– Может, вызвать подмогу? – спросил помощник.
– Нет, – бросил Князь. – Не надо! – И пулей вылетел из машины. – Уже не надо, – добавил он на ходу.
К особняку Чижинского подъехал «БМВ» Старейшины.
Спокойно выйдя из машины, глава московских гару двинулся к дому неторопливой, даже чуть ленивой походкой, держа в руках белый флажок. Он полностью восстановил свои силы и теперь был вполне готов к «переговорам» с Чижинским. Прошествовав под дулами пулеметов, он остановился у двери и вежливо постучал.
– Расстрелять, – коротко приказал Чижинский.
И шесть стволов калибра 12,7 миллиметров ударили по Старейшине.
Точнее – по пустому месту.
Таиться не стоило – Дмитрий наверняка уже предупредил Чижинского, так что Старейшина продемонстрировал свою настоящую силу – вернее, ее краешек. Непробиваемую дверь внесло на два метра внутрь, и Старейшина проник в дом за секунду до того момента, когда первая пуля покинула ствол пулемета.
Теперь надо было найти Чижинского.
– Я настаиваю на эвакуации! – сказал телохранитель, увидев, как вылетела стальная дверь в два сантиметра толщиной.
– Хорошо, – вздохнул старый вампир. Противопоставить что-либо этой твари он сейчас не мог, хотя в отличие от Дмитрия знал, как с ними бороться.
Бронированный лифт, находившийся в комнате, должен был увезти его вниз, к тайному выходу из здания.
– А мы? – подал голос бодигард, наблюдая, как господин исчезает за створками дверей.
– Встретьте гостя.
Но с приказанием охранники не справились. Не успели. Старейшина снес очередную дверь и на огромной скорости пронесся по помещению, легкими и точными движениями ломая шеи, отрывая головы, выдергивая конечности. Затем он просунул пальцы в щель между дверями шахты лифта и, раздвинув их, спрыгнул вниз, на крышу кабины.
Станислав Петрович услышал удар, потолок лифта с ужасающим скрежетом разошелся, и Старейшина оказался перед Чижинским.
– Что ж ты убегаешь от меня, пан Станислав? Хоть бы выслушал!
– Слушаю тебя, – процедил вампир, понимая, что, скорее всего, обречен.
– Ну, я хотел бы извиниться за действия моих подчиненных и… кое-что тебе рассказать!
– Интересный способ приносить извинения, – проскрипел Чижинский.
– Поверь мне, я здесь совершенно ни при чем! – Старейшина прямо-таки источал дружелюбие. – Дело в том, что твоего коллегу, господина Боброва, не устраивает его положение. И он попытался договориться с некоторыми моими подчиненными, которых тоже не устраивает их положение…
– Интересно, – улыбнулся Чижинский. – Он недавно звонил мне и сказал, что ты хотел перевербовать его.
– И ничего больше не сказал? Впрочем, неважно. Дело в том, что он, со своей стороны, обещал моим подчиненным мою ликвидацию, а они ему – твою. Скажем так, у него не получилось, но живым он выбрался. И, видимо, просчитал мои дальнейшие действия, так что решил нас стравить!
– И у тебя, конечно же, есть доказательства?
– А какие доказательства? Бобров напал на меня, Князь со своими подручными – на тебя, тут, знаешь ли, не до сбора доказательств!
– Мой старый и верный враг Дмитрий… – фыркнул Чижинский. – Он всегда был слишком амбициозен. Впрочем, теперь это стало не только его, но и нашей проблемой, а проблемы следует решать.
– Согласен! – судя по лицу Старейшины, он готов был расцеловать Первого Магистра.
Чижинский рефлекторно отшатнулся.
– Так что же ты предлагаешь мне, Старейшина?
– Что предлагаю? Совместно убрать Дмитрия! И его отродье!
– Его участь меня не волнует – делай с ним, что хочешь. Но прежде я желаю смерти каждого, посмевшего напасть на мой дом. Сделай это в знак доброй воли, Старейшина.
– Хорошо! – кивнул вожак гару. – Но ты же понимаешь, что сам я этого сделать не могу – Стая сожрет. Но вот тебе адрес – они там будут. Все.
Старейшина достал из кармана блокнот и протянул Чижинскому. Вампир не успел взять его – рука дгх’анадара внезапно удлинилась, пробила грудь вампира и вышла у него из спины, сжимая в пальцах кусок дряблого, распадающегося на глазах мяса, только что бывший сердцем Древнего.
– Пока, приятель! – проникновенно сказал Старейшина. – Теперь ты уже никому не расскажешь, кто я такой… и как меня убить!
Это касается событий, которые имели место на кладбище в районе Хайгейта в Лондоне, в годы с 1967-го по 1983-й. Это кладбище официально называется кладбищем Святого Джеймса. В своем всемирно известном романе Брэм Стокер назвал его как место захоронения Люси Вестенры, погибшей от рук графа Дракулы.
Современная история вампиров Хайгейта началась с сообщений о призраке, который видели на кладбище по вечерам. Пока циркулировали слухи о привидении, оккультист-исследователь из «Общества исследования вампиров», Син Манчестер, получил сообщение о школьнице Элизабет Войдила и ее подруге, которые утверждали, что видели, как открывались некоторые могилы и оттуда поднимались мертвые. Войдила также сообщила, что ей снятся сны, в которых что-то злое пытается проникнуть в ее спальню.
Через несколько лет Манчестер собрал целый ряд подобных сообщений о необычных явлениях, связанных с этим кладбищем. В 1969 году ночные кошмары вернулись к Войдиле, только на этот раз злобная сила вошла в ее комнату. У нее развились симптомы анемии, а на шее были обнаружены две ранки, так напоминающие классический укус вампира. Манчестер и друг Элизабет, Джон Хокк, лечили ее как жертву вампиризма – наполняли ее жилище чесноком, крестами и святой водой. Вскоре она поправилась.
Тем временем различные люди продолжали сообщать, что видели привидение на кладбище. Поскольку все сообщения были обычными «кладбищенскими историями», на них бы, возможно, не обратили особого внимания. Но обнаружилось, что кладбище и близлежащий парк одно время использовались для темных ритуалов, которые включали в себя убийство животных. У некоторых трупов животных – в основном свиней, полностью отсутствовала кровь, и местные газеты в своих заголовках задавали вопрос: «Разгyливает ли по Хайгейту вампир?»
Немного позже Манчестер сообщил, что беседовал с другой женщиной, у которой были те же симптомы, что и у Войдилы. Молодая женщина, погруженная в гипнотический транс, привела Манчестера к кладбищу.
Манчестер рассказал прессе, что верит, что в Хайгейте обитает настоящий вампир, и что с ним надо обойтись соответственно. Газетная история и последующая передача на независимом телевизионном канале «Темза» привели на кладбище множество любопытствующих. Группа кинолюбителей использовала его как съемочную площадку для фильма «Вампиры в ночи». В пятницу 13 марта 1970 года Манчестер и два его помощника вошли в старый склеп, где было обнаружено три пустых гроба, и в каждый положили крест. Кроме того, углы склепа были засыпаны солью, традиционно используемой для изгнания нечистой силы, и окроплены святой водой.
Тем не менее события развивались драматически: в августе на кладбище было найдено сильно разложившееся тело молодой женщины, причем к ней был применен описанный в книгах ритуал расправы над вампиром – кто-то обезглавил ее и попытался сжечь. Возмущенные люди потребовали, чтобы власти защитили их от нападений сумасшедших, возомнивших себя борцами с нечистой силой. Не прошло и месяца, как полиция задержала двух человек, которые подозревались в совершении преступления. В то время, как полиция проверяла оказавшееся неопровержимым алиби арестованных, несколько могил было вскрыто охотниками-любителями, а мертвые тела пробиты кольями. Сам Манчестер проводил на кладбище обряды по изгнанию нечистой силы и опечатывал подозрительные склепы цементом, замешанным с кусочками чеснока.
В 1973 году уфологи начали расследование по поводу одного дома, находящегося неподалеку от Хайгейтского кладбища. В подвале они обнаружили гроб, в котором, по их мнению, кто-то спал совсем недавно.
В 1980 году в Финчли появились сообщения об обескровленных трупах бродяг. Манчестер посчитал, что причиной этого был вампир, появившийся в результате укуса хайгейтского…
17. Братья и братство
Не дитя, но матерь Ада —
Ночь мудра и первозданна,
На ладонях князя Влада
Ночь черней обсидиана.
В легком танце, в темном сердце
Вечной жизни миг недолог,
Не найдет меня вовеки
Обсидиановый осколок…
Поцелуй, прыжок и клятва,
Ощутимые спиною,
Бедным людям непонятно,
Что со мною.
Что со мною…
Люди, милые, поверьте,
Мне ведь ничего не надо,
Лишь бы знать, что выше смерти
Дух Огня и князя Влада.
Если князя волей судеб
Принесет волна морская,
Вы его убьете, люди, —
Я ведь знаю.
Я ведь знаю…
Вам, бесстрашным детям Солнца,
Ждать в испуге Князя Ночи,
Только к вам он не вернется —
Не захочет.
Не захочет…
Он в усталости нездешней
Смотрит в сумрак поднебесный
И не знает, что на землю
Бог вернул его невесту.
Так напел бродяга-ветер,
Только ветру не скажу я,
Что невеста ждет, тоскуя.
Ждет, тоскуя…
Иногда в часы заката,
Как мне кажется, он рядом.
Пьет вино небесной крови
Долгим взглядом,
Мертвым взглядом.
В этот миг его дыхание
Как дыханье океана…
Я обречь его не в силах —
Я искать его не стану.
Огражу его навечно
Пленом теплого ненастья.
Если князь найдет невесту —
Значит, смерть сыскала князя.
А найти, чтоб потерять,
Той судьбы ему не надо;
Мои слезы на закате —
Капли крови князя Влада…
– Это твои стихи, батя? – спросил удивленный Борис, выслушав Древнего. – Класс! Аж проняло!
– Ну, почему же мои? – ответил слегка польщенный Дмитрий. – Что, уже и поэтов, кроме меня, нет?
В кабине воздушного такси было неожиданно тихо – куда тише, чем в метро. Лишь настигающая время от времени болтанка говорила, что они в воздухе.
– Написала это поэтесса, с нами не общавшаяся. Так сказать, по наитию… Они же сенсы через одного – поэты, хотя больше все революции предсказывают да прочие катаклизмы… Но вот как она узнала, что нас можно легко убить обсидианом…
– Шеф, мы почти прилетели, – прозвучал из динамика над переборкой голос пилота.
– Ну, так садись, давай – постарайся поближе к домику.
Через несколько минут верткий «алуэтт» уже коснулся колесами травы заброшенного поля, некогда принадлежавшего сгинувшему колхозу-миллионеру.
Пилот остался в кабине вертолета – как было оговорено.
Оба вампира направились к небольшому – в три дома – хутору.
А навстречу им уже шел Северьян Кондратьевич Лютоборов – могучий, высокий, рыжий бородач, меньше всего похожий на вампира.
– О-о, кого я вижу! Вспомнил-таки брата! – заключил он Дмитрия в объятия. – Ну, превед, медвед! Так у вас теперь говорят?
– Превед, красавчег! – невольно ухмыльнулся Дмитрий, проглотив уже готовое сорваться с уст сакраментальное «Аkasai dasu». – Никак, и ты к Интернету подключился? – он кивнул на тарелку спутниковой антенны над шиферной кровлей.
– От времени не отстаю, согласно твоим советам! А «птенец» твой, вижу, подрос, подрос – уже синий сегмент в ауре просвечивает…
– Подкрепиться у тебя есть чего?
– Подкрепиться? А как же – найдется! Тут ко мне намедни туристки забрели – девки-байдарочницы. Парочка еще осталась… Разопьем на троих? Шучу! Вообще-то, прибудь ты пару недель назад… Тут километрах в двадцати колония-поселение, а оттуда иногда самовольно уходят, сам понимаешь. Ну, на меня и натыкаются. А мне ведь много не надо…
Они прошли в дом – старик в старомодном костюме и широкополой шляпе, роскошно «упакованный» юноша и мужик деревенского вида в безрукавке на голое тело. Ибо Лютоборов имел редчайшую способность переносить без вреда прямые лучи солнца.
Способность эту он приобрел благодаря сваренному собственноручно эликсиру – правда, как выяснилось вскоре, эликсир давал эту способность лишь одному из ста Древних – остальных девяносто девять просто убивал.
Да, брат Боброва очень сильно отличался от других вампиров.
«Вернее, Ночного Народа», – поправил себя Дмитрий. Хотя уже почти все привыкли называть себя этим словом, заимствованным у людей.
Брат… Подлинный брат по крови, бывший куда ближе Боброву, чем его родные братья, давно ставшие прахом.
Оба они были «птенцами» самого Лютобора – своего рода легенды среди российских вампиров. Языческий волхв любимца гару (!) Велеса, в те времена, когда новая вера сокрушила старых славянских небожителей, в отчаянии переметнулся на сторону вампиров и приобщилсяв надежде на то, что, получив силу Неспящих, сможет искоренить ненавистное христианство.
Очень скоро Лютобор понял тщетность этих надежд, но глубокую ненависть к христианской церкви сохранил до самой смерти.
Поэтому, наверное, он и приобщил именно их. Боярского сына Димитрия Боброва, из рода князей Бобровых, лишенных всего при Иване III за приверженность ереси нестяжателей, и юного послушника Северьяна, бежавшего из церковной тюрьмы, куда угодил за чтение запрещенных книг.
Редкий случай, когда кто-то из вампиров воспитывал двух «птенцов» сразу.
И какими разными получились они!
Бобров так и остался в глубине души князем и, как бы то ни было, старался сохранять верность власти и короне, пусть и обидевшим его.
А Северьян, хоть тоже не из мужиков, вечно влезал во всякие истории с мятежами да крамолой.
Началось с того, что он примкнул к раскольникам, думая, что они сокрушат церковь, и, естественно, был обманут в своих ожиданиях.
Потом участвовал в мятеже Разина, двух стрелецких бунтах и знаменитой Хованщине, лично прикончив двух бояр.
После его угораздило каким-то боком влезть в дело царевича Алексея, хотя и заговора там никакого, по сути, не было. Он едва не лишился головы, но успел вовремя бежать за границу.
Оттуда он прибыл уже при Александре I вместе с возвращающимися из Франции русскими войсками. По его обмолвкам, Дмитрий догадывался, что в годы французской революции Северьян Лютоборов тоже отнюдь не бездельничал. (Да, видать, у них с братом судьба такая – бегать во Францию.)
В декабристской смуте не участвовал, ибо находился на Урале, хотя потом не раз говорил, что, окажись он тогда в Петербурге, быть бы царю Николаю трупом еще до исхода того дня.
Затем вроде успокоился. Видимо, потому, что в своих скитаниях неожиданно увлекся наукой. Именно на этой стезе он и трудился вот уже почти двести лет. Был ассистентом у Пирогова, Мечникова, Менделеева и Павлова (которому даже открылся).
А в семнадцатом вновь вспомнил прошлое: забросил свою частную клинику в Петрограде и примкнул к «взбунтовавшейся черни», как тогда считал оскорбленный в лучших чувствах Бобров.
Впрочем, многие из Ночного Народа тогда пошли в услужение к новой власти, как до того служили князьям и царям.
Но Северьян не стал чекистом, как кое-кто, и вообще не лез в политику, а, как сам говорил, «стал двигать советскую науку». По слухам, по совету Северьяна Чижинский даже пробовал совершить неслыханную в истории рода Неспящих попытку – договориться с властью с открытым забралом. Бобров в это, впрочем, не верил – всему же есть границы!
С новой властью у Лютоборова не очень заладилось. И в Минской тюрьме перед самой войной он как «враг народа» побывал, но сбежал за день до вынесения смертного приговора и за два дня до начала войны, а потом еще полтора года скитался по оккупированной территории, кормясь случайными немцами и полицаями.
И после войны чуть не пострадал за «безродный космополитизм». И с позором был изгнан с факультета биохимии как «приверженец буржуазной лженауки».
Затем вступил в конфликт с парочкой академиков и три года пребывал в почетной отставке на кафедре в Ташкенте, где инсценировал свою гибель в горах, чтобы появиться во Владивостоке с чистыми документами провинциального врача, решившего поступить в местную аспирантуру.
1991 год застал его в должности заместителя директора одного хитрого секретного НИИ, откуда он и ушел на пенсию, заявив вернувшему брату, что ему все надоело и теперь он намерен прожить, сколько ему еще осталось, не вмешиваясь в дела этого безумного мира. Купил хутор на Рязанщине (Бобров помог деньгами), развел пчел и жил, кажется, в свое удовольствие, избегая общества вампиров, хотя мог вполне претендовать на место в Совете.
Именно как к единственному знакомому ученому и единственному ученому-вампиру Дмитрий и намеревался обратиться к брату – в конце концов, аватары Старых Хозяев в некотором роде тоже научная проблема.
Жилище Северьяна выглядело весьма любопытно.
В углу избы-пятистенки, где полагалось висеть иконам, стоял большой плазменный телевизор. У окна на старом деревенском столе располагался компьютер «Армстрад» с много раз переделанной начинкой.
Соседняя стена была сплошь занята книжными стеллажами. На них тома по генетике и биологии соседствовали с истрепанными фривольными романами на французском языке начала прошлого века, а труды отцов церкви – с изданиями по магии и демонологии. Отдельно стояли научные труды самого хозяина, вышедшие в разное время и под разными именами.
Имелся тут еще книжный шкаф, забитый романами о вампирах.
Бобров улыбнулся, вспомнив покрывавшие их страницы комментарии брата, касающиеся качества текста и умственных способностей авторов: «Чушь!!» «Идиотка!!», «Merde!!», «Кретины!», «Хоть бы Джона Ди почитали!», «Незачет по демонологии!!» и, наконец, «Даже кровь выпить за такое мало!»
Он еще раз смерил взглядом брата. Все ж, видать, бурная жизнь пошла Лютоборову на пользу. Выглядел он – ровесник Дмитрия, от силы на полвека, был бодр, здоров и даже вроде как к женщинам по-прежнему не утратил интереса.
Словно вторя последней мысли, Борис вдруг спросил, хитро улыбаясь:
– Дядя Северьян, а их у вас точно нет?
– Кого это? – не понял Древний.
– Ну, девок. Туристок-байдарочниц, – уточнил кайтиф.
Дмитрий в душе посетовал на неотесанность воспитанника, но Северьян совсем не обиделся, а, наоборот, рассмеялся.
– Да какие байдарочницы?! Тут и речки-то нет. Да и вообще, скажу тебе по секрету, – заговорщически понизил он голос, – нам, Древним, эта штука нужна исключительно ТДМ.
– Это как?
– «Только для мочеиспускания»! – опять рассмеялся Северьян. – Медицинский термин такой. Так что пользуйся, пока молодой. Стукнет тебе три сотни – и уже не захочешь ничего. А еще через сотню – и не сможешь… Перерождение желез внутренней секреции, как мне Павлов объяснял…
– Павлов – это у которого собаки? – спросил Борис.
– Вижу, зело учен сей отрок, – утробно загоготал Северьян. – Ладно, Дмитрий, давай, говори. Видать, дело у тебя важное, раз брата вспомнил.
Они молча сидели за столом.
Северьян не закатывал глаза, не переспрашивал, не требовал доказательств, не твердил, что этого не может быть, потому что не может быть никогда… Он молчал и слушал, и выражение его глаз заставляло Дмитрия Боброва испытывать страх.
– Да… – наконец выдавил Лютоборов. – Ну и дела! Напиться бы, да не берет меня зелье проклятое…
Он опять помолчал, а потом спросил:
– Владыка Вод или Великий Скорпион? Как думаешь?
– Скорее, Житель Дебрей, – ответил Дмитрий.
– Вторичный аватар? Или, не дай Вирм, – первичный?
– Скорее третичный. Думаю, будь там прямое порождение кого-то из Старых Хозяев, меня бы уже здесь не было. А еще раньше там была бы наша драгоценная Инквизиция, да не наша Дружина, а Верховная Ложа – с портативной атомной бомбочкой под мышкой! Потому как, подозреваю, на Нихтолько такие средства и подействуют.
– Но победили же их когда-то, – встрял в разговор Борис.
– То когда было, – махнул рукой брат Дмитрия. – Ну, ладно… Что думаешь делать?
– Не знаю… С тобой хотел посоветоваться. Ты у нас все ж ученый муж, да и Лютобор тебе больше открыл из древних тайн…
– Может, сдадим его Священной Дружине? – предложил Северьян, поразмыслив. – Они ж Землю от адских тварей все рвутся защищать, а тут, что называется, натуральная адская тварь! Куда нам, грешным! – старый вампир рассмеялся, хотя смех был не очень веселый.
– Не пойдет, думал уже, – сказал Бобров. – У Дружины же сейчас с «лохматыми» бессрочное перемирие, а мы для них как были, так и остались мерзостью сатанинской. Не поверят. Решат, что мы хотим столкнуть лбами святош и волков. Даже если решат проверить… Ты ж знаешь, неактивировавшийся аватар Изнанки обычной магией не определяется – нужны недели работы. Сперва придется убедить гару отдать нам в карантин Старейшину… Или разоблачить как-нибудь.
– А все же – как их победили? – вновь вмешался Борис.
– Первый раз – шваркнув Атлантиду вместе с десятком миллионов живых душ, если только Папирус Менмаатра не врет, – сообщил Северьян. – Два других – тут уж надо спрашивать у Инквизиции. Хотя вроде там не осталось живых свидетелей. Вроде бы нужно отдать свою бессмертную душу на конечную смерть, и тогда сила Творца спалит отродье дьявольского мира.
– Это как?
– Да не знаю я! – вспылил старик. – Как-как! Каком кверху! Хотя, наверное, у Дружины должны быть какие-то рецепты – на крайний случай…
– А у тебя? – серьезно спросил Дмитрий.
– Добро! – рыжебородый стукнул кулаком по столу. – Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец. И для Старейшины твоего кое-что действительно найдется. Помнишь, был у нас один план? Ну, тот, с вызовом одной симпатичной зверушки…
– Да ты что! – Дмитрий даже привстал. – Да нас раньше эта самая Священная Дружина и уконтрапупит.
– Не уконтрапупит, – усмехнулся Северьян. – Заодно врежем по ним, а то распоясались совсем.
Он поднялся из-за стола, подошел к старинному кованому кольцу в полу и, наклонившись, поднял вырезанную из мореного дуба крышку. Сказал: «Я сейчас», – и спустился в подпол.
Вернулся Северьян оттуда с небольшим металлическим кофром, вызывающим ассоциации с реквизитом фантастических фильмов, и свертком из рогожи.
Бобров опешил:
– Если это то, о чем я думаю, то ты, братец, полный идиот. Держать такую вещь без охраны, в подполе!
– В том-то и дело – кто будет искать такуювещь в подполе, пусть даже у вампира на покое? Да и не ищет уже никто.
– А ты уверен, что… подействует?
– Ну, если ты только не ошибся – и это третичный аватар… Но кто не рискует, тот не пьет шампанское!
«А мы его и не пьем, если на то пошло», – подумал Бобров.
Дмитрий, Северьян и Борис шагали к вертолету.
В тряпице под мышкой Лютоборов нес выточенный из редчайшего красного нефрита меч с рукоятью, обмотанной простым кожаным ремешком.
Это был один из Шестерки Мечей, имя которого вошло в название карт Таро, Мечей, созданных в незапамятные времена в стране, чьи города ныне погребены под стометровыми барханами пустыни Гоби. Этими Мечами можно было поразить любого выходца Извне – будь то призрак, демон, обитатель каждой из шестнадцати Преисподних; и, по слухам, даже Первичную Аватару кого-то из Старых Хозяев не очень высокого ранга.
18. Конец Семьи
– Поднимем же тост в память о Магистре!
– Да возрадуется он в обители Вирма!
– Да свершится месть!
Вампиры подняли бокалы, наполненные еще теплой кровью свежезарезанного бедолаги из Средней Азии, утром нанятого на одном из московских рынков – якобы вскопать грядки в загородном особняке, и дружно опустошили их.
Здесь собрались все четыре десятка Древних вампиров Москвы. Как велит закон – в первую ночь после гибели Магистра.
Со стороны казалось – просто компания солидных людей чуть старше среднего возраста.
Импозантные мужчины, привлекательные зрелые женщины в дорогих платьях.
Мужчины суровы, женщины печальны.
Смерть Чижинского стала тяжелым ударом для них. Тот, кто долгие годы считался бессмертным, теперь стал тленом – тем самым напоминая, что и их участь может быть такой же.
Конечно, вампиры гибли и раньше. Но Чижинский казался вечным.
– Андрей Петрович, как считаете, есть у нас шанс быстро справиться с гару? – осведомилась Тереза Никольская у хозяина четырех супермаркетов Иванова.
– Не думаю, дорогая Тереза. Уж простите за прямоту, но в большой войне нам с ними не тягаться. Нужно что-то другое…
– Полно вам, Андрей Петрович, – недоверчиво произнесла другая дама в зеленом деловом костюме, нервно постукивая по столу тонкими ухоженными пальцами, унизанными платиновыми кольцами с алмазами. Она казалась самой молодой здесь.
– Ох, Сонечка, извини, но в мужских делах ты мало соображаешь.
Софья Ивановна Лаптева пожала плечами. Спорить со своим бывшим барином – а именно Андрей Иванов когда-то по капризу приобщилхорошенькую умную дворовую девку – она не научилась. И поныне одна из воротил элитной московской проституции сохраняла пиетет к бывшему господину.
– Ну уж нет! – вступил в разговор человек, по паспорту бывший Сидором Сидоровичем Сидоровым, а по жизни – известным зубным врачом. На самом деле он был бароном Герардом фон Лампе – и, соответственно, Древним Вампиром. – Я говорил с Арахновым, и он обещал: сегодняшняя ночь станет для оборотней второй Ночью Длинных Ножей.