Страница:
Дистимическая личность также может быть легко распознана в обыкновенной беседе уже по одному застенчивому и безрадостному виду. Мимика у таких людей маловыразительная. При расспросах они обычно подтверждают, что всегда серьезны, а чувства свободной и приятной веселости вообще никогда по-настоящему не испытали. Если серьезность достигает патологической степени, т. е. при субдепрессивной психопатии, это может привести к полной утрате жизнерадостности и общей замедленности реакций.
Как при гипертимическом, так и при дистимическом поведении необходимо предварительно убедиться, что это поведение присуще обследуемому постоянно. Если одно из них периодически сменяется другим, то перед нами аффективно-лабильный темперамент. Люди этого типа, в зависимости от направления и общего тона беседы, могут представляться в одном случае оживленными и веселыми, в другом – тихими и скромными, возможна и средняя позиция темперамента.
Следует отметить, что и многие гипертимические личности в сложной ситуации могут проявить признаки глубокой депрессии, так что, по сути, и их темперамент должен быть отнесен к аффективно-лабильному типу.
Если в момент обследования человек показывает себя ровным и выдержанным, все же при опросе иногда можно довольно быстро убедиться в лабильности его темперамента. Для этого можно привести в разговоре известную антитезу Гете о настроениях – «то возносящийся, ликуя, до небес, то опечаленный смертельно» – и зафиксировать реакцию. В таких случаях при установлении диагноза нужно, кроме того, исключить аффективно-экзальтированный тип темперамента, к которому мы ниже перейдем. Нелегко определить, что именно вызывает колебания в настроении людей с аффективно-лабильным темпераментом – внешние или внутренние причины, поэтому зачастую, несмотря на данную специфику темперамента, следует исключить внешние стимулирующие моменты. Впрочем, и внешние причины могут иногда вызвать такие колебания настроения. И лишь при яркой выраженности аффективно-лабильного темперамента преобладают колебания, связанные с сугубо внутренними мотивировками, но в таких случаях перед нами уже не аффективно-лабильный темперамент, а циклотимия как вид психопатии.
Поскольку колебания поведения при аффективно-лабильном темпераменте могут быть вызваны и внешними причинами, необходимо исключить эмотивный темперамент. Дифференциацию следует проводить по следующим признакам: эмотивные личности бывают глубоко потрясены самим событием, а люди аффективно-лабильного темперамента еще некоторое время после события-стимула продолжают «вибрировать» на струне радостного возбуждения или серьезности, хотя само событие уже давно «снято с повестки дня».
Легче всего убедиться в эмотивности темперамента данного обследуемого, получив утвердительный ответ на вопрос, не слишком ли он мягкосердечен. Под этим подразумевают, что тяжелые переживания чересчур глубоко задевают обследуемого, что он не может «выключиться», его легко растрогать, события, происходящие в романе или фильме, часто вызывают у него слезы. Такие люди предельно жалостливы, детских слез они не выносят и часто начинают плакать вместе с обиженным ребенком. Мужчины стесняются сознаться в чрезмерной слезливости, но они знают свою слабость и признают, что легко поддаются глубокой растроганности. Необходимо спрашивать у людей эмотивного темперамента также и о том, какое впечатление на них оказывают приятные переживания: вызывают ли глубокую реакцию радостные события, счастливые переживания, семейное счастье, красота природы, ощущают ли они трепет перед великими произведениями искусства. Эмоциональные реакции сильнее захватывают таких обследуемых, когда речь идет о печальных событиях, но они необычно сильны также и при радостных. Стоит лишь заговорить о событиях, мало-мальски связанных с эмотивными переживаниями, мимика таких людей всегда выражает мягкосердечие или жалость.
В патологических масштабах эмотивный темперамент перерастает в реактивно-лабильную психопатию. Нередко у таких лиц сталкиваемся с реактивной депрессией, иногда со склонностью к самоубийству.
Переходя к аффективно-экзальтированному темпераменту, заметим, прежде всего, что отчасти он сродни аффективно-лабильному темпераменту, а отчасти – эмотивному. Такие личности склонны к глубокому реагированию на отдельные события, но также и к депрессивным или эйфорическим состояниям в широком общем плане. От лиц, которым присущи эти типы темперамента, они отличаются избытком эмоциональных колебаний. Они с такой же легкостью впадают в безутешное отчаяние, как и погружаются в восторженное блаженство. Человеку, у которого мы предполагаем данный тип темперамента, нужно задавать примерно следующие вопросы: склонен ли он воодушевляться, может ли глубоко и горячо отдаться какому-нибудь делу, испытывать в связи с этим особенно приподнятое настроение; чувствует ли он себя подавленным неприятными переживаниями, склонен ли сразу в таких случаях считать, что «все погибло», смотрит ли на будущее с безнадежностью.
В процессе самой беседы обследуемые также могут занимать то восторженно-радостную позицию по поводу того, что их трогает, то выражать взволнованными словами горестные реакции по поводу печальных событий. Поскольку проявляемые реакции весьма патетичны, легко прийти к заключению о наличии истерических черт характера. Но по ходу беседы мы постепенно убеждаемся в том, что тут имеют место не только яркие внешние проявления, но также и несомненная искренность чувств, т. е. об игре, столь свойственной истерикам, не может быть и речи. Проявляемые экзальтированной личностью чувства внутренне трогают нас, в то время как в беседе с личностью истерической мы постоянно ощущаем, что дальше «фасада» здесь дело не идет. Именно сам характер выражения чувств наводит на эти мысли. Если в подобных случаях профессия обследуемого не связана с артистической деятельностью, то всегда надо специально расспросить его об отношении к искусству, так как артистический вкус, эстетизм часто является характерной чертой этих людей.
Чрезмерное проявление чувств возможно в направлении и радостных, и горестных эмоций, но может быть и так, что эмоциональные переживания касаются в основном одного какого-либо полюса, а уклон в другую сторону возможен лишь в результате особо сильного стимула. При уклоне преимущественно в эйфорическую сторону наблюдаем легко воодушевляемых личностей, в депрессивную – личностей, постоянно готовых впасть в отчаяние, – я предложил бы называть их так.
При избыточных степени и темпе аффективно-экзальтированных реакций, т. е. в тех случаях, когда перед нами аффективно-экзальтированная циклотимия, наблюдается патологическая зависимость от эмоций с тенденцией к реакциям типа короткого замыкания. При психопатии у больных могут также наблюдаться преимущественно противоположные уклоны то к легкому воодушевлению, то к отчаянию.
Тревожность, боязливость может быть как результатом аффективной экзальтации, так и первичным свойством личности. У детей частично отмечается акцентуация личности в плане тревожности, боязливости, у взрослых такая отличительная черта чаще присуща женщинам. При предположении об акцентуированной тревожности рекомендуется расспросить, замечался ли в детстве страх перед темнотой, грозой, животными, особенно собаками, перед старшими детьми и учителями. Таким путем можно получить нужные данные. Если же на подобные вопросы мы не получаем утвердительного ответа, хотя страх и находит подтверждение в анамнезе, то это значит, что его происхождение связано с навязчивым неврозом. Такая дифференциация при наличии у человека навязчивого страха обычно не проводится, но она имеет существенное значение для более точной диагностики личности. Возникновение фобии обычно связано не с первичной боязливостью, тревожностью, а с ананкастическими чертами. Акцентуированная боязливость у ребенка может достигать патологической степени, у взрослых же это наблюдается лишь в случаях угрозы чего-либо извне.
Наконец, чрезвычайно важно не проглядеть отчетливую экстраили интровертированность. Предположим, что мы определяем, не является ли обследуемый экстравертированной личностью. В таком случае следует задавать вопросы, связанные с контактностью данного человека: хорошо ли он устроен в жизни, обладает ли хорошей приспособляемостью к обстоятельствам, легко ли заводит знакомства, вступает в дружеские отношения. К контактности относится и вопрос об отношениях с противоположным полом. Ответы на все эти вопросы не ведут еще к однозначной оценке. Более однозначную оценку можно дать, лишь проверив, соответствует ли мнение обследуемого о социальных, политических, религиозных взглядах, семейных отношениях общераспространенному мнению. Далее спрашиваем, как он проводит свободное время, общается ли с другими людьми (беседа, общие занятия чем-либо с друзьями), а если обследуемый коллекционер, то делится ли он с другими коллекционерами информацией о новых приобретениях. Если обследуемый много читает, спрашиваем, какого рода книги он предпочитает, приемлет ли он читаемое бездумно или размышляет над произведением, что именно интересует обследуемого при чтении книги, просмотре телевизионной программы, сосредоточено ли его внимание на конкретных фактах. Если вопросы не слишком суггестивны, то можно получить вполне достоверные ответы, так как зачисление в категорию экстравертированных людей обследуемые отнюдь не считают для себя постыдным.
Если мы предполагаем интровертированную личность, расспрос нужно также прежде всего начать с вопроса о контактах с людьми. Можно, например, спросить, не трудно ли обследуемому завязывать отношения с окружающими, особенно с лицами противоположного пола. Но и тут важнее другие вопросы: любит ли обследуемый быть один, чтобы подумать, сосредоточенно поразмышлять; любил ли он в детстве коллективные детские игры или предпочитал мастерить что-либо один. Интересно провести с таким человеком беседы на социальную, общественно-политическую и эстетическую темы, чтобы установить, есть ли у него собственное мнение по этим вопросам. Иногда можно поинтересоваться, не возникают ли у него оригинальные идеи. Целесообразно также спросить, как обследуемый проводит свободное время – в кругу семьи, с друзьями или, может быть, за чтением или любимым занятием, в которое вкладывает много творческой фантазии, любит ли он одинокие прогулки, во время которых предается думам и размышлениям.
Если поставить такие, а возможно, и другие вопросы, возникающие по ходу обследования, можно с достоверностью определить экстра или интровертированную акцентуацию. Это подтверждается и поведением обследуемого во время приема.
Экстравертированные личности всегда готовы отвечать на вопросы и очень охотно сообщают сведения о себе. При этом они недолго раздумывают, «выдают» о себе информацию очень быстро, а иногда отвечают с изяществом, в том же тоне и ритме, в котором был задан вопрос. Если, судя по вопросу, ожидается положительный ответ, то они отвечают «да»; если врач невольно предвосхищает отрицательный ответ, то он его и получает. Нужно очень следить за собой, чтобы не дать обследуемому почувствовать, какого ответа от него ждут. В этом отношении интровертированные личности оказываются более самостоятельными и всегда ведут свою линию. Если экстравертированному пациенту дать какой-нибудь совет или врачебную рекомендацию, он сразу готов всему последовать. Если данное качество выражено очень ярко, обследуемый проникается доверием к врачу и все его предписания готов выполнить с детской готовностью. Он сразу начинает видеть во враче друга и чувствовать в нем непререкаемый авторитет.
Интровертированные личности в беседе отличаются сдержанностью, разговорчивыми становятся лишь тогда, когда сообщают о своих идеях или пристрастиях. Вообще часто для ответов таких людей характерна нерешительность: они еще не дали себе отчета в собственной установке.
АКЦЕНТУИРОВАННЫЕ ЧЕРТЫ ЛИЧНОСТИ
ДЕМОНСТРАТИВНЫЕ ЛИЧНОСТИ
Как при гипертимическом, так и при дистимическом поведении необходимо предварительно убедиться, что это поведение присуще обследуемому постоянно. Если одно из них периодически сменяется другим, то перед нами аффективно-лабильный темперамент. Люди этого типа, в зависимости от направления и общего тона беседы, могут представляться в одном случае оживленными и веселыми, в другом – тихими и скромными, возможна и средняя позиция темперамента.
Следует отметить, что и многие гипертимические личности в сложной ситуации могут проявить признаки глубокой депрессии, так что, по сути, и их темперамент должен быть отнесен к аффективно-лабильному типу.
Если в момент обследования человек показывает себя ровным и выдержанным, все же при опросе иногда можно довольно быстро убедиться в лабильности его темперамента. Для этого можно привести в разговоре известную антитезу Гете о настроениях – «то возносящийся, ликуя, до небес, то опечаленный смертельно» – и зафиксировать реакцию. В таких случаях при установлении диагноза нужно, кроме того, исключить аффективно-экзальтированный тип темперамента, к которому мы ниже перейдем. Нелегко определить, что именно вызывает колебания в настроении людей с аффективно-лабильным темпераментом – внешние или внутренние причины, поэтому зачастую, несмотря на данную специфику темперамента, следует исключить внешние стимулирующие моменты. Впрочем, и внешние причины могут иногда вызвать такие колебания настроения. И лишь при яркой выраженности аффективно-лабильного темперамента преобладают колебания, связанные с сугубо внутренними мотивировками, но в таких случаях перед нами уже не аффективно-лабильный темперамент, а циклотимия как вид психопатии.
Поскольку колебания поведения при аффективно-лабильном темпераменте могут быть вызваны и внешними причинами, необходимо исключить эмотивный темперамент. Дифференциацию следует проводить по следующим признакам: эмотивные личности бывают глубоко потрясены самим событием, а люди аффективно-лабильного темперамента еще некоторое время после события-стимула продолжают «вибрировать» на струне радостного возбуждения или серьезности, хотя само событие уже давно «снято с повестки дня».
Легче всего убедиться в эмотивности темперамента данного обследуемого, получив утвердительный ответ на вопрос, не слишком ли он мягкосердечен. Под этим подразумевают, что тяжелые переживания чересчур глубоко задевают обследуемого, что он не может «выключиться», его легко растрогать, события, происходящие в романе или фильме, часто вызывают у него слезы. Такие люди предельно жалостливы, детских слез они не выносят и часто начинают плакать вместе с обиженным ребенком. Мужчины стесняются сознаться в чрезмерной слезливости, но они знают свою слабость и признают, что легко поддаются глубокой растроганности. Необходимо спрашивать у людей эмотивного темперамента также и о том, какое впечатление на них оказывают приятные переживания: вызывают ли глубокую реакцию радостные события, счастливые переживания, семейное счастье, красота природы, ощущают ли они трепет перед великими произведениями искусства. Эмоциональные реакции сильнее захватывают таких обследуемых, когда речь идет о печальных событиях, но они необычно сильны также и при радостных. Стоит лишь заговорить о событиях, мало-мальски связанных с эмотивными переживаниями, мимика таких людей всегда выражает мягкосердечие или жалость.
В патологических масштабах эмотивный темперамент перерастает в реактивно-лабильную психопатию. Нередко у таких лиц сталкиваемся с реактивной депрессией, иногда со склонностью к самоубийству.
Переходя к аффективно-экзальтированному темпераменту, заметим, прежде всего, что отчасти он сродни аффективно-лабильному темпераменту, а отчасти – эмотивному. Такие личности склонны к глубокому реагированию на отдельные события, но также и к депрессивным или эйфорическим состояниям в широком общем плане. От лиц, которым присущи эти типы темперамента, они отличаются избытком эмоциональных колебаний. Они с такой же легкостью впадают в безутешное отчаяние, как и погружаются в восторженное блаженство. Человеку, у которого мы предполагаем данный тип темперамента, нужно задавать примерно следующие вопросы: склонен ли он воодушевляться, может ли глубоко и горячо отдаться какому-нибудь делу, испытывать в связи с этим особенно приподнятое настроение; чувствует ли он себя подавленным неприятными переживаниями, склонен ли сразу в таких случаях считать, что «все погибло», смотрит ли на будущее с безнадежностью.
В процессе самой беседы обследуемые также могут занимать то восторженно-радостную позицию по поводу того, что их трогает, то выражать взволнованными словами горестные реакции по поводу печальных событий. Поскольку проявляемые реакции весьма патетичны, легко прийти к заключению о наличии истерических черт характера. Но по ходу беседы мы постепенно убеждаемся в том, что тут имеют место не только яркие внешние проявления, но также и несомненная искренность чувств, т. е. об игре, столь свойственной истерикам, не может быть и речи. Проявляемые экзальтированной личностью чувства внутренне трогают нас, в то время как в беседе с личностью истерической мы постоянно ощущаем, что дальше «фасада» здесь дело не идет. Именно сам характер выражения чувств наводит на эти мысли. Если в подобных случаях профессия обследуемого не связана с артистической деятельностью, то всегда надо специально расспросить его об отношении к искусству, так как артистический вкус, эстетизм часто является характерной чертой этих людей.
Чрезмерное проявление чувств возможно в направлении и радостных, и горестных эмоций, но может быть и так, что эмоциональные переживания касаются в основном одного какого-либо полюса, а уклон в другую сторону возможен лишь в результате особо сильного стимула. При уклоне преимущественно в эйфорическую сторону наблюдаем легко воодушевляемых личностей, в депрессивную – личностей, постоянно готовых впасть в отчаяние, – я предложил бы называть их так.
При избыточных степени и темпе аффективно-экзальтированных реакций, т. е. в тех случаях, когда перед нами аффективно-экзальтированная циклотимия, наблюдается патологическая зависимость от эмоций с тенденцией к реакциям типа короткого замыкания. При психопатии у больных могут также наблюдаться преимущественно противоположные уклоны то к легкому воодушевлению, то к отчаянию.
Тревожность, боязливость может быть как результатом аффективной экзальтации, так и первичным свойством личности. У детей частично отмечается акцентуация личности в плане тревожности, боязливости, у взрослых такая отличительная черта чаще присуща женщинам. При предположении об акцентуированной тревожности рекомендуется расспросить, замечался ли в детстве страх перед темнотой, грозой, животными, особенно собаками, перед старшими детьми и учителями. Таким путем можно получить нужные данные. Если же на подобные вопросы мы не получаем утвердительного ответа, хотя страх и находит подтверждение в анамнезе, то это значит, что его происхождение связано с навязчивым неврозом. Такая дифференциация при наличии у человека навязчивого страха обычно не проводится, но она имеет существенное значение для более точной диагностики личности. Возникновение фобии обычно связано не с первичной боязливостью, тревожностью, а с ананкастическими чертами. Акцентуированная боязливость у ребенка может достигать патологической степени, у взрослых же это наблюдается лишь в случаях угрозы чего-либо извне.
Наконец, чрезвычайно важно не проглядеть отчетливую экстраили интровертированность. Предположим, что мы определяем, не является ли обследуемый экстравертированной личностью. В таком случае следует задавать вопросы, связанные с контактностью данного человека: хорошо ли он устроен в жизни, обладает ли хорошей приспособляемостью к обстоятельствам, легко ли заводит знакомства, вступает в дружеские отношения. К контактности относится и вопрос об отношениях с противоположным полом. Ответы на все эти вопросы не ведут еще к однозначной оценке. Более однозначную оценку можно дать, лишь проверив, соответствует ли мнение обследуемого о социальных, политических, религиозных взглядах, семейных отношениях общераспространенному мнению. Далее спрашиваем, как он проводит свободное время, общается ли с другими людьми (беседа, общие занятия чем-либо с друзьями), а если обследуемый коллекционер, то делится ли он с другими коллекционерами информацией о новых приобретениях. Если обследуемый много читает, спрашиваем, какого рода книги он предпочитает, приемлет ли он читаемое бездумно или размышляет над произведением, что именно интересует обследуемого при чтении книги, просмотре телевизионной программы, сосредоточено ли его внимание на конкретных фактах. Если вопросы не слишком суггестивны, то можно получить вполне достоверные ответы, так как зачисление в категорию экстравертированных людей обследуемые отнюдь не считают для себя постыдным.
Если мы предполагаем интровертированную личность, расспрос нужно также прежде всего начать с вопроса о контактах с людьми. Можно, например, спросить, не трудно ли обследуемому завязывать отношения с окружающими, особенно с лицами противоположного пола. Но и тут важнее другие вопросы: любит ли обследуемый быть один, чтобы подумать, сосредоточенно поразмышлять; любил ли он в детстве коллективные детские игры или предпочитал мастерить что-либо один. Интересно провести с таким человеком беседы на социальную, общественно-политическую и эстетическую темы, чтобы установить, есть ли у него собственное мнение по этим вопросам. Иногда можно поинтересоваться, не возникают ли у него оригинальные идеи. Целесообразно также спросить, как обследуемый проводит свободное время – в кругу семьи, с друзьями или, может быть, за чтением или любимым занятием, в которое вкладывает много творческой фантазии, любит ли он одинокие прогулки, во время которых предается думам и размышлениям.
Если поставить такие, а возможно, и другие вопросы, возникающие по ходу обследования, можно с достоверностью определить экстра или интровертированную акцентуацию. Это подтверждается и поведением обследуемого во время приема.
Экстравертированные личности всегда готовы отвечать на вопросы и очень охотно сообщают сведения о себе. При этом они недолго раздумывают, «выдают» о себе информацию очень быстро, а иногда отвечают с изяществом, в том же тоне и ритме, в котором был задан вопрос. Если, судя по вопросу, ожидается положительный ответ, то они отвечают «да»; если врач невольно предвосхищает отрицательный ответ, то он его и получает. Нужно очень следить за собой, чтобы не дать обследуемому почувствовать, какого ответа от него ждут. В этом отношении интровертированные личности оказываются более самостоятельными и всегда ведут свою линию. Если экстравертированному пациенту дать какой-нибудь совет или врачебную рекомендацию, он сразу готов всему последовать. Если данное качество выражено очень ярко, обследуемый проникается доверием к врачу и все его предписания готов выполнить с детской готовностью. Он сразу начинает видеть во враче друга и чувствовать в нем непререкаемый авторитет.
Интровертированные личности в беседе отличаются сдержанностью, разговорчивыми становятся лишь тогда, когда сообщают о своих идеях или пристрастиях. Вообще часто для ответов таких людей характерна нерешительность: они еще не дали себе отчета в собственной установке.
АКЦЕНТУИРОВАННЫЕ ЧЕРТЫ ЛИЧНОСТИ
Ниже рассматриваются различные черты характера и темперамента, формирующие человека как личность в тех случаях, когда он представляет собой отклонение от некоего стандарта.
ДЕМОНСТРАТИВНЫЕ ЛИЧНОСТИ
Сущность демонстративного или, при более выраженной акцентуации, истерического типа заключается в аномальной способности к вытеснению. Этим понятием пользовался Фрейд, который, собственно, и ввел его в психиатрию, где оно получило новое содержание, далеко отошедшее от буквального значения этого слова. Смысл процесса вытеснения убедительно иллюстрируется в приведенном ниже отрывке из Ницше («По ту сторону добра и зла»). «Я сделал это – говорит мне память. Я не мог этого сделать – говорит мне гордость, остающаяся в этом споре неумолимой. И вот приходит момент, когда память, наконец, отступает».
Механизм вытеснения нашел свое отражение и в поступках героев Льва Толстого, Ниже мы вернемся к тому, насколько он глубоко – и как художник, и как психолог – описывает подобные внутренние конфликты.
По теории Фрейда, в связи с вытеснением уже в раннем детстве возникает подсознательный психический мир, чрезвычайно действенный, предрасполагающий к возникновению впоследствии невроза. Мы не присоединяемся к соображениям Фрейда, хотя и исходим из аналогичного положения: человек может в определенный момент или даже на очень длительное время вытеснить из памяти знание о событиях, которые не могут не быть ему известны. По сути, каждый из нас обладает способностью поступать подобным образом с неприятными для себя фактами. Однако это вытесненное знание обычно остается у порога сознания, поэтому нельзя полностью игнорировать его. У истериков же эта способность заходит очень далеко: они могут совсем «забыть» о том, чего не желают знать, они способны лгать, вообще не осознавая, что лгут. Лица, вовсе чуждые способности к демонстрации, не поймут разницы и сочтут неправду истерика самой обыкновенной ложью; отсюда и тенденция толковать истерическое притворство как симуляцию,
Никто не станет отрицать, что между «неправдой» истерика и обыкновенной ложью существуют известные переходы, скажем больше: даже истерики в большинстве случаев не столь уж неосознанно лгут и притворяются. И все же стоит обратиться к крайним типам реагирования, наблюдаемым у истериков, как различие сразу бросится в глаза. Истерик способен к вытеснению даже физической боли. Например, вкалывая себе в тело иглы, он может не испытать при этом болезненных ощущений.
Представим себе истерика, который, находясь в заключении, поставил перед собой цель попасть в тюремную больницу. Для этого он решил проглотить черенок ложки или какой-либо другой предмет, что ему и удается, так как он «выключил» неизбежный в подобном случае рвотный рефлекс. Истерик, следовательно, умеет подавлять даже физиологические рефлексы. Человек без такого умения не проглотит обломок ложки даже под страхом смерти, ибо рвотный рефлекс помимо его воли задержит ложку в глотке. Если учесть такого рода факты, нетрудно понять, что истерическая неправдивость существенным образом отличается от сознательной лжи. Подтверждением служит следующее сопоставление. Сознательная ложь чаще всего сопровождается угрызениями совести, боязнью разоблачения. Такая ложь связана со смущением, иногда с замешательством, нередко лжец заливается краской. То ли дело истерики! Они лгут с невинным выражением лица, говорят с собеседником дружелюбно, просто и правдиво. Непринужденность их поведения объясняется тем, что отъявленная ложь для истерика в момент общения становится истиной.
Человек не в силах заведомо лгать, ничем не выдавая себя. Кто способен так искусно управлять мимикой? Она всегда выдаст лгуна. Необходимо преодолеть нечестность внутренне, чтобы начисто ликвидировать ее внешние проявления.
В дальнейшем, при анализе «авантюристических личностей», мы увидим, что залогом успеха людей этой категории является доверие, внушаемое их кажущейся искренностью, возможной благодаря тому, что внутренне они своей лжи не чувствуют.
Несколько иное положение в тех случаях, когда ложь с умыслом становится привычной, когда человек «входит» в нее. Например, человек, несмотря на враждебную внутреннюю настроенность к угнетателю, может проявить по отношению к нему раболепную покорность, для чего отнюдь не обязательно быть истериком. Случаи, когда скромные и робкие люди в процессе общения выражают с собеседником согласие, хотя на самом деле нисколько не разделяют его мнение, общеизвестны. Ложь, продуманная заранее, подготовленная для конкретной ситуации, может быть преподнесена весьма убедительно. Постоянно внушаемое себе обретает в психике людей определенную рельефность, вплоть до превращения в стимул, руководящий их поступками, между тем они ни на минуту не забывают о том, что лгут.
Предположим, кто-то решил обмануть врага. Человек этот может настолько удачно разработать тактику обмана, что и без вытеснения усвоит правдоподобную манеру поведения, тон высказываний. Или другой пример. У могилы завещателя наследник демонстрирует глубокую печаль, хотя внутренне он рад и торжествует. Стоит, однако, событиям сложиться иначе, чем предполагал обманщик, стоит ему попасть в ситуацию непредусмотренную, для которой схема поведения им заранее не разработана, как появятся неуверенность и смятение. Прежде всего это проявится в мимике, а затем и в высказываниях.
В то же время истерик, полностью вжившийся в роль, не нуждается в том, чтобы судорожно приспосабливать свое поведение к неожиданно изменившейся ситуации. Он реагирует всей личностью в плане той роли, которую он в данный момент играет. Это вживание в роль может зайти настолько далеко, что истерик на время перестает принимать в расчет свою конечную цель.
Авантюристические личности порой делают грубейшие «ошибки» в глазах объективного наблюдателя: на какой-нибудь непредвиденный поворот в событиях они, войдя в роль, реагируют импульсивно, ничего не взвешивая, и тем самым выдают себя с головой. Нередко такие срывы облегчают розыскную работу полиции. И если вопреки этим «ошибкам» авантюристические личности все же добиваются своих целей, то тем самым лишь подтверждается известная истина, что окружающих легче убедить уверенной манерой держать себя, чем логическими рассуждениями.
Если же авантюристические личности настолько увлекаются своей ролью, что вредят себе, то это происходит потому, что состояние, вызванное вытеснением, лабильно, неустойчиво.
Истерические лгуны выступают под вымышленными именами и титулами лишь до тех пор, пока в этом есть необходимость. Они никогда не сохраняют фальшивых титулов себе во вред, не появляются под вымышленными именами перед людьми, которые их знают.
Демонстративные личности в любое мгновение могут вытеснить из своей психики знания о каком-либо событии, а при необходимости «вспомнить» о нем. Не исключено, однако, что эти личности полностью могут забыть то, что они длительное время вытесняли из своей психики.
Особенность демонстративных реакций заключается в том, что их начало связано с осознанным или хотя бы частично осознанным стремлением к чему-либо. Ни одно желание не может возникнуть абсолютно неосознанно; не может появиться неосознанно и уверенность, что есть способ приблизиться к осуществлению этого желания. Лишь после того как цель проведена через сознание, дальнейшее может протекать уже неосознанно.
Конечно, намерения могут и не быть сформулированы в виде четких положений, они нередко оказываются стертыми вытеснением. И все же факт, что в какой-то мере, хотя бы частично, сознание истерика участвует в постановке цели, учитывается даже в судебной психиатрии: за проступки истерических обманщиков и аферистов судом предусматривается примерно та же мера наказания, что и за нарушения закона вполне нормальными аферистами. Такой судебный подход не мог бы считаться правомерным, если бы возникновение желаний и целей совсем не контролировалось сознанием.
Истерик хочет того же, чего повседневно пытаются добиться, о чем хлопочут и некоторые неистерические личности: он ищет, например, выход из затруднительного положения, пробует разрешить досадный конфликт, отлынивает от трудоемкой работы, добивается материальных средств для осуществления своих планов, для наслаждения радостями жизни, и ему, как и всем, хотелось бы пользоваться авторитетом в своем окружении.
Надо сказать, что пресловутая «потребность в признании» как одна из мотивировок истерического реагирования часто переоценивается: ведь многие полагают, что именно в ней заключается наиболее характерная особенность истерического типа. Мне трудно понять, как могло укорениться это мнение, которое отстаивает, между прочим, и такой ученый, как К.Шнайдер. Любому врачу хорошо известны, например, так называемые больные рентным истерическим неврозом, которые зачастую не придают ровно никакого значения признанию, а добиваются лишь одного – материальной обеспеченности. Истерические мошенники также чаще всего исходят лишь из соображений корыстных, из денежных интересов. Некоторые истерики действительно стремятся лишь к завоеванию признания. Возможно, в таком случае следует говорить о различиях психического поведения, лежащих вообще за пределами истерии как таковой.
Потребность в признании окружающих существует у множества людей, однако она подвержена значительным индивидуальным колебаниям. Не чужды этого и представители демонстративного типа. Не все истерики жаждут признания в большей степени, чем неакцентуированные личности. Быть может, первые отличаются от вторых не столько наличием данной потребности, сколько упорством, с которым они добиваются своего. Они и здесь вытесняют, т. е. подавляют, тормоза, проявляющиеся обычно у человека, когда он впадает в соблазн выдвинуться, почувствовать себя на первом плане. Так, например, неакцентуированные личности, как правило, сами себя не расхваливают; многие из них, и даже часто, были бы не прочь это делать, однако они опасаются всеобщего неодобрения: ведь известно, что похвала ценна тогда, когда она объективна. Личность демонстративная может вытеснять такие нормальные тормоза и получать удовлетворение от собственного бахвальства. Таким образом, истерик обладает в общем не большей потребностью в признании, чем большинство людей, но тем не менее создается именно такое впечатление, поскольку он более других самонадеян и кичлив.
К словесному самовосхвалению присоединяется тщеславное поведение, стремление всячески привлечь к себе внимание присутствующих. Проявляется это уже в детстве: ребенок в школе рассказывает различные истории, читает стихи и, обладая способностью всех истериков «вживаться» в роль, верно нащупывает нужный тон. То же можно наблюдать, когда маленький «артист» разыгрывает сценки перед сверстниками или взрослыми. Как правило, человек обычно стесняется выделяться, чувствует неловкость, становясь центром внимания; даже в тех случаях, когда его выделяют заслуженно, он смущается. Подобного рода смущение демонстративной личности чуждо, а повышенный интерес со стороны она принимает с величайшим удовольствием и стремится «испить чашу до дна». Любопытно, что если внимание собравшихся, как бывает иногда, носит недоумевающий или даже неодобрительный характер, то истерик легко закрывает на это глаза: лишь бы быть заметным.
Чаще всего именно эту потребность истериков находиться в центре внимания принимают за пресловутую жажду признания. Действительно, многие демонстративные личности отличаются упорным стремлением вызвать к себе внимание окружающих, хотя это тоже свойственно не всем истерикам. Данные черты могут быть связаны не с повышенной потребностью в признании, а с недостатком выдержки, с отсутствием торможения. Поэтому у таких истериков то же свойство выдвигает на передний план иные, хотя также сугубо эгоистические, устремления, например безудержную жажду наживы.
То же следует сказать и о жалости к себе как проявлении демонстративной личности. Человек часто склонен считать, что по отношению к нему совершена несправедливость, что его незаслуженно постиг удар судьбы. Общество не может одобрить в подобных случаях такую субъективную позицию: насколько обоснованны жалобы пострадавшего, судить не ему самому, для этого требуется объективная оценка ситуации со стороны. Зная это, истерикам следовало бы быть сдержаннее в сетованиях и обвинениях. Но и здесь «срабатывает» вытеснение, истерик разражается целыми тирадами о своей горемычной доле, и врач безошибочно распознает, что кроется под страдальческим видом, под позой мученика. Ведь он повседневно наблюдает то же самое у других своих больных, которые «спасаются бегством в болезнь», выдуманными страданиями стараются произвести впечатление на окружающих, разжалобить их. Приходится выслушивать преувеличенные описания болезненных явлений. Каких только подробностей не выслушивает врач! О безумных мучениях, о катастрофе, когда жизнь больного висела на волоске (впрочем, угроза еще не миновала). Все это излагается в спокойной обстановке, в тихом врачебном кабинете, а самое любопытное, что и посетитель не производит впечатления тяжело больного человека: пространные словесные излияния поддерживаются активной жестикуляцией и мимикой. Жалость к себе переплетается с самовосхвалением: уж как больной старался терпеть молча, какую силу духа выказывал, какое самообладание, и все же в конце концов болезнь подкосила его.
Механизм вытеснения нашел свое отражение и в поступках героев Льва Толстого, Ниже мы вернемся к тому, насколько он глубоко – и как художник, и как психолог – описывает подобные внутренние конфликты.
По теории Фрейда, в связи с вытеснением уже в раннем детстве возникает подсознательный психический мир, чрезвычайно действенный, предрасполагающий к возникновению впоследствии невроза. Мы не присоединяемся к соображениям Фрейда, хотя и исходим из аналогичного положения: человек может в определенный момент или даже на очень длительное время вытеснить из памяти знание о событиях, которые не могут не быть ему известны. По сути, каждый из нас обладает способностью поступать подобным образом с неприятными для себя фактами. Однако это вытесненное знание обычно остается у порога сознания, поэтому нельзя полностью игнорировать его. У истериков же эта способность заходит очень далеко: они могут совсем «забыть» о том, чего не желают знать, они способны лгать, вообще не осознавая, что лгут. Лица, вовсе чуждые способности к демонстрации, не поймут разницы и сочтут неправду истерика самой обыкновенной ложью; отсюда и тенденция толковать истерическое притворство как симуляцию,
Никто не станет отрицать, что между «неправдой» истерика и обыкновенной ложью существуют известные переходы, скажем больше: даже истерики в большинстве случаев не столь уж неосознанно лгут и притворяются. И все же стоит обратиться к крайним типам реагирования, наблюдаемым у истериков, как различие сразу бросится в глаза. Истерик способен к вытеснению даже физической боли. Например, вкалывая себе в тело иглы, он может не испытать при этом болезненных ощущений.
Представим себе истерика, который, находясь в заключении, поставил перед собой цель попасть в тюремную больницу. Для этого он решил проглотить черенок ложки или какой-либо другой предмет, что ему и удается, так как он «выключил» неизбежный в подобном случае рвотный рефлекс. Истерик, следовательно, умеет подавлять даже физиологические рефлексы. Человек без такого умения не проглотит обломок ложки даже под страхом смерти, ибо рвотный рефлекс помимо его воли задержит ложку в глотке. Если учесть такого рода факты, нетрудно понять, что истерическая неправдивость существенным образом отличается от сознательной лжи. Подтверждением служит следующее сопоставление. Сознательная ложь чаще всего сопровождается угрызениями совести, боязнью разоблачения. Такая ложь связана со смущением, иногда с замешательством, нередко лжец заливается краской. То ли дело истерики! Они лгут с невинным выражением лица, говорят с собеседником дружелюбно, просто и правдиво. Непринужденность их поведения объясняется тем, что отъявленная ложь для истерика в момент общения становится истиной.
Человек не в силах заведомо лгать, ничем не выдавая себя. Кто способен так искусно управлять мимикой? Она всегда выдаст лгуна. Необходимо преодолеть нечестность внутренне, чтобы начисто ликвидировать ее внешние проявления.
В дальнейшем, при анализе «авантюристических личностей», мы увидим, что залогом успеха людей этой категории является доверие, внушаемое их кажущейся искренностью, возможной благодаря тому, что внутренне они своей лжи не чувствуют.
Несколько иное положение в тех случаях, когда ложь с умыслом становится привычной, когда человек «входит» в нее. Например, человек, несмотря на враждебную внутреннюю настроенность к угнетателю, может проявить по отношению к нему раболепную покорность, для чего отнюдь не обязательно быть истериком. Случаи, когда скромные и робкие люди в процессе общения выражают с собеседником согласие, хотя на самом деле нисколько не разделяют его мнение, общеизвестны. Ложь, продуманная заранее, подготовленная для конкретной ситуации, может быть преподнесена весьма убедительно. Постоянно внушаемое себе обретает в психике людей определенную рельефность, вплоть до превращения в стимул, руководящий их поступками, между тем они ни на минуту не забывают о том, что лгут.
Предположим, кто-то решил обмануть врага. Человек этот может настолько удачно разработать тактику обмана, что и без вытеснения усвоит правдоподобную манеру поведения, тон высказываний. Или другой пример. У могилы завещателя наследник демонстрирует глубокую печаль, хотя внутренне он рад и торжествует. Стоит, однако, событиям сложиться иначе, чем предполагал обманщик, стоит ему попасть в ситуацию непредусмотренную, для которой схема поведения им заранее не разработана, как появятся неуверенность и смятение. Прежде всего это проявится в мимике, а затем и в высказываниях.
В то же время истерик, полностью вжившийся в роль, не нуждается в том, чтобы судорожно приспосабливать свое поведение к неожиданно изменившейся ситуации. Он реагирует всей личностью в плане той роли, которую он в данный момент играет. Это вживание в роль может зайти настолько далеко, что истерик на время перестает принимать в расчет свою конечную цель.
Авантюристические личности порой делают грубейшие «ошибки» в глазах объективного наблюдателя: на какой-нибудь непредвиденный поворот в событиях они, войдя в роль, реагируют импульсивно, ничего не взвешивая, и тем самым выдают себя с головой. Нередко такие срывы облегчают розыскную работу полиции. И если вопреки этим «ошибкам» авантюристические личности все же добиваются своих целей, то тем самым лишь подтверждается известная истина, что окружающих легче убедить уверенной манерой держать себя, чем логическими рассуждениями.
Если же авантюристические личности настолько увлекаются своей ролью, что вредят себе, то это происходит потому, что состояние, вызванное вытеснением, лабильно, неустойчиво.
Истерические лгуны выступают под вымышленными именами и титулами лишь до тех пор, пока в этом есть необходимость. Они никогда не сохраняют фальшивых титулов себе во вред, не появляются под вымышленными именами перед людьми, которые их знают.
Демонстративные личности в любое мгновение могут вытеснить из своей психики знания о каком-либо событии, а при необходимости «вспомнить» о нем. Не исключено, однако, что эти личности полностью могут забыть то, что они длительное время вытесняли из своей психики.
Особенность демонстративных реакций заключается в том, что их начало связано с осознанным или хотя бы частично осознанным стремлением к чему-либо. Ни одно желание не может возникнуть абсолютно неосознанно; не может появиться неосознанно и уверенность, что есть способ приблизиться к осуществлению этого желания. Лишь после того как цель проведена через сознание, дальнейшее может протекать уже неосознанно.
Конечно, намерения могут и не быть сформулированы в виде четких положений, они нередко оказываются стертыми вытеснением. И все же факт, что в какой-то мере, хотя бы частично, сознание истерика участвует в постановке цели, учитывается даже в судебной психиатрии: за проступки истерических обманщиков и аферистов судом предусматривается примерно та же мера наказания, что и за нарушения закона вполне нормальными аферистами. Такой судебный подход не мог бы считаться правомерным, если бы возникновение желаний и целей совсем не контролировалось сознанием.
Истерик хочет того же, чего повседневно пытаются добиться, о чем хлопочут и некоторые неистерические личности: он ищет, например, выход из затруднительного положения, пробует разрешить досадный конфликт, отлынивает от трудоемкой работы, добивается материальных средств для осуществления своих планов, для наслаждения радостями жизни, и ему, как и всем, хотелось бы пользоваться авторитетом в своем окружении.
Надо сказать, что пресловутая «потребность в признании» как одна из мотивировок истерического реагирования часто переоценивается: ведь многие полагают, что именно в ней заключается наиболее характерная особенность истерического типа. Мне трудно понять, как могло укорениться это мнение, которое отстаивает, между прочим, и такой ученый, как К.Шнайдер. Любому врачу хорошо известны, например, так называемые больные рентным истерическим неврозом, которые зачастую не придают ровно никакого значения признанию, а добиваются лишь одного – материальной обеспеченности. Истерические мошенники также чаще всего исходят лишь из соображений корыстных, из денежных интересов. Некоторые истерики действительно стремятся лишь к завоеванию признания. Возможно, в таком случае следует говорить о различиях психического поведения, лежащих вообще за пределами истерии как таковой.
Потребность в признании окружающих существует у множества людей, однако она подвержена значительным индивидуальным колебаниям. Не чужды этого и представители демонстративного типа. Не все истерики жаждут признания в большей степени, чем неакцентуированные личности. Быть может, первые отличаются от вторых не столько наличием данной потребности, сколько упорством, с которым они добиваются своего. Они и здесь вытесняют, т. е. подавляют, тормоза, проявляющиеся обычно у человека, когда он впадает в соблазн выдвинуться, почувствовать себя на первом плане. Так, например, неакцентуированные личности, как правило, сами себя не расхваливают; многие из них, и даже часто, были бы не прочь это делать, однако они опасаются всеобщего неодобрения: ведь известно, что похвала ценна тогда, когда она объективна. Личность демонстративная может вытеснять такие нормальные тормоза и получать удовлетворение от собственного бахвальства. Таким образом, истерик обладает в общем не большей потребностью в признании, чем большинство людей, но тем не менее создается именно такое впечатление, поскольку он более других самонадеян и кичлив.
К словесному самовосхвалению присоединяется тщеславное поведение, стремление всячески привлечь к себе внимание присутствующих. Проявляется это уже в детстве: ребенок в школе рассказывает различные истории, читает стихи и, обладая способностью всех истериков «вживаться» в роль, верно нащупывает нужный тон. То же можно наблюдать, когда маленький «артист» разыгрывает сценки перед сверстниками или взрослыми. Как правило, человек обычно стесняется выделяться, чувствует неловкость, становясь центром внимания; даже в тех случаях, когда его выделяют заслуженно, он смущается. Подобного рода смущение демонстративной личности чуждо, а повышенный интерес со стороны она принимает с величайшим удовольствием и стремится «испить чашу до дна». Любопытно, что если внимание собравшихся, как бывает иногда, носит недоумевающий или даже неодобрительный характер, то истерик легко закрывает на это глаза: лишь бы быть заметным.
Чаще всего именно эту потребность истериков находиться в центре внимания принимают за пресловутую жажду признания. Действительно, многие демонстративные личности отличаются упорным стремлением вызвать к себе внимание окружающих, хотя это тоже свойственно не всем истерикам. Данные черты могут быть связаны не с повышенной потребностью в признании, а с недостатком выдержки, с отсутствием торможения. Поэтому у таких истериков то же свойство выдвигает на передний план иные, хотя также сугубо эгоистические, устремления, например безудержную жажду наживы.
То же следует сказать и о жалости к себе как проявлении демонстративной личности. Человек часто склонен считать, что по отношению к нему совершена несправедливость, что его незаслуженно постиг удар судьбы. Общество не может одобрить в подобных случаях такую субъективную позицию: насколько обоснованны жалобы пострадавшего, судить не ему самому, для этого требуется объективная оценка ситуации со стороны. Зная это, истерикам следовало бы быть сдержаннее в сетованиях и обвинениях. Но и здесь «срабатывает» вытеснение, истерик разражается целыми тирадами о своей горемычной доле, и врач безошибочно распознает, что кроется под страдальческим видом, под позой мученика. Ведь он повседневно наблюдает то же самое у других своих больных, которые «спасаются бегством в болезнь», выдуманными страданиями стараются произвести впечатление на окружающих, разжалобить их. Приходится выслушивать преувеличенные описания болезненных явлений. Каких только подробностей не выслушивает врач! О безумных мучениях, о катастрофе, когда жизнь больного висела на волоске (впрочем, угроза еще не миновала). Все это излагается в спокойной обстановке, в тихом врачебном кабинете, а самое любопытное, что и посетитель не производит впечатления тяжело больного человека: пространные словесные излияния поддерживаются активной жестикуляцией и мимикой. Жалость к себе переплетается с самовосхвалением: уж как больной старался терпеть молча, какую силу духа выказывал, какое самообладание, и все же в конце концов болезнь подкосила его.