Леон Урис. Эксодус (Книга 1 и 2)

   Шимшон Бар-Дрор был сержантом в одном таком подразделении и воспользовался своими военными документами, чтобы съездить в Польшу и собрать там беженцев.
   Стояла уже весна, когда группа беженцев из Освенцима, в которой находился Дов, села в новый поезд и отправилась через австрийские Альпы и перевал Бреннер в Италию.
   Поезд остановился неподалеку от озера Комо в окрестностях Милана на боковой и глухой ветке. Хотя беженцев и предупредили, что их встретят люди, одетые в британскую военную форму, все же возникла паника. Эти люди никак не могли представить себе солдат в военной форме с шестиконечной звездой на рукаве. Шестиконечная звезда олицетворяла для них гетто. Вот уже две тысячи лет, если не считать восстания в гетто, что евреи не воевали под знаменем Давидова Щита.
   Они сошли с поезда, оглядываясь с опаской. Солдаты относились к ним хорошо, некоторые говорили даже на идиш и все говорили на иврите. Они были очень милы, но нисколько не похожи на евреев.
   Спустя неделю после их прибытия в Милан, Дова и еще сто человек забрали глубокой ночью из небольшого лагеря, где они находились. Их посадили в британские грузовые машины, а за рулем сидели бойцы Палестинской бригады. Колонна тихо, но на полной скорости добралась до заранее обусловленного тайного места у побережья, где уже ждали еще человек триста беженцев, привезенных из других лагерей. Со стороны расположенного неподалеку порта Ла Специя приплыло небольшое судно.
   Судно бросило якорь в открытом море, и беженцев перевезли на борт на резиновых лодках. Судно немедленно подняло якорь и пересекло трехмильную зону. Тут же Британский флот, всегда начеку, напал на след.
   Что-то было не так с этими "Вратами Сиона". Не в пример другим судам с беженцами, этот корабль не взял курса на Палестину. Он явно шел в Лионский залив на южном побережье Франции. Ни англичане, ни беженцы на борту "Врат Сиона" не имели ни малейшего понятия, что это суденышко являлось частью гигантского заговора.
   Глава 27
   Биль Фрай сидел за столиком в ресторанчике братьев Миллер в Балтиморе, Мэриленд. Он бросил горсть сухариков в большую тарелку флотского супа с моллюсками и помешивал его ложкой. Он хлебнул пару раз, но у него не было аппетита. "Господи боже мой, - подумал он. - Как же мне переправиться на этой лохани через океан?".
   Биль Фрай считался наиболее толковым капитаном Мосада. Его высадка "Давидова Щита" у Кесарии открыла новую страницу в войне за нелегальную иммиграцию. Она заставила англичан создать концентрационные лагеря на Кипре. Это был поворотный пункт: Мосад направлял в Палестину одно судно за другим, а англичане с той же регулярностью заворачивали их. Теперь назревал новый кризис. Мосад Алия Бет прислал столько беженцев, что лагеря на Кипре их просто уже не вмещали.
   Гордый своими успехами и полный решимости сорвать английскую политику ограничения иммиграции, Мосад затеял безумный план, и на Биля Фрая было возложено ею проведение в жизнь.
   Его "Давидов Щит" со своими двумя тысячами пассажирами был до сих пор крупнейшим нелегальным транспортом. На других судах было всего несколько сот беженцев, не более тысячи. Теперь Мосад решил, что если ему удастся прорваться через блокаду на судне, вмещающем более пяти тысяч беженцев, это нанесет англичанам сокрушительный удар.
   Билю было поручено найти подходящее судно, отремонтировать его и погрузить на борт пять тысяч беженцев из лагеря Ла Сиотат на юге Франции. Судно решили достать в Соединенных Штатах или в Южной Америке, чтобы англичане ничего не могли заподозрить. За европейскими портами Си-Ай-Ди наблюдало неусыпно. Агенты Мосада рыскали по Южной Америке, а сам Биль объезжал порты мексиканского залива и восточного побережья. Очень скоро выяснилось, что на деньги, которыми они располагали, подходящего судна купить не удастся. Пришлось Билю пойти на риск, и теперь он не находил себе места. Он купил старый-престарый пароход, который совершал когда-то рейсы по Чизапикскому заливу между Балтиморой и Норфольком. Пароход этот с гордым названием "Дженерел Стоунвол Джэксон", неуклюжее пассажирское судно, никогда по океану не плавал. Единственное его преимущество состояло в том, что его удалось купить дешево.
   Официант в белой куртке подошел к столику и спросил:
   - Что-нибудь не так с супом, сэр?
   - А? О, черт, нет... суп чудный, - пробормотал Биль, хлебнув ложку.
   А может, покупка этой лохани была ошибкой? В настоящую минуту пароход находился на верфи в Ньюпорт Ньюз, штат Виргиния, где его переоборудовали под 6850 пассажиров.
   Биль вздохнул. А вот и другая сторона медали. Если только ему удастся вывезти из Европы одним махом семь тысяч беженцев! Вся политика англичан полетит тогда вверх тормашками!
   Биль отодвинул суп и попросил счет. Он достал потухший окурок сигары из пепельницы, зажег его и еще раз прочитал телеграмму, полученную из Ньюпорт Ньюз: ДЖЕКСОН ГОТОВ.
   На следующий день Биль собрал свою команду, состоявшую из палестинских пальмаховцев и ребят Мосада, американских евреев, сочувствующих испанских бойцов, итальянцев и французов. Он осмотрел судно и сделал пробный рейс вдоль берега южной части залива, затем дал "Полный вперед" и вышел в океан.
   Не прошло и трех часов, как пошли неполадки, и пришлось вернуться в Ньюпорт Ньюз.
   В течение следующих двух недель Биль сделал еще два пробных рейса. Как только старое судно выходило из привычных вод, оно тут же бунтовало, и приходилось возвращать его в порт.
   Биль признался ребятам Мосада, что он сделал ошибку. Джэксон ни за что не справится. Они уговорили его загнать судно в верфь еще на неделю и попытаться еще раз.
   При пятой попытке вся команда затаила дыхание, когда ветхий пароход обогнул мыс Генри и пыхтя вышел в Атлантический океан. К радостному изумлению всех, он продолжал пыхтеть.
   Двадцать два дня спустя "Стоунвол Джэксон" притащился во французский порт Тулон в Лионском заливе, всего в сорока милях от Марселя и не более двадцати от главного лагеря беженцев в Ла Сиотат.
   Во Франции была как раз забастовка водителей грузовых машин, и Си-Ай-Ди, неусыпно наблюдавшее за Ла Сиотат, могло позволить себе небольшой отдых: раз не было движения, то и бояться было нечего. Кроме того, после прибытия "Врат Сиона", на борту которого находился Дов, в Пор-де-Бук несколько недель тому назад, из европейских портов не поступало никаких сведений о новых нелегальных судах.
   Прибытие "Джэксона" захватило англичан врасплох.
   Никаких сведений о нем к ним не поступало, так как купили и переоборудовали его в Штатах, а до сих пор не было еще ни одного случая, когда мосадовский корабль был бы достаточно большим, чтобы переплыть Атлантический океан. Когда "Джэксон" должен был вот-вот бросить якорь в Тулоне, люди Мосада пошли к председателю профсоюза шоферов и объяснили ему положение. Шоферы тайно собрали грузовики и, несмотря на забастовку, без шума перевезли шесть с половиной тысяч беженцев, среди них и Дова, из Ла Сиотат в Тулон.
   Си-Ай-Ди обо всем стало известно лишь в самый последний момент. Они тут же бросились в Тулон и всучили огромные взятки служащим порта, чтобы только задержать отплытие "Джэксона" до тех пор, пока они свяжутся с Лондоном и получат указания.
   Мосад Алия Бет, действуя еще большими взятками, добивался разрешения на выход в море, и "Джэксон", теперь переименованный в "Обетованную землю", открыто и вызывающе поднял сине-белый флаг на мачту.
   В британском Адмиралтействе, в Чэтэм Хауз, и в Уайт-холле происходили срочные совещания. Было ясно, какими осложнениями все это грозит политике англичан. "Обетованная земля" должна быть задержана во что бы то ни стало. Англичане направили французам гневные ноты, полные угроз. К Тулону подплыли британские военные корабли. В ответ французы дали санкцию на отплытие "Обетованной земли".
   "Обетованная земля" вышла из тулонской гавани под радостные восклицания тысяч беженцев, находившихся на борту. Как только она пересекла трехмильную зону, тут же за ней увязались два подстерегавших ее британских крейсера: "Апекс" и "Данстон Хил".
   Прошло три с половиной дня, во время которых Биль Фрай следовал по прямому курсу в Палестину. Длинная и узкая труба парохода пыхтела, машина стонала, на палубе копошились люди, а крейсеры не спускали глаз с судна.
   "Апекс" и "Данстон Хил" держали постоянную связь с адмиралтейством в Лондоне. Когда "Обетованная земля" доплыла уже почти к цели, и до палестинского берега осталось не более пятидесяти миль, англичане не посчитались с правилами борьбы против нелегальной иммиграции. "Апекс" подплыл вплотную к пароходу и дал залп чуть ли не по самому носу судна. Затем в громкоговорителе крейсера раздался голос:
   "Контрабандное судно! Остановите машину и приготовьтесь к обыску!".
   Биль Фрай принялся кусать свою сигару. Он схватил мегафон и шагнул на мостик.
   "Мы в открытом море, - заорал он. - Если вы возьмете нас на абордаж, это будет чистейшим пиратством!".
   -Очень жаль, ребята, но приказ есть приказ. Вы дадите себя обыскать, не оказывая сопротивления?
   Биль обернулся к командиру-пальмахнику, стоявшему позади.
   - Ну-ка, устроим встречу этим мерзавцам!
   "Обетованная земля" дала полный вперед, пытаясь ускользнуть от крейсеров. "Апекс" поплыл рядом, затем резко повернул и протаранил бок ветхого судна. Пробоина получилась огромная, но над ватерлинией, и пароход весь зашатался от удара. "Апекс" открыл пулеметный огонь, чтобы прогнать всех с палубы и приступить к абордажу.
   Британские матросы в противогазах и вооруженные пистолетами прыгнули на палубу "Обетованной земли" и направились к палубным надстройкам. Пальмахники тут же протянули заграждение из колючей проволоки и обрушили на англичан град камней и струи из брандспойтов.
   Англичан оттеснили назад к борту. Они пустили в ход огнестрельное оружие и потребовали подкрепления. Появились свежие силы, на этот раз с ножницами. Англичане вновь бросились в атаку. Вновь вода из брандспойтов отогнала их. Под прикрытием пулеметного огня с "Апекса" англичане в третий раз пошли в атаку, добрались до колючей проволоки и только начали орудовать ножницами, как на них обрушились струи кипятка из брандспойтов. Теперь пальмахники перешли в атаку сами, опрокинули англичан и сбросили их, одного за другим, в море.
   "Апекс" прекратил огонь, чтобы поднять на борт своих барахтавшихся в воде матросов, а "Обетованная земля", с огромной пробоиной в боку, опять запыхтела. "Данстон Хил" бросился вдогонку и тут же настиг ее. На борту крейсера уже обсуждали вопрос, не следует ли протаранить пароход еще раз. Но еще одна пробоина, и ветхое судно могло пойти ко дну. Крейсер не стал рисковать. Зато "Данстон Хил" обрушил на палубу свирепый огонь из пулеметов, и беженцам, а также пальмахникам, пришлось скрыться. Приставив к борту лестницы, матросы "Данстон Хила" взяли пароход на абордаж. Последовал яростный бой врукопашную. Действуя дубинками, частенько и пистолетами, англичане напирали на лестницу, ведущую к капитанскому мостику.
   Тем временем "Апекс" оправился и подплыл к месту боя. Оба крейсера взяли пароход в ножницы. "Апекс" вооружил свою абордажную команду слезоточивыми газами, и под прикрытием газов команда "Апекса" напирала с тыла.
   Дов Ландау участвовал в схватке. Он с группой беженцев охраняли лестницу, ведущую на мостик. Добрых полдесятка раз они сбросили англичан с лестницы, пока слезоточивые газы и огонь из пистолетов не заставили их отступить.
   Наконец англичане захватили всю палубу. Получив подкрепление и угрожающе направив винтовки и дула пистолетов на беженцев, они дали возможность другому отряду броситься в сторону рубки, чтобы завладеть штурвалом.
   Биль Фрай и пятеро матросов встретили первых трех англичан, ворвавшихся в рубку, пистолетами и кулаками. Отрезанный от всех, Биль Фрай продолжал драться, пока англичане не избили его до полусмерти и выволокли из рубки.
   Бой длился четыре часа. Англичане потеряли восемь человек убитыми. Два десятка англичан были ранены. Евреев было убито пятнадцать человек, среди них и капитан судна, американец Биль Фрай. Наконец-то англичане завладели "Обетованной землей".
   Когда "Данстон Хил" с "Обетованной землей" на буксире стал подплывать к Хайфе, были приняты чрезвычайные меры, чтобы все это держать в строгой тайне. Старый пароход сильно пострадал. Британские солдаты наводнили весь район порта в Хайфе. Расположенная в районе Шестая дивизия парашютистов, вооруженная до зубов, была приведена в боевую готовность. Однако, несмотря на все попытки держать все в тайне, ничего из этого не получилось. Англичане не знали, что евреи уже передали по радио полный отчет о захвате "Обетованной земли" в открытом море.
   Когда оба судна подплыли к Хайфе, евреи объявили в Палестине всеобщую забастовку. Англичанам пришлось мобилизовать войска и даже танки, чтобы оградить порт и беженцев от возмущенных палестинских евреев.
   Четыре британских корабля, предназначенных для перевозки заключенных: "Эмпайр Монитор", "Эмпайр Ринуан", "Эмпайр Гардиан" и "Магна Харта" ждали погрузки беженцев с "Обетованной земли". Но в тот самый момент, когда ветхий катер, курсировавший по Чизапикскому заливу, вошел в гавань, весь порт и вся Хайфа задрожали от мощного взрыва. Взрыв произошел на "Эмпайр Монитор" и от судна остались только рожки да ножки. Операция была проведена пальмахниками-амфибиями, подложившими магнитную мину под бугшприт.
   "Обетованная земля" причалила к пристани, и тут же началась погрузка беженцев на британские суда. Большинство беженцев пало духом и не помышляло уже о сопротивлении. Их повели в баню, раздели наголо, обыскали, погнали под душ, затем всю эту жалкую процессию повели на оставшиеся три корабля.
   Дов Ландау, а с ним еще человек двадцать пять беженцев, засели в трюм, вооружившись кусками стальных труб, и продолжали оказывать сопротивление до конца. В трюм накачали слезоточивые газы, но и тогда Дов, схваченный четырьмя солдатами, не переставал ругаться и отчаянно отбиваться. Его бросили за решетку на "Магна Харта".
   Забитые до отказа, три британских судна, в сопровождении крейсеров "Данстон Хил" и "Апекс", подняли якорь и отплыли из Хайфы.
   Если бы беженцев отправили на Кипр в без того переполненные лагеря, то евреи достигли бы своей цели: шесть с половиной тысяч беженцев было бы вывезено из Европы, и на столько же увеличилось бы непрерывно растущее число заключенных, ожидавших на Кипре отправки в Палестину.
   "Беженцы с так называемой "Обетованной земли", находящиеся сейчас на борту "Эмпайр Гардиан", "Эмпайр Ринуан" и "Магна Харта", подлежат возвращению в порт отправления, то есть в Тулон. С нынешнего дня все нелегальные иммигранты, которые попытаются пробраться в Палестину, будут возвращены в те порты, где они сели на судно".
   Пальмахники и агенты Мосада, находившиеся на борту трех кораблей вместе с беженцами, приняли поэтому следующее решение. Если англичане добьются своего, и беженцев высадят в Тулоне, то на этом нелегальная иммиграция закончится. Ни под каким видом нельзя поэтому допустить этой высадки.
   Когда корабли вошли в Лионский залив и бросили якорь в открытом море, англичане приняли все меры, чтобы все дело держать в глубокой тайне.
   Одновременно с этим командиры-пальмаховцы, находившиеся на борту кораблей, передали капитанам, всех трех кораблей заявление, гласившее: "Вы сможете высадить нас на берег только силой".
   Начальник эскадры немедленно радировал обо всем в Лондон и потребовал указаний. Уайтхолл тут же принялся нажимать на Париж, угрожая вплоть до разрыва отношений. Они предупредили французов не принимать сторону евреев и не возражать против высадки беженцев силой. Четыре дня летели донесения и инструкции от кораблей, из Лондона, из Парижа и назад. Затем французское правительство объявило англичанам о своем решении: "Французское правительство не будет участвовать и не допустит применения силы к беженцам. Если беженцы желают вернуться во Францию по своей доброй воле, мы их всегда примем с радостью".
   Французы приняли сторону евреев, несмотря на угрозу разрыва отношений с англичанами. Беженцы облегченно вздохнули. Как один человек они решили не двигаться с места. Оправившись от удара, англичане объявили беженцам, что либо они добровольно высадятся в Тулоне, либо же будут торчать в лионском заливе пока не сдохнут.
   На борту "Эмпайр Гардиан", "Эмпайр Ринуан" и "Магна Харта" евреи устроили баррикады. Пальмахники создали школы, обучали беженцев ивриту, стали издавать газету, организовали драмкружок и делали все, чтобы не дать людям падать духом. Французские власти ежедневно направляли длинные конвои баркасов к кораблям, чтобы снабдить беженцев продовольствием и медикаментами. На борту кораблей родилось за это время больше десятка детей. Прошла неделя, а беженцы стояли на своем.
   На берегу появились журналисты, заинтересовавшиеся странными тремя кораблями и возмущавшиеся таинственностью, которой их окружали. Однажды ночью агент Мосада с "Эмпайр Гардиан" добрался вплавь на берег и рассказал обо всем французским журналистам.
   Весть немедленно разнеслась по Франции, Италии, Голландии и Дании. Передовицы газет во всех четырех странах были полны грубых ругательств в адрес британских властей.
   Лондон заранее приготовился к этому взрыву негодования. Они ничего и не ожидали другого. Они все предусмотрели, только не это неукротимое упрямство беженцев. Условия на кораблях были ужасные. Было невыносимо душно, и очень многие заболели. Тем не менее, беженцы отказывались высаживаться. Судовые команды, не очень-то отваживавшиеся в закрытые решетками трюмы, начинали мало-помалу нервничать. Прошла вторая неделя, а евреи не сдавались. Возмущение печати все нарастало.
   Прошла еще одна неделя. Затем еще одна.
   Интерес постепенно слабел. Затем на берег был доставлен без применения силы первый еврей. Он был мертв. Последовал новый взрыв возмущения в мировой печати. Капитаны всех трех кораблей доложили, что беженцы, как никогда, полны решимости не сдаваться, и нажим на Уайтхолл все усиливался. Если на берег будут доставлены новые трупы, дело примет весьма скверный оборот.
   Инициаторы британской политики решили прибегнуть к обходному маневру. Они потребовали от беженцев послать делегацию для ведения переговоров. Они рассчитывали на то, что удастся найти какой-нибудь компромисс, который позволит им выйти с честью из всей этой истории. Со всех трех кораблей получился один и тот же ответ: "Мы согласны высадиться только в Палестине".
   Пошла шестая неделя. Когда на борту умер еще один беженец, англичане поставили перед беженцами ультиматум: либо они высадятся на берег, либо вся ответственность падет на них. Было не совсем ясно, о какой ответственности шла речь, но когда беженцы отклонили и ультиматум, настаивая на своем, англичане были вынуждены действовать.
   "Транспортным судам "Эмпайр Гардиан" и "Эмпайр Ринуан", - говорилось в приказе, - немедленно поднять якорь и следовать в Гамбург, британскую зону оккупации. Пассажиров этих двух кораблей высадить на берег и отправить в Дахау до дальнейшего распоряжения".
   Пока оба корабля взяли курс через Гибралтарский пролив на Гамбург, Мосад делал отчаянные попытки посадить на два других корабля 15 тысяч новых беженцев, чтобы вывезти их нелегально в Палестину. Ибо, когда "Ринуан" и "Гардиан" прибыли в Германию, возмущение мирового общественного мнения бесчеловечной английской политикой достигло предела. Победа, одержанная Мосадом над Англией, была довольно безрадостна.
   Все же последнему из трех кораблей, транспортному судну "Магна Харта" англичане разрешили высадить беженцев на Кипре, где их тут же отвезли в лагерь в Караолос. Дову повезло. Он отпраздновал свой 16-ый день рождения не в Дахау, а в Караолосе. Зато у него ничего не осталось в душе, кроме ненависти.
   Глава 28
   Свой семнадцатый день рождения Дов отметил тоже в лагере - в Караолосе. Он провел этот день точно так же, как и все остальные дни. Он лежал на койке, глядя в пространство, и не сказал никому ни слова. Он вообще ни разу ни с кем не говорил с того самого дня, когда его вынесли из трюма "Обетованной земли". Длинные недели перед Тулоном еще более усилили его ненависть.
   В Караолосе с ним пытались заговорить десятки людей: социальные работники, врачи, учителя и пальмахники, но Дов никому не доверял и никого не хотел видеть. Им так и не удалось пробить эту стену.
   Днем он лежал на своей койке. Ночью он гнал от себя сон: стоило ему заснуть, как тут же одолевали кошмары. Вновь и вновь он видел во сне, как открываются двери газовых камер в Освенциме. Целыми часами он смотрел на лагерный номер, наколотый на его руке: 359195.
   В палатке напротив жила девушка. Это была красивая девушка. Он еще такой не видел. В этом не было ничего удивительного: в тех местах, где ему пришлось жить, женщины не могли быть красивыми. Она работала воспитательницей, всегда улыбалась ему и никогда на него не сердилась, как сердились все остальные. Эта девушка была Карен Ханзен-Клемент.
   Карен тоже обратила внимание на Дова и пыталась разузнать, почему он не учится в школе и вообще ни в чем не принимает участия. Ее предупредили держаться подальше от него; он, дескать, неисправим и, пожалуй, даже опасен.
   Это предупреждение только подзадорило Карен. Она знала, что Дов был в Освенциме, и испытывала к нему глубокое сочувствие. Ей не раз удавались с такими юношами вещи, которые вряд ли удались бы кому-нибудь другому, и хотя она понимала, что лучше с таким не связываться, любопытство брало верх всякий раз, когда она выходила из своей палатки, расположенной как раз напротив.
   Однажды Дов лежал, как обычно, на своей койке и глядел в пространство. Было очень жарко, и он весь вспотел. Вдруг он почувствовал, что кто-то зашел в палатку, и молниеносно спрыгнул с койки. Перед ним стояла Карен.
   Мальчик весь напрягся.
   - Ты не одолжишь мне ведро? Мое потекло, а вот-вот подъедет водовоз.
   Дов вытаращил на нее глаза и заморгал.
   - Я говорю, ведро не одолжишь?
   Дов что-то проворчал.
   - Так как же? Да или нет? Ты что, немой?
   Они стояли друг против друга, как два петуха, приготовившиеся к прыжку. Карен уже жалела, что вообще зашла в палатку. Она сделала глубокий вдох.
   - Меня зовут Карен, - сказала она. - Я живу напротив.
   Дов все еще не отвечал. Он не сводил с нее глаз, но молчал.
   - Ну, ты мне дашь ведро?
   - Чего тебе здесь надо? Тоже мне - агитатор!
   - Я пришла, чтоб попросить ведро. Чего это я буду тебя агитировать? Больно много о себе воображаешь!
   Он отвернулся, сел на койку и начал кусать ногти. Ее прямота совершенно обезоружила его. Он показал рукой на ведро, стоявшее в углу, и она тут же взяла его. Он быстро посмотрел на нее краем глаз.
   - А тебя-то как зовут? Вот я приду и верну тебе ведро, а как зовут, не знаю.
   Он не ответил.
   -Ну?
   -Дов!
   - А меня - Карен. Можешь звать меня Карен. И здороваться со мной можешь. А там, глядишь, и улыбаться научишься.
   Он стал медленно оборачиваться, но она уже выскочила из палатки. Он подошел к двери и посмотрел ей вслед. Как раз подъехала английская цистерна, и она пошла набрать воды. Она была удивительно красива.
   Это был первый случай за много, много месяцев, оторвавший Дова от его вечного самоанализа. Эта Карен была совсем непохожа на тех, кто пытался заговорить с ним до этого.
   Она была прямая, немного капризная и пугливая, но ее существо излучало какую-то ласку. Она не надоедала ему и не говорила громких слов, в которые сама не верила. Она была такая же заключенная, однако не жаловалась и не ходила злая, как все остальные. У нее был нежный голосок, но в то же время решительный.
   - Привет, Дов, - сказала Карен, вернувшись. - На, возьми ведро. Спасибо!
   Он что-то буркнул.
   - Ах да, ты же говорить не умеешь по-человечески, а только бурчать. У меня в садике есть такой. Только он разыгрывает из себя льва.
   - Привет! - заорал Дов, что было мочи.
   Дов знал теперь, когда она встает по утрам. Он знал, когда она идет стирать, а когда в садик. Однажды он украдкой забрался в ее палатку и осмотрел ее ведро. Ничего оно не текло. Он лежал теперь целыми днями на койке и с нетерпением ждал стука ее каблуков на дорожке. Он подскакивал к двери своей палатки и украдкой смотрел ей вслед. Частенько и Карен смотрела в сторону его палатки, и их взгляды на мгновение встречались. Тогда Дов обычно сердился и упрекал себя в слабости и в том, что он просто губошлеп.
   Дни шли за днями, но для Дова что-то все-таки изменилось. Он по-прежнему молчал и чуждался людей, но его мысли частенько отвлекались от смерти и ненависти, и он даже слышал, бывало, как дети играют рядом на площадке, и как она им что-то говорит. Все это было ново для него. За все время пребывания в Караолосе он почему-то не расслышал голоса детей, пока он не познакомился с Карен.
   Однажды ночью Дов стоял у колючей проволоки и следил за лучами прожекторов, скользившими над палатками. Он часто стоял так и смотрел, потому что спать он боялся. Пальмахники устроили костер на детской площадке, там люди сидели, пели и плясали. Когда-то он сам пел так и плясал на собраниях "Строителей", но теперь все это ему опостыло. Тогда на собраниях были и Мундек, и Руфь и Реббека.
   - Хэлло, Дов!
   Он обернулся рывком и увидел рядом тонкий силуэт и Карен. Слабый ветерок играл в ее длинных волосах, а она куталась в видевший виды платок.
   - Давай подойдем к костру!