Леон Урис. Эксодус (Книга 3, 4 и 5)

   - Да неужели! Но это же чудно, Стреч. Эта твоя лавочка мне уже так или иначе начала надоедать. А сколько мне, по твоему, причитается?
   Вместе с премиальными что-то около четырех тысяч.
   Фостер Джи Мэк Уилльямс свистнул.
   - Ого, вот мне теперь будет лафа! Назюзюкаюсь так, что до самой Южной Америки хватит. Потому что я беру курс именно туда, Стреч. Подхалтурю там немножко. Я слышал, они там платят шальные деньги за переправку динамита через Анды.
   - Да, но тут есть одна загвоздка..., - сказал Стреч.
   - Я так и думал.
   - Дело в том, что мы должны доставить наши три машины новым хозяевам. Двух парней я уже нашел, а вот для третьей машины - никак никого не найду.
   - Ты хочешь сказать этим, что кроме меня нету дурака, который согласился бы летать на этом твоем примусе номер три? Что ж, пускай так. Куда надо доставить?
   - В Израиль.
   - Куда?
   - В Израиль.
   - В жизни не слышал.
   - Я как раз сам искал на карте, когда ты вошел. Стреч Томпсон и Фостер Джи Мэк-Уилльямс облазили карту обоих полушарий вдоль и поперек. Они искали добрых полчаса. Все тщетно. Наконец Текс выпрямился.
   - Ты знаешь что, Стреч. Кажись, кто-то подшутил над тобой.
   Они съездили в Ноум, обошли все кабаки, все расспрашивая, где бы мог находиться этот Израиль. Один или двое что-то слышали о нем, но точно ничего сказать не могли. Стреча уже стал было прошибать пот несмотря на мороз, когда кто-то посоветовал им разбудить хозяина книжной лавки.
   - Да ведь это же Палестина, - сердито заорал хозяин. - И ради этого вы врываетесь ко мне среди ночи! Поискав еще немного на карте, они наконец нашли. Фостер в сомнении покачал головой:
   - Чорт возьми, Стреч, - проворчал он, - да ведь эта страна свободно вместится на айсберге средних размеров. Если не держать ухо востро, запросто пролетишь мимо.
   Три недели спустя Фостер Джи Мэк-Уилльямс посадил машину номер три авиакомпании "Северный полярный круг" на аэродроме в Лидде. Стреч Томпсон вылетел за неделю до этого и встретил его в аэропорту.
   Фостера провели в контору, на двери которой была прибита табличка, гласившая: ПАЛЕСТИНСКАЯ ЦЕНТРАЛЬНАЯ АВИАКОМПАНИЯ, С. С. ТОМПСОН, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ДИРЕКТОР.
   Фостер Джи Мэк-Уилльямс сразу почувствовал, что дело нечисто.
   - Как слетал, старик? До чего же я рад видеть твою рожу!
   - Чудненько слетал. Теперь гони валюту, старик, и я быстренько смотаюсь в Париж. У меня наклевывается выгоднейшее дельце, через месяц мне нужно явиться в Рио.
   - Конечно, конечно, - ответил Стреч. - У меня уже и чек для тебя выписан. Вот он у меня здесь в сейфе. Фостер Мэк-Уилльямс таращил глаза на чек.
   - Ого, четыре тысячи пятьсот монет и никаких нолей, - вслух прочитал он.
   - Последние пять бумажек я подбросил, чтобы доказать тебе, что Стреч Томпсон не жмот.
   - О, ты парень-гвоздь, я это всегда говорил.
   - Между нами, Текс, это в высшей степени занятное место.
   - Тут все - сплошь евреи. Я уже неделю тут и никак не привыкну.
   Фостер не решался спросить Стреча, чего ему здесь надо. Под конец он все-таки спросил.
   - Посмотри на табличку, она тебе все расскажет. Палестинская Центральная Авиакомпания. Название я лично придумал. Тут видишь какое дело: эти ребята понятия не имеют о том, как приступить к созданию первоклассной авиакомпании. Они предложили мне взяться за это дело. Я им сказал: - Первым делом, ребята если, конечно, вы хотите иметь настоящую авиакомпанию, первым делом вам нужно позаботиться, чтоб у вас был первоклассный старший пилот. У меня как раз есть на примете самый чертовский старший летчик из всех, кто когда-либо служил...
   - Ну, ладно; мне, брат, некогда. Будь здоров, когда-нибудь встретимся, сказал Фостер, быстро встав с места.
   - Да ты словно на пожар.
   - Пожар, не пожар, но мне нужно в Париж.
   - Я тебе дело предлагаю.
   - Не надо мне никаких дел.
   - Да ты хоть послушай.
   - Чего ж, послушать можно, но я предупреждаю: ничего из этого не выйдет. Мне нужно в Париж. Хоть вплавь, но доберусь.
   - Ну, так вот. Как я тебе уже сказал, тут везде одни евреи. Они купили у меня "Северный полярный круг", чтобы доставить сюда еще евреев. Ты только послушай, этих евреев во всем мире - хоть пруд пруди, и все они хотят сюда. Наше с тобой дело - доставка. Неужели ты не понимаешь? Рейс - и деньги на бочку! За каждое рыло. Да ведь тебе никогда такое и не снилось, Текс, дружище! Ты ведь меня знаешь... я зря трепаться не стану. Ты только держись за меня, Текс, и будешь прямо купаться в деньгах.
   - Нет уж, я лучше выкупаюсь в другом месте. Напишу тебе открытку из Рио.
   - Что ж, Фостер... буду с удовольствием вспоминать вас.
   - Ну вот, ты уже сердишься!
   - Кто сердится? Никто не сердится.
   - Все-таки мы с тобой хорошо поработали там в Ноуме.
   - Еще бы! Я себе там все кончики пообморозил.
   - Ладно, дай лапу, - сказал Фостер.
   Стреч вяло пожал ему руку на прощание.
   - Ну тебя к богу в рай, Стреч! У тебя такая рожа, будто я тебе нож собираюсь всадить в ребра.
   - Буду с тобой откровенен, Фостер. У меня беда. Получилась молния, что где-то, в каком-то Адене сидит куча этих евреев и ждет не дождется, чтобы их оттуда вывезли. Я было нанял пилотов, но они меня подвели.
   - Не повезло, значит. Что ж, от души сочувствую. Но помочь ничем не могу. Я отправляюсь в Париж.
   - Конечно, - ответил Стреч, - лети, если так уж приспичило.
   Я на твоем месте тоже улетел бы. Я к тебе не в претензии. Эти ребята, которых я было нанял, сразу дали тягу, как только услышали, что это довольно опасный рейс: арабы могут еще открыть огонь по самолету.
   Фостер был уже почти у двери. Он внезапно остановился и обернулся к Стречу.
   - Валяй, валяй, Фостер. Ты, конечно, прав, какой тебе смысл рисковать? Еще, чего доброго, собьют. Скажу тебе правду, это опасный рейс... пожалуй, даже опасней, чем переправка динамита через Анды.
   Фостер Джи Мэк-Уилльямс провел языком по губам. Стреч подлил еще масла в огонь, но он уже знал, что Фостер клюнул.
   - Я тебе вот что скажу, Стреч. Чтобы выручить тебя, я, пожалуй, слетаю в этот рейс. Но ты уж загодя поищи других ребят к тому времени, когда я вернусь. Этот рейс - ладно, но только этот. Ну, где этот твой Аден?
   - Понятия не имею.
   - Тогда давай сюда карту, поищем.
   Когда Фостер Джи Мэк-Уильямс, американский бродяга, в прошлом летчик "Северного полярного круга", а теперь "Палестинской Авиакомпании" поднялся в воздух с аэродрома в Лидде, он открыл новую фантастическую страницу хоть и двадцатого века, но взятую словно из "Тысячи и одной ночи".
   Он взял курс на Аден, британский протекторат на южной оконечности Аравийского полуострова, прямиком вдоль Красного моря.
   Эта сказка началась, в сущности, за три тысячи лет до Фостера в древней Саве. В дни Царицы Савской южная часть Аравийского полуострова была богатейшей страной. Жители этой страны овладели искусством строить каналы, плотины и водохранилища, и благодаря этому превратили свою страну в цветущий сад.
   Когда Царица Савская приехала с визитом к Царю Соломону, группа подданных царя Соломона выехала из Израиля в Саву, чтобы проложить торговый путь через пустыню вдоль Красного моря и обосноваться там. Евреи прибыли в Саву еще в библейские времена, задолго до падения первого храма.
   Евреи столетиями процветали в Саве. Они создали там собственные поселения и прекрасно ладили с многочисленными местными племенами. Они заняли со временем руководящее положение при дворе и пользовались в стране всеобщим почетом.
   Затем наступили страшные годы. Медленно, но неумолимо плодородная земля превращалась в песчаную пустыню. Вади высохли, и дождевая вода бесследно исчезала а выжженной солнцем земле. Люди и животные изнывали под палящим солнцем, и борьба за каплю воды стала в буквальном смысле слова борьбой за жизнь. Сава, страна изобилия, и соседние с ней страны распались на враждующие между собой племена, и войнам не было конца.
   Когда по миру победоносно пронесся Ислам, евреи пользовались вначале не только религиозной свободой, но и уважением. Законы, написанные самим Магометом и обязательные для всех мусульман, предписывали благожелательное отношение к евреям.
   Однако равноправие евреев было недолговечным. Вскоре во всех мусульманских странах к каждому гражданину, не исповедующему Ислам, стали относиться с презрением как к неправоверному. По-своему, арабы, хоть и неохотно, а все-таки питали к евреям известное уважение и относились к ним с некоторой терпимостью. Еврейские погромы в арабских странах не имели ничего общего с умышленным европейским геноцидом, а были, скорее, внезапными взрывами насилия. Арабы были слишком заняты собственными распрями, чтобы уделять внимание маленьким ручным евреям, населявшим страну, которую звали теперь уже не Савой, а Йеменом: вековой гнет лишил этих евреев какой бы то ни было воинственности.
   Как и во всех арабских странах, евреи считались и здесь неполноценными гражданами. Они подвергались обычной дискриминации, с них взимались специальные налоги, их всячески преследовали, им отказывали в равных гражданских правах с мусульманами. Степень преследования была не всюду одинакова: она варьировала в зависимости от того, кто был как раз у власти в той или иной стране.
   Были, однако, и постоянно действующие законы: еврей не имел права повышать голос в присутствии мусульманина, строить дом выше мусульманского, дотрагиваться до мусульманина или обходить его с правой стороны. Еврей не имел права ездить верхом на верблюде, так как в таком случае его голова возвышалась бы над мусульманами. В стране, где верблюд был основным транспортным средством, это было весьма чувствительное ограничение. Евреи жили в "меллахах", восточной разновидности еврейского гетто.
   Мир развивался и менялся. В Йемене время застыло на месте. Он оставался таким же первобытным, как джунгли, и таким же недосягаемым, как Непал или Внешняя Монголия. В Йемене не существовало ни больниц, ни школ, ни газет, типографий, радио, телефона или автострад.
   Это была страна пустынь и трудно доступных гор, по которым извивались только тропы верблюжьих караванов. На высоте в три тысячи метров гнездились городишки, а вокруг простирались тысячи квадратных километров пустыни. Население было почти полностью безграмотным. Таков был Йемен: отсталый, всеми забытый, заброшенный, дикий - его границы, и те никогда точно установлены не были.
   Правил Йеменом Имам, потомок Магомета и личный представитель Аллаха, Всепрощающего и Премилосердного.
   Имам Йемена правил в полном смысле слова самодержавно. Он распоряжался жизнью каждого подданного. Он распоряжался всем золотом страны и кофейными плантациями подданных. Он не отвечал ни перед каким Советом министров. Он не создавал никаких ни гражданских, ни общественных учреждений. Он правил страной, ловко лавируя между племенами, натравливая их друг на друга, поддерживая то одних, то других, и разжигая все снова и снова взаимные распри в жаркой пустыне. Непокорные племена он обуздывал тем, что похищал их вождей и держал их заложниками. У него были сотни рабов.
   Утопая в роскоши и скрестив под собой ноги, он чинил суд над подданными, сообразуясь исключительно со своим здравым смыслом или произволом, повелевал отрезать носы у проституток и отрубать руки у воров. Он презирал цивилизацию и делал все, что было в его силах, чтобы не дать ей проникнуть в его владения, хотя ему и приходилось изредка идти на уступки из-за северного могущественного соседа, правившего Саудовской Аравией и любившего участвовать в международных интригах.
   Имам страшился цивилизации еще и потому, что цивилизованный мир всячески стремился наложить руку на его страну. Как ни бедна была его страна, но она была расположена в таком месте, откуда открывался путь на Восток через Красное море. То и дело Йемен превращался в поле битвы из-за вожделений колониалистов завладеть этой страной.
   По отношению к евреям Имам с давних времен вел себя с известной благожелательностью. Поскольку евреи оставались покорными, постольку он им оказывал некоторое покровительство. Имам был осторожным деспотом: евреи были самыми искусными мастерами в стране.
   Поколения мастеров довели до очень высокой ступени обработку серебра и ювелирное искусство, скорняжное и кожевенное дело, столярное и сапожное искусство и сотни других ремесел, которым большинство арабов так и не научилось. Арабы занимались либо сельским хозяйством, либо разбоем на большой дороге. Таким образом, благодаря своему мастерству евреи пользовались известным покровительством.
   Тот факт, правда, что евреи Йемена остались евреями, граничил с чудом. В продолжение трех тысяч лет эти люди не поддерживали связей со внешним миром. Им жилось бы, конечно, гораздо легче, если бы они перешли в ислам. Однако йеменские евреи неукоснительно придерживались Торы, соблюдали ее предписания, субботу и остальные религиозные праздники, несмотря на века полнейшей изоляции.
   Многие из них не знали арабской грамоты, но древнееврейский язык они знали все. Печатных станков не было: все священные книги были тщательнейшим образом написаны от руки и передавались из поколения в поколение.
   Временами на них сильно нажимали, чтобы они отреклись от еврейства и перешли в ислам, но они не поддавались. Когда Имам начал забирать сирот и обращать их в мусульманство, евреи ввели правило немедленно женить сирот, не считаясь с их возрастом. Были случаи, когда женили детей, которым не было еще и года.
   Своей внешностью, одеждой, образом действий и мышления современные евреи Йемена очень напоминали древних пророков. Как и в библейские времена, среди них было распространено многоженство. Они верили в дурной глаз и в дурное поветрие, они верили во всевозможных злых духов, против которых они защищались амулетами. Они верили в каждую букву, содержащуюся в Библии.
   Проходили века за веками, а йеменские евреи никогда не переставали тосковать по Иерусалиму. Они терпеливо ждали Господнего слова, которое приказало бы им "пуститься в путь". Время от времени отдельные люди или небольшие группы евреев ухитрялись выбраться из Йемена. Они немедленно переезжали в Палестину и создали там небольшую общину.
   Наконец они дождались Господнего слова, как оно и было обещано пророками!
   После провозглашения независимости Израиля, Йемен объявил войну Израилю и направил небольшое войско в ряды египетской армии. Это послужило йеменским евреям доказательство, что Израиль воспрял. Их раввины утверждали, что именно это и было долгожданным посланием от Господа. Царь Давид вернулся в Иерусалим! Их долгое ожидание пришло к концу! Хахамы - то есть мудрецы - общины велели им подняться и отправиться в Землю Обетованную на орлиных крыльях!
   Когда первые слухи об этом иеменитском Исходе дошли до Израиля, война за независимость была еще в полном разгаре. Сколько этих иеменитов, каким образом их доставить в Израиль, что с ними делать, никто точно не знал.
   Главный хахам отправился к Имаму и потребовал от него, чтобы он отпустил евреев. Из ряда политических и экономических соображений Всемилостивый предпочитал евреев не отпускать. В ответ раввин подал Имаму добрый совет: хорошенько познакомиться с соответствующими главами книги Исхода.
   Скрестив под собой ноги, Имам просидел несколько дней в гареме и усиленно думал. Хахам попал прямо в точку. Мысль о десяти казнях не выходила из головы Имама. Незадолго до появления раввина, в стране свирепствовал тиф, в результате которого погибла добрая четверть населения. Он решил, что это Аллах его предостерег.
   Имам дал согласие на выезд евреев, но поставил ряд условий: они должны оставить все свое имущество, они должны внести особую пошлину, они должны оставить в стране несколько сот заложников, которые бы обучили мусульман ремеслам.
   Йеменские евреи оставили свои земельные участки и дома. Они собрали все, что могли унести, и пустились в путь по диким, непроходимым горам, под палящим солнцем и сквозь песчаные бури пустыни.
   Они шли на запад, в сторону Аденского протектората, низкорослые добродушные люди с кожей оливкового цвета и тонкими чертами лица. Головным убором им служила чалма, а одеждой им служили те же полосатые халаты, какие носили еще при дворе царя Соломона. Женщины Саны носили черные балдахины с белой каймой, а детей они носили в платках на спине. Так они тащились во исполнение древнего пророчества, служа легкой добычей для арабских племен, отнимавших их убогие пожитки под видом дорожного побора.
   Британские протектораты, расположенные вдоль побережья Аравийского полуострова, состояли из множества больших и малых арабских княжеств и бедуинских племен, которые тянулись от самого Красного моря вдоль Аденского залива через Аравийское море к Персидскому заливу.
   Англичане правили всем этим районом на основе множества всевозможных договоров, обеспечивавших им нефтяные концессии взамен денег и оружия. Вместе с тем англичане пытались утихомирить враждующие между собой племена и обеспечить безопасность в районе.
   Ключом всего Западного протектората была британская колония Аден. Аденский порт, населенный греками, англичанами, арабами и евреями, служил связующим звеном между Востоком и Западом. В нем, как в калейдоскопе, пестрела восточная лень и азиатская экзотика вперемежку с английской чопорностью и зачатками промышленного прогресса, а над всем этим царила невообразимая суматоха портового города. Этот город вызывал в одно и то же время захватывающий интерес и брезгливое отвращение.
   Порт Аден и был целью иеменитского Исхода. Поначалу англичане не знали хорошенько, как им быть с этими людьми, хлынувшими караван за караваном через границу, словно со страниц Библии. Они все еще злились на евреев из-за потерянного мандата, но к иеменитам они не могли питать неприязни. Англичане разрешили иемеиитам перейти границу и разбить палатки на Аденской территории, но поставили условие, чтобы израильтяне их тут же забрали в Израиль.
   У евреев, прошедших весь путь из Йемена, был ужасный вид. Они дотащились одетые в лохмотья, грязные и истощенные от голода и жажды. Почти все, что у них было с собой, разграбили в пути арабы. Однако каждый мужчина принес свою библию, и каждая деревня везла с собой священную Тору из сельской синагоги.
   В Хашеде, неподалеку от Адена, спешно построили лагерь.
   Израильские бойцы несли охрану вдоль границы между Западным протекторатом и Йеменом. Как только проносился слух, что новый караван на подходе, они немедленно направляли машины к границе и доставляли беженцев в Хашед. В самом Хашеде не хватало ни персонала, ни вообще ничего. Лагерь никак не успевал угнаться за все прибывающими новыми массами беженцев.
   Вдобавок работники лагеря столкнулись с новой трудностью: на этот раз видавшие виды израильтяне имели дело с полудиким народом в полном смысле этого слова. Иемениты никогда в жизни не видели ни водопровода, ни туалета, ни электрического света. Эта община внезапно перепрыгнула расстояние в три тысячи лет. Автомобили, медицина, западное платье и тысячи других вещей внушали им подозрение и страх. Это была нечеловечески трудная работа.
   Женщины оглушительно визжали, когда врачи и сестры пытались снять с них завшивевшие лохмотья и переодеть их в чистое платье. Они ни за что не соглашались, чтобы их подвергли медицинскому осмотру и яростно отбивались от прививок и уколов. Работникам лагеря приходилось все время воевать с ними, чтобы отобрать у них детей, нуждавшихся в срочной госпитализации вследствие острого недоедания.
   К счастью, они все-таки нашли выход из положения, и только благодаря этому врачи и сестры могли продолжать свою работу. Работники лагеря, в большинстве своем израильтяне, хорошо знавшие Священное писание, напали на мысль обращаться каждый раз к раввинам общины и отсылать их к соответствующему месту из Библии. Этим путем всего можно было добиться. Если только так написано в "Книге", иемениты сразу соглашались на все.
   Лагерь в Хашеде все рос и рос, а иемениты все прибывали и прибывали. По соглашению, заключенному с англичанами, Израильское Временное правительство было обязано срочно вывести их из Адена. Таким-то образом "Северный полярный круг" перевоплотился в "Палестинскую центральную авиакомпанию", а Фостер Джи Мэк-Уилльямс, сам того не ведая, исполнил незапамятное пророчество, спустившись с неба на первом из гигантских "орлов".
   Прибытие самолета вызвало неописуемое возбуждение.
   Первая группа забрала свою Тору и свои бурдюки и последовала на аэродром. Они смотрели на "орла" и многозначительно кивали: это его Господь послал, как Он, впрочем, и обещал. Когда их, однако, попросили подняться на борт, они наотрез отказались. Раввин группы вспомнил вдруг, что сегодня суббота. Начался жаркий спор. Начальник лагеря втолковывал им, что тысячи и тысячи людей ждут не дождутся отправки в Израиль, и что просто нечестно задержать "орла" хотя бы на один лишний день. Однако никакие уговоры не могли заставить иеменитов нарушить субботу. Они упрямо сидели под крыльями "орла", не желая сдвинуться с места. Раз уж три тысячи лет ждали, они подождут еще один день.
   Фостер Джи Мэк-Уилльямс смотрел на этих странных людей, слушал их непонятный спор, потом коротко, но крепко выругался, отправился в город и напился до потери сознания.
   Его разбудили на следующее утро и отвезли на аэродром. Накануне он пил вперемежку греческое "узо", рисовую водку и виски, и теперь у него голова прямо разламывалась от боли. Он постоял с минутку, глядя как иемениты поднимаются на борт, таща с собой Тору и бурдюки.
   - Иисус Христос! - вырвалось у него при виде этой процессии.
   - Капитан Мэк-Уилльямс, - раздался вдруг голос у него за спиной. Он обернулся и увидел рослую, стройную "сабру", которая назвала себя Ханой. Ей было на вид лет двадцать с небольшим, на ней были синие шорты и блузка, как носили в кибуцах, а на ногах - сандалии. - Я полечу вместе с вами и позабочусь о пассажирах.
   Вот когда рейс стал для Форстера по-настоящему интересным. Хана не обращала ровно никакого внимания на него, хоть он и не спускал с нее глаз.
   - У вас есть какие-нибудь особые инструкции? Это ведь наш первый такой рейс.
   - Какие, к черту, инструкции! Вы только держите этих козлов подальше от кабины. Вас, конечно, это не касается; вы можете войти... в любое время. И, пожалуйста, зовите меня "Текс".
   Фостер снова стал наблюдать за посадкой. Очереди иеменитов не было конца.
   - Гей, полегче там! Сколько человек вы думаете посадить в машину?
   - У нас сто сорок человек по списку.
   - Что? Вы в своем ли уме? Да мы с места не сдвинемся! Сделайте одолжение, Хана, сбегайте к кому следует и передайте от моего имени, чтоб забрал любую половину.
   - Капитан Мэк-Уилльямс! - взмолилась девушка. - Они ведь такие легкие.
   - Фисташки тоже не тяжелые, это, однако, не значит, что можно погрузить миллиард.
   - Ну, пожалуйста! Я обещаю вам, что никаких хлопот у вас с ними не будет.
   - Еще бы! Не успеем добраться до конца взлетной дорожки, и никого из нас в живых не останется.
   - Капитан Мэк-Уилльямс! Мы в отчаянном положении. Англичане приказали немедленно вывезти их из Адена. Они прямо сотнями валят каждый день через границу.
   Фостер что-то буркнул и принялся изучать таблицу весов. Работники лагеря, стоявшие рядом, затаили дыхание, пока он что-то высчитывал. И тут он совершил ошибку: он посмотрел Хане в глаза. Он снова принялся считать, немножко смухлевал, и получилось, что при некотором везений старая лохань наберет достаточно пару, чтобы подняться в воздух. А уж там он ей как-нибудь не даст упасть.
   - Пускай так, - буркнул он. - Мне-то что! Это так или иначе мой первый и последний рейс.
   Начальник лагеря передал ему окончательный список. В самолет село сто сорок два человека. Хана понесла на борт продукты и медикаменты. Наконец по лесенке взбежал и сам Фостер.
   Страшная вонь ударила ему в нос!
   - Мы не успели выкупать их, - извинилась Хана. - Мы даже не знали, когда вы прилетите.
   Он наклонился и заглянул внутрь. Самолет был битком набит этими тщедушными человечками. Испуганные, они сидели на полу, скрестив под собой ноги. Вонь в самолете стояла ужасная.
   Фостер вошел, закрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Как только не стало вентиляции, вонь развернулась вовсю, при пятидесятиградусной-то жаре. Он прокладывал себе путь дюйм за дюймом. Когда он добрался наконец до кабины, его лицо приняло какую-то необычную серо-зеленую окраску. Он распахнул окошко, чтобы подышать свежим воздухом, но вместо этого его обдал жаркий порыв ветра. Он включил мотор и пока он выруливал, он перегнулся через окошко и дал ход мучившей его рвоте. Его тошнило и тогда, когда машина, набрав скорость, еле-еле оторвалась от земли. Он пососал лимон, набирая высоту, и только когда стало немножко прохладней, судороги в животе стихли.
   Подувало, и самолет качало, пока он набирал высоту. Над проливом Баб-эль-Мандеб он "повернул за угол" и полетел над серединой Красного моря, имея справа Саудовскую Аравию, а слева - Египет.
   Вошла Хана. Она тоже вся позеленела.
   - Уймите, пожалуйста, машину, - сказала она. - Их там тошнит всех.
   Фостер выключил печку.
   - Пройдите туда и включите вентиляторы. Я попытаюсь подняться повыше. Холодный воздух их живо отрезвит.
   Головная боль не проходила. Какой он дурак, что поддался на удочку этого Стреча Томпсона!
   Не прошло и получаса, как Хана снова вошла в кабину.
   - Они там ужасно мерзнут все. Впрочем, я сама тоже.