В школе мальчик сразу стал «козлом отпущения». Товарищей в классе у него не было, на переменах он старался уйти подальше от детей. Почти каждый день дети над ним издевались, избивали его, а он даже не защищался. Его называли «клякса-плакса». Поношенная одежда Эккехарда также вызывала насмешки. Иногда он жаловался на мальчишек учительнице, но только с глазу на глаз. Постепенно Эккехард начал кривляться и гримасничать на уроках, очевидно, с целью привлечь к себе внимание.
    В нашем детском отделении страх сопровождал его постоянно, он боялся и обследований, и шприца. Однако во время бесед был понятливым, не по годам сообразительным. По малейшему поводу он рыдал, приходил в отчаяние и сразу прятался в каком-нибудь углу. Даже во сне он видел, как его дразнят и избивают. В детском коллективе Эккехард не проявлял адаптационной способности, иногда выкидывал клоунские выходки, казался не совсем нормальным. Дети не хотели его «принять». При исследовании интеллекта Эккехард, несмотря на нормальные умственные способности, проявил исключительное неверие в свои силы. При решении задач очень старался, но все валилось у него из рук. Как только встречалась пустяковая трудность, он, рыдая, отказывался продолжать свои усилия.
 
   Несомненно, жестокое обращение и взрослых, и детей запугало этого ребенка. Но дело не дошло бы до столь серьезного состояния, если бы мальчик обладал хотя бы минимальной способностью бороться и сопротивляться. В случаях, подобных описанному, беспомощность, являющаяся прямым следствием страха, провоцирует детей на агрессивные выходки, порождающие еще большую запуганность боязливого ребенка. К сожалению, и взрослые часто склоняются к тому, чтобы особенно сурово обращаться с детьми, не способными к протесту. В случае с Эккехардом родители в пылу своих споров часто нападали на сына, который был при этом совершенно безропотен.
   Следует отметить, что тревожность, сопровождающая акцентуацию педантического типа, у взрослых делается еще более отчетливой, истинная же тревожность по мере повзросления человека уменьшается. Тревожные личности нуждаются в психотерапии, о чем не следует забывать.
   Ниже приводится описание женщины, ставшей ипохондричной на почве боязливости, тревожности.
 
    Инга Э. , 1932 г. рожд., работает в торговом предприятии. С детства чрезвычайно боязлива. Боится темноты, в сумерки предпочитает сидеть дома. Когда однажды вечером Э. возвращалась домой, у нее появилась навязчивая мысль, что за ней медленно следует какая-то легковая машина. Она представила себе, как из машины выскочит человек и нападет на нее, поэтому не вошла в подъезд, а осталась на улице («поближе к пешеходам»). Звонком вызвала своего мужа, который спустился в вестибюль и привел се домой. Э. безумно боится грозы. «Все во мне сжимается», – говорит она. Избегает собак. Когда Э. услышала, что в ближнем лесу водятся змеи, она перестала туда ходить. Если же ей все-таки приходилось там бывать, то она непрерывно останавливалась, судорожно сдвинув ноги и глядя перед собой, чтобы узнать, нет ли поблизости гадюк. Иногда Э. просыпается ночью, обливаясь холодным потом от страха, будит своего мужа, ожидая успокаивающих слов. Она испытывает большую робость с незнакомыми людьми и старается заводить поменьше знакомств. В своем муже она видит защитника.
    В 1953 г. в доме, в котором проживала Э., по неосторожности одного из соседей произошло массовое отравление жильцов газом. С тех пор ее тревожность возросла. В 1961 г. Она однажды по дороге домой почувствовала себя плохо, вся покрылась испариной, началось сильное сердцебиение. Как раз в этот период на работе у Э. двое сотрудников умерли от инфаркта миокарда. После этого у больной начался ипохондрический невроз. Э. боялась тяжело заболеть и умереть. Смерти она страшилась всегда, теперь этот страх дошел до того, что она вообще боялась выйти на улицу: «Может начаться сердечный приступ, я упаду и уже не встану». В клинике Э. боялась всех врачебных мероприятий, дрожала, например, когда у нее брали кровь на исследование, однако, привыкнув, обнаружила хорошую приспособляемость. Нам удалось избавить ее от фобических проявлений страха, однако тревожность у Э. осталась.
   Описанная обследуемая с детства страдает явлениями тяжелого страха. Даже ничтожная предполагаемая опасность вызывала у нее потрясение. На почве тревожности развился ипохондрический невроз. Причины его появления – смерть от инфаркта миокарда двух сотрудников Э. и приступ сильного сердцебиения, сопровождающегося испариной. С помощью психотерапии нам удалось оказать воздействие на патологическое развитие, фобии прекратились, однако тревожность осталась.

ЭМОТИВНЫЕ ЛИЧНОСТИ

   Эмотивность характеризуется чувствительностью и глубокими реакциями в области тонких эмоций. Не грубые чувства волнуют этих людей, а те, что мы связываем с душой, с гуманностью и отзывчивостью. С подобными реакциями мы уже встречались, описывая аффективно-экзальтированный темперамент, явно родственный эмотивному. Но эмотивные личности не впадают в такие крайности в области эмоций, как аффективно-экзальтированные, эмоции их развиваются с меньшей быстротой. Аффективно-экзальтированных личностей можно охарактеризовать словами «бурный, порывистый, возбужденный», эмотивных – «чувствительный, впечатлительный». Обычно людей этого темперамента называют мягкосердечными. Они более жалостливы, чем другие, больше поддаются растроганности, испытывают особую радость от общения с природой, с произведениями искусства. Иногда их характеризуют как людей задушевных.
   Мягкосердечие, задушевность людей этого типа связаны с усиленным внешним проявлением их реакций. В беседе с эмотивными личностями сразу видно, как глубоко их захватывают чувства, о которых они говорят, поскольку все это отчетливо отражает мимика. Особенно характерна для них слезливость: они плачут, рассказывая о кинофильме с печальным концом, о грустной повести. Так же легко у них появляются слезы радости, растроганности. Эмотивным детям нередко нельзя читать сказки, так как при печальных поворотах сюжета они сразу же начинают плакать. Даже мужчины часто не могут удержаться от слез, в чем признаются с немалым смущением.
   Особая чувствительность натуры ведет к тому, что душевные потрясения оказывают на таких людей болезненно глубокое воздействие и вызывают реактивную депрессию. Иногда, когда душевный разлад достигает патологической степени, возможны попытки самоубийства. Однако при этом патология развивается несколько иным путем, чем при реактивных депрессиях у дистимических или циклотимических личностей, у которых то или иное переживание как бы «развертывает» заложенную в человеке от природы готовность к депрессии. Это может произойти и без особо тяжелых ударов судьбы; нередко такое состояние вызывается лишь случайным поводом, приводящим в действие некий механизм. У эмотивных же личностей тяжесть депрессии всегда соответствует тяжести события, переживания. У них отсутствует предрасположение к депрессивным реакциям. Они легко поддаются и радости, причем радость также захватывает их глубже, чем других людей.
   Здесь мы сталкиваемся с важным различием между эмотивным и циклотимическим реагированием. В обоих случаях наблюдается лабильность эмоционального уровня: нейтральное состояние с одинаковой легкостью может перейти и в радость, и в печаль. Однако в случае циклотимии реакция по характеру и по глубине непрочно связана с переживанием. Незначительный успех может привести такого человека в бурный восторг, а пустячная неудача – в глубокое депрессивное состояние. Как мы видели, пребывание в весело настроенном обществе может нередко вызвать первое, а пребывание с опечаленными, скучными людьми – второе состояние. На эмотивную личность воздействие оказывает только само переживание, вызывая абсолютно адекватную эмоциональную реакцию без преходящих настроений. Поэтому человек эмотивного склада не может «заразиться» весельем в веселом обществе, не может беспричинно сделаться ни смешливым, ни счастливым.
   Ниже описывается женщина, впавшая в реактивную депрессию после потери мужа.
 
    Гертруда Ю. , 1916 г. рожд., уборщица. Уже в детстве была впечатлительной, часто плакала, никогда не могла отказать в просьбе другим детям. Как-то она подарила сверстнице любимую игрушку, в другой раз отдала нищему мальчику единственную конфетку. Сильно привязана к сестрам и братьям, безутешно рыдала, когда одна из младших сестричек умерла. Крепкая привязанность к семье сохранилась навсегда. Поступив работать домработницей, она с трудом переносила разлуку с близкими. Возвращаясь домой, всякий раз испытывала чувство глубокой радости. Видя плачущего ребенка, не может удержаться от слез. Частенько плачет и в кино. Когда по телевизору показывают сцены человеческих страданий, уходит из комнаты.
    Вышла замуж в 22 года, была исключительно привязана к мужу. Мучительно перенесла годы разлуки с мужем во время войны. Горячо любит своих двух детей, страстно привязана к внуку.
    В 1966 г. муж в возрасте 60 лет без всякой видимой причины покончил жизнь самоубийством. Незадолго до этого несколько раз говорил, что он «уже не работоспособен». Ю. была глубоко потрясена смертью мужа. Она не могла ни есть, ни спать, думала и сама о самоубийстве, но мысль о детях ее остановила. Постоянно мучила себя упреками: видно, она недостаточно заботилась о муже, вот он и ушел от нее. Объективно Ю., напротив, была женой чрезвычайно заботливой. Незадолго до кончины муж как-то сказал, что другого такого честного и хорошего человека, как Ю., на свете нет. 
    Когда Ю. поступила в клинику, со времени смерти мужа прошел почти год. Из-за бессонницы и отсутствия аппетита у нее развилась резкая астения, она похудела на 20 фунтов. Стоило ей напомнить о покойном муже, как она тотчас начинала плакать. Слезы лились и тогда, когда с ней говорили о других печальных событиях ее жизни. В клинике неврастеническое состояние больной удалось преодолеть, вместе с ним прошла и депрессия. Но острую боль потери Ю. все еще ощущала.
 
   Перед нами типичная эмотивная личность, которая любое жизненное событие воспринимает серьезнее, чем другие люди. Особенно легко она поддается чувству жалости, сострадания. Но и радостные чувства она переживает глубоко, особенно радости, связанные с детьми, их воспитанием, успехами. Исключительно предана семье – сначала семье родителей, затем своей семье. Смерть мужа стала для Ю. крахом всей жизни. Потерю усугубляло терзающее чувство вины: как же это она упустила, не заметила, ведь он страдал, а она так и не пришла на помощь. У нее появлялись даже мысли о самоубийстве. На этой почве началась острейшая неврастения. Именно поэтому так долго продолжалась у Ю. реактивная депрессия, которая обычно, даже у эмотивных личностей, проходит быстрее.
   К реактивной депрессии близки случаи, когда мягкосердечные личности под влиянием событий испытывают столь острую угнетенность, что теряют силу сопротивляться. Протест против нападок других людей или какие-либо действия наперекор судьбе для них невозможны из-за наличия депрессивного состояния. Привожу описание человека, который стал «мишенью» своих учеников.
 
    Хельмут К. , 1911 г. рожд., уже ребенком был боязлив, поэтому дети часто его дразнили, но не били, так как он заранее избегал этого. Он искал дружбы с детьми спокойными, любил одиночество, природу. В грубых шалостях других детей участия не принимал. Неприятностями делился с матерью. Уже будучи подростком, он нашел сверстников, которые, подобно ему, не хотели принимать участия в грубых выходках, любили совершать прогулки, беседовали о музыке, поэзии. Стал проявлять большой интерес к живописи, с увлечением занимался вопросами, связанными с искусством. В школе у них был строгий учитель, который бил детей, но его эти строгости миновали, особого страха он не испытывал. Однако он часто «плакал за компанию», когда били других детей, что вызывало гнев учителя.
    В дальнейшей своей жизни К. оставался таким же мягкосердечным. Часто грустные фильмы, повести вызывали у него слезы.
    Много лет К. работал картографом, считался хорошим работником. В 1948 г. сдал соответствующие экзамены и стал учителем по картографии в профшколе. В 1963 г. эта школа была ликвидирована, и он начал работать учителем в общеобразовательной школе. Вскоре выяснилось, что он не умеет наладить дисциплину в классе. Он не требовал, а больше просил у учеников послушания, умолял их вести себя подобающим образом, а класс отвечал на это еще большей распущенностью. Например, географическую карту ученики вывешивали вверх ногами, поворачивались к нему спиной; когда он начинал объяснять урок, многие ученики принимались читать вслух. Иногда К. терял терпение и, схватив ученика за шиворот, тряс его. Один мальчик при этом нарочно растянулся на полу и в дальнейшем постоянно это повторял под хохот всего класса. К. часто приходил в отчаяние, плакал перед учениками. Директор школы обвинил его в недисциплинированности класса (К. был классным руководителем). Некоторые родители хотели подать жалобу на К. в суд за то, что он «трясет» детей. «А-а-а, вы уже снова на свободе!» – сказал ему однажды маленький мальчик, которому старший брат рассказывал, будто К. отбывает наказание в тюрьме за то, что повалил своего ученика на пол. Только сердобольные девочки иногда защищали учителя, спорили с классом, а учителю говорили, что он «не должен этого терпеть». Наконец, К. был направлен к врачу для выяснения, может ли он продолжать заниматься преподавательской деятельностью. Так К. попал к нам в клинику.
    Он рассказал, что совершенно растерян, не знает, что делать. Его требования к детям почему-то носят характер просьб, а на просьбы дети отвечают издевательством и грубостями. Дело дошло до того, что он плакал перед классом. Надо сказать, что его мягкая и чуть растерянная манера поведения бросилась нам в глаза и при обследовании. Он чуть не плакал, рассказывая нам о своих злоключениях. С другой стороны, К. с глубоким удовлетворением говорил о своей специальности чертежника. С глубоким чувством он рассказал нам и о некоторых других событиях и связанных с ними переживаниях. Мы подвергли его психотерапевтическому лечению и порекомендовали заниматься со взрослыми: учитель он, видимо, хороший, а во взрослой аудитории трудностей с дисциплиной не будет. 
 
   Обследуемый К. еще в детстве отличался большой душевной мягкостью. Он всегда держался вдали от шаловливых и шумливых детей, любил природу, искусство; печальные события очень удручали его. Уже будучи взрослым, тоже нередко плакал. Чувствительность К. была результатом мягкосердечия. В школе он нередко проливал слезы, когда били его соучеников, но сам наказаний не боялся. Сначала его эмотивность не вела к каким-либо жизненным осложнениям, он охотно и успешно работал чертежником. Но когда он начал преподавать и стал не только обучать подрастающее поколение профессиональным навыкам, но и воспитывать ребят, все изменилось. Ученики скоро поняли, в чем слабость их учителя, и со свойственным детям бездушием стали издеваться над ним. Лишь сердобольные девочки пытались его защищать. Его беспомощность в школе была обусловлена тем, что возмутительное поведение детей подавляло его и он не мог занять энергичную позицию протеста. Бороться с гнусными выходками детей он был не в состоянии, лишь просил пощады, на что дерзкие мальчишки отвечали новой наглостью.
   Эмотивность у детей сопровождается боязливостью. При тщательном обследовании обнаруживается, что эта боязливость связана с общей повышенной чувствительностью ребенка. В этом плане ее и следует здесь рассматривать.
   Привожу пример эмотивного ребенка, описанного Линднер.
 
    Ханс-Иоахим Р. поступил к нам в клинику в 9 лет. Через длительное время после того, как Ханс начал аккуратно ходить на горшок, он вдруг вновь стал пачкать в штаны. Случилось это как раз к тому времени, когда его младший брат научился проситься на горшок.
    У Ханса прекрасные домашние условия. Он старший из четырех детей. Мать не работает, так как полностью посвятила себя детям и хозяйству. Отец серьезный и выдержанный человек, служит главным бухгалтером, много времени и внимания уделяет семье. Все дети развивались нормально. В общем семья вполне благополучная.
    Ханс родился на три недели раньше срока, аккуратность в отправлениях пришла с некоторым опозданием – в 4 года. Мальчик мечтателен, чувствителен к наказаниям, после них долгое время бывает подавленным, угнетенным. Трудно привыкает к новой обстановке, поэтому неохотно ходит с матерью в гости. Вообще незнакомых сторонится, контакты с ним устанавливаются туго. Разлука с членами семьи (например, отец уезжает с другими детьми в отпуск, мать уходит в родильный дом) проходит болезненно. Мать например, уходя в роддом, хотела попрощаться с детьми, но Ханса нигде не было: он оказался у себя в постели и горько рыдал, хотя притворялся спящим. Для Ханса характерна скрытность в чувствах: так, перед отъездом отца он сидел за столом, якобы с интересом углубившись в «Жизнь животных» Брема; он не хотел не только проститься с отъезжающими, но даже посмотреть им вслед из окна, т. е. пытался игнорировать ситуацию, которая слишком глубоко его трогала.
    Во время пребывания Ханса в клинике мы узнали его как тихого, приветливого, очень послушного мальчика. Он охотно и старательно выполнял все поручения и предписания, но на самую незначительную критику реагировал крайне впечатлительно, нередко со слезами. Несмотря на застенчивость Ханса, у него установился хороший контакт с другими детьми. Ему было назначено специальное лечение по поводу энкопреза, и он охотно выполнял все предписания. При выписке из клиники все симптомы заболевания исчезли бесследно.
 
   В том, что ребенок испражнялся в штаны (в дневное время), мы усматриваем желание ребенка вернуть себе заботливость матери. Такой прием явился результатом скрытого «хода» Ханса: младший брат к этому времени как раз научился аккуратно испражняться, у матери «развязались руки», следовательно, она могла «проявить заботу» и о нем, Хансе.
   Боязливости у Ханса мы не наблюдали, однако по натуре он был крайне чувствителен, мягок. Подавленность после наказаний, тяжесть разлуки с близкими, стремление избегать людей малознакомых, слезливость – все это типичные реакции эмотивной личности. Стараясь подавить эти реакции, Ханс избегал ситуаций, которые могли бы их спровоцировать. Так как все грубое ему было противно, он рос славным, чутким и правдивым ребенком.
   У взрослых эмотивный темперамент, как мы видели, нередко является причиной болезненных депрессивных реакций на сильные переживания. У ребенка, чувства которого более преходящи, мы реже сталкиваемся с такими проявлениями: он может быть глубоко потрясен в данный момент каким-то событием, но оно быстро улетучивается из его памяти. Поэтому самоубийства в детском возрасте наблюдаются редко. Возможно, это связано и с предварительным продумыванием, которого требует самоубийство и для которого интеллект ребенка еще не созрел. Случаи самоубийства или попытки к самоубийству в детском возрасте происходят в виде импульсивных действий. Какое-либо тяжелое переживание вызывает глубокую депрессию, возможно, в связи с эмотивным темпераментом и ведет к непродуманной и неподготовленной попытке самоубийства, к счастью, в большинстве случаев неудачной. Попытки самоубийства в детском возрасте встречаются чаще всего в связи с острым и тяжелым страхом перед наказанием.

СОЧЕТАНИЕ АКЦЕНТУИРОВАННЫХ ЧЕРТ ХАРАКТЕРА И ТЕМПЕРАМЕНТА

   Я не ставлю перед собой цель показать все возможные сочетания черт характера и темперамента. Если две или даже несколько представленных параллельно черт не слишком заметно взаимно пересекаются, то, зная эти отдельные черты, нетрудно понять и их комбинации. Взаимосвязь различных черт, которая была проиллюстрирована выше, показала любопытные особенности характера, часто совсем неожиданные. Определенные сочетания черт темперамента между собой и с чертами характера также дают весьма интересные результаты. Мы считаем целесообразным остановиться и на этом вопросе, чтобы восполнить картину акцентуации личности, представить ее исчерпывающим образом.
   Можно было бы предположить, что демонстративная склонность к притворству окажется особенно выраженной в сочетании с гипертимической активностью. Но это допущение справедливо лишь в отношении детского возраста, когда, действительно, нередко при такой комбинации жажда активности влечет за собой целый ряд нечестных поступков. Я детально описал в своей цитированной уже работе одного гипертимически-истерического ребенка. Здесь привожу пример, описанный Бергманом.
 
    Моника К. , 7 лет 11 мес. , поступила в клинику по поводу патологического беспокойства. Отец – большой хвастун, вороватый тип. Разыгрывал из себя «большого человека».
    Уже в 4 года девочка была дикой, неуправляемой, дезорганизовывала детский коллектив. В школе оказалась невыносимой, родители были вынуждены забрать ее. Она постоянно лгала, забирала у детей вещи, которые ей нравились, прогуливала уроки, класс ее «не принял».
    У нас она без всякого стеснения рассказывала о своих выходках, кражах. Никаких признаков стыда, тем более подавленности не было и в помине. Кроме того, Моника все время была неспокойна, ерзала на стуле, говорила возбужденно и без умолку. Вообще настроение у девочки всегда приподнятое.
    С игрушками Моника обращалась на редкость неряшливо. Другие дети в клинике не хотели с ней играть, так как она была нетерпима, груба и бесцеремонна. Однако к взрослым она пыталась втереться в доверие, льстила напропалую, старалась им понравиться.
 
   Выходки Моники характерны для всех гипертимических детей. Но она была еще и воровкой и отъявленной лгуньей в при этом совершенно не сознавала, что ведет себя неподобающим образом. Льстивость по отношению к взрослым и бесцеремонность со сверстниками свидетельствуют об истерических чертах. Если учесть асоциальное поведение Моники, напрашивается плохой прогноз. Но все же не исключен и другой путь развития этой девочки, ибо комбинация данных черт у взрослых не исключает противоположных результатов.
   Гипертимическая жажда деятельности у взрослых далеко не всегда выражается в совершении непорядочных поступков, наоборот, это свойство темперамента нередко ослабляет аморальные проявления. Открытые натуры, которыми большей частью являются представители гипертимического темперамента, избирают прямые пути. Хитрость, неискренность, притворство не вяжутся с их жизненной установкой. Ребенку менее свойственно торможение побуждений, в том числе и нечестных, особенно если речь идет об исполнении его желаний. Кроме того, у детей иногда наблюдается безудержное стремление хотя бы в чем-то себя проявить – своеобразное детское тщеславие. Иногда у ребенка неискренность сочетается с открытым, жизнерадостным поведением. У взрослых параллелизм таких разноплановых свойств личности почти не встречается.
   Описываемое сочетание весьма часто наблюдается у писателей, журналистов, деятельность которых, можно сказать, прямо стимулируется суммой гипертимического темперамента и демонстративного характера. Например, что в первую очередь важно для писателя, журналиста? Открытость миру, впечатлениям и богатство воображения, дар фантазии. Приведу описание одного из четырех описанных нами ранее писателей, являющихся демонстративно-гипертимическими личностями.
 
    Ханс Ш. , 1933 г. рожд. Мать – веселая, словоохотливая, играла в самодеятельном театре. Она хорошо контактировала с окружающими, являлась душой общества, увлекалась музыкой, книгами, живописью. В настоящее время Ш. готовит к изданию дневник своей матери. Обследуемый любит бывать в обществе, где он всегда находится в центре внимания. С детства мечтал стать актером, так как прекрасно умеет вживаться в роль.
    По окончании школы пытался поступить в театральное училище и провалился. Затем он пробовал заняться режиссерской работой, даже сочинил за три дня (!) драму, но и на этом поприще не сумел продвинуться. У него был скандал на любовной почве. В поисках работы устроился наборщиком в типографию и здесь начал писать. Писал новеллы, короткие рассказы сатирического содержания. Как писатель пользовался успехом и хорошо зарабатывал. Женился, но в 28 лет развелся.
    С двадцатилетнего возраста Ш. пьет, постепенно увеличивая дозы, – ему кажется, что в состоянии опьянения лучше идет творческая, писательская работа. На самом же деле он зачастую так напивался что вообще ничего не мог написать. После развода он, несмотря на приличный заработок, влез в долги; вел неупорядоченную половую жизнь. Одна из его «подруг» пыталась покончить жизнь самоубийством.