Лэндон Джулия. Опасный джентльмен

   Если говорить о вине… Его супруга вела себя днем не лучшим образом. Как он сожалеет о своем опрометчивом решении! Теперь у него есть жена-провинциалка, которая настолько же не подходит ему, насколько он не подходит ей. Она была бы намного счастливее с Бенедиктом. Он слишком поздно осознал свою ошибку, а поскольку исправить ничего уже невозможно, просто выбросил жену из головы. Но сегодня, видя эти серо-зеленые глаза, он снова испытывал уже ставшие привычными угрызения совести.
   Эдриан подошел к окну, раздвинул тяжелые бархатные шторы и, глядя в ночную темноту, начал обдумывать, как сделать их совместную жизнь терпимой для обоих. Нужно подарить ей дорогие безделушки — он не знал ни одной женщины, которую не обрадовала бы горсть драгоценностей. Утром он отправил письмо своему поверенному, сознавая, что если и не исправит этим жестом ее погубленную жизнь, то хотя бы заставит улыбнуться. Он вспомнил ее улыбку — открытую, веселую, от которой на щеке появлялась ямочка. Он давно не видел, как она улыбается.
   Только когда лежит под ним.
   Он сразу ощутил тяжесть в паху. С первой брачной ночи его не переставало удивлять, насколько Лилиане чужды условности в постели. А еще его поражало, с какой страстью она пыталась ему отвечать. Черт возьми, он вряд ли мог назвать ее неискушенной, и она быстро учится. Воспоминания о прошлой ночи привели его в такое возбуждение, что он тут же направился к двери, разделявшей их комнаты.
   Хотя Эдриан вошел совсем тихо, Лилиана, как он успел заметить в слабом отсвете догорающих углей, моментально повернулась к нему спиной. Все еще обижается, подумал он, снимая халат. Она не изменила позы, даже когда он лег рядом и начал медленно гладить ее по плечу, рукам, животу.
   — Мне пришлось ужинать в одиночестве, — наконец произнес он. — Макс сказал, что вы не очень хорошо себя чувствуете.
   — Я чувствую себя превосходно! — раздраженно ответила Лилиана.
   Интересно. Совсем не похоже на ее обычно сдержанные ответы. Его пальцы лениво прошлись по бедру, затем по ноге.
   — Может, вы не столь восхищены талантом нашего повара, как я? — вежливо спросил он, вдыхая нежный запах розовой воды, исходящий от ее роскошных волос.
   Она пожала плечами.
   — Или вам не нравится мое общество? Эдриан отвел ее волосы в сторону и начал покрывать легкими поцелуями нежную шею. Лилиана попыталась отодвинуться от него, но он положил руку ей на живот, крепко прижал к себе и коснулся губами ее щеки. Соленый вкус немало удивил его. Он понятия не имел, что могло так расстроить жену. Кроме того, одной из вещей, которые он не выносил, были женские слезы. Правда, Эдриан видел их лишь однажды — у Элоизы, французской проститутки, влюбившейся в него после особо памятной ночи. Он никогда не любил слез, не нравились они ему и теперь. Мягко, но решительно убрав руки жены от ее лица, граф поцеловал ее глаза.
   — Не плачь, Лили. Пожалуйста, не плачь.
   Однако слезы потекли еще сильнее. Эдриан осушал их поцелуями, а его руки тем временем скользили по шелковистой коже ее тела. Лилиана неохотно стала гладить его по плечам, по спине, затем ее пальцы неожиданно очутились у него между ног и обхватили напрягшуюся плоть.
   Забыв обо всем на свете, Эдриан со стоном вошел в нее. Она попыталась воспротивиться, но руки сами гладили его спину, ягодицы, а бедра поднимались навстречу, требуя, чтобы он до конца заполнил ее.
   Когда они достигли вершины наслаждения, он лег рядом и, услышав горестный вздох, привлек жену к себе.
   — Что тебя расстроило? — тихо спросил он. — В чем дело, Лилиана?
   — Я… я хочу быть хорошей женой, — прошептала она.
   — Ты хорошая жена, — быстро заверил Эдриан, опасаясь новых слез.
   — Нет, я хочу быть женой, которой ты мог бы гордиться.
   Он чуть замешкался с ответом, и Лилиана грубо оттолкнула его.
   — Ты жена, которой гордился бы любой мужчина. — Граф осторожно подбирал слова.
   Жалкий лжец! Эдриан напрягал мозги, чтобы как-то подтвердить свое заявление, однако на ум не приходило ничего путного, ибо в пользующихся дурной славой будуарах он научился только лести.
   — Ты знаешь, что у тебя много прекрасных качеств? Ты очень добрая, ., и внимательная. У тебя необыкновенной красоты волосы. Представляю, как другие им завидуют.
   — Благодарю, — буркнула Лилиана.
   Вот и хорошо, с удовлетворением подумал он. Что бы сейчас ни удручало его жену, утром все пройдет — она, как он заметил, не относится к категории плаксивых женщин. Но Лилиана так и не повернулась, когда он встал с кровати и надел халат.
   — Приятных снов, Лилиана.
   Он поцеловал ее в висок и вышел из комнаты. Его желание удовлетворено, совесть спокойна.
   А она, сдвинув брови, смотрела на закрывшуюся дверь.
   — Он восхищен моими волосами, — сказала она себе. — Моими волосами!
   Лилиана задохнулась от ярости. Проклятие! Он же сам приехал к ней в Блэкфилд-Грейндж, заявил, что они подходят друг другу, но с момента венчания проявлял только равнодушие и лишь ночью заставлял ее поверить, что она желанна, хотя ни разу не сказал этого вслух, а единственным прекрасным качеством у нее считает проклятые волосы.
   Она его ненавидит!
   Сбросив одеяло, Лилиана вскочила с кровати, зажгла канделябр и порылась в корзинке для шитья. Эдриан обожает ее волосы, да? Ладно, пусть любуется ими! Отхватив ножницами густую прядь, она медленно опустила руку и с ужасом воззрилась на длинный светлый локон, оставшийся у нее в пальцах. Ее волосы! Да, ну и что? Всего лишь одно из ее «прекрасных качеств»! Лилиана в бешенстве срезала вторую прядь.
   Полли Дисмьюк застыла у двери и несколько раз моргнула, не веря своим глазам. Но увы, то, что устилало пол спальни, было чудесными золотыми локонами хозяйки. Видимо, леди Олбрайт лишилась рассудка.
   — Миледи, что вы наделали? — ужаснулась Полли, влетая в комнату.
   — Остригла волосы, — спокойно ответила та.
   — Но зачем?
   — Они мне надоели, и я подумала, что пора изменить прическу, — весело улыбнулась леди Олбрайт.
   У Полли отвисла челюсть. Затем она заметила приготовленную хозяйкой одежду, и бедную женщину чуть не хватил удар.
   — Брюки? — выдохнула она, не в силах поверить в увиденное.
   Леди Олбрайт кивнула:
   — Они удобны для верховой езды.
   — Вы собираетесь их надеть? — все еще не верила служанка. Кивок.
   — Я решила прокатиться верхом. День прекрасный, к тому же я уже целый месяц не садилась на лошадь. Вы любите верховую езду, Полли?
   Нет, она не любила. А если бы и любила, то определенно не в брюках! Горничная покачала головой, боясь вымолвить хоть слово.
   — Правда? А я обожаю! — воскликнула леди Олбрайт и направилась в гардеробную.
   Когда хозяйка вышла оттуда, Полли Дисмьюк почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Ее светлость была в узких брюках, обтягивающих ноги и бедра, в тонкой батистовой рубашке и мужском жилете, которые она неизвестно где взяла. Полли, служившая девочкам покойного лорда Олбрайта, была уверена, что это нарушение всех приличий, и сочла своим долгом предостеречь ее светлость от ошибки.
   — Леди Олбрайт, я бы совершила непростительную ошибку, не указав вам на то, что женщине совершенно невозможно появляться на людях в… брюках, — с трудом выговорила она.
   — Нет? — Хозяйка удивленно раскрыла зеленые глаза, и Полли энергично затрясла головой. — Тогда, полагаю, мне не стоит покидать усадьбу. — Усмехнувшись, она направилась к двери.
   — Н-но… поместье большое! — кричала едва поспевавшая за ней горничная. — Вы забыли про арендаторов. Графиня остановилась.
   — Вы абсолютно правы, — произнесла она, и Полли облегченно вздохнула. — Мне давно следовало им представиться, благодарю за напоминание. Сегодня я познакомлюсь с каждым из них.
   Полли была не единственной, кто думал, что хозяйка сошла с ума.
   — Кошмар! — возмущенно шепнул Макс, столкнувшийся с горничной в холле.
   — Да уж, — пробормотала та.
   — Я могу потерять свое место!
   — А в чем дело? — сердито осведомилась Полли.
   — Рано утром ее светлость поставила меня в известность, что намерена сделать выкройку для платья, и я ничего плохого не подумал. Она ведь хозяйка дома, разве не так? О Господи, я же видел, как она входила в библиотеку, должен был ей сказать… и не сказал! Не могу поверить, хотя видел это собственными глазами!
   — Не возьму в толк, о чем ты говоришь, — нетерпеливо фыркнула Полли.
   — Она трогала его бумаги!
   — Бумаги? Какие бумаги?
   — Все! — задохнулся Макс. — У него все бухгалтерские отчеты разложены по датам… А она… она их трогала!
   — Эка важность, — пожала плечами Полли, глядя на открытую входную дверь.
   — Нет, ты не понимаешь. Она их не просто трогала! Его светлость очень тщательно рассортировал бумаги. — Макс попытался изобразить, насколько тщательно это было сделано. — Господи, помоги нам, потому что она вынула бумаги из кожаных папок и сложила как попало на стульях и на полу! Она даже использовала одну страницу, чтобы сделать какие-то рисунки! Господи, он теперь снимет с меня голову!
   — Нет, — ответила Полли, отступив в сторону, чтобы и Макс увидел то, что привлекло ее внимание. — Он снимет голову с нее.
   К вящему изумлению дворецкого, мимо проскакала леди Олбрайт. Сидящая по-мужски. В брюках.
   На Громе.
   Никому, даже управляющему, не разрешалось ездить на Громе. Жеребец был гордостью и радостью графа; все в Лонгбридже знали, что этот конь для хозяина священен.
   — Боже мой! — простонал Макс. — А я был о ней очень высокого мнения.
   Стоя бок о бок и глядя вслед хозяйке, оба в унисон качали головой.

Глава 9

   Черт побери, что это с ними?
   Эдриан раздраженно посмотрел на слугу, который прижался к стене, когда он проходил мимо. Граф не обратил бы внимания на его странное поведение, но миссис Дисмьюк при виде хозяина шмыгнула в комнату Лилианы, а Макс, направлявшийся в библиотеку, моментально исчез в обычно пустовавшей гостиной.
   Прислуга вела себя так, будто у него выросли рога, и Эдриан не мог понять, что происходит. Ладно, с этим он разберется позже, сейчас есть дела поважнее.
   Арчи весьма гордился своим бельведером, который построил в Килинг-Парке. Но тот все же маловат, а его бельведер станет украшением Лонгбриджа, и сегодня у Эдриана появилась идея, из каких средств оплатить строительство. Войдя в библиотеку, он взглянул на стол, где обычно лежали бухгалтерские книги за последние десять лет, — и не поверил своим глазам.
   Документы, тщательно подобранные им накануне для проверки, теперь в беспорядке валялись на диване, на стульях, даже на полу; из кожаных переплетов торчали листы. Эдриан в бешенстве дернул шнур колокольчика, чуть не сорвав его со стены.
   — Макс, ты не замечаешь ничего особенного в этой комнате? — обманчиво спокойным тоном спросил он у бледного как полотно дворецкого.
   — О да, милорд, — пробормотал Макс.
   — Да? И что именно?
   — Бухгалтерские книги, милорд. Кажется, они… в беспорядке.
   — А почему? — дружелюбно спросил Эдриан.
   — Я… не знаю, милорд.
   — Не знаешь? Ты обязан содержать мой дом в надлежащем порядке и не можешь ничего мне объяснить?
   — Нет. — Макс уставился на камин.
   — Господи, что ты наделал?
   — Это не я, милорд! Умоляю вас, не заставляйте меня говорить. — Дворецкий до хруста сжал пальцы.
   — Тогда кто же? Молоденькая горничная, которая боится что-нибудь тронуть?
   — Умоляю вас, милорд…
   — Да что с вами, черт побери?
   — Это леди Олбрайт! — выкрикнул Макс и стыдливо опустил голову.
   Эдриан поражение уставился на него:
   — Кто?!
   — Честное слово, я не знаю, почему она это сделала, но она сказала, что здесь много старых пыльных книг, а ей нужен стол, чтобы сделать выкройку для нового платья…
   — Какого еще платья? — просипел граф. У него вдруг пропал голос.
   Макс тяжело вздохнул.
   — Этот фасон ей прислала из Бата мать. Потребовался большой стол, а здесь как раз такой. Но я никогда бы не подумал, что она может тронуть книги. Нет-нет, я бы никогда не подумал. Кроме того, я решил, что если она не найдет бумагу, то обязательно ее попросит, а она употребила… она употребила… — Макс сунул палец за воротник, словно тот душил его.
   — Продолжай, — медленно произнес граф, и у него застучало в висках.
   — Она… она использовала страницу из бухгалтерского отчета, чтобы записать какие-то цифры. По-моему, за 1829 год, — жалобно произнес Макс.
   Эдриан долго смотрел на него, затем повернулся, медленно подошел к окну и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Ладно, его супруга, видимо, не понимала, что делает, — ведь он не объяснил ей, что работает здесь. Это его ошибка. Теперь они с Максом должны все привести в порядок. Сколько времени это займет? Несколько часов? Проклятие!
   — Скажи леди Олбрайт, что я хочу ее видеть, — приказал он.
   — О… Извините, милорд, ее нет дома.
   — Нет дома? Хорошо, я подожду, когда она вернется. Ничего здесь не трогайте.
   Пока он все оставит как есть, а потом укажет ей на ее беспечность. Эдриан вышел из библиотеки, даже не взглянув на дворецкого. В холле он жестом велел слуге подать ему куртку и перчатки. Тот исполнил приказание, боязливо косясь на хозяина.
   Эдриан вышел из дома и направился к конюшням. Увидев его, два грума моментально скрылись за углом. Господи, неужели они думают, что он побьет их за то, что она разбросала какие-то бухгалтерские книги? Да за кого они его принимают? Нахмурившись, он вошел в конюшню и наблюдал за мистером Боттомсом, пока старший конюх не заметил хозяина и не уронил ведро.
   — Оседлайте Грома! — рявкнул Эдриан и направился к самому большому стойлу.
   Мистер Боттомс не двинулся с места, будто его хватил паралич.
   — Чего вы ждете? — нетерпеливо спросил граф и заглянул в стойло.
   Его лошади на месте не было!
   Он повернулся к конюху, но тот опустил голову, и поднятое им с пола ведро звякало в его дрожащих пальцах.
   — Что случилось? Где мой Гром?
   — А… леди Олбрайт, милорд, — с трудом выдавил Боттомс.
   Граф изумленно уставился на него.
   — При чем здесь леди Олбрайт? — прорычал он, когда наконец обрел дар речи.
   — Она сказала, что вы ей разрешили! — Ведро грохнулось на пол. — Я полагал… я думал… я предложил ей взять кобылу, но она настаивала, милорд. Она меня заверила! — испуганно добавил конюх и нагнулся за ведром.
   — Заверила вас? В чем она вас заверила?
   — Что вы разрешили ей делать все, что она пожелает. Даже брать Грома, — ответил конюх, проводя дрожащей рукой по мокрому лбу.
   Так, надо успокоиться, приказал себе Эдриан. Значит, она ускакала на Громе.
   Эта маленькая дурочка в опасности!
   — А вам не приходило в голову, что она может не справиться с жеребцом? Боттомс побледнел.
   — Да, милорд. Но она сама начала седлать его — и что мне оставалось делать? У нее все получилось, честное слово, она прекрасно справилась! — умоляюще прибавил он.
   Проклятие! И как ему теперь поступить?
   — Оседлай кобылу! — резко бросил Эдриан, глядя на открытую дверь конюшни.
   Эта девчонка, укравшая его жеребца, еще пожалеет, что проявила детское упрямство, и к тому же она наверняка уже сломала глупую шею. О чем она думала?
   Правда, он разрешил ей делать, что она хочет, но все же рассчитывал хоть на каплю здравого смысла. Неужели у женщин в голове одна пустота? Впрочем, сейчас это не имело значения, поскольку… Может, эта маленькая вертихвостка на что-нибудь обиделась? Или просто решила его разозлить? В таком случае деревенская злючка своего добилась, и да поможет ей Бог, ибо, когда он ее найдет… Вскочив в седло, граф спросил у Боттомса, в какую сторону она поехала, и галопом поскакал за ней. Черт побери, еще не известно, найдет ли он ее вовремя. Местные жители глупо улыбались, показывая ему дорогу. Какая она прелестная, говорили они. «Да уж, прелестная, — усмехнулся Эдриан, — сущий дьявол».
   Не найдя жену и решив, что жеребец убил ее, он уже хотел собрать поисковый отряд, но тут заметил Грома, мирно щипавшего под деревом траву. Эдриан пришпорил кобылу и поскакал через поле. На берегу маленькой речки он увидел подростка, лежавшего на куртке, закинув руки за голову, однако Лилианы нигде видно не было. Спрыгнув с лошади, он направился к мальчику, чтобы расспросить его, но тот вдруг посмотрел на него, и граф остолбенел третий раз за день. Ему вновь пришлось напомнить себе, что нужно успокоиться, ибо леди Олбрайт окончательно выбила из него дух. Что, ради всего святого, она наделала? Он узнал Лилиану лишь по ее улыбке да ямочке на щеке. Сделав еще шаг, Эдриан обратил внимание на копну золотистых локонов, потом его взгляд медленно скользнул по жилету к брюкам, которые обтягивали ее как перчатка, и остановился на мужских сапогах. Этот… этот мальчик — его жена?!
   Он был просто очарован.
   — А, господин супруг! Хорошо, что вы нашли меня. — Загадочно улыбнувшись, Лилиана накинула куртку и подошла к нему.
   Граф не мог оторвать глаз от ее бедер, соблазнительно обтянутых брюками.
   — Прекрасный день для прогулки, не так ли?
   — Очень тепло для этого времени года, — вздохнул Эдриан, любуясь грудью, которую подчеркивали батистовая рубашка и жилет.
   — Я еще не видела поместье, а сегодня очень подходящая погода. — Она устремила на него свои зеленые глаза — в них появилось что-то новое, они… искрились. Да-да, в этих красивых глазах плескался дьявольский огонек!
   — Сегодня действительно чудесный день, — с вежливой улыбкой ответил Эдриан.
   — Вы так думаете? Судя по выражению вашего лица, я бы сказала, что вам не очень хотелось ехать сегодня на прогулку. — Она продолжала улыбаться, покачиваясь на носках.
   — Выражение лица? Что вы, мадам, я просто испытываю облегчение, увидев вас живой и невредимой! — прищурился он.
   Невероятно, она еще смеется над ним!
   — Разумеется, я жива. Мы с Громом чудесно провели время и очень понравились друг другу, — весело заявила Лилиана.
   Ему захотелось как следует встряхнуть ее, но он привык сдерживаться, поэтому лишь кивнул в сторону жеребца.
   — Давайте посмотрим, как он там, — спокойно предложил он.
   Пожав плечами, она направилась к лошади, и Эдриан невольно уставился на ее ягодицы, обтянутые лосинами. Где она их взяла? Когда они подошли к жеребцу, Лилиана бросила куртку на спину Грома и погладила его по носу, а этот предатель наклонил голову и стал ее обнюхивать.
   — Вы обрезали волосы? — спросил граф.
   — Да, они стали мне мешать. — Она снова улыбнулась. — Вам нравится?
   — Очень мило, — проворчал он.
   Как ни странно, прическа выглядела на удивление эротичной. Но Лилиана почему-то перестала улыбаться, в ее глазах мелькнула тень разочарования, и это окончательно смутило Эдриана.
   — Признаться, я не ожидал от вас ничего подобного, — добавил он.
   Черт побери, она явно не в своем уме!
   — О! А я думала, вы не заметите.
   Точно не в своем уме. Как он мог не заметить подстриженные волосы или ее брюки! Возможно, его жена — сумасбродная дурочка, но он не допустит, чтобы она подвергалась опасности.
   — Лилиана, мистер Боттомс сказал мне, что вы не захотели ехать на кобыле.
   — Это чистая правда, — усмехнулась она. — Я предпочитаю более резвых лошадей, и Гром мне очень нравится. — Она уткнулась в шею жеребца, лукаво поглядывая на мужа.
   Сущий чертенок!
   — Конечно, Гром — прекрасная лошадь, но я беспокоюсь о вашей безопасности. Он чрезвычайно силен, вам будет трудно им управлять.
   Она засмеялась, будто он сказал какую-то нелепость, чем еще больше возмутила его.
   — Громом легко управлять, я даже удивилась. Он такой сильный и послушный. На редкость послушный.
   — Уверяю вас, он совсем не послушный. Вы можете брать любую лошадь и когда пожелаете, но Грома я попросил бы оставить для более опытного наездника.
   Прищурившись, она смерила его насмешливым взглядом:
   — Полагаю, вы имеете в виду себя?
   — Естественно, я наездник, а вы…
   — Кто? — нетерпеливо воскликнула Лилиана.
   — Новичок, — спокойно ответил граф.
   В ее глазах сверкнул вызов, она вдруг кинулась ему на шею и прижалась губами к его губам. Эдриан изумленно отпрянул и схватил ее за талию, чтобы сохранить равновесие.
   Она слегка укусила его, и ее язык оказался у него во рту, а животный инстинкт заставил Эдриана привлечь жену к себе. Он гладил рукой полную грудь под мужской рубашкой — это было так возбуждающе… чего не скажешь о брюках: создавалось впечатление, что он целует мальчика. Граф быстро отстранил ее.
   — Вы позволите мне ехать на нем, раз вы со мной? — спросила она задыхаясь и провела рукой по губам.
   Что? Кровь еще бешено пульсировала в его венах, глаза были прикованы к ее груди.
   — Я подумаю, — пробурчал он. — А теперь извините, я должен вернуться, у меня очень много работы.
   Эдриан направился к жеребцу, чтобы избежать препирательств, но Лилиана быстро преградила ему дорогу.
   — Тогда я поеду с вами. На Громе. И раз мы будем вместе, милорд, вам придется согласиться.
   Она не стала ждать ответа, тут же без его помощи забралась в седло и лукаво улыбнулась ему сверху.
   Черт возьми, супруга одурачила его перед Богом и людьми! Бормоча себе под нос, что он мог бы с ней сделать, Эдриан вскочил на кобылу и хмуро посмотрел на жену, в глазах которой прыгали хитрые чертики.
   — Попробуйте меня догнать, — прищурилась она и, пришпорив Грома, понеслась через поле.
   Эдриан бросился в погоню, но Лилиана была уже далеко впереди. Разве кобылу можно сравнить с чистокровным жеребцом? Вскоре она начала уставать, а Гром скрылся за холмом. Поняв, что погонять ее бесполезно, граф сдался. Лилиана одурачила его. Открыто, намеренно и дьявольски умело. Он не терпел женских капризов, но чертенок в лосинах начал эту игру и, ей-богу, им обоим придется в нее играть. Почему ей так хочется его разозлить? Впрочем, больше он никогда не допустит ничего подобного. Однажды его уже разозлили, и это привело к трагической гибели его кузена. Ну а графине, чтобы вывести его из себя, придется как следует постараться, и, уж конечно, для этого недостаточно остричь волосы или украсть его жеребца.
   Когда он наконец подъехал к конюшне, Лилиана уже сидела на железной ограде выгона и наблюдала, как мистер Боттомс расседлывает Грома. Увидев мужа, она засмеялась:
   — Похоже, эта кобыла не слишком резво бегает.
   Конюх выглядел так, будто его сейчас хватит удар, и притворился слепым и глухим, посвятив все свое внимание жеребцу, а молодой грум нерешительно подошел к хозяину. Эдриан бросил ему поводья.
   — Еще раз спасибо, мистер Боттомс, увидимся завтра, — лучезарно улыбнулась Лилиана и спрыгнула с ограды.
   — Мистер Боттомс, — мрачно проговорил граф, — леди Олбрайт дала обещание не выезжать на Громе без меня. Не правда ли, миледи?
   — Сущая правда, — фыркнула она и, упрямо тряхнув головой, направилась к дому.
   Эдриан быстро схватил ее за руку и заставил идти рядом. Она желает играть с ним? Ладно, он примет вызов.
   — Лилиана, вы хотели чем-то заниматься в библиотеке? Она подняла голову, ее глаза на миг удивленно расширились, но она тут же овладела собой и улыбнулась.
   — Да, на столе очень удобно делать выкройки, я была там сегодня утром… Вы не возражаете? Никто туда не заходит, и можно спокойно работать.
   Следовательно, она вполне отдает себе отчет в том, что натворила. Эдриан изобразил вежливую улыбку.
   — Вы правы, я сам часто работаю в библиотеке, особенно когда дело требует большого внимания, — согласился он.
   Ее веселость моментально испарилась — очевидно, его супруга ожидала другой реакции.
   — Вам будет удобно заниматься там шитьем и прочими делами. Я перенесу свои вещи в кабинет, и вы сможете пользоваться библиотекой в любое время.
   — Очень мило с вашей стороны, Эдриан. — Она уставилась на усыпанную гравием дорожку. — Не хотите ли сказать мне еще что-нибудь?
   Разумеется, он мог бы сказать ей очень много, но привык держать себя в руках. Жаль только, что он не знает правил этой навязанной ему игры.
   — Я уже говорил вам и повторяю снова: вы можете поступать, как вам угодно. Мне безразлично, что вы захотите делать, лишь бы это не угрожало вашей безопасности.
   — Естественно, — пробормотала она и нахмурилась.
   — А теперь, мадам, если позволите, я вас оставлю. Всего хорошего. — И, насвистывая, Эдриан начал подниматься на террасу.
   Он абсолютно равнодушен, думала Лилиана, глядя из окна на тени деревьев, освещенных луной. Холодный, бессердечный, лишенный нормальных человеческих эмоций. Она срезала волосы, разбросала его бумаги, скакала по усадьбе в мужском костюме — на виду у местных жителей, на его призовом жеребце! — а он вел себя так, будто она совершила обычную прогулку по лесу! Вначале она старалась быть достойной женой графа, но потом ей это надоело. Ведь что-то же должно его тронуть, разозлить, вызвать отвращение? К сожалению, ее попытки добиться хоть какой-то реакции каждый раз кончались неудачей. Даже за ужином, когда она проявила себя настоящей обжорой, Эдриан только улыбался, радуясь ее аппетиту, а когда она спросила, нельзя ли съесть и его пудинг, до которого он не дотронулся, муж любезно подвинул к ней свою тарелку. Видимо, решил, что она хочет поправиться. В результате она страдала от сильной боли в животе и даже обрадовалась, что он не пришел к ней в ту ночь.