мой ружарик!
А вой, по мере того как они приближались к яме, становился все
ужасней. Эхо множило эти дикие звуки, и казалось, не один волк, а целая
стая голодных хищников рыщет по лесам вокруг Катхульта.
Альфред послушал-послушал и сказал:
- Какой-то странный вой, волки так не воют... Эмиль, Альфред и Ида
стояли на горе, освещенные яркой луной, и напряженно вслушивались.
- Караул!.. - явственно донеслось до них. - Помогите!.. На помощь!..
- Оборотень! - завопил Эмиль вне себя от радости. - Вот повезло, нам
попался оборотень! - И он со всех ног бросился к яме.
Да, уж это был оборотень так оборотень! В яме сидела, скрючившись,
злобная Командирша и вопила не своим голосом.
И тут уж Эмиль по-настоящему разозлился. Чего эта противная тетка
сидит в его волчьей яме? Что она там делает? Ведь он-то надеялся поймать
настоящего волка! Но потом он немного поостыл и подумал, что, пожалуй,
неплохо, что Командирша угодила в волчью яму. Давно пора поговорить с
ней начистоту, припугнуть ее, заставить быть подобрее. Короче,
наконец-то представился случай как следует проучить Командиршу.
- Эй, Альфред, Ида, идите сюда! - крикнул Эмиль. - Хотите поглядеть
на самого жестокого зверя? Ух, какой лохматый!
И вот они уже втроем стоят над волчьей ямой и глядят на Командиршу. В
серой шерстяной шали она и впрямь похожа на матерого, волка.
- Эмиль, а Эмиль, - тихонько позвала сестренка Ида, - а она вправду
не оборотень?
- Оборотень и есть! - сказал Эмиль. - Злая старая волчица-оборотень.
Из всех волков такие самые злобные...
- Точно, - подхватил Альфред. - Не только самые злобные, но и самые
прожорливые.
- Глядите на нее! - сказал Эмиль. - Как отъелась! Поживилась, и
будет! Альфред, тащи-ка сюда мой ружарик!
- Да что ты, милый Эмиль! - взвыла Командирша дурным голосом. -
Неужто ты меня не узнаешь?
Она перепугалась до полусмерти, когда Эмиль заговорил о ружарике,
ведь ей было невдомек, что это игрушечное ружье, которое Альфред
выстругал для Эмиля.
- Альфред, может, ты понимаешь язык оборотней? Я не понимаю.
Альфред покачал головой:
- И я не понимаю.
- Да в конце концов, какая разница, что она там лопочет! - воскликнул
Эмиль. - Тащи-ка лучше сюда мой ружарик.
Тут Командирша снова как заорет:
- Это я! Вы что, не видите, что это я?
- Ничего не понимаю!.. Может быть, она спрашивает, не видели ли мы ее
тетку?
- Тетки не видели, - сказал Альфред.
- Верно, - согласился Эмиль. - И племянницы тоже не видели. Знаешь,
если бы мы видели и тетку, и племянницу, наша волчья яма была бы битком
набита оборотнями... Давай ружарик, Альфред! Скорей тащи ружарик!
Командирша заревела.
- Вы злые!.. Вы безжалостные!.. - выкрикивала она.
- Я стал ее понимать! - сказал Эмиль. - Она говорит, что любит свиную
колбасу!
- А кто же ее не любит! - воскликнул Альфред. - Только вот где ее
взять?
- Да нигде! Не только у нас, но и во всем Смоланде сейчас не найти ни
куска, - подхватил Эмиль. - Командирша все сожрала.
Командирша ревела в голос, она поняла, что Эмиль уже знает, как она
поступила со Стулле Йоке и всеми остальными бедняками. Она так горько
рыдала, что Эмилю даже на какое-то мгновение стало ее жалко. Он же был
добрый мальчик. Но Эмиль ясно понимал, что так дело кончиться не может,
так они ничего не добьются для бедняков из приюта, и он сказал:
- Посмотри-ка, Альфред, получше. Тебе не кажется, что этот оборотень
чем-то похож на Командиршу из приюта?
- Маленько смахивает, - согласился Альфред. - Только Командирша хуже
всех самых мерзких оборотней Смоланда, вместе взятых.
- Ага! - воскликнул Эмиль. - Все оборотни просто овечки по сравнению
с нею! Вот уж жадина так жадина! Да она за кусок удавится. Никому
макового зернышка не даст! А все-таки интересно, кто же тогда унес из
шкафа кусок колбасы?
- Я! - завопила Командирша. - Я унесла!.. Вытащите меня отсюда, и я
во всем признаюсь!
Альфред и Эмиль весело переглянулись.
- Эй, Альфред, у тебя что, глаз нет? - спросил Эмиль. - Разве ты не
видишь, что это никакой не оборотень, а самая настоящая Командирша?
- И то правда! - Альфред даже руками всплеснул. - Да как же это мы,
черт возьми, так обознались?
- Ума не приложу, - подхватил Эмиль. - Правда, они похожи друг на
друга как две капли воды! Только вот у Командирши есть серый платок, а у
оборотня - нету! Точно?
- Точно! - согласился Альфред. - Платков у оборотней не бывает! Зато
усы у них как у тигров.
- Перестань, Альфред, - произнес Эмиль с укоризной. - Будь повежливей
с Командиршей... Пошли за лестницей!
Они спустили лестницу в волчью яму. Командирша с ревом выбралась
наверх и как полоумная бросилась бежать из Катхульта, только пятки
засверкали. Ноги ее больше не будет на этом хуторе! Поднявшись на
пригорок, она обернулась и закричала:
- Я взяла эту паршивую колбасу, я, да простит меня Бог! Но потом у
меня это из головы вылетело... Клянусь, забыла!..
- Вот, вот! - крикнул ей Эмиль. - Забывчивым очень полезно посидеть в
волчьей яме - сразу память возвращается! Рыть волчьи ямы совсем не
глупая затея!
Всю дорогу до приюта Командирша бежала не останавливаясь. Войдя в
дом, она никак не могла отдышаться. Все ее подопечные давно уже спали на
своих жалких коечках. И больше всего Командирше хотелось, чтобы никто из
них сейчас не проснулся. Поэтому она вошла в комнату на цыпочках,
крадучись. В жизни она еще не ходила так бесшумно!
Все старики и старухи были целы и невредимы. Командирша на всякий
случай их пересчитала - да, все на своих местах. Но тут она вдруг
бросила взгляд на столик у кровати Амалии и обомлела... О ужас!.. Она
увидела настоящее привидение... Сомнений быть не могло - привидение,
хоть и очень похожее на поросенка... Ах, каким оно было страшным в
лунном свете!..
Пережить столько за один вечер оказалось явно не под силу Командирше-
она глубоко вздохнула и как подкошенная рухнула на пол. Так лежала она
без чувств, не проявляя никаких признаков жизни, пока не взошло солнце и
не заглянуло в окно приюта для бедных и престарелых.
В этот день на хуторе Катхульт ждали родственников с хутора Ингаторп.
Но как Свенсонам принять гостей после пира, который устроил Эмиль
старикам и старухам из приюта? В доме хоть шаром покати! Впрочем,
свинина с картошкой, да еще в луковом соусе, - такое блюдо не стыдно
подать и самому королю!
Но после отъезда родственников мама все же написала в заветной синей
тетрадке: "Бедный мальчик, он весь день просидел в сарае. Конечно, он
очень добрый, но, может быть, он все-таки чуть-чуть тронутый".
Листок этот был весь в пятнах, словно на него капали слезы.
Итак, жизнь на хуторе Катхульт шла своим чередом. Зима прошла,
наступила весна. Эмиль, как водится, частенько сидел в сарае. В
остальное же время он играл с сестренкой Идой, скакал на Лукасе, возил
молоко в город, дразнил Лину, болтал с Альфредом и с утра до вечера
озорничал. Он так преуспел в этом, что к маю на полке в сарае стояли уже
сто двадцать пять смешных деревянных человечков.
У Альфреда, хоть он и не озорничал, тоже были свои огорчения. Он
никак не мог решиться поговорить с Линой и твердо ей сказать, что вовсе
не намерен на ней жениться!
- Пожалуй, мне все же придется тебе помочь, - сказал как-то Эмиль, но
Альфред и слышать об этом не желал.
- Это надо сделать очень осторожно, - отвечал он. - Чтобы ее не
обидеть.
Альфред был из тех, кто и мухи не обидит, поэтому он искал способ как
можно более вежливо высказать Лине все, что накипело у него на душе. Но
в один прекрасный вечер, в понедельник, в начале мая, когда Лина сидела
на крылечке и, как всегда, ждала его, он решил, что момент для
объяснения настал. Он выглянул во двор из окна своей каморки и громко
крикнул:
- Эй, Лина! Я давно собираюсь сказать тебе одну вещь!
Лина смущенно засмеялась. Она подумала, что Альфред наконец собрался
с духом сказать ей то, что она так давно ожидала от него услышать.
- Что, милый Альфред? - спросила Лина нежным голосом. - Что ты хочешь
мне сказать?
- Вот мы с тобой толковали тут насчет женитьбы... Слышь, что ль?..
Так вот... Плевать я хотел на это дело с высокого дерева...
Да, именно так и сказал Лине бедняга Альфред, и ужасно, что мне
приходится повторять тебе эти слова, потому что меньше всего я хочу
учить тебя грубым выражениям - ты и без меня их знаешь предостаточно. Но
ты должен иметь в виду, что Альфред всего-навсего неграмотный парень из
Л ннеберги и с него другой спрос. Он думал-думал и не смог придумать
ничего более учтивого и вежливого. Вот и все.
Но Лина, оказывается, ни капельки не обиделась.
- Ах ты бедненький, тебе плюнуть захотелось? - сказала Она. - Так
полезай на высокое дерево!..
И тут Альфред ясно понял, что ему никогда не удастся отбиться от
Лины. Но в этот вечер ему все же хотелось быть свободным и счастливым, и
он отправился с Эмилем на озеро ловить окуней.
Вечер был такой прекрасный, какие бывают только весной в Смоланде.
Цвела черемуха, пели дрозды, звенели комары, окуни отлично клевали.
Эмиль и Альфред сидели рядышком и глядели на поплавки, которые
покачивались на сверкающей водной глади. Они почти не разговаривали - им
было и без того хорошо. Так сидели они с удочкой в руках, пока не зашло
солнце, а это значит - до утра, потому что было время белых ночей и утро
начиналось сразу же, как только закатывалось солнце. Потом они шли
домой. Альфред нес в ведерке пойманных окуней, а Эмиль свистел в
дудочку, которую Альфред ему вырезал из тростника. Шли они по лугу,
тропинка вилась между березками, уже одетыми нежно-зеленой листвой.
Эмиль так громко свистел в дудочку, что сонные дрозды подскакивали на
ветках. Вдруг он умолк и вынул дудочку изо рта.
- Знаешь, что я завтра сделаю? -спросил он.
- Небось уж что-нибудь да выдумал! - сказал Альфред. Эмиль снова
приложил дудочку к губам и засвистел еще
пронзительнее. Он шел, свистел и напряженно о чем-то
думал.
- А я и сам не знаю, - вдруг сказал он. - Я никогда не знаю заранее,
что буду делать потом...
...Ты уже убедился, что во всей Л ннеберге... Нет, во всем
Смоланде... Нет, пожалуй, во всей Швеции... А может быть, кто знает,
даже во всем мире нет мальчишки, который шалил бы и проказничал больше,
чем Эмиль. Правда, он стал, когда вырос - это ты тоже знаешь, -
председателем сельской управы. Бывают же на свете чудеса, ведь никто
себе и вообразить такого не мог! И все же, честное слово, он стал
председателем сельской управы и самым уважаемым человеком во всей
Л ннеберге. Из этого случая легко сделать вывод, что из самых отпетых
мальчишек могут со временем вырасти отличные люди. Приятно так думать,
не правда ли? ТЫ, конечно, согласишься со мной, потому что ты, наверное,
тоже немало озорничаешь, ведь верно? Неужели я ошибаюсь?
У мамы Эмиля, которая записывала все его проделки в синие школьные
тетрадки и прятала их в ящик комода, в конце концов скопилось столько
тетрадей, что ящик едва можно было открыть. Многие тетради измялись,
разорвались, но все они сохранились, кроме тех трех, которые Эмиль
попытался отдать своей учительнице. Но так как она наотрез от них
отказалась, Эмиль разобрал эти тетрадки по листочкам, сделал бумажные
кораблики, пустил всю флотилию по ручью, и больше их никто никогда не
видел.
А учительница никак не могла понять, почему она должна взять у Эмиля
какие-то исписанные тетрадки.
- Зачем они мне? Объясни! - допытывалась она.
- Чтобы учить детей не быть на меня похожими, - не задумываясь,
ответил Эмиль.
Да, да. Эмиль отлично понимал, какой он скверный мальчишка, а если
когда-нибудь и забывал, то Лина никогда не упускала случая ему это
напомнить.
Лина считала, что лучше держаться подальше от Эмиля, и когда
отправлялась в полдень на выгон доить коров, брала с собой только
сестренку Иду, которая собирала там землянику и нанизывала спелые ягоды
на длинные травинки. Когда Ида приносила домой целых пять травинок,
Эмиль выманивал у нее всеми правдами и неправдами лишь две из них. А
ведь мог бы все пять!
Только ты не подумай, что Эмилю была охота ходить вместе с Линой и
Идой на выгон к коровам. Как бы не так! Разве это занятие для мальчишки?
Он хватал свой кепарик и свой ружарик и летел сломя голову на луг, где
паслись лошади. С маху вскакивал он на Лукаса и таким бешеным галопом
мчался меж кустов, что трава стелилась, словно от сильного ветра. Он
играл в "Гусаров Смоланда, бросающихся в атаку". Он видел такую картинку
в журнале и потому точно знал, как в это надо играть.
Лукас, кепарик и ружарик - вот чем, как ты знаешь, Эмиль дорожил
больше всего на свете. Как он раздобыл себе Лукаса на ярмарке в Виммербю
ты, конечно, помнишь. А ружарик Эмилю выстругал Альфред просто потому,
что очень его любил, но Эмиль прекрасно мог бы и сам смастерить себе
такое ружье. Уж кто-кто, а Эмиль умел вырезывать из дерева разные штуки.
И он занимался этим даже чаще, чем ему хотелось. Оно и понятно. Вот
посиди так часто, как он, в сарае, тоже начнешь вырезать из чурочек
разные забавные фигурки, чтобы не умереть со скуки. Одним словом, за год
у него скопилось ни много ни мало - 365 деревянных фигурок, то есть
столько, сколько дней в году. А это значит, что он баловался и
проказничал весь год напролет, не зная ни отдыха, ни срока, и зимой, и
летом, и осенью, и весной, а я читала подряд все синие тетрадки,
исписанные его мамой, и потому совершенно точно могу сказать, чем он
занимался в тот или другой день. И когда я тебе об этом расскажу, ты
убедишься, что Эмиль не только валял дурака и безобразничал. И если уж
начинать о нем рассказывать, то надо быть честной и говорить обо всем, и
о его хороших поступках тоже, а не только об его ужасных проделках,
которые, к слову сказать, не всегда были такими уж ужасными, а иногда
даже вполне безобидными. Правда, то, что произошло 3 ноября, и
вообразить нельзя... Но нет, нет, и не пытайся выспросить у меня, что он
сделал 3 ноября, все равно я ни за что не скажу, потому что обещала его
маме: никому ни слова. И вот давай-ка лучше начнем с того дня, когда
Эмиль вел себя вполне хорошо, хотя его папа был на этот счет другого
мнения. Ты спросишь, что же это за день? А это была
несколько нелепых, но, как оказалось,
удачных сделок на торге в Бакхорве
Торг в Бакхорве назначили на субботу, и все окрестные крестьяне туда
отправились, потому что торг был для всех жителей этих мест любимым
развлечением. Папа Эмиля,
Антон Свенсон, тоже собрался в путь, а с ним увязались Альфред и
Лина, ну и, уж конечно, Эмиль.
Если ты никогда не бывал на таком вот торге, ты и представить себе не
можешь, что это такое. В старину было так:
когда кто-нибудь в деревне хотел почему-либо продать свое добро, то в
назначенный день весь скарб и скотина выставлялись напоказ, и отовсюду
съезжался народ, чтобы поглядеть на все это и поспорить о цене. Кто
давал больше, тот и уходил с покупкой.
Семья, жившая на хуторе Бакхорва, решила все распродать, потому что,
как и многие другие шведские семьи в те давние времена, уезжала в
Америку. Нельзя же было везти с собой за океан диваны и сковородки, кур
и поросят. Вот потому в Бакхорве и устроили торг.
Папа Эмиля надеялся купить там по дешевке корову, а может быть, и
свинью, а если представится случай, то и кур. Вот для чего он поехал в
Бакхорву и охотно взял с собой Альфреда и Лину: они помогут переправить
домой скотину, которую он купит.
- Но что там делать Эмилю, ума не приложу, - сказал папа Эмиля.
- Нам и без Эмиля хлопот хватит, - поддакнула Лина. Лина знала, что
обычно творилось на торге в Л ннеберге, да и повсюду в Смоланде, и она,
наверное, была права, но мама Эмиля поглядела на нее и строго сказала:
- Если Эмиль хочет поехать на торг, пусть едет, это, Лина, не твоя
забота. Лучше о себе подумай, веди себя там поскромней и не заводи
знакомств, как ты любишь, с каждым встречным-поперечным.
Когда Лина нападала на Эмиля, мама всякий раз его защищала.
Эмиль вмиг был готов - нахлобучил свой кепарик, и все.
- Купи и мне там что-нибудь, - попросила Ида и с улыбкой наклонила
головку.
Она сказала это просто так, ничего не имея в виду, но папа тут же
нахмурил брови.
- "Купи, купи"! Только это я и слышу! Разве я не купил тебе недавно
на 10 эре леденцов? На твой день рождения, в январе, неужели ты забыла?
Эмиль как раз собирался попросить папу дать ему немного мелочи,
потому что смешно ехать на торг, не имея ни эре в кармане. Но тут он
передумал. Он понимал, что сейчас не
стоит просить у папы денег. Только не сейчас, когда все спешат и папа
уже сел в телегу, чтобы тронуться в путь. "Все равно я добьюсь своего",
- подумал Эмиль. Он немного помешкал, а потом крикнул:
- Не ждите меня! Я догоню вас на Лукасе! Папа Эмиля очень удивился,
но спорить не стал, так как хотел поскорее уехать.
- Лучше всего тебе просто остаться дома, - сказал он, щелкнув кнутом,
и они укатили со двора.
Альфред помахал на прощание Эмилю, Лина помахала маленькой Иде, а
мама Эмиля крикнула его папе:
- Глядите в оба, а то вам там руки и ноги переломают!
Мама Эмиля хорошо знала, что обычно творится на торге.
Телега исчезла из виду на повороте дороги, а Эмиль все стоял в облаке
пыли и задумчиво глядел ей вслед. Не прошло и минуты, как он придумал
способ раздобыть деньги. Вот послушай какой.
Если бы ты жил в Смоланде в те годы, когда Эмиль был еще маленьким,
то знал бы, что дороги там очень часто перерезались изгородями с
воротами. Делалось это для того, чтобы коровы, быки и овцы паслись
только на лугах своих хозяев и не переходили к соседям, а может, и для
того, чтобы смоландские мальчишки могли иной раз заработать пятиэровую
монетку, распахивая ворота перед ленивым крестьянином, которому неохота
слезать с телеги, чтоб самому их открыть.
Вот такие-то ворота преграждали и дорогу, ведущую через Катхульт, но
поверь мне, Эмилю не удалось еще заработать ни эре, потому что Катхульт
был в такой глухомани, что никто туда никогда не ездил ни по каким
делам. Один только хутор был за Катхультом, как раз тот самый хутор
Бакхорва, где сегодня устраивали торг.
"Значит, всем, кто туда поедет, не миновать наших ворот", - подумал
хитрый Эмиль,
За тот час, что Эмиль простоял у изгороди, он заработал ни много ни
мало целых пять крон и семьдесят четыре эре. Представляешь? Телеги ехали
одна за другой, и Эмиль едва успевал притворить ворота, как их уже надо
было снова распахивать. Крестьяне были в тот день в отличном настроении,
и к тому же они торопились попасть на торг и были рады,
что можно не останавливаться в пути. В благодарность за услугу все
кидали Эмилю в кепку монетки - кто две, а кто пять эре. А некоторые даже
раскошеливались на блестящую десятиэровую монетку, хотя потом, наверно,
простить себе этого не могли.
Только хуторянин из Кроксторна разозлился, когда Эмиль захлопнул
ворота перед его гнедой кобылкой.
- Эй, малый, чего затворяешь? - крикнул он.
- А как же я их открою тебе, если сперва не закрою? - удивился Эмиль.
- Да в такой день ворота должны стоять распахнутыми! - еще пуще
разъярился возница.
- Дураков мало! - возразил Эмиль. - Пусть эта рассохшаяся скрипуха
хоть раз в жизни мне послужит.
Хозяин Кроксторна замахнулся кнутом и не кинул Эмилю ни эре.
Когда все, кто отправился на торг, проехали через Катхульт и стоять у
ворот больше не было смысла, Эмиль вскочил на Лукаса и поскакал на хутор
Бакхорва таким галопом, что монетки в его кармане зазвенели, забренчали
и зазвякали.
Торг был в самом разгаре. Люди теснились вокруг вытащенного из дома,
расставленного и разложенного во дворе имущества. От яркого солнечного
света каждая вещь казалась намного лучше, чем была на самом деле. На
бочке, окруженной толпой, стоял глашатай и по очереди поднимал над
головой то чашку, то сковородку, то продавленный плетеный стул, то еще
какую-нибудь рухлядь. Ведь как бывает на торге: выкрикиваешь цену,
которую ты готов дать за тот или другой предмет, и если не находится
покупателя, предлагающего больше, то, скажем, диван или там качалка
остаются за тобой.
Когда Эмиль влетел на взмыленном Лукасе во двор хутора, толпа так и
ахнула.
- Гляди-ка, да это же малый из Катхульта! - забеспокоились люди. -
Явился - не запылился! Пожалуй, самое время отправляться восвояси.
Но Эмиль приехал сюда не баловаться, а дела делать, и денег у него
было столько, что просто голова кружилась. Не успев еще соскочить с
Лукаса, он тут же предложил три кроны за колченогую железную кровать,
которая ему и даром была не нужна. К счастью, какая-то старушка
согласилась отдать за нее четыре кроны, и таким образом Эмиль был спасен.
Но он не унимался, с яростью назначал свои цены на все подряд и вскоре
оказался владельцем трех предметов: во-первых, шкатулки, обитой выгорев-
шим бархатом, с крышкой, украшенной маленькими голубыми ракушками;
во-вторых, здоровенной деревянной лопаты, которой сажают хлеб в печь; и
в-третьих, старого ржавого насоса. Я должна тебе сказать, что никто во
всей Л ннеберге не дал бы за него и десяти эре, но Эмиль тут же выкрик-
нул: "Двадцать пять!" - и ему вручили насос.
- Караул! - в ужасе завопил Эмиль. - На что он мне! Но было уже
поздно. Хочешь не хочешь, а злополучный насос принадлежал теперь ему.
Подошел Альфред, потрогал шланг и расхохотался:
- Хозяин насоса Эмиль Свенсон! Поздравляю. Только объясни, на кой
тебе эта штука?
- А вдруг нагрянет гроза, ударит молния, загремит гром и начнется
пожар? - ответил Эмиль.
И в тот же миг действительно гроза нагрянула, молния ударила и гром
загремел, во всяком случае, так сперва решил Эмиль. Но оказалось, это
нагрянул всего лишь его папа, он схватил Эмиля за шиворот и принялся так
его трясти, что у него волосы выбились из-под кепки.
- Ах ты, негодник! Совсем от рук отбился! - кричал папа Эмиля.
Он ходил вокруг хлева, приглядывая подходящую корову, когда к нему
подлетела запыхавшаяся Лина.
- Хозяин, хозяин! - кричала она, еле переводя дух. - Эмиль сюда
прискакал, он купил насос!.. Вы ему разрешили?
Ведь папа Эмиля и понятия не имел, что у мальчика завелись свои
деньги. Он думал, что это ему придется платить за то, что сторговал его
сын. И потому нечего удивляться, что он побледнел как полотно и даже
задрожал" всем телом, когда услыхал про насос.
- Пусти, пусти! Я уже заплатил за него! - кричал Эмиль. В конце
концов ему кое-как удалось объяснить разгневанному отцу, что разбогател
он, отворяя ворота на дороге у хутора.
Отец обрадовался, что Эмиль проявил такую находчивость и сам
заработал несколько крон, но считал, что все равно не дело тратить их
без толку.
- Я не позволю тебе швырять деньги на ветер, - строго сказал он. И
потребовал, чтобы Эмиль тут же показал ему все, что купил.
Когда он увидел эти удивительные покупки, он опять пришел в ярость:
старая бархатная шкатулка, которая решительно никому не нужна, да
деревянная лопата для хлеба, точь-в-точь такая же, как у них дома, в
Катхульте, - нечего сказать, нашел что купить! Но бессмысленнее всего
был, конечно, ржавый насос.
- Заруби себе на носу раз и навсегда, парень, покупать надо только
то, что тебе совершенно необходимо, - сказал папа Эмилю.
Конечно, папа прав, но как узнать, что именно тебе совершенно
необходимо? Взять, к примеру, лимонад. Необходим он или нет? Эмиль, во
всяком случае, решил: что-что, а уж лимонад ему совершенно необходим.
После отцовского нагоняя он печально слонялся по торгу и вот тут-то
увидел под кустом сирени стол, на котором продавались пиво и лимонад.
Владельцы Бакхорвы, всегда славившиеся предприимчивостью, привезли по
случаю торга несколько ящиков всевозможных напитков из пивоварни в
Виммербю и продавали их всем желающим.
Эмилю только раз в жизни удалось попробовать лимонад, поэтому он так
и обрадовался, когда увидел, что тут его продают, а карманы его полны
звонких монет. Подумать только, какое счастливое совпадение!
И Эмиль залпом выпил целых три стакана.
Но тут снова нагрянула гроза, ударила молния и загремел гром. Его
папа, как на грех, оказался рядом, он снова схватил Эмиля за шиворот и
снова принялся его трясти.
- Как ты смеешь! - кричал папа. - В кои-то веки заработал несколько
эре и сразу же побежал распивать лимонад!
Но тут рассвирепел уже Эмиль.
- Я что-то ничего не понимаю! - завопил он в ответ, не скрывая своего
гнева. - Когда у меня нет денег, я, понятно, не могу пить лимонад - не
на что, а когда есть, мне почему-то нельзя его пить. Так когда же, черт
возьми, мне его, по-твоему, пить?
Папа строго посмотрел на Эмиля и сказал:
- Приедешь домой, отправляйся прямо в сарай! - и, ничего не добавив,
пошел к хлеву.
А Эмиль стоял и стыдился. Он и сам понимал, как плохо он себя ведет.
И не только потому, что не послушался папы. Еще хуже было то, что он
сказал "черт возьми". Это ведь ругательство, а на хуторе Катхульт
ругаться было запрещено. Несколько минут подряд Эмиль сгорал от стыда, а
потом купил еще лимонаду и угостил Альфреда. Оба они уселись отдохнуть
на обочине дороги. Альфред уверял, что ничего вкуснее лимонада он в
жизни не пил.
- Ты не знаешь, где Лина? - спросил Эмиль.
- Обернись, сам увидишь, - ответил Альфред. И правда, Лина сидела на
траве, прислонившись спиной к изгороди, а рядом с ней расположился тот
самый хуторянин из Кроксторна, который замахнулся на Эмиля кнутом. Эмиль
сразу понял, что она забыла наставления его мамы, потому что то и дело
заливалась громким неестественным смехом, как, впрочем, всегда, когда
бывала на людях. Эмиль понял также, что она явно нравится этому
крестьянину, и очень обрадовался.
- Подумай только, Альфред, вдруг мы выдадим Лину за этого малого! -
сказал он с надеждой. - Тогда ты раз и навсегда от нее избавишься!
А вой, по мере того как они приближались к яме, становился все
ужасней. Эхо множило эти дикие звуки, и казалось, не один волк, а целая
стая голодных хищников рыщет по лесам вокруг Катхульта.
Альфред послушал-послушал и сказал:
- Какой-то странный вой, волки так не воют... Эмиль, Альфред и Ида
стояли на горе, освещенные яркой луной, и напряженно вслушивались.
- Караул!.. - явственно донеслось до них. - Помогите!.. На помощь!..
- Оборотень! - завопил Эмиль вне себя от радости. - Вот повезло, нам
попался оборотень! - И он со всех ног бросился к яме.
Да, уж это был оборотень так оборотень! В яме сидела, скрючившись,
злобная Командирша и вопила не своим голосом.
И тут уж Эмиль по-настоящему разозлился. Чего эта противная тетка
сидит в его волчьей яме? Что она там делает? Ведь он-то надеялся поймать
настоящего волка! Но потом он немного поостыл и подумал, что, пожалуй,
неплохо, что Командирша угодила в волчью яму. Давно пора поговорить с
ней начистоту, припугнуть ее, заставить быть подобрее. Короче,
наконец-то представился случай как следует проучить Командиршу.
- Эй, Альфред, Ида, идите сюда! - крикнул Эмиль. - Хотите поглядеть
на самого жестокого зверя? Ух, какой лохматый!
И вот они уже втроем стоят над волчьей ямой и глядят на Командиршу. В
серой шерстяной шали она и впрямь похожа на матерого, волка.
- Эмиль, а Эмиль, - тихонько позвала сестренка Ида, - а она вправду
не оборотень?
- Оборотень и есть! - сказал Эмиль. - Злая старая волчица-оборотень.
Из всех волков такие самые злобные...
- Точно, - подхватил Альфред. - Не только самые злобные, но и самые
прожорливые.
- Глядите на нее! - сказал Эмиль. - Как отъелась! Поживилась, и
будет! Альфред, тащи-ка сюда мой ружарик!
- Да что ты, милый Эмиль! - взвыла Командирша дурным голосом. -
Неужто ты меня не узнаешь?
Она перепугалась до полусмерти, когда Эмиль заговорил о ружарике,
ведь ей было невдомек, что это игрушечное ружье, которое Альфред
выстругал для Эмиля.
- Альфред, может, ты понимаешь язык оборотней? Я не понимаю.
Альфред покачал головой:
- И я не понимаю.
- Да в конце концов, какая разница, что она там лопочет! - воскликнул
Эмиль. - Тащи-ка лучше сюда мой ружарик.
Тут Командирша снова как заорет:
- Это я! Вы что, не видите, что это я?
- Ничего не понимаю!.. Может быть, она спрашивает, не видели ли мы ее
тетку?
- Тетки не видели, - сказал Альфред.
- Верно, - согласился Эмиль. - И племянницы тоже не видели. Знаешь,
если бы мы видели и тетку, и племянницу, наша волчья яма была бы битком
набита оборотнями... Давай ружарик, Альфред! Скорей тащи ружарик!
Командирша заревела.
- Вы злые!.. Вы безжалостные!.. - выкрикивала она.
- Я стал ее понимать! - сказал Эмиль. - Она говорит, что любит свиную
колбасу!
- А кто же ее не любит! - воскликнул Альфред. - Только вот где ее
взять?
- Да нигде! Не только у нас, но и во всем Смоланде сейчас не найти ни
куска, - подхватил Эмиль. - Командирша все сожрала.
Командирша ревела в голос, она поняла, что Эмиль уже знает, как она
поступила со Стулле Йоке и всеми остальными бедняками. Она так горько
рыдала, что Эмилю даже на какое-то мгновение стало ее жалко. Он же был
добрый мальчик. Но Эмиль ясно понимал, что так дело кончиться не может,
так они ничего не добьются для бедняков из приюта, и он сказал:
- Посмотри-ка, Альфред, получше. Тебе не кажется, что этот оборотень
чем-то похож на Командиршу из приюта?
- Маленько смахивает, - согласился Альфред. - Только Командирша хуже
всех самых мерзких оборотней Смоланда, вместе взятых.
- Ага! - воскликнул Эмиль. - Все оборотни просто овечки по сравнению
с нею! Вот уж жадина так жадина! Да она за кусок удавится. Никому
макового зернышка не даст! А все-таки интересно, кто же тогда унес из
шкафа кусок колбасы?
- Я! - завопила Командирша. - Я унесла!.. Вытащите меня отсюда, и я
во всем признаюсь!
Альфред и Эмиль весело переглянулись.
- Эй, Альфред, у тебя что, глаз нет? - спросил Эмиль. - Разве ты не
видишь, что это никакой не оборотень, а самая настоящая Командирша?
- И то правда! - Альфред даже руками всплеснул. - Да как же это мы,
черт возьми, так обознались?
- Ума не приложу, - подхватил Эмиль. - Правда, они похожи друг на
друга как две капли воды! Только вот у Командирши есть серый платок, а у
оборотня - нету! Точно?
- Точно! - согласился Альфред. - Платков у оборотней не бывает! Зато
усы у них как у тигров.
- Перестань, Альфред, - произнес Эмиль с укоризной. - Будь повежливей
с Командиршей... Пошли за лестницей!
Они спустили лестницу в волчью яму. Командирша с ревом выбралась
наверх и как полоумная бросилась бежать из Катхульта, только пятки
засверкали. Ноги ее больше не будет на этом хуторе! Поднявшись на
пригорок, она обернулась и закричала:
- Я взяла эту паршивую колбасу, я, да простит меня Бог! Но потом у
меня это из головы вылетело... Клянусь, забыла!..
- Вот, вот! - крикнул ей Эмиль. - Забывчивым очень полезно посидеть в
волчьей яме - сразу память возвращается! Рыть волчьи ямы совсем не
глупая затея!
Всю дорогу до приюта Командирша бежала не останавливаясь. Войдя в
дом, она никак не могла отдышаться. Все ее подопечные давно уже спали на
своих жалких коечках. И больше всего Командирше хотелось, чтобы никто из
них сейчас не проснулся. Поэтому она вошла в комнату на цыпочках,
крадучись. В жизни она еще не ходила так бесшумно!
Все старики и старухи были целы и невредимы. Командирша на всякий
случай их пересчитала - да, все на своих местах. Но тут она вдруг
бросила взгляд на столик у кровати Амалии и обомлела... О ужас!.. Она
увидела настоящее привидение... Сомнений быть не могло - привидение,
хоть и очень похожее на поросенка... Ах, каким оно было страшным в
лунном свете!..
Пережить столько за один вечер оказалось явно не под силу Командирше-
она глубоко вздохнула и как подкошенная рухнула на пол. Так лежала она
без чувств, не проявляя никаких признаков жизни, пока не взошло солнце и
не заглянуло в окно приюта для бедных и престарелых.
В этот день на хуторе Катхульт ждали родственников с хутора Ингаторп.
Но как Свенсонам принять гостей после пира, который устроил Эмиль
старикам и старухам из приюта? В доме хоть шаром покати! Впрочем,
свинина с картошкой, да еще в луковом соусе, - такое блюдо не стыдно
подать и самому королю!
Но после отъезда родственников мама все же написала в заветной синей
тетрадке: "Бедный мальчик, он весь день просидел в сарае. Конечно, он
очень добрый, но, может быть, он все-таки чуть-чуть тронутый".
Листок этот был весь в пятнах, словно на него капали слезы.
Итак, жизнь на хуторе Катхульт шла своим чередом. Зима прошла,
наступила весна. Эмиль, как водится, частенько сидел в сарае. В
остальное же время он играл с сестренкой Идой, скакал на Лукасе, возил
молоко в город, дразнил Лину, болтал с Альфредом и с утра до вечера
озорничал. Он так преуспел в этом, что к маю на полке в сарае стояли уже
сто двадцать пять смешных деревянных человечков.
У Альфреда, хоть он и не озорничал, тоже были свои огорчения. Он
никак не мог решиться поговорить с Линой и твердо ей сказать, что вовсе
не намерен на ней жениться!
- Пожалуй, мне все же придется тебе помочь, - сказал как-то Эмиль, но
Альфред и слышать об этом не желал.
- Это надо сделать очень осторожно, - отвечал он. - Чтобы ее не
обидеть.
Альфред был из тех, кто и мухи не обидит, поэтому он искал способ как
можно более вежливо высказать Лине все, что накипело у него на душе. Но
в один прекрасный вечер, в понедельник, в начале мая, когда Лина сидела
на крылечке и, как всегда, ждала его, он решил, что момент для
объяснения настал. Он выглянул во двор из окна своей каморки и громко
крикнул:
- Эй, Лина! Я давно собираюсь сказать тебе одну вещь!
Лина смущенно засмеялась. Она подумала, что Альфред наконец собрался
с духом сказать ей то, что она так давно ожидала от него услышать.
- Что, милый Альфред? - спросила Лина нежным голосом. - Что ты хочешь
мне сказать?
- Вот мы с тобой толковали тут насчет женитьбы... Слышь, что ль?..
Так вот... Плевать я хотел на это дело с высокого дерева...
Да, именно так и сказал Лине бедняга Альфред, и ужасно, что мне
приходится повторять тебе эти слова, потому что меньше всего я хочу
учить тебя грубым выражениям - ты и без меня их знаешь предостаточно. Но
ты должен иметь в виду, что Альфред всего-навсего неграмотный парень из
Л ннеберги и с него другой спрос. Он думал-думал и не смог придумать
ничего более учтивого и вежливого. Вот и все.
Но Лина, оказывается, ни капельки не обиделась.
- Ах ты бедненький, тебе плюнуть захотелось? - сказала Она. - Так
полезай на высокое дерево!..
И тут Альфред ясно понял, что ему никогда не удастся отбиться от
Лины. Но в этот вечер ему все же хотелось быть свободным и счастливым, и
он отправился с Эмилем на озеро ловить окуней.
Вечер был такой прекрасный, какие бывают только весной в Смоланде.
Цвела черемуха, пели дрозды, звенели комары, окуни отлично клевали.
Эмиль и Альфред сидели рядышком и глядели на поплавки, которые
покачивались на сверкающей водной глади. Они почти не разговаривали - им
было и без того хорошо. Так сидели они с удочкой в руках, пока не зашло
солнце, а это значит - до утра, потому что было время белых ночей и утро
начиналось сразу же, как только закатывалось солнце. Потом они шли
домой. Альфред нес в ведерке пойманных окуней, а Эмиль свистел в
дудочку, которую Альфред ему вырезал из тростника. Шли они по лугу,
тропинка вилась между березками, уже одетыми нежно-зеленой листвой.
Эмиль так громко свистел в дудочку, что сонные дрозды подскакивали на
ветках. Вдруг он умолк и вынул дудочку изо рта.
- Знаешь, что я завтра сделаю? -спросил он.
- Небось уж что-нибудь да выдумал! - сказал Альфред. Эмиль снова
приложил дудочку к губам и засвистел еще
пронзительнее. Он шел, свистел и напряженно о чем-то
думал.
- А я и сам не знаю, - вдруг сказал он. - Я никогда не знаю заранее,
что буду делать потом...
...Ты уже убедился, что во всей Л ннеберге... Нет, во всем
Смоланде... Нет, пожалуй, во всей Швеции... А может быть, кто знает,
даже во всем мире нет мальчишки, который шалил бы и проказничал больше,
чем Эмиль. Правда, он стал, когда вырос - это ты тоже знаешь, -
председателем сельской управы. Бывают же на свете чудеса, ведь никто
себе и вообразить такого не мог! И все же, честное слово, он стал
председателем сельской управы и самым уважаемым человеком во всей
Л ннеберге. Из этого случая легко сделать вывод, что из самых отпетых
мальчишек могут со временем вырасти отличные люди. Приятно так думать,
не правда ли? ТЫ, конечно, согласишься со мной, потому что ты, наверное,
тоже немало озорничаешь, ведь верно? Неужели я ошибаюсь?
У мамы Эмиля, которая записывала все его проделки в синие школьные
тетрадки и прятала их в ящик комода, в конце концов скопилось столько
тетрадей, что ящик едва можно было открыть. Многие тетради измялись,
разорвались, но все они сохранились, кроме тех трех, которые Эмиль
попытался отдать своей учительнице. Но так как она наотрез от них
отказалась, Эмиль разобрал эти тетрадки по листочкам, сделал бумажные
кораблики, пустил всю флотилию по ручью, и больше их никто никогда не
видел.
А учительница никак не могла понять, почему она должна взять у Эмиля
какие-то исписанные тетрадки.
- Зачем они мне? Объясни! - допытывалась она.
- Чтобы учить детей не быть на меня похожими, - не задумываясь,
ответил Эмиль.
Да, да. Эмиль отлично понимал, какой он скверный мальчишка, а если
когда-нибудь и забывал, то Лина никогда не упускала случая ему это
напомнить.
Лина считала, что лучше держаться подальше от Эмиля, и когда
отправлялась в полдень на выгон доить коров, брала с собой только
сестренку Иду, которая собирала там землянику и нанизывала спелые ягоды
на длинные травинки. Когда Ида приносила домой целых пять травинок,
Эмиль выманивал у нее всеми правдами и неправдами лишь две из них. А
ведь мог бы все пять!
Только ты не подумай, что Эмилю была охота ходить вместе с Линой и
Идой на выгон к коровам. Как бы не так! Разве это занятие для мальчишки?
Он хватал свой кепарик и свой ружарик и летел сломя голову на луг, где
паслись лошади. С маху вскакивал он на Лукаса и таким бешеным галопом
мчался меж кустов, что трава стелилась, словно от сильного ветра. Он
играл в "Гусаров Смоланда, бросающихся в атаку". Он видел такую картинку
в журнале и потому точно знал, как в это надо играть.
Лукас, кепарик и ружарик - вот чем, как ты знаешь, Эмиль дорожил
больше всего на свете. Как он раздобыл себе Лукаса на ярмарке в Виммербю
ты, конечно, помнишь. А ружарик Эмилю выстругал Альфред просто потому,
что очень его любил, но Эмиль прекрасно мог бы и сам смастерить себе
такое ружье. Уж кто-кто, а Эмиль умел вырезывать из дерева разные штуки.
И он занимался этим даже чаще, чем ему хотелось. Оно и понятно. Вот
посиди так часто, как он, в сарае, тоже начнешь вырезать из чурочек
разные забавные фигурки, чтобы не умереть со скуки. Одним словом, за год
у него скопилось ни много ни мало - 365 деревянных фигурок, то есть
столько, сколько дней в году. А это значит, что он баловался и
проказничал весь год напролет, не зная ни отдыха, ни срока, и зимой, и
летом, и осенью, и весной, а я читала подряд все синие тетрадки,
исписанные его мамой, и потому совершенно точно могу сказать, чем он
занимался в тот или другой день. И когда я тебе об этом расскажу, ты
убедишься, что Эмиль не только валял дурака и безобразничал. И если уж
начинать о нем рассказывать, то надо быть честной и говорить обо всем, и
о его хороших поступках тоже, а не только об его ужасных проделках,
которые, к слову сказать, не всегда были такими уж ужасными, а иногда
даже вполне безобидными. Правда, то, что произошло 3 ноября, и
вообразить нельзя... Но нет, нет, и не пытайся выспросить у меня, что он
сделал 3 ноября, все равно я ни за что не скажу, потому что обещала его
маме: никому ни слова. И вот давай-ка лучше начнем с того дня, когда
Эмиль вел себя вполне хорошо, хотя его папа был на этот счет другого
мнения. Ты спросишь, что же это за день? А это была
несколько нелепых, но, как оказалось,
удачных сделок на торге в Бакхорве
Торг в Бакхорве назначили на субботу, и все окрестные крестьяне туда
отправились, потому что торг был для всех жителей этих мест любимым
развлечением. Папа Эмиля,
Антон Свенсон, тоже собрался в путь, а с ним увязались Альфред и
Лина, ну и, уж конечно, Эмиль.
Если ты никогда не бывал на таком вот торге, ты и представить себе не
можешь, что это такое. В старину было так:
когда кто-нибудь в деревне хотел почему-либо продать свое добро, то в
назначенный день весь скарб и скотина выставлялись напоказ, и отовсюду
съезжался народ, чтобы поглядеть на все это и поспорить о цене. Кто
давал больше, тот и уходил с покупкой.
Семья, жившая на хуторе Бакхорва, решила все распродать, потому что,
как и многие другие шведские семьи в те давние времена, уезжала в
Америку. Нельзя же было везти с собой за океан диваны и сковородки, кур
и поросят. Вот потому в Бакхорве и устроили торг.
Папа Эмиля надеялся купить там по дешевке корову, а может быть, и
свинью, а если представится случай, то и кур. Вот для чего он поехал в
Бакхорву и охотно взял с собой Альфреда и Лину: они помогут переправить
домой скотину, которую он купит.
- Но что там делать Эмилю, ума не приложу, - сказал папа Эмиля.
- Нам и без Эмиля хлопот хватит, - поддакнула Лина. Лина знала, что
обычно творилось на торге в Л ннеберге, да и повсюду в Смоланде, и она,
наверное, была права, но мама Эмиля поглядела на нее и строго сказала:
- Если Эмиль хочет поехать на торг, пусть едет, это, Лина, не твоя
забота. Лучше о себе подумай, веди себя там поскромней и не заводи
знакомств, как ты любишь, с каждым встречным-поперечным.
Когда Лина нападала на Эмиля, мама всякий раз его защищала.
Эмиль вмиг был готов - нахлобучил свой кепарик, и все.
- Купи и мне там что-нибудь, - попросила Ида и с улыбкой наклонила
головку.
Она сказала это просто так, ничего не имея в виду, но папа тут же
нахмурил брови.
- "Купи, купи"! Только это я и слышу! Разве я не купил тебе недавно
на 10 эре леденцов? На твой день рождения, в январе, неужели ты забыла?
Эмиль как раз собирался попросить папу дать ему немного мелочи,
потому что смешно ехать на торг, не имея ни эре в кармане. Но тут он
передумал. Он понимал, что сейчас не
стоит просить у папы денег. Только не сейчас, когда все спешат и папа
уже сел в телегу, чтобы тронуться в путь. "Все равно я добьюсь своего",
- подумал Эмиль. Он немного помешкал, а потом крикнул:
- Не ждите меня! Я догоню вас на Лукасе! Папа Эмиля очень удивился,
но спорить не стал, так как хотел поскорее уехать.
- Лучше всего тебе просто остаться дома, - сказал он, щелкнув кнутом,
и они укатили со двора.
Альфред помахал на прощание Эмилю, Лина помахала маленькой Иде, а
мама Эмиля крикнула его папе:
- Глядите в оба, а то вам там руки и ноги переломают!
Мама Эмиля хорошо знала, что обычно творится на торге.
Телега исчезла из виду на повороте дороги, а Эмиль все стоял в облаке
пыли и задумчиво глядел ей вслед. Не прошло и минуты, как он придумал
способ раздобыть деньги. Вот послушай какой.
Если бы ты жил в Смоланде в те годы, когда Эмиль был еще маленьким,
то знал бы, что дороги там очень часто перерезались изгородями с
воротами. Делалось это для того, чтобы коровы, быки и овцы паслись
только на лугах своих хозяев и не переходили к соседям, а может, и для
того, чтобы смоландские мальчишки могли иной раз заработать пятиэровую
монетку, распахивая ворота перед ленивым крестьянином, которому неохота
слезать с телеги, чтоб самому их открыть.
Вот такие-то ворота преграждали и дорогу, ведущую через Катхульт, но
поверь мне, Эмилю не удалось еще заработать ни эре, потому что Катхульт
был в такой глухомани, что никто туда никогда не ездил ни по каким
делам. Один только хутор был за Катхультом, как раз тот самый хутор
Бакхорва, где сегодня устраивали торг.
"Значит, всем, кто туда поедет, не миновать наших ворот", - подумал
хитрый Эмиль,
За тот час, что Эмиль простоял у изгороди, он заработал ни много ни
мало целых пять крон и семьдесят четыре эре. Представляешь? Телеги ехали
одна за другой, и Эмиль едва успевал притворить ворота, как их уже надо
было снова распахивать. Крестьяне были в тот день в отличном настроении,
и к тому же они торопились попасть на торг и были рады,
что можно не останавливаться в пути. В благодарность за услугу все
кидали Эмилю в кепку монетки - кто две, а кто пять эре. А некоторые даже
раскошеливались на блестящую десятиэровую монетку, хотя потом, наверно,
простить себе этого не могли.
Только хуторянин из Кроксторна разозлился, когда Эмиль захлопнул
ворота перед его гнедой кобылкой.
- Эй, малый, чего затворяешь? - крикнул он.
- А как же я их открою тебе, если сперва не закрою? - удивился Эмиль.
- Да в такой день ворота должны стоять распахнутыми! - еще пуще
разъярился возница.
- Дураков мало! - возразил Эмиль. - Пусть эта рассохшаяся скрипуха
хоть раз в жизни мне послужит.
Хозяин Кроксторна замахнулся кнутом и не кинул Эмилю ни эре.
Когда все, кто отправился на торг, проехали через Катхульт и стоять у
ворот больше не было смысла, Эмиль вскочил на Лукаса и поскакал на хутор
Бакхорва таким галопом, что монетки в его кармане зазвенели, забренчали
и зазвякали.
Торг был в самом разгаре. Люди теснились вокруг вытащенного из дома,
расставленного и разложенного во дворе имущества. От яркого солнечного
света каждая вещь казалась намного лучше, чем была на самом деле. На
бочке, окруженной толпой, стоял глашатай и по очереди поднимал над
головой то чашку, то сковородку, то продавленный плетеный стул, то еще
какую-нибудь рухлядь. Ведь как бывает на торге: выкрикиваешь цену,
которую ты готов дать за тот или другой предмет, и если не находится
покупателя, предлагающего больше, то, скажем, диван или там качалка
остаются за тобой.
Когда Эмиль влетел на взмыленном Лукасе во двор хутора, толпа так и
ахнула.
- Гляди-ка, да это же малый из Катхульта! - забеспокоились люди. -
Явился - не запылился! Пожалуй, самое время отправляться восвояси.
Но Эмиль приехал сюда не баловаться, а дела делать, и денег у него
было столько, что просто голова кружилась. Не успев еще соскочить с
Лукаса, он тут же предложил три кроны за колченогую железную кровать,
которая ему и даром была не нужна. К счастью, какая-то старушка
согласилась отдать за нее четыре кроны, и таким образом Эмиль был спасен.
Но он не унимался, с яростью назначал свои цены на все подряд и вскоре
оказался владельцем трех предметов: во-первых, шкатулки, обитой выгорев-
шим бархатом, с крышкой, украшенной маленькими голубыми ракушками;
во-вторых, здоровенной деревянной лопаты, которой сажают хлеб в печь; и
в-третьих, старого ржавого насоса. Я должна тебе сказать, что никто во
всей Л ннеберге не дал бы за него и десяти эре, но Эмиль тут же выкрик-
нул: "Двадцать пять!" - и ему вручили насос.
- Караул! - в ужасе завопил Эмиль. - На что он мне! Но было уже
поздно. Хочешь не хочешь, а злополучный насос принадлежал теперь ему.
Подошел Альфред, потрогал шланг и расхохотался:
- Хозяин насоса Эмиль Свенсон! Поздравляю. Только объясни, на кой
тебе эта штука?
- А вдруг нагрянет гроза, ударит молния, загремит гром и начнется
пожар? - ответил Эмиль.
И в тот же миг действительно гроза нагрянула, молния ударила и гром
загремел, во всяком случае, так сперва решил Эмиль. Но оказалось, это
нагрянул всего лишь его папа, он схватил Эмиля за шиворот и принялся так
его трясти, что у него волосы выбились из-под кепки.
- Ах ты, негодник! Совсем от рук отбился! - кричал папа Эмиля.
Он ходил вокруг хлева, приглядывая подходящую корову, когда к нему
подлетела запыхавшаяся Лина.
- Хозяин, хозяин! - кричала она, еле переводя дух. - Эмиль сюда
прискакал, он купил насос!.. Вы ему разрешили?
Ведь папа Эмиля и понятия не имел, что у мальчика завелись свои
деньги. Он думал, что это ему придется платить за то, что сторговал его
сын. И потому нечего удивляться, что он побледнел как полотно и даже
задрожал" всем телом, когда услыхал про насос.
- Пусти, пусти! Я уже заплатил за него! - кричал Эмиль. В конце
концов ему кое-как удалось объяснить разгневанному отцу, что разбогател
он, отворяя ворота на дороге у хутора.
Отец обрадовался, что Эмиль проявил такую находчивость и сам
заработал несколько крон, но считал, что все равно не дело тратить их
без толку.
- Я не позволю тебе швырять деньги на ветер, - строго сказал он. И
потребовал, чтобы Эмиль тут же показал ему все, что купил.
Когда он увидел эти удивительные покупки, он опять пришел в ярость:
старая бархатная шкатулка, которая решительно никому не нужна, да
деревянная лопата для хлеба, точь-в-точь такая же, как у них дома, в
Катхульте, - нечего сказать, нашел что купить! Но бессмысленнее всего
был, конечно, ржавый насос.
- Заруби себе на носу раз и навсегда, парень, покупать надо только
то, что тебе совершенно необходимо, - сказал папа Эмилю.
Конечно, папа прав, но как узнать, что именно тебе совершенно
необходимо? Взять, к примеру, лимонад. Необходим он или нет? Эмиль, во
всяком случае, решил: что-что, а уж лимонад ему совершенно необходим.
После отцовского нагоняя он печально слонялся по торгу и вот тут-то
увидел под кустом сирени стол, на котором продавались пиво и лимонад.
Владельцы Бакхорвы, всегда славившиеся предприимчивостью, привезли по
случаю торга несколько ящиков всевозможных напитков из пивоварни в
Виммербю и продавали их всем желающим.
Эмилю только раз в жизни удалось попробовать лимонад, поэтому он так
и обрадовался, когда увидел, что тут его продают, а карманы его полны
звонких монет. Подумать только, какое счастливое совпадение!
И Эмиль залпом выпил целых три стакана.
Но тут снова нагрянула гроза, ударила молния и загремел гром. Его
папа, как на грех, оказался рядом, он снова схватил Эмиля за шиворот и
снова принялся его трясти.
- Как ты смеешь! - кричал папа. - В кои-то веки заработал несколько
эре и сразу же побежал распивать лимонад!
Но тут рассвирепел уже Эмиль.
- Я что-то ничего не понимаю! - завопил он в ответ, не скрывая своего
гнева. - Когда у меня нет денег, я, понятно, не могу пить лимонад - не
на что, а когда есть, мне почему-то нельзя его пить. Так когда же, черт
возьми, мне его, по-твоему, пить?
Папа строго посмотрел на Эмиля и сказал:
- Приедешь домой, отправляйся прямо в сарай! - и, ничего не добавив,
пошел к хлеву.
А Эмиль стоял и стыдился. Он и сам понимал, как плохо он себя ведет.
И не только потому, что не послушался папы. Еще хуже было то, что он
сказал "черт возьми". Это ведь ругательство, а на хуторе Катхульт
ругаться было запрещено. Несколько минут подряд Эмиль сгорал от стыда, а
потом купил еще лимонаду и угостил Альфреда. Оба они уселись отдохнуть
на обочине дороги. Альфред уверял, что ничего вкуснее лимонада он в
жизни не пил.
- Ты не знаешь, где Лина? - спросил Эмиль.
- Обернись, сам увидишь, - ответил Альфред. И правда, Лина сидела на
траве, прислонившись спиной к изгороди, а рядом с ней расположился тот
самый хуторянин из Кроксторна, который замахнулся на Эмиля кнутом. Эмиль
сразу понял, что она забыла наставления его мамы, потому что то и дело
заливалась громким неестественным смехом, как, впрочем, всегда, когда
бывала на людях. Эмиль понял также, что она явно нравится этому
крестьянину, и очень обрадовался.
- Подумай только, Альфред, вдруг мы выдадим Лину за этого малого! -
сказал он с надеждой. - Тогда ты раз и навсегда от нее избавишься!