Келвин.
   – Откуда, во имя всех медуз, ты можешь это знать?
   – Я ее чую.
   Я решил, что он, конечно, шутит. Иначе ведь и быть не может. Но тут же у меня возникло подозрение: неужели у него действительно такое тонкое обоняние? В душе у меня тихий голос прошептал: «Так он и узнает, когда ты лжешь, болван». Ведь он учуял Гэрровина из здания Синода, когда его корабль еще только приближался.
   – А Флейм? – спросил Райдер. Гилфитер покачал головой:
   – Ее там нет. Руарта и Дека тоже. А вот Блейз… она заточена, Райдер. Я могу судить – от нее… от нее пахнет.
   Райдер замер, и в этот момент он выглядел воином, а не священнослужителем. Я почти физически ощутил его ярость. Но тут он снова взял себя в руки и превратился в патриарха, возможного главу всех менодиан.
   – Они встанут у причала.
   – Нет, на внешнем рейде, – поправил его я. – Это, скорее всего, означает, что им ничего не нужно сгрузить или принять на борт. По какойто причине им нужно нанести на Тенкор краткий визит. – Я снова посмотрел на корабль, где теперь начали сворачивать паруса. На горизонте громоздились черные тучи, океан потемнел, у волн появились белые гребни. Погода явно портилась.
   – Нам нужно вернуться в Синод и ждать там, – сказал Райдер. – Если они хотят нас видеть, пусть явятся сами.
   – Но Блейз… – начал Гилфитер.
   – Мы не можем допустить стычки, – перебил его Райдер. – Нужно сначала узнать факты. – Я мог бы подумать, будто он спокоен, если бы не видел, как сжимает его рука перила. – В ближайшие часы с Блейз ничего не случится, кроме того, что уже случилось.
   Этим Гилфитеру и пришлось удовлетвориться.
   Мы все вместе спустились с башни; только потом они двинулись вверх по холму, а я спустился к причалу и стал ждать, пока придет шлюпка с «Гордости хранителей». Появилась она быстро: еще до того как загремела якорная цепь, шлюпка уже была на воде. Когда она подошла к набережной, я увидел Джесенду и нескольких сопровождающих ее силвов. Я ожидал, что первым делом она подойдет ко мне – иначе и быть не могло… Я широко улыбался, глядя, как она высаживается…
   Однако на набережной прибывших встречали более важные лица: сам начальник порта вышел из своей конторы; кроме того, показался и посол верховного патриарха в Ступице. Я держался в стороне, внезапно осознав, что для них я – всего лишь один из пловцов. Чего я не ожидал, так это небрежного жеста Джесенды: покончив с официальными приветствиями, она прошла мимо меня, лишь помахав мне рукой.
   – Я желаю немедленно видеть верховного патриарха, – говорила она послу, – и этого его помощника – Тора Райдера. Неужели никто из Синода не явился встречать меня?