Лэндон Джулия. Опасный джентльмен

   Видимо, чудеса на свете бывают, думала она, когда в одиночестве пила чай, ибо впервые мать, кажется, оказалась права.
   Леди Дэшелл всегда упрекала ее за неприличное, неподобающее для леди поведение, много раз предупреждала, что ни один джентльмен не захочет взять в жены девушку, незнакомую с элементарными правилами поведения.
   А она все пропускала мимо ушей. Ее не интересовало, что могут подумать о ней другие. Несмотря на просьбы матери, она предпочитала рукоделию скачки, шумные детские игры, обследование пещер на берегу реки — эти и подобные забавы доставляли ей больше радости, чем уроки хороших манер или светская беседа. Леди Дэшелл хваталась за голову, обнаружив, что дочь снова сидит в каком-нибудь уголке с приключенческим романом, вместо того чтобы углубиться в чтение стихов или библейских текстов. Но для Лилианы это был единственный способ выжить и не сойти с ума в гнетущей чопорности Блэкфилд-Грейнджа, а единственным утешением была мечта о свободе.
   И вот она, глупая, решила, что нашла спасение в лице Эдриана. Нелепо думать, что он может быть счастлив с девушкой, отвергающей все неписаные законы высшего света, или игнорировать тот факт, что она совершенно не подходит человеку его положения и опыта. Теперь ее мать вместе с остальными членами семьи отдыхает на водах в Бате, поэтому ей остается только вспомнить хотя бы часть из сотни материнских уроков и стать приличной, сдержанной женщиной, которую хотел бы иметь в качестве жены джентльмен. Это единственный для нее выход и ее единственная надежда.
   Эдриан провел очередную бессонную ночь — ему опять являлся во сне Филипп, а иногда даже и Бенедикт.
   — Спасибо, Роджер, — хмуро сказал граф, отводя руку слуги, поправлявшего ему галстук, и направился к двери.
   — Позвольте сообщить, что ее светлость в Южной гостиной, милорд.
   Эдриан остановился и с некоторым смущением взглянул на слугу. Лилиана. Он успел забыть о ней.
   — Спасибо, — коротко бросил граф, выходя.
   Он не вспоминал о жене с раннего утра, когда увидел дом одного из арендаторов, срочно нуждающийся в ремонте. Следующий коттедж выглядел не лучше, да и третий тоже не радовал глаз. Видимо, арендаторы были на грани нищеты. Эдриан понял почему. Длинные тонкие стебли не позволяли рассчитывать на урожай; кроме того, большие участки земли, судя по всему, остались весной незасеянными.
   Когда-то Лонгбридж был процветающим поместьем — и может опять стать таким. Объезжая свои владения, Эдриан вдруг решил, что ему вполне по силам превратить Лонгбридж в соперника Килинг-Парка. Блестящая идея! Раз уж Арчи вздумалось отобрать его, он создаст свой Парк. Но при этом намного роскошнее, о чем Арчи не может даже и мечтать.
   Шагая по коридору нижнего этажа, граф пытался вспомнить, когда видел последний отчет из Лонгбриджа, после того как унаследовал титул и поместье деда.
   При его появлении Лилиана вскочила со стула. На ней было парчовое платье цвета слоновой кости, густые светлые волосы красиво причесаны, и Эдриан с удивлением отметил, что она выглядит… привлекательной. На провинциальный манер.
   — Добрый вечер. — Он небрежно поцеловал ее в висок.
   — Добрый вечер. — Лилиана робко улыбнулась. — Хотите что-нибудь выпить?
   — Да, виски.
   Эдриан сел на кушетку, а она поспешила к буфету и сама налила бокал, прежде чем ее успел опередить слуга.
   — У вас был хороший день? — спросила она, протягивая ему стакан. Рука у нее слегка дрожала.
   — Утомительный. — Он сделал большой глоток. Лилиана выжидающе посмотрела на него, и Эдриан запоздало поинтересовался:
   — А каким был ваш первый день в Лонгбридже?
   — Весьма познавательным, — улыбнулась она. — Макс показал мне дом. Он такой большой. В южных комнатах много света.
   — Да, — буркнул Эдриан, пытаясь вспомнить, где он видел последний отчет. Наверняка в Лондоне. Но что он с ним сделал?
   — Милорд, надеюсь, вы не против, если я устрою в оранжерее что-то вроде студии? Ею не пользовались уже много лет, и Макс сказал…
   — Делайте что хотите. — Открывал ли он пакет из Лонгбриджа?
   — О, благодарю вас. Я… я думаю кое-что изменить в вашем кабинете. По-моему, шторы слишком тяжелы для дубовых панелей. А в Золотом салоне можно поставить новые диваны.
   — Делайте что хотите, Лилиана, — рассеянно повторил Эдриан.
   Он видел пакет на конторке в своем лондонском кабинете, собрался прочесть… Да-да, в тот вечер он допоздна работал, хотел просмотреть отчет, но в этот момент Макс доложил о приходе лордов Ротембоу и Кеттеринга. Два «негодяя» ввалились в кабинет уже навеселе и утащили его к мадам Фарантино, объявив, что там появилась необыкновенная красавица, которая наверняка его заинтересует. И правда, девушка была красавицей, к тому же чрезвычайно искусной в любовных забавах.
   — Вы хорошо себя чувствуете? — Голос Лилианы вернул его к действительности.
   — Простите?
   — Вы хорошо себя чувствуете? — повторила она.
   — Конечно. Просто я сильно проголодался. Вы не знаете, где Макс?
   — Я схожу за ним.
   Эдриан хотел сказать ей, что для этого есть слуга, однако Лилиана уже была у двери и, кроме того, он едва не падал в обморок от голода.
   Он накинулся на еду с такой жадностью, словно постился несколько дней.
   — Не знаю, где Макс нашел повара, но я благодарен ему за усилия. Суп чрезвычайно хорош.
   — Макс встретился с ним случайно. Мистер Диверс приехал из Кисвика.
   — Неужели? — В очередной раз поднося ко рту ложку, Эдриан с любопытством взглянул на жену. — Значит, вы уже успели произвести смотр прислуге?
   — Произвести смотр? — Она выглядела озадаченной. — Я только зашла на кухню за чаем, если вы имеете в виду это.
   Провинция. Он улыбнулся и протянул руку за вином.
   — Вам не нужно самой ходить за чаем, Лилиана. Тут достаточно слуг, которые сделают это для вас. Если вам чего-то захочется, позвоните. — Он небрежно махнул рукой, показывая на шнурок звонка.
   Лилиана прищурила зеленые глаза, и Эдриан вспомнил, как в агонии страсти трепетали густые темные ресницы.
   — Я же не беспомощная, — засмеялась она, — и способна сама принести себе чашку чаю.
   — Вы — графиня! И я бы хотел, чтобы вы помнили об этом.
   Конечно, Лилиану смущало ее нынешнее положение, но она скоро привыкнет, все женщины привыкают к этому. «А теперь, Олбрайт, думай, что ты сделал с пакетом, когда вернулся домой, проведя ночь в доме мадам Фарантино».
   Доев суп, Эдриан выжидательно посмотрел на слугу, затем бросил нетерпеливый взгляд на жену.
   — Вы не голодны? — спросил он. Чертов слуга, он не уберет его пустую тарелку, пока Лилиана не закончит с едой. Идиотские правила этикета!
   — Я… не голодна, хотя суп восхитительный. Нужно послать маме рецепт. Папа обожает луковый суп.
   — Тогда вы закончили?
   Лилиана кивнула, и слуга, повинуясь взгляду хозяина, быстро унес суповые тарелки.
   — Макс распаковал мои вещи. Я ему очень признательна, поскольку ума не приложу, что с ними делать. За исключением рисунков, конечно. Он перенес их в гостиную наверху, чтобы там развесить. Если вы согласны.
   — Это будет мило, — буркнул Эдриан.
   — И он говорит, что оранжерею можно переделать в маленькую студию. Но по его мнению, зимой там слишком дует, поэтому мне лучше рисовать в гостиной на первом этаже, куда редко заходят.
   — Угу.
   Сейчас Эдриана больше интересовало, что ставит перед ним слуга, чем то, где она собирается рисовать.
   — Вы это одобряете?
   — Что именно? — спросил он, восхищенный отличным куском рыбы на тарелке.
   — Рисование, — нерешительно ответила Лилиана. — В оранжерее. Или в Маленькой гостиной.
   Черт возьми, да пусть делает это хоть в главном холле! Неужели она без конца будет отвлекать его разными пустяками?
   — Лилиана, поступайте по своему усмотрению. Вы можете делать в Лонгбридже все, что вам угодно, не спрашивая моего разрешения, — терпеливо объяснил Эдриан и принялся за форель.
   — Благодарю вас, — пробормотала она и умолкла.
   Вряд ли для него имеет значение, где она будет заниматься шитьем, письмами или другими женскими делами.
   Когда ужин подошел к концу — Лилиана едва притронулась к еде, — граф расслабился с бокалом своего любимого портвейна. Да, Макс проделал отличную работу в кладовой и буфетной, но особенно блеснул, найдя такого повара: его форель — просто мечта гурмана. Эдриан взглянул на карманные часы. Уже десять, завтра с раннего утра он будет занят по горло. Он намерен установить несколько статуй вокруг дома, возможно, фонтаны в садах, новые водосточные желоба, починить крышу. Но прежде всего следует отремонтировать коттеджи и внедрить новейшую технологию в сельское хозяйство. Да, реконструкция Лонгбриджа поможет ему отвлечься от мрачных событий последних дней, займет все его мысли и время, что ему в данный момент просто необходимо.
   Звяканье фарфора вывело Эдриана из задумчивости, и он бросил взгляд на жену, которая сидела опустив голову. В свете канделябров ее волосы отливали золотом, и это вызвало у него целый всплеск воспоминаний. Как странно: оказывается, немного вина и прекрасный ужин могут склонить его к исполнению супружеского долга.
   — Лилиана, — улыбнулся он, поставив бокал, — наверное, вы хотите уйти, чтобы приготовиться ко сну. Почему бы вам не подняться наверх? Я вскоре последую за вами.
   Она удивленно заморгала, стрельнула глазами в сторону лакея, затем посмотрела на него.
   — В… в мою… комнату? — смутившись, проговорила она и вспыхнула, когда он кивнул. — Да. Конечно. Полагаю, уже поздно… Очень поздно.
   Лилиана неуверенно встала, еще раз покосилась на слугу и вышла из гостиной. Пожав плечами, Эдриан снова взял стакан с портвейном. Если новоиспеченная графиня будет и дальше смотреть на него таким взглядом, он действительно почувствует себя людоедом.
   После второго стакана он вдруг ощутил страшную усталость и отправился к себе в спальню с надеждой, что ему наконец удастся поспать. Но через жалкие два часа его разбудил все тот же повторяющийся сон, в котором Филипп намеренно стрелял поверх его головы и даже не собирался снова нажимать на курок. У Филиппа не было намерения убить его, кузен промахнулся нарочно, а он всадил ему пулю в сердце. Значит, Арчи прав, назвав его убийцей.
   Эдриан встал разбитым, и наступившее утро не принесло облегчения, ибо пришел ответ на письмо, посланное им отцу Филиппа. Сначала он инстинктивно хотел оставить его нераспечатанным, но потом все же сломал восковую печать, развернул лист веленевой бумаги и пробежал страницу, где неоднократно повторялись слова: безрассудный, опасный, постоянный. «Возможно, Господь помилует вашу душу» — так закончил письмо лорд Ротембоу. Положив сложенный лист в карман, Эдриан спустился в холл и велел слуге оседлать Грома. Он рассчитывал позавтракать без помех, но за столом уже сидела Лилиана.
   — Доброе утро.
   — Доброе утро, — еле слышно вымолвила она. Он тяжело опустился на стул и, нахмурившись, смотрел, как слуга ставит перед ним кофе.
   — Принести вам завтрак? — спросила Лилиана.
   В коричневом платье она выглядела бесцветной и заурядной, волосы собраны в пучок на затылке. Господи, она похожа на провинциальную старую деву!
   — Это обязанность слуг, — коротко ответил Эдриан.
   — Я с удовольствием сделаю это сама. — Вскочив, Лилиана быстро направилась к буфету и принесла ему тарелку с вареными яйцами и ветчиной. — Какие у вас на сегодня планы?
   — Работать, — пробурчал он с набитым ртом.
   — Могу ли я чем-нибудь вам помочь? Не хватало еще таскать за собой эту невзрачную деревенскую мышь.
   — Нет. Большую часть дня я намерен провести на полях. Вам лучше заняться делами здесь. В доме много работы, Лилиана. — Плечи у нее поникли, и он сообразил, что обидел ее. — Почему бы вам не переделать по своему вкусу комнату или две?
   Он мог бы поклясться, что глаза у Лилианы сузились. Наверняка это игра воображения, ибо в следующий момент они были, как всегда, большими и невинными.
   — Возможно, я займусь рисованием, — вздохнула она. — Прекрасная мысль, — улыбнулся Эдриан, поднимаясь из-за стола.
   Лилиана проводила в оранжерее все свободное время… Лонгбридж теперь казался ей такой же тюрьмой, как раньше Блэкфилд-Грейндж. Но там ее хотя бы окружала семья, она чувствовала поддержку родных. Господи, чего бы она не отдала, чтобы находиться сейчас вместе с ними в Бате! «Что ж, леди Олбрайт, приходится признать, что ты сделала большую глупость».
   Конечно, Эдриан не был с ней жесток, позволял ей делать все, что она хочет, давал все, что она пожелает, никогда не сказал ей ни единого грубого слова, всегда учтив и любезен.
   Но в том-то и дело!
   Он никогда ей ничего не говорит. Спросит, как прошел у нее день, — и не слушает ответа, а когда она пытается завести с ним разговор, лишь вежливо кивнет или посмотрит на нее как на пустое место. Она все больше теряет уверенность в себе, постоянно боится надоесть ему своими разговорами. Она не знает, что у него на уме и в сердце.
   Только ночью, занимаясь с ней любовью и шепча ей на ухо «Лили», он поднимает ее на новые высоты физического освобождения. И лишь тогда она ощущает, что желанна, и всякий раз молит Бога, чтобы Эдриан еще хоть чуть-чуть не выпускал ее из объятий. Но он никогда не задерживался. Целовал на прощание, желал приятных снов и исчезал за дверью, разделявшей их комнаты. О Господи, как она жаждала его близости и поддержки!
   — Глупые мысли, — пробормотала она.
   Эдриан Спенс не расположен к столь тесной связи. Во всяком случае — с ней. Он явно не хочет даже общения, о котором говорил, предлагая выйти за него замуж, и целые дни проводит где-то вне дома. Обо всем она узнает от Макса. Естественно, Эдриан ни словом не обмолвился ей о своих планах, а когда она пытается его спросить, лишь очаровательно улыбается.
   — Это скучные дела, Лилиана. Вам они совершенно не интересны.
   Естественно, она никогда с ним не спорит, ибо мать внушала, что леди неприлично быть сварливой. Но черт возьми, она бы с удовольствием послушала, как муж собирается переоборудовать Лонгбридж!
   Он занят с рассвета до заката и даже по ночам работает у себя в кабинете. Об этом она тоже знает от Макса, который рассказывает, сколько хозяин трудится, как воодушевлены арендаторы его преобразованиями и чуть ли не приходят в экстаз, описывая благородную щедрость ее мужа: он закупил для них много продуктов, открыл для их детей школу, построил амбар. Собственными руками!
   Она могла бы работать с ним бок о бок, а вынуждена только рисовать, мрачно подумала Лилиана. Она совершенно бесполезна! С утра до вечера бесцельно бродит по дому, проводит слишком много времени за болтовней с Максом и не знает, чем себя занять. В Грейндже она всегда избегала домашней работы, но теперь отдала бы что угодно, лишь бы найти себе хоть какое-то занятие, — она просто задыхается от безделья!
   Три недели она в Лонгбридже, а все хозяйство ведется без ее участия. Она неподходящая жена для мужа, который ее не замечает. Она думала, что воспарит здесь. Какая восторженная глупость! Какая позорная наивность! Она вышла замуж за фактически незнакомого ей человека из романтических и детских представлений о жизни. Да еще и влюбилась в него!
   Только глупая Лилиана Дэшелл могла влюбиться в человека, который не замечает ее существования. Но ведь она любила его образ с тех пор, как себя помнит, а рассказы Макса еще больше вскружили ей голову. Эдриан был искателем приключений, человеком, не боящимся тяжелой работы, щедрым и великодушным. Хотя и негодяем тоже. Вещи, которые он проделывал с ней в постели, абсолютно безнравственны. Но он джентльмен, безупречно вежлив, никогда не повысит голоса, кроме того, внушает уважение всем, кто его окружает, включая и ее. Если бы и она вызывала у него уважение, если бы могла быть женой, которую он заслуживает! Человек вроде Эдриана Спенса достоин женщины более знатной, изысканной, умеющей держать себя в обществе. Возможно, ей следует благодарить Господа, что Эдриан ее не замечает, иначе он бы сразу увидел, насколько она ничтожна.

Глава 8

   Лилиана сделала последний мазок, отошла от мольберта и, склонив голову набок, критически оглядела законченный натюрморт с корзиной яблок.
   Она перерисовала уже все мыслимые объекты и теперь докатилась до яблок. Стены оранжереи, дома, помещений над конюшнями и коттеджи для гостей увешаны ее рисунками: деревья, лошади, дома, слуги. Целые недели она только и делала, что рисовала, проводя за этим занятием бесконечные часы своего одинокого существования, но тяжесть одиночества давила все сильнее, и любимое дело, которое всегда так ее успокаивало, не могло заполнить пустоты.
   Яблоки! Чтоб они пропали!
   Господи, ей надо хоть что-нибудь делать! Сорвав фартук, Лилиана вышла из оранжереи на яркое солнце с твердым намерением найти мужа и потребовать, чтобы он разрешил помогать ему.
   Сегодня она презирала Эдриана, проклиная за то, что он на ней женился. Это был один из тех дней, когда она винила его за все неудачи в ее жизни, включая даже проклятые яблоки.
   Лилиана увидела Макса, спешащего к ней по ухоженному газону.
   — Добрый день, миледи. Вы так рано закончили рисовать? — задыхаясь, спросил он. Да, она закончила. Навсегда.
   — Яблоки, Макс. Я рисовала яблоки!
   — О, восхитительный предмет!
   — Скучный предмет, сэр. Кажется, я истощила свое воображение.
   Дворецкий энергично покачал головой:
   — Ваши рисунки прекрасны! Я уверен, что и яблоки — само совершенство.
   — Разве трудно рисовать яблоки, Макс? — фыркнула Лилиана. — Простой кружок, закрашенный красным цветом.
   — Если бы все было так просто, я бы тоже мог рисовать яблоки, — заявил Макс. — У вас необыкновенный талант, ваши замечательные картины украсили Лонгбридж.
   Лилиана засмеялась. Никому до сих пор не приходило в голову считать Лонгбридж некрасивым!
   — Тем не менее я решила на время оставить это занятие.
   — Полагаю, вы правы, миледи, ибо у вас гости.
   — Гости?
   — Да, миледи, — с удовольствием подтвердил дворецкий. — Леди Пэддингтон и миссис Кларк из Лондона! Гости из Лондона? Это катастрофа!
   — А… а мой муж…
   — О да, мадам. Он с ними и послал меня найти вас.
   — Тогда все в порядке.
   Взглянув на свои руки, испачканные краской, она в сопровождении взволнованного Макса направилась к дому. О Господи! Кто бы ни были эти дамы из Лондона, они сразу увидят, что граф Олбрайт совершенно не интересуется своей женой.
   Не доходя до гостиной, Лилиана помедлила у зеркала. Макс уверил ее, что она выглядит очаровательно, и переминался с ноги на ногу, пока хозяйка не убедилась, что не сможет ничего исправить. Наконец он величественно распахнул перед ней двери Золотой гостиной.
   Две пожилые дамы вскочили с места, но продолжали болтать, когда Эдриан пошел ей навстречу и ввел в комнату.
   — Леди Пэддингтон, миссис Кларк, разрешите представить вам леди Лилиану Олбрайт, — сказал он.
   Лилиана сделала реверанс, намереваясь их приветствовать, но обе женщины не дали ей открыть рот.
   — Леди Олбрайт! Как чудесно звучит это имя, не правда ли, миссис Кларк?
   — Просто божественно, если учесть, что мы никогда не рассчитывали на появление здесь леди Олбрайт!
   — Никогда, — подтвердила леди Пэддингтон.
   — Я… о, благодарю вас, — пролепетала Лилиана, не зная, что им ответить.
   — Леди Пэддингтон — тетушка лорда Артура Кристиана, моего близкого друга, — объяснил ей Эдриан. — А миссис Кларк — ее компаньонка. Они направляются в Кембридж, навестить сестру миссис Кларк.
   — Кембридж — такой приятный маленький город, — вздохнула леди Пэддингтон. — Он напоминает…
   — Лондон, — прощебетала миссис Кларк, закатив от восторга глаза.
   — Лондон, — согласилась леди Пэддингтон, всплеснув пухлыми ручками. — Вы бывали в Кембридже, леди Олбрайт?
   Господи, да она не бывала даже в Ньюхолле!
   — Пока не имела такого удовольствия, — ответила Лилиана. Ощутив привычную неловкость, она беспомощно указала на стулья: — Пожалуйста, садитесь.
   Леди пустились в рассуждения о своем путешествии и говорили без остановки. Когда умолкала одна, тут же начинала другая. Лилиана пыталась вставить хоть слово, но ей не давали этого сделать. Впрочем, ее бы все равно не стали слушать. Дамы приятно ей улыбались, кивали, однако их внимание было направлено только на Эдриана.
   Потом они заговорили о событиях в Лондоне, о местах и людях, совершенно ей неизвестных. Никто не потрудился объяснить Лилиане, кто такой на самом деле «сатана из Дарфилда» или почему о Баварии они упоминают столь же часто, как о герцогине Сазерлендской.
   Чувствуя себя посторонней, Лилиана прекратила слабые попытки участвовать в их беседе.
   Дамы наконец встали и начали бродить по комнате, рассматривая картины на стенах. Эдриан любезно шел рядом и, когда восхищенная леди Пэддингтон спросила про художника, равнодушно покачал головой.
   — Вероятно, кто-то из местных, — ответил граф и тут же обратил внимание гостьи на восточную вазу.
   Ее проклятый муж даже не знает, что это ее картины! Лилиану захлестнул копившийся неделями гнев. Он даже не разговаривает с ней, не удосужился хоть немного познакомиться с женой, понятия не имеет о том, что она занимается рисованием! А еще говорил, что ему нужна собеседница! Убеждал, что они друг другу подходят! Он просто лжец, и больше ничего! Проклятый лжец!
   Макс доложил, что чай подан, Эдриан повел дам к выходу, улыбаясь их болтовне, а Лилиана осталась сидеть, глядя, как они уходят.
   — Леди Олбрайт, разве вы не присоединитесь к нам? — спросила леди Пэддингтон. Граф обернулся.
   — Лилиана! Простите, я, кажется, забыл про вас, — хмыкнул он и очаровательно улыбнулся дамам.
   Он про нее забыл? Прекрасно! Что тут удивительного? Он едва ее замечает — неужели это можно принять за оскорбление? Но Лилиана оскорбилась. Она медленно встала и пошла туда, где они стояли, не сводя с мужа гневного взгляда. Тот слегка нахмурился, затем с улыбкой сказал дамам:
   — Вас ждет угощение, леди. Нам повезло — мы наняли отличного повара. Думаю, вы найдете его пирожные восхитительными.
   — О, я просто обожаю пирожные! — прочирикала миссис Кларк.
   Все трое вышли в коридор. Лилиана плелась сзади.
   За чаем болтовня не умолкала. Леди Пэддингтон начала рассказывать возмутительную историю об игре в мушку и о том, как она проиграла некоей леди Тистлкурт.
   — Клянусь, будь я мужчиной, то отомстила бы должным образом за свою честь! — гневно воскликнула она, набивая рот клубникой. — Вы играете, дорогая?
   — Нет. Я не знаю правил, — ответила Лилиана.
   — Однажды мне тоже чуть не пришлось защищать свою честь, — со смешком произнес граф. — Леди Тистлкурт не выносит моего присутствия после заключительного бала сезона у Веллингтонов.
   — О, вы опасный джентльмен, милорд! — хихикнула леди Пэддингтон, игриво хлопнув Эдриана по руке. Миссис Кларк громко засмеялась.
   Не имея возможности принять участие в разговоре, Лилиана машинально выковыривала из пшеничной лепешки изюминки и складывала их на край тарелки. Где-то в середине подробного описания грехов леди Тистлкурт она заметила, что Эдриан уставился на ее тарелку, и ответила ему гневным взглядом, но он лишь прищурился и любезно продолжил разговор с миссис Кларк. Потом леди Пэддингтон ненароком упомянула о «несчастном» лорде Ротембоу, и в комнате вдруг повисла леденящая тишина.
   — Клара! — прошипела миссис Кларк.
   — Я ужасно сожалею, милорд. Не знаю, как у меня вырвалось, простите, — смутилась леди Пэддингтон.
   — Тут нечего прощать, миледи, — пожал плечами граф. Лилиана посмотрела на мужа, потом на женщин и снова на него.
   — Кто такой лорд Ротембоу? — спросила она.
   — Знакомый, дорогая. Вы его не знаете, — пробормотала миссис Кларк.
   — Просто знакомый? Тогда почему вы «ужасно сожалеете», леди Пэддингтон? — мило осведомилась Лилиана, почти физически ощущая недовольство Эдриана.
   — Он кузен моего отца. Его сын недавно скончался, — пояснил граф.
   Леди Пэддингтон вдруг проявила большой интерес к своей пшеничной лепешке, а миссис Кларк внимательно изучала цветы на столе.
   — Мне очень жаль, — сказала Лилиана, что отнюдь не соответствовало действительности.
   Откуда ей знать, кто недавно умер? Разве муж что-нибудь рассказывает о себе? Если он сейчас испытывает неловкость, то в этом виноват он сам.
   Только слепой и глухой не понял бы, что его жена расстроена. Лилиана вела себя как обиженный ребенок. Выковыривала изюминки. Складывала из них маленькие горки. К счастью, дамы были настолько поглощены скандальными поступками леди Тистлкурт, что ничего вокруг не замечали. Когда гостьи простились, Лилиана ушла в свою комнату, где провела остаток дня, отказавшись даже от ужина. А поскольку за столом она всегда молчала, он не придал значения ее отсутствию. Правда, он хотел послать за ней, однако передумал, потому что упоминание о лорде Ротембоу вызвало у него мучительную головную боль.
   Сидя перед камином в своей комнате, Эдриан тер пальцами виски. Он не испытывал боли уже несколько дней, занятый реконструкцией Лонгбриджа, которая отвлекала его, помогая заглушить чувство вины. Конечно, он никогда от нее полностью не избавится, но приступы меланхолии и невыносимой головной боли теперь возникали гораздо реже.
   И вот появляются две стервы, завсегдатаи лучших салонов Лондона, страстные любительницы сплетен и карточной игры. Поначалу он даже обрадовался встрече с леди Пэддингтон и миссис Кларк, ибо уже полтора месяца не был в Лондоне и хотел узнать последние столичные новости. Слушая их рассказы о друзьях и знакомых, он почувствовал, как соскучился по той жизни, и у него появилась мысль оставить Лонгбридж на своего управляющего, — и тут они вдруг упомянули лорда Ротембоу, снова низвергнув его в пропасть вины, откуда он с таким трудом выбрался всего лишь несколько дней назад.