Подойдя к брату, Люсьен широко расставил ноги, чтобы удержаться на качающейся палубе.
   – Дуется? Николас усмехнулся.
   – Да, потому что не дует, а пыхает в паруса, сердясь на то, что я зашел в чужие воды.
   – В Средиземном море, – закончил его мысль Люсьен.
   Кузен кивнул.
   – Можно подумать, что кроме этого океана нет других океанов, – он внезапно рассмеялся, сверкнув полоской ослепительно белых зубов.
   – Представь себе жизнь с ревнивой бабой.
   – Может следует поменять любовницу? – предложил Люсьен, в свою очередь ухмыльнувшийся.
   – И найти такую, как твоя Александра, которая разобьет твое сердце, пока ты не поймешь, что она обычная женщина, затем выскользнет из рук и сразу же попадет в объятья другого. Может, Винцента?
   Усмешка исчезла с лица Люсьена и только огромным усилием воли он сдержался, чтобы не ударить кузена.
   Випцентом звали его родного брата, чье красивое лицо и очаровательная улыбка победителя привлекали к нему женщин, словно пчел на цветы. Раньше это не интересовало Люсьена, но смазливая физиономия брата и бессовестное заигрывание сначала с одной, а затем с другой невестой Люсьена расстроили ему обе помолвки. Жениться на женщине, которая открыто желает другого, старший де Готье счел за оскорбление, которое было тем болезненнее, что этим другим был его брат.
   Раздувая ноздри, де Готье шумно вздохнул.
   – Несмотря на это наваждение, страсть к этому проклятому трижды океану, ты намного мудрее, чем я.
   Николас похлопал брата по плечу.
   – Признаюсь честно, кузен, какое-то время я думал, что ты ударишь меня.
   – Я и хотел, – процедил Люсьен сквозь зубы.
   – Ну, мне повезло что ты передумал.
   Решив, что пора сменить тему, де Готье обдумывал дальнейший разговор, ради которого он и пришел к Николасу.
   Когда они встретились в Танжере, единственной мыслью его была тревога за Александру, а свои проблемы отступили на второй план.
   – Я хочу знать все о Фальстаффе, – заговорил он о доме. – Какие перемены произошли там за время моего отсутствия?
   Николас запустил пальцы в свои спутанные волосы, затем пожал плечами.
   – Вот уже год я не был дальше Лондона, Люсьен. Я не осмеливаюсь далеко отходить от корабля, иначе церковь закует меня в кандалы за вероотступничество.
   – Глупость.
   Николаса явно не мучили угрызения совести.
   – В свое время крещение сослужило мне хорошую службу.
   – Я не собираюсь расспрашивать тебя ни о чем.
   В глазах Николаса зажглись веселые огоньки.
   – Мудро, – проговорил он, а затем вернулся к домашним делам.
   – Когда я последний раз был в Фальстаффе, все шло своим чередом, за одним исключением – все думали, что ты мертв. – Его голос стал серьезен. – Твой отец очень переживал, что оставил тебя во Франции без отцовского благословения, послав тебе вдогонку лишь сердитое слово. Он считает самой большой ошибкой в жизни, самой большой виной то, что не смог уладить спор между вами.
   Люсьен кивнул. Неделями они с отцом спорили о целесообразности отправки его на войну с Францией, которую старший де Готье считал бесполезной и глупой. Оба наговорили резких, нелицеприятных слов, после чего Люсьен уехал раздраженный и оскорбленный. Только потом молодой человек понял, что отец был прав и намеревался по приезде домой преклонить перед ним колени и просить прощения.
   – Все будет хорошо, когда я вернусь, – проговорил де Готье словно самому себе. – Я добьюсь этого.
   – Вражда между Байярдами и твоей семьей все еще продолжается и время от времени приносит горькие плоды, – продолжал Николас.
   – Винцент проиграл все, что можно было, и Эрве...
   – Ты недооцениваешь своего младшего брата, Люсьен. Он стал настоящим рыцарем. Его плечи стали широкими, мускулы хорошо развитыми и когда он говорит, все прислушиваются к его словам.
   – А мама?
   – Хорошо.
   – Жизель? – спросил Люсьен о младшей сестренке.
   Николас улыбнулся.
   – Что я могу сказать? У этой крошки такой замечательный ротик, который отбивает всех женихов и вызовет зависть и ревность твоей Александры. Хотя твоя матушка и пытается воспитывать ее, но Жизель часто выходит из любых рамок. Для маленькой девочки у нее весьма сильная воля.
   Де Готье промолчал, но больше всех ему хотелось видеть именно ее.
   – Что-нибудь еще?
   – Это все, что мне известно.
   – За год все могло измениться.
   – Да, точно. Хочешь выпить?
   Николас предложил вина, его кузен сделал глоток.
   – Перемены – не всегда плохо, Люсьен, – заговорил он, в свою очередь отпивая глоток вина. – Кроме всего прочего, они вернули тебя в мир живых.
   То, что хотел сказать Николас, заключалось в следующем: когда де Готье вернется в Фальстафф, он должен будет примириться с переменами.
   Пожелав кузену спокойной ночи, Люсьен пошел по палубе.
   Капитан Жиро важно подошел к перилам и стал смотреть на воду, в которой отражался лунный диск и бежала лунная дорожка по волнам, изгибаясь, как тело женщины. Он застонал от сравнения, прекрасно понимая, что иногда в споих мыслях об океане, как о любовнице, заходит слишком далеко. Если не быть осторожным...
   Жиро хмыкнул и проиграл в уме весь предыдущий разговор с кузеном. Он не упомянул в разговоре лишь об одном обстоятельстве. Возможно, это очень важная подробность, но лучше о ней пока не упоминать.
   Если бы он рассказал Люсьену о болезни отца, для того путешествие в Англию превратилось бы в ад, ибо в болезни старого де Готье он винил бы только себя. Кроме того, всегда есть надежда, что старик выздоровел. Очень хорошая мысль, потому что это семейство уже наделало столько ошибок...

Глава 19

   Александра наморщила носик.
   – Интересная игра, – произнесла она, разглядывая кубики из слоновой кости, которые они бросали уже около получаса, – но не очень веселая.
   Хмыкнув, Люсьен сгреб кубики в ладонь.
   – Эта игра называется кости и пользуется большой популярностью в Англии. Мой брат Винцент любит в нее играть и проигрывается обычно в пух и прах.
   Девушка подтянула колени и уперлась в них подбородком.
   – Мне больше нравятся шахматы, – проговорила она, устремляя взгляд на далекое побережье Португалии.
   – И еще езда на осле, – напомнил Люсьен. Александра улыбнулась.
   – Да, она заставляет меня смеяться. Если бы тебе нравилось не только все английское, ты бы полюбил это занятие.
   – Если бы ты так не любила все арабское, ты давно бы заметила, до чего она нелепа.
   Девушка недобро взглянула на де Готье.
   – Ты меня удивляешь!
   – Как это?
   Она воздела руки к небу.
   – Последние несколько дней ты прожужжал мне все уши, напоминая о моем английском происхождении, о традициях и культуре Англии, а теперь вдруг называешь меня арабкой. Люсьен нахмурился.
   – Разве я говорил такое?
   – Да.
   – Гм, это ошибка. Должно быть, твое стремление ко всему арабскому смущает меня до определенной степени.
   – Разве я не прилежная ученица? – обиженно сказала Александра. – Я приподнимаю юбки и делаю мелкие шаги при ходьбе, я не ругаюсь и вежливо обращаюсь со всеми, хотя на борту нет ни одного человека, достойного такого обращения, я ем эту ужасную еду с улыбкой, я выучила ваши танцы и ношу ваши платья, я...
   – Все так, но ты отказываешься носить головной убор, чтобы уберечь свою светлую кожу от солнца. – Наклоняясь вперед, он дотронулся до веснушек, щедро усеявших ее кожу.
   Александра опустила глаза, но не для того, чтобы скрыть смущение, а чтобы он не увидел реакции, вызванной его прикосновением. С тех пор, как они покинули Танжер, Люсьен вел себя как истинный джентльмен. Все, что де Готье позволял себе – это поцелуи украдкой как во время буйного веселья, так и когда она была расстроена и угрюмо молчала. Как и раньше она хотела гораздо большего от него, но Люсьен продолжал сохранять дистанцию.
   – Я люблю солнце, – сказала Александра, объясняя или оправдывая появление веснушек. Отбросив волосы с лица, она стояла, опершись локтями на перила и поддерживая ладонями подбородок.
   Складывая кости в мешочек, Люсьен поднялся тоже.
   – В Англии ты не будешь часто видеть солнце, особенно в это время, когда лето почти закончилось.
   – Мама говорила, что там может быть прохладно.
   – Именно по этой причине большинство детей рождаются в разгар дета.
   – Почему?
   Когда Люсьен развернул Александру лицом к себе, в его глазах искрилось веселье.
   – Когда тучи проливаются на землю дождем, а ветер так холоден, что щиплет щеки, лучшее место на земле – в постели с любовником или мужем.
   Заставив себя смотреть ему прямо в глаза, Александра с трудом сглотнула набежавшую слюну.
   – И ты этим занимаешься?
   Он вопросительно поднял брови, однако промолчал.
   Девушка почувствовала себя идиоткой и решила как можно быстрее сбежать в каюту.
   – Думаю, что занимаешься, – ее попытка пококетничать прозвучала фальшиво даже для нее самой. Натянуто улыбнувшись, она обошла Люсьена и начала спускаться по лестнице.
   Хотя де Готье шел следом за ней, девушка старательно делала вид, что не замечает присутствия мужчины и закрыла дверь прямо перед его носом.
   Поставив ногу на порог, он не позволил ей закрыться.
   – Ты сердишься на меня? – спросил де Готье, входя в каюту и закрывая за собой дверь.
   – Сержусь? – Александра сделала отрицательный жест. – Нет, я просто устала. – Она демонстративно занялась перекладыванием своих немногочисленных вещей.
   – Что ты хочешь от меня, Александра? Неожиданный вопрос заставил ее застыть. Он знал, он должен знать. Разве она не признавалась ему в этом раньше? Ну ладно, надо сказать еще раз. Расправляя плечи, девушка подошла к мужчине ближе.
   – Я хочу тебя, Люсьен, – произнесла она, от всего сердца желая, чтобы ее голос не дрожал. – Я хочу узнать то, чего ты еще не дал ни мне, ни себе.
   Люсьен во все глаза смотрел на Александру, в глазах блестело что-то, чего она не могла понять.
   Он молчал, тишина становилась очень напряженной и девушка попыталась несколько разрядить атмосферу.
   – Если ты скажешь мне, что английские леди так себя не ведут, я закричу.
   Де Готье нахмурился, крепко сжимая зубы, будто не желал, чтобы его язык сказал что-то, о чем Александра могла только догадываться. Затем, печально вздохнув, он проговорил:
   – Я не лгу, я хочу тебя.
   – Тогда почему...
   – Нужно время, чтобы все решить, если, конечно, этому вообще суждено произойти.
   Взяв в руки ее лицо, мужчина наклонился и поцеловал ее в губы. На этом дело и закончилось.
   Заблестевшими от слез глазами Александра взглянула вверх.
   – Я не буду просить тебя еще раз, Люсьен, – прошептала она.
   – Мы хорошо ладим друг с другом, – ответил де Готье и вышел.
   Девушка старалась сдержать слезы, не ругаться, но терпение, наконец, лопнуло. Сдернув с ноги туфлю, она запустила ее в дверь.
   Александра хотела остаться в каюте и забыть об обеде, но ее второе «я» возмутилось против такого поведения.
   – Ну ладно, – вслух сказала она, – я приду к тебе, Люсьен.
   Девушка нашла обоих братьев в маленькой кают-компании, где они уплетали за обе щеки солонину и рыбу и едва взглянули на нее. И только когда Александра обошла обеденный стол и уселась на длинную скамью рядом с Люсьеном, он изволил заговорить с ней.
   – Садись рядом с Николасом.
   «Неужели он так сердит, что даже не желает сидеть рядом со мной?» – удивилась девушка.
   – Это урок, – объяснил де Готье, видя отчаяние на ее лице. «Это еще хуже, чем когда он злится», – подумала она. Вздохнув, Александра примостилась на скамье рядом с Жиро, однако расстояние между ними оставалось довольно большим.
   Вообще-то и раньше с трудом можно было предположить, что между ней и Николасом будут существовать какие-то дружеские, теплые, тем более родственные, отношения, а теперь это вовсе исключалось – оба чувствовали себя крайне неловко в присутствии друг друга.
   Не отрывая взгляда от мяса, которое, казалось, целиком занимало его внимание, Люсьен пробормотал:
   – Ближе.
   – Зачем?
   – Ближе, – нетерпеливо повторил он. Тяжело вздохнув, девушка немного придвинулась к Николасу.
   – Ближе.
   Наслаждаясь мыслью, что вообще сейчас откажется от еды, Александра взглянула на Жиро. Хотя, казалось, он и сосредоточил все свое внимание на бокале, который держал в руке, однако ее перемещения не остались без его внимания – губы капитана кривились в усмешке.
   «Он смеется над моим детским поведением, ожидая, что я в любой момент могу вскочить и убежать», – поняла девушка. Намериваясь расстроить его планы, она поднялась и уселась настолько близко к мужчине, что их бедра соприкоснулись. Александра рассчитала правильно – в ту же секунду улыбка исчезла с его лица и Николас изумленно уставился на нее.
   Теперь настала очередь девушки улыбаться.
   – Так нормально? – спросила она, вперив невинные изумрудные глаза в лицо Люсьена.
   Мясо его больше не интересовало.
   – Нет, – прорычал он. – Ни одна уважающая себя английская леди не сядет так близко от мужчины, даже если этот мужчина – ее муж.
   – Я запомню это, – проговорила Александра, – однако не сделала ни малейшей попытки отодвинуться от Николаса. Он это сделал за нее.
   В кают-компании нависло напряженное молчание, которое нарушил старый жилистый кок, вышедший из-за ширмы в углу. Он принес два больших подноса и один поставил перед Люсьеном, а второй – перед капитаном и девушкой.
   Наморщив носик от запаха, поднимающегося от блюда, Александра наклонилась и рассматривала поданную на стол буханку хлеба с вынутой сердцевиной, в которой лежали куски мяса, рыбы, чечевица и еще какие-то неизвестные ей продукты. Она с трудом сдержала приступ тошноты, представив, что ей придется проглотить эту стряпню.
   Выпрямившись, Александра поймала на себе взгляд Люсьена.
   – Я... мне внезапно расхотелось есть. Мужчина удивленно выгнул левую бровь.
   – И все же тебе придется есть.
   – Я обязана?
   – Иначе ты так ничему не научишься. Считай, что это обычный урок. Попробуй блюдо.
   Собрав все свое мужество, она взяла ложку и, протянув руку, попыталась подвинуть к себе поднос. Однако Николас не позволил ей сделать этого.
   Полная негодования, Александра посмотрела на него.
   – Что теперь?
   – Это не только твой поднос, но и его, – напомнил де Готье. – В Англии двое, берущие пищу из одного блюда, очень распространенное явление.
   Ей было трудно даже обедать в присутствии мужчин, а делить с ними пищу и вовсе невообразимо. Александра протестующе покачала головой.
   – Разве Сабина никогда не говорила тебе о таких вещах? – поинтересовался Люсьен.
   Девушка лыталась вспомнить беседы с матерью, но безрезультатно. Как же примитивна и обыденна это реальность. Кажется, арабкой быть лучше, чем англичанкой.
   – Да, кое-что говорила, – промямлила она.
   – Ну тогда мне не надо ничего объяснять.
   Подавив в себе желание возразить, Александра зачерпнула немного похлебки и поднесла ложку ко рту. Пища, попав в горло, прошла вперед довольно легко, так как оказалась более приемлемой по сравнению с другой дрянью, что ей приходилось есть на борту корабля.
   Желая съесть еще, девушка снова опустила ложку, послышался звон – ее прибор столкнулся с ложкой Николаса.
   – Надо подождать своей очереди, – проговорил Люсьен.
   Убрав свою ложку, Александра с возрастающим раздражением наблюдала, как Жиро, тщательно примеряясь, ищет достойного его куска. В конце концов он поддел большой кусок мяса и вновь уронил его в миску.
   Раздраженная до крайности, она подняла глаза и увидела его взгляд, устремленный на нее.
   – Может, вы хотите выбрать для меня хороший ломтик, моя госпожа?
   – Нет, не хочу.
   – Это не урок любви, Николас! – резко одернул кузена де Готье.
   Капитан вздохнул.
   – Ну да, конечно. – Ухмыльнувшись, он подцепил большую порцию похлебки и, поднеся ее ко рту, на секунду приостановился.
   – Хотя мог им быть. Тебе надо бы обратить внимание на эту часть образования Александры.
   – Это уже не твоя забота, кузен.
   Девушка наслаждалась таким проявлением ревности Люсьена, потому что никаким другим чувством его поведение не объяснишь. Может, он станет обращать больше внимания на нее? Она подвинулась ближе к Николасу и прикрыла его ладонь своей.
   – Расскажи мне о языке любви.
   На секунду капитан опешил. Нахмурившись, крепко сжав губы, он глянул вниз, туда, где ее юбки касалась его ботфорт, затем поднял глаза вверх. В них светилось понимание, капитан сообразил, чего она хочет. Он перевел взгляд на Люсьена, а когда его глаза встретились с взглядом Александры, в лице его произошла метаморфоза – он нежно улыбался.
   – Любовь, – произнес Николас. – Дай мне подумать.
   Зачерпнув еще одну ложку, он задумчиво пожевал, затем согласно кивнул. – А, да, это чудная штука.
   Не глядя на де Готье, Александра молча ела, ожидая дальнейших разъяснений.
   – Поклонник должен боготворить свою даму сердца и служить ей так, как рыцарь обязан служить своему лорду. Он клянется ей в верности и подчиняется ей...
   Замолчав, капитан слизал с пальцев сок, бежавший по ним.
   – И? – горела девушка нетерпением.
   Люсьен едва сдерживал себя, ревность бурлила в нем. Сжав кулаки, он, пытаясь успокоиться, уставился на обоих собеседников.
   – Затем дама оказывает ему предпочтение, – продолжал Жиро, – однако ты не должна сдаваться слишком скоро, Александра, твой поклонник должен немного пострадать. И если ты признала его своим любовником...
   – Когда ты говоришь «любовник», ты имеешь в виду...
   – Хватит, – вскочил с места Люсьен, и не будь скамья привинчена к полу, она бы перевернулась. Обойдя вокруг стола, он схватил девушку за руку, вытащил из-за стола и повел к двери.
   – Мы поговорим с тобой об этом позднее, наедине, – предупредил он Николаса, затем подтолкнул Александру к лестнице, ведущей на палубу.
   Приподнимая юбки, девушка шла за Люсьеном. Им вслед несся веселый смех капитана. Сначала де Готье направился в каюту, но внезапно изменил направление и повел ее в тень, отбрасываемую главной мачтой.
   Де Готье понимал, что ему нельзя оставаться наедине с Александрой, потому что уже не хватало сил держать себя в руках. Каждый взгляд, прикосновение, слово Александры чрезвычайно волновали его. Поэтому здесь, в тени мачты, было гораздо безопаснее для них обоих.
   Отпустив девушку, он широко расставил ноги и упер руки в бока.
   – Из того, что я тебе говорил, ты не сделала никаких выводов? – потребовал де Готье ответа. Он говорил низким, напряженным голосом, достаточно тихо, чтобы никто не мог их подслушать.
   Александра, последовав его примеру, тоже широко расставила ноги.
   – Я научилась многому, но то, что я узнала, доставило мне мало радости, за исключением танцев с тобой и разговора о любви с Николасом.
   – Хм, он очень мало о ней знает, – возразил Люсьен, – этот человек никого не любит, кроме океана.
   – А ты знаешь больше? – вызывающе спросила девушка.
   Стрела ее сарказма достигла цели. С окаменевшим лицом и глазами, превратившимися в щелочки, Люсьен проговорил:
   – Я знаю, что леди обсуждает и что нет с мужчиной, не являющимся ее мужем. В жизни женщины должен быть один любовник – тот, за которого она выходит замуж.
   Де Готье видел, как сожаление и что-то еще, названия чему он не знал, затуманило се изумрудные глаза. Опустив голову, Александра смотрела на его ноги.
   – Это и есть причина, по которой ты не хочешь становиться моим любовником, Люсьен? Вот почему ты отделываешься лишь поцелуями, когда я хочу...
   Слишком поздно она вспомнила, что обещала не упоминать первой об их ночи любви. Люсьен медлил с ответом, затем, шагнув вперед, приподнял ее лицо.
   – Я уже говорил тебе, Александра: когда придет время...
   – Но ты также говорил, что настоящая леди ложится в постель только со своим мужем. Тогда женись на мне, Люсьен...
   В то же самое мгновение она закусила губу, пожалев о том, что произнесла эти слова, однако сказанного не воротишь.
   Мужчина неожиданно успокоился. Он спокойным, ласковым жестом убрал прядь волос с лица девушки.
   – Дважды я был помолвлен, Александра, и дважды разрывал помолвку. Женитьба не сулит мне ничего хорошего.
   У нее перехватило дыхание. Наконец-то он открылся ей, немного показал свое истинное лицо.
   – Почему ты разорвал их?
   Сделав безразличный вид, де Готье пожал плечами.
   – Ни одна из женщин не была верна мне.
   – Тебе наставили рога?
   Он отрицательно покачал головой.
   – Нет, но могли наставить.
   Положив руки ему на плечи, Александра участливо спросила:
   – Как ты узнал об этом?
   Хотя Люсьен и смотрел ей прямо в лицо, у девушки создалось впечатление, что мысли его далеко отсюда и отнюдь не ее лицо он видит перед собой в данный момент.
   – Я понимал это по тому, как они смотрели на моего брата Винцента. Бросив один лишь взгляд на его красивое лицо, они знали, что хотят только его.
   Александра не могла представить, почему. Конечно, Люсьен не самый красивый из мужчин, но все же достаточно привлекательный; сильный духом и мужественный человек.
   – И ты думаешь, что я поступлю так же? – мягко спросила она.
   – Похоже на то.
   – Ну тогда ты меня совсем не знаешь, – проговорила девушка, с сожалением отворачиваясь от де Готье.
   Он немного помедлил, затем притянул ее к себе и обнял.
   – Нет, я знаю тебя, Александра, – сказал он, дыша в ее роскошные рыжие волосы. – Я понимаю, что ты специально подстроила так, чтобы я приревновал тебя к Николасу, а сделала это потому, что думаешь, будто желаешь меня. Но у тебя слишком мало опыта общения с мужчинами, чтобы знать это наверняка.
   Прижавшись крепче к Люсьену, девушка трепетала, ощущая его сильное тело, к которому прижималась ее спина. Положив голову ему на плечо, она заглянула в его глаза.
   – Я еще ни в чем, никогда не была так уверена. Глаза мужчины ласкали ее лицо и грудь.
   – Ты ведешь себя не как леди, – пробормотал он.
   Александра почувствовала, как по телу де Готье пробежала дрожь. Его желание было очевидно, судя по чему-то твердому и упругому, упирающемуся ей в спину.
   – Мне не надо притворяться с тобой, Люсьен, – прошептала она.
   Их глаза встретились. Внимательно вглядываясь в зелень ее глаз, он будто искал там ответ на какой-то одному ему известный вопрос. Потом он еще выше приподнял ее голову.
   – Да, это точно, – он приник губами к ее рту девушка даже не чувствовала, как напряглись мускулы на ее шее, отвечая на нежный и в то же время страстный поцелуй. Сердце забилось быстрее, забурлила кровь в жилах, все ее существо, казалось, кричало: я женщина!
   – Да! – выдохнула она.
   В ответ Люсьен стал целовать ее еще жарче. Затем он отстранился, а когда Александра открыла глаза, спросил:
   – Перемирие? Девушка улыбнулась.
   – Да.
   Отступив на шаг, де Готье сжал ее тонкие пальцы.
   – Мой поднос с похлебкой еще не убран. Не хочешь ли ты разделить трапезу со мной?
   «Это намного лучше, чем делить ее с Николасом», – подумала Александра и согласно кивнула.

Глава 20

   – Приближается шторм! – закричал матрос, ловко, как обезьяна, спускаясь вниз по мачте. – Шторм приближается!
   Заложив руки за спину, Николас медленно повернулся и вгляделся в горизонт, который был еще чист и ясен, когда он последний раз выходил на палубу. Теперь же приближающиеся грозовые облака быстро затянули все небо.
   Капитан подозревал, что так и будет, что именно здесь, в Бискайском заливе, его злобная, ревнивая любовница Атлантика заставит заплатить за предательство и измену со Средиземноморьем. От пришедшего опять на ум сравнения стихии с женщиной капитан рассмеялся, однако серьезность ситуации и тяжкий груз ответственности оборвали смех.
   Вот уже два дня судно пробиралось вдоль французского побережья. Путешествие оказалось трудным и смертельно опасным из-за сильных северозападных ветров и бурного течения, а надвигающийся шторм увеличивал опасность. В воздухе витал запах смерти.
   Зная, что не может рисковать, идя в непосредственной близости от берега и скал, о которые его корабль может разнести в щепки, Николас крикнул рулевому:
   – Выводи ее!
   Если шторм будет сильным, а в этом не приходилось сомневаться, для «Иезавели» спасением явится открытый океан.
   Жиро глубоко вздохнул тяжелый, насыщенный грозовыми зарядами, воздух, с шумом выдохнул его и начал отдавать приказания команде. Опытные и закаленные в походах морские волки в ту же секунду бросились исполнять приказания своего капитана. Они крепили канаты и паруса, все это деловито и возбужденно, осознавая смертельную опасность, пьянящую, как терпкое вино, заставляющее кипеть кровь.
   – Предстоит тяжелое испытание, – произнес Люсьен, поднимаясь на палубу и подходя к Николасу.
   Со слабой улыбкой, чуть приподнявшей уголки губ и служащей единственным свидетельством возбуждения, капитан кивнул.
   – Да, буря. На счету каждая пара рук. Как ты думаешь, сможешь ли ты с ней справиться, кузен?
   – Думаю, что да, – медленно проговорил Люсьен, вспоминая другие штормы, которые ему удалось пережить, вперив взгляд в свинцово – черное небо.
   Когда де Готье был рабом на галерах, он побывал в разных ситуациях, испытав и безумные ветра и хлесткую серость дождя и бешенство океана, которые объединяли усилия, пытаясь расправиться с горсткой храбрецов, осмелившихся противостоять разгулу стихии. Тогда ему и остальным рабам приходилось грести из последних сил, чтобы спасти свои жизни и жизнь своих хозяев. Как ни странно, жизнь ему спасли цепи, которыми он был прикован к веслу за неповиновение. Многие его товарищи по несчастью нашли последний приют в пучине, их поглотившей.