Страница:
совсем по-другому".
До недавнего времени Ефимов являлся одним из самых
высокооплачиваемых технических экспертов корпорации
"Локхид". Около года назад он прервал свое сотрудничество с
корпорацией. По данным ГРУ, причиной этого явился отказ
Совета директоров "Локхида" финансировать предложенную
Ефимовым программу создания радарных установок нового
поколения, способных обнаруживать самолеты, созданные по
технологии "Стелс". Не нашли поддержки и предложения Ефимова
по разработке принципиально новой системы радиолокационной
защиты, позволяющей снизить уязвимость обычных летательных
аппаратов для радаров ПВО и ПРО без значительных финансовых
затрат. Корпорации "Локхид" и "Норнтроп", получившие на
реализацию программы "Стелс" многомиллиардные
государственные субсидии, не заинтересованы ни в каком
кардинальном изменении своей политики.
В настоящее время Ефимов читает лекции на
электроинженерном факультете Калифорнийского университета в
Лос-Анжелесе и ведет теоретические исследования в
университетской лаборатории..."
Лейтенант Ермаков подумал, что пора бы ему, пожалуй,
прекращать это путешествие по запретной информационной зоне,
но любопытство пересилило. Что, интересно, удалось
оперативникам узнать об этом таинственном Дубове?
Он вызвал: "Дубов".
На мониторе появилось: "Введите пароль".
Смотри-ка ты! Двойная защита! Надо же! Что же там так
запрятано?
Через сорок минут защита была преодолена. Взломана
мощным интеллектуальным тараном. Рассыпалась и исчезла к
чертям собачьим.
Юрий торжествующе щелкнул мышью и обмер.
С экрана на него смотрел отец.
Этого не могло быть. Но это было.
Да, отец. Неживое, как всегда бывает на фотороботах,
лицо. Широкие тяжелые плечи. Глубоко посаженные глаза.
Взгляд исподлобья.
Брови - его.
Подбородок - его.
Даже небольшой шрам на подбородке.
Тоже его.
Юрий вывел на монитор текст. Он не сомневался в том,
что увидит. И увидел именно то, чего ждал:
"Оперативно-розыскными мероприятиями установлено, что
человек, назвавшийся Дубовым, является генеральным
директором закрытого акционерного общества "Феникс"
генерал-лейтенантом запаса Михаилом Матвеевичем Ермаковым.
Учредитель ЗАО "Феникс" - государственная компания
"Госвооружение".
Юрий набрал: "Госвооружение".
Файл открылся.
В шесть утра лейтенант Ермаков сдал смену и вывел из
внутреннего двора Управления красную "Ниву", подаренную ему
отцом ко дню окончания института. Машинально отметил, что
"Волги" Голубкова и "Ауди" Нифонтова нет. Видно, дождались
сообщения от Пастухова и разъехались по домам. Но мысль эта
была мимолетной, бесследной.
Утренний "пик" еще не наступил, улицы были свободны, но
"Нива" Юрия еле ползла. Он не мог заставить себя ехать
быстрей. Все тело было словно налито свинцом. То, что он
узнал, ошеломило его. Больше всего на свете он сейчас не
хотел увидеть отца. Уже сворачивая с Ленинского проспекта в
арку огромного, сталинской постройки дома, где отец
несколько лет назад купил четырехкомнатную квартиру, он
вспомнил, что не убрал следов своего пребывания в
зашифрованных файлах. Но тут же забыл об этом. Сейчас это не
имело никакого значения.
Возле их подъезда стояла темно-красная 940-я "Вольво" с
тонированными стеклами - служебная машина отца. Ветровое
стекло на водительской дверце было разбито. У машины стояли
два милиционера и молча курили.
Юрий затормозил.
- Что случилось, сержант? - обратился он к одному из
милиционеров. Тот отмахнулся:
- Проезжай, парень, проезжай!
Только тут Юрий увидел на усыпанном триплексной крошкой
асфальте меловой контур человеческого тела. Человек лежал в
позе эмбриона. В районе шеи чернело большое пятно. Это была
кровь.
Юрий выскочил из "Нивы" и рванулся в дом. Не дожидаясь
лифта, взбежал на третий этаж. В квартире было пусто. Лишь
дед Матвей седым сычом сидел на кухне и смолил "Беломор".
Нещадно матеря дерьмократов, которые довели страну, он
сообщил внуку, что вчера вечером машина отца была
обстреляна. Водитель убит. Отец ранен. Сейчас в больнице.
Мать с ним. Они дождутся. Волна народного гнева...
Юрий не слушал.
"Жалко парня".
Значит, Голубков и Нифонтов все-таки говорили о нем?
Значит, они уже знали о покушении?
"Утром сам узнает".
Вот он и узнал.
А что, собственно, он узнал?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
Лейтенант Юрий Ермаков был прав: начальник Управления
по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенант
Нифонтов и начальник Оперативного отдела полковник Голубков
действительно знали о покушении на генерального директора
ЗАО "Феникс", генерал-лейтенанта Михаила Матвеевича
Ермакова. И этой ночью они ждали не шифровки от Пастухова.
Они ждали доклада капитана Евдокимова, который был отправлен
на место происшествия немедленно после того, как о покушении
стало известно.
Шифрограмма Пастухова, важная сама по себе, имела
сейчас второстепенное значение. Она была ожиданyа. А вот то,
что произошло во дворе старого московского дома на Ленинском
проспекте, было полнейшей неожиданностью. Событием
непредугаданным, непредсказанным. А потому требующим самого
тщательного осмысления. И осмысления быстрого.
Промедление таило в себе опасность оказаться в хвосте
событий. Роль наблюдателя, документирующего факты и
выясняющего причинно-следственные связи между ними, может
позволить себе прокуратура. Для контрразведки это
равносильно признанию в собственной несостоятельности. Такая
контрразведка никому не нужна.
Но чтобы понять, нужно знать. Не вообще, а во всех
деталях. Что именно произошло. Когда. Как. При каких
обстоятельствах. Эту информацию и ждали полковник Голубков и
генерал-лейтенант Нифонтов.
Они умели ждать.
И кто бы мог подумать, что такой головокружительный и
опасный оборот примет дело, начавшееся так рутинно!
Обычная проверка.
Правда, по указанию президента.
Куратор так и сказал:
- Президент хочет, чтобы этим занялись вы.
Генерал-лейтенант Нифонтов даже не сразу понял, в чем
суть поручения.
- Чем именно мы должны заняться? - уточнил он.
Этого, похоже, не понимал и сам куратор. Или делал вид,
что не понимает. В этом кабинете не велось случайных
разговоров. И не ставилось случайных вопросов. Возможно,
здесь и трепались о том о сем за чашкой кофе. Но куратор
Управления Олег Иванович П., один из самых влиятельных людей
в администрации президента, и начальник УПСМ
генерал-лейтенант Нифонтов были не в тех отношениях, чтобы
трепаться за чашкой кофе. Отношений не было никаких, кроме
строго официальных.
Вообще-то Нифонтов предполагал, что в этом кабинете он
увидит кого-то другого. В ходе недавней операции "Капкан"
Олег Иванович допустил ошибку, сделал ставку не на ту
фигуру. Но усидел. И сидел прочно, как репка: округлый, с
ранними залысинами, в прекрасном темном костюме. Знающий
цену каждому своему слову и каждому жесту. Не сомневающийся
в том, что его легкое пожатие плеч и чуть разведенные в
стороны руки дают исчерпывающий ответ на вопрос собеседника.
"Я передаю только то, что мне сказано".
Понимай, как знаешь.
Нифонтов понял: куратор хочет дистанцироваться, отстраниться
от этого дела, пропустить его мимо себя. Почему? На то могло быть
много причин. Они не интересовали Нифонтова. Его интересовало
лишь то, что было связано с поручением президента.
- Вызывают сомнения выводы государственной комиссии о
причинах катастрофы "Антея"? - спросил он.
- Речь не только об "Антее", - возразил куратор. - О катастрофе
"Руслана" в Иркутске - тоже. Выводы экспертов не вызывают
сомнений. Но одна катастрофа может быть трагической случайностью.
Когда таких катастроф две и практически подряд, с разрывом меньше
чем в полгода, - это наводит на размышления.
Нифонтов напомнил:
- ФСБ не обнаружила признаков диверсии.
- Президент знаком с заключением ФСБ. У него нет
оснований сомневаться в его достоверности. Но он хочет,
чтобы в этом деле не было ни малейших неясностей. Ни
малейших, генерал. Взгляните на ситуацию со стороны. С
полной непредвзятостью. Это все, что от вас требуется.
Последняя фраза подтвердила предположения Нифонтова:
куратор хочет, чтобы поручение президента выглядело обычной
проверкой.
Проверка так проверка.
Нифонтов сделал то, что и обязан был сделать. Созданная
по его приказу группа из самых опытных экспертов Управления
три недели изучала все материалы, связанные с катастрофами
"Руслана" и "Антея". Оперативный отдел в этой работе не был
задействован, полковник Голубков был занят на другом
направлении. Да и необходимости в его участии не было.
С "Антеем" никаких неясностей не выявилось. Даже
зафиксированная Памирской геофизической обсерваторией
магнитная буря в районе Ала-Тау до минуты совпала со
временем гибели самолета.
С "Русланом" было сложней. Государственная комиссия
пришла к выводу, что причина катастрофы - конструктивные
недостатки двигателей Д-18Т, выпускаемых запорожским заводом
"Мотор Сiч". Моторостроители опротестовали заключение.
Специалисты украинского КБ "Прогресс" провели стендовые
испытания двигателей и доказали, что к трагедии привела
нештатная работа топливной системы "Руслана" - образование в
топливе водокеросинового льда. Фирма "Аэротранс", основной
грузоперевозчик российской государственной компании
"Госвооружение", представила документы, доказывающие, что
топливо, которым был заправлен "Руслан", полностью
соответствовало ГОСТу и техническим условиям,
зафиксированным в договоре с австрийской страховой компанией
"Транс-инвест". Страховка была выплачена. Чтобы избежать
подобных случаев в будущем, КБ "Прогресс" разработало
фильтры-ловушки для водокеросинового льда. Это не было
признанием конструктивных недоработок. Это было нововведение
- "фулпруф", защита от дурака. Конфликт был исчерпан. Все
остались при своих интересах. Кроме экипажа самолета,
сопровождавших груз офицеров и жителей Иркутска, на дома
которых рухнул "Руслан".
В этой истории было непонятно только одно. После такой
страшной катастрофы, унесшей жизни более семидесяти человек,
естественно было ожидать, что фирма "Аэротранс" навсегда
прекратит свое существование, потому что не получит больше
ни одного подряда. Что там ни говори, какие документы ни
представляй, а о качестве топлива должен заботиться
перевозчик. Но этого не произошло. "Аэротранс" осталась
монополистом в сфере транспортировки всего российского
специмущества, в том числе и боевых самолетов, поставляемых
ГК "Госвооружение" и ЗАО "Феникс" в Индию, Китай, Вьетнам,
Малайзию, Финляндию и другие страны. "Аэротрансу"
принадлежал и "Антей", разбившийся в Ала-Тау.
Но в задачу УПСМ не входило вникать во взаимоотношения
руководства "Госвооружения" и "Феникса" со своими
подрядчиками. К поручению президента это касательства не
имело.
По результатам расследования был составлен подробный
отчет. Помятуя, что высокое начальство не любит читать
длинных бумаг, Нифонтов сделал короткое, на страницу,
резюме. Поручение президента можно было считать выполненным.
Так, во всяком случае, казалось до того дня, когда из
штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли на имя полковника Голубкова
пришла шифровка с просьбой о встрече. После возвращения
Голубкова из Будапешта отчет о работе, проделанной
экспертами УПСМ, можно было спокойно отправлять в архив.
Нифонтов не сделал этого из тактических соображений.
Как бы там ни было, но отчет свидетельствовал, что
Управление с полной ответственностью отнеслось к поручению
президента. Работа выполнена быстро и на высоком
профессиональном уровне. Новая информация заставляет
кардинально изменить подход к оценке ситуации. Но это не
обесценивает сделанного.
Он оказался прав. Куратор внимательно прочитал резюме,
полистал отчет и удовлетворенно и даже словно бы с
облегчением кивнул:
- Хорошо. Очень хорошо, генерал. Я доложу президенту,
что вы справились с заданием.
- Я бы не спешил, - ответил Нифонтов. - Появились новые
обстоятельства. Они не позволяет считать дело законченным.
- Вот как? - насторожился куратор. - Почему?
- Посмотрите рапорт полковника Голубкова, вам все
станет ясно.
В рапорт Голубкова были включены выдержки из
расшифровки магнитозаписи его разговора с Коллинзом и та
часть сообщения, где речь шла о катастрофах "Руслана" и
"Антея" и их связи с объемом поставок российских боевых
самолетов талибам. Информацию Коллинза об ученом Ефимове и
его контакте с генеральным директором ЗАО "Феникс" решено
было не включать, она требовала дополнительной проработки.
- Обязательно посмотрю, - пообещал куратор. - Позже.
Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я сделал это немедленно?
У высших государственных чиновников было поразительное
чутье. Еще и слова не сказано, а в голове уже сигнал:
внимание - опасность. И мгновенная, на уровне рефлекса,
реакция: оттянуть, отодвинуть, отдалить необходимость что-то
решать. А потом, спокойно разобравшись, можно решать. Или не
решать. Это уж как получится. Если же припечет, естественно
будет пожать плечами: да, мне передавали какие-то материалы,
но не поставили в известность об их важности и срочности.
Но Нифонтов не намерен был уступать.
- На вашем месте я прочитал бы это сейчас, - сказал он.
Он не добавил: "Иначе я буду вынужден обратиться к пре-
зиденту". Но куратор понял. Начальник УПСМ имел право в
экстремальных ситуациях выходить на президента напрямую.
Реализовать это право всегда было очень трудно. А сейчас,
когда президент то и дело болел, практически невозможно. Но
теоретически такая возможность существовала. И с этим
приходилось считаться.
Куратор внимательно посмотрел на посетителя:
- Так важно?
- Важно - не то слово, - подтвердил Нифонтов.
- Что ж...
Куратор умел быстро схватывать суть. Он прочитал рапорт
Голубкова, просмотрел статистические данные, распечатанные с
дискеты, которую Коллинз передал в Будапеште полковнику
Голубкову, бросил с досадой:
- Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей!.. Кто
знает об этом?
- В ЦРУ?
- У нас!
- Вы, я и полковник Голубков.
- Странная закономерность. Как только в деле появляется
полковник Голубков, тут же возникают проблемы.
- Наоборот, - возразил Нифонтов. - Как только мы
сталкиваемся с проблемами, я вынужден подключать к делу полковника
Голубкова. Этой темой тоже будет заниматься он. Я не могу поручить это
никому другому.
- Начальник Оперативного отдела - генеральская
должность, не так ли? - уточнил куратор. - Почему же он до
сих пор полковник?
Нифонтов внутренне восхитился. До чего же быстро они
умеют считать! Этот сценарий развития событий Нифонтов
предусматривал. Дело будет доложено президенту с указанием,
что руководителем операции назначен полковник Голубков. Вот
тут-то у президента и может возникнуть вопрос: почему этим
делом огромной государственной важности занимается какой-то
полковник? И никакие объяснения не помогут. Если этот
полковник такой незаменимый профессионал, почему он
полковник? А если он не так хорош, почему ему поручено это
важнейшее дело?
На просчет этого варианта, одного из многих, Нифонтов
потратил немало времени. Куратору не понадобилось и десятка
секунд. И теперь крайним оказывался Нифонтов. К вам вопрос,
генерал: почему это Голубков до сих пор полковник?
- Вопрос не ко мне, - ответил Нифонтов. - Я подписал
представление еще год назад.
Куратор кивнул:
- Я буду иметь это в виду.
В расшифровке будапештского разговора он подчеркнул
ключевые фразы:
"Первый же российский истребитель, который поступит к
талибам, будет перехвачен. Какими бы каналами вы ни
воспользовались. Этот факт мы сделаем достоянием мировой
общественности".
- Блеф?
- Не думаю.
- Можете обосновать?
- В США существует государственная компания,
аналогичная нашему "Госвооружению". FMS - Foreign Military
Sales. До недавнего времени ее возглавлял генерал-лейтенант
Томас Райм. За четыре года он продал оружия на семьдесят миллиардов
долларов в сто двадцать стран мира. По нашим данным, сейчас портфель
заказов FMS - больше двадцати миллиардов долларов.
- Какой вывод вы из этого делаете?
- Это не блеф. Слишком большие ставки в игре. Американцы
задействуют все возможности, чтобы сохранить свои позиции на
мировом рынке вооружений. А возможности у них очень большие.
Огромные. Нет, это не блеф.
Куратор на мгновение задумался. Затем решительно
произнес:
- Этого нельзя допустить.
- Поэтому я и попросил вас срочно меня принять. Нужно немедленно
прекратить поставки самолетов талибам.
В голосе куратора появились жесткие нотки:
- Мы не продаем самолетов талибам. И вам, генерал,
должно быть об этом известно.
- Мне об этом ничего не известно, - возразил Нифонтов.
- А мне известно.
- В таком случае не о чем беспокоиться.
Куратор нахмурился. В этом кабинете так не разговаривали. Во
всем этом здании, выходившим тяжелым фасадом на
Китай-город, так не разговаривали никогда. Здесь посетители
были обязаны понимать все без слов. И понимали. Во все
времена. А кто не понимал, здесь больше не появлялся. За ним
закрывалась дубовая дверь парадного, и он навсегда исчезал в
безликой толпе, снующей по своим муравьиным делам.
Нифонтову показалось на миг, что куратор сейчас скажет
то, что на его месте сказал бы сам Нифонтов. Он сказал бы:
"Давайте, генерал, называть вещи своими именами. Мы оба
прекрасно знаем, что Россия вынуждена торговать своими
вооружениями в обход международных правил. Вынуждена - в
силу острейшей экономической ситуации. Мы продаем оружие
всем, кто может платить валютой, хотя это иногда и
противоречит долгосрочным интересам России. Поэтому оставим
оценки на суд потомкам, а сами займемся делом. Мы не можем
сорвать поставки по уже заключенным контрактам. Но не можем
и допустить огласки. Действия ЦРУ необходимо нейтрализовать.
Давайте подумаем, каким образом это сделать".
Вот так бы сказал генерал-лейтенант Нифонтов. Куратор
сказал не так. Поэтому, вероятно, он и сидел за столом, а
Нифонтов в своем генеральском мундире с двумя рядами
наградных планок - в приставном кресле для посетителей.
Куратор сказал:
- Россия не продает талибам оружия. Но мы не можем
исключать, что наши боевые самолеты каким-то образом
оказываются у них. Я согласен с вашей оценкой. Ставки
действительно очень высоки. ЦРУ воспользуется любым
предлогом, чтобы избавиться от конкурента на рынке
вооружений. Мы должны блокировать эту провокацию. Любой
ценой. И когда я говорю "любой ценой", это и значит любой
ценой. Вам все ясно, генерал?
- Все, - кивнул Нифонтов.
- Я доложу президенту, что ваше Управление выполнило
его поручение. Но в связи с вновь открывшимися обстоятельствами
вы считаете необходимым углубить расследование.
- Мы? - переспросил Нифонтов.
- Да, вы. Разве это не так? Я поддерживаю ваше
предложение. Полагаю, на этом этапе нет необходимости
занимать внимание президента подробностями.
- Вам видней.
- Общее руководство поручается лично вам. Подбор
команды - на ваше полное усмотрение. Начинайте немедленно.
Считайте, что это приказ президента. Вы могли заметить,
генерал, что не в моих правилах докучать вам мелкой опекой.
Но в данном случае попрошу все ваши мероприятия
документировать самым тщательным образом. Надеюсь, не нужно
объяснять, для чего.
- Не нужно. Разумеется, мы будем все надлежащим образом
оформлять. Хотя я не вижу в этом никакого смысла. Если мы
сумеем предотвратить операцию ЦРУ, эта писанина никому не
понадобится. А если нет - тем более. Никто не будет в ней
разбираться. Нам просто дадут по шеям - и это лучшее, на что
мы можем рассчитывать.
- Да, у вас трудное положение, - посочувствовал
куратор.
Нифонтов ощутил резкое раздражение.
- У нас? - спросил он. - А у вас?
Чхать он хотел на то, что подумает о нем этот
высокопоставленный чинодрал. В этом кабинете никогда так не
разговаривали? Так теперь будут, привыкай. Ты сейчас от меня
зависишь. И я тебя, сукин сын, заставлю работать.
По-настоящему, без дураков. Забудешь все свое словоблудие.
Аппаратные игры.
- Мы выполним приказ президента, - продолжал Нифонтов.
- Но у меня три условия. Первое. Я должен иметь чрезвычайные
полномочия. Мои распоряжения должны быть обязательны для
всех спецслужб и государственных организаций независимо от
их ведомственной принадлежности. И выполняться немедленно,
без каких-либо согласований. Мои люди должны иметь доступ ко
всей информации. К документации авиазаводов и
"Госвооружения". В том числе - к базам данных "Аэротранса",
"Феникса" и связанных с ними банков.
- Это коммерческие структуры, - напомнил куратор.
- Меня это не интересует. Это российские коммерческие
структуры, а не швейцарский банк.
- Согласен. Все ваши полномочия будут подтверждены.
- Второе. Никакого вмешательства в мои дела. Никакого
контроля за моими людьми. Никаких отчетов до полного
завершения операции. Любая утечка информации должна быть
абсолютно исключена.
- Принято. Хотя я предпочел бы, чтобы вы больше мне
доверяли. Третье условие?
- Дайте ход моему представлению о присвоении полковнику
Голубкову воинского звания "генерал-майор". И сделайте это
без промедления.
Белесые брови куратора изумленно полезли вверх.
- Вы пользуетесь ситуацией, генерал.
- Да, пользуюсь, - подтвердил Нифонтов. - Полковнику
Голубкову пятьдесят три года. Это значит, что одним
росчерком пера он может быть в любой момент уволен в запас.
Я не хочу остаться в решающий момент матча без своего
центрального нападающего.
- Что ж, разумно, - помедлив, согласился куратор. - Все
ваши условия будут выполнены. Вы получаете карт-бланш. А с
ним - всю полноту ответственности. Надеюсь, генерал, вы
отдаете себе в этом отчет.
Нифонтов только рукой махнул:
- Не привыкать.
Из окна "Ауди", выворачивающей со Старой площади в
плотный поток машин, он оглянулся на здание, из которого
только что вышел. Из этого здания он всю жизнь получал
приказы. Выполняя их, он со своим диверсионным отрядом
выбрасывался с парашютом в джунгли Камбоджи, высаживался с
десантных катеров в гнилые топи Меконга, а позже, в
должности советника и руководителя резидентур, выстраивал
многоходовые комбинации, чтобы одного диктатора сменить на
другого, такого же людоеда. На этом здании всегда
красовалась вывеска: "Центральный Комитет Коммунистической
партии Советского Союза". Сейчас она пылилась где-то в
подвале.
Куратор выполнил свое обещание. УПСМ получило доступ ко
всей информации, относящейся к деятельности ГК
"Госвооружение" и ее дочерних фирм. Были задействованы
Счетная палата, Главное контрольное управление президента
РФ, аудиторские бригады Минфина.
Картина, складывающаяся из фрагментов, вырисовывалась
такая, что даже генерал-лейтенанта Нифонтова, много чего
повидавшего на своем веку и знавшего то, о чем миллионы
людей даже и не догадываются, поначалу брала оторопь. Она
сменилась тягостным недоумением, а ему на смену пришел
свинцовый гнет понимания.
Огромные массы бюджетных денег, выделяемых
"Госвооружению" для размещения заказов на
заводах-изготовителях, прокручивались в коммерческих банках,
бесследно исчезали вместе с подрядными фирмами. Таких
фирм-однодневок аудиторы насчитали более сорока. Доверенным
банкам выделялись долгосрочные кредиты в десятки миллионов
долларов под 4 - 5 процентов годовых, в то время как средняя
ставка составляла 14 - 17 процентов. Многомиллионные
поставки военной техники за рубеж оказывались неоплаченными,
убытки списывались на непреодолимые обстоятельства. Что
означают непреодолимые обстоятельства применительно к
торговле вооружениями, в которой лишь верхушка была на
поверхности, - об этом можно было только гадать. Ну, а что
на личную охрану генерального директора "Госвооружения"
тратится по 85 тысяч долларов в месяц, а на экзотические
цветы в его офисе на Гоголевском бульваре и на виски для
приемов - по пять тысяч рублей в неделю, - это на общем фоне
казалось сущими пустяками.
С комиссионными зарубежных посредников творилось вообще
черт-те что, совершенно невообразимое. Когда-то получить
пять процентов за комиссию считалось удачей. Сейчас 20
процентов от суммы контракта стали нормой. Аналитики
Информационного центра нашли публикацию в кипрском журнале
"Mideast Mirror", о которой упомянул Коллинз в Будапеште во
время ночной прогулки с полковником Голубковым по набережной
Дуная. По данным журнала, полученным, как было сказано, из
достоверных источников, турецкому посреднику А. за
подписание контрактных документов было выплачено в общей
сложности 7,2 миллиона долларов. Арабский посредник Ф. за
продажу в Кувейт партии "БМП-3" и систем залпового огня на
общую сумму в 700 миллионов долларов получил 161 миллион.
"Mideast Mirror" задавался вопросами: сколько же из этих
миллионов откатилось назад в Россию черным налом в виде
священного на Востоке "бакшиша"? И кому?
Комиссионные иностранным посредникам платили даже тогда,
когда сделка срывалась в связи с теми самыми таинственными
До недавнего времени Ефимов являлся одним из самых
высокооплачиваемых технических экспертов корпорации
"Локхид". Около года назад он прервал свое сотрудничество с
корпорацией. По данным ГРУ, причиной этого явился отказ
Совета директоров "Локхида" финансировать предложенную
Ефимовым программу создания радарных установок нового
поколения, способных обнаруживать самолеты, созданные по
технологии "Стелс". Не нашли поддержки и предложения Ефимова
по разработке принципиально новой системы радиолокационной
защиты, позволяющей снизить уязвимость обычных летательных
аппаратов для радаров ПВО и ПРО без значительных финансовых
затрат. Корпорации "Локхид" и "Норнтроп", получившие на
реализацию программы "Стелс" многомиллиардные
государственные субсидии, не заинтересованы ни в каком
кардинальном изменении своей политики.
В настоящее время Ефимов читает лекции на
электроинженерном факультете Калифорнийского университета в
Лос-Анжелесе и ведет теоретические исследования в
университетской лаборатории..."
Лейтенант Ермаков подумал, что пора бы ему, пожалуй,
прекращать это путешествие по запретной информационной зоне,
но любопытство пересилило. Что, интересно, удалось
оперативникам узнать об этом таинственном Дубове?
Он вызвал: "Дубов".
На мониторе появилось: "Введите пароль".
Смотри-ка ты! Двойная защита! Надо же! Что же там так
запрятано?
Через сорок минут защита была преодолена. Взломана
мощным интеллектуальным тараном. Рассыпалась и исчезла к
чертям собачьим.
Юрий торжествующе щелкнул мышью и обмер.
С экрана на него смотрел отец.
Этого не могло быть. Но это было.
Да, отец. Неживое, как всегда бывает на фотороботах,
лицо. Широкие тяжелые плечи. Глубоко посаженные глаза.
Взгляд исподлобья.
Брови - его.
Подбородок - его.
Даже небольшой шрам на подбородке.
Тоже его.
Юрий вывел на монитор текст. Он не сомневался в том,
что увидит. И увидел именно то, чего ждал:
"Оперативно-розыскными мероприятиями установлено, что
человек, назвавшийся Дубовым, является генеральным
директором закрытого акционерного общества "Феникс"
генерал-лейтенантом запаса Михаилом Матвеевичем Ермаковым.
Учредитель ЗАО "Феникс" - государственная компания
"Госвооружение".
Юрий набрал: "Госвооружение".
Файл открылся.
В шесть утра лейтенант Ермаков сдал смену и вывел из
внутреннего двора Управления красную "Ниву", подаренную ему
отцом ко дню окончания института. Машинально отметил, что
"Волги" Голубкова и "Ауди" Нифонтова нет. Видно, дождались
сообщения от Пастухова и разъехались по домам. Но мысль эта
была мимолетной, бесследной.
Утренний "пик" еще не наступил, улицы были свободны, но
"Нива" Юрия еле ползла. Он не мог заставить себя ехать
быстрей. Все тело было словно налито свинцом. То, что он
узнал, ошеломило его. Больше всего на свете он сейчас не
хотел увидеть отца. Уже сворачивая с Ленинского проспекта в
арку огромного, сталинской постройки дома, где отец
несколько лет назад купил четырехкомнатную квартиру, он
вспомнил, что не убрал следов своего пребывания в
зашифрованных файлах. Но тут же забыл об этом. Сейчас это не
имело никакого значения.
Возле их подъезда стояла темно-красная 940-я "Вольво" с
тонированными стеклами - служебная машина отца. Ветровое
стекло на водительской дверце было разбито. У машины стояли
два милиционера и молча курили.
Юрий затормозил.
- Что случилось, сержант? - обратился он к одному из
милиционеров. Тот отмахнулся:
- Проезжай, парень, проезжай!
Только тут Юрий увидел на усыпанном триплексной крошкой
асфальте меловой контур человеческого тела. Человек лежал в
позе эмбриона. В районе шеи чернело большое пятно. Это была
кровь.
Юрий выскочил из "Нивы" и рванулся в дом. Не дожидаясь
лифта, взбежал на третий этаж. В квартире было пусто. Лишь
дед Матвей седым сычом сидел на кухне и смолил "Беломор".
Нещадно матеря дерьмократов, которые довели страну, он
сообщил внуку, что вчера вечером машина отца была
обстреляна. Водитель убит. Отец ранен. Сейчас в больнице.
Мать с ним. Они дождутся. Волна народного гнева...
Юрий не слушал.
"Жалко парня".
Значит, Голубков и Нифонтов все-таки говорили о нем?
Значит, они уже знали о покушении?
"Утром сам узнает".
Вот он и узнал.
А что, собственно, он узнал?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
I
Лейтенант Юрий Ермаков был прав: начальник Управления
по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенант
Нифонтов и начальник Оперативного отдела полковник Голубков
действительно знали о покушении на генерального директора
ЗАО "Феникс", генерал-лейтенанта Михаила Матвеевича
Ермакова. И этой ночью они ждали не шифровки от Пастухова.
Они ждали доклада капитана Евдокимова, который был отправлен
на место происшествия немедленно после того, как о покушении
стало известно.
Шифрограмма Пастухова, важная сама по себе, имела
сейчас второстепенное значение. Она была ожиданyа. А вот то,
что произошло во дворе старого московского дома на Ленинском
проспекте, было полнейшей неожиданностью. Событием
непредугаданным, непредсказанным. А потому требующим самого
тщательного осмысления. И осмысления быстрого.
Промедление таило в себе опасность оказаться в хвосте
событий. Роль наблюдателя, документирующего факты и
выясняющего причинно-следственные связи между ними, может
позволить себе прокуратура. Для контрразведки это
равносильно признанию в собственной несостоятельности. Такая
контрразведка никому не нужна.
Но чтобы понять, нужно знать. Не вообще, а во всех
деталях. Что именно произошло. Когда. Как. При каких
обстоятельствах. Эту информацию и ждали полковник Голубков и
генерал-лейтенант Нифонтов.
Они умели ждать.
И кто бы мог подумать, что такой головокружительный и
опасный оборот примет дело, начавшееся так рутинно!
Обычная проверка.
Правда, по указанию президента.
Куратор так и сказал:
- Президент хочет, чтобы этим занялись вы.
Генерал-лейтенант Нифонтов даже не сразу понял, в чем
суть поручения.
- Чем именно мы должны заняться? - уточнил он.
Этого, похоже, не понимал и сам куратор. Или делал вид,
что не понимает. В этом кабинете не велось случайных
разговоров. И не ставилось случайных вопросов. Возможно,
здесь и трепались о том о сем за чашкой кофе. Но куратор
Управления Олег Иванович П., один из самых влиятельных людей
в администрации президента, и начальник УПСМ
генерал-лейтенант Нифонтов были не в тех отношениях, чтобы
трепаться за чашкой кофе. Отношений не было никаких, кроме
строго официальных.
Вообще-то Нифонтов предполагал, что в этом кабинете он
увидит кого-то другого. В ходе недавней операции "Капкан"
Олег Иванович допустил ошибку, сделал ставку не на ту
фигуру. Но усидел. И сидел прочно, как репка: округлый, с
ранними залысинами, в прекрасном темном костюме. Знающий
цену каждому своему слову и каждому жесту. Не сомневающийся
в том, что его легкое пожатие плеч и чуть разведенные в
стороны руки дают исчерпывающий ответ на вопрос собеседника.
"Я передаю только то, что мне сказано".
Понимай, как знаешь.
Нифонтов понял: куратор хочет дистанцироваться, отстраниться
от этого дела, пропустить его мимо себя. Почему? На то могло быть
много причин. Они не интересовали Нифонтова. Его интересовало
лишь то, что было связано с поручением президента.
- Вызывают сомнения выводы государственной комиссии о
причинах катастрофы "Антея"? - спросил он.
- Речь не только об "Антее", - возразил куратор. - О катастрофе
"Руслана" в Иркутске - тоже. Выводы экспертов не вызывают
сомнений. Но одна катастрофа может быть трагической случайностью.
Когда таких катастроф две и практически подряд, с разрывом меньше
чем в полгода, - это наводит на размышления.
Нифонтов напомнил:
- ФСБ не обнаружила признаков диверсии.
- Президент знаком с заключением ФСБ. У него нет
оснований сомневаться в его достоверности. Но он хочет,
чтобы в этом деле не было ни малейших неясностей. Ни
малейших, генерал. Взгляните на ситуацию со стороны. С
полной непредвзятостью. Это все, что от вас требуется.
Последняя фраза подтвердила предположения Нифонтова:
куратор хочет, чтобы поручение президента выглядело обычной
проверкой.
Проверка так проверка.
Нифонтов сделал то, что и обязан был сделать. Созданная
по его приказу группа из самых опытных экспертов Управления
три недели изучала все материалы, связанные с катастрофами
"Руслана" и "Антея". Оперативный отдел в этой работе не был
задействован, полковник Голубков был занят на другом
направлении. Да и необходимости в его участии не было.
С "Антеем" никаких неясностей не выявилось. Даже
зафиксированная Памирской геофизической обсерваторией
магнитная буря в районе Ала-Тау до минуты совпала со
временем гибели самолета.
С "Русланом" было сложней. Государственная комиссия
пришла к выводу, что причина катастрофы - конструктивные
недостатки двигателей Д-18Т, выпускаемых запорожским заводом
"Мотор Сiч". Моторостроители опротестовали заключение.
Специалисты украинского КБ "Прогресс" провели стендовые
испытания двигателей и доказали, что к трагедии привела
нештатная работа топливной системы "Руслана" - образование в
топливе водокеросинового льда. Фирма "Аэротранс", основной
грузоперевозчик российской государственной компании
"Госвооружение", представила документы, доказывающие, что
топливо, которым был заправлен "Руслан", полностью
соответствовало ГОСТу и техническим условиям,
зафиксированным в договоре с австрийской страховой компанией
"Транс-инвест". Страховка была выплачена. Чтобы избежать
подобных случаев в будущем, КБ "Прогресс" разработало
фильтры-ловушки для водокеросинового льда. Это не было
признанием конструктивных недоработок. Это было нововведение
- "фулпруф", защита от дурака. Конфликт был исчерпан. Все
остались при своих интересах. Кроме экипажа самолета,
сопровождавших груз офицеров и жителей Иркутска, на дома
которых рухнул "Руслан".
В этой истории было непонятно только одно. После такой
страшной катастрофы, унесшей жизни более семидесяти человек,
естественно было ожидать, что фирма "Аэротранс" навсегда
прекратит свое существование, потому что не получит больше
ни одного подряда. Что там ни говори, какие документы ни
представляй, а о качестве топлива должен заботиться
перевозчик. Но этого не произошло. "Аэротранс" осталась
монополистом в сфере транспортировки всего российского
специмущества, в том числе и боевых самолетов, поставляемых
ГК "Госвооружение" и ЗАО "Феникс" в Индию, Китай, Вьетнам,
Малайзию, Финляндию и другие страны. "Аэротрансу"
принадлежал и "Антей", разбившийся в Ала-Тау.
Но в задачу УПСМ не входило вникать во взаимоотношения
руководства "Госвооружения" и "Феникса" со своими
подрядчиками. К поручению президента это касательства не
имело.
По результатам расследования был составлен подробный
отчет. Помятуя, что высокое начальство не любит читать
длинных бумаг, Нифонтов сделал короткое, на страницу,
резюме. Поручение президента можно было считать выполненным.
Так, во всяком случае, казалось до того дня, когда из
штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли на имя полковника Голубкова
пришла шифровка с просьбой о встрече. После возвращения
Голубкова из Будапешта отчет о работе, проделанной
экспертами УПСМ, можно было спокойно отправлять в архив.
Нифонтов не сделал этого из тактических соображений.
Как бы там ни было, но отчет свидетельствовал, что
Управление с полной ответственностью отнеслось к поручению
президента. Работа выполнена быстро и на высоком
профессиональном уровне. Новая информация заставляет
кардинально изменить подход к оценке ситуации. Но это не
обесценивает сделанного.
Он оказался прав. Куратор внимательно прочитал резюме,
полистал отчет и удовлетворенно и даже словно бы с
облегчением кивнул:
- Хорошо. Очень хорошо, генерал. Я доложу президенту,
что вы справились с заданием.
- Я бы не спешил, - ответил Нифонтов. - Появились новые
обстоятельства. Они не позволяет считать дело законченным.
- Вот как? - насторожился куратор. - Почему?
- Посмотрите рапорт полковника Голубкова, вам все
станет ясно.
В рапорт Голубкова были включены выдержки из
расшифровки магнитозаписи его разговора с Коллинзом и та
часть сообщения, где речь шла о катастрофах "Руслана" и
"Антея" и их связи с объемом поставок российских боевых
самолетов талибам. Информацию Коллинза об ученом Ефимове и
его контакте с генеральным директором ЗАО "Феникс" решено
было не включать, она требовала дополнительной проработки.
- Обязательно посмотрю, - пообещал куратор. - Позже.
Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я сделал это немедленно?
У высших государственных чиновников было поразительное
чутье. Еще и слова не сказано, а в голове уже сигнал:
внимание - опасность. И мгновенная, на уровне рефлекса,
реакция: оттянуть, отодвинуть, отдалить необходимость что-то
решать. А потом, спокойно разобравшись, можно решать. Или не
решать. Это уж как получится. Если же припечет, естественно
будет пожать плечами: да, мне передавали какие-то материалы,
но не поставили в известность об их важности и срочности.
Но Нифонтов не намерен был уступать.
- На вашем месте я прочитал бы это сейчас, - сказал он.
Он не добавил: "Иначе я буду вынужден обратиться к пре-
зиденту". Но куратор понял. Начальник УПСМ имел право в
экстремальных ситуациях выходить на президента напрямую.
Реализовать это право всегда было очень трудно. А сейчас,
когда президент то и дело болел, практически невозможно. Но
теоретически такая возможность существовала. И с этим
приходилось считаться.
Куратор внимательно посмотрел на посетителя:
- Так важно?
- Важно - не то слово, - подтвердил Нифонтов.
- Что ж...
Куратор умел быстро схватывать суть. Он прочитал рапорт
Голубкова, просмотрел статистические данные, распечатанные с
дискеты, которую Коллинз передал в Будапеште полковнику
Голубкову, бросил с досадой:
- Вот уж верно: если дует, то изо всех щелей!.. Кто
знает об этом?
- В ЦРУ?
- У нас!
- Вы, я и полковник Голубков.
- Странная закономерность. Как только в деле появляется
полковник Голубков, тут же возникают проблемы.
- Наоборот, - возразил Нифонтов. - Как только мы
сталкиваемся с проблемами, я вынужден подключать к делу полковника
Голубкова. Этой темой тоже будет заниматься он. Я не могу поручить это
никому другому.
- Начальник Оперативного отдела - генеральская
должность, не так ли? - уточнил куратор. - Почему же он до
сих пор полковник?
Нифонтов внутренне восхитился. До чего же быстро они
умеют считать! Этот сценарий развития событий Нифонтов
предусматривал. Дело будет доложено президенту с указанием,
что руководителем операции назначен полковник Голубков. Вот
тут-то у президента и может возникнуть вопрос: почему этим
делом огромной государственной важности занимается какой-то
полковник? И никакие объяснения не помогут. Если этот
полковник такой незаменимый профессионал, почему он
полковник? А если он не так хорош, почему ему поручено это
важнейшее дело?
На просчет этого варианта, одного из многих, Нифонтов
потратил немало времени. Куратору не понадобилось и десятка
секунд. И теперь крайним оказывался Нифонтов. К вам вопрос,
генерал: почему это Голубков до сих пор полковник?
- Вопрос не ко мне, - ответил Нифонтов. - Я подписал
представление еще год назад.
Куратор кивнул:
- Я буду иметь это в виду.
В расшифровке будапештского разговора он подчеркнул
ключевые фразы:
"Первый же российский истребитель, который поступит к
талибам, будет перехвачен. Какими бы каналами вы ни
воспользовались. Этот факт мы сделаем достоянием мировой
общественности".
- Блеф?
- Не думаю.
- Можете обосновать?
- В США существует государственная компания,
аналогичная нашему "Госвооружению". FMS - Foreign Military
Sales. До недавнего времени ее возглавлял генерал-лейтенант
Томас Райм. За четыре года он продал оружия на семьдесят миллиардов
долларов в сто двадцать стран мира. По нашим данным, сейчас портфель
заказов FMS - больше двадцати миллиардов долларов.
- Какой вывод вы из этого делаете?
- Это не блеф. Слишком большие ставки в игре. Американцы
задействуют все возможности, чтобы сохранить свои позиции на
мировом рынке вооружений. А возможности у них очень большие.
Огромные. Нет, это не блеф.
Куратор на мгновение задумался. Затем решительно
произнес:
- Этого нельзя допустить.
- Поэтому я и попросил вас срочно меня принять. Нужно немедленно
прекратить поставки самолетов талибам.
В голосе куратора появились жесткие нотки:
- Мы не продаем самолетов талибам. И вам, генерал,
должно быть об этом известно.
- Мне об этом ничего не известно, - возразил Нифонтов.
- А мне известно.
- В таком случае не о чем беспокоиться.
Куратор нахмурился. В этом кабинете так не разговаривали. Во
всем этом здании, выходившим тяжелым фасадом на
Китай-город, так не разговаривали никогда. Здесь посетители
были обязаны понимать все без слов. И понимали. Во все
времена. А кто не понимал, здесь больше не появлялся. За ним
закрывалась дубовая дверь парадного, и он навсегда исчезал в
безликой толпе, снующей по своим муравьиным делам.
Нифонтову показалось на миг, что куратор сейчас скажет
то, что на его месте сказал бы сам Нифонтов. Он сказал бы:
"Давайте, генерал, называть вещи своими именами. Мы оба
прекрасно знаем, что Россия вынуждена торговать своими
вооружениями в обход международных правил. Вынуждена - в
силу острейшей экономической ситуации. Мы продаем оружие
всем, кто может платить валютой, хотя это иногда и
противоречит долгосрочным интересам России. Поэтому оставим
оценки на суд потомкам, а сами займемся делом. Мы не можем
сорвать поставки по уже заключенным контрактам. Но не можем
и допустить огласки. Действия ЦРУ необходимо нейтрализовать.
Давайте подумаем, каким образом это сделать".
Вот так бы сказал генерал-лейтенант Нифонтов. Куратор
сказал не так. Поэтому, вероятно, он и сидел за столом, а
Нифонтов в своем генеральском мундире с двумя рядами
наградных планок - в приставном кресле для посетителей.
Куратор сказал:
- Россия не продает талибам оружия. Но мы не можем
исключать, что наши боевые самолеты каким-то образом
оказываются у них. Я согласен с вашей оценкой. Ставки
действительно очень высоки. ЦРУ воспользуется любым
предлогом, чтобы избавиться от конкурента на рынке
вооружений. Мы должны блокировать эту провокацию. Любой
ценой. И когда я говорю "любой ценой", это и значит любой
ценой. Вам все ясно, генерал?
- Все, - кивнул Нифонтов.
- Я доложу президенту, что ваше Управление выполнило
его поручение. Но в связи с вновь открывшимися обстоятельствами
вы считаете необходимым углубить расследование.
- Мы? - переспросил Нифонтов.
- Да, вы. Разве это не так? Я поддерживаю ваше
предложение. Полагаю, на этом этапе нет необходимости
занимать внимание президента подробностями.
- Вам видней.
- Общее руководство поручается лично вам. Подбор
команды - на ваше полное усмотрение. Начинайте немедленно.
Считайте, что это приказ президента. Вы могли заметить,
генерал, что не в моих правилах докучать вам мелкой опекой.
Но в данном случае попрошу все ваши мероприятия
документировать самым тщательным образом. Надеюсь, не нужно
объяснять, для чего.
- Не нужно. Разумеется, мы будем все надлежащим образом
оформлять. Хотя я не вижу в этом никакого смысла. Если мы
сумеем предотвратить операцию ЦРУ, эта писанина никому не
понадобится. А если нет - тем более. Никто не будет в ней
разбираться. Нам просто дадут по шеям - и это лучшее, на что
мы можем рассчитывать.
- Да, у вас трудное положение, - посочувствовал
куратор.
Нифонтов ощутил резкое раздражение.
- У нас? - спросил он. - А у вас?
Чхать он хотел на то, что подумает о нем этот
высокопоставленный чинодрал. В этом кабинете никогда так не
разговаривали? Так теперь будут, привыкай. Ты сейчас от меня
зависишь. И я тебя, сукин сын, заставлю работать.
По-настоящему, без дураков. Забудешь все свое словоблудие.
Аппаратные игры.
- Мы выполним приказ президента, - продолжал Нифонтов.
- Но у меня три условия. Первое. Я должен иметь чрезвычайные
полномочия. Мои распоряжения должны быть обязательны для
всех спецслужб и государственных организаций независимо от
их ведомственной принадлежности. И выполняться немедленно,
без каких-либо согласований. Мои люди должны иметь доступ ко
всей информации. К документации авиазаводов и
"Госвооружения". В том числе - к базам данных "Аэротранса",
"Феникса" и связанных с ними банков.
- Это коммерческие структуры, - напомнил куратор.
- Меня это не интересует. Это российские коммерческие
структуры, а не швейцарский банк.
- Согласен. Все ваши полномочия будут подтверждены.
- Второе. Никакого вмешательства в мои дела. Никакого
контроля за моими людьми. Никаких отчетов до полного
завершения операции. Любая утечка информации должна быть
абсолютно исключена.
- Принято. Хотя я предпочел бы, чтобы вы больше мне
доверяли. Третье условие?
- Дайте ход моему представлению о присвоении полковнику
Голубкову воинского звания "генерал-майор". И сделайте это
без промедления.
Белесые брови куратора изумленно полезли вверх.
- Вы пользуетесь ситуацией, генерал.
- Да, пользуюсь, - подтвердил Нифонтов. - Полковнику
Голубкову пятьдесят три года. Это значит, что одним
росчерком пера он может быть в любой момент уволен в запас.
Я не хочу остаться в решающий момент матча без своего
центрального нападающего.
- Что ж, разумно, - помедлив, согласился куратор. - Все
ваши условия будут выполнены. Вы получаете карт-бланш. А с
ним - всю полноту ответственности. Надеюсь, генерал, вы
отдаете себе в этом отчет.
Нифонтов только рукой махнул:
- Не привыкать.
Из окна "Ауди", выворачивающей со Старой площади в
плотный поток машин, он оглянулся на здание, из которого
только что вышел. Из этого здания он всю жизнь получал
приказы. Выполняя их, он со своим диверсионным отрядом
выбрасывался с парашютом в джунгли Камбоджи, высаживался с
десантных катеров в гнилые топи Меконга, а позже, в
должности советника и руководителя резидентур, выстраивал
многоходовые комбинации, чтобы одного диктатора сменить на
другого, такого же людоеда. На этом здании всегда
красовалась вывеска: "Центральный Комитет Коммунистической
партии Советского Союза". Сейчас она пылилась где-то в
подвале.
Куратор выполнил свое обещание. УПСМ получило доступ ко
всей информации, относящейся к деятельности ГК
"Госвооружение" и ее дочерних фирм. Были задействованы
Счетная палата, Главное контрольное управление президента
РФ, аудиторские бригады Минфина.
Картина, складывающаяся из фрагментов, вырисовывалась
такая, что даже генерал-лейтенанта Нифонтова, много чего
повидавшего на своем веку и знавшего то, о чем миллионы
людей даже и не догадываются, поначалу брала оторопь. Она
сменилась тягостным недоумением, а ему на смену пришел
свинцовый гнет понимания.
Огромные массы бюджетных денег, выделяемых
"Госвооружению" для размещения заказов на
заводах-изготовителях, прокручивались в коммерческих банках,
бесследно исчезали вместе с подрядными фирмами. Таких
фирм-однодневок аудиторы насчитали более сорока. Доверенным
банкам выделялись долгосрочные кредиты в десятки миллионов
долларов под 4 - 5 процентов годовых, в то время как средняя
ставка составляла 14 - 17 процентов. Многомиллионные
поставки военной техники за рубеж оказывались неоплаченными,
убытки списывались на непреодолимые обстоятельства. Что
означают непреодолимые обстоятельства применительно к
торговле вооружениями, в которой лишь верхушка была на
поверхности, - об этом можно было только гадать. Ну, а что
на личную охрану генерального директора "Госвооружения"
тратится по 85 тысяч долларов в месяц, а на экзотические
цветы в его офисе на Гоголевском бульваре и на виски для
приемов - по пять тысяч рублей в неделю, - это на общем фоне
казалось сущими пустяками.
С комиссионными зарубежных посредников творилось вообще
черт-те что, совершенно невообразимое. Когда-то получить
пять процентов за комиссию считалось удачей. Сейчас 20
процентов от суммы контракта стали нормой. Аналитики
Информационного центра нашли публикацию в кипрском журнале
"Mideast Mirror", о которой упомянул Коллинз в Будапеште во
время ночной прогулки с полковником Голубковым по набережной
Дуная. По данным журнала, полученным, как было сказано, из
достоверных источников, турецкому посреднику А. за
подписание контрактных документов было выплачено в общей
сложности 7,2 миллиона долларов. Арабский посредник Ф. за
продажу в Кувейт партии "БМП-3" и систем залпового огня на
общую сумму в 700 миллионов долларов получил 161 миллион.
"Mideast Mirror" задавался вопросами: сколько же из этих
миллионов откатилось назад в Россию черным налом в виде
священного на Востоке "бакшиша"? И кому?
Комиссионные иностранным посредникам платили даже тогда,
когда сделка срывалась в связи с теми самыми таинственными