Ли Танит. Восставшая из пепла

   — Вот и все, — сказал Дарак тихим и слегка невнятным голосом. Он не шевельнулся.
   Я подумала о дне, когда он явился в храм и сшиб ширму, дне, когда я отняла у Шуллат нефрит. Подумала о ночи среди сгоревших лесов у озера, о первой ночи в ущелье, когда он ушел к высокой девице с тучей волос. Подумала о заре у ручьев, когда он сказал:
   — Кроме того, богиня, боги принимают только необходимое. Если им нужно, они берут не спрашивая.
   И я чувствовала, что именно он хотел сказать, но была не в состоянии понять это умом. Не оттягивали ли мы с самого начала неизбежное — бессмысленно и не нужно?
   — Нет, Дарак, — сказала я, — это не все.
   Его зубы сверкнули, но не в улыбке, а руки очень сильно схватили меня за плечи, сгребая в кулаки золотистую рубашку и разрывая ее, и срывая с меня. Он привлек меня к себе и припал ртом к моей груди, но я напомнила ему:
   — У тебя есть для меня новая одежда, Дарак, если ты порвешь всю эту?
   — Да, — пробормотал он. Он бегло коснулся маски. — Я оставлю тебе это, но больше ничего.
   Он стянул с меня сапоги, тунику, пояс, все. Пряжка ремня звякнула о жаровню. Вслед за тем исчезла и его одежда с куда большим шумом. Я думала, что Маггур может в гневе ворваться в шатер, но вскоре все стихло, кроме насекомых и звуков нашего собственного дыхания.
   Он был нетерпелив, но я заставила его немного подождать. Мне хотелось потрогать его тело — поджаро-мускулистое, как у льва, бронзовое и золотистое, с невероятно гладкой кожей за исключением тех мест, где бои оставили шрамы. Любовь к этому телу, которая делала меня прежде такой слабой во всем, теперь напрягла каждую мою клетку. Мои пальцы пробежались, слегка касаясь, и обхватили его обжигающий фаллос, и он повалил меня на спину руками более жестокими и уверенными, чем мои.
   А затем дыхание с шипением вышло из него. Его прижатое к моему тело стало холоднее. Я держала его крепко.
   — Нет, — заявила я. — Ты ожидал, что ваши богини будут скроены, как и прочие женщины?
   По его телу прошла своего рода судорога, и, сдерживая смех, он выдохнул:
   — По крайней мере у тебя есть то, что нужно для этого.
   И больше мы ни о чем не говорили.
   Насекомые продолжали жужжать в темноте, словно никогда и не переставали, хотя мы на время забыли о них и всем прочем, кроме себя.
   — Кто ты? — внезапно спросил он.
   Он лежал на мне, зарывшись в мои волосы.
   — У меня не больше причин знать, чем у тебя, Дарак.
   Не слушая меня, он продолжал:
   — Женщина, но не женщина. И все же больше женщина, чем любая другая порода. И все же женщина, отличная от женщин. Богиня — да, наверное, я поверил в это. И потом, уезжая с Маккатта, я видел ночью красное облако над горой, и пришел к тебе в шатер спросить, знала ли ты — и увидел, как Крилл сплевывает змеиный яд, в то время как ты сидела — такая строгая и застывшая. И не была богиней. А потом Маккатт снова разверзся и прикончил их. Но ты… — он умолк. Теперь стало так темно, я чувствовала, что он поднялся и нагнулся надо мной, но не видела этого. Он коснулся моих бедер, живота, груди.
   — Ты никогда раньше этого не делала, и откуда я знаю это — сплошная тайна, потому что не было ничего, что мужчине требуется прорывать. Девственница, и все же сведущая. Кто ты? — Его рука скользнула по горлу, по полосам, чтобы приоткрыть маску.
   — Нет, — воспротивилась я — Дарак, ты снял все прочее, но сказал, что оставишь мне это.
   Его руки покинули меня, а тело поднялось. Он встал, насколько позволял низкий шатер, и оделся.
   — Дарак, — окликнула я, но он мне не ответил.
   Он ушел во тьму, и будто не было никогда этого — первого раза.

Глава 5

   Я почувствовала во сне близость ко мне Карраказа и усиленно старалась проснуться, но не могла. Сквозь овальную дверь я смотрела на мерцающий свет в каменной чаше алтаря, и он притягивал меня, поглощал меня — спасти могла только зеленая прохлада, а я не знала, где она. Мои руки поднялись к разбойничьему нефриту у меня на шее, но во сне он был черным, тусклым и бесполезным, как железо.
   Огромная ручища легла мне на плечо и вытряхнула из этого кошмара.
   — Маггур, — прошептала я.
   — Почти заря, — сказал он. — Люди Дарака скоро выезжают к Речной дороге.
   Моя нагота его, похоже, не смущала. Он держал ткань из переливающегося материала — зелено-пурпурно-красного цвета.
   — Я приходил раньше, — объяснил он, — после того, как он ушел. — Он усмехнулся, показывая на порванную рубашку. — Достал новую — у женщины, Иммы, вроде тебя.
   Дарак не пришел за мной. Ожидал ли он, что я восстану сама или захотел оставить меня в прошлом? Я оделась, а Маггур разобрал и свернул шатер. Снаружи нас ждали поблизости Кел и Гилт с лошаденками и моим вороным коньком, со всеми седельными сумками, упакованными и готовыми. Похоже, они устроили так, что я поеду в шайке Дарака со своей собственной свитой.
   Я поехала впереди, Маггур на шаг сзади меня, а двое других за ним.
   Вскоре я услышала, как бренчат доспехи других. Поляна, блестящая от росы, небольшая радость при первом намеке на день. Несколько голов обернулись посмотреть на нас.
   — Женщина Дарака и ее мужчины, — сказали они.
   Маггур усмехнулся.
   Дарак оторвался от того, чем он там занимался, и кивнул мне. Вот и все. Подошел один разбойник и вручил мне длинный нож, который я заткнула за пояс. С лошадей других снимали колокольчики и бренчащие медальоны. Кел позаботился о наших, а Маггур упрятал их в одну из седельных сумок.
   Я чуяла зарю.
   Дарак вскочил на своего коня, поднял руку, и молчание стало еще более глубоким.
   — А теперь слушайте. В полдень мы доберемся до брода. Караван пройдет через час-три после, в зависимости от быстроты их продвижения. Сигнал к нападению на него — волчий вой. До него — не шевелитесь, после него — пошевеливайтесь. Помните, другие по ту сторону брода. Гоните беглецов к ним. Убейте всех, начиная с охраны, но чтоб ни царапины на лошадях.
   Он повернул коня и поехал в лес.
   Мы последовали за ним.
   Тогда казалось, нет ничего предосудительного в том, что мы сознательно едем убивать людей. Разбойники давно ожесточились и не думали об этом, а я презирала человеческую жизнь. И меня к тому же одолевали боль и гнев. Взошло солнце, раскрасив листья едко-зеленым цветом. Мы все время ехали вниз по склону, лес местами редел, оставляя нижние склоны обозримыми, хотя на более ровной местности видимость ухудшалась. Река, казалось, двигалась вместе с нами, иногда полыхая отраженным светом солнца, и всегда слышимая нами.
   Мы добрались до брода, переправившись через реку незадолго до полудня.
   Река перед нами изгибалась словно лук, сужаясь слева до точки. Сквозь завесу листвы и густого папоротника я разглядела широкий тракт — маршрут пути караванов, который вел к великой Южной дороге. Тракт обрывался на противоположном берегу и продолжался на этом берегу. В промежутке на мелководье торчали колья, показывавшие почерневшими делениями, насколько высоко стоит в реке вода. Брод достигал примерно двадцати футов в поперечнике.
   Из обрывков разговоров в лесном стане я поняла, что это новое место нападения. Купцы привыкли сталкиваться с неприятелями дальше, там где тракт пересекался с Южной Дорогой. Здесь же они будут довольно спокойны, а внезапность — великая вещь. Но охранники у них были сильные и злобные — уж это мне Маггур сообщил.
   — Те еще, — сказал Маггур, — в северных селах их с детства натаскивают. К пятнадцати годам мужчина там может похвалиться сорока шрамами на теле. Учат их воровать с уличных лотков, и лупят, когда они попадаются. Взращивают их на жестокости как злого пса, и они вырастают подобными злым собакам. Кусаться они умеют, так что остерегайся их зубов — тех, что у них за поясом. И при любом ударе старайся бить наповал. Боль только делает их бешеными, настолько они привыкли к ней — она, можно сказать, вдохновляет их.
   Мы устроились ждать. Пошли по кругу хлеб, соленое мясо и пиво в кожаных баклагах, но люди Дарака не издавали почти ни звука. Даже отошедшие помочиться двигались крадучись, словно змеи. Я начала понимать, почему большую их часть набрали из лесного стана, где разбойники учились лесным повадкам просто по ходу повседневной жизни, охотясь на оленей и дичь.
   Стало очень жарко. Солнечный свет вскипятил на ветвях свои зеленые пузыри, а от палой листвы под ногами подымался голубоватый туман. Река казалась водопадом из отшлифованных опалов. Внезапно заклекотал лесной ястреб. Я взглянула на Маггура. Тот кивнул. Это был сигнал, и они приближались, жирные глупые купцы и их ужасная конная охрана.
   Шорох, треск ломаемых папоротников, топот копыт, видимо, больших лошадей, колеса фургонов, катящих сквозь подлесок.
   Появились первые два всадника. Охрана. Я почувствовала, как Маггур чуть напрягся, но не издал ни звука. Они тоже были черными, но черной у них была одежда и дубленая, а не своя кожа. Каждый дюйм их тел был скрыт и защищен доспехами, даже руки скрывали черные латные рукавицы, а их лица, как и мое, скрывали маски. Но эти маски были иными, так как их сработали наподобие черных костяных черепов, из которых вырастали черные жесткие заплетенные в косички гривы из конского волоса. Лошади их тоже были огромными и черными. По спине у меня пробежал холодок, и рука стиснула длинный нож. Я задрожала и почувствовала потребность выплюнуть изо рта привкус их близости.
   Они выехали на середину реки, огляделись, а потом один крикнул что-то высоким ясным голосом. Сразу же появились другие, а затем и покачивающиеся крытые фургоны, влекомые низкорослыми лошаденками. Процессия начала переправляться через реку.
   Поблизости завыл волк, хрипло и настойчиво.
   Я мельком увидела, как в удивлении обернулись черные лица черепов, а затем мы тронулись.
   Был только один звук и только одно движение, или так казалось в первые секунды. Испуганные крики купцов, ржание раненых лошадей, крики освободившихся наконец от напряжения разбойников Дарака, стремительный бросок без всякого шанса свернуть в сторону и не принимать в этом никакого участия — все слилось воедино.
   В правой руке я сжимала железный нож. Думать не было времени. «Старайся бить наповал», — сказал Маггур. Нож описал дугу. Огромное черное тело медленно опрокинулась с коня и отпало от меня в сторону, теперь уже не только черное, но и красное.
   Конь подо мной мчал ровно и хорошо. Скачок вперед — и черный охранник навис надо мной, и его собственный нож, очень длинный и загнутый на конце, рассек воздух. Я поддела загиб его ножа собственным оружием и потянула его. Это было нетрудно. Он тоже медленно упал, и колючий нож в другой моей руке вонзился в него, повернулся и высвободился. Кровь забрызгала мне локоть. Я смотрела на нее так, будто пролилась она вовсе не на мою руку. Вокруг меня образовалось некоторое затишье, в то время как повсюду царила сумасшедшая сутолока боя. Лошади спотыкались в потоке, а купцы и мальчики с воплями бежали в воду. Это выглядело почти комично, но для смеха нет места среди кошмара. Один караванщик крутился и напрягался на козлах возчика, пытаясь развернуть свою упряжку. Я вспомнила, что купцов тоже надо перебить. И поскакала к нему, и нож вошел и вышел, и он покатился в сторону во взбаламученную розовую воду, с глазами, полными молчаливого укора.
   Мимо проскакал, ухмыляясь, Маггур, с черногривой маской в одной руке и окровавленным ножом в другой.
   На другой стороне реки подвалила, смыкая разрыв, остальная засада Дарака.
   Внезапно я ощутила тошноту. Зло управляло теперь мной, и я знала это. Животный пронзительный крик вырвался изо рта. Я стиснула коня меж бедер и пришпорила его. Длинный нож я схватила обеими руками, подняв над головой. И снова погрузилась в хаос, и мои руки обрушивались направо-налево, и нож вращался, словно серебряное колесо. Не знаю, скольких я убила, но многих. В голове стоял звон, ярость торжествовала в кроваво-красном триумфе. Я мало что видела из мной содеянного, пока не очутилась в реке и не полетела навзничь с конька, который в свою очередь повалился вперед и пал. Холод, привкус крови и горечь воды вытащили меня из сна-смерти. Я поднялась на ноги, шатаясь и наталкиваясь на камни и тела под замутившейся водой. Вот в этот миг на меня и набросились трое черепастых охранников. Тела коней, казалось, застыли в прыжке. Их копыта гудели, как железные молоты, обрушиваясь на меня. Я боролась отчаянно, но расстановка сил была не в мою пользу. Они налетели словно стая воронья, рассекая крыльями воду. Копыто обожгло мне голову, я снова упала, и крючковатые ножи, сверкая, взвились надо мной.
   Рев — и словно ниоткуда Маггур ринулся на них. Мельком я увидела Гилта и маленького Кела, чья стрела вонзилась меж лопаток охранника; тот упал рядом со мной, вывалившись из седла. Но Маггур тоже падал — и две оставшихся гадины схватили меня за руки.
   Они подняли меня и потащили через реку, чтобы оглушить о ближайшее дерево, а потом прикончить медленно, с наслаждением, потому что я убила какого-то их друга. Если у них, конечно, бывают друзья или любимые.
   Но затем их сотряс удар. Я подняла голову и увидела позади них Дарака. Оба его ножа пронзили спины моих несостоявшихся мучителей. Они рухнули, увлекая меня за собой. Я думала — меня разорвут пополам, но в последнюю секунду хватка ослабла — и я упала в воду вместе с ними.
   Дарак склонился надо мной и помог подняться.
   — Оба твоих ножа пропали, — сказала я. С его стороны было глупо лишаться ножей, чтобы спасти меня.
   — Бой окончен, — ответил он.
   Я оглянулась. Это было правдой.
   — Маггур, — проговорила я. — Он бросился на них и упал.
   Рука Дарака крепко врезала мне по лицу. Я пошатнулась, и он схватил меня за пояс, удерживая на ногах.
   — Я тоже бросился на них, сука. Благодари за это меня.
   — Благодарю тебя, — сказала я.
   Я побрела, ступая меж обломков в реке, мимо него, обратно к берегу.
   Тела вытащили из воды и сожгли, а затем привели в порядок фургоны. Я ничего этого не видела. Мы с Келом сидели вместе в тени, под кожаным навесом, там, где лежал Маггур. Из разбойников убили только четверых, но одним из них был Гилт. Напавшие на меня сумели это сделать, когда он налетел на них, и я даже не видела, как они это сделали. Другие раны были малочисленными и несерьезными. Только Маггур лежал, тяжело раненный.
   — Был еще четвертый, Имма — он шарахнул Маггура сзади железной палицей. Я пристрелил и его тоже, после.
   Я вытерла кровь и промыла глубокий разрез, и череп у меня под пальцами казался целым, но Маггур не приходил в себя, и я чувствовала охватившее его оцепенение, похожее на смерть.
   Долгое время мы сидели так, Кел и я. Затем он сказал:
   — Имма, разве ты не можешь?..
   — Что?
   — Говорят, что ты целительница.
   Сквозь мой мозг прошел легкий яркий шок.
   — Ты думаешь, что я могу спасти Маггура? — тихо спросила я.
   — Конечно.
   На лице у него не читалось никаких сомнений.
   Утром был туман, и пришел Дарак.
   Он взглянул на заснувшего Кела и на Маггура, тоже спящего глубоким и здоровым сном.
   — Сегодня мы купцы, — уведомил меня он. — Мы поедем дальше до Южной Дороги, само собой, под защитой нашей черепастой охраны. Здесь, говорят, полно разбойников. — Голос его был легким, а лицо холодным.
   Внезапно он спросил меня:
   — Этот скот — твой любовник?
   — Кел?
   — Нет. Другой.
   — Нет, — ответила я. — Если не считать того, что он немножко влюблен в меня.
   Губы Дарака сжались и скривились в улыбке:
   — Конечно, богиня.
   Он поклонился мне.
   Поблизости никого не было и видеть никто не мог. Кел и Маггур спали.
   Я ударила Дарака по криво улыбающемуся рту.
   — Возьми назад свой удар, — бросила я. — Я ничем не заслужила его от тебя.
   У него был такой вид, словно он сейчас убьет меня, но он меня не убил. Я не причинила ему особой боли и видеть случившегося никто не мог, свидетелей не было. В противном случае все сложилось бы иначе.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПУТЬ ВЕРХОВНОГО ВЛАДЫКИ

Глава 1

   Леса исчезли, и исчезла питавшая их река. Перед нами расстилались открытые равнины, а горы вытягивались позади медленным караваном.
   Желто-коричневые, как старый пергамент, горбы их всхолмленных спин вдали превращались в лавандово-пурпурные. Одинокое накренившееся деревце с вытянутыми низкими и неподвижными ветвями, каменистое место или отрезок степи у мутного озерца возникали, как случайные фигуры на гладкой игривой доске. Это на самом деле походило на игру — перепрыгивать с одной клетки, наполненной водой, на другую — с безжизненной иссохшей землей.
   Двигался по равнине теперь снова купеческий караван, уже под предводительством Дарака, и он был сыном купца из Сигко, одного из северных городков, откуда привезли эти товары. Я сама перебрала все это добро — оружие и доспехи или чистые металлы в больших слитках. Каждый из разбойников забрал по несколько предметов в уплату за бой у брода. Я взяла длинный нож, побольше того, каким орудовала, но весящий, как я знала, не больше, чем мне по силам справиться при небольшой тренировке. Оружие отличной выделки, большой клинок с выжженным и вделанным серебряным леопардом. Рукоять из какого-то белого камня, хорошо отшлифованного, но немного загрубленного на месте захвата так, чтоб оружие крепко держалось в руке. Ножны и перевязь, шедшая поперек груди и спины, свисая под левой рукой, были украшены поверх кожи малиновым бархатом, а пряжка и оковка дырочек — золотые.
   Когда я выбрала этот нож, меня никто не остановил и не посмеялся, хотя Маггур все еще лежал в своем укрытии. Несмотря на бесславный конец моего боя, в начале его я причинила немало изощренного вреда противнику — в основном своим боевым кличем, с которым я ринулась прямо в гущу охранников, вращая длинным ножом во все стороны сразу. На самом деле все обстояло не совсем так, но я не обсуждала этого. Им нравилось, что я своим боевым безрассудством не хвастаю.
   Но, думаю, никто из них больше не считал меня женщиной. Ибо женщины, которые ехали с ними, использовались как проститутки, и мужчины говорили о них при мне совершению не стесняясь — не ради поддразнивания или похвальбы, а словно забыли про мой пол и ожидали, что следующий анекдот расскажу я.
   Одежду они сменили все. Дарак надел черное, остальные темно-синее и зеленое, снятое с трупов или припасенное загодя. Разбойники, ехавшие в качестве охраны, тоже переоделись, но старались пока можно не закрывать лица масками. Только я осталась неизменной, цветастой странностью.
   Мы уже два дня двигались по равнинам, когда я зашла в шатер к Дараку.
   Там будут, как я знала, его капитаны, но положение вещей теперь стало иным. Когда я войду, никто и ухом не поведет из-за того, что я женщина.
   Из шатра слышались разговоры, смех и звон пущенного по кругу бронзового кувшина с пивом.
   Я подняла полог и вошла.
   Шатер был большим и изнутри разрисованным. На коже намалевали красного бегущего оленя, а наверху — солнце с лучами, означавшее мощь. На покрытом прекрасными коврами полу стояли низкие стулья, и я узнала уже знакомый мне резной стол. Сидевшие за ним пятеро мужчин подняли головы, интересуясь, кто к ним пожаловал. Дарак пристально посмотрел мне в лицо, а потом продолжил говорить про то, о чем вел речь. Наплевав на то, что меня проигнорировали, я подошла к свободному стулу — скорее табурету, чем стулу, и села.
   Прочие последовали примеру Дарака. Не обращая на меня внимания, они продолжали разговор — сложные планы, которые на самом деле были в сущности очень простыми — о том, как им следует везти добро по Южной Дороге, частично распродав его еще до прибытия в Анкурум — их цель — и о том, что надо сделать в самом Анкуруме. Это была опасная авантюра. Глаза у них горели. Кувшин шел по кругу, и я взяла его, когда он дошел до меня, и, просунув под складки шайрина, выдула полный рот через один из носиков в его стенках. Я не хотела этого напитка, но пропустить этот кувшин — один из символов — было не так-то просто. Я проглотила тягучее горькое пойло, желая только одного — выплюнуть его, а затем передала кувшин разбойнику, которому он предназначался. Возникло недолгое молчание. Затем Дарак встал. Он выглядел непривычно благородным в черной тунике, черных легинах и сапогах.
   — Выпейте и шагайте, — любезно предложил он своим капитанам.
   Дискуссия была окончена. Они обсудили все пункты, но я догадывалась, что обыкновенно такое заседание продолжалось бы намного дольше. Они доводили до блеска детали, наверно без надобности, рассказывали анекдоты и байки о других предприятиях и очень крепко пили.
   Теперь же мужчины поднялись, беспокойно прошли мимо меня, и едва выбравшись из шатра рассмеялись, неуклюже затеяв какую-то возню.
   — Что угодно богине?
   Говорил он резко, чувствуя себя так же беспокойно, как и они.
   — Услышать, какие у вас планы. Я устала узнавать только за миг-другой до того, как мы тронемся.
   — Тут шел разговор между вождем и его людьми. Не для богинь.
   Я могу теперь уйти, освободиться от него. Я должна уйти, должна освободиться, думала я. На мне и так уже кровь, и будет еще, если я не уйду. И он не хочет меня.
   Но я ответила непринужденно:
   — Боги должны быть везде, Дарак. В следующий раз ты не станешь выпроваживать их, когда я войду.
   Он подошел ко входу в шатер и выплеснул в траву остатки пива. Войдя обратно, он опустил полог, завязал его и принялся раздеваться, готовясь ко сну. Было что-то оскорбительное в том, как он это делал. Все мускулы играли, отблески жаровни на его обнаженном торсе были глумлением надо мной. Он принялся медленно, с большой осторожностью снимать с себя сапоги. — Полагаю, ты останешься, — сказал он.
   Эти мужчины и женщины ценили свой пол; в сексе у них всегда присутствовали достоинство и сопротивление. Он ожидал, что я развяжу полог и выйду, печатая шаг, с негнущейся от ярости спиной, но для меня это не имело никакого значения.
   — Останусь, — согласилась я.
   Он встал и быстро подошел ко мне, схватил меня за руку, и его пальцы впились мни и кожу, как железные когти.
   — Ты заставила гору гореть?
   Это поразило меня: снова оно, суеверие, разъедавшее ему душу.
   — Нет, — сказала я.
   Но сама была не уверена. Проклятье вышло со мной из вулкана, так мне пообещал Карраказ.
   — Деревни, все они. Во второй раз от них ничего не останется, — сказал он.
   Я коснулась свободной рукой его лица.
   Теперь он принялся совершенно спокойно и умело раздевать меня. Когда все оказалось на ковре, он подошел к жаровне и опустил на нее крышку.
   Свет превратился в дымно-пурпурный.
   — Сними маску, — приказал он мне.
   Тут я ощутила предельный страх. Прежде чем я успела шевельнуться, он подошел ко мне, зажал мне руки и стащил маску. Лицо мое овеял воздух, прохладный и обжигающий одновременно. Я пронзительно кричала, пытаясь вырвать руки и закрыться ими, плотно зажмурив глаза. Его рука твердо накрыла мне рот и ноздри, заглушив крик. Казалось, я не могла дышать и теряла сознание, все еще борясь, словно рыба в агонии на крючке. Все мое существо, казалось, состояло из борьбы и ужаса, а за закрытыми веками я видела то зеркало под вулканом, и дьявола-демона — зверя, глядевшего на меня из него своими выжженно-белыми глазами.
   Полагаю, ему от этого было хорошо. Он побеждал мой страх, а заодно и свой собственный. Я ощущала его как бы со стороны, и это вызывало отвращение.
   Я приплыла из тьмы обратно в шатер. Не знаю, сколько это продолжалось, но, думаю, недолго. Он лежал около меня и вложил мне в руку шайрин. Я понимала его, и то, что он сделал, но тогда мне это было все равно. Я крепко сжимала шайрин, но не надевала его. Слезы текли по моим волосам, но казалось, что проливала их не я.
   — Ни один мужчина и ни одна женщина на могут спать друг с другом так, как вы, — сказал он. — У этого, — он коснулся шайрина, — есть собственное лицо, глядящее на меня. Надевай маску с другими, но не со мной. Я уже видел тебя. Ты не можешь таиться от меня; все твои красоты, уродство, странность и непохожесть — мои по праву, если я имею право на твое тело. — Его рука скользнула между моих бедер, но не к промежности. — Ты не боялась дать мне обнаружить в темноте это, или скорее обнаружить его отсутствие. Женщина, но не человек. Слушай, — сказал он, но после этого замолчал. Он нагнулся и поцеловал меня в губы, чего никогда раньше не делал. Я открыла глаза. Его лицо, столь близкое к моему, было мягким, почти нежным. На нем не проглядывало никакого отвращения. И поэтому жизнь всколыхнулась во мне. Я увидела, что он освободил меня от чего-то, по крайней мере в отношениях с ним, но конечно также и сковал меня. Для меня это было счастьем, а для него победой — над нами обоими. Но ничто не имело значения. Я дала шайрину упасть, и обвила его руками.

Глава 2

   Дарак ехал чуть впереди каравана, а я верхом на одной из менее крупных купеческих лошадей отныне ехала рядом с ним. За мной ехали Маггур и Кел, а за Дараком — кучка его людей. По вечерам, когда мы останавливались, он испытывал мое бойцовское искусство и искусство в стрельбе из лука. Я блистала и в том и в другом; Маггур и другие оказались хорошими учителями.
   — Глаза у тебя, как у ястреба, — сказал мне Дарак. Из лука я стреляла лучше, чем он, но, удивительное дело, его это, кажется, не беспокоило. Как мне представляется, он понимал свою власть надо мной. По ночам мы становились в шатре любовниками, а позже, когда Речная Дорога во многих днях пути от реки встретилась с Южной Дорогой и начались кошмары, он был очень добр ко мне.