Как ты помнишь, Лина считала Альфреда своим женихом и собиралась
выйти за него замуж, хотя Альфред сопротивлялся изо всех сил. Уже давно
Альфред и Эмиль ломали голову над тем, как бы Альфреду отделаться от
Лины, и теперь они очень оживились: может, удастся сплавить Лину
владельцу Кроксторна! Правда, он был староват, и к тому же лысый, зато у
него был свой хутор, и Лине наверняка захочется стать там хозяйкой.
- Давай покараулим, чтобы им никто не помешал, - предложил Эмиль.
Он понимал, что Лине нужно время, чтобы поймать своего кавалера на
крючок.
Но тут на пригорке перед хлевом начали распродавать скотину, и
Альфред с Эмилем, забыв о Лине, бросились туда со всех ног, чтобы
поглядеть на это зрелище.
Папа Эмиля без труда купил большую свинью, которая вот-вот
опоросится, но вокруг коров разгорелся бой. Крестьянин из Бастефаля не
сдавался, и папе Эмиля, чтобы оставить за собой приглянувшуюся ему
корову, пришлось поднять цену до 80 крон. Он чуть ли не стонал,
выкладывая эту чудовищную сумму, и у него уже не хватало денег, чтобы
купить кур, - они достались все тому же крестьянину из Бастефаля.
Все, кроме одной, которая ему просто не понравилась.
- На что мне хромая курица? - сказал он. - Зарежьте ее, и дело с
концом.
Курица, которую крестьянин из Бастефаля приготовил к смерти, когда-то
сломала ногу, кость у нее неправильно срослась, и бедняжка сильно
хромала. Рядом с Эмилем стоял сынишка хозяев, и он сказал Эмилю:
- Вот дурак, отказывается от хромой Лотты! Она у нас рекордсменка,
несет самые крупные яйца. И тогда Эмиль громко крикнул:
- Даю 25 эре за хромую Лотту! Все засмеялись. Все, кроме папы Эмиля.
Он подскочил к Эмилю и опять схватил его за шиворот:
- Сколько дурацких дел ты можешь натворить за один день! Будешь
сидеть в сарае двойной срок.
Слово что воробей: вылетит - не поймаешь. Эмиль предложил 25 эре, и
теперь ему надо было их отдать. Хромая Лотта отныне принадлежала Эмилю,
как бы ни относился к этому его папа.
- Теперь у меня целое хозяйство, - сказал Эмиль Альфреду. - Лошадь и
курица.
- Да, лошадь и хромая курица, - подтвердил Альфред и рассмеялся.
Эмиль сунул хромую Лотту в ящик и отнес к остальным покупкам; у
дровяного сарая уже лежали насос, лопата для хлебов и обтянутая бархатом
шкатулка. Тут же стоял привязанный к столбу Лукас. Эмиль оглядел свое
добро и остался доволен.
Но за это время он совсем упустил из виду Лину. Как идут у нее дела?
Эмиль и Альфред побежали назад к изгороди и с облегчением увидели, что
там все в порядке. Крестьянин обхватил Лину за талию, а она хихикала и
кокетничала пуще прежнего и то и дело пихала своего ухажера в бок с
такой силой, что тот всякий раз валился в траву.
- Он, по-моему, готов, - сказал Эмиль.
Эмиль и Альфред были сердечно рады победе Лины. Но нашелся человек,
не разделивший их радости. Это был Бултен из Бу.
Бултен был самым большим драчуном и пьяницей во всей Л ннеберге, и
если на торге бывали страшные драки, то
чаще всего по его вине, потому что он всегда тут же пускал в ход
кулаки. Ты должен иметь в виду, что в те далекие времена парень в
деревне работал не разгибая спины, весь год напролет, и развлечений у
него почти никаких не было. Поэтому такой вот торг был для него
настоящим праздником, и он уж не упускал повода подраться. Он просто не
знал, как иначе избавиться от того буйства, которое им овладевало, как
только он попадал на люди. К тому же не все, к сожалению, пьют один
лимонад. И уж во всяком случае, не Бултен из Бу.
Когда Бултен подошел к изгороди и увидел, что Лина сидит рядом с
хозяином Кроксторна, строит ему глазки и хихикает, он сказал:
- Как тебе только не стыдно, Лина! На что тебе сдался этот плешивый
кролик? Разве ты не понимаешь, что он слишком стар для тебя?
Так на этот раз началась драка.
Эмиль и Альфред стояли рядом и видели, как разозлился хозяин
Кроксторна. Он тут же отдернул руку, которой обхватил Лину за талию. Это
было просто ужасно: явился Бултен из Бу и разом все испортил, все, на
что надеялись Альфред и Эмиль.
- Нет-нет, не вставай! Прошу тебя, только не вставай! - испуганно
крикнул Эмиль хозяину Кроксторна. - С Бултеном я сам расправлюсь!
И недолго думая Эмиль схватил свою деревянную лопату и что было сил
огрел Бултена по спине. И зря. Потому что Бултен мигом обернулся и
вцепился в Эмиля. Он до того разозлился, что даже начал косить одним
глазом. Эмиль беспомощно повис в его огромных лапах и решил, что настал
его последний час. Но тут Альфред взревел:
- Немедленно отпусти мальчишку, не то я тебе руки и ноги переломаю!
До дому доберешься ползком, уж поверь!
Альфред тоже был очень сильный и тоже любил драться. Не прошло и
секунды, как он и Бултен из Бу уже тузили друг друга.
Все только того и ждали.
- Не мы начали эту драку! - кричали парни, сбегаясь со всех сторон и
бросаясь в кучу дерущихся. У них давно уже руки чесались, но никто не
решался начать первым. Упустить такой случай было просто невозможно.
Но тут Лина заревела во весь голос.
- Они из-за меня дерутся! - кричала она. - Ой-ой-ой, какой ужас!
- Вот когда пригодится лопата! - радостно воскликнул Эмиль и добавил,
повернувшись к Лине: - Не бойся, все будет в порядке! Лопата выручит.
Между тем парни сцепились в огромный клубок, молотили друг друга
кулаками, ругались, кричали, а в самом низу этой кучи копошились
Альфред, Бултен и хозяин Кроксторна.
Эмиль все же не на шутку испугался, что они просто-напросто раздавят
Альфреда, и он, чтобы его освободить, швырнул лопату в кучу
переплетенных тел так, как разбивают битой сложенные в фигуру городки.
Но у Эмиля ничего не получилось: парни не разлетелись в разные стороны,
как он надеялся, а когда он подошел поближе, кто-то попытался сбить его
с ног и вовлечь в общую свалку. Но Эмиль и тут не растерялся: он ловко
увернулся, вскочил на Лукаса и закружил галопом вокруг дерущихся. Волосы
его так и развевались по ветру, он размахивал лопатой и был очень похож
в эту минуту на рыцаря, который кидается в бой с поднятым копьем.
Итак, Эмиль скакал вокруг дерущихся и время от времени бил их
лопатой, а на скаку удар получался куда сильнее, и вскоре ему удалось
разогнать тех, кто был сверху, но их место тут же заняли вновь
подоспевшие, и как усердно Эмиль ни работал лопатой, но никак не мог
высвободить Альфреда.
Женщины и дети толпились вокруг и ревели что было мочи. А папа Эмиля
и остальные крестьяне постарше, которым возраст уже не позволял
ввязываться в драку, растерянно бегали взад-вперед и беспомощно
размахивали руками. Они не знали, как прекратить это побоище.
- Хватит, ребята, пора кончать, - уговаривали они драчунов, хотя и
без всякого толка. - Будет еще торг, приберегите силы!
Но парни так вошли во вкус, что ничего не слыхали, они хотели только
драться, драться и драться!
Эмиль с досадой отбросил лопату.
- Лина, чем реветь, помоги-ка мне лучше, - сказал он. - Не забывай,
что там, внизу, твой жених!
Я уже говорила, что Эмиль был очень находчивый. Послушай только, что
он придумал! У него ведь был теперь насос, а воды в колодце хватало. Он
велел Лине качать воду, а сам взялся за шланг. И тут из шланга вырвалась
такая мощная струя, что любо-дорого было смотреть.
Когда эта холодная струя с силой ударила в клубок тел, все дерущиеся
на мгновение замерли. И уж поверь мне, не прошло и минуты, как драка
прекратилась. Один за другим вылезали из кучи парни. На их огорошенные
мокрые лица нельзя было смотреть без смеха. Медленно поднимались они на
ноги и, пошатываясь, расходились в разные стороны.
Имей в виду, на случай, если ты сам попадешь в драку и тебе захочется
ее прекратить, - холодная вода действует куда лучше, чем деревянная
лопата. Запомни это!
На Эмиля парни зла не имели. Буйство, овладевшее ими, прошло, они
сами понимали, что на этот раз, пожалуй, и хватит.
- Ведь и правда, на той неделе будет торг в Кнасхульте, - сказал
Бултен из Бу и засунул в нос мох, чтобы остановить кровь.
Услышав это, Эмиль подошел к хозяину хутора Кнасхульт и предложил ему
свой насос. И как ты сам понимаешь, крестьянин взял его с благодарностью
- теперь-то все знали, на что он нужен.
Торг кончился, и люди, прихватив свои покупки, стали разъезжаться по
домам. Папа Эмиля тоже собрался в путь. Свинью погрузили на телегу, и
хромая Лотта, покорно лежавшая в ящике, тоже получила там местечко, хотя
папа Эмиля глядел на нее с неодобрением. А Рюлла - так звали корову -
должна была, по общему мнению, пойти своим ходом. Но никто не
поинтересовался, какого мнения на этот счет сама Рюлла.
Ты, наверно, много слышал про диких зверей. А слышал ли ты
когда-нибудь про диких коров? Если нет, могу тебе сказать, что уж коли
корова дикая, то при виде ее даже настоящие дикие звери начинают дрожать
мелкой дрожью и бегут куда глаза глядят.
Рюлла всю свою жизнь была самой смирной и покладистой животиной, но
когда Альфред и Лина подошли к ней, чтобы привязать ее к телеге, она
вдруг вырвалась и так замычала, что все присутствующие застыли от ужаса.
Возможно, она видела, как дрались парни, и решила, что на торге все
дозволено. Но так или иначе, она словно сбесилась, и приблизиться к ней
было опасно для жизни. Сперва к ней попробовал подойти Альфред, потом
папа Эмиля, но Рюлла, низко склонив голову, с диким мычанием гналась за
ними,
явно собираясь поддеть их рогами. Так что Альфреду и папе, чтобы
спастись, пришлось петлять, как лисице. Многие вызывались помочь, но
сладить с коровой никому не удалось.
- Какой ужас! - все твердила Лина, видя, как парни один за другим
спасаются бегством.
В конце концов папу Эмиля охватило бешенство.
- Плакали мои 80 крон! - воскликнул он. - А теперь дайте мне ружье,
придется ее пристрелить.
Он готов был взвыть от досады, но другого выхода не было, бешеную
корову держать нельзя. Это-то он понимал. И все это понимали, а поэтому
хозяин Бакхорва достал свое ружье, зарядил его и сунул в руки папе
Эмиля.
- Ты сам должен это сделать! - сказал он. Но тут раздался голос
Эмиля:
- Погоди, папа!
Я ведь уже говорила, что Эмиль был очень находчивым мальчиком. Он
подошел к папе и сказал ему:
- Раз ты решил ее пристрелить, значит, тебе, наверно, и мне ее
подарить не жалко. Правда?
- На что тебе бешеная корова? - спросил папа. - Разве что на львов с
ней охотиться.
Но папа Эмиля знал, что у Эмиля легкая рука, и потому сказал, что
если Эмилю удастся доставить Рюллу в Катхульт, он получит ее в подарок,
будь она хоть трижды бешеной.
Тогда Эмиль подошел к крестьянину из Бастефаля, тому самому, который
так долго не уступал Рюллу его папе и купил на торге остальных шесть
коров, и сказал ему:
- Хочешь, я перегоню твоих коров до Катхульта? Хутор Бастефаль был
расположен в другом конце округа,
и гнать в такую даль шесть коров было делом не из приятных.
Крестьянин это понимал.
- Давай, гони! - обрадовался он и вынул из кармана брюк
двадцатипятиэровую монетку. - А вот тебе за работу.
Теперь догадайся, что сделал Эмиль? Он побежал в хлев, вывел коров и
погнал их к Рюлле, а как только она оказалась в стаде, она сразу умолкла
и даже опустила глаза - было ясно, что она уже стыдилась своих диких
выходок... Но как же ей было вести себя, бедняжке, когда ее хотели
одну-одинешеньку угнать из родного хлева, разлучив с подругами, с
которыми она привыкла коротать время? Она, естественно, разозлилась, но
никто, кроме Эмиля, не понял почему.
Оказавшись снова среди своих подруг, она покорно затру сила вместе с
ними за телегой. А все присутствующие засмеялись и сказали в один голос:
- А малый из Катхульта, если разобраться, совсем не дурак!
Альфред тоже смеялся.
- Скотовладелец Эмиль Свенсон, - дразнил он Эмиля. - Теперь у тебя
есть лошадь, хромая курица и бешеная корова. Не намерен ли ты
обзавестись еще какой-нибудь скотиной?
- Дай только срок, - невозмутимо ответил Эмиль.
Мама Эмиля стояла у кухонного окна, поджидая своих. Когда она увидела
на дороге целый караван, у нее глаза на лоб полезли. Впереди ехала
телега - правил папа Эмиля, и разместились там Альфред, Лина, огромная
свинья и хромая Лотта, которая громко кудахтала, радуясь только что
снесенному яйцу. А за телегой поспешали семь коров. Шествие замыкал
Эмиль верхом на Лукасе. Он размахивал деревянной лопатой, следя за тем,
чтобы ни одна из коров не отстала.
Мама Эмиля пулей вылетела из дома, а за ней, не отставая ни на шаг,
бежала сестренка Ида.
- Семь коров! - закричала мама Эмиля, подбегая к его папе. - Кто из
нас сошел с ума, ты или я?
- Не ты и не я, а корова, - пробурчал в ответ папа Эмиля. Однако так
легко он, конечно, не отделался. Ему пришлось еще долго все объяснять,
прежде чем мама взяла в толк, что же, собственно, произошло на торге.
И тут она с любовью поглядела на Эмиля.
- Я горжусь тобой, Эмиль. Только объясни мне, ради бога, как ты
узнал, что сегодня утром, когда я хотела посадить хлебы в печь, у меня
раскололась деревянная лопата?
И вдруг мама вскрикнула, потому что взгляд ее упал на Альфреда. Лицо
его так распухло, что было в два раза больше обычного.
- Где это тебя так разукрасили? - ужаснулась мама.
- На торге, в Бакхорве, - объяснил Альфред. - А в понедельник торг в
Кнасхульте.
Лина с мрачным видом слезла с телеги. Ей уже не с кем было хихикать и
кокетничать.
- Ты что так нахохлилась? - спросила ее мама Эмиля. - Что случилось?
- Зуб болит, - еле слышно прошептала Лина.
Дело в том, что тот хуторянин из Кроксторна, который
сидел с ней у изгороди, все угощал ее карамельками, и она их все
грызла да грызла, а теперь у нее так разболелся коренной зуб, что просто
голова разламывалась.
Но как бы ни болел зуб, коров доить надо, и Лина тут же побежала на
выгон, потому что они и так уж заждались.
Рюлле и ее шести подругам тоже не терпелось, чтобы их подоили, и
теперь они громко и требовательно мычали.
- Раз здесь нет их хозяина, придется уж нам выручать, - сказал Эмиль,
сел на табуретку и сам стал доить - заметь, он все умел, этот мальчик, -
сперва Рюллу, а потом, по очереди, всех остальных коров. Он надоил
тридцать литров, и мама спустила молоко в погреб, чтобы потом сделать
сыр. Получилась большая головка вкусного сыра, и это доставило Эмилю
немало радости.
А яйцо, которое хромая Лотта снесла по дороге домой, Эмиль тут же
сварил и поставил на стол перед папой, который угрюмо ждал, чтобы ему
подали ужин.
- Это тебе от хромой Лотты, - сказал Эмиль.
Потом он протянул папе стакан парного молока и добавил:
- А это от Рюллы.
Папа молча ел и пил, а мама, вооружившись лопатой Эмиля, смогла,
наконец, посадить все хлебы в печь.
Лина приложила тем временем к больному зубу горячую картошку, от чего
зуб разболелся еще больше. Впрочем, Лина и не надеялась, что боль
пройдет.
- Все я про тебя знаю, - сказала Лина зубу. - Но раз ты так упрям, то
и я буду упрямой.
- Зато хозяин Кроксторна не поскупился для тебя на карамельки, -
дразнил ее Альфред. - Ешь, сколько твоей душеньке угодно! Знаешь что,
Лина, выходи-ка ты за него замуж.
Лина вскипела:
- За этого старика! Ни за что! Да ему пятьдесят лет, а мне только
двадцать пять. Думаешь, мне нужен муж в два раза меня старше?
- Это не имеет никакого значения, - горячо вмешался Эмиль. - Поверь,
ровным счетом никакого.
- Тебе легко говорить, - отрезала Лина. - Сейчас, может, и не имеет,
но ведь когда мне будет пятьдесят, ему будет сто! Вот уж хлебну с ним
горя!
- Всяк судит по своему разумению, Лина, - сказала мама Эмиля и,
отправив последний хлеб в печь, прикрыла ее заслонкой. - Какую замеча-
тельную лопату ты привез, Эмиль, - добавила она.
Когда папа Эмиля съел яйцо и выпил молоко, Эмиль сказал:
- Ну, теперь мне пора в сарай.
Папа Эмиля стал бормотать, что как раз сегодня, если взять весь день
в целом, Эмиль не сделал ничего такого, чтобы сидеть в сарае, но Эмиль
был непоколебим:
- Нет уж! Раз ты мне сказал, что я буду сидеть, значит, буду сидеть.
И он тихо, с достоинством удалился в сарай и там принялся резать свою
сто двадцать девятую фигурку.
Хромая Лотта уже спала на шесте в курятнике, а Рюлла мирно паслась на
пастбище вместе со своими подругами, когда явился крестьянин из
Бастефаля. Он долго разговаривал с папой Эмиля о торге и обо всем, что
там приключилось, и потому прошло немало времени, прежде чем папа
вспомнил про Эмиля. Но как только крестьянин со своими шестью коровами
отправился домой, папа пошел к сараю.
Еще издали он увидел, что Ида сидит на корточках на скамейке у окна
сарая и держит в руках бархатную шкатулку с крышкой, украшенной
ракушками. Держит так бережно, словно это самая прекрасная вещь на свете
и у нее такой никогда еще не было. Папа Эмиля был на этот счет другого
мнения:
- Что за дурацкая вещь! Кому нужна такая старая бархатная шкатулка!
Ида не заметила папу, поэтому она не замолчала" а наоборот, послушно
повторяла слово в слово то, что Эмиль ей подсказывал из темного сарая.
Папа Эмиля побледнел, когда услышал, что говорит девочка - ведь грубые
слова вообще никогда не употреблялись в Катхульте,' и они не стали лучше
от того, что Ида произносила их своим нежным тоненьким голоском.
- Замолчи, Ида! - крикнул папа Эмиля. А потом он просунул руку в окно
и опять схватил Эмиля за шиворот.
- Эмиль! Как тебе только не стыдно! Учишь свою сестру ругаться.
- Вовсе нет! - возмутился Эмиль. - Просто я ей внушал, чтобы она не
смела говорить "черт возьми". И заодно заставил ее выучить еще несколько
слов, которые она никогда не должна произносить.
...Ну вот, теперь ты знаешь, как Эмиль провел 12 июня. И даже если не
все, что он сделал, заслуживает похвалы, надо, однако, признать, что он
проявил в тот день большую находчивость.
Единственная покупка Эмиля, по поводу которой его папа мог еще
ворчать, была бархатная шкатулка - вещь и вправду никчемная, хотя она
так понравилась сестренке Иде. Она положила в нее наперсток, ножницы,
красивый синий осколок и красную ленту для волос. Чтобы уместить все
это, Ида выбросила прямо на пол связку старых писем, которая лежала в
шкатулке. Когда Эмиль, отсидев в сарае, пришел вечером на кухню, он
сразу обратил внимание на эту пачку, валяющуюся в уголке. Он показал ее
Альфреду, который ходил с хлопушкой в руках и бил мух.
- Это тоже может пригодиться, - сказал Эмиль. - Вот если мне
когда-нибудь придется писать много писем, у меня хоть будут готовые
образцы.
Сверху лежало письмо из Америки. Увидев его, Эмиль свистнул от
удивления.
- Гляди, Альфред, нет, ты только погляди, ведь это письмо от Адриана!
Адриан был старшим сыном хозяев Бакхорва, он уже давным-давно уехал в
Америку, но за все это время написал только раз домой - это знали все
жители Л ннеберги, и все сердились на Адриана и жалели его бедных
родителей. Но что было написано в том письме, когда оно наконец пришло,
никто толком не знал, об этом его родители никому не сказали ни слова.
- Вот теперь-то мы это узнаем, - сказал Эмиль. Он ведь сам научился
грамоте и читал не только по печатному, но и по письменному.
Он вынул письмо из конверта и прочел его вслух Альфреду. Он с этим
быстро справился, потому что письмо было коротким.
- "Я убил медведя. Гуд бай".
- Да, это письмо мне вряд ли на что-нибудь сгодится, - сказал Эмиль.
Но оказалось, как ты вскоре узнаешь, что он ошибся. Наступил вечер.
Суббота 12 июня подходила к концу, ночь спустилась на Катхульт и
принесла с собой тишину и покой всем ее обитателям, и людям, и зверям,
всем, кроме Лины, у которой болел зуб. Она лежала на своем голубом ди-
ванчике на кухне не смыкая глаз и только жалобно стонала, а тем временем
короткая июньская ночь пришла и ушла и настал новый день.
Новый день и в жизни Эмиля!
смелые попытки вытащить у Лины коренной зуб,
а потом выкрасил сестренку Иду в синий цвет
Коровы не признают праздников, их надо доить в воскресенье, как и в
любой другой день. В пять утра зазвенел на кухне будильник, и Лине, как
ни болел у нее зуб, пришлось встать. Она глянула в зеркало, висящее на
стене, и завопила не своим голосом: "Ой! Ой! Ой!" И правда, на кого она
была похожа! Ее щека так вспухла, что напоминала булку. Нет, это было
просто ужасно! Лина заплакала.
Ее и в самом деле можно было пожалеть, потому что как раз в это
воскресенье Свенсоны позвали в гости всех соседей на чашку кофе.
- А я не могу им даже на глаза показаться, раз у меня щеки разные, -
пробормотала Лина сквозь слезы и, вздыхая, пошла доить коров.
Но долго ей горевать по этому поводу не пришлось, потому что на
выгоне ее укусила оса. И представь себе, именно в щеку. Только в левую.
Теперь левая щека ничем не отличалась от правой, однако это ее почему-то
не утешило, и она плакала пуще прежнего.
Когда Лина вернулась на кухню, вся семья уже сидела за столом и
завтракала. При виде странного существа с надутыми, будто воздушные
шары, щеками и красными от слез глазами, внезапно возникшего в дверях,
все так и застыли. Лину трудно было узнать. Вид ее мог вызвать только
слезы, поэтому смеяться было нехорошо со стороны Эмиля. В момент
появления Лины Эмиль как раз поднес ко рту стакан молока, а увидев ее,
фыркнул, и брызги молока полетели через стол прямо на папин воскресный
сюртук. Даже Альфред не смог сдержать смешка. А ведь на самом деле Лину
надо было пожалеть! Поэтому мама Эмиля строго посмотрела на Эмиля и
Альфреда и сказала, что ничего смешного тут нет. Но пока она стирала
молоко с папиного сюртука, она взглянула снова на Лину, и, судя по тому,
как дрогнули ее губы, она поняла, почему Эмиль и Альфред фыркнули. Но
Лину она, конечно, очень жалела.
- Бедное мое дитя, - сказала она. - Как тебе в таком виде людям на
глаза показаться! А тут, как назло, гости. Эмиль, сбегай-ка к Крюсе-Майе
и попроси ее прийти нам помочь.
Все в Л ннеберге очень любили пить кофе по воскресеньям, и потому на
всех окрестных хуторах очень обрадовались, когда получили от мамы Эмиля
письмо, где было написано:
Милые соседи! Мы приглашаем вас к нам в это воскресенье на чашку кофе.
Милости просим. Альма и Антон Свенсон.
Катхульт, Л ннеберга.
После завтрака папа и мама Эмиля отправились в церковь, чтобы потом
вернуться домой вместе с гостями.
А Эмиль послушно пошел к Крюсе-Майе, чтобы передать ей мамину
просьбу. Утро было ясное. Весело насвистывая, шагал он по тропинке к
домику Крюсе-Майи, который стоял прямо в лесу.
Если ты когда-нибудь бывал в Смоландском лесу ранним июньским утром,
ты наверняка помнишь, как кукует кукушка, как заливается жаворонок, как
солнце пригревает затылок и как мягко ступать босыми ногами по усыпанной
хвоей тропинке. Идешь и вдыхаешь смолистый воздух и глядишь, как цветет
земляника на лужайке. Поэтому Эмиль не торопился. Но в конце концов он
все же дошел до ветхой избушки Крюсе-Майи, такой маленькой и потемневшей
от времени, что ее едва можно было увидеть сквозь листву деревьев.
Крюсе-Майя сидела на скамеечке и читала газету. Видно было, что
новость, которую она узнала, ее и пугала, и радовала. .
- В Юнчепинге вспыхнула эпидемия тифа, - сказала она, как только
поздоровалась с Эмилем, и сунула ему под нос "Смоландскую газету", чтобы
он сам в этом убедился.
Там действительно было написано, что двое жителей Юнчепинга заболели
тифом. Крюсе-Майя радостно закивала головой и сказала:
- Тиф - ужасная болезнь. И скоро он дойдет и до Л ннеберги, уж поверь
мне!
- А как этот тиф может к нам попасть? - спросил Эмиль.
- Пока ты стоишь здесь, он летает над всем Смоландом, как пух
одуванчика, - сказала Крюсе-Майя. - Килограммы семян тифа,
представляешь, и если они пустят у нас корни, то беда! -- Что это за
болезнь? Вроде чумы? - спросил Эмиль.
О чуме Крюсе-Майя ему уже рассказывала, она обожала говорить о
болезнях и эпидемиях. Чума, уверяла Крюсе-Майя, самая ужасная из всех
болезней, и когда-то, давным-давно, от нее погибли почти все люди, жив-
шие в Смоланде. И если тиф на нее похож... - Крюсе-Майя немного подумала
и сказала:
- Да, вроде чумы. Я точно не знаю, но, кажется, сперва у больного
синеет лицо, а потом он умирает... Да, тиф - ужасная болезнь, ох,
ужасная!
Но тут Эмиль ей рассказал, что у Лины болит зуб и что обе ее щеки
похожи больше на воздушные шары, чем на щеки, и она не может
показываться на люди, а у них, как назло, сегодня гости. Услышав все
это, Крюсе-Майя забыла про тиф и обещала прийти в Катхульт как можно
скорее.
Вернувшись домой, Эмиль застал Лину в слезах. Она сидела на ступеньке
кухонного крыльца и стонала от боли, а рядом стояли Альфред и сестренка
Ида и не знали, как ей помочь.
- Тебе, верно, придется пойти к Сме-Пелле, - сказал Альфред.
Сме-Пелле - так звали кузнеца в Л ннеберге. Вооружившись огромными
страшными клещами, он вырывал, когда надо было, зубы у местных жителей.
- Сколько он берет за выдранный зуб? - спросила Лина между стонами.
- Пятнадцать эре в час, - ответил Альфред. И Лина содрогнулась: как
дорого это стоит, а главное, как долго длится!
-Я вырву зуб быстрее и лучше, чем кузнец, -сказал Эмиль. - Я уже
придумал как.
И он тут же изложил свой способ:
- Мне для этого нужен только Лукас и еще длинная суровая нитка. Я
обвяжу ниткой твой больной зуб, Лина, а другой конец привяжу себе к
поясу, вскочу на Лукаса и помчусь галопом. Нитка натянется - оп! - и
зуба как не бывало.
- Тебе легко говорить: оп - и все! Нет уж, благодарю покорно! - с
негодованием воскликнула Лина. - Меня твой галоп не устраивает.
Но тут зуб заныл пуще прежнего, и Лина, тяжело вздохнув, покорилась.
- Ладно, давай все же попробуем. Бедная я, бедная. Может, получится
выйти за него замуж, хотя Альфред сопротивлялся изо всех сил. Уже давно
Альфред и Эмиль ломали голову над тем, как бы Альфреду отделаться от
Лины, и теперь они очень оживились: может, удастся сплавить Лину
владельцу Кроксторна! Правда, он был староват, и к тому же лысый, зато у
него был свой хутор, и Лине наверняка захочется стать там хозяйкой.
- Давай покараулим, чтобы им никто не помешал, - предложил Эмиль.
Он понимал, что Лине нужно время, чтобы поймать своего кавалера на
крючок.
Но тут на пригорке перед хлевом начали распродавать скотину, и
Альфред с Эмилем, забыв о Лине, бросились туда со всех ног, чтобы
поглядеть на это зрелище.
Папа Эмиля без труда купил большую свинью, которая вот-вот
опоросится, но вокруг коров разгорелся бой. Крестьянин из Бастефаля не
сдавался, и папе Эмиля, чтобы оставить за собой приглянувшуюся ему
корову, пришлось поднять цену до 80 крон. Он чуть ли не стонал,
выкладывая эту чудовищную сумму, и у него уже не хватало денег, чтобы
купить кур, - они достались все тому же крестьянину из Бастефаля.
Все, кроме одной, которая ему просто не понравилась.
- На что мне хромая курица? - сказал он. - Зарежьте ее, и дело с
концом.
Курица, которую крестьянин из Бастефаля приготовил к смерти, когда-то
сломала ногу, кость у нее неправильно срослась, и бедняжка сильно
хромала. Рядом с Эмилем стоял сынишка хозяев, и он сказал Эмилю:
- Вот дурак, отказывается от хромой Лотты! Она у нас рекордсменка,
несет самые крупные яйца. И тогда Эмиль громко крикнул:
- Даю 25 эре за хромую Лотту! Все засмеялись. Все, кроме папы Эмиля.
Он подскочил к Эмилю и опять схватил его за шиворот:
- Сколько дурацких дел ты можешь натворить за один день! Будешь
сидеть в сарае двойной срок.
Слово что воробей: вылетит - не поймаешь. Эмиль предложил 25 эре, и
теперь ему надо было их отдать. Хромая Лотта отныне принадлежала Эмилю,
как бы ни относился к этому его папа.
- Теперь у меня целое хозяйство, - сказал Эмиль Альфреду. - Лошадь и
курица.
- Да, лошадь и хромая курица, - подтвердил Альфред и рассмеялся.
Эмиль сунул хромую Лотту в ящик и отнес к остальным покупкам; у
дровяного сарая уже лежали насос, лопата для хлебов и обтянутая бархатом
шкатулка. Тут же стоял привязанный к столбу Лукас. Эмиль оглядел свое
добро и остался доволен.
Но за это время он совсем упустил из виду Лину. Как идут у нее дела?
Эмиль и Альфред побежали назад к изгороди и с облегчением увидели, что
там все в порядке. Крестьянин обхватил Лину за талию, а она хихикала и
кокетничала пуще прежнего и то и дело пихала своего ухажера в бок с
такой силой, что тот всякий раз валился в траву.
- Он, по-моему, готов, - сказал Эмиль.
Эмиль и Альфред были сердечно рады победе Лины. Но нашелся человек,
не разделивший их радости. Это был Бултен из Бу.
Бултен был самым большим драчуном и пьяницей во всей Л ннеберге, и
если на торге бывали страшные драки, то
чаще всего по его вине, потому что он всегда тут же пускал в ход
кулаки. Ты должен иметь в виду, что в те далекие времена парень в
деревне работал не разгибая спины, весь год напролет, и развлечений у
него почти никаких не было. Поэтому такой вот торг был для него
настоящим праздником, и он уж не упускал повода подраться. Он просто не
знал, как иначе избавиться от того буйства, которое им овладевало, как
только он попадал на люди. К тому же не все, к сожалению, пьют один
лимонад. И уж во всяком случае, не Бултен из Бу.
Когда Бултен подошел к изгороди и увидел, что Лина сидит рядом с
хозяином Кроксторна, строит ему глазки и хихикает, он сказал:
- Как тебе только не стыдно, Лина! На что тебе сдался этот плешивый
кролик? Разве ты не понимаешь, что он слишком стар для тебя?
Так на этот раз началась драка.
Эмиль и Альфред стояли рядом и видели, как разозлился хозяин
Кроксторна. Он тут же отдернул руку, которой обхватил Лину за талию. Это
было просто ужасно: явился Бултен из Бу и разом все испортил, все, на
что надеялись Альфред и Эмиль.
- Нет-нет, не вставай! Прошу тебя, только не вставай! - испуганно
крикнул Эмиль хозяину Кроксторна. - С Бултеном я сам расправлюсь!
И недолго думая Эмиль схватил свою деревянную лопату и что было сил
огрел Бултена по спине. И зря. Потому что Бултен мигом обернулся и
вцепился в Эмиля. Он до того разозлился, что даже начал косить одним
глазом. Эмиль беспомощно повис в его огромных лапах и решил, что настал
его последний час. Но тут Альфред взревел:
- Немедленно отпусти мальчишку, не то я тебе руки и ноги переломаю!
До дому доберешься ползком, уж поверь!
Альфред тоже был очень сильный и тоже любил драться. Не прошло и
секунды, как он и Бултен из Бу уже тузили друг друга.
Все только того и ждали.
- Не мы начали эту драку! - кричали парни, сбегаясь со всех сторон и
бросаясь в кучу дерущихся. У них давно уже руки чесались, но никто не
решался начать первым. Упустить такой случай было просто невозможно.
Но тут Лина заревела во весь голос.
- Они из-за меня дерутся! - кричала она. - Ой-ой-ой, какой ужас!
- Вот когда пригодится лопата! - радостно воскликнул Эмиль и добавил,
повернувшись к Лине: - Не бойся, все будет в порядке! Лопата выручит.
Между тем парни сцепились в огромный клубок, молотили друг друга
кулаками, ругались, кричали, а в самом низу этой кучи копошились
Альфред, Бултен и хозяин Кроксторна.
Эмиль все же не на шутку испугался, что они просто-напросто раздавят
Альфреда, и он, чтобы его освободить, швырнул лопату в кучу
переплетенных тел так, как разбивают битой сложенные в фигуру городки.
Но у Эмиля ничего не получилось: парни не разлетелись в разные стороны,
как он надеялся, а когда он подошел поближе, кто-то попытался сбить его
с ног и вовлечь в общую свалку. Но Эмиль и тут не растерялся: он ловко
увернулся, вскочил на Лукаса и закружил галопом вокруг дерущихся. Волосы
его так и развевались по ветру, он размахивал лопатой и был очень похож
в эту минуту на рыцаря, который кидается в бой с поднятым копьем.
Итак, Эмиль скакал вокруг дерущихся и время от времени бил их
лопатой, а на скаку удар получался куда сильнее, и вскоре ему удалось
разогнать тех, кто был сверху, но их место тут же заняли вновь
подоспевшие, и как усердно Эмиль ни работал лопатой, но никак не мог
высвободить Альфреда.
Женщины и дети толпились вокруг и ревели что было мочи. А папа Эмиля
и остальные крестьяне постарше, которым возраст уже не позволял
ввязываться в драку, растерянно бегали взад-вперед и беспомощно
размахивали руками. Они не знали, как прекратить это побоище.
- Хватит, ребята, пора кончать, - уговаривали они драчунов, хотя и
без всякого толка. - Будет еще торг, приберегите силы!
Но парни так вошли во вкус, что ничего не слыхали, они хотели только
драться, драться и драться!
Эмиль с досадой отбросил лопату.
- Лина, чем реветь, помоги-ка мне лучше, - сказал он. - Не забывай,
что там, внизу, твой жених!
Я уже говорила, что Эмиль был очень находчивый. Послушай только, что
он придумал! У него ведь был теперь насос, а воды в колодце хватало. Он
велел Лине качать воду, а сам взялся за шланг. И тут из шланга вырвалась
такая мощная струя, что любо-дорого было смотреть.
Когда эта холодная струя с силой ударила в клубок тел, все дерущиеся
на мгновение замерли. И уж поверь мне, не прошло и минуты, как драка
прекратилась. Один за другим вылезали из кучи парни. На их огорошенные
мокрые лица нельзя было смотреть без смеха. Медленно поднимались они на
ноги и, пошатываясь, расходились в разные стороны.
Имей в виду, на случай, если ты сам попадешь в драку и тебе захочется
ее прекратить, - холодная вода действует куда лучше, чем деревянная
лопата. Запомни это!
На Эмиля парни зла не имели. Буйство, овладевшее ими, прошло, они
сами понимали, что на этот раз, пожалуй, и хватит.
- Ведь и правда, на той неделе будет торг в Кнасхульте, - сказал
Бултен из Бу и засунул в нос мох, чтобы остановить кровь.
Услышав это, Эмиль подошел к хозяину хутора Кнасхульт и предложил ему
свой насос. И как ты сам понимаешь, крестьянин взял его с благодарностью
- теперь-то все знали, на что он нужен.
Торг кончился, и люди, прихватив свои покупки, стали разъезжаться по
домам. Папа Эмиля тоже собрался в путь. Свинью погрузили на телегу, и
хромая Лотта, покорно лежавшая в ящике, тоже получила там местечко, хотя
папа Эмиля глядел на нее с неодобрением. А Рюлла - так звали корову -
должна была, по общему мнению, пойти своим ходом. Но никто не
поинтересовался, какого мнения на этот счет сама Рюлла.
Ты, наверно, много слышал про диких зверей. А слышал ли ты
когда-нибудь про диких коров? Если нет, могу тебе сказать, что уж коли
корова дикая, то при виде ее даже настоящие дикие звери начинают дрожать
мелкой дрожью и бегут куда глаза глядят.
Рюлла всю свою жизнь была самой смирной и покладистой животиной, но
когда Альфред и Лина подошли к ней, чтобы привязать ее к телеге, она
вдруг вырвалась и так замычала, что все присутствующие застыли от ужаса.
Возможно, она видела, как дрались парни, и решила, что на торге все
дозволено. Но так или иначе, она словно сбесилась, и приблизиться к ней
было опасно для жизни. Сперва к ней попробовал подойти Альфред, потом
папа Эмиля, но Рюлла, низко склонив голову, с диким мычанием гналась за
ними,
явно собираясь поддеть их рогами. Так что Альфреду и папе, чтобы
спастись, пришлось петлять, как лисице. Многие вызывались помочь, но
сладить с коровой никому не удалось.
- Какой ужас! - все твердила Лина, видя, как парни один за другим
спасаются бегством.
В конце концов папу Эмиля охватило бешенство.
- Плакали мои 80 крон! - воскликнул он. - А теперь дайте мне ружье,
придется ее пристрелить.
Он готов был взвыть от досады, но другого выхода не было, бешеную
корову держать нельзя. Это-то он понимал. И все это понимали, а поэтому
хозяин Бакхорва достал свое ружье, зарядил его и сунул в руки папе
Эмиля.
- Ты сам должен это сделать! - сказал он. Но тут раздался голос
Эмиля:
- Погоди, папа!
Я ведь уже говорила, что Эмиль был очень находчивым мальчиком. Он
подошел к папе и сказал ему:
- Раз ты решил ее пристрелить, значит, тебе, наверно, и мне ее
подарить не жалко. Правда?
- На что тебе бешеная корова? - спросил папа. - Разве что на львов с
ней охотиться.
Но папа Эмиля знал, что у Эмиля легкая рука, и потому сказал, что
если Эмилю удастся доставить Рюллу в Катхульт, он получит ее в подарок,
будь она хоть трижды бешеной.
Тогда Эмиль подошел к крестьянину из Бастефаля, тому самому, который
так долго не уступал Рюллу его папе и купил на торге остальных шесть
коров, и сказал ему:
- Хочешь, я перегоню твоих коров до Катхульта? Хутор Бастефаль был
расположен в другом конце округа,
и гнать в такую даль шесть коров было делом не из приятных.
Крестьянин это понимал.
- Давай, гони! - обрадовался он и вынул из кармана брюк
двадцатипятиэровую монетку. - А вот тебе за работу.
Теперь догадайся, что сделал Эмиль? Он побежал в хлев, вывел коров и
погнал их к Рюлле, а как только она оказалась в стаде, она сразу умолкла
и даже опустила глаза - было ясно, что она уже стыдилась своих диких
выходок... Но как же ей было вести себя, бедняжке, когда ее хотели
одну-одинешеньку угнать из родного хлева, разлучив с подругами, с
которыми она привыкла коротать время? Она, естественно, разозлилась, но
никто, кроме Эмиля, не понял почему.
Оказавшись снова среди своих подруг, она покорно затру сила вместе с
ними за телегой. А все присутствующие засмеялись и сказали в один голос:
- А малый из Катхульта, если разобраться, совсем не дурак!
Альфред тоже смеялся.
- Скотовладелец Эмиль Свенсон, - дразнил он Эмиля. - Теперь у тебя
есть лошадь, хромая курица и бешеная корова. Не намерен ли ты
обзавестись еще какой-нибудь скотиной?
- Дай только срок, - невозмутимо ответил Эмиль.
Мама Эмиля стояла у кухонного окна, поджидая своих. Когда она увидела
на дороге целый караван, у нее глаза на лоб полезли. Впереди ехала
телега - правил папа Эмиля, и разместились там Альфред, Лина, огромная
свинья и хромая Лотта, которая громко кудахтала, радуясь только что
снесенному яйцу. А за телегой поспешали семь коров. Шествие замыкал
Эмиль верхом на Лукасе. Он размахивал деревянной лопатой, следя за тем,
чтобы ни одна из коров не отстала.
Мама Эмиля пулей вылетела из дома, а за ней, не отставая ни на шаг,
бежала сестренка Ида.
- Семь коров! - закричала мама Эмиля, подбегая к его папе. - Кто из
нас сошел с ума, ты или я?
- Не ты и не я, а корова, - пробурчал в ответ папа Эмиля. Однако так
легко он, конечно, не отделался. Ему пришлось еще долго все объяснять,
прежде чем мама взяла в толк, что же, собственно, произошло на торге.
И тут она с любовью поглядела на Эмиля.
- Я горжусь тобой, Эмиль. Только объясни мне, ради бога, как ты
узнал, что сегодня утром, когда я хотела посадить хлебы в печь, у меня
раскололась деревянная лопата?
И вдруг мама вскрикнула, потому что взгляд ее упал на Альфреда. Лицо
его так распухло, что было в два раза больше обычного.
- Где это тебя так разукрасили? - ужаснулась мама.
- На торге, в Бакхорве, - объяснил Альфред. - А в понедельник торг в
Кнасхульте.
Лина с мрачным видом слезла с телеги. Ей уже не с кем было хихикать и
кокетничать.
- Ты что так нахохлилась? - спросила ее мама Эмиля. - Что случилось?
- Зуб болит, - еле слышно прошептала Лина.
Дело в том, что тот хуторянин из Кроксторна, который
сидел с ней у изгороди, все угощал ее карамельками, и она их все
грызла да грызла, а теперь у нее так разболелся коренной зуб, что просто
голова разламывалась.
Но как бы ни болел зуб, коров доить надо, и Лина тут же побежала на
выгон, потому что они и так уж заждались.
Рюлле и ее шести подругам тоже не терпелось, чтобы их подоили, и
теперь они громко и требовательно мычали.
- Раз здесь нет их хозяина, придется уж нам выручать, - сказал Эмиль,
сел на табуретку и сам стал доить - заметь, он все умел, этот мальчик, -
сперва Рюллу, а потом, по очереди, всех остальных коров. Он надоил
тридцать литров, и мама спустила молоко в погреб, чтобы потом сделать
сыр. Получилась большая головка вкусного сыра, и это доставило Эмилю
немало радости.
А яйцо, которое хромая Лотта снесла по дороге домой, Эмиль тут же
сварил и поставил на стол перед папой, который угрюмо ждал, чтобы ему
подали ужин.
- Это тебе от хромой Лотты, - сказал Эмиль.
Потом он протянул папе стакан парного молока и добавил:
- А это от Рюллы.
Папа молча ел и пил, а мама, вооружившись лопатой Эмиля, смогла,
наконец, посадить все хлебы в печь.
Лина приложила тем временем к больному зубу горячую картошку, от чего
зуб разболелся еще больше. Впрочем, Лина и не надеялась, что боль
пройдет.
- Все я про тебя знаю, - сказала Лина зубу. - Но раз ты так упрям, то
и я буду упрямой.
- Зато хозяин Кроксторна не поскупился для тебя на карамельки, -
дразнил ее Альфред. - Ешь, сколько твоей душеньке угодно! Знаешь что,
Лина, выходи-ка ты за него замуж.
Лина вскипела:
- За этого старика! Ни за что! Да ему пятьдесят лет, а мне только
двадцать пять. Думаешь, мне нужен муж в два раза меня старше?
- Это не имеет никакого значения, - горячо вмешался Эмиль. - Поверь,
ровным счетом никакого.
- Тебе легко говорить, - отрезала Лина. - Сейчас, может, и не имеет,
но ведь когда мне будет пятьдесят, ему будет сто! Вот уж хлебну с ним
горя!
- Всяк судит по своему разумению, Лина, - сказала мама Эмиля и,
отправив последний хлеб в печь, прикрыла ее заслонкой. - Какую замеча-
тельную лопату ты привез, Эмиль, - добавила она.
Когда папа Эмиля съел яйцо и выпил молоко, Эмиль сказал:
- Ну, теперь мне пора в сарай.
Папа Эмиля стал бормотать, что как раз сегодня, если взять весь день
в целом, Эмиль не сделал ничего такого, чтобы сидеть в сарае, но Эмиль
был непоколебим:
- Нет уж! Раз ты мне сказал, что я буду сидеть, значит, буду сидеть.
И он тихо, с достоинством удалился в сарай и там принялся резать свою
сто двадцать девятую фигурку.
Хромая Лотта уже спала на шесте в курятнике, а Рюлла мирно паслась на
пастбище вместе со своими подругами, когда явился крестьянин из
Бастефаля. Он долго разговаривал с папой Эмиля о торге и обо всем, что
там приключилось, и потому прошло немало времени, прежде чем папа
вспомнил про Эмиля. Но как только крестьянин со своими шестью коровами
отправился домой, папа пошел к сараю.
Еще издали он увидел, что Ида сидит на корточках на скамейке у окна
сарая и держит в руках бархатную шкатулку с крышкой, украшенной
ракушками. Держит так бережно, словно это самая прекрасная вещь на свете
и у нее такой никогда еще не было. Папа Эмиля был на этот счет другого
мнения:
- Что за дурацкая вещь! Кому нужна такая старая бархатная шкатулка!
Ида не заметила папу, поэтому она не замолчала" а наоборот, послушно
повторяла слово в слово то, что Эмиль ей подсказывал из темного сарая.
Папа Эмиля побледнел, когда услышал, что говорит девочка - ведь грубые
слова вообще никогда не употреблялись в Катхульте,' и они не стали лучше
от того, что Ида произносила их своим нежным тоненьким голоском.
- Замолчи, Ида! - крикнул папа Эмиля. А потом он просунул руку в окно
и опять схватил Эмиля за шиворот.
- Эмиль! Как тебе только не стыдно! Учишь свою сестру ругаться.
- Вовсе нет! - возмутился Эмиль. - Просто я ей внушал, чтобы она не
смела говорить "черт возьми". И заодно заставил ее выучить еще несколько
слов, которые она никогда не должна произносить.
...Ну вот, теперь ты знаешь, как Эмиль провел 12 июня. И даже если не
все, что он сделал, заслуживает похвалы, надо, однако, признать, что он
проявил в тот день большую находчивость.
Единственная покупка Эмиля, по поводу которой его папа мог еще
ворчать, была бархатная шкатулка - вещь и вправду никчемная, хотя она
так понравилась сестренке Иде. Она положила в нее наперсток, ножницы,
красивый синий осколок и красную ленту для волос. Чтобы уместить все
это, Ида выбросила прямо на пол связку старых писем, которая лежала в
шкатулке. Когда Эмиль, отсидев в сарае, пришел вечером на кухню, он
сразу обратил внимание на эту пачку, валяющуюся в уголке. Он показал ее
Альфреду, который ходил с хлопушкой в руках и бил мух.
- Это тоже может пригодиться, - сказал Эмиль. - Вот если мне
когда-нибудь придется писать много писем, у меня хоть будут готовые
образцы.
Сверху лежало письмо из Америки. Увидев его, Эмиль свистнул от
удивления.
- Гляди, Альфред, нет, ты только погляди, ведь это письмо от Адриана!
Адриан был старшим сыном хозяев Бакхорва, он уже давным-давно уехал в
Америку, но за все это время написал только раз домой - это знали все
жители Л ннеберги, и все сердились на Адриана и жалели его бедных
родителей. Но что было написано в том письме, когда оно наконец пришло,
никто толком не знал, об этом его родители никому не сказали ни слова.
- Вот теперь-то мы это узнаем, - сказал Эмиль. Он ведь сам научился
грамоте и читал не только по печатному, но и по письменному.
Он вынул письмо из конверта и прочел его вслух Альфреду. Он с этим
быстро справился, потому что письмо было коротким.
- "Я убил медведя. Гуд бай".
- Да, это письмо мне вряд ли на что-нибудь сгодится, - сказал Эмиль.
Но оказалось, как ты вскоре узнаешь, что он ошибся. Наступил вечер.
Суббота 12 июня подходила к концу, ночь спустилась на Катхульт и
принесла с собой тишину и покой всем ее обитателям, и людям, и зверям,
всем, кроме Лины, у которой болел зуб. Она лежала на своем голубом ди-
ванчике на кухне не смыкая глаз и только жалобно стонала, а тем временем
короткая июньская ночь пришла и ушла и настал новый день.
Новый день и в жизни Эмиля!
смелые попытки вытащить у Лины коренной зуб,
а потом выкрасил сестренку Иду в синий цвет
Коровы не признают праздников, их надо доить в воскресенье, как и в
любой другой день. В пять утра зазвенел на кухне будильник, и Лине, как
ни болел у нее зуб, пришлось встать. Она глянула в зеркало, висящее на
стене, и завопила не своим голосом: "Ой! Ой! Ой!" И правда, на кого она
была похожа! Ее щека так вспухла, что напоминала булку. Нет, это было
просто ужасно! Лина заплакала.
Ее и в самом деле можно было пожалеть, потому что как раз в это
воскресенье Свенсоны позвали в гости всех соседей на чашку кофе.
- А я не могу им даже на глаза показаться, раз у меня щеки разные, -
пробормотала Лина сквозь слезы и, вздыхая, пошла доить коров.
Но долго ей горевать по этому поводу не пришлось, потому что на
выгоне ее укусила оса. И представь себе, именно в щеку. Только в левую.
Теперь левая щека ничем не отличалась от правой, однако это ее почему-то
не утешило, и она плакала пуще прежнего.
Когда Лина вернулась на кухню, вся семья уже сидела за столом и
завтракала. При виде странного существа с надутыми, будто воздушные
шары, щеками и красными от слез глазами, внезапно возникшего в дверях,
все так и застыли. Лину трудно было узнать. Вид ее мог вызвать только
слезы, поэтому смеяться было нехорошо со стороны Эмиля. В момент
появления Лины Эмиль как раз поднес ко рту стакан молока, а увидев ее,
фыркнул, и брызги молока полетели через стол прямо на папин воскресный
сюртук. Даже Альфред не смог сдержать смешка. А ведь на самом деле Лину
надо было пожалеть! Поэтому мама Эмиля строго посмотрела на Эмиля и
Альфреда и сказала, что ничего смешного тут нет. Но пока она стирала
молоко с папиного сюртука, она взглянула снова на Лину, и, судя по тому,
как дрогнули ее губы, она поняла, почему Эмиль и Альфред фыркнули. Но
Лину она, конечно, очень жалела.
- Бедное мое дитя, - сказала она. - Как тебе в таком виде людям на
глаза показаться! А тут, как назло, гости. Эмиль, сбегай-ка к Крюсе-Майе
и попроси ее прийти нам помочь.
Все в Л ннеберге очень любили пить кофе по воскресеньям, и потому на
всех окрестных хуторах очень обрадовались, когда получили от мамы Эмиля
письмо, где было написано:
Милые соседи! Мы приглашаем вас к нам в это воскресенье на чашку кофе.
Милости просим. Альма и Антон Свенсон.
Катхульт, Л ннеберга.
После завтрака папа и мама Эмиля отправились в церковь, чтобы потом
вернуться домой вместе с гостями.
А Эмиль послушно пошел к Крюсе-Майе, чтобы передать ей мамину
просьбу. Утро было ясное. Весело насвистывая, шагал он по тропинке к
домику Крюсе-Майи, который стоял прямо в лесу.
Если ты когда-нибудь бывал в Смоландском лесу ранним июньским утром,
ты наверняка помнишь, как кукует кукушка, как заливается жаворонок, как
солнце пригревает затылок и как мягко ступать босыми ногами по усыпанной
хвоей тропинке. Идешь и вдыхаешь смолистый воздух и глядишь, как цветет
земляника на лужайке. Поэтому Эмиль не торопился. Но в конце концов он
все же дошел до ветхой избушки Крюсе-Майи, такой маленькой и потемневшей
от времени, что ее едва можно было увидеть сквозь листву деревьев.
Крюсе-Майя сидела на скамеечке и читала газету. Видно было, что
новость, которую она узнала, ее и пугала, и радовала. .
- В Юнчепинге вспыхнула эпидемия тифа, - сказала она, как только
поздоровалась с Эмилем, и сунула ему под нос "Смоландскую газету", чтобы
он сам в этом убедился.
Там действительно было написано, что двое жителей Юнчепинга заболели
тифом. Крюсе-Майя радостно закивала головой и сказала:
- Тиф - ужасная болезнь. И скоро он дойдет и до Л ннеберги, уж поверь
мне!
- А как этот тиф может к нам попасть? - спросил Эмиль.
- Пока ты стоишь здесь, он летает над всем Смоландом, как пух
одуванчика, - сказала Крюсе-Майя. - Килограммы семян тифа,
представляешь, и если они пустят у нас корни, то беда! -- Что это за
болезнь? Вроде чумы? - спросил Эмиль.
О чуме Крюсе-Майя ему уже рассказывала, она обожала говорить о
болезнях и эпидемиях. Чума, уверяла Крюсе-Майя, самая ужасная из всех
болезней, и когда-то, давным-давно, от нее погибли почти все люди, жив-
шие в Смоланде. И если тиф на нее похож... - Крюсе-Майя немного подумала
и сказала:
- Да, вроде чумы. Я точно не знаю, но, кажется, сперва у больного
синеет лицо, а потом он умирает... Да, тиф - ужасная болезнь, ох,
ужасная!
Но тут Эмиль ей рассказал, что у Лины болит зуб и что обе ее щеки
похожи больше на воздушные шары, чем на щеки, и она не может
показываться на люди, а у них, как назло, сегодня гости. Услышав все
это, Крюсе-Майя забыла про тиф и обещала прийти в Катхульт как можно
скорее.
Вернувшись домой, Эмиль застал Лину в слезах. Она сидела на ступеньке
кухонного крыльца и стонала от боли, а рядом стояли Альфред и сестренка
Ида и не знали, как ей помочь.
- Тебе, верно, придется пойти к Сме-Пелле, - сказал Альфред.
Сме-Пелле - так звали кузнеца в Л ннеберге. Вооружившись огромными
страшными клещами, он вырывал, когда надо было, зубы у местных жителей.
- Сколько он берет за выдранный зуб? - спросила Лина между стонами.
- Пятнадцать эре в час, - ответил Альфред. И Лина содрогнулась: как
дорого это стоит, а главное, как долго длится!
-Я вырву зуб быстрее и лучше, чем кузнец, -сказал Эмиль. - Я уже
придумал как.
И он тут же изложил свой способ:
- Мне для этого нужен только Лукас и еще длинная суровая нитка. Я
обвяжу ниткой твой больной зуб, Лина, а другой конец привяжу себе к
поясу, вскочу на Лукаса и помчусь галопом. Нитка натянется - оп! - и
зуба как не бывало.
- Тебе легко говорить: оп - и все! Нет уж, благодарю покорно! - с
негодованием воскликнула Лина. - Меня твой галоп не устраивает.
Но тут зуб заныл пуще прежнего, и Лина, тяжело вздохнув, покорилась.
- Ладно, давай все же попробуем. Бедная я, бедная. Может, получится