яблочный мармелад, повидло из крыжовника, джем из груш с имбирем, сироп
из смородины, не говоря уже о том, что сушила фрукты для компотов, чтобы
хватило на всю зиму. Яблоки, груши и вишни она сушила в большой печке на
кухне, а потом пересыпала в белые холщовые мешки и подвешивала в
кладовой под потолком. Да, поглядеть на такую кладовую было одно
удовольствие.
В самый разгар сбора вишен на хутор Катхульт приехала в гости фру
Петрель из Виммербю, и мама Эмиля посетовала, что такой урожай: ума она
не приложит, куда девать столько вишен...
- Я думаю, Альма, вам надо делать вишневку, - сказала в ответ фру
Петрель.
- Нет уж, увольте, - решительно заявила мама Эмиля. Мама Эмиля и
слышать не хотела о вишневке. На хуторе Катхульт жили одни трезвенники.
Папа Эмиля никогда не пил ничего спиртного, даже пива в рот не брал, не
считая, конечно, тех случаев, когда его угощали на ярмарке или торге.
Тут уж ничего не попишешь. Разве он может возразить, если кому-нибудь
захотелось во что бы то ни стало распить с ним бутылочку, а то и две
пива! Он сразу сосчитывал, что две бутылки пива стоят тридцать эре, а
тридцать эре грех бросать на ветер. Так что в таких случаях ему ничего
не оставалось как сидеть и пить, хочется ли ему того или нет. Но
вишневки он и не пригубит, это мама Эмиля прекрасно понимала и заверила
в этом свою гостью. Но фру Петрель возразила, что если на хуторе
Катхульт и в самом деле никто не пьет вина, то все же есть немало людей,
которые при случае не откажутся от стаканчика. Вот она сама, к примеру,
охотно запаслась бы двумя-тремя бутылками вишневки и не понимает, почему
бы маме Эмиля не поставить в дальнем углу погреба, в тайне от всех, чан
с вишнями, чтобы они перебродили. Как только вишневка будет готова, фру
Петрель снова приедет в Катхульт. И, добавила она, хорошо за все
заплатит.
Мама Эмиля никогда не могла отказать, если ее о чем-нибудь просили,
и, кроме того, она была очень хорошей хозяйкой. Как ты знаешь, хорошие
хозяйки просто не выносят, когда продукты зря пропадают. А на зиму она
уже насушила вишен даже больше, чем нужно. Короче говоря, мама Эмиля
пообещала фру Петрель сделать для нее вишневку. Но делать что-либо
втайне на хуторе Катхульт было не заведено, потому она тут же рассказала
о просьбе фру Петрель папе Эмиля. Тот сперва поворчал, а потом сказал:
- Делай как знаешь. Кстати, сколько она собирается заплатить?
Этого-то мама как раз и не выяснила. Но так или иначе, вишню она
засыпала в чан и поставила в погреб перебродить. С тех пор прошло
несколько недель, и наконец мама Эмиля решила, что вишневка должна быть
уже готова. Теперь ее нужно было разлить по бутылкам. День для этого
мама выбрала весьма удачный - папа с раннего утра работал в поле. Он не
увидит, как она возится с ненавистной ему вишневкой, и не заведет
разговор о том, что у них в доме начали изготовлять алкогольные напитки,
да как они до этого дошли, да как он это позволил...
Аккуратно процедив ароматную вишневку, мама перелила ее в бутылки,
закупорила их, поставила в корзинку и спустила в погреб. Пусть эти
десять бутылок стоят там в укромном уголке до того дня, когда за ними
приедет фру Петрель.
А сами вишни мама вывалила в ведро и поставила его на кухне за
дверью.
Когда Эмиль и Ида вернулись с поля, мама сказала:
- Эмиль, вынеси ведро на помойку и присыпь вишни землей.
Эмиля, как ты знаешь, никогда ни о чем не надо было просить дважды.
Он тотчас схватил ведро и. вышел с ним во двор. Помойка была за хлевом,
а в хлеву томился Свинушок - он не знал, чем бы ему заняться. Когда
Свинушок сквозь щель увидел Эмиля, он радостно заверещал, чтобы Эмиль
понял, что он тоже хочет выйти на волю.
- Что ж, это можно, - сказал Эмиль и поставил ведро с вишнями на
землю.
Он раскрыл калитку загона, Свинушок, захлебываясь от ликующего
хрюканья, выскочил во двор и сразу опустил свой пятачок в ведро с
вишнями - он подумал, что Эмиль принес ему гостинец. И тут только Эмиль
удивился тому, что мама дала ему такое чудное поручение: закопать вишни
на помойке! В самом деле, это было очень странно. В Катхульте никогда не
выкидывали ничего, что могло пойти на корм скотине. А эти вишни
выглядели очень аппетитно. Свинушок успел уже их отведать и явно был
доволен. Эмиль решил, что мама велела выбросить вишни на помойку, чтобы
они не попались на глаза папе, который должен был скоро вернуться с
поля.
"Тогда пусть их лучше съест Свинушок, - подумал Эмиль. - Он ведь так
любит вишни".
Поросенок пожирал эти вишни с такой жадностью, что было ясно - они
пришлись ему по вкусу. Свинушок так усердствовал, что вымазался до ушей.
Чтобы ему удобнее было уплетать, Эмиль высыпал остаток вишен прямо на
землю. Прибежал петух - он тоже хотел попировать. Свинушок сперва злобно
глянул на него, потом, видно, решил не жадничать и позволил петуху
клевать вишни, сколько его душе угодно. Но тут подоспели куры во главе с
хромой Лоттой, посмотреть, чем это лакомится петух. Правда, отведать
вишен ни одной из них так и не удалось, потому что и Свинушок, и петух
их тут же прогнали. И куры поняли, что такими замечательными ягодами эти
двое ни с кем не намерены делиться.
Эмиль присел на опрокинутое ведро. Он вертел во рту травинку и ни о
чем определенном не думал. И вдруг увидел, что петух упал как
подкошенный. Правда, он сделал несколько попыток подняться, но успехом
они не увенчались. Стоило ему чуть-чуть приподняться, как он тут же
валился головой вперед и некоторое время лежал недвижимо. Куры, сбившись
в кучу, стояли неподалеку, с испугом глядели на странные выходки петуха
и тревожно кудахтали. А петуха это просто бесило, и он злобно таращил на
них глаза - разве он, взрослый петух, не имеет права поваляться на траве
и даже повертеться с боку на бок, если ему охота?
Эмиль никак не мог понять, что же случилось с петухом. Он подошел к
нему, поднял и поставил на ноги. Петух стоял нетвердо. Некоторое время
он бессмысленно качался взад-вперед, а потом вдруг отчаянно замахал
крыльями, закукарекал и как полоумный кинулся к стайке кур. Куры со
страху бросились врассыпную. Ясное дело - петух сошел с ума! Эмиль сле-
дил за дикими выходками обезумевшего петуха с таким вниманием, что вы-
пустил из поля зрения поросенка. А Свинушок тоже захотел погонять кур,
он громко заверещал и помчался за петухом. Эмиль ничего не мог понять.
Свинушок визжал все пронзительнее и скакал все более резво, со стороны
казалось, он веселится от души, хотя ноги его как-то заплетались. Сви-
нушка заносило то в одну сторону, то в другую, он уже не управлял своими
движениями, чуть ли не падал, но всякий раз все же умудрялся удержать
равновесие, словно прыгал через веревочку.
На кур нельзя было смотреть без сострадания. Никогда еще их не гоняли
так дружно петух и поросенок. Полумертвые от страха, они удирали со всех
ног. Бедные куры! Мало того, что их петух сошел с ума, за ними еще
гнался, нелепо подпрыгивая, взбесившийся поросенок, и они так отчаянно
кудахтали, что просто сердце разрывалось.
Да, это и вправду было уж слишком! Эмиль знал, что со страха можно
умереть, а тут он своими глазами увидел, как куры стали падать одна за
другой. Они лежали в траве, затихшие, бездыханные. Да, представь себе
это ужасающее зрелище - повсюду в траве валяются недвижимые белые куры!
Эмиль пришел в отчаяние и даже заплакал. Что скажет мама, когда увидит
мертвых кур? Хромая Лотта тоже валялась бездыханной. Эмиль бережно взял
ее на руки. Бедная Лотта не подавала признаков жизни! Единственное, что
Эмиль еще мог для нее сделать, - это устроить ей приличные похороны. Он
тут же решил, что на ее надгробном камне надо написать: "Здесь покоится
хромая Лотта, которую до смерти испугал Свинушок".
Эмиль был очень сердит на Свинушка. Просто злодей! Надо поскорее
запереть его в хлев и никогда больше не выпускать. Он бережно понес
хромую Лотту в дровяной сарай и положил на чурбак для колки дров. Пусть
полежит здесь в ожидании своих похорон, бедняжка!
Когда Эмиль вышел из сарая, он увидел, что петух и Свинушок опять
принялись за вишни. Хороши голубчики, ничего не скажешь! Сперва до
смерти пугают кур, а потом как ни в чем не бывало продолжают пировать!
Видать, у петуха нет ни капли совести! Неужели ему наплевать, что он
разом лишился всех своих подруг? Куда там! Он и не глядел на них!
Впрочем, на этот раз пиршество длилось недолго. Петух тут же опять
свалился, а вслед за ним и Свинушок. Эмиль так сердился на них, что даже
не мучил себя вопросом: живы ли они? Да это и было видно: петух чуть
слышно кукарекал и слабо подергивал лапами, а Свинушок просто спал и даже
храпел, но время от времени пытался открыть глаза, правда без особого
успеха.
В траве валялись рассыпанные вишни, и Эмилю захотелось их
попробовать. Он сунул в рот одну, потом еще одну, и еще, и еще. Вкус у
них был не такой, какой обычно бывает у вишен, но Эмилю понравился. "Как
это можно выбрасывать такие вкусные вишни!.. Но мама велела..."
Да, мама... Надо бы пойти к ней и рассказать, какое несчастье
случилось с курами. Но ему что-то не очень хотелось идти. Собственно
говоря, совсем не хотелось. Он в задумчивости съел еще несколько
вишен... Нет, идти было решительно неохота.
На кухне мама Эмиля готовила ужин. И вот наконец пришли с поля папа
Эмиля, Альфред, Лина и Крюсе-Майя. Они были усталые и голодные после
долгого рабочего дня и тут же сели за стол. Но место Эмиля так и
осталось пустым, и тогда мама спохватилась, что она уже давно не видит
своего мальчика.
- Лина, пойди позови Эмиля, он, наверно, играет у хлева со Свинушком,
- сказала мама.
Лина долго не возвращалась, а когда вернулась, то в кухню не вошла, а
застыла на пороге. Она явно хотела привлечь к себе внимание.
- Что с тобой? Почему ты стоишь как вкопанная? Что-нибудь случилось?
- спросила мама Эмиля. Лина усмехнулась.
- Да уж и не знаю, что сказать... Все куры подохли! Петух пьяный. И
Свинушок тоже пьяный. И Эмиль...
- Что с Эмилем? - перебила ее мама.
- Эмиль... - сказала Лина и глубоко вздохнула, - Эмиль тоже пьяный.
Что это был за вечер в Катхульте! Ни в сказке сказать, ни пером
описать!
Папа Эмиля ругался и кричал, мама Эмиля плакала, и сестренка Ида
плакала, и Лина плакала; Крюсе-Майя ахала и охала, а потом вдруг так
заторопилась, что отказалась даже от ужина. Ей не терпелось попасть
поскорее в Л ннебергу, чтобы рассказать каждому встречному-поперечному:
"Ох, ох, ох! Бедные, бедные Свенсоны из Катхульта. Их сын Эмиль,
негодник этакий, напился до полусмерти и зарезал всех кур! Ох, ох, ох!"
Только у Альфреда сохранилась крупица здравого смысла. Он выбежал из
кухни вместе со всеми и убедился, что Эмиль и в самом деле валяется в
траве рядом со Свинушком и петухом. Да, все ясно, Лина сказала правду.
Он лежал, прислонившись к Свинушку, глаза у него закатились, и было
видно, что ему очень плохо. От этого зрелища мама Эмиля зарыдала пуще
прежнего и хотела отнести Эмиля в комнату, но Альфред, знавший, что
делать в таких случаях, остановил ее:
- Его лучше оставить на свежем воздухе! И весь вечер Альфред просидел
с Эмилем на крылечке перед своей каморкой. Он поддерживал его, когда у
него кружилась голова и его мутило, утешал, когда он плакал. Да,
представь себе, Эмиль то и дело просыпался и плакал - так ему было худо.
Он слышал, как все говорили, что он пьян. Но он не понимал, как это
могло случиться. Ведь Эмиль не знал, что когда вишни долго бродят в
чане, получается вино - оно называется вишневка, - а сами вишни
пропитываются этим вином, и от них тоже пьянеешь. Потому мама и велела
закопать их на помойке.
Время шло. Солнце закатилось, наступил вечер, над Катхультом взошла
луна, но Альфред все сидел на крылечке, а Эмиль лежал, как мешок, у него
на коленях.
- Ну, как ты? - спросил Альфред, когда увидел, что Эмиль чуть
приоткрыл глаза.
- Пока жив, - с трудом проговорил Эмиль и, передохнув, добавил: -
Если я умру, возьми себе Лукаса.
- Ты не умрешь, - успокоил его Альфред. И в самом деле Эмиль не умер,
и Свинушок не умер, и петух не умер.
А удивительнее всего то, что и куры не умерли. В самом разгаре этих
событий мама Эмиля спохватилась, что вот-вот прогорит плита, и послала
сестренку Иду за охапкой дров. Когда Ида, глотая слезы, вошла в сарай и
увидела лежащую на чурбаке мертвую хромую Лотту, она разревелась в
голос.
- Бедная Лотта, - прошептала сестренка Ида. Она протянула руку и
погладила Лотту.
И представь себе, Лотта ожила от этого прикосновения! Она раскрыла
глаза, сердито закудахтала, взмахнула крыльями, слетела с чурбака и,
хромая, скрылась за дверью. Ида застыла от изумления.
Она не знала, что и подумать: может, она волшебница, может, как в
сказке, стоит ей коснуться рукой мертвого, и он оживет?
Все так волновались за Эмиля, что никто и не взглянул на кур,
недвижимо лежавших в траве. Но Ида похлопала каждую из них рукой, и
представь себе, все они, одна за другой, оживали прямо на глазах. Да-да,
они задвигались, замахали крыльями, потому что вовсе не умерли, а просто
потеряли сознание от страха, когда за ними погнался Свинушок, - так с
курами иногда бывает. А Ида с гордым видом вбежала в кухню, где рыдала
ее мама.
- Мама, мама, я воскресила всех кур! - выпалила она прямо с порога.
Свинушок, петух и Эмиль были на следующее утро здоровы. Петух,
правда, еще целых три дня не мог как следует кукарекать. Он то и дело
пытался крикнуть во все горло "ку-ка-реку", но всякий раз у него
вырывался такой странный звук, что он чувствовал себя очень неловко. К
тому же куры глядели на него с явным неодобрением, и тогда он смущенно
убегал в кусты.
А вот Свинушок не стыдился. Зато Эмиль не знал, куда деваться от
стыда, а тут еще Лина его все время дразнила:
- Ты не только напился, как свинья, но и вместе со свиньей. Ну и
дела! У нас на хуторе двое пьяниц, ты да Свинушок. Теперь тебя все будут
звать пьяницей.
- Перестань, - сказал Альфред и так строго взглянул на Лину, что она
умолкла.
Но на этом история не кончилась. После обеда к воротам Катхульта
подошли три мрачных господина, одетых во все черное. Оказалось, они из
Л ннебергского общества трезвости. Но ты, наверное, даже и не знаешь,
что это такое - общество трезвости. Надо тебе сказать, что в те давние
времена такие общества были не только в Л ннеберге, но и повсюду в
Смоланде. Их задача заключалась в борьбе с пьянством, потому что пьянст-
во - страшное зло, которое делало, да и сейчас еще делает, несчастными
многих людей.
Крюсе-Майя столько всем наплела про пьянство Эмиля, что этот слух
дошел и до общества трезвости. И вот три главных трезвенника пришли на
хутор, чтобы поговорить с родителями Эмиля. Они объявили, что Эмиль
должен явиться на заседание общества, там его перевоспитают на глазах у
всех, и он тоже станет трезвенником. Когда мама Эмиля это услышала, она
очень рассердилась и объяснила, как было дело. Но рассказ о пьяных
вишнях не успокоил мрачных посетителей, они только сокрушенно качали
головами, а один из них сказал:
- Вишни - вишнями, а что у Эмиля на уме, всякому ясно! Хороший
нагоняй ему не помешает.
Папу Эмиля это убедило. Предстоящее посещение общества трезвости его
не радовало: не очень-то приятно стоять и слушать, как ругают твоего
сына. Кому охота срамиться перед людьми? Но может быть, думал папа
Эмиля, это пойдет Эмилю на пользу и он навсегда станет трезвенником.
- Хорошо, я сам с ним приду, - хмуро сказал папа.
- Нет уж, с ним приду я, - решительно заявила мама. - Я, лично я
поставила бродить эти злосчастные вишни, и нечего тебе, Антон, из-за
этого страдать. Если уж кому-то у нас в семье надо выслушать проповедь о
вреде пьянства, то разве только мне. Но раз вы считаете, что необходимо
взять с собой и Эмиля, я готова это сделать.
Когда настал вечер, на Эмиля надели воскресный костюм.
Он нахлобучил свою кепочку и двинулся в путь, он был не против, чтобы
его обратили в трезвенника: интересно хоть часок провести среди
незнакомых людей.
Так думал и Свинушок. Увидев, как Эмиль и мама зашагали по дороге, он
увязался за ними. Но Эмиль крикнул ему:
"Лежать!" - и Свинушок тут же лег прямо посреди дороги и замер, хотя
долго еще глядел вслед Эмилю.
Уж поверь, в тот вечер зал общества трезвости был битком набит. Все
жители Л ннеберги хотели присутствовать при обращении Эмиля в
трезвенника. Хор общества заблаговременно выстроился на сцене, и как
только Эмиль показался в дверях, кто-то затянул, и все подхватили:
Отрок, взявший стакан с ядовитою влагой...
- Никакого стакана не было, - зло сказала мама, но, кроме Эмиля, ее
никто не услышал.
Когда с пением было покончено, поднялся какой-то человек в черном и
долго что-то говорил Эмилю с очень серьезным видом, а под конец спросил,
готов ли он дать обет никогда в жизни не брать в рот спиртного.
- Это я могу, - сказал Эмиль.
Но в этот момент за дверью раздался негромкий визг, и в зал вбежал
Свинушок. Он, оказывается, тихонько следовал за своим хозяином, а
теперь, увидев Эмиля, который стоял у рампы, очень обрадовался и
вприпрыжку бросился к нему. Тут в зале поднялось невесть что. Никогда
еще общество трезвости не посещала свинья, и членам общества это
почему-то пришлось не по вкусу. Они, видно, считали, что свинье здесь
делать нечего. Но Эмиль сказал:
- Свинушок тоже должен дать обет не брать в рот спиртного. Ведь он
съел больше пьяных вишен, чем я.
Свинушок был явно возбужден и носился по залу как угорелый, но Эмиль
приказал ему: "Свинушок, сидеть!" - и, к великому изумлению всех
присутствующих, поросенок послушно сел по-собачьи. А надо сказать, что
когда он так вот сидел, то выглядел очень мило и трогательно. Эмиль
вынул из кармана горсть сухих вишен и дал Свинушку. Люди в зале глазам
своим не поверили, когда увидели, как поросенок поднял вверх правое
копытце и поблагодарил за гостинец.
Все так заинтересовались Свинушком, что чуть не забыли про обет,
который должен был дать Эмиль.
- Ну, так как же, дать мне вам обещание не пить вина? - напомнил
Эмиль собравшимся про цель своего прихода. - Я готов. - И тогда Эмиль
поклялся, повторяя слово в слово за председательствующим: - "Я никогда
не буду брать в рот крепких напитков и приму все необходимые меры, чтобы
окружающие меня люди тоже были трезвенниками".
Эта клятва означала, что за всю свою жизнь Эмиль не отведает ни капли
вина и обязуется следить, чтобы другие тоже вина не пили.
- И ты, Свинушок, тоже поклялся, - сказал Эмиль. А потом все люди в
Л ннеберге говорили, что никогда еще не видали, да и не слыхали, чтобы
кто-нибудь давал клятву вместе со свиньей.
- Но уж этот мальчишка с хутора Катхульт всегда что-нибудь да
выкинет!
Когда Эмиль вернулся домой и вместе со Свинушком, который следовал за
ним по пятам, пошел на кухню, он застал там папу. Папа сидел у стола, и
в свете керосиновой лампы Эмиль увидел у него на глазах слезы. За всю
свою жизнь Эмиль ни разу не видел, чтобы папа плакал. И это ему совсем
не понравилось. Но то, что папа сказал, ему очень понравилось.
- Послушай, Эмиль, - начал он и, схватив сына за руки, внимательно
посмотрел ему в глаза. - Раз ты поклялся всю свою жизнь не брать в рот
спиртного, я тебе подарю этого поросеночка... Да и трудно себе
представить, чтобы из него получилось хорошее жаркое после всех его
прыжков и этого кутежа.
Эмиль так обрадовался, что подпрыгнул чуть не до потолка. Он тут же
снова поклялся всю жизнь быть трезвенником. И надо сказать, эту клятву
он сдержал. Такого трезвого председателя сельской управы, как Эмиль,
никогда не было прежде в Л ннеберге, да и во всем Смоланде. Так что,
может быть, совсем и не плохо, что как-то летним днем, когда он был еще
маленьким, он до отвала наелся пьяных вишен.
На следующее утро Эмиль проснулся поздно и услышал, что Альфред и
Лина уже пьют на кухне кофе и разговаривают. Он тут же вскочил с постели
- ему не терпелось рассказать Альфреду, что папа подарил ему Свинушка.
- Скотовладелец Эмиль Свенсон, - сказал Альфред и засмеялся.
Лина тоже хотела посмеяться над Эмилем, но ей ничего не пришло в
голову, а долго думать было некогда: ей и Альфреду уже пора было
отправляться вместе с папой Эмиля и Крюсе-Майей убирать рожь.
Одна мама Эмиля осталась дома с детьми. Впрочем, она была этому
только рада, потому что в тот день должна была приехать фру Петрель за
вишневкой, а мама предпочитала, чтобы папы при этом не было.
"Хорошо, что этих бутылок больше не будет в доме", - думала мама,
возясь на кухне. Фру Петрель надо было ожидать с минуты на минуту. И в
самом деле, мама услышала шум подъезжающей коляски. Но она тут же
услышала и другой, весьма странный шум, который доносился из погреба.
Словно там кто-то бил стекло.
Она кинулась в погреб и увидела Эмиля. Он сидел с кочергой в руке и
методично, одну за другой, разбивал бутылки с вишневкой. Стекло звенело,
вишневка текла рекой.
- Боже мой! Что ты делаешь, Эмиль? - закричала мама. Эмиль на
мгновение перестал бить бутылки, и мама расслышала, как он сказал:
- Я выполняю свою клятву - борюсь за трезвость. Решил начать с фру
Петрель.
мелкими шалостями, но и добрыми делами
Печальная история с вишневкой - одна из тех, о которых долго не могли
забыть в Л ннеберге. Все, за исключением мамы Эмиля, которой хотелось
забыть о ней как можно скорее. В тот злополучный день, 10 августа, она
ни слова не написала в синей тетради. Все это было слишком ужасно" и
даже бумаге она не решалась довериться. Но 11 августа она все же сделала
небольшую запись, и тот, кто ее прочел бы, не зная истории с вишневкой,
не мог бы не содрогнуться от ужаса.
"Да поможет мне Бог вырастить этого мальчика! Сегодня он был хоть
трезвый". Да, так там было написано. И ни слова больше. Но что можно
подумать, читая такую запись? Что Эмиль редко бывает трезвым? Скорее
всего, маме Эмиля хотелось рассказать все, как было, да, видимо, она,
как я уже говорила, не решалась этого сделать.
15 августа тоже есть небольшая запись:
"Ночью Эмиль с Альфредом ходили ловить раков и принесли 60 штук. Но
потом, боже мой, что было потом..."
Шестьдесят штук! Ты когда-нибудь слыхал, чтобы враз поймали столько
раков? Шестьдесят штук - это огромная куча. Вот посчитай-ка до
шестидесяти и сам убедишься, как это много. Эмиль был счастлив! Если
тебе довелось когда-нибудь ловить раков в маленьком озере темной
августовской ночью, то ты и сам знаешь, какое это увлекательное занятие
и каким удивительным кажется все вокруг! Лес обступает со всех сторон, а
тьма такая, хоть глаз выколи, тишину нарушает лишь плеск воды, когда
шлепаешь босыми ногами вдоль берега и ты, конечно, промок до нитки. Но
если у тебя есть факел, такой, как у Эмиля с Альфредом, то в его свете
ты увидишь раков, больших черных раков, - они ползают между камнями по
дну озера. И надо только протянуть руку, опустить ее в воду, аккуратно
схватить пальцами за спинку и одного за другим покидать в мешок.
Когда Эмиль и Альфред в предрассветных сумерках шли домой, у них было
столько раков, что они с трудом тащили мешок, но Эмиль шел бодро - то он
что-то насвистывал, то напевал.
"Вот папа-то удивится!" - думал он.
Эмилю очень хотелось выглядеть в глазах папы дельным и умелым, но это
ему редко удавалось. Надо, решил он, чтобы папа увидел все это огромное
скопище раков сразу же, как только проснется. Поэтому он вывалил раков в
большой медный чан, в котором Эмиль и сестренка Ида мылись в субботу
вечером, и поставил этот чан в спальне возле папиной кровати.
"Вот радость-то будет, когда он, только открыв глаза, сразу увидит
всех моих раков", - подумал Эмиль, лег в постель в распрекрасном
настроении и тут же заснул.
В комнате стояла тишина, она прерывалась только похрапыванием папы
Эмиля и тихим шуршанием раков, копошившихся в баке.
Папа Эмиля всегда вставал очень рано. Так же рано встал он и в то
утро. Едва лишь стенные часы пробили пять ударов, он приподнялся и
спустил ноги с кровати. В этой позе он посидел с минуту, чтобы
окончательно проснуться. Он потянулся, зевнул, почесал затылок и
пошевелил пальцами ног. Как-то раз, как ты знаешь, он угодил большим
пальцем левой ноги в мышеловку, поставленную Эмилем, и с тех пор этот
палец стал у него затекать - им надо было по утрам обязательно двигать.
Так вот, значит, папа сидел на кровати и мирно шевелил пальцем. И вдруг
он издал такой ужасающий крик, что мама Эмиля и сестренка Ида мигом
проснулись. Они подумали, что папу кто-то хочет зарезать, не иначе. А
завопил он, оказывается, просто оттого, что рак ущипнул его за тот самый
больной палец, который угодил тогда в мышеловку. Если рак хватал тебя
когда-нибудь за больной палец, то ты знаешь, что это немногим лучше,
чем угодить пальцем в мышеловку. Как тут не закричать благим матом! Раки
- большие хитрецы, хватка у них мертвая, и добычу они сжимают своими
клещами все сильнее и сильнее, и нечего удивляться, что папа Эмиля
завопил не своим голосом, когда ему в палец вцепился рак! А мама Эмиля и
сестренка Ида тоже завопили, потому что, открыв глаза, они увидели
раков, которые ползали по полу, - целое полчище раков! Уж тут было от
чего потерять голову!
- Эмиль! - неестественно громко позвал папа Эмиля, набрав полные
легкие воздуха. Впрочем, он позвал сына не только потому, что был очень
зол, - ему нужны были клещи, чтобы отодрать рака.
Но Эмиль только что заснул, и разбудить его было нелегко. Папе Эмиля
пришлось самому проскакать на одной ноге к ящику с инструментами,
из смородины, не говоря уже о том, что сушила фрукты для компотов, чтобы
хватило на всю зиму. Яблоки, груши и вишни она сушила в большой печке на
кухне, а потом пересыпала в белые холщовые мешки и подвешивала в
кладовой под потолком. Да, поглядеть на такую кладовую было одно
удовольствие.
В самый разгар сбора вишен на хутор Катхульт приехала в гости фру
Петрель из Виммербю, и мама Эмиля посетовала, что такой урожай: ума она
не приложит, куда девать столько вишен...
- Я думаю, Альма, вам надо делать вишневку, - сказала в ответ фру
Петрель.
- Нет уж, увольте, - решительно заявила мама Эмиля. Мама Эмиля и
слышать не хотела о вишневке. На хуторе Катхульт жили одни трезвенники.
Папа Эмиля никогда не пил ничего спиртного, даже пива в рот не брал, не
считая, конечно, тех случаев, когда его угощали на ярмарке или торге.
Тут уж ничего не попишешь. Разве он может возразить, если кому-нибудь
захотелось во что бы то ни стало распить с ним бутылочку, а то и две
пива! Он сразу сосчитывал, что две бутылки пива стоят тридцать эре, а
тридцать эре грех бросать на ветер. Так что в таких случаях ему ничего
не оставалось как сидеть и пить, хочется ли ему того или нет. Но
вишневки он и не пригубит, это мама Эмиля прекрасно понимала и заверила
в этом свою гостью. Но фру Петрель возразила, что если на хуторе
Катхульт и в самом деле никто не пьет вина, то все же есть немало людей,
которые при случае не откажутся от стаканчика. Вот она сама, к примеру,
охотно запаслась бы двумя-тремя бутылками вишневки и не понимает, почему
бы маме Эмиля не поставить в дальнем углу погреба, в тайне от всех, чан
с вишнями, чтобы они перебродили. Как только вишневка будет готова, фру
Петрель снова приедет в Катхульт. И, добавила она, хорошо за все
заплатит.
Мама Эмиля никогда не могла отказать, если ее о чем-нибудь просили,
и, кроме того, она была очень хорошей хозяйкой. Как ты знаешь, хорошие
хозяйки просто не выносят, когда продукты зря пропадают. А на зиму она
уже насушила вишен даже больше, чем нужно. Короче говоря, мама Эмиля
пообещала фру Петрель сделать для нее вишневку. Но делать что-либо
втайне на хуторе Катхульт было не заведено, потому она тут же рассказала
о просьбе фру Петрель папе Эмиля. Тот сперва поворчал, а потом сказал:
- Делай как знаешь. Кстати, сколько она собирается заплатить?
Этого-то мама как раз и не выяснила. Но так или иначе, вишню она
засыпала в чан и поставила в погреб перебродить. С тех пор прошло
несколько недель, и наконец мама Эмиля решила, что вишневка должна быть
уже готова. Теперь ее нужно было разлить по бутылкам. День для этого
мама выбрала весьма удачный - папа с раннего утра работал в поле. Он не
увидит, как она возится с ненавистной ему вишневкой, и не заведет
разговор о том, что у них в доме начали изготовлять алкогольные напитки,
да как они до этого дошли, да как он это позволил...
Аккуратно процедив ароматную вишневку, мама перелила ее в бутылки,
закупорила их, поставила в корзинку и спустила в погреб. Пусть эти
десять бутылок стоят там в укромном уголке до того дня, когда за ними
приедет фру Петрель.
А сами вишни мама вывалила в ведро и поставила его на кухне за
дверью.
Когда Эмиль и Ида вернулись с поля, мама сказала:
- Эмиль, вынеси ведро на помойку и присыпь вишни землей.
Эмиля, как ты знаешь, никогда ни о чем не надо было просить дважды.
Он тотчас схватил ведро и. вышел с ним во двор. Помойка была за хлевом,
а в хлеву томился Свинушок - он не знал, чем бы ему заняться. Когда
Свинушок сквозь щель увидел Эмиля, он радостно заверещал, чтобы Эмиль
понял, что он тоже хочет выйти на волю.
- Что ж, это можно, - сказал Эмиль и поставил ведро с вишнями на
землю.
Он раскрыл калитку загона, Свинушок, захлебываясь от ликующего
хрюканья, выскочил во двор и сразу опустил свой пятачок в ведро с
вишнями - он подумал, что Эмиль принес ему гостинец. И тут только Эмиль
удивился тому, что мама дала ему такое чудное поручение: закопать вишни
на помойке! В самом деле, это было очень странно. В Катхульте никогда не
выкидывали ничего, что могло пойти на корм скотине. А эти вишни
выглядели очень аппетитно. Свинушок успел уже их отведать и явно был
доволен. Эмиль решил, что мама велела выбросить вишни на помойку, чтобы
они не попались на глаза папе, который должен был скоро вернуться с
поля.
"Тогда пусть их лучше съест Свинушок, - подумал Эмиль. - Он ведь так
любит вишни".
Поросенок пожирал эти вишни с такой жадностью, что было ясно - они
пришлись ему по вкусу. Свинушок так усердствовал, что вымазался до ушей.
Чтобы ему удобнее было уплетать, Эмиль высыпал остаток вишен прямо на
землю. Прибежал петух - он тоже хотел попировать. Свинушок сперва злобно
глянул на него, потом, видно, решил не жадничать и позволил петуху
клевать вишни, сколько его душе угодно. Но тут подоспели куры во главе с
хромой Лоттой, посмотреть, чем это лакомится петух. Правда, отведать
вишен ни одной из них так и не удалось, потому что и Свинушок, и петух
их тут же прогнали. И куры поняли, что такими замечательными ягодами эти
двое ни с кем не намерены делиться.
Эмиль присел на опрокинутое ведро. Он вертел во рту травинку и ни о
чем определенном не думал. И вдруг увидел, что петух упал как
подкошенный. Правда, он сделал несколько попыток подняться, но успехом
они не увенчались. Стоило ему чуть-чуть приподняться, как он тут же
валился головой вперед и некоторое время лежал недвижимо. Куры, сбившись
в кучу, стояли неподалеку, с испугом глядели на странные выходки петуха
и тревожно кудахтали. А петуха это просто бесило, и он злобно таращил на
них глаза - разве он, взрослый петух, не имеет права поваляться на траве
и даже повертеться с боку на бок, если ему охота?
Эмиль никак не мог понять, что же случилось с петухом. Он подошел к
нему, поднял и поставил на ноги. Петух стоял нетвердо. Некоторое время
он бессмысленно качался взад-вперед, а потом вдруг отчаянно замахал
крыльями, закукарекал и как полоумный кинулся к стайке кур. Куры со
страху бросились врассыпную. Ясное дело - петух сошел с ума! Эмиль сле-
дил за дикими выходками обезумевшего петуха с таким вниманием, что вы-
пустил из поля зрения поросенка. А Свинушок тоже захотел погонять кур,
он громко заверещал и помчался за петухом. Эмиль ничего не мог понять.
Свинушок визжал все пронзительнее и скакал все более резво, со стороны
казалось, он веселится от души, хотя ноги его как-то заплетались. Сви-
нушка заносило то в одну сторону, то в другую, он уже не управлял своими
движениями, чуть ли не падал, но всякий раз все же умудрялся удержать
равновесие, словно прыгал через веревочку.
На кур нельзя было смотреть без сострадания. Никогда еще их не гоняли
так дружно петух и поросенок. Полумертвые от страха, они удирали со всех
ног. Бедные куры! Мало того, что их петух сошел с ума, за ними еще
гнался, нелепо подпрыгивая, взбесившийся поросенок, и они так отчаянно
кудахтали, что просто сердце разрывалось.
Да, это и вправду было уж слишком! Эмиль знал, что со страха можно
умереть, а тут он своими глазами увидел, как куры стали падать одна за
другой. Они лежали в траве, затихшие, бездыханные. Да, представь себе
это ужасающее зрелище - повсюду в траве валяются недвижимые белые куры!
Эмиль пришел в отчаяние и даже заплакал. Что скажет мама, когда увидит
мертвых кур? Хромая Лотта тоже валялась бездыханной. Эмиль бережно взял
ее на руки. Бедная Лотта не подавала признаков жизни! Единственное, что
Эмиль еще мог для нее сделать, - это устроить ей приличные похороны. Он
тут же решил, что на ее надгробном камне надо написать: "Здесь покоится
хромая Лотта, которую до смерти испугал Свинушок".
Эмиль был очень сердит на Свинушка. Просто злодей! Надо поскорее
запереть его в хлев и никогда больше не выпускать. Он бережно понес
хромую Лотту в дровяной сарай и положил на чурбак для колки дров. Пусть
полежит здесь в ожидании своих похорон, бедняжка!
Когда Эмиль вышел из сарая, он увидел, что петух и Свинушок опять
принялись за вишни. Хороши голубчики, ничего не скажешь! Сперва до
смерти пугают кур, а потом как ни в чем не бывало продолжают пировать!
Видать, у петуха нет ни капли совести! Неужели ему наплевать, что он
разом лишился всех своих подруг? Куда там! Он и не глядел на них!
Впрочем, на этот раз пиршество длилось недолго. Петух тут же опять
свалился, а вслед за ним и Свинушок. Эмиль так сердился на них, что даже
не мучил себя вопросом: живы ли они? Да это и было видно: петух чуть
слышно кукарекал и слабо подергивал лапами, а Свинушок просто спал и даже
храпел, но время от времени пытался открыть глаза, правда без особого
успеха.
В траве валялись рассыпанные вишни, и Эмилю захотелось их
попробовать. Он сунул в рот одну, потом еще одну, и еще, и еще. Вкус у
них был не такой, какой обычно бывает у вишен, но Эмилю понравился. "Как
это можно выбрасывать такие вкусные вишни!.. Но мама велела..."
Да, мама... Надо бы пойти к ней и рассказать, какое несчастье
случилось с курами. Но ему что-то не очень хотелось идти. Собственно
говоря, совсем не хотелось. Он в задумчивости съел еще несколько
вишен... Нет, идти было решительно неохота.
На кухне мама Эмиля готовила ужин. И вот наконец пришли с поля папа
Эмиля, Альфред, Лина и Крюсе-Майя. Они были усталые и голодные после
долгого рабочего дня и тут же сели за стол. Но место Эмиля так и
осталось пустым, и тогда мама спохватилась, что она уже давно не видит
своего мальчика.
- Лина, пойди позови Эмиля, он, наверно, играет у хлева со Свинушком,
- сказала мама.
Лина долго не возвращалась, а когда вернулась, то в кухню не вошла, а
застыла на пороге. Она явно хотела привлечь к себе внимание.
- Что с тобой? Почему ты стоишь как вкопанная? Что-нибудь случилось?
- спросила мама Эмиля. Лина усмехнулась.
- Да уж и не знаю, что сказать... Все куры подохли! Петух пьяный. И
Свинушок тоже пьяный. И Эмиль...
- Что с Эмилем? - перебила ее мама.
- Эмиль... - сказала Лина и глубоко вздохнула, - Эмиль тоже пьяный.
Что это был за вечер в Катхульте! Ни в сказке сказать, ни пером
описать!
Папа Эмиля ругался и кричал, мама Эмиля плакала, и сестренка Ида
плакала, и Лина плакала; Крюсе-Майя ахала и охала, а потом вдруг так
заторопилась, что отказалась даже от ужина. Ей не терпелось попасть
поскорее в Л ннебергу, чтобы рассказать каждому встречному-поперечному:
"Ох, ох, ох! Бедные, бедные Свенсоны из Катхульта. Их сын Эмиль,
негодник этакий, напился до полусмерти и зарезал всех кур! Ох, ох, ох!"
Только у Альфреда сохранилась крупица здравого смысла. Он выбежал из
кухни вместе со всеми и убедился, что Эмиль и в самом деле валяется в
траве рядом со Свинушком и петухом. Да, все ясно, Лина сказала правду.
Он лежал, прислонившись к Свинушку, глаза у него закатились, и было
видно, что ему очень плохо. От этого зрелища мама Эмиля зарыдала пуще
прежнего и хотела отнести Эмиля в комнату, но Альфред, знавший, что
делать в таких случаях, остановил ее:
- Его лучше оставить на свежем воздухе! И весь вечер Альфред просидел
с Эмилем на крылечке перед своей каморкой. Он поддерживал его, когда у
него кружилась голова и его мутило, утешал, когда он плакал. Да,
представь себе, Эмиль то и дело просыпался и плакал - так ему было худо.
Он слышал, как все говорили, что он пьян. Но он не понимал, как это
могло случиться. Ведь Эмиль не знал, что когда вишни долго бродят в
чане, получается вино - оно называется вишневка, - а сами вишни
пропитываются этим вином, и от них тоже пьянеешь. Потому мама и велела
закопать их на помойке.
Время шло. Солнце закатилось, наступил вечер, над Катхультом взошла
луна, но Альфред все сидел на крылечке, а Эмиль лежал, как мешок, у него
на коленях.
- Ну, как ты? - спросил Альфред, когда увидел, что Эмиль чуть
приоткрыл глаза.
- Пока жив, - с трудом проговорил Эмиль и, передохнув, добавил: -
Если я умру, возьми себе Лукаса.
- Ты не умрешь, - успокоил его Альфред. И в самом деле Эмиль не умер,
и Свинушок не умер, и петух не умер.
А удивительнее всего то, что и куры не умерли. В самом разгаре этих
событий мама Эмиля спохватилась, что вот-вот прогорит плита, и послала
сестренку Иду за охапкой дров. Когда Ида, глотая слезы, вошла в сарай и
увидела лежащую на чурбаке мертвую хромую Лотту, она разревелась в
голос.
- Бедная Лотта, - прошептала сестренка Ида. Она протянула руку и
погладила Лотту.
И представь себе, Лотта ожила от этого прикосновения! Она раскрыла
глаза, сердито закудахтала, взмахнула крыльями, слетела с чурбака и,
хромая, скрылась за дверью. Ида застыла от изумления.
Она не знала, что и подумать: может, она волшебница, может, как в
сказке, стоит ей коснуться рукой мертвого, и он оживет?
Все так волновались за Эмиля, что никто и не взглянул на кур,
недвижимо лежавших в траве. Но Ида похлопала каждую из них рукой, и
представь себе, все они, одна за другой, оживали прямо на глазах. Да-да,
они задвигались, замахали крыльями, потому что вовсе не умерли, а просто
потеряли сознание от страха, когда за ними погнался Свинушок, - так с
курами иногда бывает. А Ида с гордым видом вбежала в кухню, где рыдала
ее мама.
- Мама, мама, я воскресила всех кур! - выпалила она прямо с порога.
Свинушок, петух и Эмиль были на следующее утро здоровы. Петух,
правда, еще целых три дня не мог как следует кукарекать. Он то и дело
пытался крикнуть во все горло "ку-ка-реку", но всякий раз у него
вырывался такой странный звук, что он чувствовал себя очень неловко. К
тому же куры глядели на него с явным неодобрением, и тогда он смущенно
убегал в кусты.
А вот Свинушок не стыдился. Зато Эмиль не знал, куда деваться от
стыда, а тут еще Лина его все время дразнила:
- Ты не только напился, как свинья, но и вместе со свиньей. Ну и
дела! У нас на хуторе двое пьяниц, ты да Свинушок. Теперь тебя все будут
звать пьяницей.
- Перестань, - сказал Альфред и так строго взглянул на Лину, что она
умолкла.
Но на этом история не кончилась. После обеда к воротам Катхульта
подошли три мрачных господина, одетых во все черное. Оказалось, они из
Л ннебергского общества трезвости. Но ты, наверное, даже и не знаешь,
что это такое - общество трезвости. Надо тебе сказать, что в те давние
времена такие общества были не только в Л ннеберге, но и повсюду в
Смоланде. Их задача заключалась в борьбе с пьянством, потому что пьянст-
во - страшное зло, которое делало, да и сейчас еще делает, несчастными
многих людей.
Крюсе-Майя столько всем наплела про пьянство Эмиля, что этот слух
дошел и до общества трезвости. И вот три главных трезвенника пришли на
хутор, чтобы поговорить с родителями Эмиля. Они объявили, что Эмиль
должен явиться на заседание общества, там его перевоспитают на глазах у
всех, и он тоже станет трезвенником. Когда мама Эмиля это услышала, она
очень рассердилась и объяснила, как было дело. Но рассказ о пьяных
вишнях не успокоил мрачных посетителей, они только сокрушенно качали
головами, а один из них сказал:
- Вишни - вишнями, а что у Эмиля на уме, всякому ясно! Хороший
нагоняй ему не помешает.
Папу Эмиля это убедило. Предстоящее посещение общества трезвости его
не радовало: не очень-то приятно стоять и слушать, как ругают твоего
сына. Кому охота срамиться перед людьми? Но может быть, думал папа
Эмиля, это пойдет Эмилю на пользу и он навсегда станет трезвенником.
- Хорошо, я сам с ним приду, - хмуро сказал папа.
- Нет уж, с ним приду я, - решительно заявила мама. - Я, лично я
поставила бродить эти злосчастные вишни, и нечего тебе, Антон, из-за
этого страдать. Если уж кому-то у нас в семье надо выслушать проповедь о
вреде пьянства, то разве только мне. Но раз вы считаете, что необходимо
взять с собой и Эмиля, я готова это сделать.
Когда настал вечер, на Эмиля надели воскресный костюм.
Он нахлобучил свою кепочку и двинулся в путь, он был не против, чтобы
его обратили в трезвенника: интересно хоть часок провести среди
незнакомых людей.
Так думал и Свинушок. Увидев, как Эмиль и мама зашагали по дороге, он
увязался за ними. Но Эмиль крикнул ему:
"Лежать!" - и Свинушок тут же лег прямо посреди дороги и замер, хотя
долго еще глядел вслед Эмилю.
Уж поверь, в тот вечер зал общества трезвости был битком набит. Все
жители Л ннеберги хотели присутствовать при обращении Эмиля в
трезвенника. Хор общества заблаговременно выстроился на сцене, и как
только Эмиль показался в дверях, кто-то затянул, и все подхватили:
Отрок, взявший стакан с ядовитою влагой...
- Никакого стакана не было, - зло сказала мама, но, кроме Эмиля, ее
никто не услышал.
Когда с пением было покончено, поднялся какой-то человек в черном и
долго что-то говорил Эмилю с очень серьезным видом, а под конец спросил,
готов ли он дать обет никогда в жизни не брать в рот спиртного.
- Это я могу, - сказал Эмиль.
Но в этот момент за дверью раздался негромкий визг, и в зал вбежал
Свинушок. Он, оказывается, тихонько следовал за своим хозяином, а
теперь, увидев Эмиля, который стоял у рампы, очень обрадовался и
вприпрыжку бросился к нему. Тут в зале поднялось невесть что. Никогда
еще общество трезвости не посещала свинья, и членам общества это
почему-то пришлось не по вкусу. Они, видно, считали, что свинье здесь
делать нечего. Но Эмиль сказал:
- Свинушок тоже должен дать обет не брать в рот спиртного. Ведь он
съел больше пьяных вишен, чем я.
Свинушок был явно возбужден и носился по залу как угорелый, но Эмиль
приказал ему: "Свинушок, сидеть!" - и, к великому изумлению всех
присутствующих, поросенок послушно сел по-собачьи. А надо сказать, что
когда он так вот сидел, то выглядел очень мило и трогательно. Эмиль
вынул из кармана горсть сухих вишен и дал Свинушку. Люди в зале глазам
своим не поверили, когда увидели, как поросенок поднял вверх правое
копытце и поблагодарил за гостинец.
Все так заинтересовались Свинушком, что чуть не забыли про обет,
который должен был дать Эмиль.
- Ну, так как же, дать мне вам обещание не пить вина? - напомнил
Эмиль собравшимся про цель своего прихода. - Я готов. - И тогда Эмиль
поклялся, повторяя слово в слово за председательствующим: - "Я никогда
не буду брать в рот крепких напитков и приму все необходимые меры, чтобы
окружающие меня люди тоже были трезвенниками".
Эта клятва означала, что за всю свою жизнь Эмиль не отведает ни капли
вина и обязуется следить, чтобы другие тоже вина не пили.
- И ты, Свинушок, тоже поклялся, - сказал Эмиль. А потом все люди в
Л ннеберге говорили, что никогда еще не видали, да и не слыхали, чтобы
кто-нибудь давал клятву вместе со свиньей.
- Но уж этот мальчишка с хутора Катхульт всегда что-нибудь да
выкинет!
Когда Эмиль вернулся домой и вместе со Свинушком, который следовал за
ним по пятам, пошел на кухню, он застал там папу. Папа сидел у стола, и
в свете керосиновой лампы Эмиль увидел у него на глазах слезы. За всю
свою жизнь Эмиль ни разу не видел, чтобы папа плакал. И это ему совсем
не понравилось. Но то, что папа сказал, ему очень понравилось.
- Послушай, Эмиль, - начал он и, схватив сына за руки, внимательно
посмотрел ему в глаза. - Раз ты поклялся всю свою жизнь не брать в рот
спиртного, я тебе подарю этого поросеночка... Да и трудно себе
представить, чтобы из него получилось хорошее жаркое после всех его
прыжков и этого кутежа.
Эмиль так обрадовался, что подпрыгнул чуть не до потолка. Он тут же
снова поклялся всю жизнь быть трезвенником. И надо сказать, эту клятву
он сдержал. Такого трезвого председателя сельской управы, как Эмиль,
никогда не было прежде в Л ннеберге, да и во всем Смоланде. Так что,
может быть, совсем и не плохо, что как-то летним днем, когда он был еще
маленьким, он до отвала наелся пьяных вишен.
На следующее утро Эмиль проснулся поздно и услышал, что Альфред и
Лина уже пьют на кухне кофе и разговаривают. Он тут же вскочил с постели
- ему не терпелось рассказать Альфреду, что папа подарил ему Свинушка.
- Скотовладелец Эмиль Свенсон, - сказал Альфред и засмеялся.
Лина тоже хотела посмеяться над Эмилем, но ей ничего не пришло в
голову, а долго думать было некогда: ей и Альфреду уже пора было
отправляться вместе с папой Эмиля и Крюсе-Майей убирать рожь.
Одна мама Эмиля осталась дома с детьми. Впрочем, она была этому
только рада, потому что в тот день должна была приехать фру Петрель за
вишневкой, а мама предпочитала, чтобы папы при этом не было.
"Хорошо, что этих бутылок больше не будет в доме", - думала мама,
возясь на кухне. Фру Петрель надо было ожидать с минуты на минуту. И в
самом деле, мама услышала шум подъезжающей коляски. Но она тут же
услышала и другой, весьма странный шум, который доносился из погреба.
Словно там кто-то бил стекло.
Она кинулась в погреб и увидела Эмиля. Он сидел с кочергой в руке и
методично, одну за другой, разбивал бутылки с вишневкой. Стекло звенело,
вишневка текла рекой.
- Боже мой! Что ты делаешь, Эмиль? - закричала мама. Эмиль на
мгновение перестал бить бутылки, и мама расслышала, как он сказал:
- Я выполняю свою клятву - борюсь за трезвость. Решил начать с фру
Петрель.
мелкими шалостями, но и добрыми делами
Печальная история с вишневкой - одна из тех, о которых долго не могли
забыть в Л ннеберге. Все, за исключением мамы Эмиля, которой хотелось
забыть о ней как можно скорее. В тот злополучный день, 10 августа, она
ни слова не написала в синей тетради. Все это было слишком ужасно" и
даже бумаге она не решалась довериться. Но 11 августа она все же сделала
небольшую запись, и тот, кто ее прочел бы, не зная истории с вишневкой,
не мог бы не содрогнуться от ужаса.
"Да поможет мне Бог вырастить этого мальчика! Сегодня он был хоть
трезвый". Да, так там было написано. И ни слова больше. Но что можно
подумать, читая такую запись? Что Эмиль редко бывает трезвым? Скорее
всего, маме Эмиля хотелось рассказать все, как было, да, видимо, она,
как я уже говорила, не решалась этого сделать.
15 августа тоже есть небольшая запись:
"Ночью Эмиль с Альфредом ходили ловить раков и принесли 60 штук. Но
потом, боже мой, что было потом..."
Шестьдесят штук! Ты когда-нибудь слыхал, чтобы враз поймали столько
раков? Шестьдесят штук - это огромная куча. Вот посчитай-ка до
шестидесяти и сам убедишься, как это много. Эмиль был счастлив! Если
тебе довелось когда-нибудь ловить раков в маленьком озере темной
августовской ночью, то ты и сам знаешь, какое это увлекательное занятие
и каким удивительным кажется все вокруг! Лес обступает со всех сторон, а
тьма такая, хоть глаз выколи, тишину нарушает лишь плеск воды, когда
шлепаешь босыми ногами вдоль берега и ты, конечно, промок до нитки. Но
если у тебя есть факел, такой, как у Эмиля с Альфредом, то в его свете
ты увидишь раков, больших черных раков, - они ползают между камнями по
дну озера. И надо только протянуть руку, опустить ее в воду, аккуратно
схватить пальцами за спинку и одного за другим покидать в мешок.
Когда Эмиль и Альфред в предрассветных сумерках шли домой, у них было
столько раков, что они с трудом тащили мешок, но Эмиль шел бодро - то он
что-то насвистывал, то напевал.
"Вот папа-то удивится!" - думал он.
Эмилю очень хотелось выглядеть в глазах папы дельным и умелым, но это
ему редко удавалось. Надо, решил он, чтобы папа увидел все это огромное
скопище раков сразу же, как только проснется. Поэтому он вывалил раков в
большой медный чан, в котором Эмиль и сестренка Ида мылись в субботу
вечером, и поставил этот чан в спальне возле папиной кровати.
"Вот радость-то будет, когда он, только открыв глаза, сразу увидит
всех моих раков", - подумал Эмиль, лег в постель в распрекрасном
настроении и тут же заснул.
В комнате стояла тишина, она прерывалась только похрапыванием папы
Эмиля и тихим шуршанием раков, копошившихся в баке.
Папа Эмиля всегда вставал очень рано. Так же рано встал он и в то
утро. Едва лишь стенные часы пробили пять ударов, он приподнялся и
спустил ноги с кровати. В этой позе он посидел с минуту, чтобы
окончательно проснуться. Он потянулся, зевнул, почесал затылок и
пошевелил пальцами ног. Как-то раз, как ты знаешь, он угодил большим
пальцем левой ноги в мышеловку, поставленную Эмилем, и с тех пор этот
палец стал у него затекать - им надо было по утрам обязательно двигать.
Так вот, значит, папа сидел на кровати и мирно шевелил пальцем. И вдруг
он издал такой ужасающий крик, что мама Эмиля и сестренка Ида мигом
проснулись. Они подумали, что папу кто-то хочет зарезать, не иначе. А
завопил он, оказывается, просто оттого, что рак ущипнул его за тот самый
больной палец, который угодил тогда в мышеловку. Если рак хватал тебя
когда-нибудь за больной палец, то ты знаешь, что это немногим лучше,
чем угодить пальцем в мышеловку. Как тут не закричать благим матом! Раки
- большие хитрецы, хватка у них мертвая, и добычу они сжимают своими
клещами все сильнее и сильнее, и нечего удивляться, что папа Эмиля
завопил не своим голосом, когда ему в палец вцепился рак! А мама Эмиля и
сестренка Ида тоже завопили, потому что, открыв глаза, они увидели
раков, которые ползали по полу, - целое полчище раков! Уж тут было от
чего потерять голову!
- Эмиль! - неестественно громко позвал папа Эмиля, набрав полные
легкие воздуха. Впрочем, он позвал сына не только потому, что был очень
зол, - ему нужны были клещи, чтобы отодрать рака.
Но Эмиль только что заснул, и разбудить его было нелегко. Папе Эмиля
пришлось самому проскакать на одной ноге к ящику с инструментами,