— Костер, — пробормотал Мазлек.
   Минуту спустя мы увидели впадину, на дне заполненную светом костра.
   Это казалось явным, даже неосторожным. Я увидела движущихся за огнем лошадей, силуэт людей, сидящих на фоне скалы. Внезапно из кустов выскочили двое воинов, по одному на каждую узду. Третий стоял сзади с парой ножей наготове. Не столь уж он и неосторожен, в конце концов, раз расставил часовых. Схвативший за узду коня Мазлека ткнул его.
   — Кто ты?
   Мазлек спокойно ответил:
   — Я — Мазлек, начальник стражи богини Уастис. Я препроводил ее к мужу.
   Черепастые лица повернулись ко мне. Во мне не было ничего узнаваемого, ни золотой кошачьей маски, ни богатой одежды. И беременность стала очевидной с тех пор, как они меня видели в последний раз.
   — Ну, — предложила я им, — пойдите и спросите у своего Владыки. Я думаю, он вспомнит меня.
   Легкое колебание, затем они отвели наших лошадей в сторону и повели их по тропе в лагерь; воин с ножами шел позади. Во впадине было тепло и дымно. Один из наших проводников обошел костер и вошел в спрятавшуюся за ним пещеру. Я начала задыхаться, дым лез мне в горло и глаза. Мне хотелось убежать, и я несправедливо ругала Мазлека за то, что тот привез меня сюда. Проклятый Вазкор. Я не хотела, чтобы его ядовитая тяжесть опять подавила мою свободу.
   Из пещеры вынырнул человек, а за ним последовал другой, высокий, худощавый, темный; под серебряными прядями волчьей головы его собственные черные шелковые волосы свисали длинными сырыми прядями. Он обошел костер и стал, глядя на меня.
   — Добро пожаловать, богиня, — приветствовал меня он.
   Когда он заговорил, я ошеломленно поглядела на него. Сухой, старый, опустошенный голос. Не голос Вазкора.
   Мазлек стоял у моего стремени, подставив руку, чтобы помочь мне сойти с коня. Я спешилась.
   — Устройте богиню поудобнее, — закончил неузнаваемый голос. Он кивнул, повернулся, чтобы уйти обратно в пещеру, и исчез.
   — Так, даже он понимает поражение, — тихо произнес Мазлек. — Оно для него конец, и он это знает, — в тоне его прозвучала горькая радость, которую я могла бы разделить, если б он сказал это в дороге.
   Я убрала ладонь с руки Мазлека и, обойдя костер, последовала за Вазкором в темную пасть пещеры. Там далеко в глубине висела кожаная завеса для уединения, а за ней слабо светил фитиль в масле. Я дала пологу упасть на место и стояла, уставясь на постель, сделанную из одного сложенного одеяла, на которой лежал он. Лежал совершенно неподвижно. Маска теперь исчезла, и лицо его выглядело болезненно-бледным под серо-оливковой кожей, и тени у него на лице, казалось, углубились. Если бы не открытые глаза, которые медленно повернулись, чтобы взглянуть на меня, он мог сойти за мертвеца. Губы его чуть растянулись.
   — Как видишь, наша позиции, наконец, поменялись местами, — сказал он.
   — Ты болен, — тихо произнесла я, не совсем веря в это.
   — Да. Я болен. Но скоро мне станет лучше. Сожалею, что разочаровал тебя, богиня, — его взгляд немного сместился, перейдя на мой живот. — Хорошо, — произнес он, но это совсем не разгневало меня.
   Воздвигнутые мной против него стены ненависти, конечно же, мгновенно рухнули. Его беспомощность тронула меня и вызвала сочувствие. Я подошла к нему и опустилась на колени рядом с ним.
   — Что я могу для тебя сделать? Мне достать тебе чего-нибудь?…
   Протянув руку, я коснулась его лица кончиками пальцев и, словно это послужило сигналом, тут же заплакала молчаливыми горькими слезами. Он тоже потерял то, что было ему дорого, какими б там ни были извращенными его желания и надежды. Пропащий. Он не мог даже выразить боли, которую испытывал. Он лежал под моим прикосновением, словно лед: Дарак, превратившийся в нефрит на дне шахты-гробницы, потому что я не смогла плакать по нему.
   — Давай положим этому конец, — сказал он миг спустя очень мягко. Это бесполезно для нас обоих.
   Я поднялась на ноги, а он закрыл глаза, затворяя эту последнюю дверь в себя каменной печатью.
   Мне подыскали еще одну пещеру, и здесь-то я и улеглась; Мазлек лег поперек входа в нее. В ту ночь караулила я.
   Рассвет, ледяной холодок в горах, крутые бока скал, блистающие красным.
   Тем утром меня ждал кубок с винным напитком. Мазлек, словно ребенок, потягивался, протирая глаза и виновато глядя на меня, оттого что не стоял всю ночь в карауле.
   Вазкор вышел из пещеры, когда солдаты принялись седлать и навьючивать лошадей. Он осмотрел собственного коня медленно и тщательно. Лицо его скрывала маска. Через некоторое время от забрался в седло и сидел с необычной одеревенелостью, словно ему требовалось усилие, чтобы удержаться на коне. Воины ждали его сигнала и последовали за ним по дороге.
   До меня вдруг дошло: это сделала я. Началом всего этого послужила гроза, которую я повернула от Белханнора. Я разбила вдребезги душу Вазкора. И все же я не могла толком в это поверить. Где же, в конце концов, мое торжество по поводу достигнутого?
   Мы с Мазлеком ехали несколько позади. Через некоторое время Вазкор знаком велел ехать первым другому воину и ждал на дороге, пока мы не добрались до него. Он повернулся к Мазлеку, и тот отстал. По сравнению с черным мерином Вазкора моя лошадь выглядела карликовой.
   — Я видел прежде этого человека, — произнес через некоторое время Вазкор. Голос у него звучал слегка хрипло от жара и все же отличался от того, какой я слышала в последний раз. — Твой начальник стражи — один из людей Асрена, ездивший, по-моему, какое-то время со мной. В Эзланне.
   Я ничего не сказала, не могла придумать, что сказать, поскольку те слова, которые мне нужно было произнести, замерли во мне на веки вечные.
   — Ты думаешь, — сказал он после еще одного недолгого молчания, — что со мной все кончено.
   Копыта резко цокнули по дороге.
   — Ну, богиня, замок на реке Ан пал, но я могу опять отстроить его на его же развалинах, из его же кирпичей. Это не поражение, богиня, а задержка. Мы направляемся к горной крепости, которая обеспечит нам полную безопасность до тех пор, пока для меня не настанет подходящее время. Башня-Эшкорек — подарок мне от бывшего Джавховора Эшкорек-Арнора. Надеюсь, ты сочтешь ее удобной. Наш ребенок, вероятно, родится там.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
БАШНЯ — ЭШКОРЕК

Глава 1

   Там, где горы подступали, выравниваясь, к Городу, они принимали окраску львов. Большая башня-крепость, подобно самому Эшкореку, была сложена из того же желтовато-красного камня. Не прекрасная, а уродливая, она отбрасывала свою неукротимую черную фаллическую тень на окрашенные закатом горы и скалы. Очень прочная, очень надежная, но предназначенная не для охраны рубежей, а для охраны того, что находится внутри. Тюрьма. У меня сразу возникло ощущение, что если я войду в нее, то уже никогда не смогу выйти на волю.
   Ближе я увидела, что эта крепость окружалась огромным овальным кратером, заполненным на треть стоячей водой, черной и непроницаемой, как незрячий глаз. Через этот ров, казалось, не существовало никакого пути, кроме как вплавь. Водоросли стелились по поверхности сверкающими сетями, густея у основания башни.
   Один из воинов Вазкора крикнул. Скалы подхватили его голос и раскололи на множество голосов, и швырнули их в нас со всех сторон. Затем молчание, но когда поползло эхо безмолвия, раздался ответный звук, и безмолвие бежало, как преследуемый преступник. В башне со скрипом и скрежетом открылась узкая дверь, и из этого рта-проема к нам начал высовываться длинный каменный язык. Надо рвом он выгнулся и исчез со скрежетанием в каком-то пазе под краем рва: мост. Он был шириной, по меньшей мере, в десять футов, но воины все ехали колонной по одному, точно по центру, и ведомая одним лишь инстинктом я сделала то же самое. Мой желудок, казалось, превратился в лед, когда я проезжала над водой. Вопреки своей воле я посмотрела в глубину, ничего не увидела, однако быстро отвела взгляд.
   За узким дверным проемом — крытый внутренний двор с конюшнями по обе стороны, темное, примитивное, невеселое место. Трое человек в серых с желтыми полосами ливреях стояли, словно статуи. Толстый человек под длинной меховой туникой глубоко поклонился.
   — Комендант, — произнес Вазкор.
   — Мой государь, ваш гонец добрался до меня всего лишь день назад. Мы не так готовы, как хотелось бы.
   Из-под серебряной маски орла блеснули маленькие глазки. Но этот малый — совсем не орел, а мифологический демон-жаба, упитанный и ядовитый. Опарр — и все же не Опарр; нечто поглубже и почернее.
   Раз это крепость, то в ней должен быть какой-никакой гарнизон. Мы поднялись по каменным лестницам, прошли через большой овальный зал мимо складов и оружейных к толкотне казарм. Людей здесь все-таки жило мало, кучка одетых в серое солдат — воинов коменданта плюс старуха и молодая женщина, обе явно безмозглые, судя по моим беглым взглядам. Такой порядок казался странным, но я слишком устала, чтобы расспрашивать об этом; мы долгие дни пробыли вместе в дороге — я потеряла счет, сколько именно дней.
   Вазкор при всех по-прежнему заметных следах лихорадки выглядел менее опустошенным, чем я, — но, впрочем, у него ведь здесь была, надо полагать, какая-то цель; а у меня же — ничего.
   Я последовала за худенькой, слегка прихрамывающей служанкой в маленькую комнату неподалеку от вершины башни, и, когда та удалилась, я опустилась на занавешенную постель и погрузилась в сон.
   Я проснулась вновь в темноте, вся дрожа от напряжения, прислушиваясь.
   Но ничего не было слышно в безмолвной прочности башни. Я подошла к узкой щели окна, отодвинула ставню, выглянула на выбеленные скалы, черное небо, белоглазые звезды. Я была очень напряжена, не зная, почему.
   Стоя там, я вдруг сообразила, что же искал мой разум с тех пор, как Мазлек привез меня к горам — тот полубессознательный поиск безвестной цели. Я пыталась вспомнить слово, которое Асрен написал в книге, прекрасной книге, которую я собиралась забрать с собой из Белханнора, но оставила там. И теперь я сообразила, что, странное дело, я так пристально изучала буквы, характер написания того слова, что не увидела, чем же было это слово само по себе. Какая бы важная мысль в нем ни заключалась — теперь это утрачено. Последний единственный предмет, который мне остался от Асрена, навеки выскользнул у меня из рук и из памяти.
   Мой глаз уловил какое-то движение, неожиданное и этим месте, где небо и горы казались сцепившимися в древней неподвижности.
   Я посмотрела на скальные образования, а затем подняла глаза и, невероятное дело, обнаружила ответ в черной мгле над головой. Между неподвижной россыпью звезд — три другие звезды, более крупные и очень яркие, плыли в виде клина на юг. Анкурум и улица, и движущийся серебряный свет, который я наблюдала вместе с Дараком, свет, который наблюдал также и Асутоо, и принял за божественную колесницу, знамение, обязующее предать. Три сверкающих шара проплыли над башней, уйдя из моего поля зрения.
   Я боялась, испытывала более чем первобытный страх, потому что не могла понять этих огоньков в небе. Я отвернулась и стала лицом к комнате, словно меня ждал враг. В том месте было — что-то — нечто, чего я страшилась и ее же должна была найти глубоко в скелете башни. Я почувствовала это с самого начала, но серебряные звездные колесницы богов Асутоо сорвали с моих глаз последнюю пелену.
   Утром хромая девушка принесла кувшин с водой, серебряную чашу винного напитка, а чуть позже вернулась с подборкой шелковых и бархатных одежд и серебряной маской, любопытная форма которой казалась головой рыси.
   Очевидно, эти вещи прислал комендант башни, и я гадала, кому же они принадлежали. Наверное, отсутствующей жене или даме сердца, ибо в настоящее время он, похоже, не держал тут ни той, ни другой. Одежды были всех оттенков и тонов эшкорекского желтого, довольно просторные, вполне, казалось, подходило к моему состоянию. Единственная трудность: звание коменданта не давало ему права носить золото, и вследствие этого он не мог снабдить меня золотой маской; в силу этой случайности я снизилась в звании, довольствуясь серебром. Желтые пряди свисали с рысьей головы мне на волосы, каждая кончалась вырезанным из желтого янтаря изысканным бледно желтым ноготком.
   Вскоре после этого по лестнице поднялся Мазлек. Я увидела, как он воспринял серебряную маску, а затем отмела мысль, которая пришла ему на ум так же, как пришла мне.
   — Что происходит, Мазлек?
   — Послали гонца в Город уведомить Джавховора, что Вазкор здесь.
   — Вазкоровского Джавховора, — тихо произнесла я.
   — Да, богиня. Люди Вазкора ожидают немедленной преданной помощи с этой стороны — почетного приема в Эшкорек-Арноре, военный совет, свежие войска — но я думаю, богиня, дела обстоят не столь просто.
   — Почему?
   — Этот человек — комендант — он очень обеспокоен. Не думаю, что Вазкор — желанный гость не только для него, но и для его хозяина.
   Я вспомнила слова Вазкора в дороге, резкие, утвердительные. Однако он ничего не мог сделать без поддержки Городов Пустыни. А если он потерял ее, то что с ним станет?
   — Где Вазкор? — спросила я Мазлека.
   — В комнате на восточной стороне башни. Один воин сторожит перед дверью, и с прошлой ночи его никто не видел.
   — Мазлек, — сказала я, внезапно остро захотев выкинуть Вазкора из головы и подавить мои страхи перед этой крепостью, — в этом месте что-то есть — что-то, что я должна найти.
   — Богиня.
   Он был вполне готов следовать за мной, защищать меня, однако он не понял. Я наполовину надеялась, что он воспримет тайную суть этой башни. Во время бегства из Белханнора между нами, казалось, выросла своего рода духовная близость; мы мало разговаривали, однако все бывало достаточно ясно. Мне вдруг вспомнился Слор, его слепое пожертвование своей жизнью ради спасения моей жизни, но я отбросила эту мысль.
   — Я плохо объяснила, — извинилась я. — Я не знаю, что меня здесь беспокоит, даже если существует что-то, беспокоящее меня. Но я должна искать, пока не найду это или не сумею это найти, — я обнаружила, что напряженно сцепила руки. — Что-то спрятанное, — закончила я.
   Он пошел следом за мной вниз по лестничным пролетам к овальному темному залу и стоял наготове позади меня, когда я заговорила с одним из отдыхавших там трех серых солдат. Я заметила, что они не вскочили мигом, когда я вышла, вытягиваясь по стойке «смирно», как вскочили бы перед золотой кошкой богини Эзланна, и многое поняла благодаря этой мелочи.
   — Где комендант? Я хотела бы с ним поговорить.
   — Господин комендант еще не встал, сударыня.
   Ответ прозвучал с некой пренебрежительной невнятностью. Он так легко забыл, кто я такая — кем я была?
   — Солдат, — напомнила я ему, — я Уастис из Эзланна, Перевоплотившаяся из Древней расы, жена Вазкора Джавховора, Властелина Белой Пустыни. Обращаясь ко мне, меня называют «богиня» люди, стоящие на ногах, и склоняют сперва передо мной головы.
   За столом беспокойно зашуршали, двое товарищей солдата поднялись с кресел и неуклюже встали в неопределенно-почтительных позах. Однако на того, с кем я разговаривала, мои слова, кажется, не произвели впечатления и даже спровоцировали на наглость:
   — Я слышал о богине, — отозвался он, — в Эзланне. И потом, сударыня, вы носили простую маску, явившись сюда и платье тоже простое. Эти вещи… ну, если я правильно помню, это подарок коменданта.
   Я не испытывала гнева, а только знала, что не смею уронить свой авторитет именно здесь, где я почувствовала такую опасность.
   — Солдат, — предупредила я и подошла к нему, и пристально посмотрела ему в глаза под бронзовой маской, глаза скользкие, не желающие встречаться с моими. — Люди не оскорбляют меня дважды. Поскольку тебе нужно от меня доказательство, то, боюсь, что я должна представить его. Ты не забудешь, кто я. Подыми руку, — он заныл, и тогда я поняла, что он у меня в руках. — Мое прикосновение для тебя — огонь, каленое железо.
   Я дотронулась пальцем до его обнаженной ладони, и он завизжал.
   — Освободись! — прошипела я, и транс слетел с него. Он отбежал назад, дуя на волдыри, рыдая от потрясения и страха. — Итак, — продолжала я, — ты говоришь, что комендант еще не встал. Ступай и предложи ему встать. Я ожидаю увидеть его здесь, прежде чем догорит вон тот огарок свечи.
   На этот раз мне подчинились.
   Я взглянула на Мазлека, и его глаза сузились под маской в злобной усмешке; он гордился мной и моими свирепыми силами. Я уселась в ожидании и наблюдала за дверью поверх желтого бархатного горба на моем животе. Фактически комендант не замедлил явиться, в маске и кольцах, однако все еще в спальном халате. Он снял маску, поклонился и снова надел ее. Я гадала, слышал ли он что-нибудь об инциденте в зале. Я видела, что ему хотелось подобраться поближе к очагу, где огонь поедал дрова. Он демонстративно дрожал, но я сидела, где была и предоставила ему возможность помучиться. Я была не уверена, как мне следует начать допрос, и вообще мудро ли я поступила, начав с него, но любое преимущество служило утешением.
   — Доброе утро, комендант. Я нахожу, что должна поблагодарить вас за свой гардероб.
   — Пустяки, — он снова поклонился.
   — Ваше гостеприимство крайне приятно Владыке Вазкору и мне.
   — Я… Я надеюсь, здоровье Джавховора сегодня лучше, — он, кажется в пути чем-то заболел.
   Я заметила, что он назвал Вазкора только «Джавховором», а не «Властелином».
   — Это не болезнь, — отвечала я, — а всего лишь усталость. Но Эшкорек обеспечит его отдыхом.
   Гостеприимный хозяин нервно рассмеялся.
   — Скажите, — поинтересовалась я, — ведь это же наверняка крепость; почему же в ней нет гарнизона?
   — О, но уже много-премного лет тут вообще не было никакого гарнизона. Место отдаленное, да и захватывать особо нечего, даже если и переправится через горы армия Пурпурной долины.
   — Что она вполне может сделать, — сказала я. Он вздрогнул. — Вам ведь наверняка известно, комендант, какой урон мы нанесли им? Городам Белой Пустыни было бы желательно держаться вместе, находясь под такой угрозой. Снова слегка вздрогнул, словно я ткнула в больной зуб. Значит, определенно наклевывались неприятности для Вазкора, а, может быть, и для меня самой, но я отставила эти мысли в сторону.
   — Мне любопытно, комендант, — сказала я. — Мне любопытно, потому что если здесь нет никакого гарнизона, то зачем же вообще кого-то здесь держать?
   — Э… Политические соображения, — промямлил он очень напряженно, и я увидела, что снова коснулась нерва, на этот раз более чувствительного.
   — Значит, ваши солдаты охраняют ничто?
   — Да, в самом деле, — за исключением башни.
   Лжец.
   Я кивнула и после минуты вежливой болтовни милостиво отпустила его. Потом пошла к себе в комнату и попросила Мазлека следовать за мной.
   — Что тебе известно о планировке башни? — спросила я его.
   — Очень немногое, — отвечал он. — Личные покои, склады и оружейные наверху, внизу — кухни, баня, казармы, пыле пустующие.
   — А еще ниже?
   — Вероятно, погреба.
   Если до этого я не знала, куда меня увлекал мой неистовый мысленный поиск, притягиваемая только инстинктами, то теперь почувствовала окатившую мое тело волну холода.
   — Погреба, — повторила я, — а под ними темницы, Мазлек?
   Я увидела, что он словно наткнулся на стену, так же, как и я.
   — Да, — согласился он и уставился на меня.
   Ни он, ни я не говорили об открытии, которое пришло так внезапно. Это было невероятным, немыслимым. Эта башня — «Подарок мне от бывшего Джавховора Эшкорек Арнора», — как сказал Вазкор, — владение Вазкора, его крепость, его защита, — тюрьма.
   — Мазлек, — сказала я. — Когда стемнеет. В первом часу, тогда должно быть тихо.
   И он кивнул, так что мне не понадобилось больше ничего говорить.

Глава 2

   В ту ночь я собиралась вообще не спать, но усталость заставила меня прилечь на занавешенную постель, и я дремала и опять просыпалась, страшно вздрагивая. Сны — лица, белые с открытыми глазами, пристально глядящими, каменная чаша и пляшущее в ней пламя… Скребущийся в дверь Мазлек. Я стащила себя с постели. Я испытывала боязнь, отяжелела от страха. Я открыла дверь, и он стоял там, с едва горящим светильником в одной руке и обнаженным ножом в другой.
   — Богиня, — доложил он, — я расспросил воинов Вазкора, как пройти в винные погреба. Не так низко, как нам понадобится спуститься, но, как мне подумалось, достаточно близко. Примерно час спустя я сходил туда и тщательно все обыскал. Казалось, что никакого способа попасть еще ниже нет, но мне повезло. Из кухни в погреба спустилась по лестнице старуха.
   — Она увидела тебя, Мазлек?
   — Нет. Я спрятался, но в этом в общем-то и не было нужды. По-моему, у нее слабое зрение, а с разумом и того хуже. В погребе есть выдвижная панель и лестница за ней.
   — Она открывается только для нее?
   — Нет, богиня. Когда она вернулась и снова ушла, я пощупал там — стена-блудница открывается для всякого, — он на мгновение умолк, свет мягко мерцал у него на маске. А затем он сказал:
   — Она несла еду, похлебку в чаше. Когда она вернулась, то не принесла ее с собой.
   — Мазлек, — сердцебиение у меня в груди причиняло жгучую боль.
   — Если ты предпочитаешь остаться здесь, богиня, я схожу туда один.
   — Нет, — отказалась я.
   Он кивнул и повернулся к лестнице, и я последовала за ним.
   Даже тогда я не верила в это — не могла позволить себе поверить. И все же я знала, с отчаянной уверенностью. Каждый шаг вниз заставлял с нетерпением сделать следующий, но одновременно меня мучил страх.
   Путь был долгим. Внезапно мы достигли черного сводчатого помещения, где хранили вино и масло, и, почти загипнотизированная бесконечными винтовыми лестницами, я споткнулась. Мазлек поддержал меня, и я вцепилась в его руку.
   — Мазлек, — хрипло прошептала я, — ты считаешь, что заключенный здесь — именно тот, кто, как я считаю, тут сидит, — или я сошла с ума?
   — Асрен, Феникс, Джавховор Эзланна, — прошептал он так же хрипло, как и я.
   Я с трудом выпустила воздух.
   — Да, Мазлек. Да.
   Его рука легла на полуневидимые бороздки в стене. Я думала, она не откроется, и чуть не закричала, но раздался тихий скрежет, и темный камень повернулся в сторону. За ним свет скользнул по изношенной лестнице в тридцать ступенек, которые я невольно сосчитала, обуздывая свою истерию, когда мы спускались. Мазлек тоже шел нетвердой походкой, и я слышала его дыхание, хриплое и неровное.
   Здесь царил запах смерти — запах гробницы.
   Мы достигли каменного пола; по обе стороны — тесно сдвинутые стены — узкий ход. А в конце хода — деревянная дверь, просто запертая снаружи на засов. Мы остановились, уставясь на дверь, и стояли там, окаменев. Затем я подбежала к двери, ломая ногти, когда дергала засовы, и через секунду Мазлек тоже очутился там, помогая мне.
   Дверь дернулась, и мы распахнули ее.
   Дрожащий свет светильника запрыгал по крошечной прямоугольной камере без окон, застланной вонючей мешковиной. Лицом к нам сидела, скрестив ноги, фигура, прикрытая грязными лохмотьями. Молодая, мужского пола и безмолвная. Светлые волосы, грязные и свалявшиеся, лежали на плечах спутанными кудрями. Лицо медленно поднялось, улавливая отблеск света. Иссиня-черные глаза заглянули в мои. И под грязью — изящество, изваянное, возможно, слишком тонко, красота, ничуть не женственная…
   — Мой государь, — прошептала я. — Асрен…
   Я сделала шаг вперед, но на плечо мне упала грубая и обжигающая рука Мазлека.
   — Нет, богиня, — голос у него был таким же напряженным, давящим, как и его пальцы.
   — Почему?.. Почему, Мазлек? Пусти меня.
   Но я уже поняла. Ни он, ни я не могли удержать меня на краю пропасти, в которую я упала.
   Юноша в прямоугольной камере издал слабый кулдыкающий стон и отпрянул от зарева светильника в угол, где и свернулся в защитной позе зародыша. Я стояла в дверях совершенно неподвижно, с Мазлеком позади меня, и без всякой цели впереди — ибо мы уже нашли то, что искали — Асрена, Феникса, Джавховора: но за этими глазами — ничего; за этим лицом — ничего. Безмозглое, беспомощное, стенающее существо, застрявшее в теле, которое мы помнили.
   — Где он? — спросила я Вазкора.
   — Кто?
   — Джавховор, мой муж. Он был со мной до прихода Опарра.
   — Джавховор исчез, богиня; он больше не потревожит тебя.
   Стоя там, в дверях, я вспомнила многое. Вспомнила, что за все это время Вазкор ни разу не говорил о нем как об умершем. Вспомнила версию Вазкора, что Асрен пытался отравить меня и потому я заболела, — версию, которой я даже тогда не поверила. Вспомнила подземно камеру с ее драпировками и замусоренным полом, а в центре из золота и драгоценных материалов — фантастический гроб — пустой гроб. Вспомнила совещание в За, где покойный Верховный владыка Эшкорека закричал на меня: «Вазкоровская шлюха-ведьма!». И эти слова приобрели новое значение, ибо он, должно быть, знал, кого же отправили гнить в его башню-крепость — его примирительный подарок узурпатору. Вспомнила потерянное слово в украшенной самоцветами книге про зверей. Вспомнила…
   — Богиня, — окликнул меня Мазлек.
   — Да, — отозвалась я, — да, я знаю.
   Я снова уставилась в камеру. Существо, которое ранее было Асреном, распрямилось и лежало на мешковине спиной к нам. Все мое тело сделалось одной пульсирующей раной жалости и отвращения — я ничего не могла с этим поделать, ничего.