Страница:
Глава 4
1893 год
Бостон
Зал опустел. Остальные посетители уже отужинали и ушли. Только Стивен все сидел за своим столом, медленно водя пальцем по краю серебряной хлебницы.
Его темные глаза уставились в тарелку, не замечая ее. Он сидел, упершись локтем в льняную скатерть. Стивен Сент-Джеймс чувствовал себя вполне удобно в своем идеально отглаженном черном фраке, брюках, накрахмаленной белой рубашке и строгом белом галстуке.
Перед ним стояла рюмка бренди, сбоку от нее лежала сигара. Это была самая приятная для него часть вечера. Смакуя бренди и сигару, он размышлял о прошедшем дне, прежде чем попрощаться с метрдотелем и выйти на улицу. Если погода была плохая, он садился в экипаж, если хорошая – шел домой пешком. К его приходу в доме все затихало, слуги – за исключением дворецкого Уэнделла – расходились по своим комнатам.
В этот вечер, однако, пока вокруг него кружил метрдотель Бертран, явно торопившийся домой, к своей семье, он думал не о спокойном уединении, а о женщине, нарушившей спокойное течение его ужина.
Как она хороша – настоящий ангел с темно-каштановыми, почти черными волосами, с белой кожей без следа пудры и с необыкновенными голубыми глазами! Их цвет напоминает послеполуденное небо.
Когда она появилась в зале, сопровождаемая обескураженным Бертраном, он забыл о тупой боли в плече, об Адаме и еще не задержанном человеке, стрелявшем в него. И только вспоминал, как она попросила – нет, потребовала у него хлеба. Какой гипнотизирующий взгляд был у нее при этом. Прошел уже целый час, с тех пор как она ушла, а Стивен все думал о поразительной красоте женщины, сидевшей за соседним столиком. И как она держалась! Даже Бертран не осмелился делать ей замечания.
Кто она такая, любопытно? Откуда приехала? Стивен пробовал расспросить Бертрана, но тот знал так же мало, как и он сам. Появилась женщина совершенно неожиданно, так же неожиданно исчезла, и никто не знает ни ее имени, ни кто она такая. Однако Стивен не был уверен, что хочет это знать. Все-таки есть что-то странное, если не сказать – подозрительное в том, что она дерзнула зайти в ресторан одна, без спутника. Нет-нет, пожалуй, лучше ничего не знать!
– Вам не нравится бренди, господин Сент-Джеймс? Стивен посмотрел куда-то между рюмкой бренди и озабоченно склонившимся над ним метрдотелем.
– Нет, Бертран. – Отодвинув стул, он встал. – Простите, что задержал вас.
– Нет-нет, я никуда не тороплюсь! Стивен устало улыбнулся:
– Конечно же, вы торопитесь, и несправедливо винить вас за это. Ведь у вас жена и пятеро детей.
Бертран гордо выпрямился:
– Какой вы добрый человек, все помните. Улыбка на лице Стивена тут же увяла.
– Нет, я не добрый, совсем не добрый, Бертран. Спросите хотя бы моего брата.
Выйдя из ресторана, Стивен приказал кучеру, чтобы тот ехал без него.
– Дождь прекратился, и мне полезно прогуляться.
– Как пожелаете, сэр, – ответил кучер, отъезжая прочь в черном, отделанном эмалью ландо. В ночной тьме какое-то время маячили два фонаря, а затем сгинули, как провалились в преисподнюю.
Застегнув шубу и надвинув поглубже цилиндр, Стивен прошел через ворота парка и зашагал по дорожке, ведущей к его дому. Дождь и в самом деле прекратился, тучи почти рассеялись, но было холодно для этого времени года. По черному небу мчались клубящиеся облака. Ветер пронизывал до костей. И как раз в тот момент, когда Стивен пожалел, что отпустил кучера с экипажем, он увидел ее. Она неподвижно лежала в грязи, как брошенная вещь. Всеми забытая, никому не нужная.
Стивен был уверен, что это она. Можно было подумать, что он даже ожидал найти ее тут. Что-то подсказывало ему, что она так и не смогла добраться домой. В полутемном ресторане незнакомка казалась сильной – и в то же время слабой, гордой и недоступной, но удивительно ранимой. Теперь от ее сил ничего не осталось.
Стивен опустился рядом с ней на колено:
– Мадам!
Никакого ответа не последовало. Ничего, кроме приглушенного шелеста длинных, стройных ветвей ив.
– Мадам. – Здоровой рукой Стивен схватил ее за плечо и потряс. Видя, что женщина не шевелится, он выругался и позвал на помощь. Он не сможет с больной рукой дотащить ее до дома. – Мадам!..
Ее веки затрепетали, но глаза так и не открылись.
– Мадам, очнитесь, пожалуйста. – Стивен снова потряс ее – на этот раз с отчаянием, близким к панике. Какой-то абсурд! Ведь он никогда не позволяет себе впадать в панику, тем более из-за женщины. – Мадам!
Чуть слышно застонав, она шевельнулась. Затем ее глаза приоткрылись. Прошло несколько мгновений, затем она загадочно улыбнулась, словно покоилась в чистой постели, а не лежала в грязи.
– Здравствуй, пират! – пролепетала она.
Брови Стивена хмуро сдвинулись, и он почти забыл, в каком трудном положении они находятся.
– Вы не пострадали?
– Пострадала? – Женщина попыталась приподняться и болезненно сморщилась. – Кто из нас не пострадал в этой жизни, мой пират!
Поколебавшись, Стивен взглянул на нее с любопытством.
– Вы сможете стоять с моей помощью? – спросил он.
– Конечно, смогу. – Она снова улыбнулась, но трепещущие веки сомкнулись.
– Мадам, пожалуйста. Вы должны мне помочь. Одному мне не справиться.
Глаза чуть-чуть приоткрылись.
– Помочь вам? Как я могу вам помочь?
– Вы должны встать, назвать свое имя и сказать, куда вас отвести.
Налетевший порыв ветра сорвал с его головы цилиндр. Но Стивен этого даже не заметил.
– Ветер унес ваш цилиндр, – тихо прошептала женщина.
– Ничего страшного! Назовите мне ваше имя. Ее улыбка стала загадочно-мечтательной.
– М-м. Мое имя? Разве вы его не знаете?
– Конечно, нет. – Стивен оглянулся, но парк был совершенно пуст. – Назовите же мне ваше имя, мадам.
– Голубой Колокольчик. – Она попыталась вытащить руку из грязи, но у нее ничего не получилось.
– Голубой Колокольчик? В самом деле? – «Но это же не имя, а скорее прозвище», – подумал он.
– Да, – повторила она. – Голубой Колокольчик. Так называет меня отец. Холли Голубой Колокольчик. Правда, красивое имя?
Стивен порылся в памяти, пытаясь припомнить кого-нибудь, кого звали бы Холли. Но так и не вспомнил, хотя и знал в городе всех.
– Где вы живете? Куда мне вас отвести?
– В Бостоне. Туда меня и отведите – в Бэк-Бэй. – Закатив глаза, женщина добавила: – Где просторны и светлы танцевальные залы, где все дома стоят, как часовые вдоль улиц. – Она хихикнула: – Только представьте себе, все дома – как солдаты… Правда, поэтично?
Стивен застонал. Если бы он не видел, что она ничего не пила в ресторане, то мог бы поклясться, что незнакомка совершенно пьяна.
– А где именно в Бэк-Бэе? – спросил он с растущим беспокойством.
Женщина перестала хихикать, ее губы совсем посинели. Когда он назвал ее по имени, она не ответила. И как Стивен ее ни тряс, не шевелилась. И все же надо вытащить ее из холодной грязи – и как можно скорее! Зная, что ему неоткуда ждать помощи, Стивен обхватил ее здоровой рукой за плечи. Боль была так остра, что он стиснул зубы. Человек более слабый и не такой волевой вряд ли смог бы что-нибудь сделать, но Стивену было не занимать ни сил, ни воли. В семнадцать лет он стал самостоятельным мужчиной.
Прижимая к себе незнакомку одной рукой, он донес ее до Арлингтон-стрит, а затем и до своего дома. Едва Стивен стукнул ногой в дверь, как ее тут же отворили. Дворецкий Уэнделл, ни о чем не спрашивая, взял женщину на руки и позвал на помощь. Тут же появились служанки в ночных чепцах. Они отнесли женщину наверх, развели огонь, принесли горячей воды и принялись за дело. Туда же вслед за служанками поднялся и Стивен.
Когда Уэнделл попробовал соблазнить его бренди и пылающим камином, он только покачал головой и вышел из комнаты, увидев, что служанки принялись раздевать незнакомку. Затем они почистили снятую одежду и повесили сушиться у огромной плиты в кухне. Через несколько минут, которые показались Стивену часами, он остался один в отделанном деревянными панелями коридоре, куда выходили спальни для гостей. Не обращая внимания на боль в плече и боку, он вернулся в комнату, чтобы удостовериться, все ли сделано как следует и не надо ли вызвать врача.
Женщина, назвавшаяся Холли Голубой Колокольчик, лежала на широкой, большой кровати с четырьмя столбиками для балдахина. Она свернулась клубком под одеялами и простынями. После того как с нее смыли грязь, лицо незнакомки приятно порозовело. Чувствовалось, что с Голубым Колокольчиком все в порядке, доктор не понадобится.
В доме воцарилась тишина. Лишь изредка снизу из кухни доносились приглушенные голоса или звон посуды. Прислонившись к стене, Стивен молча стоял словно зачарованный. Сердце сильно стучало, его пронизывало острое томление.
Он знал, что ему следует воспользоваться предложением Уэнделла пойти к себе, выпить бренди и погреться у пылающего камина. Но вместо этого, как жаждущий при виде воды, он сделал шаг вперед.
Стивен и сам не понимал, что притягивало его к этой женщине. Во всяком случае, не красота: он знавал женщин, справедливо считавшихся первыми красавицами. И конечно же, не ее манеры: Господи, он никогда еще не встречал такой странной женщины! «Тогда что же так влечет меня?» – недоумевал он, разглядывая скрытую под одеялом фигуру.
Глядя на эту незнакомку, так неожиданно вторгшуюся в его жизнь, Стивен ощущал непонятное посасывание под ложечкой. Он медленно, как бы нехотя стал приближаться к ней. Дышала она ровно и неглубоко. И казалось, не собиралась покидать это прибежище.
В стороне стоял позолоченный стул, обитый красной парчой. Стивен подвинул его поближе к кровати. Пожалуй, даже слишком близко. Но ведь он хочет разглядеть ее получше, прежде чем она проснется и покинет его дом. Ведь он никогда больше ее не увидит.
Никогда больше не увидит.
В этой мысли было что-то успокаивающее. Никогда ее больше не увидит, но предварительно узнает, что именно так интригует его в этой женщине, выяснит ее адрес и отошлет домой. Тайна наконец разъяснится. И все встанет на свои места. Да, в этой мысли и в самом деле есть что-то успокаивающее.
Теперь на ее губах не осталось синевы. Глаза были по-прежнему закрыты. Она что-то бормотала и шевелилась во сне. А когда повернулась, одеяло слегка откинулось, и Стивен смог увидеть белоснежную кожу.
Он решил, что должен поправить одеяло и уйти. Но прежде чем Стивен успел это сделать, она повернулась, во сне отбросив одеяло.
Он задышал часто и прерывисто. Груди у нее были круглые и упругие, с розовыми бутонами сосков. На него нахлынуло неожиданное желание поласкать их, чтобы они поднялись как налитые. И все же его остановило необъяснимое уважение к этой женщине, даже благоговение перед ней.
Долг повелевал ему немедленно уйти и позвать служанку. Но Стивен этого не сделал. Знал, что поступает плохо. Никогда в жизни не делал ничего подобного. А ведь он свободно может обладать любой женщиной, но он не хотел сейчас никакой другой женщины, хотел только эту.
Если бы так поступил какой-нибудь другой мужчина, он бы сурово осудил его. Но так поступил он сам. А ведь он хорошо знал, что не должен вести себя подобным образом!
Незнакомка продолжала бормотать и шевелиться, и одеяло обнажило необыкновенно красивый изгиб бедра. Стивену отчаянно захотелось притронуться к ее атласной гладкой коже, ущипнуть, припасть губами.
Он медленно, с робостью школьника протянул руку, отчетливо понимая, что нарушает кодекс поведения джентльмена, и его рука повисла в воздухе. Но тут она перекатилась на спину, и его рука неожиданно оказалась на треугольнике темных волос между ее ногами. Все его тело бурно отозвалось на это прикосновение. Никогда еще ни одна женщина так не притягивала его! Все поблекло, покрылось туманной дымкой и отодвинулось куда-то прочь.
Он хотел ее. Язык стремился познать тайны ее влажного нёба, ощутить вкус губ. Чтобы побороть это желание, Стивен крепко стиснул челюсти. Все его существо стремилось утолить вспыхнувшую в нем страсть, проникнуть в ее сокровенное лоно. Говоря проще, он хотел обладать ею. Мечтал разбудить ее. Заглянуть в необыкновенные голубые глаза и внушить ей ту же страсть, какую испытывал сам.
Но тут одеяло съехало на пол.
– О нет! – выдохнул он. И в его обычно бесстрастных глазах отразилось необъяснимое чувство, охватившее его.
Она лежала перед ним, словно изваянная из мрамора, но живая, дышащая, идеально прекрасная – если бы не ее нога.
Что-то крепко стиснуло ему горло, больно кольнуло глаза. И только тогда Стивен решился притронуться к изуродованной и так и не залеченной ноге.
По всему его телу прокатилась волна горького сострадания. Осторожно, даже ласково он провел ладонью по неровной поверхности. Как сильно отличалась эта нога от другой – безупречно красивой формы!
Чувство стыда и вины вытеснило сострадание. Он оглянулся, удивленный, что находится в этой комнате. И что незнакомка тоже находится здесь. Узнав о красоте ее тела, он сожалел о его несовершенстве.
Он собрался было уйти, чтобы избавиться от обуревавших его чувств, но ее пальцы неожиданно обвились вокруг его запястья. Веки, затрепетав, разомкнулись.
– Не оставляйте меня, – прошептала она. – Пожалуйста, не уходите!..
Стивен посмотрел на их сплетенные руки и, расслабившись, снова опустился на стул.
В комнате было тихо и спокойно. Пламя в камине отбрасывало на стены причудливые тени.
Стало быть, она не отпускает его. С усилием Стивен высвободил свою руку и стал поднимать с пола простыни. Сделать это одной рукой оказалось не так-то просто. Но даже после того как он укрыл ее, она продолжала горько стонать. Посмотрев на женщину, Стивен покорно вздохнул. Или, может быть, это была не покорность, а страх: что, если он никогда не сможет с ней расстаться? «Да нет, глупо даже предполагать такое», – сказал он себе, снова беря ее за руку.
Женщина мгновенно вцепилась в него. Ее хватка была на удивление сильной, она держалась за него так, как будто от этого зависела ее жизнь. И глядя на нее, Стивен подумал, что, может быть, так оно и есть.
Только после того как он откинулся на мягкий подголовник, оставив свою руку в ее руке, она немножко успокоилась.
Кто эта женщина – Холли Голубой Колокольчик? У нее и впрямь лицо небесного ангела. Можно подумать, что, позавидовав красоте своего творения, боги намеренно покалечили ее ногу. Что все-таки с ней случилось? Она упала с лошади? Свалилась с дерева? «Нет, – шепнул он, обращаясь к пламени в камине, – все было не так просто. Совсем не просто».
Бостон
Зал опустел. Остальные посетители уже отужинали и ушли. Только Стивен все сидел за своим столом, медленно водя пальцем по краю серебряной хлебницы.
Его темные глаза уставились в тарелку, не замечая ее. Он сидел, упершись локтем в льняную скатерть. Стивен Сент-Джеймс чувствовал себя вполне удобно в своем идеально отглаженном черном фраке, брюках, накрахмаленной белой рубашке и строгом белом галстуке.
Перед ним стояла рюмка бренди, сбоку от нее лежала сигара. Это была самая приятная для него часть вечера. Смакуя бренди и сигару, он размышлял о прошедшем дне, прежде чем попрощаться с метрдотелем и выйти на улицу. Если погода была плохая, он садился в экипаж, если хорошая – шел домой пешком. К его приходу в доме все затихало, слуги – за исключением дворецкого Уэнделла – расходились по своим комнатам.
В этот вечер, однако, пока вокруг него кружил метрдотель Бертран, явно торопившийся домой, к своей семье, он думал не о спокойном уединении, а о женщине, нарушившей спокойное течение его ужина.
Как она хороша – настоящий ангел с темно-каштановыми, почти черными волосами, с белой кожей без следа пудры и с необыкновенными голубыми глазами! Их цвет напоминает послеполуденное небо.
Когда она появилась в зале, сопровождаемая обескураженным Бертраном, он забыл о тупой боли в плече, об Адаме и еще не задержанном человеке, стрелявшем в него. И только вспоминал, как она попросила – нет, потребовала у него хлеба. Какой гипнотизирующий взгляд был у нее при этом. Прошел уже целый час, с тех пор как она ушла, а Стивен все думал о поразительной красоте женщины, сидевшей за соседним столиком. И как она держалась! Даже Бертран не осмелился делать ей замечания.
Кто она такая, любопытно? Откуда приехала? Стивен пробовал расспросить Бертрана, но тот знал так же мало, как и он сам. Появилась женщина совершенно неожиданно, так же неожиданно исчезла, и никто не знает ни ее имени, ни кто она такая. Однако Стивен не был уверен, что хочет это знать. Все-таки есть что-то странное, если не сказать – подозрительное в том, что она дерзнула зайти в ресторан одна, без спутника. Нет-нет, пожалуй, лучше ничего не знать!
– Вам не нравится бренди, господин Сент-Джеймс? Стивен посмотрел куда-то между рюмкой бренди и озабоченно склонившимся над ним метрдотелем.
– Нет, Бертран. – Отодвинув стул, он встал. – Простите, что задержал вас.
– Нет-нет, я никуда не тороплюсь! Стивен устало улыбнулся:
– Конечно же, вы торопитесь, и несправедливо винить вас за это. Ведь у вас жена и пятеро детей.
Бертран гордо выпрямился:
– Какой вы добрый человек, все помните. Улыбка на лице Стивена тут же увяла.
– Нет, я не добрый, совсем не добрый, Бертран. Спросите хотя бы моего брата.
Выйдя из ресторана, Стивен приказал кучеру, чтобы тот ехал без него.
– Дождь прекратился, и мне полезно прогуляться.
– Как пожелаете, сэр, – ответил кучер, отъезжая прочь в черном, отделанном эмалью ландо. В ночной тьме какое-то время маячили два фонаря, а затем сгинули, как провалились в преисподнюю.
Застегнув шубу и надвинув поглубже цилиндр, Стивен прошел через ворота парка и зашагал по дорожке, ведущей к его дому. Дождь и в самом деле прекратился, тучи почти рассеялись, но было холодно для этого времени года. По черному небу мчались клубящиеся облака. Ветер пронизывал до костей. И как раз в тот момент, когда Стивен пожалел, что отпустил кучера с экипажем, он увидел ее. Она неподвижно лежала в грязи, как брошенная вещь. Всеми забытая, никому не нужная.
Стивен был уверен, что это она. Можно было подумать, что он даже ожидал найти ее тут. Что-то подсказывало ему, что она так и не смогла добраться домой. В полутемном ресторане незнакомка казалась сильной – и в то же время слабой, гордой и недоступной, но удивительно ранимой. Теперь от ее сил ничего не осталось.
Стивен опустился рядом с ней на колено:
– Мадам!
Никакого ответа не последовало. Ничего, кроме приглушенного шелеста длинных, стройных ветвей ив.
– Мадам. – Здоровой рукой Стивен схватил ее за плечо и потряс. Видя, что женщина не шевелится, он выругался и позвал на помощь. Он не сможет с больной рукой дотащить ее до дома. – Мадам!..
Ее веки затрепетали, но глаза так и не открылись.
– Мадам, очнитесь, пожалуйста. – Стивен снова потряс ее – на этот раз с отчаянием, близким к панике. Какой-то абсурд! Ведь он никогда не позволяет себе впадать в панику, тем более из-за женщины. – Мадам!
Чуть слышно застонав, она шевельнулась. Затем ее глаза приоткрылись. Прошло несколько мгновений, затем она загадочно улыбнулась, словно покоилась в чистой постели, а не лежала в грязи.
– Здравствуй, пират! – пролепетала она.
Брови Стивена хмуро сдвинулись, и он почти забыл, в каком трудном положении они находятся.
– Вы не пострадали?
– Пострадала? – Женщина попыталась приподняться и болезненно сморщилась. – Кто из нас не пострадал в этой жизни, мой пират!
Поколебавшись, Стивен взглянул на нее с любопытством.
– Вы сможете стоять с моей помощью? – спросил он.
– Конечно, смогу. – Она снова улыбнулась, но трепещущие веки сомкнулись.
– Мадам, пожалуйста. Вы должны мне помочь. Одному мне не справиться.
Глаза чуть-чуть приоткрылись.
– Помочь вам? Как я могу вам помочь?
– Вы должны встать, назвать свое имя и сказать, куда вас отвести.
Налетевший порыв ветра сорвал с его головы цилиндр. Но Стивен этого даже не заметил.
– Ветер унес ваш цилиндр, – тихо прошептала женщина.
– Ничего страшного! Назовите мне ваше имя. Ее улыбка стала загадочно-мечтательной.
– М-м. Мое имя? Разве вы его не знаете?
– Конечно, нет. – Стивен оглянулся, но парк был совершенно пуст. – Назовите же мне ваше имя, мадам.
– Голубой Колокольчик. – Она попыталась вытащить руку из грязи, но у нее ничего не получилось.
– Голубой Колокольчик? В самом деле? – «Но это же не имя, а скорее прозвище», – подумал он.
– Да, – повторила она. – Голубой Колокольчик. Так называет меня отец. Холли Голубой Колокольчик. Правда, красивое имя?
Стивен порылся в памяти, пытаясь припомнить кого-нибудь, кого звали бы Холли. Но так и не вспомнил, хотя и знал в городе всех.
– Где вы живете? Куда мне вас отвести?
– В Бостоне. Туда меня и отведите – в Бэк-Бэй. – Закатив глаза, женщина добавила: – Где просторны и светлы танцевальные залы, где все дома стоят, как часовые вдоль улиц. – Она хихикнула: – Только представьте себе, все дома – как солдаты… Правда, поэтично?
Стивен застонал. Если бы он не видел, что она ничего не пила в ресторане, то мог бы поклясться, что незнакомка совершенно пьяна.
– А где именно в Бэк-Бэе? – спросил он с растущим беспокойством.
Женщина перестала хихикать, ее губы совсем посинели. Когда он назвал ее по имени, она не ответила. И как Стивен ее ни тряс, не шевелилась. И все же надо вытащить ее из холодной грязи – и как можно скорее! Зная, что ему неоткуда ждать помощи, Стивен обхватил ее здоровой рукой за плечи. Боль была так остра, что он стиснул зубы. Человек более слабый и не такой волевой вряд ли смог бы что-нибудь сделать, но Стивену было не занимать ни сил, ни воли. В семнадцать лет он стал самостоятельным мужчиной.
Прижимая к себе незнакомку одной рукой, он донес ее до Арлингтон-стрит, а затем и до своего дома. Едва Стивен стукнул ногой в дверь, как ее тут же отворили. Дворецкий Уэнделл, ни о чем не спрашивая, взял женщину на руки и позвал на помощь. Тут же появились служанки в ночных чепцах. Они отнесли женщину наверх, развели огонь, принесли горячей воды и принялись за дело. Туда же вслед за служанками поднялся и Стивен.
Когда Уэнделл попробовал соблазнить его бренди и пылающим камином, он только покачал головой и вышел из комнаты, увидев, что служанки принялись раздевать незнакомку. Затем они почистили снятую одежду и повесили сушиться у огромной плиты в кухне. Через несколько минут, которые показались Стивену часами, он остался один в отделанном деревянными панелями коридоре, куда выходили спальни для гостей. Не обращая внимания на боль в плече и боку, он вернулся в комнату, чтобы удостовериться, все ли сделано как следует и не надо ли вызвать врача.
Женщина, назвавшаяся Холли Голубой Колокольчик, лежала на широкой, большой кровати с четырьмя столбиками для балдахина. Она свернулась клубком под одеялами и простынями. После того как с нее смыли грязь, лицо незнакомки приятно порозовело. Чувствовалось, что с Голубым Колокольчиком все в порядке, доктор не понадобится.
В доме воцарилась тишина. Лишь изредка снизу из кухни доносились приглушенные голоса или звон посуды. Прислонившись к стене, Стивен молча стоял словно зачарованный. Сердце сильно стучало, его пронизывало острое томление.
Он знал, что ему следует воспользоваться предложением Уэнделла пойти к себе, выпить бренди и погреться у пылающего камина. Но вместо этого, как жаждущий при виде воды, он сделал шаг вперед.
Стивен и сам не понимал, что притягивало его к этой женщине. Во всяком случае, не красота: он знавал женщин, справедливо считавшихся первыми красавицами. И конечно же, не ее манеры: Господи, он никогда еще не встречал такой странной женщины! «Тогда что же так влечет меня?» – недоумевал он, разглядывая скрытую под одеялом фигуру.
Глядя на эту незнакомку, так неожиданно вторгшуюся в его жизнь, Стивен ощущал непонятное посасывание под ложечкой. Он медленно, как бы нехотя стал приближаться к ней. Дышала она ровно и неглубоко. И казалось, не собиралась покидать это прибежище.
В стороне стоял позолоченный стул, обитый красной парчой. Стивен подвинул его поближе к кровати. Пожалуй, даже слишком близко. Но ведь он хочет разглядеть ее получше, прежде чем она проснется и покинет его дом. Ведь он никогда больше ее не увидит.
Никогда больше не увидит.
В этой мысли было что-то успокаивающее. Никогда ее больше не увидит, но предварительно узнает, что именно так интригует его в этой женщине, выяснит ее адрес и отошлет домой. Тайна наконец разъяснится. И все встанет на свои места. Да, в этой мысли и в самом деле есть что-то успокаивающее.
Теперь на ее губах не осталось синевы. Глаза были по-прежнему закрыты. Она что-то бормотала и шевелилась во сне. А когда повернулась, одеяло слегка откинулось, и Стивен смог увидеть белоснежную кожу.
Он решил, что должен поправить одеяло и уйти. Но прежде чем Стивен успел это сделать, она повернулась, во сне отбросив одеяло.
Он задышал часто и прерывисто. Груди у нее были круглые и упругие, с розовыми бутонами сосков. На него нахлынуло неожиданное желание поласкать их, чтобы они поднялись как налитые. И все же его остановило необъяснимое уважение к этой женщине, даже благоговение перед ней.
Долг повелевал ему немедленно уйти и позвать служанку. Но Стивен этого не сделал. Знал, что поступает плохо. Никогда в жизни не делал ничего подобного. А ведь он свободно может обладать любой женщиной, но он не хотел сейчас никакой другой женщины, хотел только эту.
Если бы так поступил какой-нибудь другой мужчина, он бы сурово осудил его. Но так поступил он сам. А ведь он хорошо знал, что не должен вести себя подобным образом!
Незнакомка продолжала бормотать и шевелиться, и одеяло обнажило необыкновенно красивый изгиб бедра. Стивену отчаянно захотелось притронуться к ее атласной гладкой коже, ущипнуть, припасть губами.
Он медленно, с робостью школьника протянул руку, отчетливо понимая, что нарушает кодекс поведения джентльмена, и его рука повисла в воздухе. Но тут она перекатилась на спину, и его рука неожиданно оказалась на треугольнике темных волос между ее ногами. Все его тело бурно отозвалось на это прикосновение. Никогда еще ни одна женщина так не притягивала его! Все поблекло, покрылось туманной дымкой и отодвинулось куда-то прочь.
Он хотел ее. Язык стремился познать тайны ее влажного нёба, ощутить вкус губ. Чтобы побороть это желание, Стивен крепко стиснул челюсти. Все его существо стремилось утолить вспыхнувшую в нем страсть, проникнуть в ее сокровенное лоно. Говоря проще, он хотел обладать ею. Мечтал разбудить ее. Заглянуть в необыкновенные голубые глаза и внушить ей ту же страсть, какую испытывал сам.
Но тут одеяло съехало на пол.
– О нет! – выдохнул он. И в его обычно бесстрастных глазах отразилось необъяснимое чувство, охватившее его.
Она лежала перед ним, словно изваянная из мрамора, но живая, дышащая, идеально прекрасная – если бы не ее нога.
Что-то крепко стиснуло ему горло, больно кольнуло глаза. И только тогда Стивен решился притронуться к изуродованной и так и не залеченной ноге.
По всему его телу прокатилась волна горького сострадания. Осторожно, даже ласково он провел ладонью по неровной поверхности. Как сильно отличалась эта нога от другой – безупречно красивой формы!
Чувство стыда и вины вытеснило сострадание. Он оглянулся, удивленный, что находится в этой комнате. И что незнакомка тоже находится здесь. Узнав о красоте ее тела, он сожалел о его несовершенстве.
Он собрался было уйти, чтобы избавиться от обуревавших его чувств, но ее пальцы неожиданно обвились вокруг его запястья. Веки, затрепетав, разомкнулись.
– Не оставляйте меня, – прошептала она. – Пожалуйста, не уходите!..
Стивен посмотрел на их сплетенные руки и, расслабившись, снова опустился на стул.
В комнате было тихо и спокойно. Пламя в камине отбрасывало на стены причудливые тени.
Стало быть, она не отпускает его. С усилием Стивен высвободил свою руку и стал поднимать с пола простыни. Сделать это одной рукой оказалось не так-то просто. Но даже после того как он укрыл ее, она продолжала горько стонать. Посмотрев на женщину, Стивен покорно вздохнул. Или, может быть, это была не покорность, а страх: что, если он никогда не сможет с ней расстаться? «Да нет, глупо даже предполагать такое», – сказал он себе, снова беря ее за руку.
Женщина мгновенно вцепилась в него. Ее хватка была на удивление сильной, она держалась за него так, как будто от этого зависела ее жизнь. И глядя на нее, Стивен подумал, что, может быть, так оно и есть.
Только после того как он откинулся на мягкий подголовник, оставив свою руку в ее руке, она немножко успокоилась.
Кто эта женщина – Холли Голубой Колокольчик? У нее и впрямь лицо небесного ангела. Можно подумать, что, позавидовав красоте своего творения, боги намеренно покалечили ее ногу. Что все-таки с ней случилось? Она упала с лошади? Свалилась с дерева? «Нет, – шепнул он, обращаясь к пламени в камине, – все было не так просто. Совсем не просто».
Глава 5
Белл неожиданно проснулась. Она почувствовала, что замерзла. Часы тем временем отбивали полночь.
Нахмурившись, она огляделась и поняла, что находится в незнакомом месте. Где ее натюрморты с цветами, рисунки деревьев? Где ее пышное кресло?
Быстро повернув голову, она увидела, что на стуле у ее кровати дремлет какой-то мужчина. Присмотревшись, она узнала того самого господина, который разговаривал с ней в ресторане. Только на этот раз его волосы были взлохмачены, суровый, даже беспощадный рот странно смягчился, даже стал привлекательным; пронзительные глаза были закрыты.
Белл откинулась на подушку и зажмурилась. «Боже милостивый, – взмолилась она, – сделай так, чтобы это было сном». Но когда она вновь открыла глаза, то обнаружила, что мужчина продолжает спать на том же месте.
Белл попыталась сосредоточиться, вспомнить, что же именно произошло. Однако в ее голове мелькали лишь отрывочные воспоминания. Она куда-то бежит. Холодно. Просто невыносимо! Почему она не может вспомнить? Появляется этот джентльмен, склоняется над ней, пытается согреть.
Поняв, что ничего больше не может вспомнить, она застонала. Но этот стон перешел в тревожный возглас, когда Белл заметила, что лежит совершенно обнаженная. Боже, что она натворила? Что произошло в этой странной комнате между ней и этим практически незнакомым ей человеком?
Поразмыслив, она немного успокоилась. Если бы и в самом деле произошло нечто, что она отказывается назвать словами, она бы помнила. Как можно забыть незабываемое? Причины, по которым она находится здесь, возможно, и не соответствуют правилам приличий, но ведь ты же не… «Боже милостивый, ты взрослая женщина, Белл Брэкстон, так называй же вещи своими именами… Так вот, никто тебя не насиловал. Это ясно как Божий день».
Но тут Белл подумала, что могло произойти нечто худшее, чем простое… совокупление. Что, если он видел ее ногу? Все поплыло у нее перед глазами. Наверное, потому-то она так уверена, что не произошло ничего выходящего за рамки пристойности. Они могли быть уже на пути к вершинам греховного экстаза, могли упиваться порочными наслаждениями, стонать от запретного восторга, и тут он увидел ее ногу. И все сразу закончилось. На собственном опыте она знала, что такое зрелище может сразу же испортить настроение, задуть все свечи желания, как если бы они никогда и не горели.
Белл посмотрела на сидящего на стуле мужчину и вспомнила, с какой благопристойной чинностью он вел себя в ресторане. Она попросила у него хлеба – сущий, казалось бы, пустяк, – но его это покоробило. Можно представить, как бы он оскорбился, предложи она ему разделить с ней постель. При этой мысли Белл чуть не рассмеялась. Вряд ли этот человек видел ее ногу или какую-нибудь другую часть тела. Несомненно, он сидит здесь, охраняя свои драгоценные владения. Раздела ее наверняка служанка, хотя и непонятно, зачем она это сделала. Но в конце концов какое это имеет значение? Ей надо как-то выбраться отсюда.
Белл сделала глубокий вдох-выдох, стараясь, однако, не разбудить спящего. Она должна незаметно покинуть эту комнату, этот дом, – желательно тайком от хозяина, даже если ей придется уйти, завернувшись в простыню.
Тихо-тихо, с ловкостью, которая могла бы сделать честь детективу из какого-нибудь десятицентового романа, Белл соскользнула с кровати. На цыпочках прошла по комнате, натянула платье, прямо на голое тело, надела туфельки, подхватила под мышку свои высохшие вещи, принесенные служанкой с кухни, и направилась к выходу. Миновав полутемный коридор, спустилась по длинной лестнице. Если кто ее и видел, то только изображения на портретах. Лишь после того как, повернув ручку, она открыла массивную парадную дверь, Белл вспомнила о том, что легко одета, а ведь она и понятия не имела, где находится. Но когда Белл пошла по красивой, мощенной битым кирпичом дорожке, она поняла, что все это время провела в доме человека, который постоянно устраивает многолюдные вечеринки с танцами.
Боже правый, оказывается, она, неизвестно почему, спала обнаженная в доме темноволосого, мрачного пирата – своего соседа.
Нахмурившись, она огляделась и поняла, что находится в незнакомом месте. Где ее натюрморты с цветами, рисунки деревьев? Где ее пышное кресло?
Быстро повернув голову, она увидела, что на стуле у ее кровати дремлет какой-то мужчина. Присмотревшись, она узнала того самого господина, который разговаривал с ней в ресторане. Только на этот раз его волосы были взлохмачены, суровый, даже беспощадный рот странно смягчился, даже стал привлекательным; пронзительные глаза были закрыты.
Белл откинулась на подушку и зажмурилась. «Боже милостивый, – взмолилась она, – сделай так, чтобы это было сном». Но когда она вновь открыла глаза, то обнаружила, что мужчина продолжает спать на том же месте.
Белл попыталась сосредоточиться, вспомнить, что же именно произошло. Однако в ее голове мелькали лишь отрывочные воспоминания. Она куда-то бежит. Холодно. Просто невыносимо! Почему она не может вспомнить? Появляется этот джентльмен, склоняется над ней, пытается согреть.
Поняв, что ничего больше не может вспомнить, она застонала. Но этот стон перешел в тревожный возглас, когда Белл заметила, что лежит совершенно обнаженная. Боже, что она натворила? Что произошло в этой странной комнате между ней и этим практически незнакомым ей человеком?
Поразмыслив, она немного успокоилась. Если бы и в самом деле произошло нечто, что она отказывается назвать словами, она бы помнила. Как можно забыть незабываемое? Причины, по которым она находится здесь, возможно, и не соответствуют правилам приличий, но ведь ты же не… «Боже милостивый, ты взрослая женщина, Белл Брэкстон, так называй же вещи своими именами… Так вот, никто тебя не насиловал. Это ясно как Божий день».
Но тут Белл подумала, что могло произойти нечто худшее, чем простое… совокупление. Что, если он видел ее ногу? Все поплыло у нее перед глазами. Наверное, потому-то она так уверена, что не произошло ничего выходящего за рамки пристойности. Они могли быть уже на пути к вершинам греховного экстаза, могли упиваться порочными наслаждениями, стонать от запретного восторга, и тут он увидел ее ногу. И все сразу закончилось. На собственном опыте она знала, что такое зрелище может сразу же испортить настроение, задуть все свечи желания, как если бы они никогда и не горели.
Белл посмотрела на сидящего на стуле мужчину и вспомнила, с какой благопристойной чинностью он вел себя в ресторане. Она попросила у него хлеба – сущий, казалось бы, пустяк, – но его это покоробило. Можно представить, как бы он оскорбился, предложи она ему разделить с ней постель. При этой мысли Белл чуть не рассмеялась. Вряд ли этот человек видел ее ногу или какую-нибудь другую часть тела. Несомненно, он сидит здесь, охраняя свои драгоценные владения. Раздела ее наверняка служанка, хотя и непонятно, зачем она это сделала. Но в конце концов какое это имеет значение? Ей надо как-то выбраться отсюда.
Белл сделала глубокий вдох-выдох, стараясь, однако, не разбудить спящего. Она должна незаметно покинуть эту комнату, этот дом, – желательно тайком от хозяина, даже если ей придется уйти, завернувшись в простыню.
Тихо-тихо, с ловкостью, которая могла бы сделать честь детективу из какого-нибудь десятицентового романа, Белл соскользнула с кровати. На цыпочках прошла по комнате, натянула платье, прямо на голое тело, надела туфельки, подхватила под мышку свои высохшие вещи, принесенные служанкой с кухни, и направилась к выходу. Миновав полутемный коридор, спустилась по длинной лестнице. Если кто ее и видел, то только изображения на портретах. Лишь после того как, повернув ручку, она открыла массивную парадную дверь, Белл вспомнила о том, что легко одета, а ведь она и понятия не имела, где находится. Но когда Белл пошла по красивой, мощенной битым кирпичом дорожке, она поняла, что все это время провела в доме человека, который постоянно устраивает многолюдные вечеринки с танцами.
Боже правый, оказывается, она, неизвестно почему, спала обнаженная в доме темноволосого, мрачного пирата – своего соседа.
Глава 6
– Тебе следовало бы лучше беречь руку, Стивен!
Сент-Джеймс выглянул из окна комнаты, расположенной рядом с вестибюлем. Окно выходило на Арлингтон-стрит и парк. Большинство людей разместили бы здесь свою приемную. Стивен же превратил ее в кабинет с плотными красными занавесками, восточными коврами, темными деревянными панелями и бесконечными рядами книг в кожаных переплетах.
Рядом с массивным, превосходной работы письменным столом красного дерева стоял его доктор.
– Тебе в самом деле следует беречь руку. Стивен не стал убеждать доктора в том, что неукоснительно соблюдал его предписания вплоть до последней ночи.
– Я уже слышал это, Гаролд.
– Если ты не будешь осторожен, твое плечо никогда не заживет.
– Я не спрашиваю, заживет оно или нет, а хочу знать, смогу ли когда-нибудь двигать рукой.
Доктор со смущенным видом начал собирать свои инструменты в черную кожаную сумку.
– Гаролд!..
Доктор погрузился в размышления. Его и без того морщинистое лицо сморщилось еще сильнее. Гаролд Мейфилд был домашним врачом Стивена и Адама с раннего детства. Лечил он и их отца. Именно Гаролд двадцать лет назад известил мальчиков о смерти родителей.
Беда случилась в морозную зимнюю ночь. Старый деревянный мост покрылся скользкой коркой льда. Разъезжаясь с встречной каретой, экипаж родителей ударился о деревянные перила и, проломив их, рухнул с моста.
Стивену было тогда семнадцать лет. И он помнил, какого труда ему стоило понять, что родители никогда не вернутся.
Адаму тогда было двенадцать. Случившееся неузнаваемо изменило его.
Управление всеми делами вместо отца взял на себя Стивен. Но и в семнадцать, и в двадцать семь, и сейчас, в тридцать семь, он знал, что не со всем справился достаточно хорошо. Особенно в том, что касалось Адама.
Джон Сент-Джеймс, или, как все его звали, Джек, был рослым благодушным человеком, который знал всех по имени, общался со множеством людей. Он любил жизнь, и та отвечала ему взаимностью, по крайней мере до того дня, когда удача изменила ему. Даже сейчас, по прошествии двадцати лет, Стивен тосковал по отцу, может быть, даже сильнее, чем в первые дни.
Закрыв наконец свою сумку, Гаролд вздохнул:
– Если говорить откровенно, Стивен, я не думаю, что рука сможет полностью восстановить свою работоспособность. Во всяком случае, так, как ты себе это представляешь. Но ты свыкнешься со своим положением. Тело приспосабливается. Живет же собака на трех ногах и даже не очень страдает от своего увечья.
Стивен посмотрел на него с каменным лицом. Гаролд, видимо, понял, что сравнение с трехногим псом никак нельзя назвать обнадеживающим.
Хмыкнув, он сказал:
– Ты должен радоваться, что уцелел, сынок. Двумя дюймами ниже, и пуля прошла бы прямо через сердце. – Он покачал головой. – Поэтому нечего жаловаться, что не можешь двигать рукой. Благодари Бога, что остался жив!..
Стивен рассеянно выслушал его слова, не желая мириться с горькой реальностью. Привыкнет ли он когда-нибудь жить, пользуясь одной рукой?
– Стивен!
Сосредоточившись, он увидел, что доктор пристально смотрит на него.
– Спасибо за откровенность, Гаролд, – сдержанно произнес он. – А теперь, если ты не против, я бы хотел заняться делами.
Гаролд не обиделся, пожав плечами, взял сумку и вышел.
Стивен повернулся к окну. День стоял ясный и холодный. Зима уже вошла в свои права. Отныне не будет осенних дней, поддразнивающих возвращением тепла. До апреля – и это в лучшем случае – в городе будет царить лютый холод. Он наблюдал, как доктор сел в свой древний одноконный экипаж, кучер взмахнул кнутом, и коляска, подпрыгивая, покатила по булыжной мостовой. Стивен уже хотел вернуться к делам, как подъехал наемный экипаж. Из него вышел Адам, расплатился, рассмешил возницу какой-то шуткой и направился к двери.
После злополучного инцидента со стрельбой Стивен редко видел Адама, во всяком случае, того никогда не оказывалось дома, если Стивен собирался побеседовать с ним.
Тихо открыв дверь и так же тихо затворив ее, Адам направился к лестнице, стремясь, видимо, избежать встречи с братом.
– Адам! – крикнул Стивен. На этот раз железное самообладание изменило ему, и в его голосе послышалось раздражение.
Нехотя остановившись у подножия лестницы, Адам со вздохом повернулся и пошел к кабинету. В несколько неспешных шагов он пересек мраморный вестибюль и вошел в дверь. Глядя на его растрепанные белокурые волосы, можно было подумать, что Адам причесывал их пальцами, а не расческой. Он устало улыбнулся и небрежно развалился на кожаном диване:
– У тебя что, новый диван? Удобный.
– Что у тебя за вид?
– Должен сказать, что и ты выглядишь не лучшим образом, дорогой брат. – Едва Адам произнес эти слова, как тут же раскаялся и пожалел, что не может взять их обратно.
– Возможно, ты и прав! – резко рассмеялся Стивен.
– Извини, – повинился Адам. – Мне не следовало так говорить: нет ничего удивительного в том, что ты выглядишь…
– Расскажи мне лучше, как обстоят дела с нашим домом? – перебил его Стивен, не желая обсуждать последствия ранения. – Уже две недели я жду подробностей о заключенной тобой сделке.
Адам вздохнул и запустил пальцы в волосы:
– Но с этим покончено, Стивен! Сделка заключена и подписана. Забудь о ней наконец.
– Нет, я о ней не забуду. – В словах Стивена прозвучала стальная решимость. – Почему ты продал свою половину дома?
Казалось, что Адам сейчас просто вскочит с дивана и уйдет. Вместо этого он провел пальцем по шву подушки.
– Мне нужны были деньги.
– Опять?
– Да, черт возьми, опять! – Адам встал и подошел вплотную к брату. – Мне нужны были деньги. Опять! Ты знаешь, деньги нужны всегда.
Стивен зажмурил глаза, его чувственные губы вытянулись в ниточку.
– Кто составил бумаги? Адам с проклятием отшатнулся:
– Почему ты не хочешь оставить все как есть?
– Мы оба знаем ответ на этот вопрос.
Адам стоял неподвижно, в тишине было слышно, как стучат часы. Наконец он вздохнул:
– Документы составлял ее агент.
– Как его зовут?
– Уилкинс. Или, может быть, Уокер. – Адам мрачно пожал плечами. – Черт его знает, как его зовут!
С трудом сдерживаясь, Стивен сжал кулак здоровой руки:
Сент-Джеймс выглянул из окна комнаты, расположенной рядом с вестибюлем. Окно выходило на Арлингтон-стрит и парк. Большинство людей разместили бы здесь свою приемную. Стивен же превратил ее в кабинет с плотными красными занавесками, восточными коврами, темными деревянными панелями и бесконечными рядами книг в кожаных переплетах.
Рядом с массивным, превосходной работы письменным столом красного дерева стоял его доктор.
– Тебе в самом деле следует беречь руку. Стивен не стал убеждать доктора в том, что неукоснительно соблюдал его предписания вплоть до последней ночи.
– Я уже слышал это, Гаролд.
– Если ты не будешь осторожен, твое плечо никогда не заживет.
– Я не спрашиваю, заживет оно или нет, а хочу знать, смогу ли когда-нибудь двигать рукой.
Доктор со смущенным видом начал собирать свои инструменты в черную кожаную сумку.
– Гаролд!..
Доктор погрузился в размышления. Его и без того морщинистое лицо сморщилось еще сильнее. Гаролд Мейфилд был домашним врачом Стивена и Адама с раннего детства. Лечил он и их отца. Именно Гаролд двадцать лет назад известил мальчиков о смерти родителей.
Беда случилась в морозную зимнюю ночь. Старый деревянный мост покрылся скользкой коркой льда. Разъезжаясь с встречной каретой, экипаж родителей ударился о деревянные перила и, проломив их, рухнул с моста.
Стивену было тогда семнадцать лет. И он помнил, какого труда ему стоило понять, что родители никогда не вернутся.
Адаму тогда было двенадцать. Случившееся неузнаваемо изменило его.
Управление всеми делами вместо отца взял на себя Стивен. Но и в семнадцать, и в двадцать семь, и сейчас, в тридцать семь, он знал, что не со всем справился достаточно хорошо. Особенно в том, что касалось Адама.
Джон Сент-Джеймс, или, как все его звали, Джек, был рослым благодушным человеком, который знал всех по имени, общался со множеством людей. Он любил жизнь, и та отвечала ему взаимностью, по крайней мере до того дня, когда удача изменила ему. Даже сейчас, по прошествии двадцати лет, Стивен тосковал по отцу, может быть, даже сильнее, чем в первые дни.
Закрыв наконец свою сумку, Гаролд вздохнул:
– Если говорить откровенно, Стивен, я не думаю, что рука сможет полностью восстановить свою работоспособность. Во всяком случае, так, как ты себе это представляешь. Но ты свыкнешься со своим положением. Тело приспосабливается. Живет же собака на трех ногах и даже не очень страдает от своего увечья.
Стивен посмотрел на него с каменным лицом. Гаролд, видимо, понял, что сравнение с трехногим псом никак нельзя назвать обнадеживающим.
Хмыкнув, он сказал:
– Ты должен радоваться, что уцелел, сынок. Двумя дюймами ниже, и пуля прошла бы прямо через сердце. – Он покачал головой. – Поэтому нечего жаловаться, что не можешь двигать рукой. Благодари Бога, что остался жив!..
Стивен рассеянно выслушал его слова, не желая мириться с горькой реальностью. Привыкнет ли он когда-нибудь жить, пользуясь одной рукой?
– Стивен!
Сосредоточившись, он увидел, что доктор пристально смотрит на него.
– Спасибо за откровенность, Гаролд, – сдержанно произнес он. – А теперь, если ты не против, я бы хотел заняться делами.
Гаролд не обиделся, пожав плечами, взял сумку и вышел.
Стивен повернулся к окну. День стоял ясный и холодный. Зима уже вошла в свои права. Отныне не будет осенних дней, поддразнивающих возвращением тепла. До апреля – и это в лучшем случае – в городе будет царить лютый холод. Он наблюдал, как доктор сел в свой древний одноконный экипаж, кучер взмахнул кнутом, и коляска, подпрыгивая, покатила по булыжной мостовой. Стивен уже хотел вернуться к делам, как подъехал наемный экипаж. Из него вышел Адам, расплатился, рассмешил возницу какой-то шуткой и направился к двери.
После злополучного инцидента со стрельбой Стивен редко видел Адама, во всяком случае, того никогда не оказывалось дома, если Стивен собирался побеседовать с ним.
Тихо открыв дверь и так же тихо затворив ее, Адам направился к лестнице, стремясь, видимо, избежать встречи с братом.
– Адам! – крикнул Стивен. На этот раз железное самообладание изменило ему, и в его голосе послышалось раздражение.
Нехотя остановившись у подножия лестницы, Адам со вздохом повернулся и пошел к кабинету. В несколько неспешных шагов он пересек мраморный вестибюль и вошел в дверь. Глядя на его растрепанные белокурые волосы, можно было подумать, что Адам причесывал их пальцами, а не расческой. Он устало улыбнулся и небрежно развалился на кожаном диване:
– У тебя что, новый диван? Удобный.
– Что у тебя за вид?
– Должен сказать, что и ты выглядишь не лучшим образом, дорогой брат. – Едва Адам произнес эти слова, как тут же раскаялся и пожалел, что не может взять их обратно.
– Возможно, ты и прав! – резко рассмеялся Стивен.
– Извини, – повинился Адам. – Мне не следовало так говорить: нет ничего удивительного в том, что ты выглядишь…
– Расскажи мне лучше, как обстоят дела с нашим домом? – перебил его Стивен, не желая обсуждать последствия ранения. – Уже две недели я жду подробностей о заключенной тобой сделке.
Адам вздохнул и запустил пальцы в волосы:
– Но с этим покончено, Стивен! Сделка заключена и подписана. Забудь о ней наконец.
– Нет, я о ней не забуду. – В словах Стивена прозвучала стальная решимость. – Почему ты продал свою половину дома?
Казалось, что Адам сейчас просто вскочит с дивана и уйдет. Вместо этого он провел пальцем по шву подушки.
– Мне нужны были деньги.
– Опять?
– Да, черт возьми, опять! – Адам встал и подошел вплотную к брату. – Мне нужны были деньги. Опять! Ты знаешь, деньги нужны всегда.
Стивен зажмурил глаза, его чувственные губы вытянулись в ниточку.
– Кто составил бумаги? Адам с проклятием отшатнулся:
– Почему ты не хочешь оставить все как есть?
– Мы оба знаем ответ на этот вопрос.
Адам стоял неподвижно, в тишине было слышно, как стучат часы. Наконец он вздохнул:
– Документы составлял ее агент.
– Как его зовут?
– Уилкинс. Или, может быть, Уокер. – Адам мрачно пожал плечами. – Черт его знает, как его зовут!
С трудом сдерживаясь, Стивен сжал кулак здоровой руки: