Страница:
У Колдуэлла стянуло горло от страха. Он вскрикнул и попытался наброситься на Бен Моше. Мужчина с переднего сидения обернулся и ударил его по лицу дулом пистолета. Бен Моше схватил его сзади за шиворот и бросил назад на сидение. Шофер снял военную фуражку и посмотрел в зеркало.
Глаза Колдуэлла вылезли на лоб от страха.
- Что это все значит?
- Спокойно, майор Колдуэлл, - сухо ответил Бен Моше. - Не надо расстраиваться.
- Немедленно остановите машину и высадите меня, слышите!
- А как высадить-то? Таким же образом, как вы выбросили в арабской деревне четырнадцатилетнего мальчика по имени Бен Соломон? Видите ли, майор Колдуэлл, душа Бен Соломона велела нам с того света отомстить убийце.
Со лба Колдуэлла ручьями лился пот; он попадал ему прямо в глаза.
- Все это ложь... ложь... ложь...
Бен Моше что-то положил Колдуэллу на колено и посветил ему фонарем. Это был фотоснимок с отрубленной головой Бен Соломона.
Колдуэлл захныкал и начал взывать о милосердии. Он перегнулся вперед, его стошнило от страха.
- Кажется, майор Колдуэлл готов рассказать нам кое-что. Отвезем-ка мы его в штаб и порасспросим его, прежде чем сведем с ним счеты.
Колдуэлл выдал решительно все, что ему было известно о планах британской армии и готовившихся операциях Си-Ай-Ди, а под конец он подписал документ, в котором признавался, что именно он убил мальчика.
Спустя три дня после исчезновения майора Фреда Колдуэлла, его труп нашли на Сионской горе, у Малых ворот Старого города. К трупу были прикреплены фотография Бен Соломона и фотокопия с признания Колдуэлла, поперек которой были выведены слова: Око за око, зуб за зуб.
Майора Фреда Колдуэлла постигла та же судьба, что и Сисеру Канаанея, попавшегося в руки Яэль, когда он спасся бегством с поля боя, где Дебора и Барак нанесли ему сокрушительное поражение.
Глава 12
Убийство майора Колдуэлла из мести произвело потрясающее впечатление. Вряд ли кто-нибудь сомневался в справедливости этой мести, но все-таки Маккавеи позволяли себе чересчур много.
Общественному мнению Англии палестинские дела давно уже надоели, и оно все больше нажимало на лейбористское правительство, чтобы оно отказалось от мандата.
Британские войска, расположенные в самой Палестине, были охвачены гневом и тревогой.
Спустя два дня после того, как у Малых ворот нашли труп Колдуэлла, Аяла, арестованная девушка из Маккавеев, скончалась от внутренних кровоизлияний вследствие побоев, полученных во время допроса. Когда весть о смерти Аялы дошла до ушей Маккавеев, они в течение двух недель обрушивали на англичан одно возмездие за другим. Иерусалим сотрясался от террористических рейдов. Последним было отважное нападение среди бела дня на штаб Си-Ай-Ди.
За эти две "адские недели", как их стали называть, Дов Ландау проявил такую безумную отвагу, что даже бывалые террористы были поражены. Дов принял участие в четырех рейдах, в том числе и в нападении на Си-Ай-Ди. В эти дни появилась легенда о "маленьком Гиоре", чье имя стало синонимом неслыханного бесстрашия.
Затаив дыхание, Палестина ждала следующего удара. Генерал Хэвн-Херст быстро справился с охватившей его поначалу растерянностью и обрушил на Ишув серию военно-полевых приговоров, чрезвычайных мер, облав, рейдов и даже казней, совершенно парализовавших промышленность и торговлю страны. Его Операция Аркан опутала всю страну.
Убийство Колдуэлла, "адские недели", затем нападение на штаб Си-Ай-Ди явились сильным ударом по авторитету британской администрации. Пользуясь этой неразберихой, Алия Бет доставила к берегам Палестины еще три нелегальных транспорта евреев. Хотя нелегальная иммиграция не обращала на себя такого внимания, как рейды Маккавеев, однако вреда они наносили англичанам не меньше. Английские отряды патрулировали по улицам городов и по автострадам, ожидая каждую минуту засады.
До приезда комиссии ООН оставалось уже недолго. Хэвн-Херст был полон решимости обезглавить Ишув еще до прибытия комиссии. Генерал потребовал, чтобы ему представили список английских солдат и офицеров, особо отличившихся в антиеврейских операциях. Из этого списка он лично отобрал шесть самых отчаянных головорезов: двух офицеров и четырех солдат. Все шестеро были доставлены к нему в Шнеллеровские казармы, где под величайшим секретом им было поручено особое задание. Целых пять дней разрабатывались подробности этого задания. На шестой день Хэвн-Херст дал ход этой операции, на которую он возлагал свои последние надежды.
Шестеро военных переоделись в арабов. Двое из них проехали на грузовике, в кузове которого лежали две тонны динамита, по бульвару Кинг-Джордж и остановились у здания Сионистского Поселенческого Общества. Они встали под прямым углом к воротам и повернули руль так, чтобы машина своим ходом могла подъехать к зданию по внутренней дорожке. Затем шофер замаскировавшийся под араба, закрепил руль, включил скорость, нажал на газ до отказа и отпустил педаль сцепления. В ту же секунду они оба спрыгнули с машины и скрылись.
Машина рванула через ворота во двор, помчалась по дорожке, сбилась с пути, наехала на бортовые камни и свалилась у самого входа. Раздался оглушительный взрыв. От здания остались одни развалины.
В это время двое других пытались взорвать таким же точно образом здание Национального Еврейского Совета, расположенное двумя кварталами дальше. Шло как раз заседание, в котором принимали участие почти все руководство Ишува.
Этому грузовику пришлось преодолеть сначала тротуар. Ударившись о бортовые камни, машина сбилась с пути и ударилась о соседний жилой дом.
Двое последних солдат подобрали, каждый в отдельной машине, своих товарищей по заданию. Обе машины умчались в Трансиорданию, где никакая опасность им уже не угрожала.
Генерал Арнольд Хэвн-Херст пытался ликвидировать одним ударом все руководство палестинского еврейства. В здании Поселенческого Общества погибло человек сто. Из членов Национального Совета не пострадал никто. Среди убитых была и Харриэт Зальцман, восьмидесятилетняя руководительница Молодежной Алии.
Прошло всего несколько минут после взрывов, а разведки Хаганы и Маккавеев принялись прочесывать всю страну в поисках поджигателей. К вечеру обе организации установили, что шестеро "арабов" были никакие не арабы, а переодетые англичане. Им удалось также установить, что сам Хэвн-Херст разработал эту операцию, но прямых доказательств им так и не удалось раздобыть.
Вместо того, чтобы обезглавить Ишув, отчаянная игра Хэвн-Херста обернулась теперь против него самого. Она сплотила евреев Палестины как никогда раньше, и заставила Хагану и Маккавеев объединить свои усилия. Хагане удалось раздобыть копию "Доклада Хэвн-Херста". Если у них еще оставались какие-то сомнения, то теперь эти два взрыва доказывали неопровержимо, что Хэвн-Херст в самом деле решил уничтожить палестинское еврейство. Авидан отправил Зеева Гильбоа в Иерусалим, чтобы он снесся с Бар Исраэлем и устроил встречу между руководителями Хаганы и Маккавеев. Это было почти беспрецедентная встреча: только в начале Второй мировой войны Авидан встретился с Акивой и попросил его воздержаться от актов террора во время войны против гитлеровцев.
Встреча состоялась в час ночи в открытом поле неподалеку от Иерусалима, в том самом месте, где когда-то стоял лагерь Десятого римского легиона. Присутствовало всего четверо мужчин: Акива и Бен Моше от Маккавеев, Авидан от Хаганы, и Зеев Гильбоа - от Пальмаха. Не было никаких рукопожатий или приветствий. Они стояли в темноте друг против друга, подозревая друг друга в подвохе. Хотя наступило лето, ночь была прохладная.
- Я попросил об этой встрече, - начал Авидан, - чтобы посмотреть, нельзя ли нам договориться о совместных действиях.
- То есть, ты хочешь командовать нами? - подозрительно спросил Бен Моше.
- Я давно уже отказался от намерения влиять на действия вашей группы, ответил Авидан. - Все же я думаю, что само положение вещей требует, чтобы мы объединили усилия для решающей битвы. У вас немалые силы во всех трех городах, к тому же вы можете действовать гораздо свободнее, чем мы.
- Вот как! - крикнул Акива. - Вы, значит, хотите загребать жар нашими руками?
- Дай ему высказаться, - перебил его начальник штаба Маккавеев.
- Мне не нравится вся эта затея. Я с самого начала был против этой встречи, Бен Моше. Эти люди продавали и предавали нас в прошлом и то же они сделают и впредь.
Лысина Авидана вся побагровела от слов старика.
- Я решил не обращать сегодня внимания на твои оскорбления, Акива, потому что слишком многое стоит на карте. Я все-таки думаю, что несмотря на наши расхождения ты в первую очередь еврей и любишь Эрец-Исраэль.
С этими словами он протянул Акиве копию "Доклада Хэвн-Херста".
Старик в свою очередь протянул бумагу Бен Моше, который направил на нее свет карманного фонаря.
- Еще четырнадцать лет тому назад я утверждал, что англичане наши враги, тихо сказал Акива.
- Я не собираюсь вступать с тобой в политический спор.
Вы будете или не будете сотрудничать с нами? - спросил Авидан.
- Что ж, попытаемся, - ответил Бен Моше.
После этой встречи представители обеих организаций взялись за разработку плана совместной операции. Спустя две недели после взрывов с англичанами рассчитались за взрыв здания Поселенческого Общества и попытку взорвать здание Национального Совета.
За одну ночь Хагана совершенно вывела из строя всю железнодорожную сеть страны, полностью остановив сообщение с соседними странами.
Следующей ночью Маккавеи ворвались в здания шести британских посольств и консульств, аккредитованных в странах средиземноморского бассейна, и уничтожили массу документов, направленных на борьбу с нелегальной иммиграцией.
Пальмах повредил нефтепровод Моссул-Хайфа в пятнадцати местах.
Покончив со всем этим, Маккавеи взялись за проведение последней операции ликвидации генерала Арнольда Хевн-Херста. Маккавеи установили непрерывное круглосуточное наблюдение за Шнеллеровскими казармами. Они следили за каждым движением, регистрировали каждую подъезжающую легковую и грузовую машину и составили точный план казарм.
Прошло четыре дня. Было похоже, что ничего из всего этого не выйдет. Хэвн-Херст окопался в самой средине крепости, а кругом сновали тысячи английских солдат. Никто, кроме английских военных, близко к его штабу даже подойти не мог. Выезды Хэвн-Херста за пределы казарм держались в большом секрете, к тому же его сопровождала такая охрана, что Маккавеи потеряли бы по меньшей мере сотню людей, если бы они попытались напасть на него где-нибудь в городе.
Наконец они нащупали ниточку.
Они установили, что три раза в неделю частная легковая машина выезжает из казарм где-то между полуночью и первым часом утра, возвращается незадолго до рассвета. В машине сидел один только шофер в гражданской одежде. Регулярность и необычные часы этих ночных рейсов не могли не вызвать подозрений.
По номеру машины Маккавеям удалось установить хозяина. Оказалось, что машина принадлежала одному богатому арабскому семейству. Маккавеи решили, что хозяин машины, по всей вероятности, сотрудничает с англичанами, и что этим путем они вряд ли доберутся до Хэвн-Херста.
Тем временем они собирали и тщательно изучали личные сведения об Арнольде Хэвн-Херсте, касающиеся его биографии, поведения и привычек. Маккавеям было известно, что это очень тщеславный человек, и что его жена - из весьма влиятельных кругов. Этот брак обеспечил ему положение в обществе и богатство, и он всячески берег его, Хэвн-Херста считали воплощением респектабельного джентльмена, корректного и скучного до тошноты.
Покопавшись поглубже, Маккавеи установили, что, несмотря на эту внешнюю респектабельность у Хэвн-Херста бывали и внебрачные связи. Даже не одна, а несколько. Среди Маккавеев были и такие, которые служили в рядах Британской армии много лет тому назад под началом Хэвн-Херста. Все время ходили слухи, что он содержит любовниц.
Встал вопрос: а не чувствует ли себя Хэвн-Херст чересчур одиноким в казармах? Он женат, занимает довольно высокое положение и не посмеет, конечно, возить к себе женщин в казарму. Но, может быть, он сам ездит к любовнице? Было высказано предположение, что таинственная машина как раз и доставляет его регулярно к любовнице, а затем обратно в казарму.
Эта версия представлялась нелепой даже самим Маккавеям. Однако, не раскрыв должным образом тайну этой машины, отбросить эту версию было нельзя. Кто могла быть любовница Хэвн-Херста? Слухов не было никаких. Если у него где-то было любовное гнездо, он скрывал это в высшей степени ловко. Ни одна еврейка не стала бы жить с ним, а подходящих англичанок не было. Выходит, это могла быть только арабка.
Следовать за машиной было опасно: это могло раскрыть и испортить все дело. Маккавеи, конечно, могли устроить засаду и остановить ночью одинокую машину, однако командование решило, что если есть хоть малейший шанс, что в машине сидит сам Хэвн-Херст, то лучше установить, куда он едет и накрыть его там, так сказать, с поличным.
Они подошли к делу с другого конца. Они установили, что в семействе, которому принадлежала таинственная машина, была молодая девушка, которая по красоте, культурному уровню и прочим данным вполне могла покорить такого мужчину, как Хэвн-Херст. Загадка начинала принимать определенные очертания.
Маккавеи установили слежку за домом этого арабского семейства и не спускали глаз с девушки. Следующей ночью их усилия были вознаграждены. Девушка вышла из дома где-то в полночь, направилась в сторону богатого арабского квартала Эль-Бак, расположенного у Хевронского шоссе, и прошла в какой-то дом. Полчаса спустя подъехал и таинственный автомобиль, и Маккавеям удалось заметить, как Хэвн-Херст вышел через заднюю дверцу и скрылся в том же доме.
В три часа того же утра Хэвн-Херста разбудил громкий голос, раздавшийся из темноты и процитировавший одно место из библии, от которого у генерала кровь застыла в жилах: "Славьте Господа, мстящего за Израиль!".
Он соскочил с кровати. Арабка дико завизжала, когда по комнате понеслись пули Маккавеев.
Несколько часов спустя в британский штаб поступила телефонограмма от Маккавеев, в которой сообщалось, где можно найти почившего главнокомандующего. В телефонограмме сообщалось также, что обстоятельства кончины сэра Арнольда Хэвн-Херста были тщательно запечатлены на фотопленку, и что эти фотографии будут немедленно преданы гласности, если только англичане вздумают прибегнуть к контрмерам.
В генштабе сообразили, какой это вызовет скандал, когда станет известно, что английского генерала убили в постели любовницы-арабки. Англичане решили поэтому спрятать концы в воду и официально заявили, что Хэвн-Херст погиб при автомобильной катастрофе. Маккавеи не стали опровергать эту версию. Когда генерал сошел со сцены, террористы прекратили свою деятельность. Вот-вот должна была прибыть комиссия ООН и в стране воцарилось напряженное спокойствие.
В конце июня 1947 года специальная комиссия ООН, известная под сокращенным названием ЮНСКОП, прибыла в Хайфу.
Комиссия состояла из представителей Швеции, Нидерландов, Канады, Австралии, Гватемалы, Уругвая, Перу, Чехословакии, Югославии, Ирана и Индии.
В общем состав комиссии был весьма невыгоден для Израиля. Иран мусульманская страна. Индия тоже - частично мусульманская, к тому же она входила в Британское содружество; сам индийский представитель был мусульманского вероисповедания. Канада и Австралия тоже входили в Британское содружество наций. Чехословакия и Югославия, входившие в советский блок, вели традиционную антисионистскую политику. Представители южноамериканских стран: Уругвая, Перу и Гватемалы, были в своем большинстве католики и, как таковые, подвержены влиянию Ватикана, относящегося весьма неприязненно к сионизму. По-настоящему беспристрастными были только Швеция и Нидерланды.
Несмотря, однако, на все это Ишув приветствовал прибытие ЮНСКОП.
Арабы возражали против вмешательства Объединенных Наций. Они объявили генеральную забастовку в Палестине, созывали митинги протеста, в воздухе носились проклятия и угрозы. В других арабских странах начались кровавые антиеврейские погромы.
И снова Ишув призвал на службу Барака Бен Канаана, этого старого боевого коня. Вместе с Бен Гурионом и доктором Вейцманом он вошел в совещательный комитет при ЮНСКОП.
Китти и Карен вернулись в Ган-Дафну. Китти ждала теперь удобного момента, чтобы переговорить обо всем с Карен. Когда письмо Дова Ландау наконец пришло, она решила, что откладывать больше нельзя.
Китти выжала лимон на голову Карен, затем выжала и ее длинные, густые, каштановые волосы и вытерла их насухо большим полотенцем.
- Фу! - фыркнула Карен, вытирая кончиком полотенца глаза, куда попало мыло.
Вода в чайнике закипела. Карен встала, завязала полотенце тюрбаном и налила себе чашку чая. Китти сидела за кухонным столом и делала маникюр. Она уже возилась с лаком.
- Ты о чем? - ласково спросила Карен.
- Фу ты, господи, нельзя уже и задуматься на минутку!
- Нет, у тебя что-то лежит на сердце. С тех самых пор, как ты вернулась из экскурсии к морю с Ари. Между вами что-нибудь произошло?
- Между мной и Ари произошла куча дел, но не это меня тревожит. Карен, нам с тобой нужно поговорить кое о чем. Это касается лично нас и нашего с тобой будущего.
- Я не понимаю.
Китти помахала рукой в воздухе, чтобы лак скорее высох. Затем она встала и не торопясь закурила сигарету.
- Ты, конечно, знаешь, что ты для меня значишь, и как сильно я тебя люблю?
- Думаю, знаю, - шепнула девушка в ответ.
- С того самого дня, когда я тебя впервые увидела в Караолосе, мне хочется, чтобы ты была моей девочкой.
- Мне тоже хочется, Китти.
- В таком случае ты мне поверишь, что я взвесила все самым тщательным образом и что я желаю тебе только добра. Ты должна доверять мне во всем.
- А разве я не доверяю?
- Тебе будет нелегко понять все то, что я тебе сейчас скажу. Мне и самой нелегко сказать тебе это, потому что мне очень полюбились эти дети, и я как-то срослась с Ган-Дафной. Карен, я хочу забрать тебя домой в Америку.
Девушка посмотрела на Китти так, словно ее кто-то хватил обухом по голове. В первую минуту она даже не поняла, о чем идет речь; ей показалось, что она ослышалась.
- Домой? Но ведь... я дома. У меня нет другого дома.
- Я хочу, чтобы ты была дома со мной - всегда.
- Я тоже хочу, Китти. Больше всего на свете. Все это так странно.
- Что странно?
- То, что ты говоришь: домой, в Америку.
Но ведь я американка, Карен, и мне хочется домой.
Карен прикусила губу, чтобы не заплакать.
- А ты говоришь - не странно! Я думала, что все у нас останется, как было. Ты останешься в Ган-Дафне...
- А ты отправишься в Пальмах,... а затем в какой-то пограничный кибуц, это ты хотела сказать?
- Именно так я и думала.
- Я очень многое полюбила в этой стране, но это не моя страна и не мой народ.
- Боюсь, что я эгоистка, - сказала Карен. - Я никогда даже не подумала о том, что тебе тоже захочется домой и ты вообще захочешь чего-нибудь для себя.
- Мне еще в жизни не приходилось слышать такого милого комплимента.
Карен налила две чашки чаю и попыталась разобраться. Китти была для нее всем, ... но уехать?
- Я не знаю, как тебе это сказать, Китти, но как только я научилась читать - это было в Дании, - я все время думала над тем, что это, в сущности, значит - быть евреем? Я до сих пор не умею ответить на этот вопрос. Знаю только, что здесь, в этой стране, у меня есть что-то, что всецело принадлежит мне, ... чего никто у меня никогда не отнимет. Я не знаю, что это такое, но оно самое важное на свете. Может быть, я когда-нибудь сумею выразить это лучше, но уехать из Палестины я не могу.
- Никто ничего не собирается отнимать у тебя. Евреи, проживающие в Америке и, я думаю, повсюду, испытывают то же самое, что и ты. От того, что ты уедешь, ничего не изменится.
Но ведь они живут на чужбине.
Нет, дитя мое... Разве ты не понимаешь, что американские евреи любят свою страну?
- Немецкие евреи тоже любили свою страну.
- Перестань! - резко вскрикнула Китти. - Мы - не такие; я и слушать не стану всю эту ложь, которой тебя пичкают! - И, тут же, спохватившись, добавила: - В Америке есть евреи, которые до того любят свою страну, что предпочтут умереть, чем дожить до того дня, когда в Америке произойдет то же, что произошло в Германии.
Она подошла к девушке сзади и дотронулась до ее плеч.
- Ты думаешь, я не знаю, как это трудно? Ты думаешь, я смогу когда-нибудь причинить тебе боль?
- Нет, - тихо ответила Карен.
Китти опустилась перед девушкой на колени и посмотрела ей в глаза.
- Ах, Карен. Ты ведь даже не знаешь, что такое мир. Ты еще ни разу в жизни не жила без страха. Ты думаешь, что станет лучше? Что здесь когда бы то ни было может стать лучше? Я всей душой хочу, чтобы ты осталась еврейкой, чтобы ты любила свою страну, но есть еще и другие вещи, которых я для тебя хочу.
Карен отвела взгляд.
- Если ты останешься здесь, ты проживешь всю жизнь с винтовкой в руке. Ты огрубеешь и очерствеешь, как Ари с Иорданой.
- Боюсь, с моей стороны было нечестно рассчитывать на то, что ты останешься.
- Поехали со мной, Карен. Дай нам пожить с тобой. Мы не можем друг без друга. И мы обе достаточно настрадались.
- Я не знаю, смогу ли я уехаяъ, ... я не знаю... Не знаю, и все тут, сказала она срывающимся голосом.
- Ах, Карен... Мне так хочется видеть тебя в сапожках для верховой езды и в плиссированной юбке; в обтекаемом Форде и на футбольном матче. Я хочу, чтобы зазвонил телефон, и ты перебрасывалась шутками со своим поклонником. Я хочу, чтобы твоя головка была занята очаровательными пустяками, как и подобает девушке, а не контрабандой оружия и боеприпасов. Столько есть на свете вещей, о которых ты понятия не имеешь. Тебе бы хоть познакомиться с ними, прежде чем примешь окончательное решение. Пожалуйста, Карен, ... прошу тебя.
Карен побледнела. Она отошла на несколько шагов от Китти.
- А как Дов?
Китти достала письмо Дова из кармана и протянула его Карен.
Я нашла это на моем столе. Понятия не имею, как оно туда попало.
Миссис Фрэмонт!
Эти строки написаны человеком, который владеет английским гораздо лучше, чем владею им я, но я переписываю его, чтобы вы по почерку убедились, что это я. По известным вам причинам это письмо будет вам доставлено несколько необычным образом. В эти дни я очень занят. У меня тут много друзей. Это первые мои друзья за много, много лет, и это настоящие друзья. Теперь, когда я тут устроился окончательно, мне хочется сказать вам, как я рад, что мне не приходится больше жить в Ган-Дафне, где решительно все мне смертельно надоело, не исключая и вас с Карен Клемент. Я для того, собственно, и пишу вам, чтобы сказать, что мы с Карен больше не увидимся, так как я слишком занят и нахожусь среди настоящих друзей. Пускай Карен не думает, что я когда-нибудь вернусь к ней. Она же еще сущий ребенок. У меня тут настоящая женщина, одних лет со мной; с ней мы и живем. Кстати, почему вы не уезжаете с Карен в Америку? Здесь ей делать нечего.
Дов Ландау.
Китти взяла письмо из рук Карен и разорвала его в клочки.
- Я скажу доктору Либерману, что увольняюсь. Как только мы все здесь уладим, мы закажем билеты и уедем.
- Ладно, Китти. Я поеду с тобой, - ответила Карен.
Глава 14
Каждые несколько недель главный штаб Маккавеев переезжал с места на место. После "Адской недели" и убийства Арнольда Хэвн-Херста Бен Моше и Акива решили оставить на время Иерусалим. Маккавеи были в сущности небольшой организацией; она насчитывала несколько сот полноценных членов, несколько тысяч членов, активных только время от времени, да несколько тысяч сочувствующих. Из-за необходимости быть все время на колесах главный штаб состоял всего из шести самых выдающихся вождей, не больше. Теперь, когда положение настолько обострилось, штаб пришлось сократить еще больше, и в Тель-Авив отправились только четверо: Акива, Бен Моше, Нахум Бен Ами, брат Давида, и Маленький Гиора, то есть Дов Ландау. Дов успел стать любимцем Акивы. Благодаря легендарной отваге, проявленной им в ходе операций, а также благодаря своему мастерству в подделках, он проник в высшие руководящие круги Маккавеев.
Четверо Маккавеев поселились в подвальном помещении, принадлежавшем одному из сочувствующих и расположенном на улице Бне-Брак неподалеку от центральной автобусной станции и старого базара, где всегда толпился народ. Вокруг дома расставили часовых, устроили запасной выход, словом - все было устроено почти идеально, во всяком случае - не худшим образом.
В продолжение пятнадцати лет Акива сводил на нет все усилия Си-Ай-Ди и британской разведки. В дни Второй мировой войны англичане объявили амнистию, и Акива мог передвигаться свободно, но все остальные годы за ним охотились. Ему всегда удавалось скрыться и он не раз уходил из расставленной западни. Англичане объявили премию в несколько тысяч фунтов стерлингов за его поимку.
По чистой случайности Си-Ай-Ди установило слежку за одним домом по улице Бне-Брак, расположенным всего через три дома от штаба Маккавеев. Речь шла о шайке контрабандистов, устроивших склад товаров, доставленных в Яфский порт в обход таможни.
Глаза Колдуэлла вылезли на лоб от страха.
- Что это все значит?
- Спокойно, майор Колдуэлл, - сухо ответил Бен Моше. - Не надо расстраиваться.
- Немедленно остановите машину и высадите меня, слышите!
- А как высадить-то? Таким же образом, как вы выбросили в арабской деревне четырнадцатилетнего мальчика по имени Бен Соломон? Видите ли, майор Колдуэлл, душа Бен Соломона велела нам с того света отомстить убийце.
Со лба Колдуэлла ручьями лился пот; он попадал ему прямо в глаза.
- Все это ложь... ложь... ложь...
Бен Моше что-то положил Колдуэллу на колено и посветил ему фонарем. Это был фотоснимок с отрубленной головой Бен Соломона.
Колдуэлл захныкал и начал взывать о милосердии. Он перегнулся вперед, его стошнило от страха.
- Кажется, майор Колдуэлл готов рассказать нам кое-что. Отвезем-ка мы его в штаб и порасспросим его, прежде чем сведем с ним счеты.
Колдуэлл выдал решительно все, что ему было известно о планах британской армии и готовившихся операциях Си-Ай-Ди, а под конец он подписал документ, в котором признавался, что именно он убил мальчика.
Спустя три дня после исчезновения майора Фреда Колдуэлла, его труп нашли на Сионской горе, у Малых ворот Старого города. К трупу были прикреплены фотография Бен Соломона и фотокопия с признания Колдуэлла, поперек которой были выведены слова: Око за око, зуб за зуб.
Майора Фреда Колдуэлла постигла та же судьба, что и Сисеру Канаанея, попавшегося в руки Яэль, когда он спасся бегством с поля боя, где Дебора и Барак нанесли ему сокрушительное поражение.
Глава 12
Убийство майора Колдуэлла из мести произвело потрясающее впечатление. Вряд ли кто-нибудь сомневался в справедливости этой мести, но все-таки Маккавеи позволяли себе чересчур много.
Общественному мнению Англии палестинские дела давно уже надоели, и оно все больше нажимало на лейбористское правительство, чтобы оно отказалось от мандата.
Британские войска, расположенные в самой Палестине, были охвачены гневом и тревогой.
Спустя два дня после того, как у Малых ворот нашли труп Колдуэлла, Аяла, арестованная девушка из Маккавеев, скончалась от внутренних кровоизлияний вследствие побоев, полученных во время допроса. Когда весть о смерти Аялы дошла до ушей Маккавеев, они в течение двух недель обрушивали на англичан одно возмездие за другим. Иерусалим сотрясался от террористических рейдов. Последним было отважное нападение среди бела дня на штаб Си-Ай-Ди.
За эти две "адские недели", как их стали называть, Дов Ландау проявил такую безумную отвагу, что даже бывалые террористы были поражены. Дов принял участие в четырех рейдах, в том числе и в нападении на Си-Ай-Ди. В эти дни появилась легенда о "маленьком Гиоре", чье имя стало синонимом неслыханного бесстрашия.
Затаив дыхание, Палестина ждала следующего удара. Генерал Хэвн-Херст быстро справился с охватившей его поначалу растерянностью и обрушил на Ишув серию военно-полевых приговоров, чрезвычайных мер, облав, рейдов и даже казней, совершенно парализовавших промышленность и торговлю страны. Его Операция Аркан опутала всю страну.
Убийство Колдуэлла, "адские недели", затем нападение на штаб Си-Ай-Ди явились сильным ударом по авторитету британской администрации. Пользуясь этой неразберихой, Алия Бет доставила к берегам Палестины еще три нелегальных транспорта евреев. Хотя нелегальная иммиграция не обращала на себя такого внимания, как рейды Маккавеев, однако вреда они наносили англичанам не меньше. Английские отряды патрулировали по улицам городов и по автострадам, ожидая каждую минуту засады.
До приезда комиссии ООН оставалось уже недолго. Хэвн-Херст был полон решимости обезглавить Ишув еще до прибытия комиссии. Генерал потребовал, чтобы ему представили список английских солдат и офицеров, особо отличившихся в антиеврейских операциях. Из этого списка он лично отобрал шесть самых отчаянных головорезов: двух офицеров и четырех солдат. Все шестеро были доставлены к нему в Шнеллеровские казармы, где под величайшим секретом им было поручено особое задание. Целых пять дней разрабатывались подробности этого задания. На шестой день Хэвн-Херст дал ход этой операции, на которую он возлагал свои последние надежды.
Шестеро военных переоделись в арабов. Двое из них проехали на грузовике, в кузове которого лежали две тонны динамита, по бульвару Кинг-Джордж и остановились у здания Сионистского Поселенческого Общества. Они встали под прямым углом к воротам и повернули руль так, чтобы машина своим ходом могла подъехать к зданию по внутренней дорожке. Затем шофер замаскировавшийся под араба, закрепил руль, включил скорость, нажал на газ до отказа и отпустил педаль сцепления. В ту же секунду они оба спрыгнули с машины и скрылись.
Машина рванула через ворота во двор, помчалась по дорожке, сбилась с пути, наехала на бортовые камни и свалилась у самого входа. Раздался оглушительный взрыв. От здания остались одни развалины.
В это время двое других пытались взорвать таким же точно образом здание Национального Еврейского Совета, расположенное двумя кварталами дальше. Шло как раз заседание, в котором принимали участие почти все руководство Ишува.
Этому грузовику пришлось преодолеть сначала тротуар. Ударившись о бортовые камни, машина сбилась с пути и ударилась о соседний жилой дом.
Двое последних солдат подобрали, каждый в отдельной машине, своих товарищей по заданию. Обе машины умчались в Трансиорданию, где никакая опасность им уже не угрожала.
Генерал Арнольд Хэвн-Херст пытался ликвидировать одним ударом все руководство палестинского еврейства. В здании Поселенческого Общества погибло человек сто. Из членов Национального Совета не пострадал никто. Среди убитых была и Харриэт Зальцман, восьмидесятилетняя руководительница Молодежной Алии.
Прошло всего несколько минут после взрывов, а разведки Хаганы и Маккавеев принялись прочесывать всю страну в поисках поджигателей. К вечеру обе организации установили, что шестеро "арабов" были никакие не арабы, а переодетые англичане. Им удалось также установить, что сам Хэвн-Херст разработал эту операцию, но прямых доказательств им так и не удалось раздобыть.
Вместо того, чтобы обезглавить Ишув, отчаянная игра Хэвн-Херста обернулась теперь против него самого. Она сплотила евреев Палестины как никогда раньше, и заставила Хагану и Маккавеев объединить свои усилия. Хагане удалось раздобыть копию "Доклада Хэвн-Херста". Если у них еще оставались какие-то сомнения, то теперь эти два взрыва доказывали неопровержимо, что Хэвн-Херст в самом деле решил уничтожить палестинское еврейство. Авидан отправил Зеева Гильбоа в Иерусалим, чтобы он снесся с Бар Исраэлем и устроил встречу между руководителями Хаганы и Маккавеев. Это было почти беспрецедентная встреча: только в начале Второй мировой войны Авидан встретился с Акивой и попросил его воздержаться от актов террора во время войны против гитлеровцев.
Встреча состоялась в час ночи в открытом поле неподалеку от Иерусалима, в том самом месте, где когда-то стоял лагерь Десятого римского легиона. Присутствовало всего четверо мужчин: Акива и Бен Моше от Маккавеев, Авидан от Хаганы, и Зеев Гильбоа - от Пальмаха. Не было никаких рукопожатий или приветствий. Они стояли в темноте друг против друга, подозревая друг друга в подвохе. Хотя наступило лето, ночь была прохладная.
- Я попросил об этой встрече, - начал Авидан, - чтобы посмотреть, нельзя ли нам договориться о совместных действиях.
- То есть, ты хочешь командовать нами? - подозрительно спросил Бен Моше.
- Я давно уже отказался от намерения влиять на действия вашей группы, ответил Авидан. - Все же я думаю, что само положение вещей требует, чтобы мы объединили усилия для решающей битвы. У вас немалые силы во всех трех городах, к тому же вы можете действовать гораздо свободнее, чем мы.
- Вот как! - крикнул Акива. - Вы, значит, хотите загребать жар нашими руками?
- Дай ему высказаться, - перебил его начальник штаба Маккавеев.
- Мне не нравится вся эта затея. Я с самого начала был против этой встречи, Бен Моше. Эти люди продавали и предавали нас в прошлом и то же они сделают и впредь.
Лысина Авидана вся побагровела от слов старика.
- Я решил не обращать сегодня внимания на твои оскорбления, Акива, потому что слишком многое стоит на карте. Я все-таки думаю, что несмотря на наши расхождения ты в первую очередь еврей и любишь Эрец-Исраэль.
С этими словами он протянул Акиве копию "Доклада Хэвн-Херста".
Старик в свою очередь протянул бумагу Бен Моше, который направил на нее свет карманного фонаря.
- Еще четырнадцать лет тому назад я утверждал, что англичане наши враги, тихо сказал Акива.
- Я не собираюсь вступать с тобой в политический спор.
Вы будете или не будете сотрудничать с нами? - спросил Авидан.
- Что ж, попытаемся, - ответил Бен Моше.
После этой встречи представители обеих организаций взялись за разработку плана совместной операции. Спустя две недели после взрывов с англичанами рассчитались за взрыв здания Поселенческого Общества и попытку взорвать здание Национального Совета.
За одну ночь Хагана совершенно вывела из строя всю железнодорожную сеть страны, полностью остановив сообщение с соседними странами.
Следующей ночью Маккавеи ворвались в здания шести британских посольств и консульств, аккредитованных в странах средиземноморского бассейна, и уничтожили массу документов, направленных на борьбу с нелегальной иммиграцией.
Пальмах повредил нефтепровод Моссул-Хайфа в пятнадцати местах.
Покончив со всем этим, Маккавеи взялись за проведение последней операции ликвидации генерала Арнольда Хевн-Херста. Маккавеи установили непрерывное круглосуточное наблюдение за Шнеллеровскими казармами. Они следили за каждым движением, регистрировали каждую подъезжающую легковую и грузовую машину и составили точный план казарм.
Прошло четыре дня. Было похоже, что ничего из всего этого не выйдет. Хэвн-Херст окопался в самой средине крепости, а кругом сновали тысячи английских солдат. Никто, кроме английских военных, близко к его штабу даже подойти не мог. Выезды Хэвн-Херста за пределы казарм держались в большом секрете, к тому же его сопровождала такая охрана, что Маккавеи потеряли бы по меньшей мере сотню людей, если бы они попытались напасть на него где-нибудь в городе.
Наконец они нащупали ниточку.
Они установили, что три раза в неделю частная легковая машина выезжает из казарм где-то между полуночью и первым часом утра, возвращается незадолго до рассвета. В машине сидел один только шофер в гражданской одежде. Регулярность и необычные часы этих ночных рейсов не могли не вызвать подозрений.
По номеру машины Маккавеям удалось установить хозяина. Оказалось, что машина принадлежала одному богатому арабскому семейству. Маккавеи решили, что хозяин машины, по всей вероятности, сотрудничает с англичанами, и что этим путем они вряд ли доберутся до Хэвн-Херста.
Тем временем они собирали и тщательно изучали личные сведения об Арнольде Хэвн-Херсте, касающиеся его биографии, поведения и привычек. Маккавеям было известно, что это очень тщеславный человек, и что его жена - из весьма влиятельных кругов. Этот брак обеспечил ему положение в обществе и богатство, и он всячески берег его, Хэвн-Херста считали воплощением респектабельного джентльмена, корректного и скучного до тошноты.
Покопавшись поглубже, Маккавеи установили, что, несмотря на эту внешнюю респектабельность у Хэвн-Херста бывали и внебрачные связи. Даже не одна, а несколько. Среди Маккавеев были и такие, которые служили в рядах Британской армии много лет тому назад под началом Хэвн-Херста. Все время ходили слухи, что он содержит любовниц.
Встал вопрос: а не чувствует ли себя Хэвн-Херст чересчур одиноким в казармах? Он женат, занимает довольно высокое положение и не посмеет, конечно, возить к себе женщин в казарму. Но, может быть, он сам ездит к любовнице? Было высказано предположение, что таинственная машина как раз и доставляет его регулярно к любовнице, а затем обратно в казарму.
Эта версия представлялась нелепой даже самим Маккавеям. Однако, не раскрыв должным образом тайну этой машины, отбросить эту версию было нельзя. Кто могла быть любовница Хэвн-Херста? Слухов не было никаких. Если у него где-то было любовное гнездо, он скрывал это в высшей степени ловко. Ни одна еврейка не стала бы жить с ним, а подходящих англичанок не было. Выходит, это могла быть только арабка.
Следовать за машиной было опасно: это могло раскрыть и испортить все дело. Маккавеи, конечно, могли устроить засаду и остановить ночью одинокую машину, однако командование решило, что если есть хоть малейший шанс, что в машине сидит сам Хэвн-Херст, то лучше установить, куда он едет и накрыть его там, так сказать, с поличным.
Они подошли к делу с другого конца. Они установили, что в семействе, которому принадлежала таинственная машина, была молодая девушка, которая по красоте, культурному уровню и прочим данным вполне могла покорить такого мужчину, как Хэвн-Херст. Загадка начинала принимать определенные очертания.
Маккавеи установили слежку за домом этого арабского семейства и не спускали глаз с девушки. Следующей ночью их усилия были вознаграждены. Девушка вышла из дома где-то в полночь, направилась в сторону богатого арабского квартала Эль-Бак, расположенного у Хевронского шоссе, и прошла в какой-то дом. Полчаса спустя подъехал и таинственный автомобиль, и Маккавеям удалось заметить, как Хэвн-Херст вышел через заднюю дверцу и скрылся в том же доме.
В три часа того же утра Хэвн-Херста разбудил громкий голос, раздавшийся из темноты и процитировавший одно место из библии, от которого у генерала кровь застыла в жилах: "Славьте Господа, мстящего за Израиль!".
Он соскочил с кровати. Арабка дико завизжала, когда по комнате понеслись пули Маккавеев.
Несколько часов спустя в британский штаб поступила телефонограмма от Маккавеев, в которой сообщалось, где можно найти почившего главнокомандующего. В телефонограмме сообщалось также, что обстоятельства кончины сэра Арнольда Хэвн-Херста были тщательно запечатлены на фотопленку, и что эти фотографии будут немедленно преданы гласности, если только англичане вздумают прибегнуть к контрмерам.
В генштабе сообразили, какой это вызовет скандал, когда станет известно, что английского генерала убили в постели любовницы-арабки. Англичане решили поэтому спрятать концы в воду и официально заявили, что Хэвн-Херст погиб при автомобильной катастрофе. Маккавеи не стали опровергать эту версию. Когда генерал сошел со сцены, террористы прекратили свою деятельность. Вот-вот должна была прибыть комиссия ООН и в стране воцарилось напряженное спокойствие.
В конце июня 1947 года специальная комиссия ООН, известная под сокращенным названием ЮНСКОП, прибыла в Хайфу.
Комиссия состояла из представителей Швеции, Нидерландов, Канады, Австралии, Гватемалы, Уругвая, Перу, Чехословакии, Югославии, Ирана и Индии.
В общем состав комиссии был весьма невыгоден для Израиля. Иран мусульманская страна. Индия тоже - частично мусульманская, к тому же она входила в Британское содружество; сам индийский представитель был мусульманского вероисповедания. Канада и Австралия тоже входили в Британское содружество наций. Чехословакия и Югославия, входившие в советский блок, вели традиционную антисионистскую политику. Представители южноамериканских стран: Уругвая, Перу и Гватемалы, были в своем большинстве католики и, как таковые, подвержены влиянию Ватикана, относящегося весьма неприязненно к сионизму. По-настоящему беспристрастными были только Швеция и Нидерланды.
Несмотря, однако, на все это Ишув приветствовал прибытие ЮНСКОП.
Арабы возражали против вмешательства Объединенных Наций. Они объявили генеральную забастовку в Палестине, созывали митинги протеста, в воздухе носились проклятия и угрозы. В других арабских странах начались кровавые антиеврейские погромы.
И снова Ишув призвал на службу Барака Бен Канаана, этого старого боевого коня. Вместе с Бен Гурионом и доктором Вейцманом он вошел в совещательный комитет при ЮНСКОП.
Китти и Карен вернулись в Ган-Дафну. Китти ждала теперь удобного момента, чтобы переговорить обо всем с Карен. Когда письмо Дова Ландау наконец пришло, она решила, что откладывать больше нельзя.
Китти выжала лимон на голову Карен, затем выжала и ее длинные, густые, каштановые волосы и вытерла их насухо большим полотенцем.
- Фу! - фыркнула Карен, вытирая кончиком полотенца глаза, куда попало мыло.
Вода в чайнике закипела. Карен встала, завязала полотенце тюрбаном и налила себе чашку чая. Китти сидела за кухонным столом и делала маникюр. Она уже возилась с лаком.
- Ты о чем? - ласково спросила Карен.
- Фу ты, господи, нельзя уже и задуматься на минутку!
- Нет, у тебя что-то лежит на сердце. С тех самых пор, как ты вернулась из экскурсии к морю с Ари. Между вами что-нибудь произошло?
- Между мной и Ари произошла куча дел, но не это меня тревожит. Карен, нам с тобой нужно поговорить кое о чем. Это касается лично нас и нашего с тобой будущего.
- Я не понимаю.
Китти помахала рукой в воздухе, чтобы лак скорее высох. Затем она встала и не торопясь закурила сигарету.
- Ты, конечно, знаешь, что ты для меня значишь, и как сильно я тебя люблю?
- Думаю, знаю, - шепнула девушка в ответ.
- С того самого дня, когда я тебя впервые увидела в Караолосе, мне хочется, чтобы ты была моей девочкой.
- Мне тоже хочется, Китти.
- В таком случае ты мне поверишь, что я взвесила все самым тщательным образом и что я желаю тебе только добра. Ты должна доверять мне во всем.
- А разве я не доверяю?
- Тебе будет нелегко понять все то, что я тебе сейчас скажу. Мне и самой нелегко сказать тебе это, потому что мне очень полюбились эти дети, и я как-то срослась с Ган-Дафной. Карен, я хочу забрать тебя домой в Америку.
Девушка посмотрела на Китти так, словно ее кто-то хватил обухом по голове. В первую минуту она даже не поняла, о чем идет речь; ей показалось, что она ослышалась.
- Домой? Но ведь... я дома. У меня нет другого дома.
- Я хочу, чтобы ты была дома со мной - всегда.
- Я тоже хочу, Китти. Больше всего на свете. Все это так странно.
- Что странно?
- То, что ты говоришь: домой, в Америку.
Но ведь я американка, Карен, и мне хочется домой.
Карен прикусила губу, чтобы не заплакать.
- А ты говоришь - не странно! Я думала, что все у нас останется, как было. Ты останешься в Ган-Дафне...
- А ты отправишься в Пальмах,... а затем в какой-то пограничный кибуц, это ты хотела сказать?
- Именно так я и думала.
- Я очень многое полюбила в этой стране, но это не моя страна и не мой народ.
- Боюсь, что я эгоистка, - сказала Карен. - Я никогда даже не подумала о том, что тебе тоже захочется домой и ты вообще захочешь чего-нибудь для себя.
- Мне еще в жизни не приходилось слышать такого милого комплимента.
Карен налила две чашки чаю и попыталась разобраться. Китти была для нее всем, ... но уехать?
- Я не знаю, как тебе это сказать, Китти, но как только я научилась читать - это было в Дании, - я все время думала над тем, что это, в сущности, значит - быть евреем? Я до сих пор не умею ответить на этот вопрос. Знаю только, что здесь, в этой стране, у меня есть что-то, что всецело принадлежит мне, ... чего никто у меня никогда не отнимет. Я не знаю, что это такое, но оно самое важное на свете. Может быть, я когда-нибудь сумею выразить это лучше, но уехать из Палестины я не могу.
- Никто ничего не собирается отнимать у тебя. Евреи, проживающие в Америке и, я думаю, повсюду, испытывают то же самое, что и ты. От того, что ты уедешь, ничего не изменится.
Но ведь они живут на чужбине.
Нет, дитя мое... Разве ты не понимаешь, что американские евреи любят свою страну?
- Немецкие евреи тоже любили свою страну.
- Перестань! - резко вскрикнула Китти. - Мы - не такие; я и слушать не стану всю эту ложь, которой тебя пичкают! - И, тут же, спохватившись, добавила: - В Америке есть евреи, которые до того любят свою страну, что предпочтут умереть, чем дожить до того дня, когда в Америке произойдет то же, что произошло в Германии.
Она подошла к девушке сзади и дотронулась до ее плеч.
- Ты думаешь, я не знаю, как это трудно? Ты думаешь, я смогу когда-нибудь причинить тебе боль?
- Нет, - тихо ответила Карен.
Китти опустилась перед девушкой на колени и посмотрела ей в глаза.
- Ах, Карен. Ты ведь даже не знаешь, что такое мир. Ты еще ни разу в жизни не жила без страха. Ты думаешь, что станет лучше? Что здесь когда бы то ни было может стать лучше? Я всей душой хочу, чтобы ты осталась еврейкой, чтобы ты любила свою страну, но есть еще и другие вещи, которых я для тебя хочу.
Карен отвела взгляд.
- Если ты останешься здесь, ты проживешь всю жизнь с винтовкой в руке. Ты огрубеешь и очерствеешь, как Ари с Иорданой.
- Боюсь, с моей стороны было нечестно рассчитывать на то, что ты останешься.
- Поехали со мной, Карен. Дай нам пожить с тобой. Мы не можем друг без друга. И мы обе достаточно настрадались.
- Я не знаю, смогу ли я уехаяъ, ... я не знаю... Не знаю, и все тут, сказала она срывающимся голосом.
- Ах, Карен... Мне так хочется видеть тебя в сапожках для верховой езды и в плиссированной юбке; в обтекаемом Форде и на футбольном матче. Я хочу, чтобы зазвонил телефон, и ты перебрасывалась шутками со своим поклонником. Я хочу, чтобы твоя головка была занята очаровательными пустяками, как и подобает девушке, а не контрабандой оружия и боеприпасов. Столько есть на свете вещей, о которых ты понятия не имеешь. Тебе бы хоть познакомиться с ними, прежде чем примешь окончательное решение. Пожалуйста, Карен, ... прошу тебя.
Карен побледнела. Она отошла на несколько шагов от Китти.
- А как Дов?
Китти достала письмо Дова из кармана и протянула его Карен.
Я нашла это на моем столе. Понятия не имею, как оно туда попало.
Миссис Фрэмонт!
Эти строки написаны человеком, который владеет английским гораздо лучше, чем владею им я, но я переписываю его, чтобы вы по почерку убедились, что это я. По известным вам причинам это письмо будет вам доставлено несколько необычным образом. В эти дни я очень занят. У меня тут много друзей. Это первые мои друзья за много, много лет, и это настоящие друзья. Теперь, когда я тут устроился окончательно, мне хочется сказать вам, как я рад, что мне не приходится больше жить в Ган-Дафне, где решительно все мне смертельно надоело, не исключая и вас с Карен Клемент. Я для того, собственно, и пишу вам, чтобы сказать, что мы с Карен больше не увидимся, так как я слишком занят и нахожусь среди настоящих друзей. Пускай Карен не думает, что я когда-нибудь вернусь к ней. Она же еще сущий ребенок. У меня тут настоящая женщина, одних лет со мной; с ней мы и живем. Кстати, почему вы не уезжаете с Карен в Америку? Здесь ей делать нечего.
Дов Ландау.
Китти взяла письмо из рук Карен и разорвала его в клочки.
- Я скажу доктору Либерману, что увольняюсь. Как только мы все здесь уладим, мы закажем билеты и уедем.
- Ладно, Китти. Я поеду с тобой, - ответила Карен.
Глава 14
Каждые несколько недель главный штаб Маккавеев переезжал с места на место. После "Адской недели" и убийства Арнольда Хэвн-Херста Бен Моше и Акива решили оставить на время Иерусалим. Маккавеи были в сущности небольшой организацией; она насчитывала несколько сот полноценных членов, несколько тысяч членов, активных только время от времени, да несколько тысяч сочувствующих. Из-за необходимости быть все время на колесах главный штаб состоял всего из шести самых выдающихся вождей, не больше. Теперь, когда положение настолько обострилось, штаб пришлось сократить еще больше, и в Тель-Авив отправились только четверо: Акива, Бен Моше, Нахум Бен Ами, брат Давида, и Маленький Гиора, то есть Дов Ландау. Дов успел стать любимцем Акивы. Благодаря легендарной отваге, проявленной им в ходе операций, а также благодаря своему мастерству в подделках, он проник в высшие руководящие круги Маккавеев.
Четверо Маккавеев поселились в подвальном помещении, принадлежавшем одному из сочувствующих и расположенном на улице Бне-Брак неподалеку от центральной автобусной станции и старого базара, где всегда толпился народ. Вокруг дома расставили часовых, устроили запасной выход, словом - все было устроено почти идеально, во всяком случае - не худшим образом.
В продолжение пятнадцати лет Акива сводил на нет все усилия Си-Ай-Ди и британской разведки. В дни Второй мировой войны англичане объявили амнистию, и Акива мог передвигаться свободно, но все остальные годы за ним охотились. Ему всегда удавалось скрыться и он не раз уходил из расставленной западни. Англичане объявили премию в несколько тысяч фунтов стерлингов за его поимку.
По чистой случайности Си-Ай-Ди установило слежку за одним домом по улице Бне-Брак, расположенным всего через три дома от штаба Маккавеев. Речь шла о шайке контрабандистов, устроивших склад товаров, доставленных в Яфский порт в обход таможни.