Страница:
На кончике пера борзописца ерзает пафосное клише. Только через его оптический прицел можно попытаться определить происшедшее. Да будет сказано: "19 декабря 1993 года стало самым черным днем в истории отечественного рок-движения".
Мысль изреченная есть ложь?
Злополучная акция "Русский Прорыв" в столичном ДК им. Горького, в ходе которой столп русского рок-андеграунда Егор Летов соединился с редактором газеты «День» (ныне — "Завтра") Александром Прохановым, что называется, потрясла сознание широких народных масс.
"Как-то это все грязно и мерзко".
"Ну вот, теперь расставлены все точки над "i".
"В крышку нашего гроба забили последний гвоздь".
"Я считаю, что Егор Летов — подонок. С сегодняшнего дня он для меня не существует".
Последняя фраза была сказана мне вечером того же 19 декабря идейным секьюрити одного из московских рок-клубов. Можно было, конечно, ответить из цикла "А что, собственно. Сикстинской мадонне…", но ничего смешного тут, конечно, нет. Все, понятное дело, без преувеличения трагично. Впрочем. Трагедия для Егора Летова всегда была нормой жизни Как, впрочем, и для прорвы других творцов истории человечества.
Пресловутый "правый уклон" в русском рок-андеграунде назревал давно. Ужасы уличной жизни "новой буржуазной" России раздражали подпольных нестяжателей в прямой пропорции к росту «бездушного» ларечного строительства, уверенно сменяя на роли жупела покойную (?) советскую власть. Культовые фигуры московского металла и сибирского панка замаячили со своими телегами в рубрике "Рок: русское сопротивление" пресловутой газеты «День». "Кирилл считает, что в стране просто нужен порядок, русский порядок, уважает А. Баркашова и регулярно читает газету "Русское дело".
Но леворадикальная часть тусовки гнала от себя грустные мысли, так как Егор Летов, самый крупный кит рок-андеграунда, дольше других не спешил поделиться по данному вопросу. Люди еще могли жить своими проблемами и пытаться не думать о друзьях и врагах.
Незадолго до танков на мосту в последнем в ее истории номере газеты «День» (перед чередой смены инкарнаций) появилось автоинтервью Егора.
"…Все мои песни, все мое творчество всегда были направлены против той пресыщенной алчной, лакейской прослойки граждан, учиняющей ныне беспримерно циничный, чудовищный раздор и поругание нашей отчизны, оглушительно ратуя за некоие "общечеловеческие ценности, сводящиеся к идее собственного ожирения за счет обирания и удушения ближнего своего".
Один мой знакомый анархист, ознакомившись с материалом, сказал, что готов расписаться под каждым его словом и не может понять только место публикации.
В принципе, имеют место очевидные веши. Человек, условно скажем, привык ставить духовное выше материального. Допустим, так бывает — хоть и отвыкли нынче от таких явлений. Вокруг себя он видит социальную политику, однозначно вынуждающую всех, без исключения, ставить материальное выше духовного. Это вопрос элементарного выживания. Получается, что люди в плане духовности становятся как-то хуже. Человек начинает напрягаться на такую социальную политику.
Здесь нарисована чистая тезисная схема. Мы не говорим о возможности политической альтернативы — допустим, ее нет. Но нормальный, искренний, душевный человек легко может увидеть сегодняшнюю жизнь в русле нарисованной схемы. При нормальном человеческом взгляде она больше ни на что, к сожалению, не похожа.
Человек недоволен. Если он при всем при том еще и истов, страстен и космичен. Он легко может озвереть — исключительно из лучших чувств.
Удержать его от таких умонастроений могут две вещи: а) умение зарабатывать большие деньги, любовь к этому делу и, соответственно, лояльно-приветливое отношение к текущим социально-экономическим процессам; б) глубокая интеллектуально-политическая рефлексия или чисто интуитивный инстинкт самосохранения. Холодный конструктивный менталитет.
Обе эти вещи — вещи. Вполне годящиеся для обывателя или умеренного интеллигента. Но их совершенно никаким боком невозможно навязать художнику.
И вот 19 декабря Летов смыкается с Прохановым. Их обоих показывают в «Вестях». Летов говорит, что он наконец понял, что всегда был по духу коммунистом краснобригадного толка.
"Левая, правая где сторона?"
Газета «Панорама», помнится, летом 1993 года задалась целью персонифицировать цветовую гамму «красно-коричневой» окраски фронта национального спасения. "Павлов — коричневатый с розовой проседью. Бабурин — розовый. Станислав Терехов — красный. Лысенко — коричневый. Проханов — коричневый в красную полоску".
Можно, конечно, предположить, что Летов видит в Проханове одни полоски, но дело тут не в этом. Александр Баркашов в имидже "романтического камикадзе" явно затмевает седовласого редактора в егоровых глазах — ну и что?
В 1988 году Летов в интервью мне сказал, что он утверждает самоуничтожение как путь к Богу. Концентрат радикального христианства в искусстве? В общем, известный закон: сила произведения искусства зависит от количества жизненной и творческой энергии, которую художник отнял от себя и в него вложил. Но уже перенос этого метола и-i творчества на индивидуальную жизнь художника становится несколько опасен — причем больше не для художника, а для окружающих. Этот эффект превосходно описан в «Некрополе» Ходасевича.
Сейчас Летов переносит идею суицидального пути к Богу на всю Россию. "Давишь, давишь человека, а из него все одно дерьмо идет. Когда же, наконец, пойдет кровь?" В летовской голове вертится грандиозная хлебниковская Вселенная, и по ее меркам крутится маховик ощущения жизни с тотальной гильотиной в финале. "Этой стране необходимо очищение. Очистить ее может только кровь, большая кровь".
Все священные революции в истории человечества, помимо подонков (сегодняшний взгляд) имели в своих рядах честных и искренних людей, ставящих духовное выше материального (вчерашний взгляд, оживающий в Егоре Летове). Обыватели отсиживались. Кровь лилась, но чище от этого ни одна страна не стала. Хотя маяком было очень душевное чувство справедливости и красоты, которого так не хватает в удушливо-ларечном мире чистогана.
"Красота в политике — это кровь.
Красота в искусстве — высший смысл жизни…" (ну, сказал). Но кровь, и это очевидно, отнюдь не высший смысл жизни, так как (да, надо еще раз повторить эту банальность) искусство и политика — две вещи несовместимые и даже противоположные. Май 1968 года обратного не доказал. Лучшая, политика — скучная политика. Честный и пламенный человек в политике'- потенциальный палач народов.
Пастернак говорил, что лучшее время для творчества — тусклый общественно-политический фон, на котором художнику легко и удобно светить. Когда политический фон разгорается, художники неизбежно теряют себя. Творчество сегодняшнего дня находит себя в зловеще-красивых геополитических телегах Дугина и Гейдара Джемаля. Пик творчества Егора Летова пришелся на 1990 год, когда он записал свой "веселый и отчаянный" Прыг-скок. До этого он писал по несколько магнитоальбомов в год, после — за три года сделал единственную программу Сто Лет Одиночества. Первую у Летова, не ставшую для него новым "выходом за флажки". Как сказал бы Сева Новгородцев, "творческий организм начал работать на реверс".
Было бы слишком грубо говорить, что Летов выдохся как художник и искусственно пытается привлечь к себе внимание с помощью дешевых политических трюков типа унии с Прохановым. Наверняка остается место для работы подсознания. Но очевидно, что свое драматическое мироощущение, не находящее личностного выхода в период ослабления творческой интенсивности, Летов сейчас вынужденно распространяет на внетворческие сферы жизни.
Этот синдром повсеместен. Хотя он легко может быть сформулирован как "стихийный бунт русского художественного сознания против бездушия русского капитализма".
Не нужна душа в политике.
Рита Пушкина рассказывает, что ее старые друзья еще по 70-м годам, художники-сюрреалисты, выставлявшиеся на Малой Грузинке, сегодня все скопом полюбили Жириновского.
"Это же сюрреализм в действии!"
Место сюрреализма в живописи. "Не совалась бы ты, девочка, в политику!"
Последнее, что очень важно сказать. Егор Летов надежное место в Вечности себе уже забронировал. Тем проще ему принципиально балансировать на грани. Но грань между временем и вечностью, как выясняется, гораздо отчетливее, чем грань между жизнью и искусством. Между кровью и любовью. "Он надел на себя не кота, а — терновый венец". А жизнь выбирает животное.
Сергей Гурьев.
12.1993 г., "Музыкальный Олимп".
Мысль изреченная есть ложь?
Злополучная акция "Русский Прорыв" в столичном ДК им. Горького, в ходе которой столп русского рок-андеграунда Егор Летов соединился с редактором газеты «День» (ныне — "Завтра") Александром Прохановым, что называется, потрясла сознание широких народных масс.
"Как-то это все грязно и мерзко".
"Ну вот, теперь расставлены все точки над "i".
"В крышку нашего гроба забили последний гвоздь".
"Я считаю, что Егор Летов — подонок. С сегодняшнего дня он для меня не существует".
Последняя фраза была сказана мне вечером того же 19 декабря идейным секьюрити одного из московских рок-клубов. Можно было, конечно, ответить из цикла "А что, собственно. Сикстинской мадонне…", но ничего смешного тут, конечно, нет. Все, понятное дело, без преувеличения трагично. Впрочем. Трагедия для Егора Летова всегда была нормой жизни Как, впрочем, и для прорвы других творцов истории человечества.
Пресловутый "правый уклон" в русском рок-андеграунде назревал давно. Ужасы уличной жизни "новой буржуазной" России раздражали подпольных нестяжателей в прямой пропорции к росту «бездушного» ларечного строительства, уверенно сменяя на роли жупела покойную (?) советскую власть. Культовые фигуры московского металла и сибирского панка замаячили со своими телегами в рубрике "Рок: русское сопротивление" пресловутой газеты «День». "Кирилл считает, что в стране просто нужен порядок, русский порядок, уважает А. Баркашова и регулярно читает газету "Русское дело".
Но леворадикальная часть тусовки гнала от себя грустные мысли, так как Егор Летов, самый крупный кит рок-андеграунда, дольше других не спешил поделиться по данному вопросу. Люди еще могли жить своими проблемами и пытаться не думать о друзьях и врагах.
Незадолго до танков на мосту в последнем в ее истории номере газеты «День» (перед чередой смены инкарнаций) появилось автоинтервью Егора.
"…Все мои песни, все мое творчество всегда были направлены против той пресыщенной алчной, лакейской прослойки граждан, учиняющей ныне беспримерно циничный, чудовищный раздор и поругание нашей отчизны, оглушительно ратуя за некоие "общечеловеческие ценности, сводящиеся к идее собственного ожирения за счет обирания и удушения ближнего своего".
Один мой знакомый анархист, ознакомившись с материалом, сказал, что готов расписаться под каждым его словом и не может понять только место публикации.
В принципе, имеют место очевидные веши. Человек, условно скажем, привык ставить духовное выше материального. Допустим, так бывает — хоть и отвыкли нынче от таких явлений. Вокруг себя он видит социальную политику, однозначно вынуждающую всех, без исключения, ставить материальное выше духовного. Это вопрос элементарного выживания. Получается, что люди в плане духовности становятся как-то хуже. Человек начинает напрягаться на такую социальную политику.
Здесь нарисована чистая тезисная схема. Мы не говорим о возможности политической альтернативы — допустим, ее нет. Но нормальный, искренний, душевный человек легко может увидеть сегодняшнюю жизнь в русле нарисованной схемы. При нормальном человеческом взгляде она больше ни на что, к сожалению, не похожа.
Человек недоволен. Если он при всем при том еще и истов, страстен и космичен. Он легко может озвереть — исключительно из лучших чувств.
Удержать его от таких умонастроений могут две вещи: а) умение зарабатывать большие деньги, любовь к этому делу и, соответственно, лояльно-приветливое отношение к текущим социально-экономическим процессам; б) глубокая интеллектуально-политическая рефлексия или чисто интуитивный инстинкт самосохранения. Холодный конструктивный менталитет.
Обе эти вещи — вещи. Вполне годящиеся для обывателя или умеренного интеллигента. Но их совершенно никаким боком невозможно навязать художнику.
И вот 19 декабря Летов смыкается с Прохановым. Их обоих показывают в «Вестях». Летов говорит, что он наконец понял, что всегда был по духу коммунистом краснобригадного толка.
"Левая, правая где сторона?"
Газета «Панорама», помнится, летом 1993 года задалась целью персонифицировать цветовую гамму «красно-коричневой» окраски фронта национального спасения. "Павлов — коричневатый с розовой проседью. Бабурин — розовый. Станислав Терехов — красный. Лысенко — коричневый. Проханов — коричневый в красную полоску".
Можно, конечно, предположить, что Летов видит в Проханове одни полоски, но дело тут не в этом. Александр Баркашов в имидже "романтического камикадзе" явно затмевает седовласого редактора в егоровых глазах — ну и что?
В 1988 году Летов в интервью мне сказал, что он утверждает самоуничтожение как путь к Богу. Концентрат радикального христианства в искусстве? В общем, известный закон: сила произведения искусства зависит от количества жизненной и творческой энергии, которую художник отнял от себя и в него вложил. Но уже перенос этого метола и-i творчества на индивидуальную жизнь художника становится несколько опасен — причем больше не для художника, а для окружающих. Этот эффект превосходно описан в «Некрополе» Ходасевича.
Сейчас Летов переносит идею суицидального пути к Богу на всю Россию. "Давишь, давишь человека, а из него все одно дерьмо идет. Когда же, наконец, пойдет кровь?" В летовской голове вертится грандиозная хлебниковская Вселенная, и по ее меркам крутится маховик ощущения жизни с тотальной гильотиной в финале. "Этой стране необходимо очищение. Очистить ее может только кровь, большая кровь".
Все священные революции в истории человечества, помимо подонков (сегодняшний взгляд) имели в своих рядах честных и искренних людей, ставящих духовное выше материального (вчерашний взгляд, оживающий в Егоре Летове). Обыватели отсиживались. Кровь лилась, но чище от этого ни одна страна не стала. Хотя маяком было очень душевное чувство справедливости и красоты, которого так не хватает в удушливо-ларечном мире чистогана.
"Красота в политике — это кровь.
Красота в искусстве — высший смысл жизни…" (ну, сказал). Но кровь, и это очевидно, отнюдь не высший смысл жизни, так как (да, надо еще раз повторить эту банальность) искусство и политика — две вещи несовместимые и даже противоположные. Май 1968 года обратного не доказал. Лучшая, политика — скучная политика. Честный и пламенный человек в политике'- потенциальный палач народов.
Пастернак говорил, что лучшее время для творчества — тусклый общественно-политический фон, на котором художнику легко и удобно светить. Когда политический фон разгорается, художники неизбежно теряют себя. Творчество сегодняшнего дня находит себя в зловеще-красивых геополитических телегах Дугина и Гейдара Джемаля. Пик творчества Егора Летова пришелся на 1990 год, когда он записал свой "веселый и отчаянный" Прыг-скок. До этого он писал по несколько магнитоальбомов в год, после — за три года сделал единственную программу Сто Лет Одиночества. Первую у Летова, не ставшую для него новым "выходом за флажки". Как сказал бы Сева Новгородцев, "творческий организм начал работать на реверс".
Было бы слишком грубо говорить, что Летов выдохся как художник и искусственно пытается привлечь к себе внимание с помощью дешевых политических трюков типа унии с Прохановым. Наверняка остается место для работы подсознания. Но очевидно, что свое драматическое мироощущение, не находящее личностного выхода в период ослабления творческой интенсивности, Летов сейчас вынужденно распространяет на внетворческие сферы жизни.
Этот синдром повсеместен. Хотя он легко может быть сформулирован как "стихийный бунт русского художественного сознания против бездушия русского капитализма".
Не нужна душа в политике.
Рита Пушкина рассказывает, что ее старые друзья еще по 70-м годам, художники-сюрреалисты, выставлявшиеся на Малой Грузинке, сегодня все скопом полюбили Жириновского.
"Это же сюрреализм в действии!"
Место сюрреализма в живописи. "Не совалась бы ты, девочка, в политику!"
Последнее, что очень важно сказать. Егор Летов надежное место в Вечности себе уже забронировал. Тем проще ему принципиально балансировать на грани. Но грань между временем и вечностью, как выясняется, гораздо отчетливее, чем грань между жизнью и искусством. Между кровью и любовью. "Он надел на себя не кота, а — терновый венец". А жизнь выбирает животное.
Сергей Гурьев.
12.1993 г., "Музыкальный Олимп".
НЕФОРМАЛЫ ЭНСКА: "БУДЕМ ЖИТЬ ПО ЛЕТОВУ"
Образ жизни тех, кто бывает на концертах рок-музыки, удивляет, а иногда и пугает людей обычных, не имеющих достаточного представления о «тусовках». Однако сами неформалы, привыкшие ко всему, давно уже перестали обращать внимание на то, какой стала их жизнь, воспринимая все перемены как должное и отвергая те "прелести жизни", которыми довольствовались многие.
Песни Егора Летова, привлекавшие меломанов и "ценителей русского рока", звучали на кухнях грязных коммуналок, в общежитских комнатах, где всегда царили хаос и пьяное веселье, разбавленное теми самыми песнями, которые соответствовали внутреннему обличию неформалов, рассуждающих о суициде как о единственном выходе из тупиковых ситуаций, когда уже не было сил на здравые рассуждения, а в умах оседали мутным осадком впечатления ушедших дней. Летов существовал в «мифических» рассказах да магнитофонных записях, он был далек и нереален… пока фаны не попали не его концерт в «пятерке» НГУ.
Небольшой зал, заполненный молодежью, освещают лучи прожекторов, а по ту сторону двери безбилетных неформалов не пускает милиция, надежно охраняя вход в зал. Ругань и крики слышаться долгое время, но потом их перекрывает лавина однообразной музыки — на сцене группа РОДИНА со своим неутомимым вокалистом, который ни минуты не может оставаться в состоянии покоя. Тусовка, заняв места возле сцены, начинает танцевать, но на первый взгляд как-то вяло и безрадостно. Часть молодых людей толчется в баре, распивая разнообразно-безобразные спиртные напитки, смешивая их друг с другом и в пьяном бреду доказывая что-то своим собеседникам, обрывая на полуслове философские фразы о смысле жизни, вслушиваясь в грохот и звон, доносившейся из зала.
Возле сцены тесно — толкаются локтями и запросто могут ударить, но нечаянно. Впечатление такое, что танцуют от нечего делать — лишь бы не остаться без движения, ждут, когда на сцене появится Летов, но, вероятно, это произойдет не так скоро, и еще какое-то время придется воспринимать на слух бесформенные, расплющенные слова. Милиция в дальнем углу зала. Непонимающе смотрят на молодых людей, прыгающих возле сцены; в глазах — напряжение и усталость: недолго и обернуться "безобразными выходками пьяных подростков", однако пока ничего не происходит.
Тусовка перемещается по залу, сигаретный дым повисает в воздухе, не исчезая и не растворяясь, переходя в постоянный туман. Со всех сторон давят, то бросая вперед, то отталкивая назад, и я понимаю, что человеку, попавшему в толпу, бывает сложно из нее выбраться. А на сцене уже совершенно другая группа, которая в считанные минуты «заводит» зал. Толпа колышется, создавая какие-то резкие волнообразные движения из стороны в сторону, последние ряды напирают, и дышать крайне трудно. Если бы на моем месте оказался человек, впервые попавший на концерт, то он наверняка бы подумал о том, что всеми овладел массовый психоз.
Не пытайтесь найти во время концерта хотя бы одного нормального человека, со всеми начинает происходить что-то непонятное, но никто не обращает внимания друг на друга — каждый сам по себе, пока не надоест "прикалываться в одиночку". За дверями зала неформалы, у которых есть наркотик, они знают, что их кайф будет слишком тяжелым, однако ничего не пытаются изменить, уходя от себя и своих проблем. Какой-то хиппи, прислонившись к стенке и безразлично глядя на тех, кто находится рядом, начинает читать свои стихи, но они слишком сложны, чтобы воспринять их в полубредовом, расслабленном состоянии, а потому тусовка, ни слова не говоря, возвращается в полутемный зал.
Летов появляется неожиданно. Под свист и аплодисменты, под возгласы фанов, под вопросительные взгляды тех, кто давно уже искал сходства и различия между Лотовым-поэтом и Летовыи-человеком. И оказалось, что поэт и человек не уживались в одном лице, потому как один противоречил другому, а человек был намного добрее и воплотить свои "песенные теории" в реальную жизнь не мог. Поэт, доведенный до отчаяния в те минуты, когда, на первый взгляд, уже нечем жить, был порою откровенен с листом бумаги, но иногда прятал между строк то, чего не сказал открытым текстом, не сочтя это нужным.
Оказавшись снова в толпе, я понимаю, что у нее все-таки есть одно преимущество — упасть практически невозможно. Летов работает на совесть, и все во много раз лучше, чем на концерте в ДК «Чкалова», от которого осталось впечатление какой-то незавершенности, недосказанности. Здесь все иначе: слушателей во много раз меньше — около ста человек, а потому общаться гораздо легче. По залу шмыгают панки с выбритыми висками, порванными рубашками и многочисленными булавками на джинсах. Обрывки фраз с пресс-конференции с Лотовым придают сил, и в то же время начинает казаться, что концерт закончится с минуты на минуту. Обстановка зала напоминает сейшн для узкого круга. На лицах — ощущение счастья, в глазах — фанатичный блеск. Они считают себя фанами, но редко кто задумывался над тем, нужны ли они своим кумирам. Однако Летов внимателен и вежлив со всеми и на протяжении всей пресс-конференции, которая началась сразу же после концерта. Усталый и скромный, абсолютно не такой, как герои его песен, Летов не оставляет без внимания ни один вопрос, говорит о том, что любит Новосибирск, а к фанам своим относится с уважением — "это такие же люди, как я"; шоу-бизнесом не занимается, потому как считает это мерзким и унизительным, предназначенным для тех, кто не знает, что такое панк-рок. Плавный переход от музыкальных пристрастий к политическим, вопросов о политике задают много, а фраза о том, что "коммунизм и христианство едины; я всегда был коммунистом", изумляет. Летов говорит о бесполезности войн и о том, что "капитализм — это самое сатанинское, что есть на земле". Молодые люди слушают с большим вниманием, хотя несколько лет назад им было плевать на политику, идеалы и смену строя, произошедшую так внезапно. Не было ни призывов, ни клятв о том, что нужно спасать Россию во что бы то ни стало, просто состоялась встреча с человеком, у которого были свои взгляды на жизнь, и заставить его мыслить как-то иначе не удалось бы, наверное, никому…
Ольга МОСКАЛЕНКО
12.1993 г., "Молодая Сибирь", Новосибирск.
Песни Егора Летова, привлекавшие меломанов и "ценителей русского рока", звучали на кухнях грязных коммуналок, в общежитских комнатах, где всегда царили хаос и пьяное веселье, разбавленное теми самыми песнями, которые соответствовали внутреннему обличию неформалов, рассуждающих о суициде как о единственном выходе из тупиковых ситуаций, когда уже не было сил на здравые рассуждения, а в умах оседали мутным осадком впечатления ушедших дней. Летов существовал в «мифических» рассказах да магнитофонных записях, он был далек и нереален… пока фаны не попали не его концерт в «пятерке» НГУ.
Небольшой зал, заполненный молодежью, освещают лучи прожекторов, а по ту сторону двери безбилетных неформалов не пускает милиция, надежно охраняя вход в зал. Ругань и крики слышаться долгое время, но потом их перекрывает лавина однообразной музыки — на сцене группа РОДИНА со своим неутомимым вокалистом, который ни минуты не может оставаться в состоянии покоя. Тусовка, заняв места возле сцены, начинает танцевать, но на первый взгляд как-то вяло и безрадостно. Часть молодых людей толчется в баре, распивая разнообразно-безобразные спиртные напитки, смешивая их друг с другом и в пьяном бреду доказывая что-то своим собеседникам, обрывая на полуслове философские фразы о смысле жизни, вслушиваясь в грохот и звон, доносившейся из зала.
Возле сцены тесно — толкаются локтями и запросто могут ударить, но нечаянно. Впечатление такое, что танцуют от нечего делать — лишь бы не остаться без движения, ждут, когда на сцене появится Летов, но, вероятно, это произойдет не так скоро, и еще какое-то время придется воспринимать на слух бесформенные, расплющенные слова. Милиция в дальнем углу зала. Непонимающе смотрят на молодых людей, прыгающих возле сцены; в глазах — напряжение и усталость: недолго и обернуться "безобразными выходками пьяных подростков", однако пока ничего не происходит.
Тусовка перемещается по залу, сигаретный дым повисает в воздухе, не исчезая и не растворяясь, переходя в постоянный туман. Со всех сторон давят, то бросая вперед, то отталкивая назад, и я понимаю, что человеку, попавшему в толпу, бывает сложно из нее выбраться. А на сцене уже совершенно другая группа, которая в считанные минуты «заводит» зал. Толпа колышется, создавая какие-то резкие волнообразные движения из стороны в сторону, последние ряды напирают, и дышать крайне трудно. Если бы на моем месте оказался человек, впервые попавший на концерт, то он наверняка бы подумал о том, что всеми овладел массовый психоз.
Не пытайтесь найти во время концерта хотя бы одного нормального человека, со всеми начинает происходить что-то непонятное, но никто не обращает внимания друг на друга — каждый сам по себе, пока не надоест "прикалываться в одиночку". За дверями зала неформалы, у которых есть наркотик, они знают, что их кайф будет слишком тяжелым, однако ничего не пытаются изменить, уходя от себя и своих проблем. Какой-то хиппи, прислонившись к стенке и безразлично глядя на тех, кто находится рядом, начинает читать свои стихи, но они слишком сложны, чтобы воспринять их в полубредовом, расслабленном состоянии, а потому тусовка, ни слова не говоря, возвращается в полутемный зал.
Летов появляется неожиданно. Под свист и аплодисменты, под возгласы фанов, под вопросительные взгляды тех, кто давно уже искал сходства и различия между Лотовым-поэтом и Летовыи-человеком. И оказалось, что поэт и человек не уживались в одном лице, потому как один противоречил другому, а человек был намного добрее и воплотить свои "песенные теории" в реальную жизнь не мог. Поэт, доведенный до отчаяния в те минуты, когда, на первый взгляд, уже нечем жить, был порою откровенен с листом бумаги, но иногда прятал между строк то, чего не сказал открытым текстом, не сочтя это нужным.
Оказавшись снова в толпе, я понимаю, что у нее все-таки есть одно преимущество — упасть практически невозможно. Летов работает на совесть, и все во много раз лучше, чем на концерте в ДК «Чкалова», от которого осталось впечатление какой-то незавершенности, недосказанности. Здесь все иначе: слушателей во много раз меньше — около ста человек, а потому общаться гораздо легче. По залу шмыгают панки с выбритыми висками, порванными рубашками и многочисленными булавками на джинсах. Обрывки фраз с пресс-конференции с Лотовым придают сил, и в то же время начинает казаться, что концерт закончится с минуты на минуту. Обстановка зала напоминает сейшн для узкого круга. На лицах — ощущение счастья, в глазах — фанатичный блеск. Они считают себя фанами, но редко кто задумывался над тем, нужны ли они своим кумирам. Однако Летов внимателен и вежлив со всеми и на протяжении всей пресс-конференции, которая началась сразу же после концерта. Усталый и скромный, абсолютно не такой, как герои его песен, Летов не оставляет без внимания ни один вопрос, говорит о том, что любит Новосибирск, а к фанам своим относится с уважением — "это такие же люди, как я"; шоу-бизнесом не занимается, потому как считает это мерзким и унизительным, предназначенным для тех, кто не знает, что такое панк-рок. Плавный переход от музыкальных пристрастий к политическим, вопросов о политике задают много, а фраза о том, что "коммунизм и христианство едины; я всегда был коммунистом", изумляет. Летов говорит о бесполезности войн и о том, что "капитализм — это самое сатанинское, что есть на земле". Молодые люди слушают с большим вниманием, хотя несколько лет назад им было плевать на политику, идеалы и смену строя, произошедшую так внезапно. Не было ни призывов, ни клятв о том, что нужно спасать Россию во что бы то ни стало, просто состоялась встреча с человеком, у которого были свои взгляды на жизнь, и заставить его мыслить как-то иначе не удалось бы, наверное, никому…
Ольга МОСКАЛЕНКО
12.1993 г., "Молодая Сибирь", Новосибирск.
ПРЫГ-СКОК
Прыг-скок — Детские Песенки Егора Летова, выпущенные, как и вся анонсируемая сегодня коллекция CD, в Германии, в представлении не нуждается. Единственно напомним, что посвящался этот альбом памяти омского музыканта из группы ПИК КЛАКСОН Жени Лищенко, а также выступлению сборной Камеруна на чемпионате мира по футболу в Италии в 1990 году, а также выскажем предположение, что с началом нового этапа в жизни музыканта, предположительно назовем его "этапом лимоновского экстремизма", изменится не только его творчество, но и рейтинг, как в среде музыкальной, так и в общественной жизни.
Лариса АЛЕКСЕЕНКО.
1993 г., "Молодая Сибирь".
Лариса АЛЕКСЕЕНКО.
1993 г., "Молодая Сибирь".
НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА, ИЛИ ЕГОРА ЛЕТОВА БОЛЬШЕ НЕТ!
Люди, более или менее интересующиеся музыкой и связанными с нею событиями, знают, что 19 декабря прошлого года в Москве должен был состояться первый официальный концерт группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. Концерт не состоялся. Есть множество точек зрения. Одни считают, что это была провокация, направленная на "уничтожение поголовья панков", другие — что панки сами нарвались, и именно они виноваты в случившемся. Есть мнение, что "все они там психи, и пускай друг друга калечат, меньше психов будет". Какое мнение правильно, решить очень сложно и не нужно, наверное. Со временем все само собой решится и выяснится. А читателям я хочу представить попытку статьи одного панка.
Эта девушка — участница событий, имевших место у ДК им. Горького в Москве. Это мнение человека, который разуверился в своем кумире.
В тексте множество цитат из репертуара ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ.
Текст приводится без изменений.
Н. Катаев.
Хой, панки, слушайте грустную историю — "развеселый анекдотец"…
Центральным телевидением ("МузОбоз") и радио 19 декабря в Москве в ДК Горького был объявлен первый официальный концерт группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. По-моему, все «гробоманы», кто узнал об этом (собралось около трех тысяч (!) панков со всей России), кто как, "по трассе" и "на собаках", съехались хоть раз в жизни увидеть ЕГО — поэта, песни которого нас разбудили! Песни, из-за которых мы и стали панками!
Он пел: "Ржавый бункер — моя свобода!" О, как нам это было понятно! Мы знали, что политика — это «попсня»: "Я убил в себе государство!" Что:
"При любом Госстрое я партизан, при любом режиме я — анархист!" — единственная правильная дорога в жизни…
Он был вождем добровольной армии, другом, пионерской организацией, любимым человеком… Егор Джа Летов — не него молились!
Он предал нас! Концерта не было, да и не могло быть! Его именем нас заманили в ловушку. В здание ДК не пустили никого. Там проходила пресс-конференция партии ЛДПР: Летов, Лимонов, Жириновский (двое последних не приехали). Даже тех «цивилов», которые купили билеты (на концерт, естественно, а не на пресс-конференцию) за 10 тысяч, «менты», улыбаясь, вытолкали дубинками, разрывая билеты. Потом уже те, кто попал внутрь (политики и журналисты), рассказали, что концерт (если это можно назвать концертом (Летов спел четыре песни), был.
А мы не расходились, чего-то ожидая ("это игра в осторожность, а я ни разу не играл в такую игру…"). Да и некуда было идти: москвичей среди нас было мало. Слова Егора (вышедшего на крики: "Егор! Хой!") для нас тогда еще что-то значили, а он сказал: "Концерт будет, стекла не бить!"
Если вы верите в "честное слово" панков, поверьте, мы не били стекла! Это было спровоцировано какими-то нациками. Они ходили в толпе и спрашивали: "Че, на концерт пришел? Вот тебе концерт!" И били. «Менты» их почему-то прикрывали.
Наши костры (зима, вообще-то, холодно) были почему-то расценены как приготовление к наступлению. Они помешаны на войне! А потом на нас напали омоновцы: травили газом, рвали майки с ЕГО портретом, падающих забивали «хакингами» и дубинками. Неужели ты забыл, Егор: "Очень трудно убегать… с бумерангом в голове и с мишенью на спине!" (Как потом оказалось, они были вызваны чуть не для подавления нацистского восстания!!! Для тех же, кто пришел на пресс-конференцию, мы были просто толпой хулиганов. Кто нас поставил меж двух огней?!)
А ОН в это время давал интервью. Сказал, что собирается быть президентом этой страны! (Нас тебе было мало?) ТЫ перестал быть панком. Панк не может быть политиком!
Следующий (что, такой же?) концерт обещал через месяц… Кто на него пойдет? Что он собирается там петь? Старые панковские песни? Или напишет гимн Жириновскому?
Очень на это похоже. Мы — сами выбрали этот путь… Но, если нас всех наглючило, в этой стране начинается кошмар. Лично мы "уходим в подвалы и на подпольные «флеты». Егор, ты слишком много для нас значил! Мы не можем привыкнуть к мысли, что тебя больше нет. Каково нам жить с этой болью? Объясни, может, тебя самого подставили? Возвращайся, пока не поздно! Наш старый Егор!
Младшим из нас 9-10, самым старшим 19. Мы еще не привыкли к предательству. "Иуда будет в раю!"? "Со времени Иисуса невиновных нет!"? Десять человек увезли в реанимацию… Что ТЫ наделал?!
Мы оправимся, залижем раны, уясним уроки и вспомним родное пофигическое: "По барабану!" И будем жить дальше. "И нам на все насрать и растереть!"
А может быть, даже будем продолжать любить ЕГО песни. Песни, которые Он написал, когда был таким же, как мы. Потому что они уже принадлежат Нам, а не ему…
Он предал сам себя! Свои песни и свою жизнь! Ну что же, счастья тебе в Новом, Президент фашистов, Игорь Федорович Летов!
"А небо все точно такое же, как если бы ты не продался!"
От имени и по поручению ВЕТРА.
01.1994 г.
Эта девушка — участница событий, имевших место у ДК им. Горького в Москве. Это мнение человека, который разуверился в своем кумире.
В тексте множество цитат из репертуара ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ.
Текст приводится без изменений.
Н. Катаев.
Хой, панки, слушайте грустную историю — "развеселый анекдотец"…
Центральным телевидением ("МузОбоз") и радио 19 декабря в Москве в ДК Горького был объявлен первый официальный концерт группы ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА. По-моему, все «гробоманы», кто узнал об этом (собралось около трех тысяч (!) панков со всей России), кто как, "по трассе" и "на собаках", съехались хоть раз в жизни увидеть ЕГО — поэта, песни которого нас разбудили! Песни, из-за которых мы и стали панками!
Он пел: "Ржавый бункер — моя свобода!" О, как нам это было понятно! Мы знали, что политика — это «попсня»: "Я убил в себе государство!" Что:
"При любом Госстрое я партизан, при любом режиме я — анархист!" — единственная правильная дорога в жизни…
Он был вождем добровольной армии, другом, пионерской организацией, любимым человеком… Егор Джа Летов — не него молились!
Он предал нас! Концерта не было, да и не могло быть! Его именем нас заманили в ловушку. В здание ДК не пустили никого. Там проходила пресс-конференция партии ЛДПР: Летов, Лимонов, Жириновский (двое последних не приехали). Даже тех «цивилов», которые купили билеты (на концерт, естественно, а не на пресс-конференцию) за 10 тысяч, «менты», улыбаясь, вытолкали дубинками, разрывая билеты. Потом уже те, кто попал внутрь (политики и журналисты), рассказали, что концерт (если это можно назвать концертом (Летов спел четыре песни), был.
А мы не расходились, чего-то ожидая ("это игра в осторожность, а я ни разу не играл в такую игру…"). Да и некуда было идти: москвичей среди нас было мало. Слова Егора (вышедшего на крики: "Егор! Хой!") для нас тогда еще что-то значили, а он сказал: "Концерт будет, стекла не бить!"
Если вы верите в "честное слово" панков, поверьте, мы не били стекла! Это было спровоцировано какими-то нациками. Они ходили в толпе и спрашивали: "Че, на концерт пришел? Вот тебе концерт!" И били. «Менты» их почему-то прикрывали.
Наши костры (зима, вообще-то, холодно) были почему-то расценены как приготовление к наступлению. Они помешаны на войне! А потом на нас напали омоновцы: травили газом, рвали майки с ЕГО портретом, падающих забивали «хакингами» и дубинками. Неужели ты забыл, Егор: "Очень трудно убегать… с бумерангом в голове и с мишенью на спине!" (Как потом оказалось, они были вызваны чуть не для подавления нацистского восстания!!! Для тех же, кто пришел на пресс-конференцию, мы были просто толпой хулиганов. Кто нас поставил меж двух огней?!)
А ОН в это время давал интервью. Сказал, что собирается быть президентом этой страны! (Нас тебе было мало?) ТЫ перестал быть панком. Панк не может быть политиком!
Следующий (что, такой же?) концерт обещал через месяц… Кто на него пойдет? Что он собирается там петь? Старые панковские песни? Или напишет гимн Жириновскому?
Очень на это похоже. Мы — сами выбрали этот путь… Но, если нас всех наглючило, в этой стране начинается кошмар. Лично мы "уходим в подвалы и на подпольные «флеты». Егор, ты слишком много для нас значил! Мы не можем привыкнуть к мысли, что тебя больше нет. Каково нам жить с этой болью? Объясни, может, тебя самого подставили? Возвращайся, пока не поздно! Наш старый Егор!
Младшим из нас 9-10, самым старшим 19. Мы еще не привыкли к предательству. "Иуда будет в раю!"? "Со времени Иисуса невиновных нет!"? Десять человек увезли в реанимацию… Что ТЫ наделал?!
Мы оправимся, залижем раны, уясним уроки и вспомним родное пофигическое: "По барабану!" И будем жить дальше. "И нам на все насрать и растереть!"
А может быть, даже будем продолжать любить ЕГО песни. Песни, которые Он написал, когда был таким же, как мы. Потому что они уже принадлежат Нам, а не ему…
Он предал сам себя! Свои песни и свою жизнь! Ну что же, счастья тебе в Новом, Президент фашистов, Игорь Федорович Летов!
"А небо все точно такое же, как если бы ты не продался!"
От имени и по поручению ВЕТРА.
01.1994 г.
ГРАЖДАНСКАЯ КОРРОЗИЯ РУССКОГО РОК-Н-РОЛЛА
ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА и КОРРОЗИЯ МЕТАЛЛА — довольно популярные среди подростков рок-группы. Более того — КОРРОЗИЮ можно смело считать самой известной хэвиметаллической группой в стране, а ОБОРОНУ — самой известной в среде провинциального андеграунда. Это объективные факты. Неопровержимым фактом стало и то, что оба названия сегодня все более ассоциируются с обыкновенным русским фашизмом.
Если быть точным, ОБОРОНА не коллектив, а проект одного человека, Егора Летопа, вот уже десяток лет наводняющего домодельными магнитоальбомами нею Россию. Магнитиздат — дело нехитрое, а продуктивности нашего Егора, кажется, нет пределов, и он давно уже стал по-настоящему кулычьии фигурой среди всех нечесаных и неучтенных анархистов-панков и просто маргинальных тусовщиков от 13 до 20 лет на бескрайних просторах от Балтики до Курил. Летов, каким мы его знаем в течение последних десяти лет, не вступал в контакты с «истеблишментом», бескомпромиссно опираясь на каноны подпольного существования, оставаясь этаким экзистенциалистом-одиночкой, что и обозначило поэтику и смысл большинства неухоженных и шероховатых, богато снабженных цензурной и нецензурной бранью текстов его песен. Лишь в последнее время он дал согласие на выпуск серии своих пластинок.
Другое дело — КОРРОЗИЯ МЕТАЛЛА. Имея ярко выраженного лидера, господина Троицкого по кличке «Паук», КМ всегда была сплоченным, организованным коллективом, в который входили, помимо музыкантов и менеджеров, еще и звукооператоры, шоу-группа (несколько полноватых голых баб) и целая «индустрия» производства пластинок, значков, организации гастролей и акций: «Паук» сознательно держит курс на воспроизведение "западной модели" шоу-бизнеса, включающее функционирование фэн-клуба, тщательную подготовку к концертам и фестивалям с продуманным (обычно провокационным) сценарием и извлечением посильной денежной прибыли. Уж не знаю, как у них обстоит дело с прибылью, но популярность у группы бешеная: на концертах, как правило, зал битком, да и поклонники у них настоящие, преданные, расклеивающие афиши и помогающие распространять билеты "за идею".
С интересными, четко оформленными идеями до поры до времени было бедновато, но вот новые времена подбрасывают новых, идеологически нагруженных, друзей: г-на Проханова, а теперь, видимо, и г-на Жириновского, и уж теперь-то за идеей дело не постоит. Братание с Жириновским в клубе «Секстон» (тогда в интервью он назвал обе группы своими любимыми), статья Летова в «Дне» и его заседание в одном президиуме с Прохановым, публичное признание Троицкого в симпатиях к Баркашову, и так далее, и так далее: взаимная любовь и дружба быстро перешли из этапа эпатирующих публику заявлений в стадию кропотливой повседневной работы.
Вопреки разному подходу к шоу-бизнесу, у КОРРОЗИИ МЕТАЛЛА и ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ есть много общего (и не только общие партайгеноссе).
Скажем, общее прошлое. Я их ровесник. Думаю, что понимаю, как своей шкурой и юным мозгом, своим сердцем и нервами, болезненно и не без последствий переживали они неизлечимую шизофрению школьно-пионерских лет. Рок-н-ролл был тотальным убежищем. Сегодня мы убеждаемся, что, вполне по Гайдару, каждый воспринимал рок-счастье по-своему, но все хотели в какие-нибудь (хоть бы и метафизические) дальние страны, максимально удаленные от сумасшедшего дома, огражденного границами СССР.
Самыми радикальными рецептами внутри поваренной книги рок-н-ролла были не благородные протесты Леннона и Дилана. Но яркие и безотказно провоцирующие формулы панк-рока и хэви-металла.
Летов выбрал панк. Троицкий — металл. Они сразу стали радикалами — кто-то в Москве, что-то в Омске… К тому моменту, когда они смогли издавать хоть чуть-чуть осмысленные звуки, по стране покатилась перестройка. Первые скандалы, связанные с ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНОЙ и КОРРОЗИЕЙ МЕТАЛЛА, приходятся именно на то время. Скандалы были, в общем, тривиальные, уже описанные в летописи рока. Связанные с несанкционированным творчеством, а также со сломанными креслами и разбитыми окнами. Считалось, что эти мелкие разрушения соцсобственности — суть накладные расходы на прорыв к свободе. В создании их, несомненно, харизматического образа очень важную роль сыграла милиция, зверски избивавшая поклонников ГО, равно как и фанатов КМ, да и самих музыкантов. Более того, свою неумытую руку приложил и пресловутый КГБ, проводивший "оперативные мероприятия" с восемнадцати-двадцатилетними "врагами народа" на том же серьезе, как и с артистом Жженовым в "Судьбе резидента". Жженов в эту игру играл, а Летов с Троицким отказались — и тем заработали сегодняшний, достаточно серьезный, авторитет.
Так создавались лидеры тогдашней "духовной оппозиции", и мало кого по-настоящему интересовало, что стоит за всесокрушающей "новой волной", а сегодня она вполне могла бы выдержать нешуточную правовую экспертизу на предмет обладания авторскими жириновско-анпиловскими правами на уличный будыжник и легкие пехотные сапоги.
Другое дело — КОРРОЗИЯ МЕТАЛЛА. Имея ярко выраженного лидера, господина Троицкого по кличке «Паук», КМ всегда была сплоченным, организованным коллективом, в который входили, помимо музыкантов и менеджеров, еще и звукооператоры, шоу-группа (несколько полноватых голых баб) и целая «индустрия» производства пластинок, значков, организации гастролей и акций: «Паук» сознательно держит курс на воспроизведение "западной модели" шоу-бизнеса, включающее функционирование фэн-клуба, тщательную подготовку к концертам и фестивалям с продуманным (обычно провокационным) сценарием и извлечением посильной денежной прибыли. Уж не знаю, как у них обстоит дело с прибылью, но популярность у группы бешеная: на концертах, как правило, зал битком, да и поклонники у них настоящие, преданные, расклеивающие афиши и помогающие распространять билеты "за идею".
С интересными, четко оформленными идеями до поры до времени было бедновато, но вот новые времена подбрасывают новых, идеологически нагруженных, друзей: г-на Проханова, а теперь, видимо, и г-на Жириновского, и уж теперь-то за идеей дело не постоит. Братание с Жириновским в клубе «Секстон» (тогда в интервью он назвал обе группы своими любимыми), статья Летова в «Дне» и его заседание в одном президиуме с Прохановым, публичное признание Троицкого в симпатиях к Баркашову, и так далее, и так далее: взаимная любовь и дружба быстро перешли из этапа эпатирующих публику заявлений в стадию кропотливой повседневной работы.
Вопреки разному подходу к шоу-бизнесу, у КОРРОЗИИ МЕТАЛЛА и ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ есть много общего (и не только общие партайгеноссе).
Скажем, общее прошлое. Я их ровесник. Думаю, что понимаю, как своей шкурой и юным мозгом, своим сердцем и нервами, болезненно и не без последствий переживали они неизлечимую шизофрению школьно-пионерских лет. Рок-н-ролл был тотальным убежищем. Сегодня мы убеждаемся, что, вполне по Гайдару, каждый воспринимал рок-счастье по-своему, но все хотели в какие-нибудь (хоть бы и метафизические) дальние страны, максимально удаленные от сумасшедшего дома, огражденного границами СССР.
Самыми радикальными рецептами внутри поваренной книги рок-н-ролла были не благородные протесты Леннона и Дилана. Но яркие и безотказно провоцирующие формулы панк-рока и хэви-металла.
Летов выбрал панк. Троицкий — металл. Они сразу стали радикалами — кто-то в Москве, что-то в Омске… К тому моменту, когда они смогли издавать хоть чуть-чуть осмысленные звуки, по стране покатилась перестройка. Первые скандалы, связанные с ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНОЙ и КОРРОЗИЕЙ МЕТАЛЛА, приходятся именно на то время. Скандалы были, в общем, тривиальные, уже описанные в летописи рока. Связанные с несанкционированным творчеством, а также со сломанными креслами и разбитыми окнами. Считалось, что эти мелкие разрушения соцсобственности — суть накладные расходы на прорыв к свободе. В создании их, несомненно, харизматического образа очень важную роль сыграла милиция, зверски избивавшая поклонников ГО, равно как и фанатов КМ, да и самих музыкантов. Более того, свою неумытую руку приложил и пресловутый КГБ, проводивший "оперативные мероприятия" с восемнадцати-двадцатилетними "врагами народа" на том же серьезе, как и с артистом Жженовым в "Судьбе резидента". Жженов в эту игру играл, а Летов с Троицким отказались — и тем заработали сегодняшний, достаточно серьезный, авторитет.
Так создавались лидеры тогдашней "духовной оппозиции", и мало кого по-настоящему интересовало, что стоит за всесокрушающей "новой волной", а сегодня она вполне могла бы выдержать нешуточную правовую экспертизу на предмет обладания авторскими жириновско-анпиловскими правами на уличный будыжник и легкие пехотные сапоги.