Леон Урис. Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

   Кавуки заранее объявил о своей победе: атака еще не началась, а он уже широко разрекламировал свою победу. Когда он построил своих бандитов, из города Бет-Шеан повалили арабские женщины с мешками и корзинами, чтобы вместе с бойцами ворваться в кибуц и разграбить его.
   Стояло туманное утро, когда арабы выступили. У евреев было сто шестьдесят семь мужчин и женщин, годных к несению оружия. Они засели в обороне - в окопах и за грубо сколоченными укреплениями. Детей спрятали в здании, находившемся в центре кибуца. У защитников не было более тяжелого оружия, чем двухдюймовая мортира.
   Раздались звуки горна. Офицеры арабского легиона, сабли наголо, возглавили атаку. За ними в поле повалили диверсанты, рассчитывая с ходу захватить кибуц.
   Евреи подождали, пока арабы подошли к передовым позициям на расстояние двадцати метров. Только тогда они выпустили первый залп. Арабы повалились, как подкошенные.
   То же было и со второй, третьей и четвертой волной; евреи подпускали их на близкое расстояние, затем открывали огонь, кося их как траву.
   Поле боя было буквально усеяно убитыми. Раненые арабы визгливо умоляли: Мы ведь ваши братья! Милосердия, ради Аллаха!
   Остатки бросились врассыпную, и началось паническое бегство. Кавуки обещал им легкую победу и богатую добычу! Он говорил, что эти верующие евреи сразу пустятся наутек, как только увидят арабов. На такое сопротивление они не рассчитывали. Арабские женщины, явившиеся с мешками, тоже бросились бежать.
   Офицеры арабского легиона пытались остановить паническое бегство. Им пришлось для этого пустить в ход оружие. Наконец они собрали своих людей и стали готовиться к новой атаке, но от первоначального воодушевления арабов не осталось и следа.
   В самом кибуце создалось очень трудное положение. У них не осталось боеприпасов, чтобы выдержать еще одну атаку. Больше того, если арабы изменят тактику и пойдут не напролом, а в обход, их и вовсе нельзя будет остановить. Они быстро разработали отчаянный план. Они вручили подавляющую часть боеприпасов двум десяткам снайперов, а все остальные отступили к центру кибуца, готовясь защитить детей штыками, дубинками и врукопашную. Они следили за арабами в бинокли и убедились, что их осталось вполне достаточно, чтобы захватить кибуц.
   На этот раз арабы приближались гораздо медленнее, офицеры Легиона шли уже не впереди, а сзади, подталкивая своих людей дулами пистолетов.
   И вдруг разверзлись небеса, и дождь полил прямо ведрами. В течение нескольких минут поле превратилось в настоящее болото. Вместо того, чтоб набрать силу, арабская атака стала на глазах выдыхаться. Совершенно так же застряли три тысячи лет тому назад канаанские колесницы, ринувшиеся против Деборы.
   Когда первые офицеры Арабского легиона достигли кибуца, снайперы их мигом уложили. Рыцарское "Войско Ярмука" сочло, что с него хватит на сегодня.
   Кавуки пришел в бешенство, когда узнал о разгроме у Тират-Цви. Ему срочно нужна была хоть какая-нибудь победа, чтобы спасти свою честь. На этот раз он затеял нечто гораздо более рискованное.
   С точки зрения стратегической шоссе, соединяющее Тель-Авив с Хайфой, имело даже большее значение, чем иерусалимское шоссе. Если перерезать линию Тель-Авив - Хайфа евреи не смогут координировать свои действия, так как Галилея будет отрезана от Саронской долины. Вдоль главной автострады были расположены арабские деревни, так что евреи были вынуждены объезжать их, чтобы сообщение между двумя городами не пострадало. На одной из этих объездных дорог лежал кибуц Мишмар-Гаэмек - Страж Долины. Этот кибуц Кавуки и намеревался захватить, чтобы таким образом отрезать Тель-Авив от Хайфы.
   На этот раз Кавуки решил не повторять ошибок, допущенных у Тират-Цви. Он согнал около тысячи человек, вооружил их 75-миллиметровыми горными орудиями, и они укрепились на холмах, окружавших кибуц.
   Окружив Мишмар-Гаэмек со всех сторон, Кавуки открыл по кибуцу артиллерийский огонь. У евреев был всего один пулемет.
   Обстрел длился целый день. К вечеру англичане приказали обеим сторонам прекратить огонь, въехали в кибуц и предложили евреям эвакуироваться. Они, разумеется, отказались, и англичане убрались восвояси, умыв руки. Они же сообщили Кавуки, что в кибуце были сосредоточены относительно слабые силы. Чего он, однако, так и не узнал, потому что у него совершенно не было разведки, так это, что вся долина кишела бойцами Хаганы. На следующую ночь два батальона Хаганы во всеоружии тайно пробрались в кибуц.
   Наступил третий день, Кавуки пошел в наступление.
   Вместо того, чтобы победоносно вступить в испуганный кибуц, где все попрятались, он попал под огонь двух хорошо обученных батальонов, с нетерпением ждавших его. Атака арабов была отбита.
   Кавуки кое-как собрал своих людей и попытался пойти еще раз в атаку, на этот раз более осторожную. Эта атака тоже была отбита. Арабы бросались все снова и снова, но чем дальше, тем больше они падали духом. Их с большим трудом удавалось сдвинуть с места, и они тут же бросались наутек, как только по ним открывали огонь.
   К концу дня Кавуки совершенно потерял власть над своими людьми. Все больше людей покидали поле боя.
   Евреи, неотрывно следившие за ходом событий, организовали внезапную контратаку. В мгновение ока все переменилось. Арабы были до того напуганы одним видом наступающих евреев, что они бросились панически бежать. Бойцы Хаганы преследовали их до самого Мегидо, где в течение веков имели место сотни и сотни сражений. Здесь, на историческом поле боя Армагеддона, евреи нанесли Кавуки сокрушительное поражение. Побоище кончилось только тогда, когда вмешались англичане и потребовали немедленно прекратить огонь.
   Евреи выиграли свое первое сражение в Войне за Независимость.
   В иерусалимском коридоре горная бригада Пальмаха делала гигантские усилия, чтобы держать шоссе открытым. Эти отряды, состоявшие из юношей и командиров, которым только что исполнилось двадцать лет, постоянно рыскали по глубоким ущельям и чащобам Иудейских гор, нападали на арабские деревни, где скрывались диверсанты, не спали сутками, изнемогали от усталости, но все равно были всегда готовы отправиться в лишний обход, в лишний рейд, нанести лишний удар по неприятелю.
   - Вот в этом вади партизанил еще царь Давид! С глазами, налитыми кровью от бессонницы, молодые пальмахники отправлялись в новый поход.
   - Помни, ты дерешься на том самом месте, где родился Самсон!
   - Вот в этой долине произошел бой между Давидом и Голиафом.
   - Вот здесь Исус Навин остановил солнце!
   По ночам они читали Библию вслух, и это вселяло в изнемогающих бойцов те нечеловеческие силы, которые снова поднимали их на ноги под утро. Здесь, на территории Кадара, бои не прекращались ни на минуту, а арабы слепо шли за своим командиром.
   В Тель-Авиве организовали большой конвой, чтобы спасти Иерусалим от голода. Бойцам горной бригады поручили взять Кастель, арабскую деревню, расположенную на развалинах крепости времен крестоносцев и нависшую над важным перевалом в горах.
   Штурм Кастеля был первым еврейским наступлением в Войне за Независимость. Ценой нечеловеческих усилий бойцы вскарабкались под покровом ночи на почти неприступную гору, добрались до вершины окровавленные и в полном изнеможении, но ринулись в рукопашный бой и захватили деревню.
   Взятие Кастеля сильно подняло настроение всего Ишува. Тут же огромная автоколонна выехала из Тель-Авива, пробила себе путь по Баб-эль-Вад и въехала в Новый Иерусалим. Еврейское население города было спасено от голода.
   Кавуки вызвал к себе в штаб, расположенный в Наблусе, Мухаммеда Касси, командующего бандами диверсантов в долине Хулы и окопавшегося в Форт-Эстер.
   Кавуки позарез нужна была победа. Месяц за месяцем он выпускает один бюллетень за другим, хвастая победами, которых не было и в помине. В качестве главнокомандующего войсками иерусалимского муфтия Кавуки мечтал втайне командовать когда-нибудь арабской армией, которая будет владеть всей территорией от турецкой границы до Гибралтара. Каждый раз, когда он терпел поражение, он ссылался на "британское вмешательство", не дававшее ему, мол, захватить еврейские населенные пункты. Когда, однако, англичане вывели свои войска, ссылаться ему стало не на что.
   Кавуки, по традиции, поцеловал Мухаммеда Каси в обе щеки, потом они долго говорили о своих блестящих победах. Касси хвастливо рассказал, как он "захватил" Форт-Эстер, а Кавуки не менее хвастливо говорил о том, какие ловкие и сильные удары он нанес кибуцам Тират-Цви и Мишмар-Гаэмек.
   - Я получил послание от Его Святейшества из Дамаска, - сказал Кавуки. Пятнадцатого мая, в день, когда истекает срок британского мандата, Хадж Эмин эль-Хусейни победоносно вернется в Палестину.
   - Какой это будет праздник для всего Ислама! - воскликнул Мухаммед Каси.
   - Его Святейшество избрал Сафед в качестве временной столицы, пока не будут полностью уничтожены сионисты. Ну, теперь когда майора Хокса, этого закадычного друга евреев, не стало, нам не потребуется и недели, чтобы занять Сафед.
   - Я несказанно рад слышать такие новости!
   - Вместе с тем, - продолжал Кавуки, - пока в долине Хулы останется хоть один еврей, безопасность Сафеда будет обеспечена не полностью и, значит. Его Святейшество муфтий не сможет туда въехать. Долина Хулы - это кинжал, направленный нам в спину. Нам нужно во что бы то ни стало стереть их с лица земли. Мухаммед Каси побледнел.
   - Хула, если я не ошибаюсь, - ваш район, брат мой. Нужно, чтобы вы немедленно захватили Ган-Дафну. Как только Ган-Дафна будет в ваших руках, мы будем держать всю долину Хулы за горло.
   - Мой генералиссимус, разрешите мне заверить вас, что каждый из моих добровольцев отважный как лев и воодушевлен благородной задачей истребить сионистов до последнего. Они все поклялись драться до последней капли крови.
   - Вот и прекрасно. Кстати, мы им и платим чуть ли не по доллару в месяц.
   Касси погладил свою бороду, затем поднял указательный палец, украшенный богатым бриллиантовым кольцом.
   - Мы, однако, не должны забывать одну вещь. Всем известно, что майор Хокс оставил в Ган-Дафне три тысячи винтовок, сто пулеметов и десятки орудий.
   Кавуки вскочил на ноги.
   - Вы что - боитесь детей?
   - Клянусь бородой Аллаха, что евреи направили в Ган-Дафну тысячу пальмахников. Я их видел собственными глазами.
   Кавуки одну за другой влепил Мухаммеду Каси две пощечины.
   - Ты возьмешь Ган-Дафну, ты сравняешь ее с землей, ты умоешь руки в крови проклятых жидов, не то я брошу твой вонючий труп коршунам!
   Глава 5
   Мухаммед Каси первым делом послал сотню своих людей в Абу-Йешу. Несколько жителей селения тут же отправились в кибуц Эйн-Ор и доложили обо всем Ари. Ари знал, что большинство жителей Абу-Йеши на стороне евреев. Он ожидал, что они что-нибудь предпримут теперь.
   Арабы Абу-Йеши были не очень довольны появлением диверсантов. Они десятками лет жили в добрососедских отношениях с евреями Яд-Эля; их дома построили евреи. У них не было никакого зла на своих соседей, еще меньше им хотелось драться, и они смотрели на Таху, своего мухтара, ожидая, что он прикажет им прогнать диверсантов Каси.
   Taxa затаился в странном молчании, не выступая ни за, ни против появления диверсантов. Когда старейшины села приставали к нему с уговорами сплотить людей на совместные действия, он отказывался обсуждать эту тему. Его молчание решило судьбу Абу-Йеши, потому что феллахи были бессильны без руководителя. Они покорно смирились с оккупацией села.
   Каси быстро воспользовался равнодушием и бездействием Тахи. Чем дольше Taxa молчал, тем наглее и активнее становились головорезы Каси. Они отрезали дорогу в Ган-Дафну. Многие жители села злились, но дальше недовольного ворчания дело не шло. Затем четверых жителей Абу-йеши поймали на том, что они тайком переправляли продовольствие в Ган-Дафну.
   Каси немедленно велел их убить, отрубить головы и выставить их в предостережение на сельской площади. С этого момента село было покорено целиком и полностью.
   Ари ошибся. Он был уверен, что жители Абу-Йеши заставят Таху принять какое-нибудь решение, тем более что речь шла о том - быть Ган-Дафне или не быть. Но они ничего не сделали, а теперь дорога в Ган-Дафну была перерезана. Это поставило его в ужасное положение.
   Перерезав дорогу, Каси стал круглосуточно обстреливать Ган-Дафну из горных орудий, расположенных в Форт-Эстер.
   Евреи готовились к этому с того самого дня, когда Ган-Дафна была создана. Каждый точно знал свои обязанности. Переход от мирной жизни к чрезвычайному положению произошел быстро и спокойно.
   Все дети старше десяти лет принимали активное участие в обороне села. Цистерну с водой обложили со всех сторон мешками, набитыми песком. Генератор, медицинское оборудование, склады оружия, боеприпасов и продовольствия находились с самого начала в подземных помещениях.
   Жизнь шла своим чередом, хотя в убежищах. Школьные занятия, обеды, игры и все повседневные дела велись теперь под землей. На ночь дети отправлялись в специальные спальни, оборудованные вагонкой и помещавшиеся в огромных бетонных трубах, погруженных глубоко в землю и перекрытых толстым слоем грунта, а сверху еще мешками с песком.
   Когда артиллерийский обстрел прекращался, дети и работники села выходили из убежищ, чтобы поиграть, распрямить застывшие члены и ухаживать за газонами и клумбами.
   Не прошло и недели, как воспитателям удалось убедить детей, что свист и взрывы снарядов - обыкновенная неприятность, нередко встречающаяся в повседневной жизни.
   Внизу, в кибуце Эйн-Ор, Ари лихорадочно искал решение. Все остальные населенные пункты должны были сами позаботиться о своей обороне, но в Ган-Дафне проживало человек шестьсот детей, к тому же селение было расположено в самом опасном месте, непосредственно под крепостью Форт-Эстер. Запасов продовольствия должно было хватить на месяц, в воде тоже не будет недостатка, если в цистерну не попадет снаряд. Хуже было с топливом. Ночи в горах были очень холодные, а Ари знал, что доктор Либерман согласится скорее замерзнуть, чем вырубить и пустить на топливо драгоценные молодые деревца. Телефонная линия была перерезана, и пришлось установить систему световой сигнализации между Ган-Дафной и Яд-Элем. Детское село было совершенно отрезано от внешнего мира, и добраться туда можно было только по крутому западному склону, в высшей степени опасному: нужно было с опасностью для жизни карабкаться по скалам вверх на высоту 600 метров, да и то лишь ночью.
   Но не снабжение и не связь волновали Ари. Он боялся кровавой резни. Он не имел ни малейшего понятия, когда лопнет пущенный им слух о "неприступности" Ган-Дафны.
   Перебрав все запасы оружия, Ари наскреб для селения с дюжину испанских винтовок выпуска 1880 года, 23 самодельных ружья и ветхое венгерское противотанковое орудие с пятью зарядами.
   Зееву Гильбоа с группой в двадцать пальмахников поручили доставку этого оружия. Все, конечно, пришлось навьючить на себя. Противотанковое орудие предварительно разобрали на части. Когда стемнело, отряд пустился в путь; карабкаться по западному склону пришлось всю ночь.
   В одном месте они прошли всего в нескольких шагах от Абу-Йеши. Это был один из самых опасных участков: пришлось покрыть по-пластунски расстояние в четверть километра под самым носом у диверсантов.
   Вид у Ган-Дафны был печальный. Много зданий было повреждено, клумбы - все перерыты, статуя Дафны сбита с пьедестала. Тем не менее дети хранили удивительное хладнокровие, а система обороны работала безотказно, Зеев не смог удержать улыбки, когда навстречу отряду вышел доктор Либерман с пистолетом на боку. Весь поселок облегченно вздохнул, когда пришло такое подкрепление.
   Артиллерийский обстрел продолжался еще дней десять. Горные орудия разрушили здание за зданием. Вскоре последовали и людские потери: снаряд разорвался неподалеку от входа в убежище, и двое детей погибло.
   Но Кавуки требовал действий. Каси пытался организовать две или три робких вылазки. Каждый раз его люди попадали в засаду и погибали, так как Зеев растянул оборону Ган-Дафны чуть ли не до самых стен Форт-Эстер. Пальмахники парни и девушки - пробрались к крепости, а также к Абу-Йеше, и следили за каждым движением арабов.
   Тем временем из Тель-Авивского штаба Хаганы явился курьер. Ари немедленно созвал командиров всех селений. В Тель-Авиве приняли решение относительно детей, проживающих в прифронтовой полосе. Штаб предлагал перевезти детей в Саронскую долину, поближе к Тель-Авиву и к морю, где положение было не таким критическим и где их с удовольствием приютят кибуцы и мошавы. Между строк можно было прочитать, что положение стало настолько опасным, что Хагана уже сейчас принимала меры на случай, если детей придется эвакуировать морем, чтобы спасти от поголовной резни в случае победы арабов.
   Это был не приказ: каждый кибуц и мошав должны были сами принять решение. С одной стороны, люди будут драться самоотверженнее, если дети будут при них; но с другой стороны, нельзя было не считаться и с угрозой массовой резни.
   Для этих людей эвакуация детей была вдвойне тягостна, так как она означала еще одно отступление. Большинство из них приехало сюда, спасаясь от ужасов, и эти поля были в их глазах последним рубежом, за которым нет отступления. За пределами Палестины надеяться им было не на что.
   Каждое селение решило этот вопрос по-своему. Некоторые более старые селения наотрез отказались отпустить своих детей. Другие заявили, что они будут стоять до последнего, а если придется умереть - то всем вместе: они не хотели, чтобы их дети знали, что такое отступление. Третьи, отрезанные в горах и терпящие нужду во всем, каким-то образом вывели детей из окружения для дальнейшей эвакуации.
   Ответственность же за Ган-Дафну лежала буквально на всех.
   Разведчики донесли Ари, что Кавуки вовсю нажимает на Мухаммеда Каси, требуя наступления. Продовольствия становилось все меньше, а топлива давно уже не было. Прямые попадания повредили цистерну. Хотя никто и не жаловался, но жизнь в убежищах сказывалась на всех.
   Командиры долины Хулы единогласно решили, что младших детей необходимо вывезти из Ган-Дафны. Весь вопрос был в том, как это сделать? Просить о временном прекращении огня не имело смысла, так как в этом таилась двойная опасность: во-первых, Каси непременно нарушит его, а во-вторых, это значило бы показать свою слабость. Если Ари попытается направить в Ган-Дафну автоколонну, то ему придется для этого сосредоточить все силы Хулы; только тогда он сможет пробить себе дорогу. Речь шла не о том, выиграть или проиграть очередное сражение. Поражение в этом случае было равносильно гибели детей.
   И как уже столько раз в прошлом, Ари предстояло найти выход из почти безвыходного положения. И так как у него другого выхода не было, ему пришлось разработать фантастический план, который превосходил по дерзости все что он до сих пор совершил.
   Предусмотрев все мельчайшие подробности, Ари поручил Давиду подобрать отряд для проведения плана в жизнь, а сам отправился в Ган-Дафну. Карабкание по скалам причиняло ему сильную боль буквально на каждом шагу. Нога все время ныла, а несколько раз и совсем отказывалась служить, пока он взбирался ночью на гору. Зато очень помогало то, что он был хорошо знаком с местностью еще с детства. Он добрался в Ган-Дафну на рассвете и немедленно созвал совещание в штабном бункере. На совещание явились все начальники отделений, среди них Зеев, Иордана, доктор Либерман и Китти.
   - У нас здесь двести пятьдесят детей моложе двенадцати лет, - начал Ари без предисловий. - Завтра ночью мы их всех вывезем отсюда.
   Он посмотрел в изумленные лица присутствовавших.
   - В мошаве Яд-Эль сейчас собирается отряд, - продолжал он. Нынешней ночью Давид Бен Ами поведет четыреста человек со всей Хулы по западному склону горы в Ган-Дафну. Если все пойдет хорошо, то есть, если их не обнаружат, они доберутся сюда завтра на рассвете. Следующей ночью двести пятьдесят мужчин понесут вниз столько же детей. Остальные полтораста будут сопровождать и охранять их. Добавлю для вашего сведения, что мы выдали этим людям решительно все автоматическое и скорострельное оружие, которым мы располагаем в долине Хулы.
   Десяток с лишним человек, присутствовавших на совещании, уставились на Ари, словно он был не в своем уме. Прошла целая минута; никто не проронил ни слова.
   Наконец Зеев Гильбоа встал на ноги.
   - Ари, боюсь, что я тебя не понял. Неужели ты в самом деле собираешься понести двести пятьдесят детей вниз по обрыву, да еще ночью?
   - Так точно.
   - Да ведь это же опаснейший спуск для мужчины, идущего налегке днем, вмешался доктор Либерман. - Понести на спине детей, да еще ночью, это... это просто немыслимо. Некоторые обязательно свалятся.
   - Приходится идти на риск.
   - Но Ари, - сказал Зеев, - им придется пройти совсем близко к Абу-Йеши. Их непременно обнаружат.
   - Мы примем все меры, чтобы их не обнаружили. Все в один голос запротестовали.
   - Молчать! - крикнул Ари. - У нас тут не митинг. Смотрите, не проговоритесь. И без паники. А теперь расходитесь все: у меня еще куча дел.
   В течение всего дня арабы обстреливали Ган-Дафну особенно упорно. Ари разработал с каждым начальником отделения план эвакуации до малейших подробностей. Был составлен график, где было предусмотрено все минута в минуту.
   Все те, кто знал о готовящейся операции, ходили в задумчивости, со страхом в сердце. Столько могло произойти непредвиденного! Кто-то мог поскользнуться и вызвать панику... арабские собаки в Абу-Йеше могли почуять их и залаять... Каси мог пронюхать обо всем, воспользоваться тем, что все селения в долине остались без оружия и напасть на них...
   Вместе с тем они понимали, что ничего другого придумать было нельзя. Еще неделя, еще десять дней, и положение в Ган-Дафне все равно станет отчаянным.
   Вечером Давид Бен Ами, который собрал свой отряд в Яд-Эле, просигнализировал в Ган-Дафну, что как только стемнеет, они отправятся в путь.
   Всю ночь четыреста добровольцев карабкались по скалам и в полном изнеможении добрались в Ган-Дафну еще до рассвета. Ари встретил их в окрестностях села и велел спрятаться в лесу. Нельзя было допустить, чтобы арабы заметили их из Форт-Эстер, и в самом селении лучше, чтобы их не видели во избежание паники.
   Они остались в лесу до самого вечера. В шесть часов без десяти минут, ровно за сорок минут до захода солнца, приступили к проведению операции.
   Детей, подлежащих эвакуации, накормили ровно без пяти минут шесть: в их молоко всыпали снотворное. В шесть пятнадцать детей уложили спать на подземных нарах. Они еще попели немножко, но вскоре крепко заснули.
   В 6.32 солнце зашло за Форт-Эстер.
   В 6.40 Ари созвал всех взрослых на совещание перед детским убежищем.
   - Слушайте внимательно, - строго сказал он. - Через несколько минут мы начинаем эвакуацию детей. Вас вызовут каждого по имени и каждый получит соответствующее задание. Все должно идти строго по утвержденному графику. Помните, что малейшее отступление от графика подвергнет опасности жизнь детей, жизнь бойцов, а также вашу собственную. Никаких вопросов или споров. Против каждого, кто не выполнит точно порученного ему задания, будут приняты самые строгие меры.
   В 6.45 Иордана Бен Канаан выставила вокруг Ган-Дафны караул из детей старших возрастов. Караул был вчетверо больше обычного, чтобы исключить проникновение лазутчика и раскрытие операции. Зеев Гильбоа и его двадцать пальмахников двинулись в горы, чтобы прикрыть Ган-Дафну сверху.
   Как только поступило донесение, что караул расставлен, двадцать пять жителей селения спустились в убежище, чтобы тепло одеть спящих детей. Китти обошла всех детей, чтобы удостовериться, что снотворное подействовало. На губы каждого ребенка наложили пластырь, чтобы они не заплакали во сне. В 7.30 все дети были готовы к отправке. Только тогда Ари вызвал отряд из леса.
   Тут же расставили цепь и передавали детей из рук в руки. Детей сажали в специально сшитые из ремней седла, укрепляли их на спине у бойцов, чтобы обе руки были свободны для спуска и обороны.
   В 8.30 двести пятьдесят бойцов и их сонный груз подвергли окончательной проверке. Затем они двинулись к воротам селения, где их уже ждал охранный отряд в полтораста бойцов, вооруженных автоматами. С Ари во главе они перешагнули через край обрыва. Один за другим люди исчезали в ночи, пока не скрылся последний.
   Оставшиеся молча стояли у ворот. Делать было больше нечего. Оставалось только ждать. Они отправились в убежища, чтобы провести там бессонную ночь и дрожать за судьбу детей и конвоя.
   Китти Фрэмонт осталась у ворот. Больше часа она смотрела вперед, в темноту.
   - Да, ночь нам предстоит длинная, - раздался голос у нее за спиной. - Не лучше ли вам вернуться, а то ведь холодно.
   Китти обернулась. Рядом с ней стояла Иордана. Впервые с тех пор, как они познакомились, Китти была искренне рада этой рыжой сабре. После того как она решила остаться, она все больше и больше проникалась уважением к Иордане. Именно благодаря ее усилиям в Ган-Дафне царил такой образцовый порядок. Она сумела внушить юношам и девушкам из отрядов "Гадны" какое-то заразительное спокойствие, и они вели себя как видавшие виды вояки. Несмотря на все трудности, обрушившиеся на Ган-Дафну в дни осады, Иордана оставалась спокойной и энергичной. На ее плечах лежала немалая ответственность, а ей еще двадцати лет не было. Зато она обладала теми неуловимыми качествами вождя, которые вселяют в окружающих уверенность и спокойствие.