Страница:
— Проклятая гордость. Однажды она погубит тебя.
— Прошу прощения, — вежливо отозвался шофер.
На кухне Зиглинда как раз собиралась выпотрошить, посолить, промариновать и обвалять в муке палтуса. Фальк удивился, заметив, что его дочери на кухне не было. Он нашел ее в кабинете деда. Роня сидела за компьютером, изучая шахматные программы.
— Я выиграла, — сообщила она ему. Ее темные глаза блестели от радости. — Я обыграла в шахматы Жасмин.
— Вот здорово! — Фальк подошел к окну.
Внизу, на лужайке за домом, за садовым столиком сидели Жасмин и Северин и вели оживленную беседу. Жасмин была в джинсах, и ее попка округлой формы казалась просто великолепной. Фальк с трудом оторвал от нее взгляд.
— Это действительно здорово! — возбужденно произнесла Роня. — Потому что Жасмин когда-то выиграла какое-то эпо или евро…
Фальк повернулся к ней.
— Скорее всего, ты имеешь в виду Эло. Рейтинг шахматистов?
— Да, Эло. Я это и хотела сказать. А что такое Эло?
— Это такой метод счета очков, названный в честь господина Эло, если я не ошибаюсь. Может быть, попросишь Жасмин, чтобы она тебе это лучше объяснила? Чем ты вообще сейчас занимаешься?
— Жасмин сказала, что можно играть в шахматы по интернету. Мне нужно еще много тренироваться. Папа, можешь купить мне электронные шахматы?
Фальк пожалел, что затеял разговор о шахматах, но с уверенностью сказал:
— Я думаю, что если ты внесешь это пожелание в список подарков на твой день рождения, то оно непременно исполнится.
— Но мой день рождения только в ноябре.
— А мой день рождения в октябре.
— Но ты ведь можешь купить себе все, что хочешь.
— Но я и работаю для этого.
— И что же ты делаешь? Ты не работаешь, а ходишь на вечеринки и везде суешь свой нос. — Фальк услышал в ее словах упреки Лауры и почувствовал, как кровь прилила к лицу и в висках застучало. — Если вдруг ты снова проиграешь все деньги, то бабушка всегда даст тебе еще. А на меня никогда ничего не остается.
— Роня, только не надо так! — хрипло произнес Фальк. — Ты не должна говорить мне такое. Поняла? А своей матери можешь передать: если она еще хоть раз скажет, что я… — Он замолчал, тяжело дыша.
Роня побелела и уставилась на него огромными глазами Лауры.
— Я тебя ненавижу! — внезапно закричала она. — Ты такой подлый! — Девочка соскользнула со стула и выбежала из комнаты.
Фальк провел обеими руками по волосам. Что же он снова натворил? Сколько он ее знал, Роня впервые проявила интерес к чему-то другому, не считая мороженого и печенья, а он все испортил.
Жасмин была, наверное, права, и он действительно плохой отец. Ему было девятнадцать лет, когда он покинул Германию, а Роне — всего лишь полгода. Фальк узнал ее, когда девочке исполнилось почти семь. Первое время, когда он приходил к Лауре в гостиницу, дочь пряталась от него и не хотела идти с ним. Да и Лаура всячески возражала против их общения, так как ей казалось, будто ребенок становился агрессивным после каждой встречи с отцом. Не Фальк, а старик Розеншток пригрозил Лауре подать жалобу в суд по делам несовершеннолетних, если она и дальше будет препятствовать общению дочери с ее родным отцом. Было очевидно, что Понтера Розенштока не так волновала внучка, как боязнь того, что его сын будет уклоняться от отцовских обязанностей.
Фальк вздохнул и сел за компьютер, чтобы выключить его, но потом зашел на страничку своего почтового сервера.
Пока компьютер гудел, он снова выглянул из окна, чтобы посмотреть на лужайку за домом.
Жасмин и его брат все еще сидели там, весело о чем-то болтая. Она оживленно жестикулировала. На лице Северина была легкая, слегка глуповатая улыбка. Если бы Фальк не был так слеп в том, что касалось моды, то заметил бы, что под джинсы Жасмин надела коричневую приталенную вязаную кофточку, которая как нельзя лучше подчеркивала ее фигуру. В его голове вдруг мелькнула смутная мысль: «Она просто так не отступится». Но уже через минуту, когда он перевел взгляд на монитор, ему было бы трудно вспомнить, какого же цвета одежда у Жасмин.
Потом Фальк вспомнил о «Santa Lucia», и это моментально омрачило его мысли. Он просмотрел свою электронную почту, ответил на пару писем и закрыл все программы. Снова выглянув в окно, он увидел, как Жасмин положила руку на стол, а Северин накрыл ее своей ладонью. На мгновение оба застыли, а потом Северин, бросив быстрый взгляд на дом, убрал свою руку.
— Дурак! — пробормотал Фальк, не отдавая отчета тому, что он хотел сказать. Экран еще не успел погаснуть, как открылась дверь и в комнату вошел отец.
— А, вот ты где…
Фальк сжал губы, чтобы, объясняя, почему он оказался в его кабинете, не ляпнуть ничего лишнего.
— Разумеется, ты можешь пользоваться моим компьютером, — сказал Гюнтер Розеншток, взявшись за дверную ручку. — Но было бы лучше, если бы ты сначала ставил меня в известность.
Фальк медленно поднялся из удобного кресла. Если отец не собирался задерживать его, то должен был убрать руку и пройти в кабинет, но, судя по всему, он не хотел этого делать. Помедлив, Гюнтер посмотрел на Фалька и заявил:
— Если ты нуждаешься в рабочем кабинете, то, наверное, тебе следовало бы подыскать какую-нибудь квартиру.
Фальку нечего было возразить, так как он и сам подумывал о собственном жилье и даже пытался найти что-нибудь подходящее. Он сделал шаг к двери и почувствовал, как его тело невольно напряглось. Отец поспешил убрать руку, чтобы не мешать ему пройти. Фальк усмехнулся: блокада была прорвана, проход к двери освобожден. Но в ту же секунду он устыдился. Неужели он, молодой, крепкий мужчина, угрожал отцу силой своего тела, пусть это и было чисто символически?
— Тебе не кажется, — продолжал Гюнтер Розеншток в своей тихой, но настойчивой манере, — что Роне тоже было бы хорошо, знай она, где ее дом. Конечно, все мы ее здесь любим, но что это за выходные с отцом, если ребенок остается с дедушкой и бабушкой, а отец занимается своими делами? Ты нужен своей дочери. Нравится тебе это или нет, но у тебя есть обязательства.
Фальк молчал, не делая никаких попыток поддержать разговор с отцом.
— Отвечай, пожалуйста, когда с тобой разговаривают, Фальк. Мы же одна семья. Мы должны общаться между собой, если ты этого еще не понял.
— Да, отец, — выдавил из себя Фальк, быстро посмотрел отцу в глаза и тут же отвернулся. Затем он вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Понтер Розеншток уселся за стол, снова включил компьютер и погрузился в свои мысли, стараясь не думать о плохом.
Он никак не мог найти подход к Фальку. Чем взрослее становился его младший сын, тем труднее ему с ним было.
Фальк всегда отличался замкнутостью и упрямством. Но когда он был мальчишкой, на него хоть приятно было смотреть. Гюнтер представил черноволосого подростка с живыми черными глазами на выразительном лице. Сколько он помнил, тот всегда был хулиганом. Фальк не избежал ни одной порки, заработал себе не один шрам, не оставил без своего участия маломальской проделки. Даже Северину иногда попадало из-за него. Тот был слишком порядочным, чтобы выдавать своего младшего брата. Он мог только тихо защищаться от желаний Фалька, который беззастенчиво стремился обладать всем, что было у Северина.
За обеденным столом Фальк с азартом спорил за каждый кусок, вызывая у Гюнтера Розенштока неловкость и досаду.
Он сам вырос в многодетной семье и по себе знал, как нелегко жилось после войны таким семьям. Но стол, который накрывала Адельтрауд, всегда был изобильным.
Фальк создавал проблемы везде, где только мог, и им с женой не было ни минуты покоя. То ли из простого упрямства, то ли из-за глубоко спрятавшегося в нем страха или по какой-то другой причине, которую он сам не мог осознать, Фальк постоянно попадал в неприятности.
Учителя жаловались на него. Его успехи в школе были ужасающими. Понтер до сих пор хорошо помнил, как его тринадцатилетний сын стоял перед ним, сжав кулаки и стиснув зубы, — это было еще на вилле в Люнебургер Хайде.
— Как ты вообще представляешь себе свое будущее? — спрашивал он Фалька, но уже тогда этот отчаянный сорванец предпочитал оставлять его вопросы без ответа. Переезд в Пеерхаген сначала пошел ему на пользу. Он устроился в морскую аварийно-спасательную службу и получил удостоверение на вождение разных судов. Казалось, что наконец-то можно было вздохнуть с облегчением, но Фальк так и не угомонился.
Пассивность в отношении будущего, нелюбовь к делу отца, деньги и слишком много свободного времени плохо сказались на нем. Тем временем Гюнтер Розеншток постарел. Адельтрауд, постоянно находившаяся в ожидании плохих новостей о Фальке, невыносимо устала. Каждый телефонный звонок приносил все новые неприятности: то автомобильная авария, то в состоянии опьянения упал в портовый бассейн, то пропал в шхерах Дании. А однажды в доме появились полицейские по случаю одной вечеринки на пляже, во время которой кто-то из парней перебрал наркотиков. Когда ему только исполнилось восемнадцать, Лаура из гостиницы «Хус Ахтерн Бум» забеременела от него. Но Фальку до этого не было дела: он проводил время в увеселительных заведениях. До сих пор никто не знал, сколько денег он просадил в казино в Баден-Бадене.
Когда Адельтрауд и Фальк только вернулись из поездки в Нью-Йорк, Северин переговорил с матерью и сознался, что ему пришлось из ростокской бухгалтерии украсть чеки клиентов на сумму в несколько сотен тысяч марок. Эти деньги он перевел на свой счет, чтобы таким образом погасить карточные долги Фалька. Больше всего Понтера Розенштока бесила трусость Фалька. Если бы он, обладая наглостью, подделал бы подпись на одном из чеков или сделал бы что-то в этом духе, возможно, это как-то подняло его в глазах отца. Но то, что он подставлял старшего брата, вызывало ярость и возмущение. Со слезами на глазах Северин просил отца не трогать Фалька. Он, Северин, был согласен отдать эту сумму из собственной доли наследства. Один раз ему пришлось помочь брату.
Адельтрауд тоже умоляла Понтера не выгонять сына из дому. Он всегда был ее любимцем. К счастью — если в этом случае вообще уместно говорить о счастье, — Фальк был настолько тактичным (или же просто-напросто ему не хватало мужества), что сам принял решение и внезапно исчез. Как будто сквозь землю провалился. Шесть лет о нем никто ничего не слышал. Конечно, Адельтрауд не умерла после случившегося и даже как-то успокоилась. Уже после всего этого Гюнтер должен был простить Фалька. Спустя несколько лет Адельтрауд призналась мужу, что каждые полгода сын посылал ей открытку с острова Кос. По крайней мере, у него хватило ума хотя бы успокоить мать.
А вот свою дочь Фальк бросил на произвол судьбы. Когда Розенштоки узнали от Лауры, что Фалька разыскивают представители совета по делам молодежи, Гюнтер взял выплату алиментов на себя. Он передавал девочке подарки и отдельно отсылал деньги на поездки и школьные экскурсии.
Как-то зимой — Гюнтер помнил это как сейчас, — в один прекрасный холодный январский день, перед их дверью внезапно появился Фальк. В своей потрепанной одежде он был похож на бродягу, а его взгляд напоминал взгляд голодного хищного зверя. Но он был хозяином сверкающей старой яхты, отремонтированной и пришвартованной в гавани Варнемюнде. В Кюлюнгсборне не было тогда еще порта для яхт, и он пришел за деньгами, чтобы оплатить простой своего судна.
Ни слова о прощении. Никаких объяснений, но и никаких отговорок. После того как Адельтрауд вдоволь наобнималась с сыном, выплакав все свои слезы от счастья, и наконец оставила его в покое, Фальк задал единственный вопрос.
— Ты дашь мне еще один шанс? — спросил он, уставившись на отца своими пронзительными темными глазами.
В этой сцене было что-то такое, отчего при воспоминании о ней у Понтера до сих пор по спине бегают мурашки.
В тот же момент Адельтрауд все простила сыну. Он стоял перед ней, и все было понятно и естественно. Понтер Розеншток тоже это понимал. В Фальке что-то изменилось, и эта перемена как бы призывала к прощению. С тех пор старик больше всего сердился на его необъяснимое, наглое честолюбие, с которым сын тогда вернулся домой. Розеншток так никогда и не узнал, чем именно занимался его младший сын эти шесть лет, но он видел, что Фальк повзрослел, остепенился, стал сдержанным и уверенным в себе. Разумеется, нельзя отказать тому, кто просит дать хотя бы еще один шанс. Но Фальк так просил, как будто имел на это полное право.
Гюнтер до сих пор приходил в ярость, вспоминая упрямое выражение на его лице.
Фальк исправно вернул отцу все деньги, потраченные им на содержание Рони. В течение трех лет он вернул и те шестьсот тысяч марок, которые Северин украл для него. Очевидно, Фальк неплохо зарабатывал, устроившись маклером по продаже яхт для высших кругов общества. Для Адельтрауд он стал образцовым сыном — надо отдать ему должное. Он всегда был готов помочь по дому, проявлял заботу и ласку. Мать была счастлива, что он бросил свои бунтарские замашки и всячески избегал семейных конфликтов. Но в сущности, это его молчание изматывало всех еще больше. На все просьбы Понтера Розенштока дать ему объяснения, на которые он, как отец, имеет полное право, Фальк отвечал молчанием. Казалось, что сын просто пренебрегает мнением отца.
Обед прошел относительно спокойно. Палтус был просто великолепен. Гюнтер Розеншток молчал, Николь болтала о пустяках, Северин ушел в себя, Фальк говорил только тогда, когда его спрашивали, а Адельтрауд выглядела уставшей.
И только поведение Рони вызывало подозрение: во-первых, девочка ела, соблюдая все правила приличия, во-вторых, она старалась рассказать Жасмин все то, что узнала о шахматах и компьютерных шахматных играх. У Жасмин как раз появилась возможность похвастаться всем, кто ревниво или подозрительно наблюдал за ней. Она рассказала о том, что не получила никакого Эло-звания, так как у нее не было времени для участия в турнире, но случайно выиграла у Фрица, набрав огромное количество очков, которое приравнивалось к двум тысячам Эло. Для сравнения: гроссмейстры доходили до двух с половиной Эло. Так как никого, кроме нее, не интересовала теория вероятности и кривая нормального распределения Гаусса, она не стала вдаваться в подробности.
После обеда Жасмин помогала Адельтрауд на кухне. Она узнала, что Зиглинда каждый день приезжает из Крепелина ровно к восьми, в субботу — только на полдня, а в воскресенье у нее выходной. Тогда готовил Фальк или они куда-то выходили поужинать.
— А теперь мне нужно часик полежать, — сказала Адельтрауд.
— Вам нехорошо?
Адельтрауд улыбнулась.
— У меня была очень напряженная рабочая неделя в Берлине. У нас расстроилось бракосочетание прямо у алтаря.
А теперь клиент не хочет платить.
— А при разводе клиент тоже может потребовать вернуть деньги?
Адельтрауд засмеялась.
— В этих делах все очень зыбко. Речь идет о репутации. Кроме того, у всех хорошие адвокаты. Вообще-то, мне давно уже пора передать кому-то управление своим агентством. Ну, посмотрим еще. Когда Понтер передаст свое дело Северину, тогда я все свои дела переложу на плечи секретарши и мы с Гюнтером отправимся путешествовать.
— Мне показалось, что вы не очень-то радуетесь таким перспективам.
— Как вы все точно подмечаете. — Адельтрауд взяла Жасмин за руку. — Может, мы перейдем на «ты»? Я всегда мечтала о дочери. Но этому не суждено было свершиться. — Адельтрауд продолжала говорить, не давая Жасмин вставить и слова: — Ты права. Всю свою жизнь я работала, хотя могла этого и не делать. Но сидеть дома — это не для меня. Я должна постоянно находиться среди людей. Сейчас Гюнтеру уже шестьдесят три. У него больная спина и высокое кровяное давление. Он вкалывает вот уже сорок лет, и пора, наверное, ставить точку. Мы уже купили билеты на круиз на «Queen Mary-2». Я как-нибудь привыкну к безделью. А в качестве тренировки я пойду в свою комнату и часик полежу.
Жасмин осталась одна. Убранная и сверкающая чистотой кухня казалась почти праздничной. Солнечные лучи, проникая сквозь гардины, образовали на деревянном столе красивый узор. Останется ли Северин жить здесь после свадьбы, которую она расстроит? Тогда эта кухня, возможно, будет принадлежать ей. Она считала, что кухня — это сердце дома.
Здесь женщины сплетничали о мужчинах и обсуждали друг с другом воспитание детей, здесь начинался флирт с гостем, который впоследствии мог привести к краху брака, и здесь же семейная драма достигала своего пика.
Жасмин включила кофеварку, чтобы приготовить «эспрессо». Замигала зеленая кнопка. Она подумала, что нужно подождать, и, пройдя к столу у окна (ну просто какой-то пеший поход вокруг кухонного острова!), достала из кармана мобильный телефон, чтобы составить SMS. Жасмин набрала несколько слов и заметила, что зеленая кнопка на кофеварке все еще светится. Она встала, держа мобильник в руке, и направилась к кофеварке.
В этот момент открылась дверь и Жасмин, быстро удалив начатое сообщение, спрятала телефон в джинсы. Это был Фальк.
Она подошла к кофеварке и начала изучать кнопки с их пиктограммами для кофе, уровня воды и степени загрязненности кофеварки. Из шкафа с посудой она взяла чашку, поставила ее и собралась нажать на кнопку, где было нарисовано две чашки.
И тут у нее за спиной раздался ужасный грохот.
Проходя мимо, Фальк задел подставку для ножей. Огромные кинжалы, маленькие стилеты и кривые ножички со звоном ударились о напольную плитку. Фальк быстро подобрал их с пола, поставил набор на мраморную поверхность кухонного острова и направился к шкафу с посудой.
Судя по его виду, у него не было желания разговаривать, и Жасмин молча повернулась к кофеварке, нажав на кнопку. Агрегат затрещал, издавая громкие звуки, потом зашипел, и наконец в чашку полилась светло-коричневая жидкость, над которой появилась ароматная пенка. Жасмин обернулась.
Фальк, застыв в недоумении, стоял перед открытым ящиком. В руках у него был какой-то металлический предмет, о предназначении которого Жасмин даже не догадывалась. Казалось, Фальк тоже не имел представления, что с ним можно было делать.
— Что это такое? — спросила она и пересекла кухню.
— Это тестомешалка для миксера с ручным механизмом. — Он пожал плечами и выдавил из себя улыбку. — Боже, что я вообще тут делаю? — Фальк резким движением бросил приспособление обратно в ящик. Ему хотелось, и, в принципе, так и получилось, хлопнуть изо всех сил ящиком, но тестомешалка наскочила на край ящика и зазвенела на кафельной плитке, покатившись под стол.
Жасмин машинально нагнулась, чтобы поднять ее. Но Фальк не дал ей этого сделать.
— Не надо, Жасмин. Ты ведь всегда контролируешь свои действия, а тут какая-то блестящая штуковина вдруг заставила тебя полезть под стол, хотя рядом с тобой находится хорошо воспитанный мужчина.
Жасмин приняла этот упрек с большей обидой, чем могла предположить. Она как раз не была девушкой с хорошим воспитанием. И ее инстинктивные порывы иногда выдавали ее.
Фальк даже не потрудился поднять злополучную тестомешалку.
Казалось, что он не в себе.
— Что случилось? — спросила Жасмин.
Наступила пауза. Помедлив, он ответил:
— Ничего. Я… я сегодня продал свою яхту.
Жасмин чувствовала, как он страдал, хотя не имела даже приблизительного представления о том, что значила для него эта яхта.
— И зачем? — поинтересовалась она.
— Как это зачем? Мне нужны деньги, — угрюмо произнес Фальк. — Только, пожалуйста, никому не рассказывай об этом. Я не хочу, чтобы… Ты мне обещаешь?
Жасмин кивнула.
— Но почему?
Он покачал головой и снова повернулся к открытому ящику.
— Вообще-то, я ищу ножницы для разделки птицы или что-то в этом роде, чем можно было бы разрезать этот проклятый фланец на водосточной трубе.
Жасмин удивленно подняла брови.
— Разве кусачки не подойдут для этого?
— Да, но если бы они у нас были. У меня на яхте есть одни, а здесь, в доме, их нет.
— Если тебе нужна машина, можешь взять мой «Форд».
Фальк посмотрел на нее.
— А что? Хорошая идея. Очень хорошая идея. Как же я сам-то не додумался?
Жасмин ухмыльнулась.
— Очевидно, тебе не очень нравится обращаться за помощью.
Внезапно он стал совершенно серьезным.
— Уверяю тебя, что когда это необходимо, то я…
В кармане Жасмин затренькал мобильник. Она достала его и, не отрывая взгляд от дисплея, на котором высветилось «Осел», отдала Фальку ключи от своего автомобиля.
— Спасибо, — поблагодарил тот, взял ключи и повернулся к двери.
— Привет, Рольф, — произнесла она влюбленным голосом.
— Ты можешь говорить? — первым делом поинтересовался Рольф.
— Минуточку. — Жасмин сделала паузу, выжидающе посмотрев на Фалька, который якобы мешал ее общению с любимым. — Ты случайно не знаешь, когда освободишься и приедешь сюда?
Рольф ничего не ответил. Ему была знакома эта игра со странными фразами, которая продолжалась до тех пор, пока не находилось место, где можно было спокойно говорить.
Подходя к двери, Фальк обернулся и выпалил:
— И еще одна ложь. Лаура рассказала мне, что в «Хус Ахтерн Бум» у тебя комната на одного человека. Ты не рассчитывала, что сюда приедет твой Рольф. — Не дожидаясь ответа, он вышел из кухни.
Жасмин, убедившись, что кухонная дверь плотно закрыта, поднесла телефон к уху.
— Рольф, можешь говорить. Ну, что там у тебя? Рассказывай.
— А кто это был?
— Один болван. Чего ты звонишь?
— Глория и я — мы сейчас сидим на Унтер-ден-Линден и…
— У тебя что-то с ней есть?
Рольф, возмутившись, так рассмеялся, что Жасмин оставалось только надеяться, что Глория не подслушивает их разговор. От Рольфа можно было ожидать чего угодно. Он всегда плохо слышал Жасмин и настраивал звук динамика на максимум. А у Глории был тонкий слух.
— Она хочет поговорить с тобой. Подожди, я передам ей трубку.
Голос Глории был таким громким, что Жасмин машинально отстранилась от трубки.
— Такая прекрасная погода, великолепный кофе. А мы сидим тут, словно туристы, и совещаемся.
— Есть какой-то повод?
— Да, Жасмин. Теперь мы знаем, что Северин Розеншток и Николь Тиллер женятся. Бракосочетание состоится в следующую пятницу в Хайлигендамме. Лизелотта обзвонила дорогие рестораны на побережье, чтобы якобы заказать банкет для своей свадьбы, и выяснила, что в Хайлигендамме в следующую пятницу собирается светское общество. Жасмин, времени осталось крайне мало. Ты что-нибудь успела вынюхать?
Жасмин взяла чашку с кофе и пошла к столу.
— Я как раз собиралась отправить вам SMS.
— И что?
— В гостинице «Хус Ахтерн Бум» живет одиннадцатилетняя племянница Северина, — объяснила Жасмин. — Она внебрачная дочь его брата. — На этот раз она не солгала, просто рассказала не всю правду, касающуюся происхождения анонимного письма. Жасмин не хотела, чтобы Глория и Рольф заинтересовались этим случаем.
— Хм. Значит, здесь особо не наживешься, — задумчиво произнесла Глория.
— Боюсь, что нет, — подтвердила Жасмин. — Конечно, чисто теоретически и брат Северина, Фальк Розеншток, и его мать имели доступ к компьютеру. И если вдруг выяснится, что это был кто-то из них двоих, то из этого могло бы получиться очередное дело. Но честно говоря, я верю в это с трудом. У меня вопрос к Рольфу. Он тоже меня слышит?
— Да, секунду.
Жасмин представила себе, как симпатичный парень и женщина намного старше его сидят за столиком кафе на Унтер-ден-Линден и, тесно прижавшись, прислушиваются к мобильнику. Она криво улыбнулась.
— На одном приеме, куда я попала случайно, Николь Тиллер рассказывала, как она в роли начинающего предпринимателя обманом выбила себе деньги на покупку «Порше». Хотя, возможно, покупка в кредит была бы дешевле, но для нее было важно, что в течение двух лет она могла не платить проценты. После свадьбы ей наверняка будет уже все равно, сколько придется заплатить.
— Не исключено, что никто не задумывался над тем, что магазина, под который она брала кредит, нет в природе, — заметил Рольф. — Тогда бы ее судили за мошенничество.
— Никто об этом и не подумает, если она исправно выплачивает кредит. Но дело не в Николь. Мне интересно: как могла прийти ей в голову эта мысль? Может, ей подсказал отец?
— Это идея! — похвалил ее Рольф, что было совершенно неприсуще ему. — Ты думаешь, что Тиллер взял кредит под ремонтные сооружения, а сам за эти деньги купил что-то другое: виллу, яхту, произведения искусства, украшения своей жене — короче говоря, все, что у него сейчас есть.
— Возможно, в учетных книгах его фирмы числятся несколько десятков таких сооружений, а в действительности их нет, — добавила Жасмин. — Кто же поедет в Польшу, чтобы выяснить, есть ли там ремонтные сооружения, которые проходят по документам Тиллера.
Рольф процедил сквозь зубы:
— Ну если только это правда…
— Это надо сначала доказать. А я понятия не имею, как проверить свои предположения.
— Зато я знаю, — хвастливо заявил Рольф.
Жасмин ухмыльнулась. Если бы она напрямую попросила Рольфа навести справки, он бы привел множество аргументов, чтобы отказаться.
Глорией было не так легко управлять.
— И зачем нам это надо? — снова заговорила она. — Пока знаю только одно: мы этим делом заниматься не будем.
— Прошу прощения, — вежливо отозвался шофер.
На кухне Зиглинда как раз собиралась выпотрошить, посолить, промариновать и обвалять в муке палтуса. Фальк удивился, заметив, что его дочери на кухне не было. Он нашел ее в кабинете деда. Роня сидела за компьютером, изучая шахматные программы.
— Я выиграла, — сообщила она ему. Ее темные глаза блестели от радости. — Я обыграла в шахматы Жасмин.
— Вот здорово! — Фальк подошел к окну.
Внизу, на лужайке за домом, за садовым столиком сидели Жасмин и Северин и вели оживленную беседу. Жасмин была в джинсах, и ее попка округлой формы казалась просто великолепной. Фальк с трудом оторвал от нее взгляд.
— Это действительно здорово! — возбужденно произнесла Роня. — Потому что Жасмин когда-то выиграла какое-то эпо или евро…
Фальк повернулся к ней.
— Скорее всего, ты имеешь в виду Эло. Рейтинг шахматистов?
— Да, Эло. Я это и хотела сказать. А что такое Эло?
— Это такой метод счета очков, названный в честь господина Эло, если я не ошибаюсь. Может быть, попросишь Жасмин, чтобы она тебе это лучше объяснила? Чем ты вообще сейчас занимаешься?
— Жасмин сказала, что можно играть в шахматы по интернету. Мне нужно еще много тренироваться. Папа, можешь купить мне электронные шахматы?
Фальк пожалел, что затеял разговор о шахматах, но с уверенностью сказал:
— Я думаю, что если ты внесешь это пожелание в список подарков на твой день рождения, то оно непременно исполнится.
— Но мой день рождения только в ноябре.
— А мой день рождения в октябре.
— Но ты ведь можешь купить себе все, что хочешь.
— Но я и работаю для этого.
— И что же ты делаешь? Ты не работаешь, а ходишь на вечеринки и везде суешь свой нос. — Фальк услышал в ее словах упреки Лауры и почувствовал, как кровь прилила к лицу и в висках застучало. — Если вдруг ты снова проиграешь все деньги, то бабушка всегда даст тебе еще. А на меня никогда ничего не остается.
— Роня, только не надо так! — хрипло произнес Фальк. — Ты не должна говорить мне такое. Поняла? А своей матери можешь передать: если она еще хоть раз скажет, что я… — Он замолчал, тяжело дыша.
Роня побелела и уставилась на него огромными глазами Лауры.
— Я тебя ненавижу! — внезапно закричала она. — Ты такой подлый! — Девочка соскользнула со стула и выбежала из комнаты.
Фальк провел обеими руками по волосам. Что же он снова натворил? Сколько он ее знал, Роня впервые проявила интерес к чему-то другому, не считая мороженого и печенья, а он все испортил.
Жасмин была, наверное, права, и он действительно плохой отец. Ему было девятнадцать лет, когда он покинул Германию, а Роне — всего лишь полгода. Фальк узнал ее, когда девочке исполнилось почти семь. Первое время, когда он приходил к Лауре в гостиницу, дочь пряталась от него и не хотела идти с ним. Да и Лаура всячески возражала против их общения, так как ей казалось, будто ребенок становился агрессивным после каждой встречи с отцом. Не Фальк, а старик Розеншток пригрозил Лауре подать жалобу в суд по делам несовершеннолетних, если она и дальше будет препятствовать общению дочери с ее родным отцом. Было очевидно, что Понтера Розенштока не так волновала внучка, как боязнь того, что его сын будет уклоняться от отцовских обязанностей.
Фальк вздохнул и сел за компьютер, чтобы выключить его, но потом зашел на страничку своего почтового сервера.
Пока компьютер гудел, он снова выглянул из окна, чтобы посмотреть на лужайку за домом.
Жасмин и его брат все еще сидели там, весело о чем-то болтая. Она оживленно жестикулировала. На лице Северина была легкая, слегка глуповатая улыбка. Если бы Фальк не был так слеп в том, что касалось моды, то заметил бы, что под джинсы Жасмин надела коричневую приталенную вязаную кофточку, которая как нельзя лучше подчеркивала ее фигуру. В его голове вдруг мелькнула смутная мысль: «Она просто так не отступится». Но уже через минуту, когда он перевел взгляд на монитор, ему было бы трудно вспомнить, какого же цвета одежда у Жасмин.
Потом Фальк вспомнил о «Santa Lucia», и это моментально омрачило его мысли. Он просмотрел свою электронную почту, ответил на пару писем и закрыл все программы. Снова выглянув в окно, он увидел, как Жасмин положила руку на стол, а Северин накрыл ее своей ладонью. На мгновение оба застыли, а потом Северин, бросив быстрый взгляд на дом, убрал свою руку.
— Дурак! — пробормотал Фальк, не отдавая отчета тому, что он хотел сказать. Экран еще не успел погаснуть, как открылась дверь и в комнату вошел отец.
— А, вот ты где…
Фальк сжал губы, чтобы, объясняя, почему он оказался в его кабинете, не ляпнуть ничего лишнего.
— Разумеется, ты можешь пользоваться моим компьютером, — сказал Гюнтер Розеншток, взявшись за дверную ручку. — Но было бы лучше, если бы ты сначала ставил меня в известность.
Фальк медленно поднялся из удобного кресла. Если отец не собирался задерживать его, то должен был убрать руку и пройти в кабинет, но, судя по всему, он не хотел этого делать. Помедлив, Гюнтер посмотрел на Фалька и заявил:
— Если ты нуждаешься в рабочем кабинете, то, наверное, тебе следовало бы подыскать какую-нибудь квартиру.
Фальку нечего было возразить, так как он и сам подумывал о собственном жилье и даже пытался найти что-нибудь подходящее. Он сделал шаг к двери и почувствовал, как его тело невольно напряглось. Отец поспешил убрать руку, чтобы не мешать ему пройти. Фальк усмехнулся: блокада была прорвана, проход к двери освобожден. Но в ту же секунду он устыдился. Неужели он, молодой, крепкий мужчина, угрожал отцу силой своего тела, пусть это и было чисто символически?
— Тебе не кажется, — продолжал Гюнтер Розеншток в своей тихой, но настойчивой манере, — что Роне тоже было бы хорошо, знай она, где ее дом. Конечно, все мы ее здесь любим, но что это за выходные с отцом, если ребенок остается с дедушкой и бабушкой, а отец занимается своими делами? Ты нужен своей дочери. Нравится тебе это или нет, но у тебя есть обязательства.
Фальк молчал, не делая никаких попыток поддержать разговор с отцом.
— Отвечай, пожалуйста, когда с тобой разговаривают, Фальк. Мы же одна семья. Мы должны общаться между собой, если ты этого еще не понял.
— Да, отец, — выдавил из себя Фальк, быстро посмотрел отцу в глаза и тут же отвернулся. Затем он вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Понтер Розеншток уселся за стол, снова включил компьютер и погрузился в свои мысли, стараясь не думать о плохом.
Он никак не мог найти подход к Фальку. Чем взрослее становился его младший сын, тем труднее ему с ним было.
Фальк всегда отличался замкнутостью и упрямством. Но когда он был мальчишкой, на него хоть приятно было смотреть. Гюнтер представил черноволосого подростка с живыми черными глазами на выразительном лице. Сколько он помнил, тот всегда был хулиганом. Фальк не избежал ни одной порки, заработал себе не один шрам, не оставил без своего участия маломальской проделки. Даже Северину иногда попадало из-за него. Тот был слишком порядочным, чтобы выдавать своего младшего брата. Он мог только тихо защищаться от желаний Фалька, который беззастенчиво стремился обладать всем, что было у Северина.
За обеденным столом Фальк с азартом спорил за каждый кусок, вызывая у Гюнтера Розенштока неловкость и досаду.
Он сам вырос в многодетной семье и по себе знал, как нелегко жилось после войны таким семьям. Но стол, который накрывала Адельтрауд, всегда был изобильным.
Фальк создавал проблемы везде, где только мог, и им с женой не было ни минуты покоя. То ли из простого упрямства, то ли из-за глубоко спрятавшегося в нем страха или по какой-то другой причине, которую он сам не мог осознать, Фальк постоянно попадал в неприятности.
Учителя жаловались на него. Его успехи в школе были ужасающими. Понтер до сих пор хорошо помнил, как его тринадцатилетний сын стоял перед ним, сжав кулаки и стиснув зубы, — это было еще на вилле в Люнебургер Хайде.
— Как ты вообще представляешь себе свое будущее? — спрашивал он Фалька, но уже тогда этот отчаянный сорванец предпочитал оставлять его вопросы без ответа. Переезд в Пеерхаген сначала пошел ему на пользу. Он устроился в морскую аварийно-спасательную службу и получил удостоверение на вождение разных судов. Казалось, что наконец-то можно было вздохнуть с облегчением, но Фальк так и не угомонился.
Пассивность в отношении будущего, нелюбовь к делу отца, деньги и слишком много свободного времени плохо сказались на нем. Тем временем Гюнтер Розеншток постарел. Адельтрауд, постоянно находившаяся в ожидании плохих новостей о Фальке, невыносимо устала. Каждый телефонный звонок приносил все новые неприятности: то автомобильная авария, то в состоянии опьянения упал в портовый бассейн, то пропал в шхерах Дании. А однажды в доме появились полицейские по случаю одной вечеринки на пляже, во время которой кто-то из парней перебрал наркотиков. Когда ему только исполнилось восемнадцать, Лаура из гостиницы «Хус Ахтерн Бум» забеременела от него. Но Фальку до этого не было дела: он проводил время в увеселительных заведениях. До сих пор никто не знал, сколько денег он просадил в казино в Баден-Бадене.
Когда Адельтрауд и Фальк только вернулись из поездки в Нью-Йорк, Северин переговорил с матерью и сознался, что ему пришлось из ростокской бухгалтерии украсть чеки клиентов на сумму в несколько сотен тысяч марок. Эти деньги он перевел на свой счет, чтобы таким образом погасить карточные долги Фалька. Больше всего Понтера Розенштока бесила трусость Фалька. Если бы он, обладая наглостью, подделал бы подпись на одном из чеков или сделал бы что-то в этом духе, возможно, это как-то подняло его в глазах отца. Но то, что он подставлял старшего брата, вызывало ярость и возмущение. Со слезами на глазах Северин просил отца не трогать Фалька. Он, Северин, был согласен отдать эту сумму из собственной доли наследства. Один раз ему пришлось помочь брату.
Адельтрауд тоже умоляла Понтера не выгонять сына из дому. Он всегда был ее любимцем. К счастью — если в этом случае вообще уместно говорить о счастье, — Фальк был настолько тактичным (или же просто-напросто ему не хватало мужества), что сам принял решение и внезапно исчез. Как будто сквозь землю провалился. Шесть лет о нем никто ничего не слышал. Конечно, Адельтрауд не умерла после случившегося и даже как-то успокоилась. Уже после всего этого Гюнтер должен был простить Фалька. Спустя несколько лет Адельтрауд призналась мужу, что каждые полгода сын посылал ей открытку с острова Кос. По крайней мере, у него хватило ума хотя бы успокоить мать.
А вот свою дочь Фальк бросил на произвол судьбы. Когда Розенштоки узнали от Лауры, что Фалька разыскивают представители совета по делам молодежи, Гюнтер взял выплату алиментов на себя. Он передавал девочке подарки и отдельно отсылал деньги на поездки и школьные экскурсии.
Как-то зимой — Гюнтер помнил это как сейчас, — в один прекрасный холодный январский день, перед их дверью внезапно появился Фальк. В своей потрепанной одежде он был похож на бродягу, а его взгляд напоминал взгляд голодного хищного зверя. Но он был хозяином сверкающей старой яхты, отремонтированной и пришвартованной в гавани Варнемюнде. В Кюлюнгсборне не было тогда еще порта для яхт, и он пришел за деньгами, чтобы оплатить простой своего судна.
Ни слова о прощении. Никаких объяснений, но и никаких отговорок. После того как Адельтрауд вдоволь наобнималась с сыном, выплакав все свои слезы от счастья, и наконец оставила его в покое, Фальк задал единственный вопрос.
— Ты дашь мне еще один шанс? — спросил он, уставившись на отца своими пронзительными темными глазами.
В этой сцене было что-то такое, отчего при воспоминании о ней у Понтера до сих пор по спине бегают мурашки.
В тот же момент Адельтрауд все простила сыну. Он стоял перед ней, и все было понятно и естественно. Понтер Розеншток тоже это понимал. В Фальке что-то изменилось, и эта перемена как бы призывала к прощению. С тех пор старик больше всего сердился на его необъяснимое, наглое честолюбие, с которым сын тогда вернулся домой. Розеншток так никогда и не узнал, чем именно занимался его младший сын эти шесть лет, но он видел, что Фальк повзрослел, остепенился, стал сдержанным и уверенным в себе. Разумеется, нельзя отказать тому, кто просит дать хотя бы еще один шанс. Но Фальк так просил, как будто имел на это полное право.
Гюнтер до сих пор приходил в ярость, вспоминая упрямое выражение на его лице.
Фальк исправно вернул отцу все деньги, потраченные им на содержание Рони. В течение трех лет он вернул и те шестьсот тысяч марок, которые Северин украл для него. Очевидно, Фальк неплохо зарабатывал, устроившись маклером по продаже яхт для высших кругов общества. Для Адельтрауд он стал образцовым сыном — надо отдать ему должное. Он всегда был готов помочь по дому, проявлял заботу и ласку. Мать была счастлива, что он бросил свои бунтарские замашки и всячески избегал семейных конфликтов. Но в сущности, это его молчание изматывало всех еще больше. На все просьбы Понтера Розенштока дать ему объяснения, на которые он, как отец, имеет полное право, Фальк отвечал молчанием. Казалось, что сын просто пренебрегает мнением отца.
Обед прошел относительно спокойно. Палтус был просто великолепен. Гюнтер Розеншток молчал, Николь болтала о пустяках, Северин ушел в себя, Фальк говорил только тогда, когда его спрашивали, а Адельтрауд выглядела уставшей.
И только поведение Рони вызывало подозрение: во-первых, девочка ела, соблюдая все правила приличия, во-вторых, она старалась рассказать Жасмин все то, что узнала о шахматах и компьютерных шахматных играх. У Жасмин как раз появилась возможность похвастаться всем, кто ревниво или подозрительно наблюдал за ней. Она рассказала о том, что не получила никакого Эло-звания, так как у нее не было времени для участия в турнире, но случайно выиграла у Фрица, набрав огромное количество очков, которое приравнивалось к двум тысячам Эло. Для сравнения: гроссмейстры доходили до двух с половиной Эло. Так как никого, кроме нее, не интересовала теория вероятности и кривая нормального распределения Гаусса, она не стала вдаваться в подробности.
После обеда Жасмин помогала Адельтрауд на кухне. Она узнала, что Зиглинда каждый день приезжает из Крепелина ровно к восьми, в субботу — только на полдня, а в воскресенье у нее выходной. Тогда готовил Фальк или они куда-то выходили поужинать.
— А теперь мне нужно часик полежать, — сказала Адельтрауд.
— Вам нехорошо?
Адельтрауд улыбнулась.
— У меня была очень напряженная рабочая неделя в Берлине. У нас расстроилось бракосочетание прямо у алтаря.
А теперь клиент не хочет платить.
— А при разводе клиент тоже может потребовать вернуть деньги?
Адельтрауд засмеялась.
— В этих делах все очень зыбко. Речь идет о репутации. Кроме того, у всех хорошие адвокаты. Вообще-то, мне давно уже пора передать кому-то управление своим агентством. Ну, посмотрим еще. Когда Понтер передаст свое дело Северину, тогда я все свои дела переложу на плечи секретарши и мы с Гюнтером отправимся путешествовать.
— Мне показалось, что вы не очень-то радуетесь таким перспективам.
— Как вы все точно подмечаете. — Адельтрауд взяла Жасмин за руку. — Может, мы перейдем на «ты»? Я всегда мечтала о дочери. Но этому не суждено было свершиться. — Адельтрауд продолжала говорить, не давая Жасмин вставить и слова: — Ты права. Всю свою жизнь я работала, хотя могла этого и не делать. Но сидеть дома — это не для меня. Я должна постоянно находиться среди людей. Сейчас Гюнтеру уже шестьдесят три. У него больная спина и высокое кровяное давление. Он вкалывает вот уже сорок лет, и пора, наверное, ставить точку. Мы уже купили билеты на круиз на «Queen Mary-2». Я как-нибудь привыкну к безделью. А в качестве тренировки я пойду в свою комнату и часик полежу.
Жасмин осталась одна. Убранная и сверкающая чистотой кухня казалась почти праздничной. Солнечные лучи, проникая сквозь гардины, образовали на деревянном столе красивый узор. Останется ли Северин жить здесь после свадьбы, которую она расстроит? Тогда эта кухня, возможно, будет принадлежать ей. Она считала, что кухня — это сердце дома.
Здесь женщины сплетничали о мужчинах и обсуждали друг с другом воспитание детей, здесь начинался флирт с гостем, который впоследствии мог привести к краху брака, и здесь же семейная драма достигала своего пика.
Жасмин включила кофеварку, чтобы приготовить «эспрессо». Замигала зеленая кнопка. Она подумала, что нужно подождать, и, пройдя к столу у окна (ну просто какой-то пеший поход вокруг кухонного острова!), достала из кармана мобильный телефон, чтобы составить SMS. Жасмин набрала несколько слов и заметила, что зеленая кнопка на кофеварке все еще светится. Она встала, держа мобильник в руке, и направилась к кофеварке.
В этот момент открылась дверь и Жасмин, быстро удалив начатое сообщение, спрятала телефон в джинсы. Это был Фальк.
Она подошла к кофеварке и начала изучать кнопки с их пиктограммами для кофе, уровня воды и степени загрязненности кофеварки. Из шкафа с посудой она взяла чашку, поставила ее и собралась нажать на кнопку, где было нарисовано две чашки.
И тут у нее за спиной раздался ужасный грохот.
Проходя мимо, Фальк задел подставку для ножей. Огромные кинжалы, маленькие стилеты и кривые ножички со звоном ударились о напольную плитку. Фальк быстро подобрал их с пола, поставил набор на мраморную поверхность кухонного острова и направился к шкафу с посудой.
Судя по его виду, у него не было желания разговаривать, и Жасмин молча повернулась к кофеварке, нажав на кнопку. Агрегат затрещал, издавая громкие звуки, потом зашипел, и наконец в чашку полилась светло-коричневая жидкость, над которой появилась ароматная пенка. Жасмин обернулась.
Фальк, застыв в недоумении, стоял перед открытым ящиком. В руках у него был какой-то металлический предмет, о предназначении которого Жасмин даже не догадывалась. Казалось, Фальк тоже не имел представления, что с ним можно было делать.
— Что это такое? — спросила она и пересекла кухню.
— Это тестомешалка для миксера с ручным механизмом. — Он пожал плечами и выдавил из себя улыбку. — Боже, что я вообще тут делаю? — Фальк резким движением бросил приспособление обратно в ящик. Ему хотелось, и, в принципе, так и получилось, хлопнуть изо всех сил ящиком, но тестомешалка наскочила на край ящика и зазвенела на кафельной плитке, покатившись под стол.
Жасмин машинально нагнулась, чтобы поднять ее. Но Фальк не дал ей этого сделать.
— Не надо, Жасмин. Ты ведь всегда контролируешь свои действия, а тут какая-то блестящая штуковина вдруг заставила тебя полезть под стол, хотя рядом с тобой находится хорошо воспитанный мужчина.
Жасмин приняла этот упрек с большей обидой, чем могла предположить. Она как раз не была девушкой с хорошим воспитанием. И ее инстинктивные порывы иногда выдавали ее.
Фальк даже не потрудился поднять злополучную тестомешалку.
Казалось, что он не в себе.
— Что случилось? — спросила Жасмин.
Наступила пауза. Помедлив, он ответил:
— Ничего. Я… я сегодня продал свою яхту.
Жасмин чувствовала, как он страдал, хотя не имела даже приблизительного представления о том, что значила для него эта яхта.
— И зачем? — поинтересовалась она.
— Как это зачем? Мне нужны деньги, — угрюмо произнес Фальк. — Только, пожалуйста, никому не рассказывай об этом. Я не хочу, чтобы… Ты мне обещаешь?
Жасмин кивнула.
— Но почему?
Он покачал головой и снова повернулся к открытому ящику.
— Вообще-то, я ищу ножницы для разделки птицы или что-то в этом роде, чем можно было бы разрезать этот проклятый фланец на водосточной трубе.
Жасмин удивленно подняла брови.
— Разве кусачки не подойдут для этого?
— Да, но если бы они у нас были. У меня на яхте есть одни, а здесь, в доме, их нет.
— Если тебе нужна машина, можешь взять мой «Форд».
Фальк посмотрел на нее.
— А что? Хорошая идея. Очень хорошая идея. Как же я сам-то не додумался?
Жасмин ухмыльнулась.
— Очевидно, тебе не очень нравится обращаться за помощью.
Внезапно он стал совершенно серьезным.
— Уверяю тебя, что когда это необходимо, то я…
В кармане Жасмин затренькал мобильник. Она достала его и, не отрывая взгляд от дисплея, на котором высветилось «Осел», отдала Фальку ключи от своего автомобиля.
— Спасибо, — поблагодарил тот, взял ключи и повернулся к двери.
— Привет, Рольф, — произнесла она влюбленным голосом.
— Ты можешь говорить? — первым делом поинтересовался Рольф.
— Минуточку. — Жасмин сделала паузу, выжидающе посмотрев на Фалька, который якобы мешал ее общению с любимым. — Ты случайно не знаешь, когда освободишься и приедешь сюда?
Рольф ничего не ответил. Ему была знакома эта игра со странными фразами, которая продолжалась до тех пор, пока не находилось место, где можно было спокойно говорить.
Подходя к двери, Фальк обернулся и выпалил:
— И еще одна ложь. Лаура рассказала мне, что в «Хус Ахтерн Бум» у тебя комната на одного человека. Ты не рассчитывала, что сюда приедет твой Рольф. — Не дожидаясь ответа, он вышел из кухни.
Жасмин, убедившись, что кухонная дверь плотно закрыта, поднесла телефон к уху.
— Рольф, можешь говорить. Ну, что там у тебя? Рассказывай.
— А кто это был?
— Один болван. Чего ты звонишь?
— Глория и я — мы сейчас сидим на Унтер-ден-Линден и…
— У тебя что-то с ней есть?
Рольф, возмутившись, так рассмеялся, что Жасмин оставалось только надеяться, что Глория не подслушивает их разговор. От Рольфа можно было ожидать чего угодно. Он всегда плохо слышал Жасмин и настраивал звук динамика на максимум. А у Глории был тонкий слух.
— Она хочет поговорить с тобой. Подожди, я передам ей трубку.
Голос Глории был таким громким, что Жасмин машинально отстранилась от трубки.
— Такая прекрасная погода, великолепный кофе. А мы сидим тут, словно туристы, и совещаемся.
— Есть какой-то повод?
— Да, Жасмин. Теперь мы знаем, что Северин Розеншток и Николь Тиллер женятся. Бракосочетание состоится в следующую пятницу в Хайлигендамме. Лизелотта обзвонила дорогие рестораны на побережье, чтобы якобы заказать банкет для своей свадьбы, и выяснила, что в Хайлигендамме в следующую пятницу собирается светское общество. Жасмин, времени осталось крайне мало. Ты что-нибудь успела вынюхать?
Жасмин взяла чашку с кофе и пошла к столу.
— Я как раз собиралась отправить вам SMS.
— И что?
— В гостинице «Хус Ахтерн Бум» живет одиннадцатилетняя племянница Северина, — объяснила Жасмин. — Она внебрачная дочь его брата. — На этот раз она не солгала, просто рассказала не всю правду, касающуюся происхождения анонимного письма. Жасмин не хотела, чтобы Глория и Рольф заинтересовались этим случаем.
— Хм. Значит, здесь особо не наживешься, — задумчиво произнесла Глория.
— Боюсь, что нет, — подтвердила Жасмин. — Конечно, чисто теоретически и брат Северина, Фальк Розеншток, и его мать имели доступ к компьютеру. И если вдруг выяснится, что это был кто-то из них двоих, то из этого могло бы получиться очередное дело. Но честно говоря, я верю в это с трудом. У меня вопрос к Рольфу. Он тоже меня слышит?
— Да, секунду.
Жасмин представила себе, как симпатичный парень и женщина намного старше его сидят за столиком кафе на Унтер-ден-Линден и, тесно прижавшись, прислушиваются к мобильнику. Она криво улыбнулась.
— На одном приеме, куда я попала случайно, Николь Тиллер рассказывала, как она в роли начинающего предпринимателя обманом выбила себе деньги на покупку «Порше». Хотя, возможно, покупка в кредит была бы дешевле, но для нее было важно, что в течение двух лет она могла не платить проценты. После свадьбы ей наверняка будет уже все равно, сколько придется заплатить.
— Не исключено, что никто не задумывался над тем, что магазина, под который она брала кредит, нет в природе, — заметил Рольф. — Тогда бы ее судили за мошенничество.
— Никто об этом и не подумает, если она исправно выплачивает кредит. Но дело не в Николь. Мне интересно: как могла прийти ей в голову эта мысль? Может, ей подсказал отец?
— Это идея! — похвалил ее Рольф, что было совершенно неприсуще ему. — Ты думаешь, что Тиллер взял кредит под ремонтные сооружения, а сам за эти деньги купил что-то другое: виллу, яхту, произведения искусства, украшения своей жене — короче говоря, все, что у него сейчас есть.
— Возможно, в учетных книгах его фирмы числятся несколько десятков таких сооружений, а в действительности их нет, — добавила Жасмин. — Кто же поедет в Польшу, чтобы выяснить, есть ли там ремонтные сооружения, которые проходят по документам Тиллера.
Рольф процедил сквозь зубы:
— Ну если только это правда…
— Это надо сначала доказать. А я понятия не имею, как проверить свои предположения.
— Зато я знаю, — хвастливо заявил Рольф.
Жасмин ухмыльнулась. Если бы она напрямую попросила Рольфа навести справки, он бы привел множество аргументов, чтобы отказаться.
Глорией было не так легко управлять.
— И зачем нам это надо? — снова заговорила она. — Пока знаю только одно: мы этим делом заниматься не будем.