Страница:
Лестница все еще вела вверх, на этот раз прочь от дневного света. Я подошла к ней и начала подниматься. Здесь уже черный мрамор и темнота. И узость. Теперь мои сны стремительно вернулись ко мне, те сны, которые я утратила в Эзланне. Белый мрамор, ведущий к черному, а потом…
Я закричала в неудержимом приступе страха. В темноте я столкнулась лицом к лицу, грудь с грудью с третьим часовым. В отличие от двух других он стоял на ногах, уравновешенный каким-то непостижимым образом, в овальной пасти-двери, у которой кончалась лестница. Никакой возможности обойти, кажется, не представлялось.
— Мир тебе, древний, узнай и пропусти меня, — сказала я.
Мы стояли лицом друг к другу, и он высился надо мной, глядя злобным взглядом из провалов в черепе. И тут на меня накатил гнев, лютый и внезапный.
— Пропусти меня, — прошипела я скелету, словно тот был каким-то солдатом, а я — кошкой-богиней Белой пустыни, и, когда скелет остался на месте, отвесила ему оплеуху. Тот опрокинулся и закувыркался вниз по лестнице, гремя доспехами. У подножья твердый мрамор треснул, и череп в шлеме отделился от позвоночника и откатился прочь с глаз долой. Тут к липкому постоянному страху добавился новый страх. Я знала суеверную важность всех часовых — людей, поставленных караулить до смерти и даже после нее пустующие обители исчезнувших народов. И все же теперь дело сделано и с определенной целью. Я прошла через дверной проем в последнюю комнату башни.
В темноте был источник света. Он мерцал и вспыхивал, и по трем расписанным стенам играло множество разных цветов. Я не могла уделить времени этому свету, так как всем моим вниманием завладела роспись — картины были четкими, невыцветшими, но очень-очень древними, и когда я посмотрела на них, то задрожала всем телом.
На одной из стен картина изображала черную гору. Над ней покоилась пурпурная туча, а под ней лежала спящая женщина. Женщина с очень белым телом и такими же белыми волосами; и у нее не было никакого лица. Вместо него в камень вставили кусок нефрита. На второй стене вновь изображалась нефритовая женщина, одетая в зеленую мантию, оставлявшую обнаженными грудь и руки. Она держала в одной руке золотой бич, в а другой — серебряный жезл. Позади нее стояли трое воинов, одетых так же, как те скелеты, в позолоченные латы и зеленую ткань, с развевающимися под шлемами зелеными перьями. Насколько я видела, они не обладали никаким сходством с Маггуром, Гилтом или Келом; Мазлеком, Слором или Днарлом; Фетлином, Векслом или Пейюаном. На третьей стене женщина представала в последний раз, позади нее — символ заходящего кровавого солнца, а в обеих руках у нее нож, который я так хорошо помнила, — Нож Легкой Смерти, с острием, направленным ей в грудь.
На это я не стану смотреть. Я повернулась к четвертой стене, которую закрывал длинный занавес. Протянув к нему руку, я сорвала его, и за ним стояло широкое золотое ложе, а на нем — белокожая женщина в зеленой мантии с волосами, заплетенными золотом и нефритовыми украшениями, с газовой вуалью на лице. Я не знала, являлась ли она статуей или забальзамированным существом, но я теперь достаточно хорошо знала, в какое место я вошла. Это была гробница. И гробница эта была моей.
Первым побуждением у меня было — упасть на колени, застонать от страха, но любопытство погнало меня дальше. Я нагнулась над созданием, которое столь легко могло быть мной, и стянула газовое покрывало.
Нет, тело это было все же не мое. Я долго глядела на нес во все глаза. Резьба из чего-то прекрасного, однако из этих бледных уст никогда не исходило никаких слов, за этим широким лбом никогда не пробуждалось никакой мысли. Ее закрытые веки походили на дна зеленых листка, упавших на спящее лицо.
— Ты забываешь, — сказала я комнате, — ты забываешь, что я такое. Ты забываешь, что я сделала ради познания самой себя.
И повернулась.
Тут я поняла, откуда исходил свет, благодаря которому я увидела все это. На каменной глыбе — гладкая каменная чаша, а в ней металось и горело яркое пламя. Голос начался с шепота.
— Со — Со — Со…
— Молчи, — сказала я. — Молчи.
Я начала бочком-бочком продвигаться вдоль стен к лестничной шахте.
— Со… Аааа! Со — Карраказ энорр, — прошипел «неголос»у меня в мозгу. Я никогда не слышала в нем такой силы, такого наэлектризованного торжества. — Я Карраказ Бездушный. Я — Я — Я…
— Нет! — закричала я. — Ты ничто.
— Я — это я, я помню. Я помню нашу сделку в месте, называемом людьми Ки-улом, — и то, что мы выполнили ее. Но это все теперь прах. Я помню караванщиков на дороге к Темному Городу и Главного Жреца, и битву под Белханнором. Ты хорошо накормила меня. А теперь ложись и умри. Ты сделала многое.
Казалось, я никак не могла добраться до лестницы. Мои ноги и руки сделались свинцовыми, притягивая меня к полу. Я поползла на животе, волоча себя вперед, прижимая ладони к скользкому полу.
— Умри, — шептал голос. — Сон — смерть. Безмолвие. Покой. Умри. В мире только боль, беды и несчастья. Усни.
Мои руки ухватились за овальный вход-пасть. Мрамор обжигал их, оставляя волдыри. Отверстие, казалось, затянуло паутиной. Я медленно вытолкнула голову наружу сквозь паутину, и это причинило резкую боль. Я больше не чувствовала своего тела, только лицо и руки.
— Фетлин! — позвала я и знала, что он никогда не услышит меня.
— Не зови, — прошептал голос. — У тебя нет никаких других потребностей. Только сон.
— Фетлин! — закричала я, и мой голос сделался сильнее, но разбился о мраморные стены. Боль расколола мне позвоночник. — Фетлин! — завопила я. Вопль вышел громким и ужасным. Казалось, он сотряс башню до основания.
Далеко внизу я услышала грохот распахнутой ониксовой двери, хотя и не могла понять, как они открыли ее.
— Лучше умри, — тихо и проникновенно промурлыкал голос.
По мраморной лестнице затопали бегущие ноги. Я попыталась протащить себя по лестнице к ним и не смогла. Комнату позади меня рассекла цветная молния. Бегущие вьюги все ближе и ближе — ко мне двигалась вверх по лестнице темная тень.
— Смерть грядет, — сказал голос.
Мне подумалось, что я поняла тогда, какой трюк он проделал со мной, он-она, существо в камне. Я слепо и дико ударила по убийце на лестнице, но он схватил меня за руки, и миг спустя я поняла, что это все-таки Фетлин. Он выволок меня из дверного проема и побежал со мной вниз по лестнице, держа меня на весу, обхватив рукой за талию, в то время как мои оцепеневшие ноги пытались двигаться, как при беге, но без успеха. Я почувствовала и откликнулась на его стремление поторопиться, но не поняла, почему. В последнем зале ждал Вексл, а Пейюан держал открытой дверь.
Мы бежали из этого места. Меня теперь держали за руки Вексл и Пейюан.
Мои ступни касались травы, и к ним понемногу возвращалась жизнь. Они бежали. Земля подо мной вращалась, небо почернело от грозы. Из тени пихт, в открытую долину. Я обрела наконец свои ступни и ноги.
Внезапно мир накренился вбок. Нас швырнуло в жесткие травы, среди колючек и черепов. Мы кое-как поднялись на ноги и с трудом снова потащились дальше, пока нас не захватил следующий толчок. Трава долины заколыхалась без ветра. Мы добрались до нижних ступенек лестницы на горе. Кусты цеплялись и хватали нас за одежду, волосы, кожу. Земля гневно громыхала, как барабан.
Я ползла, цепляясь и неистово рвалась вверх по лестнице, лицом к зелени, ничего не видя перед собой. Когда раздался гром, я подумала, что нам конец, но землетрясение прекратилось. Небо озарила молния. Фетлин положил руку мне на плечо, и, повернувшись, я увидела, что долина опять стала неподвижной, таинственной, спокойной в своей смертельной зачарованности.
— Я привела вас в злое место, — сказала я. — Сожалею.
Мы достигли вершины холма, и Фетлин посмотрел вверх на грозовые тучи.
— Ты нашла то, что искала? — спросил меня Вексл.
— Нет, — ответила я, — не то, что искала. Здесь для меня в конце концов ответа нет.
Я стояла неподвижная, опустошенная. Я не могла ни о чем думать, не видела никакого решения и никакой надежды. Что же мне теперь оставалось? Моя жизнь и впрямь была бессмысленным путешествием. Я уставилась обратно на долину. Наверное, я поступила неправильно, позвав на помощь. Было бы легко улечься рядом с моим вторым «я»и отдаться тьме.
— Мы должны найти убежище, — решил Фетлин. — Близок закат, а гроза может заслонить его. Мы не сможем добраться до моря до наступления ночи.
Я взглянула на их лица. Страха они не испытывали, однако, их черты стали неподвижными и строгими от беспокойства. Они не доверяли разрушенным городам по ночам.
Никакой грозы и дождя не последовало, однако когда мы пошли за Фетлином через валуны и рухнувшие стены, воцарилась сумеречная прохлада. Гром удалился в море. Наступила полночь.
Глава 4
Глава 5
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
Я закричала в неудержимом приступе страха. В темноте я столкнулась лицом к лицу, грудь с грудью с третьим часовым. В отличие от двух других он стоял на ногах, уравновешенный каким-то непостижимым образом, в овальной пасти-двери, у которой кончалась лестница. Никакой возможности обойти, кажется, не представлялось.
— Мир тебе, древний, узнай и пропусти меня, — сказала я.
Мы стояли лицом друг к другу, и он высился надо мной, глядя злобным взглядом из провалов в черепе. И тут на меня накатил гнев, лютый и внезапный.
— Пропусти меня, — прошипела я скелету, словно тот был каким-то солдатом, а я — кошкой-богиней Белой пустыни, и, когда скелет остался на месте, отвесила ему оплеуху. Тот опрокинулся и закувыркался вниз по лестнице, гремя доспехами. У подножья твердый мрамор треснул, и череп в шлеме отделился от позвоночника и откатился прочь с глаз долой. Тут к липкому постоянному страху добавился новый страх. Я знала суеверную важность всех часовых — людей, поставленных караулить до смерти и даже после нее пустующие обители исчезнувших народов. И все же теперь дело сделано и с определенной целью. Я прошла через дверной проем в последнюю комнату башни.
В темноте был источник света. Он мерцал и вспыхивал, и по трем расписанным стенам играло множество разных цветов. Я не могла уделить времени этому свету, так как всем моим вниманием завладела роспись — картины были четкими, невыцветшими, но очень-очень древними, и когда я посмотрела на них, то задрожала всем телом.
На одной из стен картина изображала черную гору. Над ней покоилась пурпурная туча, а под ней лежала спящая женщина. Женщина с очень белым телом и такими же белыми волосами; и у нее не было никакого лица. Вместо него в камень вставили кусок нефрита. На второй стене вновь изображалась нефритовая женщина, одетая в зеленую мантию, оставлявшую обнаженными грудь и руки. Она держала в одной руке золотой бич, в а другой — серебряный жезл. Позади нее стояли трое воинов, одетых так же, как те скелеты, в позолоченные латы и зеленую ткань, с развевающимися под шлемами зелеными перьями. Насколько я видела, они не обладали никаким сходством с Маггуром, Гилтом или Келом; Мазлеком, Слором или Днарлом; Фетлином, Векслом или Пейюаном. На третьей стене женщина представала в последний раз, позади нее — символ заходящего кровавого солнца, а в обеих руках у нее нож, который я так хорошо помнила, — Нож Легкой Смерти, с острием, направленным ей в грудь.
На это я не стану смотреть. Я повернулась к четвертой стене, которую закрывал длинный занавес. Протянув к нему руку, я сорвала его, и за ним стояло широкое золотое ложе, а на нем — белокожая женщина в зеленой мантии с волосами, заплетенными золотом и нефритовыми украшениями, с газовой вуалью на лице. Я не знала, являлась ли она статуей или забальзамированным существом, но я теперь достаточно хорошо знала, в какое место я вошла. Это была гробница. И гробница эта была моей.
Первым побуждением у меня было — упасть на колени, застонать от страха, но любопытство погнало меня дальше. Я нагнулась над созданием, которое столь легко могло быть мной, и стянула газовое покрывало.
Нет, тело это было все же не мое. Я долго глядела на нес во все глаза. Резьба из чего-то прекрасного, однако из этих бледных уст никогда не исходило никаких слов, за этим широким лбом никогда не пробуждалось никакой мысли. Ее закрытые веки походили на дна зеленых листка, упавших на спящее лицо.
— Ты забываешь, — сказала я комнате, — ты забываешь, что я такое. Ты забываешь, что я сделала ради познания самой себя.
И повернулась.
Тут я поняла, откуда исходил свет, благодаря которому я увидела все это. На каменной глыбе — гладкая каменная чаша, а в ней металось и горело яркое пламя. Голос начался с шепота.
— Со — Со — Со…
— Молчи, — сказала я. — Молчи.
Я начала бочком-бочком продвигаться вдоль стен к лестничной шахте.
— Со… Аааа! Со — Карраказ энорр, — прошипел «неголос»у меня в мозгу. Я никогда не слышала в нем такой силы, такого наэлектризованного торжества. — Я Карраказ Бездушный. Я — Я — Я…
— Нет! — закричала я. — Ты ничто.
— Я — это я, я помню. Я помню нашу сделку в месте, называемом людьми Ки-улом, — и то, что мы выполнили ее. Но это все теперь прах. Я помню караванщиков на дороге к Темному Городу и Главного Жреца, и битву под Белханнором. Ты хорошо накормила меня. А теперь ложись и умри. Ты сделала многое.
Казалось, я никак не могла добраться до лестницы. Мои ноги и руки сделались свинцовыми, притягивая меня к полу. Я поползла на животе, волоча себя вперед, прижимая ладони к скользкому полу.
— Умри, — шептал голос. — Сон — смерть. Безмолвие. Покой. Умри. В мире только боль, беды и несчастья. Усни.
Мои руки ухватились за овальный вход-пасть. Мрамор обжигал их, оставляя волдыри. Отверстие, казалось, затянуло паутиной. Я медленно вытолкнула голову наружу сквозь паутину, и это причинило резкую боль. Я больше не чувствовала своего тела, только лицо и руки.
— Фетлин! — позвала я и знала, что он никогда не услышит меня.
— Не зови, — прошептал голос. — У тебя нет никаких других потребностей. Только сон.
— Фетлин! — закричала я, и мой голос сделался сильнее, но разбился о мраморные стены. Боль расколола мне позвоночник. — Фетлин! — завопила я. Вопль вышел громким и ужасным. Казалось, он сотряс башню до основания.
Далеко внизу я услышала грохот распахнутой ониксовой двери, хотя и не могла понять, как они открыли ее.
— Лучше умри, — тихо и проникновенно промурлыкал голос.
По мраморной лестнице затопали бегущие ноги. Я попыталась протащить себя по лестнице к ним и не смогла. Комнату позади меня рассекла цветная молния. Бегущие вьюги все ближе и ближе — ко мне двигалась вверх по лестнице темная тень.
— Смерть грядет, — сказал голос.
Мне подумалось, что я поняла тогда, какой трюк он проделал со мной, он-она, существо в камне. Я слепо и дико ударила по убийце на лестнице, но он схватил меня за руки, и миг спустя я поняла, что это все-таки Фетлин. Он выволок меня из дверного проема и побежал со мной вниз по лестнице, держа меня на весу, обхватив рукой за талию, в то время как мои оцепеневшие ноги пытались двигаться, как при беге, но без успеха. Я почувствовала и откликнулась на его стремление поторопиться, но не поняла, почему. В последнем зале ждал Вексл, а Пейюан держал открытой дверь.
Мы бежали из этого места. Меня теперь держали за руки Вексл и Пейюан.
Мои ступни касались травы, и к ним понемногу возвращалась жизнь. Они бежали. Земля подо мной вращалась, небо почернело от грозы. Из тени пихт, в открытую долину. Я обрела наконец свои ступни и ноги.
Внезапно мир накренился вбок. Нас швырнуло в жесткие травы, среди колючек и черепов. Мы кое-как поднялись на ноги и с трудом снова потащились дальше, пока нас не захватил следующий толчок. Трава долины заколыхалась без ветра. Мы добрались до нижних ступенек лестницы на горе. Кусты цеплялись и хватали нас за одежду, волосы, кожу. Земля гневно громыхала, как барабан.
Я ползла, цепляясь и неистово рвалась вверх по лестнице, лицом к зелени, ничего не видя перед собой. Когда раздался гром, я подумала, что нам конец, но землетрясение прекратилось. Небо озарила молния. Фетлин положил руку мне на плечо, и, повернувшись, я увидела, что долина опять стала неподвижной, таинственной, спокойной в своей смертельной зачарованности.
— Я привела вас в злое место, — сказала я. — Сожалею.
Мы достигли вершины холма, и Фетлин посмотрел вверх на грозовые тучи.
— Ты нашла то, что искала? — спросил меня Вексл.
— Нет, — ответила я, — не то, что искала. Здесь для меня в конце концов ответа нет.
Я стояла неподвижная, опустошенная. Я не могла ни о чем думать, не видела никакого решения и никакой надежды. Что же мне теперь оставалось? Моя жизнь и впрямь была бессмысленным путешествием. Я уставилась обратно на долину. Наверное, я поступила неправильно, позвав на помощь. Было бы легко улечься рядом с моим вторым «я»и отдаться тьме.
— Мы должны найти убежище, — решил Фетлин. — Близок закат, а гроза может заслонить его. Мы не сможем добраться до моря до наступления ночи.
Я взглянула на их лица. Страха они не испытывали, однако, их черты стали неподвижными и строгими от беспокойства. Они не доверяли разрушенным городам по ночам.
Никакой грозы и дождя не последовало, однако когда мы пошли за Фетлином через валуны и рухнувшие стены, воцарилась сумеречная прохлада. Гром удалился в море. Наступила полночь.
Глава 4
Сгустилась темнота. В найденном нам Фетлином укрытии — крошечной ушедшей в землю комнатушке со все еще целым потолком и низкой узкой дверью-пастью — мы сгорбились вокруг нашего маленького костра. Вексл и Пейюан прислонили к двери кучу камней из развалин, и теперь оставалось только небольшое отверстие. В комнатушке стало очень дымно, и даже при этом оранжевое тепло костра просачивалось наружу. Я не знала, от чего мы прятались, да и они, думаю, тоже. Древние легенды и еще более древний инстинкт объединились, сделав их настороженными.
Они поели овсяных лепешек и сыру, и Фетлин установил караул — сперва он сам, вторым Вексл и последний Пейюан — на все часы ночи. Меня не включили в число караульных то ли из вежливости, то ли потому, что он счел меня неспособной, не могу сказать наверняка. Я не стала спорить по этому поводу. Свернулась в углу, где рос упрямый куст, и заснула усталым сном, даже не волнуясь о том, какие явятся сны или воспоминания.
Сон сперва казался спокойным. Один раз я проснулась и увидела, что Фетлин сменил у отверстия двери Вексла. При моем втором пробуждении обстановка стала совсем иной. Вексл больше не стоял на посту, а за костром больше не лежало вытянувшихся спящих фигур Фетлина и Пейюана. Сам костер догорел, однако я видела сильное свечение в черноте за дверью.
Я встала и подошла к двери, и обнаружила, что могу выйти из нее, не пригибаясь. За пределами убежища вытянулись улицы с высокими зданиями, вели вверх и вниз лестницы, стояли прямые, как древки копий, обелиски. Тут я поняла, что вижу сон, ибо это был город, каким он стоял когда-то, а не таким, каким он стал вместе со своими собратьями на террасированных холмах. Однако во дворцах не горело никаких огней, на столбах не качались фонари, не двигались цветные светильники в руках людей. Только то огромное резкое пылание, что горело на востоке, в стороне моря — отвратительный красный маяк какой-то катастрофы. Я вышла на городские улицы под сень древних стен. Я взбиралась все выше и выше в горы до тех пор, пока не смогла наконец посмотреть вниз и увидеть, что этот огромный факел горел на мысе, что вдавался далеко в море. Вокруг него происходило какое-то движение, гнетущее механическое движение. Иногда языки пламени взмывали очень высоко, и пурпурные тучи дыма столбом поднимались в небо. Море кроваво сверкало.
Мною овладела пугающая уверенность, что я застряну из-за моего сна в капкане древнего мира с его миазмами зла. Я сделала высшее усилие, похожее на отталкивание пловца от илистого дна реки, и голова моя вырвалась на поверхность сна, и я пробудилась.
Мне сразу же стиснула запястье рука Вексла.
— Ни звука, — прошептал он. — Рядом какая-та опасность.
Я кивнула, и он отпустил меня. Я села. Маленький костер пригасила куча набросанной земли. Фетлин и Пейюан стояли на коленях у дверного отверстия, вглядываясь во мрак то в ту, то в другую сторону.
Затем раздался шум снаружи. Кожа у меня заледенела, а волосы стали дыбом. Никогда я не слышала подобного. Я не знала, что это такое, но меня затошнило от страха и ненависти. Некий скользящий шорох, похожий на трение сухой старой дряблой кожи о травянистую мостовую улицы. Первое, что пришло мне на ум: к нашему укрытию ползет какая-то огромная змея. Я никогда не видела в диком лесу этих больших змей, но слышала, как разбойники, а позже караванщики рассказывали о них всякие истории, и вспомнила ту тварь, с которой танцевала женщина в Анкуруме, шириной с ее талию и длиной в двадцать футов с лишним. Несмотря на их пугающие размеры, они не ели людей, а предпочитали лакомый кусочек поменьше и посочнее, такой, как невезучие ежи. Но затем звук раздался вновь, и в нем улавливалось что-то, вызвавшее у меня уверенность, что это существо — не змея; оно было слишком большим, и в нем не было ничего от грации змеи. И оно приближалось.
Я подползла к дверному отверстию и выглянула наружу.
Между обвалившимися стенами что-то находилось. Оно стояло на улице, изгибая тело, поворачивая голову, дергая длинным хвостом взад-вперед, со звуком скребущей по камню сухой старой кожи.
Я слышала о драконах. Теперь я увидела одного такого. Хотя это не настоящий дракон, сообразила я, когда снова начала рассуждать.
После переправы через Алутмис я видела, как три девушки танцевали в зале вождя, и их партнером был крупный ящер величиной с волка, мутант своего рода. Я нашла это ужасное зрелище достаточно любопытным. Теперь я увидела, что природа не покончила со своими экспериментами в области размеров. Я убеждала себя, что тварь на улице — всего лишь ящерица, однако, далось мне это с трудом. Эта тварь была размером не с волка. Она высилась далеко над стенами, ее широкая плоская голова не уступала в длине мужскому телу, а сужающийся мечущийся хвост не уступал по толщине четырем связанным вместе людям. Слабый звездный свет выхватывал сухой, шуршащий, черный каскад ее чешуи; все ее тело прикрывала броня. В длинной пасти торчали хорошо развитые зубы и длинный, черный, похожий на кнут язык. Огромные глаза вращались на невероятной оси каждый в иную сторону. Тварь вздыбилась на ногах-тумбах и двинулась к нам.
Бесшумно, напряженно мы отступили от отверстия. Но, думаю, у нас еще теплилась надежда, что она не знает, что мы тут. Сквозь щель отверстия мы следили, как отвратительная голова опустилась, скользнула к отверстию и резко остановилась. Теперь она издала еще один звук, шипящий плюющий звук гнева, и комната наполнилась смрадом ее дыхания, вонью смерти, нечистот и всего разложившегося. Мы распластались у стен и правильно сделали. Сквозь дверное отверстие проскочил и метнулся к нам длинный язык, сам по себе величиной со змея, слепо ищущий рыщущий по крошечному пространству. Именно так ящерица поменьше ловила бы мух.
Никто из нас и не думал ударить по языку, когда мы стояли, застывшие, у стен. Еще миг, и он убрался. И почти сразу же снаружи началось неистовое шкрябание, когда она принялась прорывать себе путь к нам.
— Мы погибнем, фетлин, — сказала я, — если останемся здесь, — я не пыталась понизить голос; в этом больше не было смысла.
— Крыша скоро обвалится, — ответил он. И словно подтверждая его слова, снаружи посыпались и загремели камни.
— Или же он достаточно расширит дверной проем, чтобы видеть, куда метнуть свой язык, — пробормотал Вексл.
Плита у нас над головами сдвинулась и разбилась на улице. Я почувствовала дурноту, но мне пришла в голову одна мысль.
— Луны на небе нет, — сказала я, — а днем эта тварь отсыпалась. Наверное, она боится света. Когда она пришла, вы погасили костер.
— Верно, — Фетлин достал с пояса кремень. Нагнувшись, он высек из камня пламя и стряхнул его в засыпанный костер. Затрещал, оживая, прут.
— Наша единственная надежда, — сказал Фетлин. — Если свет заставит его отступить от нас, то мы должны бежать к берегу; у нас недостаточно топлива, чтобы протянуть всю ночь. Он, несомненно, погонится, но, думаю, такая тварь и соленую воду тоже не любит.
Мы спихнули с костра землю и подбросили еще веток, отломанных у куста в углу. Пейюан отломил четыре самых крупных ветви и дал каждому из нас по одной сунуть в костер и использовать как факелы. Тварь снаружи гнусаво закашляла, когда дым стал раздражать ее голодную, безжалостную глотку. Внезапно взметнулось красное пламя, осветив дверное отверстие, и ящер зашипел. Мы услышали, как он неуклюже отбежал назад, издавая хруст, когда его огромные лапы крошили мелкие камешки. Вексл и Пейюан вытолкнули камни из двери-пасти; Фетлин швырнул вслед за ними горящие ветви. С чадящими ветвями в руках мы выскочили из укрытия. Я мельком увидела его, попятившегося назад и все же всего в нескольких футах от нас, с его полуослепшими глазами и извергающейся из пасти ядовито-желтой слюной. Затем мы повернулись и молча побежали со всех ног по улицам из белых костей, направляясь к морю.
Он погнался за нами. Мы знали, что он должен погнаться. Мы увидели внизу море и слышали, как он, шурша, неудержимо настигает нас. Мы нашли дорогу и деревья, и к этому времени наши ветви оплыли у нас в руках, погашенные влажным ветром с залива. Не было ни времени остановиться и развести новый костер среди деревьев, ни каких-либо валяющихся поблизости веток. Но вот у меня в легких огня, кажется, вполне хватало.
Мы, спотыкаясь, выбежали на берег. Он был очень широким и серым под затянутым тучами небом. Море плескалось далеко впереди, чернильно-черное, шепчущее.
Пейюан взял меня за руку и увлек мое слабеющее тело вперед.
— Еще немного, — тяжело дыша, побуждал он.
— Пейюан, по-моему, я не умею плавать…
А затем на песке позади нас раздался звук, неожиданно близкий.
У нас хватило ума оторваться друг от друга и броситься в разные стороны, но одна лапа задела шею Пейюана, и тот упал, покатился, а затем лег не двигаясь. Я подумала о третьем воине, которого оттолкнула в сторону в башне, и о том, как его череп оторвался от позвоночника. Я не могла понять, как это ящер так быстро настиг нас, но, полагаю, я отстала, а берег был для него удобным местом бега, без всяких препятствий на пути. Теперь он плевался и кренился вбок за телом Пейюана. Я обнаружила у своей ноги камень, подняла его и швырнула им в ящера. Его броня отразила камень, но он обернулся, и его взгляд упал на меня. Я не поняла, почему я так поступила. Ведь Пейюан погиб — я не могла ему ничем помочь. Почему же я не оставила его и не побежала к спасительной воде?
Слева от меня раздался крик; по берегу бежал Фетлин. Чудовище, опять отвлеченное, снова развернулось. Справа от меня запрыгал с высоким ухающим воем Вексл. Он швырял в ящера песком и бегал вокруг него, размахивая руками.
Это стало гротескной игрой. С энергией, выжатой из последних сил, мы бегали, прыгая и вопя, вокруг ящера, все время смещаясь ближе к морю, вне опасности, пока он не мог решить, кого из нас сразить первым. Но в голове у меня все плыло, а ноги едва держали меня. Я не думала, что доберусь до моря.
Мы громко шумели, и чудовище злобно шипело на нас; поэтому я не помню, когда же я впервые услышала тот, другой звук. Высокий, постоянный, пульсирующий вой, запредельный для моего слуха. Сперва я подумала, что это всего лишь прелюдия к обмороку, который покончит со мной. А затем на нас всех упала Тень.
Она легла на песок, охватывая нас, — огромный овал черноты, и нас обуял автоматический страх перед неведомым, что валится с небесных далей, куда не могут отправиться люди. Только ящер оставался равнодушен к этой тени, она его мало трогала. Он двинулся за нами, брызгая слюной из шипящей пасти. В этот миг сверху ударила белая линия тонкого огня и накрыла его, ослепив нас. А когда мы снова смогли видеть, там, где был ящер, лежала куча дымящегося, вонючего шлака, а песок сделался черной пылью.
Я слышала, как рассказывают разные истории в стане, в крарле и деревне о богах и метаемой богами молнии, что сжигает и уничтожает. Я упала на колени, но голова у меня сама по себе откинулась назад, и я посмотрела прямо на летящий, звенящий, серебряный предмет, который парил еще миг высоко над берегом, а затем устремился в сторону, на юг и исчез за противоположной линией утесов, отмечавшей залив, оставляя за собой нить золотого огня во тьме.
Они поели овсяных лепешек и сыру, и Фетлин установил караул — сперва он сам, вторым Вексл и последний Пейюан — на все часы ночи. Меня не включили в число караульных то ли из вежливости, то ли потому, что он счел меня неспособной, не могу сказать наверняка. Я не стала спорить по этому поводу. Свернулась в углу, где рос упрямый куст, и заснула усталым сном, даже не волнуясь о том, какие явятся сны или воспоминания.
Сон сперва казался спокойным. Один раз я проснулась и увидела, что Фетлин сменил у отверстия двери Вексла. При моем втором пробуждении обстановка стала совсем иной. Вексл больше не стоял на посту, а за костром больше не лежало вытянувшихся спящих фигур Фетлина и Пейюана. Сам костер догорел, однако я видела сильное свечение в черноте за дверью.
Я встала и подошла к двери, и обнаружила, что могу выйти из нее, не пригибаясь. За пределами убежища вытянулись улицы с высокими зданиями, вели вверх и вниз лестницы, стояли прямые, как древки копий, обелиски. Тут я поняла, что вижу сон, ибо это был город, каким он стоял когда-то, а не таким, каким он стал вместе со своими собратьями на террасированных холмах. Однако во дворцах не горело никаких огней, на столбах не качались фонари, не двигались цветные светильники в руках людей. Только то огромное резкое пылание, что горело на востоке, в стороне моря — отвратительный красный маяк какой-то катастрофы. Я вышла на городские улицы под сень древних стен. Я взбиралась все выше и выше в горы до тех пор, пока не смогла наконец посмотреть вниз и увидеть, что этот огромный факел горел на мысе, что вдавался далеко в море. Вокруг него происходило какое-то движение, гнетущее механическое движение. Иногда языки пламени взмывали очень высоко, и пурпурные тучи дыма столбом поднимались в небо. Море кроваво сверкало.
Мною овладела пугающая уверенность, что я застряну из-за моего сна в капкане древнего мира с его миазмами зла. Я сделала высшее усилие, похожее на отталкивание пловца от илистого дна реки, и голова моя вырвалась на поверхность сна, и я пробудилась.
Мне сразу же стиснула запястье рука Вексла.
— Ни звука, — прошептал он. — Рядом какая-та опасность.
Я кивнула, и он отпустил меня. Я села. Маленький костер пригасила куча набросанной земли. Фетлин и Пейюан стояли на коленях у дверного отверстия, вглядываясь во мрак то в ту, то в другую сторону.
Затем раздался шум снаружи. Кожа у меня заледенела, а волосы стали дыбом. Никогда я не слышала подобного. Я не знала, что это такое, но меня затошнило от страха и ненависти. Некий скользящий шорох, похожий на трение сухой старой дряблой кожи о травянистую мостовую улицы. Первое, что пришло мне на ум: к нашему укрытию ползет какая-то огромная змея. Я никогда не видела в диком лесу этих больших змей, но слышала, как разбойники, а позже караванщики рассказывали о них всякие истории, и вспомнила ту тварь, с которой танцевала женщина в Анкуруме, шириной с ее талию и длиной в двадцать футов с лишним. Несмотря на их пугающие размеры, они не ели людей, а предпочитали лакомый кусочек поменьше и посочнее, такой, как невезучие ежи. Но затем звук раздался вновь, и в нем улавливалось что-то, вызвавшее у меня уверенность, что это существо — не змея; оно было слишком большим, и в нем не было ничего от грации змеи. И оно приближалось.
Я подползла к дверному отверстию и выглянула наружу.
Между обвалившимися стенами что-то находилось. Оно стояло на улице, изгибая тело, поворачивая голову, дергая длинным хвостом взад-вперед, со звуком скребущей по камню сухой старой кожи.
Я слышала о драконах. Теперь я увидела одного такого. Хотя это не настоящий дракон, сообразила я, когда снова начала рассуждать.
После переправы через Алутмис я видела, как три девушки танцевали в зале вождя, и их партнером был крупный ящер величиной с волка, мутант своего рода. Я нашла это ужасное зрелище достаточно любопытным. Теперь я увидела, что природа не покончила со своими экспериментами в области размеров. Я убеждала себя, что тварь на улице — всего лишь ящерица, однако, далось мне это с трудом. Эта тварь была размером не с волка. Она высилась далеко над стенами, ее широкая плоская голова не уступала в длине мужскому телу, а сужающийся мечущийся хвост не уступал по толщине четырем связанным вместе людям. Слабый звездный свет выхватывал сухой, шуршащий, черный каскад ее чешуи; все ее тело прикрывала броня. В длинной пасти торчали хорошо развитые зубы и длинный, черный, похожий на кнут язык. Огромные глаза вращались на невероятной оси каждый в иную сторону. Тварь вздыбилась на ногах-тумбах и двинулась к нам.
Бесшумно, напряженно мы отступили от отверстия. Но, думаю, у нас еще теплилась надежда, что она не знает, что мы тут. Сквозь щель отверстия мы следили, как отвратительная голова опустилась, скользнула к отверстию и резко остановилась. Теперь она издала еще один звук, шипящий плюющий звук гнева, и комната наполнилась смрадом ее дыхания, вонью смерти, нечистот и всего разложившегося. Мы распластались у стен и правильно сделали. Сквозь дверное отверстие проскочил и метнулся к нам длинный язык, сам по себе величиной со змея, слепо ищущий рыщущий по крошечному пространству. Именно так ящерица поменьше ловила бы мух.
Никто из нас и не думал ударить по языку, когда мы стояли, застывшие, у стен. Еще миг, и он убрался. И почти сразу же снаружи началось неистовое шкрябание, когда она принялась прорывать себе путь к нам.
— Мы погибнем, фетлин, — сказала я, — если останемся здесь, — я не пыталась понизить голос; в этом больше не было смысла.
— Крыша скоро обвалится, — ответил он. И словно подтверждая его слова, снаружи посыпались и загремели камни.
— Или же он достаточно расширит дверной проем, чтобы видеть, куда метнуть свой язык, — пробормотал Вексл.
Плита у нас над головами сдвинулась и разбилась на улице. Я почувствовала дурноту, но мне пришла в голову одна мысль.
— Луны на небе нет, — сказала я, — а днем эта тварь отсыпалась. Наверное, она боится света. Когда она пришла, вы погасили костер.
— Верно, — Фетлин достал с пояса кремень. Нагнувшись, он высек из камня пламя и стряхнул его в засыпанный костер. Затрещал, оживая, прут.
— Наша единственная надежда, — сказал Фетлин. — Если свет заставит его отступить от нас, то мы должны бежать к берегу; у нас недостаточно топлива, чтобы протянуть всю ночь. Он, несомненно, погонится, но, думаю, такая тварь и соленую воду тоже не любит.
Мы спихнули с костра землю и подбросили еще веток, отломанных у куста в углу. Пейюан отломил четыре самых крупных ветви и дал каждому из нас по одной сунуть в костер и использовать как факелы. Тварь снаружи гнусаво закашляла, когда дым стал раздражать ее голодную, безжалостную глотку. Внезапно взметнулось красное пламя, осветив дверное отверстие, и ящер зашипел. Мы услышали, как он неуклюже отбежал назад, издавая хруст, когда его огромные лапы крошили мелкие камешки. Вексл и Пейюан вытолкнули камни из двери-пасти; Фетлин швырнул вслед за ними горящие ветви. С чадящими ветвями в руках мы выскочили из укрытия. Я мельком увидела его, попятившегося назад и все же всего в нескольких футах от нас, с его полуослепшими глазами и извергающейся из пасти ядовито-желтой слюной. Затем мы повернулись и молча побежали со всех ног по улицам из белых костей, направляясь к морю.
Он погнался за нами. Мы знали, что он должен погнаться. Мы увидели внизу море и слышали, как он, шурша, неудержимо настигает нас. Мы нашли дорогу и деревья, и к этому времени наши ветви оплыли у нас в руках, погашенные влажным ветром с залива. Не было ни времени остановиться и развести новый костер среди деревьев, ни каких-либо валяющихся поблизости веток. Но вот у меня в легких огня, кажется, вполне хватало.
Мы, спотыкаясь, выбежали на берег. Он был очень широким и серым под затянутым тучами небом. Море плескалось далеко впереди, чернильно-черное, шепчущее.
Пейюан взял меня за руку и увлек мое слабеющее тело вперед.
— Еще немного, — тяжело дыша, побуждал он.
— Пейюан, по-моему, я не умею плавать…
А затем на песке позади нас раздался звук, неожиданно близкий.
У нас хватило ума оторваться друг от друга и броситься в разные стороны, но одна лапа задела шею Пейюана, и тот упал, покатился, а затем лег не двигаясь. Я подумала о третьем воине, которого оттолкнула в сторону в башне, и о том, как его череп оторвался от позвоночника. Я не могла понять, как это ящер так быстро настиг нас, но, полагаю, я отстала, а берег был для него удобным местом бега, без всяких препятствий на пути. Теперь он плевался и кренился вбок за телом Пейюана. Я обнаружила у своей ноги камень, подняла его и швырнула им в ящера. Его броня отразила камень, но он обернулся, и его взгляд упал на меня. Я не поняла, почему я так поступила. Ведь Пейюан погиб — я не могла ему ничем помочь. Почему же я не оставила его и не побежала к спасительной воде?
Слева от меня раздался крик; по берегу бежал Фетлин. Чудовище, опять отвлеченное, снова развернулось. Справа от меня запрыгал с высоким ухающим воем Вексл. Он швырял в ящера песком и бегал вокруг него, размахивая руками.
Это стало гротескной игрой. С энергией, выжатой из последних сил, мы бегали, прыгая и вопя, вокруг ящера, все время смещаясь ближе к морю, вне опасности, пока он не мог решить, кого из нас сразить первым. Но в голове у меня все плыло, а ноги едва держали меня. Я не думала, что доберусь до моря.
Мы громко шумели, и чудовище злобно шипело на нас; поэтому я не помню, когда же я впервые услышала тот, другой звук. Высокий, постоянный, пульсирующий вой, запредельный для моего слуха. Сперва я подумала, что это всего лишь прелюдия к обмороку, который покончит со мной. А затем на нас всех упала Тень.
Она легла на песок, охватывая нас, — огромный овал черноты, и нас обуял автоматический страх перед неведомым, что валится с небесных далей, куда не могут отправиться люди. Только ящер оставался равнодушен к этой тени, она его мало трогала. Он двинулся за нами, брызгая слюной из шипящей пасти. В этот миг сверху ударила белая линия тонкого огня и накрыла его, ослепив нас. А когда мы снова смогли видеть, там, где был ящер, лежала куча дымящегося, вонючего шлака, а песок сделался черной пылью.
Я слышала, как рассказывают разные истории в стане, в крарле и деревне о богах и метаемой богами молнии, что сжигает и уничтожает. Я упала на колени, но голова у меня сама по себе откинулась назад, и я посмотрела прямо на летящий, звенящий, серебряный предмет, который парил еще миг высоко над берегом, а затем устремился в сторону, на юг и исчез за противоположной линией утесов, отмечавшей залив, оставляя за собой нить золотого огня во тьме.
Глава 5
После всего случившегося мужчины обнаружили, что не могут говорить друг с другом об этом. Происшедшее было слишком чуждым и непостижимым, ему не было названия в мире реальных вещей. Мы прикоснулись к легенде, и потому ничего не говорили.
Мы встали и пошли назад, туда, где лежало тело Пейюана. Вексл склонился над ним и осторожно перевернул его на спину. Глаза Пейюана открылись.
— Вы убили зверя? — спросил он.
— Он мертв, — ответил Фетлин.
Пейюан улыбнулся, и Вексл помог ему подняться. Пейюан стряхнул с себя песок.
— Теперь тебе придется искупаться, Марда.
Мне едва верилось, что он жив. Я видела, как умер Гилт, как умер Днарл. Мне едва верилось. Я подошла к нему и коснулась его плеча, и он улыбнулся еще шире.
— Да, я жив, — он рассмеялся и обнял меня. — Чудо, божий дар.
Мы вместе вернулись обратно по берегу, нашли средь деревьев ветви, теперь, когда надобность уже перестала быть неотложной, и разожгли костер. Ночь казалась более теплой, и отсутствовало всякое ощущение опасности, однако Фетлин все равно выставил караул.
Разбудил меня предрассветный холод. Над морем поднимался серый свет, и на фоне его Пейюан ходил взад и вперед перед деревьями стараясь остаться бодрствующим. Я поднялась и тихо пробралась к костру.
— Пейюан, — окликнула я. — Я посторожу за тебя.
— Нет, нет, я подожду, пока не взойдет солнце, — он конвульсивно зевнул.
— Ты принял на себя удар ящера, который обрушился бы на меня, — напомнила я ему. — Я могу, по меньшей мере, принять на себя последний час твоего караула.
После небольшого спора он подошел к костру, улегся и мгновенно заснул.
Так я и увидела, как солнце вновь взошло над длинным морем.
И подумала о многом. Подумала о том, как редко я, с тех пор, как вышла из Горы, возвращалась в свое прошлое. События разделяли каждый отрезок моей жизни, и теперь руины, ящер и огромная Тень отделили еще один отрезок. Я не могла теперь вернуться к народу Квенекса. Я снова должна была идти вперед в неизвестные места. Повернувшись, я посмотрела на трех спящих воинов и подумала о том, как остался в живых Пейюан. А затем гадала, не остался ли он в живых потому, что я сперва отвергла их, тогда как раньше всегда охотно принимала являвшихся ко мне трех стражей как свою защиту и свое право. Я поняла, что должна сделать.
Солнце полностью взошло в небе, и они скоро проснутся. Теперь, когда настал день, тут на берегу не будет никаких опасностей. Поэтому я повернулась кругом и побежала прямо к морю и спрятала свои следы в его холодной наступающей пене. А затем — на юг. Позади меня — мыс, язык суши, где я видела во сне болезненную красноту огня; а впереди — далекие утесы в конце залива.
К полудню я миновала те далекие утесы, и никаких городов больше не было.
День стал жарким, а небо — твердым и голубым. После полудня я покинула теплый песок, найдя путь вверх от берега. На мысу скопились раскидистые деревья, а вокруг их стволов сплелись папоротники высотой по пояс. Место это было необитаемое, одичавшее, полное странных ярких цветов и птичьих криков. Я брела по нему, держа море по левую руку от меня в качестве ориентира.
Закат окрасил все в алое, пурпурное и зеленое; лес поредел. Я увидела впереди между деревьями открытое пространство, широкую, сравнительно голую долину посреди леса, и обнаружила, что лесные звуки и крики птиц прекратились. Вокруг меня повсюду царило тревожное безмолвие, однако я совершенно ничего не чувствовала. Я осторожно пошла дальше, и тишина, казалось, становилась все глубоко и глубже. Несколько обеспокоенная, я снова остановилась и прислушалась, и на этот раз уловила новый звук, скорее, почувствовала, чем услышала, — высокое тонкое рокотание в воздухе, вызвавшее у меня желание затрясти головой, чтобы прочистить ее.
Шаг за шагом теперь, соединяя свое тело с каждым деревом и тенью, я подкралась к краю долины и, выглянув наружу, увидела то, что ожидала там увидеть.
Асутоо рассказывал мне давным-давно о серебряных небесных колесницах богов, которые иногда ездили по земле, а в Анкуруме и позже в городах Эшкорека я подымала голову к небу и видела звезды, которые двигались, горя, по черному фону. Но теперь я вспомнила падающую звезду, замеченную мной, когда я ехала к стану Дарака в горах, — звезду со следом в виде золотого огня, которая, казалось, опустилась на равнине за горами. То, что пронеслось над нами на берегу, тоже оставляло след в виде пламени. Наверное, в своем подсознании я связала эти два недоступных рассудку факта; наверное, я намеренно последовала за ней, завороженная глупым любопытством всех дышащих тварей, за этой падающей самой яркой, самой близкой звездой.
Ее серебряный овал покоился в долине и, казалось, пульсировал и трепетал от невозможного света, а трава вокруг нее почернела.
Последние лучи солнца уронили на стволы красные хлопья, когда я вышла из-за деревьев.
Мы встали и пошли назад, туда, где лежало тело Пейюана. Вексл склонился над ним и осторожно перевернул его на спину. Глаза Пейюана открылись.
— Вы убили зверя? — спросил он.
— Он мертв, — ответил Фетлин.
Пейюан улыбнулся, и Вексл помог ему подняться. Пейюан стряхнул с себя песок.
— Теперь тебе придется искупаться, Марда.
Мне едва верилось, что он жив. Я видела, как умер Гилт, как умер Днарл. Мне едва верилось. Я подошла к нему и коснулась его плеча, и он улыбнулся еще шире.
— Да, я жив, — он рассмеялся и обнял меня. — Чудо, божий дар.
Мы вместе вернулись обратно по берегу, нашли средь деревьев ветви, теперь, когда надобность уже перестала быть неотложной, и разожгли костер. Ночь казалась более теплой, и отсутствовало всякое ощущение опасности, однако Фетлин все равно выставил караул.
Разбудил меня предрассветный холод. Над морем поднимался серый свет, и на фоне его Пейюан ходил взад и вперед перед деревьями стараясь остаться бодрствующим. Я поднялась и тихо пробралась к костру.
— Пейюан, — окликнула я. — Я посторожу за тебя.
— Нет, нет, я подожду, пока не взойдет солнце, — он конвульсивно зевнул.
— Ты принял на себя удар ящера, который обрушился бы на меня, — напомнила я ему. — Я могу, по меньшей мере, принять на себя последний час твоего караула.
После небольшого спора он подошел к костру, улегся и мгновенно заснул.
Так я и увидела, как солнце вновь взошло над длинным морем.
И подумала о многом. Подумала о том, как редко я, с тех пор, как вышла из Горы, возвращалась в свое прошлое. События разделяли каждый отрезок моей жизни, и теперь руины, ящер и огромная Тень отделили еще один отрезок. Я не могла теперь вернуться к народу Квенекса. Я снова должна была идти вперед в неизвестные места. Повернувшись, я посмотрела на трех спящих воинов и подумала о том, как остался в живых Пейюан. А затем гадала, не остался ли он в живых потому, что я сперва отвергла их, тогда как раньше всегда охотно принимала являвшихся ко мне трех стражей как свою защиту и свое право. Я поняла, что должна сделать.
Солнце полностью взошло в небе, и они скоро проснутся. Теперь, когда настал день, тут на берегу не будет никаких опасностей. Поэтому я повернулась кругом и побежала прямо к морю и спрятала свои следы в его холодной наступающей пене. А затем — на юг. Позади меня — мыс, язык суши, где я видела во сне болезненную красноту огня; а впереди — далекие утесы в конце залива.
К полудню я миновала те далекие утесы, и никаких городов больше не было.
День стал жарким, а небо — твердым и голубым. После полудня я покинула теплый песок, найдя путь вверх от берега. На мысу скопились раскидистые деревья, а вокруг их стволов сплелись папоротники высотой по пояс. Место это было необитаемое, одичавшее, полное странных ярких цветов и птичьих криков. Я брела по нему, держа море по левую руку от меня в качестве ориентира.
Закат окрасил все в алое, пурпурное и зеленое; лес поредел. Я увидела впереди между деревьями открытое пространство, широкую, сравнительно голую долину посреди леса, и обнаружила, что лесные звуки и крики птиц прекратились. Вокруг меня повсюду царило тревожное безмолвие, однако я совершенно ничего не чувствовала. Я осторожно пошла дальше, и тишина, казалось, становилась все глубоко и глубже. Несколько обеспокоенная, я снова остановилась и прислушалась, и на этот раз уловила новый звук, скорее, почувствовала, чем услышала, — высокое тонкое рокотание в воздухе, вызвавшее у меня желание затрясти головой, чтобы прочистить ее.
Шаг за шагом теперь, соединяя свое тело с каждым деревом и тенью, я подкралась к краю долины и, выглянув наружу, увидела то, что ожидала там увидеть.
Асутоо рассказывал мне давным-давно о серебряных небесных колесницах богов, которые иногда ездили по земле, а в Анкуруме и позже в городах Эшкорека я подымала голову к небу и видела звезды, которые двигались, горя, по черному фону. Но теперь я вспомнила падающую звезду, замеченную мной, когда я ехала к стану Дарака в горах, — звезду со следом в виде золотого огня, которая, казалось, опустилась на равнине за горами. То, что пронеслось над нами на берегу, тоже оставляло след в виде пламени. Наверное, в своем подсознании я связала эти два недоступных рассудку факта; наверное, я намеренно последовала за ней, завороженная глупым любопытством всех дышащих тварей, за этой падающей самой яркой, самой близкой звездой.
Ее серебряный овал покоился в долине и, казалось, пульсировал и трепетал от невозможного света, а трава вокруг нее почернела.
Последние лучи солнца уронили на стволы красные хлопья, когда я вышла из-за деревьев.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
В ПОЛОЙ ЗВЕЗДЕ
Глава 1
Долина и лес наполнились индиговыми цветами вечера, но свет огромной звезды остался, холодный и очень яркий. Я поползла к группе диких деревьев, скопившихся примерно в ста футах от этого места, и села в их тени, уставясь на нее, почти загипнотизированная. Я не могла подобраться еще ближе, поскольку там не было никакого укрытия, и не могла убраться назад, потому что… Всякое рассуждение, казалось, потеряло смысл. Как и на берегу, это было настолько чуждым для меня, настолько нереальным, что, когда я сидела там, то все прочее тоже казалось не вызывающим доверия. Сперва я думала, что, наверное, эта звезда живая, но через некоторое время серебристый кусок отодвинулся, и в темноту вышли четыре фигуры. Звезда была полой, а эти фигуры — ездившие в ней боги. Подобно звезде, они отливали серебром и двигались, мерцая, вокруг своей колесницы по сгоревшей траве.