До Слона дошло.
— Сколько же мы с тобою не виделись, Алик?
— Так лет восемь уже…
Слон несколько минут молчал в трубку. Потом спросил:
— У тебя все хорошо, Алик?
— Спасибо, все хорошо!
— А с деньгами?
— Здесь сейчас много туристов… Я и с олигархами работал переводчиком! Знаете Березовского?.. А Ханова?.. С Крановым пришлось… Хамский человек!.. С Авеном Петром…
Он еще про много чего щебетал незначащего, а Слон всеми мыслями, всем существом своим был уже в России…
Внезапно гравер подумал, что просрал жизнь…
— Прощай, Алик!
— Прощайте, господин Слонов!
Его арестовали на границе.
Русские пограничники самые злые пограничники в мире. Злее только белорусские. И те, и другие высочайшие профессионалы. Мимо них и мышь с недозволенным не проскочит!
Не проскочил и Слон.
Прапорщик Тюрина, женщина, тратящая большую часть зарплаты на то, чтобы из жгучей брюнетки превратиться в блондинку, приняла паспорт Слона обыденно. Но уже через секунду ее острый глаз обнаружил, что паспорт просрочен на не- сколько лет и принадлежит еще Советскому Союзу, который остался в истории. А вот гражданин той, принадлежащей истории, страны явился вдруг не запылился.
— Чагой-то вы? — спросила.
— Да вот, так, — ответил Слон.
— А в консульстве в Берлине чего паспорт не поменяли?
Слон с улыбкой пожал плечами. Мол, вот такой вот я растеряха.
— Простите меня, — попросил он.
— Так вы что, из Запорожья? — почему-то вскричала прапорщик Тюрина.
— Из Запорожья, — подтвердил Слон.
— Так это другая страна!
— И что?
— Во, хохлы, обнаглели!
Прапорщик Тюрина заблокировала Слону выход и нажала на тревожную кнопку.
Далее Слон почти сутки находился в отделении милиции аэропорта Шереметьево. У него забрали все наличные доллары, как сказали, „на хранение“, пару раз дали за что-то по почкам. Позже пояснили, что за подделанные визы.
Менты забыли отобрать мобильный телефон.
Он набрал номер друга.
— Это я, — сказал.
— Слоняра! — обрадовался Кран. — Ты где, дружище?
— Меня арестовали в Шереметьево.
— Как арестовали! За что? Моего друга арестовали!!!
— Что-то с документами…
— Да я сейчас Божайло жопу порву!!!
На этом месте менты и телефон отобрали. На сей раз попробовали на прочность печень.
Печень у мужика оказалась крепкой.
Уже через семь минут камеру собственноручно открыл начальник службы безопасности аэропорта. Довольно мило улыбаясь, он просил извинить за некомпетентность своих сотрудников, обещал принять меры и пригласить господина Слонова проинспектировать эти принятые меры.
— Кофе? — предложил.
— Пусть милиционеры деньги отдадут и телефон.
Начальник СБ аэропорта рявкнул так, что сотрясло весь аэропорт.
Менты отдали только мобильник, бабки зажали. После, когда закруглились с крутым, поделились долларами с начальником СБ.
Кран встречал друга на „шестисотом“ бронированном.
Они минут двадцать обнимались и повизгивали от счастья, как будто детьми были. Даже автоматчики из сопровождения смущенно улыбались и отводили в сторону глаза.
А потом они пропьянствовали целую неделю, не вылезая из бардаков, кугя в казино, нарушая общественный порядок разбитной Москвы.
Вместе с ними разделял все их игры некий парень, которого Кран звал Пловцом.
— Кто это? — поинтересовался Слон.
— Бывший муж моей жены! — ответил друг.
А через месяц случился август 1998 года.
Пловца прогнали, а Слон сам отошел в сторону, давая возможность Крану прийти в себя. Как раз в это время он и вспомнил о Кристине Егоровне. А также захотел увидеть дочь свою Нинку.
Встреча была столь бурной и радостной, как будто Слон был примерным отцом и семьянином, вернувшимся из длительной командировки.
Четырнадцатилетняя Нинка выросла невероятной красавицей и все обнимала объявившегося отца, а Слон от этих объятий содрогался, как от ласк взрослой женщины. Осекал себя с трудностями.
Кристина Егоровна не помолодела, но следила за собой благодаря карточке VISA… Потихонечку наладилась семейная жизнь…
А потом Слона приняли органы безопасности. По-серьезному приняли. На целых три года.
Разрабатывал Слонова подполковник ФСБ Окладов, человек с бескровным лицом, похожий на вампира и очень желающий отличиться.
— Предатель? — предъявил он на первом допросе. — Америкосам продал?
— Сам ты мудак! — ответил Слон запросто.
Окладов от отповеди и вовсе стал походить на стеаринового человека. Но форс держал. Сын кадрового гэбиста, он был умен, имел чутье и промахов не знал.
— Визы в паспорте поддельные?
— Согласен.
— Зачем?
— Мир хотел посмотреть.
Окладов маленькими глоточками наслаждался пахучим кофе, тогда как Слон сугки воды не пил. Водопроводный кран в камере пересох, казалось, еще в прошлом веке.
— Посмотрел?
— Посмотрел.
— Ты же „стали и сплавов“ заканчивал?
— Техникум.
— А теперь америкосы по нашим технологиям свои шаттлы строят для полетов в бесконечность!
— Молодцы! Хоть кто-то что-то строит по нашим технологиям!
— Ну, вот, — откинулся на спинку стула Окладов. На его пергаментной физиономии проявилось удовлетворение. — И за что ты их любишь? Мы же им холодную войну проиграли! Страну профу-фу!
— Вот и хорошо! — облизал потрескавшиеся губы Слон. — Слава Богу, что проиграли. Выиграли бы — горячую войну начали. Мы ж народ неуемный… А с той страной… Да хер с ней, с той страной!.. Не было ее ранее, при бабке моей, так и при детях моих не надо! Бабка моя довольна была!
— Так, значит, ты идейный предатель? — вывел заключение подполковник Окладов.
— Ну чуть что-то, я и предатель? — поинтересовался Слон. Он был настолько спокоен, и именно спокоен, а не делал виды, что Окладов начинал нервничать.
— За что у нас простому технарю присваивают орден Почетного Легиона?
— Ах, вот оно что! — понял Слон, откуда ноги растут. — Ну, конечно же, орденами награждают только за продажу ядерных технологий!
— Поподробнее…
— Ну, дебил!
— У меня два высших, — проинформировал Окладов. Губы его обескровились до конца и слились с бледной кожей. — Ты — недоумок! Срок тебе до пожизненного!
— Ты знаешь, ученый перец, у меня помимо Легиона есть еще и Шевалье, и орден Двуречья!.. Это у меня, у недоучки!.. А у тебя, поди, и „Спасения на водах“ нет! Или я не прав?
— Значит, идейный, — уверовал Окладов.
— Пиши — идейный! — согласился Слон.
— Чего ж мать твоя в хосписе хохляцком сгнила? Тоже за идею?
Здесь Слон выдержать не мог. Он так неожиданно и сильно ударил Окладова по физиономии, что сломал ему нос и челюсть одновременно. Содержалась еще могучая сила в его груди.
Что самое интересное, из носа подполковника не вытекло и капли крови единой. Он просто откинулся со стула и пребывал без сознания…
Больше Слонова никто не вызывал. Целый месяц его били, а потом законсервировали в следственном изоляторе ФСБ.
В первый год даже гулять не выводили.
На второй сменились надзиратели. Самый молодой как-то глянул в глазок и увидал на стене огромную нарисованную стодолларовую купюру. Если бы не размеры, то один в один!
А потом его Слон завербовал. Долго искушал рассказами, что сидит за фальшивомонетничество, что его деньги ни один банк мира не смог просечь. Что, мол, его выпускают тогда, когда нужно денежную диверсию в мире осуществить.
— Ты сходи домой ко мне да попроси Кристи ну Егоровну, чтобы чемоданчик тебе выдала, — инструктировал Слон вертухая. — Да не новый бери, а старый, Борис Борисыча. Я в записке на пишу… Я тебе в неделю косарь рисовать стану, тысчонку по-простому… Ну, а ты мне радиоприемничек портативный, покушать там чего сладенького…
Молодой вертухай соблазна не выдержал и через полгода купил себе иномарку, неразумный. На том и спалился… В камере Слона, как и во всех остальных, имелось скрытое видеонаблюдение, и микрофоны даже в унитазе прятались.
Слон в свободное от работы по долларам время повторил для собственного утешения и радости свою первую в жизни работу — сделал пять металлических рублей — старых, советских, с гербом, по памяти…
Ел и пил в камере неплохо, на третий год даже телевизор поставили. Начальник следственного изолятора ФСБ глядел в монитор видеонаблюдения и истинно наслаждался работой художника.
— Гений! — восторгался. — Кудесник!
Начальник воистину искренне любил сидельца, так как за три года поднялся на полтораста тысяч баксов, да и реалити-шоу смотрел с удовольствием. Сажал на просмотр и сыновей своих, чтобы овладевали искусством, но взросшее семя его оказалось бездарным на тонкую работу. Даже деревянный не смогли нарисовать!.. Начальник следственного изолятора попереживал горестно целый квартал, да и определил сыновей в вертухаи.
— Династия! — возвестил он.
В самом конце третьего года сидения, в июле месяце, в камеру к Слону подсадили некоего субъекта.
Наседка, подумал Слон.
— Карл, — представился новичок.
— Украл коралл, — вспомнил старый зек.
— Значит, политический! — радостно определил субъект и оскалил рот с многочисленными зубами.
— Политический.
— Фальшивомонетчик.
— Тебя чего сюда, убогий? — поинтересовался Слон.
Карл улыбнулся и облизал губы на манер собаки.
— Да на тебя посмотреть, — ответил, чавкнув.
— Представься как положено тогда! — заявил Слон. — Здесь тебе не бардак, а тюрьма. Какого звания?
— Я-то… — Карл задумался. — Я… Я- универсал.
— Беспредельный, что ли?
— Абсолютно.
— Таких не люблю. Будешь надоедать — покалечу.
— Да нет, — уверил соседа Карл. — Я здесь ненадолго.
— Я тоже… Третий год кончается…
— Скучно?
— Привык.
— А без баб?
— А мне и на воле бабы были по барабану! Есть — хорошо, нет — и так нормально! Дело — главное!
— И чего ты так всякие цацки любишь? — вдруг задал вопрос Карл. — Зачем тебе ордена?
— Ну вот, — расстроился Слон. — Я так и думал, что ты наседка!
Он не торопясь встал, собираясь бить подсадного.
— Не советую, — предупредил Карл. На его поросшем рыжими бакенбардами лице сияла улыбка.
Слон совету не внял, а размахнулся от души да послал пудовый кулак в цель. Такой удар мог пробить стену, но Карл каким-то образом, выказывая невероятную ловкость, от удара уклонился да успел при этом перехватить летящий снаряд. Затем кисть руки Слона оказалась в положении излома. Чуть-чуть надави, и сломается.
— Твои руки — твой хлеб! — объяснил Карл. — Больше не будешь нарываться?
— Все понял.
Начальник следственного изолятора просто кайф словил от просмотренного. Он даже стал подумывать, не продать ли пленки на телевизор, там любят такое. Он еще не знал, что через два дня будет уволен с занимаемой должности за побег из изолятора заключенного, потом попадет под суд и будет отправлен в колонию „Зяблик“, что под Сургутом. А там над ним будут особенно издеваться. Но не заключенные, а коллега — некто начлагеря Рогов, наделавший в женской душевой дырок, как в дуршлаге, да только напрасно. Кто-то наверху нарыл непорядок, что как это так — общая зона! Со сталинских времен такого нету. Зоны разделили, и теперь в женской душевой мылись уголовные мужики, да все дивились дыркам в стенах. Просили начлагеря устранить, чтобы петухи не зырили. Рогов с ностальгической грустью согласился… Но пока начальник следственного изолятора ФСБ попивал водочку под хорошую закусочку и зырил в монитор…
Весь вечер после стычки Слон молчал.
И Карл молчал.
В эту ночь Карл впервые задумался о собственном предназначении. Глупо, конечно, но…
Долго эта рефлексия не продлилась, так как у Карла вовсе не было предназначения. Он был сам предназначением, был волен определять чужое и составлять космический пазл для собственного развлечения.
— Ты знаешь, кто я? — неожиданно спросил Карл в ночи.
— Говно, — отозвался Слон.
— Я — демон…
— Смешное погонялово.
— Это не погонялово.
— А что?
— Суть.
— Если так, то у нас каждый второй демон… Убийца ты, что ли?
— Там где суть, убийство неважно.
— А что важно? — Слон хотел спать, и дурацкий разговор его раздражал. Но кисть руки болела, давая понять, что лучше силу уважать. Тюремная наука.
— Ничего не важно.
— Ну, тогда давай спать.
Карл не умел спать, а потому переместился на ночное время суток в клуб „Лето“, в туалете которого угощал молоденьких девок кокаином. Девки нюхали порошок с удовольствием и предлагали щедрому дядечке сексуальные услуги. Карл не отнекивался, а воспользовался всеми предложениями. Оттянувшись славно, он под утро вернулся в камеру следственного изолятора ФСБ полный сил.
Позавтракали. Слон беседовать не хотел. Ел кашу молча. Сплевывал мелкие камешки.
— Странно, как у вас все здесь… — вдруг произнес Карл, казалось, не к месту.
— Тюрьма как тюрьма, — ответил Слон.
— Чего хотите — сами не знаете. Жизнь ваша — миг! И ту на ерунду тратите!
— Сам ты — ерунда!
— Не огрызайся! — Карл находился в милом расположении духа. — А в пространствах все завязано. Все петелька — крючочек… Сделал одну дурость, всё знай — логика придет в конце! Во всем нелогичном — всегда логический конец!
— Ты чего с утра философию? Плохо опорожнился?
— А потому что вечером у меня времени не будет! Уйду я до вечера!..
— Так ты довести меня хочешь до вечера? Это твой логический конец?
— Ты знаешь, что Нинка твоя анашу курит? Слон сжал кулаки и сощурил глаза.
— А ты откуда про Нинку знаешь?
— Я много знаю…
— Экстрасенс?
— Я — кварк.
— Чего?
— Я — гипотетическая частица. Весь мир состоит из меня.
Слон не выдержал.
— Честно тебе скажу, бля, затрахал! Я что, бля, пожрать нормально не могу?!! Или это новая фээсбэшная фигня…
— Ты меня тоже затрахал, — вдруг разозлился Карл. — Я ему — откровение, а он… Нет, в этом мире вес дегенераты!.. Я тебе все-таки руку сломаю!
— Ну, сломай! Сломай, только мозг не трахай!
Карл в принципе не мог злиться, так как не имел чувств. В своей системе координат он только мог их прогнозировать, предполагать и имитировать. Сейчас он решал, ломать руку сокамернику или нет. Злиться или оставаться спокойным.
И руку ломать не стал, и злиться счел неразумным.
— Ладно, — сказал Карл. — Надоел ты мне! Все мне надоело у вас! Буду валить!
— Давай-давай! — поддержал Слон. — Ты в каком звании? Капитан?..
— На прощание скажу: в 2021 году внуки твои продадут все заработанные тобой ордена еще до того, как ты умрешь! Никто так и не узнаег, что иракские деньги — твоя работа и что вся Европа ежесекундно будет сжимать в потных ладонях тобою произведенные шедевры. Ты проживешь долго, но умрешь в бесславии. Похоронят тебя в Дедовске, на маленьком кладбище. Дочь лишь раз навестит твою могилу…
— А Нинка? — неожиданно для себя спросил Слон.
— Не надо ждать от своих отпрысков слишком многого… Но до смерти ты увидишь еще слишком много горя. Чужого горя, которое произойдет с твоими друзьями и близкими… Это будет и твоим горем.
Слон сам не понял, как такое произошло. Словно затмение приключилось с его мозгом, будто в голове свет отключили.
Он огрел Карла металлическим стулом по башке и тотчас понял, что тот умер.
Крови не было, просто в глазах у Карла погасло.
Слон перетащил мертвое тело на кровать, затем порыскал за парашей, откуда вытащил полиэтиленовый мешочек. Высыпал из него на ладонь металлические рубли, сделанные для собственной радости.
Тяжелые, он их уложил по одному на каждый глаз Карла. Подумал несколько и приспособил третий Карлу на лоб. Два оставшихся спрятал обратно.
— Пророк херов! — сопроводил действие словами.
Сел за стол, спиной к шконке с мертвецом, доел хлеб. Подумал, что теперь в тюрьме навсегда…
Начальник изолятора сидел перед монитором с открытым ртом.
Такие кадры — несомненная удача! Теперь надо будет поставить финал. Группа спецназа захватывает убийцу!
Начальник отдал по селектору нужный приказ и приготовился смотреть апофеоз постановки.
Далее ему пришлось увидеть то, что заставило его потом месяц просидеть на транквилизаторах.
Как оказалось, Карл не умер, пришел в себя, встал со шконки и подошел со спины к Слонову. Он обхватил его горло могучими руками и принялся душить. Начальник уже созерцал вываливающийся язык фальшивомонетчика, но на ЧП подоспел спецназ.
Здесь-то произошло самое фантасмагорическое.
Карл отпустил горло Слонова и под дулами автоматов растворился в пространстве, проговорив при этом:
— Валю!
„Это — „Оскар“! — подумал начальник изолятора ФСБ. — За документальное кино…“
Но через два дня произошло то, на что вовсе не рассчитывал тюремный руководитель. Его отстранили от занимаемой должности в связи с побегом особо важного заключенного.
Полковник Окладов, потирая челюсть, сообщил начальнику следственного изолятора, чтобы тот готовился к судебному процессу.
— К закрытому, — пояснил.
Дело было предано узкой огласке, после чего выяснилось, что в следственном изоляторе ФСБ три года без суда и следствия находится некто гражданин Слонов, неизвестно за что привлеченный… Интересно, что полковнику Окладову удалось отстраниться от нехорошего происшествия. Также выяснилось, что Слонов имеет несколько высших орденов разных стран, у которых с Россией дружеские отношения.
Отца евро выпустили, а в День национального единства, пригласили на прием в Кремль как выдающегося соотечественника…
На приеме Слон встретил своего давнего знакомого по Швейцарии. Еле узнал.
— Как ты? — поинтересовался. — Вискарика?
— Не пью несколько лет… А так все хорошо.
— Как Модильяни? Нашел глаза?
Он кивнул, хмыкнул, а затем приблизился к его уху и прошептал:
— Я знаю, что ты изобретатель евро! — прошептал и быстрыми шагами ушел прочь.
Тотчас какой-то человек с подобострастной физиономией поведал Слонову, что тот только что общался со всесильным помощником Президента Российской Федерации.
— Бля! — только и вырвалось из уст Слона.
Еще он подумал, что, знай это, непременно бы подарил собутыльнику собственноручно сделанный советский рубль…
14
— Сколько же мы с тобою не виделись, Алик?
— Так лет восемь уже…
Слон несколько минут молчал в трубку. Потом спросил:
— У тебя все хорошо, Алик?
— Спасибо, все хорошо!
— А с деньгами?
— Здесь сейчас много туристов… Я и с олигархами работал переводчиком! Знаете Березовского?.. А Ханова?.. С Крановым пришлось… Хамский человек!.. С Авеном Петром…
Он еще про много чего щебетал незначащего, а Слон всеми мыслями, всем существом своим был уже в России…
Внезапно гравер подумал, что просрал жизнь…
— Прощай, Алик!
— Прощайте, господин Слонов!
Его арестовали на границе.
Русские пограничники самые злые пограничники в мире. Злее только белорусские. И те, и другие высочайшие профессионалы. Мимо них и мышь с недозволенным не проскочит!
Не проскочил и Слон.
Прапорщик Тюрина, женщина, тратящая большую часть зарплаты на то, чтобы из жгучей брюнетки превратиться в блондинку, приняла паспорт Слона обыденно. Но уже через секунду ее острый глаз обнаружил, что паспорт просрочен на не- сколько лет и принадлежит еще Советскому Союзу, который остался в истории. А вот гражданин той, принадлежащей истории, страны явился вдруг не запылился.
— Чагой-то вы? — спросила.
— Да вот, так, — ответил Слон.
— А в консульстве в Берлине чего паспорт не поменяли?
Слон с улыбкой пожал плечами. Мол, вот такой вот я растеряха.
— Простите меня, — попросил он.
— Так вы что, из Запорожья? — почему-то вскричала прапорщик Тюрина.
— Из Запорожья, — подтвердил Слон.
— Так это другая страна!
— И что?
— Во, хохлы, обнаглели!
Прапорщик Тюрина заблокировала Слону выход и нажала на тревожную кнопку.
Далее Слон почти сутки находился в отделении милиции аэропорта Шереметьево. У него забрали все наличные доллары, как сказали, „на хранение“, пару раз дали за что-то по почкам. Позже пояснили, что за подделанные визы.
Менты забыли отобрать мобильный телефон.
Он набрал номер друга.
— Это я, — сказал.
— Слоняра! — обрадовался Кран. — Ты где, дружище?
— Меня арестовали в Шереметьево.
— Как арестовали! За что? Моего друга арестовали!!!
— Что-то с документами…
— Да я сейчас Божайло жопу порву!!!
На этом месте менты и телефон отобрали. На сей раз попробовали на прочность печень.
Печень у мужика оказалась крепкой.
Уже через семь минут камеру собственноручно открыл начальник службы безопасности аэропорта. Довольно мило улыбаясь, он просил извинить за некомпетентность своих сотрудников, обещал принять меры и пригласить господина Слонова проинспектировать эти принятые меры.
— Кофе? — предложил.
— Пусть милиционеры деньги отдадут и телефон.
Начальник СБ аэропорта рявкнул так, что сотрясло весь аэропорт.
Менты отдали только мобильник, бабки зажали. После, когда закруглились с крутым, поделились долларами с начальником СБ.
Кран встречал друга на „шестисотом“ бронированном.
Они минут двадцать обнимались и повизгивали от счастья, как будто детьми были. Даже автоматчики из сопровождения смущенно улыбались и отводили в сторону глаза.
А потом они пропьянствовали целую неделю, не вылезая из бардаков, кугя в казино, нарушая общественный порядок разбитной Москвы.
Вместе с ними разделял все их игры некий парень, которого Кран звал Пловцом.
— Кто это? — поинтересовался Слон.
— Бывший муж моей жены! — ответил друг.
А через месяц случился август 1998 года.
Пловца прогнали, а Слон сам отошел в сторону, давая возможность Крану прийти в себя. Как раз в это время он и вспомнил о Кристине Егоровне. А также захотел увидеть дочь свою Нинку.
Встреча была столь бурной и радостной, как будто Слон был примерным отцом и семьянином, вернувшимся из длительной командировки.
Четырнадцатилетняя Нинка выросла невероятной красавицей и все обнимала объявившегося отца, а Слон от этих объятий содрогался, как от ласк взрослой женщины. Осекал себя с трудностями.
Кристина Егоровна не помолодела, но следила за собой благодаря карточке VISA… Потихонечку наладилась семейная жизнь…
А потом Слона приняли органы безопасности. По-серьезному приняли. На целых три года.
Разрабатывал Слонова подполковник ФСБ Окладов, человек с бескровным лицом, похожий на вампира и очень желающий отличиться.
— Предатель? — предъявил он на первом допросе. — Америкосам продал?
— Сам ты мудак! — ответил Слон запросто.
Окладов от отповеди и вовсе стал походить на стеаринового человека. Но форс держал. Сын кадрового гэбиста, он был умен, имел чутье и промахов не знал.
— Визы в паспорте поддельные?
— Согласен.
— Зачем?
— Мир хотел посмотреть.
Окладов маленькими глоточками наслаждался пахучим кофе, тогда как Слон сугки воды не пил. Водопроводный кран в камере пересох, казалось, еще в прошлом веке.
— Посмотрел?
— Посмотрел.
— Ты же „стали и сплавов“ заканчивал?
— Техникум.
— А теперь америкосы по нашим технологиям свои шаттлы строят для полетов в бесконечность!
— Молодцы! Хоть кто-то что-то строит по нашим технологиям!
— Ну, вот, — откинулся на спинку стула Окладов. На его пергаментной физиономии проявилось удовлетворение. — И за что ты их любишь? Мы же им холодную войну проиграли! Страну профу-фу!
— Вот и хорошо! — облизал потрескавшиеся губы Слон. — Слава Богу, что проиграли. Выиграли бы — горячую войну начали. Мы ж народ неуемный… А с той страной… Да хер с ней, с той страной!.. Не было ее ранее, при бабке моей, так и при детях моих не надо! Бабка моя довольна была!
— Так, значит, ты идейный предатель? — вывел заключение подполковник Окладов.
— Ну чуть что-то, я и предатель? — поинтересовался Слон. Он был настолько спокоен, и именно спокоен, а не делал виды, что Окладов начинал нервничать.
— За что у нас простому технарю присваивают орден Почетного Легиона?
— Ах, вот оно что! — понял Слон, откуда ноги растут. — Ну, конечно же, орденами награждают только за продажу ядерных технологий!
— Поподробнее…
— Ну, дебил!
— У меня два высших, — проинформировал Окладов. Губы его обескровились до конца и слились с бледной кожей. — Ты — недоумок! Срок тебе до пожизненного!
— Ты знаешь, ученый перец, у меня помимо Легиона есть еще и Шевалье, и орден Двуречья!.. Это у меня, у недоучки!.. А у тебя, поди, и „Спасения на водах“ нет! Или я не прав?
— Значит, идейный, — уверовал Окладов.
— Пиши — идейный! — согласился Слон.
— Чего ж мать твоя в хосписе хохляцком сгнила? Тоже за идею?
Здесь Слон выдержать не мог. Он так неожиданно и сильно ударил Окладова по физиономии, что сломал ему нос и челюсть одновременно. Содержалась еще могучая сила в его груди.
Что самое интересное, из носа подполковника не вытекло и капли крови единой. Он просто откинулся со стула и пребывал без сознания…
Больше Слонова никто не вызывал. Целый месяц его били, а потом законсервировали в следственном изоляторе ФСБ.
В первый год даже гулять не выводили.
На второй сменились надзиратели. Самый молодой как-то глянул в глазок и увидал на стене огромную нарисованную стодолларовую купюру. Если бы не размеры, то один в один!
А потом его Слон завербовал. Долго искушал рассказами, что сидит за фальшивомонетничество, что его деньги ни один банк мира не смог просечь. Что, мол, его выпускают тогда, когда нужно денежную диверсию в мире осуществить.
— Ты сходи домой ко мне да попроси Кристи ну Егоровну, чтобы чемоданчик тебе выдала, — инструктировал Слон вертухая. — Да не новый бери, а старый, Борис Борисыча. Я в записке на пишу… Я тебе в неделю косарь рисовать стану, тысчонку по-простому… Ну, а ты мне радиоприемничек портативный, покушать там чего сладенького…
Молодой вертухай соблазна не выдержал и через полгода купил себе иномарку, неразумный. На том и спалился… В камере Слона, как и во всех остальных, имелось скрытое видеонаблюдение, и микрофоны даже в унитазе прятались.
Слон в свободное от работы по долларам время повторил для собственного утешения и радости свою первую в жизни работу — сделал пять металлических рублей — старых, советских, с гербом, по памяти…
Ел и пил в камере неплохо, на третий год даже телевизор поставили. Начальник следственного изолятора ФСБ глядел в монитор видеонаблюдения и истинно наслаждался работой художника.
— Гений! — восторгался. — Кудесник!
Начальник воистину искренне любил сидельца, так как за три года поднялся на полтораста тысяч баксов, да и реалити-шоу смотрел с удовольствием. Сажал на просмотр и сыновей своих, чтобы овладевали искусством, но взросшее семя его оказалось бездарным на тонкую работу. Даже деревянный не смогли нарисовать!.. Начальник следственного изолятора попереживал горестно целый квартал, да и определил сыновей в вертухаи.
— Династия! — возвестил он.
В самом конце третьего года сидения, в июле месяце, в камеру к Слону подсадили некоего субъекта.
Наседка, подумал Слон.
— Карл, — представился новичок.
— Украл коралл, — вспомнил старый зек.
— Значит, политический! — радостно определил субъект и оскалил рот с многочисленными зубами.
— Политический.
— Фальшивомонетчик.
— Тебя чего сюда, убогий? — поинтересовался Слон.
Карл улыбнулся и облизал губы на манер собаки.
— Да на тебя посмотреть, — ответил, чавкнув.
— Представься как положено тогда! — заявил Слон. — Здесь тебе не бардак, а тюрьма. Какого звания?
— Я-то… — Карл задумался. — Я… Я- универсал.
— Беспредельный, что ли?
— Абсолютно.
— Таких не люблю. Будешь надоедать — покалечу.
— Да нет, — уверил соседа Карл. — Я здесь ненадолго.
— Я тоже… Третий год кончается…
— Скучно?
— Привык.
— А без баб?
— А мне и на воле бабы были по барабану! Есть — хорошо, нет — и так нормально! Дело — главное!
— И чего ты так всякие цацки любишь? — вдруг задал вопрос Карл. — Зачем тебе ордена?
— Ну вот, — расстроился Слон. — Я так и думал, что ты наседка!
Он не торопясь встал, собираясь бить подсадного.
— Не советую, — предупредил Карл. На его поросшем рыжими бакенбардами лице сияла улыбка.
Слон совету не внял, а размахнулся от души да послал пудовый кулак в цель. Такой удар мог пробить стену, но Карл каким-то образом, выказывая невероятную ловкость, от удара уклонился да успел при этом перехватить летящий снаряд. Затем кисть руки Слона оказалась в положении излома. Чуть-чуть надави, и сломается.
— Твои руки — твой хлеб! — объяснил Карл. — Больше не будешь нарываться?
— Все понял.
Начальник следственного изолятора просто кайф словил от просмотренного. Он даже стал подумывать, не продать ли пленки на телевизор, там любят такое. Он еще не знал, что через два дня будет уволен с занимаемой должности за побег из изолятора заключенного, потом попадет под суд и будет отправлен в колонию „Зяблик“, что под Сургутом. А там над ним будут особенно издеваться. Но не заключенные, а коллега — некто начлагеря Рогов, наделавший в женской душевой дырок, как в дуршлаге, да только напрасно. Кто-то наверху нарыл непорядок, что как это так — общая зона! Со сталинских времен такого нету. Зоны разделили, и теперь в женской душевой мылись уголовные мужики, да все дивились дыркам в стенах. Просили начлагеря устранить, чтобы петухи не зырили. Рогов с ностальгической грустью согласился… Но пока начальник следственного изолятора ФСБ попивал водочку под хорошую закусочку и зырил в монитор…
Весь вечер после стычки Слон молчал.
И Карл молчал.
В эту ночь Карл впервые задумался о собственном предназначении. Глупо, конечно, но…
Долго эта рефлексия не продлилась, так как у Карла вовсе не было предназначения. Он был сам предназначением, был волен определять чужое и составлять космический пазл для собственного развлечения.
— Ты знаешь, кто я? — неожиданно спросил Карл в ночи.
— Говно, — отозвался Слон.
— Я — демон…
— Смешное погонялово.
— Это не погонялово.
— А что?
— Суть.
— Если так, то у нас каждый второй демон… Убийца ты, что ли?
— Там где суть, убийство неважно.
— А что важно? — Слон хотел спать, и дурацкий разговор его раздражал. Но кисть руки болела, давая понять, что лучше силу уважать. Тюремная наука.
— Ничего не важно.
— Ну, тогда давай спать.
Карл не умел спать, а потому переместился на ночное время суток в клуб „Лето“, в туалете которого угощал молоденьких девок кокаином. Девки нюхали порошок с удовольствием и предлагали щедрому дядечке сексуальные услуги. Карл не отнекивался, а воспользовался всеми предложениями. Оттянувшись славно, он под утро вернулся в камеру следственного изолятора ФСБ полный сил.
Позавтракали. Слон беседовать не хотел. Ел кашу молча. Сплевывал мелкие камешки.
— Странно, как у вас все здесь… — вдруг произнес Карл, казалось, не к месту.
— Тюрьма как тюрьма, — ответил Слон.
— Чего хотите — сами не знаете. Жизнь ваша — миг! И ту на ерунду тратите!
— Сам ты — ерунда!
— Не огрызайся! — Карл находился в милом расположении духа. — А в пространствах все завязано. Все петелька — крючочек… Сделал одну дурость, всё знай — логика придет в конце! Во всем нелогичном — всегда логический конец!
— Ты чего с утра философию? Плохо опорожнился?
— А потому что вечером у меня времени не будет! Уйду я до вечера!..
— Так ты довести меня хочешь до вечера? Это твой логический конец?
— Ты знаешь, что Нинка твоя анашу курит? Слон сжал кулаки и сощурил глаза.
— А ты откуда про Нинку знаешь?
— Я много знаю…
— Экстрасенс?
— Я — кварк.
— Чего?
— Я — гипотетическая частица. Весь мир состоит из меня.
Слон не выдержал.
— Честно тебе скажу, бля, затрахал! Я что, бля, пожрать нормально не могу?!! Или это новая фээсбэшная фигня…
— Ты меня тоже затрахал, — вдруг разозлился Карл. — Я ему — откровение, а он… Нет, в этом мире вес дегенераты!.. Я тебе все-таки руку сломаю!
— Ну, сломай! Сломай, только мозг не трахай!
Карл в принципе не мог злиться, так как не имел чувств. В своей системе координат он только мог их прогнозировать, предполагать и имитировать. Сейчас он решал, ломать руку сокамернику или нет. Злиться или оставаться спокойным.
И руку ломать не стал, и злиться счел неразумным.
— Ладно, — сказал Карл. — Надоел ты мне! Все мне надоело у вас! Буду валить!
— Давай-давай! — поддержал Слон. — Ты в каком звании? Капитан?..
— На прощание скажу: в 2021 году внуки твои продадут все заработанные тобой ордена еще до того, как ты умрешь! Никто так и не узнаег, что иракские деньги — твоя работа и что вся Европа ежесекундно будет сжимать в потных ладонях тобою произведенные шедевры. Ты проживешь долго, но умрешь в бесславии. Похоронят тебя в Дедовске, на маленьком кладбище. Дочь лишь раз навестит твою могилу…
— А Нинка? — неожиданно для себя спросил Слон.
— Не надо ждать от своих отпрысков слишком многого… Но до смерти ты увидишь еще слишком много горя. Чужого горя, которое произойдет с твоими друзьями и близкими… Это будет и твоим горем.
Слон сам не понял, как такое произошло. Словно затмение приключилось с его мозгом, будто в голове свет отключили.
Он огрел Карла металлическим стулом по башке и тотчас понял, что тот умер.
Крови не было, просто в глазах у Карла погасло.
Слон перетащил мертвое тело на кровать, затем порыскал за парашей, откуда вытащил полиэтиленовый мешочек. Высыпал из него на ладонь металлические рубли, сделанные для собственной радости.
Тяжелые, он их уложил по одному на каждый глаз Карла. Подумал несколько и приспособил третий Карлу на лоб. Два оставшихся спрятал обратно.
— Пророк херов! — сопроводил действие словами.
Сел за стол, спиной к шконке с мертвецом, доел хлеб. Подумал, что теперь в тюрьме навсегда…
Начальник изолятора сидел перед монитором с открытым ртом.
Такие кадры — несомненная удача! Теперь надо будет поставить финал. Группа спецназа захватывает убийцу!
Начальник отдал по селектору нужный приказ и приготовился смотреть апофеоз постановки.
Далее ему пришлось увидеть то, что заставило его потом месяц просидеть на транквилизаторах.
Как оказалось, Карл не умер, пришел в себя, встал со шконки и подошел со спины к Слонову. Он обхватил его горло могучими руками и принялся душить. Начальник уже созерцал вываливающийся язык фальшивомонетчика, но на ЧП подоспел спецназ.
Здесь-то произошло самое фантасмагорическое.
Карл отпустил горло Слонова и под дулами автоматов растворился в пространстве, проговорив при этом:
— Валю!
„Это — „Оскар“! — подумал начальник изолятора ФСБ. — За документальное кино…“
Но через два дня произошло то, на что вовсе не рассчитывал тюремный руководитель. Его отстранили от занимаемой должности в связи с побегом особо важного заключенного.
Полковник Окладов, потирая челюсть, сообщил начальнику следственного изолятора, чтобы тот готовился к судебному процессу.
— К закрытому, — пояснил.
Дело было предано узкой огласке, после чего выяснилось, что в следственном изоляторе ФСБ три года без суда и следствия находится некто гражданин Слонов, неизвестно за что привлеченный… Интересно, что полковнику Окладову удалось отстраниться от нехорошего происшествия. Также выяснилось, что Слонов имеет несколько высших орденов разных стран, у которых с Россией дружеские отношения.
Отца евро выпустили, а в День национального единства, пригласили на прием в Кремль как выдающегося соотечественника…
На приеме Слон встретил своего давнего знакомого по Швейцарии. Еле узнал.
— Как ты? — поинтересовался. — Вискарика?
— Не пью несколько лет… А так все хорошо.
— Как Модильяни? Нашел глаза?
Он кивнул, хмыкнул, а затем приблизился к его уху и прошептал:
— Я знаю, что ты изобретатель евро! — прошептал и быстрыми шагами ушел прочь.
Тотчас какой-то человек с подобострастной физиономией поведал Слонову, что тот только что общался со всесильным помощником Президента Российской Федерации.
— Бля! — только и вырвалось из уст Слона.
Еще он подумал, что, знай это, непременно бы подарил собутыльнику собственноручно сделанный советский рубль…
14
И падал стакан…
Помощник Президента РФ еще раз позвал в темноту:
Карл!
— Заходите! — ответил сиплый голос, а затем пропел: — Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…
Он спустился в комнату, когда загорелась настольная лампочка. Карл стоял, обняв себя могучими руками за столь же могучие плечи. Его торс был обнажен и вызывал восхищение своей мощью.
— Мне показалось, что вы были здесь с женщиной!..
— Где вы здесь видите женщину?
— Я же сказал, мне показалось.
Чиновник нервничал.
— Успокойтесь, — предложил Карл. — У вас есть ко мне вопрос…
— Откуда вы узнали?
— Спрашивайте.
Он прошел в глубину комнаты и сел на стул. Смотрел прямо в глаза Карлу.
— Кто вы?
— И вам тоже интересно… Всем…
— Можете ответить на этот вопрос?
— Могу. Я отвечу вам, как уже однажды отвечал одному человеку. Я — кварк.
Он подумал, с чем у него ассоциируется это слово, и понял, что с физикой и одновременно с научной фантастикой.
— Понятно, — ответил.
— Вот и славно… Можете думать обо мне как о демоне.
— Слишком вычурно.
— Согласен.
— Зачем вы здесь появились? — спросил он.
Карл на некоторое время задумался.
— Нет точного ответа, — заговорил, почесывая волосатую грудь. — Сам не знаю… Просто появился здесь, а потом появлюсь еще где-нибудь…
— Где же?
— Зачем вам?.. Впрочем, там, где я появлюсь, — все совсем по-другому. Там мысль длится дольше, чем само время. Там я буду внедряться в гранитную породу, чтобы, превратившись в чужеродный минерал, не дать граниту закончить свою мысль… Затем, через миллиарды лет, я возникну миллисекундой в минуте чужой жизни, и эта минута не закончится… Я — кварк!
Он не понимал.
— Вам и не надо. Другая система координат, другое сознание… Кстати, я как раз хотел с вами прощаться.
— Уезжаете?
— В общем, да.
— Ну что ж, прощайте.
— Сувенир на память…
Карл порылся за книжной полкой и выудил из-за нее длинный тубус. Протянул ему.
— Что это?
— На досуге посмотрите… Ну, прощайте!.. — и отвернулся.
Он был в недоумении, но тем не менее поднялся со стула и повернулся к лестнице. Ни лестницы, ни двери не было…
— Опять потеряли ориентир? — хохотнул
Карл. — Вам в другую сторону.
Чиновник обернулся и действительно нашел выход в противоположной стороне.
— Да-да, — кивнул. — Прощайте!..
С тубусом под мышкой он вернулся в свой кабинет, долго смотрел на портрет Президента… Он никак не мог понять, что изменилось в портрете… Потом понял, что портрет висит с другой стороны от двери… И его письменный стол теперь находился не слева, а справа, и стол для переговоров ровно в противоположном месте… Он обернулся с такой скоростью, что чуть было не вывернул шею… Стена была без единого намека на трещину. Идеально выкрашена…
Он с таким неистовством заскрипел зубами, как когда-то в юности, что тело секретаря-референта тотчас покрылось мурашками ужаса…
Обмакнув кончик сигары в дорогой коньяк, Кран поджег ее длинной спичкой и глубоко затянулся.
Я согласен, — ответил он Капельману, густо выдыхая в небеса струю сигарного дыма.
— Наша кобыла готова, не сомневайся! — подбадривал товарищ. — Тем более знакомства… Даже если она ничего не выиграет!
— Согласен.
Капельман не курил, а потому заказал себе порцию мороженого.
— Арабы умеют жить, — заявил Капельман.
— Согласен, — поддержал Кран.
Завибрировал мобильный телефон.
— Езжай, маленькая, — разрешил он. — Будь осторожнее. А где Василий? — спросил. Но трубка уже молчала.
— Дочь, — пояснил Кран Капельману.
Тот, улыбаясь, кивнул.
Они вновь заговорили о лошадях, обсуждая качества скакунов определенных пород, делая друг для друга вид, что серьезно разбираются в этих вопросах.
А потом телефон вновь зазвонил.
Кто-то коротко сказал Крану что-то.
Капельман вдруг услышал нечеловеческий вопль, чуть не разорвавший ему сердце.
Потом он увидел, как его товарищ, огромный, бледный, как яичный белок, вдруг рванул к пруду, распихивая на ходу ресторанную мебель. Большущими шажищами он вошел в Патриарший пруд, с минуту чудовищно блевал в воду, затем погрузился в нее с головой и исчез.
Конечно, через полминуты его уже вытащили, нашелся даже специалист по реанимации, и через некоторое время утопленный уже отплевывался ряской и другой всякой дрянью…
На следующий день, ранним утром, посеревший и, казалось, ставший ниже на голову Кран опознавал тело своей девочки в морге.
Сопровождал процедуру патологоанатом крайне неприятной наружности. Черный на волос, с такими же черными глазками, блестящими, как стеклянные бусины. И разросшиеся по щекам рыжие бакенбарды.
— Вот как бывает, — сочувственно разговаривал патолог. — Такой крошечный ударчик! Вот, ударься так рукою, синяка бы не осталось. Но вот незадача — височком!
Кран глядел на прекрасное лицо дочери и плакал.
— Светочка, — шептали его губы.
— Все случается не почему-то! — вдруг произнес патолог.
— Что вы говорите? — вздрогнул Кран.
— Ничего-ничего…
Он долго целовал ее холодное лицо, трогал руки и плечи. Его глаза косили и блуждали в глазницах, как у умалишенного.
— Пора, — прервал доктор.
— Да-да…
И они пошли к выходу. Кран то и дело оглядывался…
— Кварк, — вдруг сказал патолог. — Демон…
— Что?.. Ах, да… — Кран на секунду остановился и протянул врачу руку. — Владимир…
Через день ее хоронили. Много народу пришло, чтобы посмотреть на умершую красоту. Почти все модные агентства пожаловали. Стилисты и модельеры по-женски охали, прикрывая рты ладошками, а девочки-модели плакали не стесняясь.
Из близких был только Слон.
Он обнимал друга и гладил но голове своей большой пятерней.
В его объятиях Крану казалось, что все произошедшее есть наваждение, что, если сейчас закрыть глаза, то можно начать все сызнова. Никуда не уезжать из Запорожья, никогда не читать Драйзера, не встречать Надьку, проткнутую погибшим в Афгане солдатом…
— Я хочу быть токарем на заводе, — прошептал он.
— Все будет, — прошептал Слон в ответ…
Через не столь значительное время Кранов проиграет в казино последние деньги. У него заберут дом в счет непогашенных кредитов, и останется у него лишь товарищ Капельман, который предложит ему переехать к себе в Майами, где у него большой дом и большая семья…
— Живи, Володя, хоть до скончания века!
Пока Кранов будет думать над американским предложением, к нему придет его лучший друг Слонов и передаст документы собственности на небольшой дом в Берлине.
— Это подарок, — скажет. — Очень хороший город, и очень много хороших людей… Я тебя познакомлю со своим другом Аликом Роверманом!
Надька проживет совершенным овощем еще очень долго. И все же к ней очень редко, но будет приезжать муж…
Кран уедет из России на долгие годы, а когда вернется на родину, все в ней будет устроено по-другому. В шестьдесят шесть лет он неожиданно сойдется с простой женщиной, и она родит ему красивую девочку. На всякий случай Кран все же решит доживать свою жизнь в Германии…
Слон совсем скоро похоронит Кристину Егоровну и будет лечить от пристрастия к наркотикам Нинку в лучших клиниках Европы. Она все-таки вылечится и родит троих детей, внуков своему отцу… Когда внуки вырастут и задумают продать дедовы награды, Слон уже будет лежать в больнице, чувствуя свою скорую смерть. Он станет часто звонить из больничной палаты и мучить Нинку вопросом, на месте ли его ордена. Нинка будет раздражаться на отца, отвечать, что все на месте, кому они нужны, Слон будет криво и беззубо улыбаться, мол, херню напророчил кварк, демон херов!! Херню!!! Но когда Слон отправится в неизведанное, когда Нинка захочет положить эти самые ордена на подушечки, чтобы похоронить его по-человечески, то не обнаружит их…
Карина Полдень, закончив карьеру модели, продаст свою старенькую „Тойоту“ и вернется в Сургут. По дороге в аэропорт Домодедово ее такси догонит „девятка“, управляемая совсем немолодым лейтенантом, который представится инспектором Шахидовым и оштрафует как водителя, так и ее за непристегнутые ремни. На груди его форменного кителя будет поблескивать институтский ромб, а изо рта небритой физиономии густо шибанет прокислым винищем.
Родители встретят Карину тепло, и вскоре она совсем забудет о столичной райской жизни. У нее будут случаться небольшие романы. Но она, почти равнодушная к мужчинам, так и не родит своего ребенка. По совету Ирэны, ее матери, Карина Полдень возьмет малыша из детского дома. И Ирэна, и пенсионер Чмок будут относиться к приемной девочке, как к собственной внучке, и иначе ее, как нежнейшее Светулечка, называть не смогут…
Фельдшер Кискин бросит свою тюремную должность и переедет в Сочи, где будет работать ветеринаром.
Полковник Чудов дорастет до генерала, впрочем, как и его конкурент Окладов. Со временем у Окладова совершенно испортится дикция, что, собственно, послужит концом его карьеры…
Политик Гозлин еще понадобится России и займет должность в ООН.
Писатель Жиров пригрозит России пальцем с трапа самолета, и Россия испугается…
Петька Снегов к 2032 году станет самым заслуженным депутатом современной России. Он будет очень состоятельным человеком, так как в молодости всегда половинил деньги на спецмероприятия… Он также будет жить на две семьи до своей естественной смерти. Хоронить Петьку будут обе его женщины, дружащие между собой уже лет двадцать с лишним… А он при жизни и не знал того. Все шифровался…
Капитан Хорошкин станет чемпионом мира среди полицейских по армрестлингу. Они с Ментовочкой родят детишек и будут навещать в Сургуте маму Хорошкина. А однажды в стиральной машине сломается какая-то деталь. Хорошкин не сможет ее достать в магазине, а потому поедет на завод, где ему посоветуют обратиться к первоклассному токарю, огромному косоглазому мужику по прозвищу Кран… Он согласится сделать работу лишь к концу недели, так как его супруга Надежда, школьная учительница по литературе, немного захворает, и токарь будет вынужден взять часть хозяйства по дому на себя. Здесь не до подработки…
Он обернулся с такой скоростью, что чуть было не вывернул шею… Стена была без единого намека на трещину. Идеально выкрашена… Еще боковым зрением он увидел падающий со стола, словно в замедленной съемке, стакан… Сделал два шага и поймал целое стекло…
Он вернулся домой и обнял сначала детей, а потом жену.
— Эля, — произнесет он, слегка поперхнувшись. — Элечка!..
— Да, дорогой…
— Нет, ничего…
— Что-то случилось, Вэл?..
— Все нормально.
Он поужинает с семьей, а затем уйдет в кабинет, где распечатает длинный тубус и достанет из него полотно великого Модильяни… На холсте будет изображена жена художника с глазами Мадонны… С глазами Эли…
Через несколько лет он как-то ночью проснется и пойдет в ванную… В большом светлом помещении ему со сна покажется, что нежная спина его женщины поросла волосами… Содрогнувшись, он вернется в спальню, удостоверится, что все в порядке, и, совершенно счастливый от глупого наваждения, заснет юношеским сном, в котором будет слышаться далекий и мучительно сладкий призыв: „Ефимушка-а-а-а!..“
Москва, 2008 год.
Scanned by Bill_G for lib.rus.ec
Помощник Президента РФ еще раз позвал в темноту:
Карл!
— Заходите! — ответил сиплый голос, а затем пропел: — Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…
Он спустился в комнату, когда загорелась настольная лампочка. Карл стоял, обняв себя могучими руками за столь же могучие плечи. Его торс был обнажен и вызывал восхищение своей мощью.
— Мне показалось, что вы были здесь с женщиной!..
— Где вы здесь видите женщину?
— Я же сказал, мне показалось.
Чиновник нервничал.
— Успокойтесь, — предложил Карл. — У вас есть ко мне вопрос…
— Откуда вы узнали?
— Спрашивайте.
Он прошел в глубину комнаты и сел на стул. Смотрел прямо в глаза Карлу.
— Кто вы?
— И вам тоже интересно… Всем…
— Можете ответить на этот вопрос?
— Могу. Я отвечу вам, как уже однажды отвечал одному человеку. Я — кварк.
Он подумал, с чем у него ассоциируется это слово, и понял, что с физикой и одновременно с научной фантастикой.
— Понятно, — ответил.
— Вот и славно… Можете думать обо мне как о демоне.
— Слишком вычурно.
— Согласен.
— Зачем вы здесь появились? — спросил он.
Карл на некоторое время задумался.
— Нет точного ответа, — заговорил, почесывая волосатую грудь. — Сам не знаю… Просто появился здесь, а потом появлюсь еще где-нибудь…
— Где же?
— Зачем вам?.. Впрочем, там, где я появлюсь, — все совсем по-другому. Там мысль длится дольше, чем само время. Там я буду внедряться в гранитную породу, чтобы, превратившись в чужеродный минерал, не дать граниту закончить свою мысль… Затем, через миллиарды лет, я возникну миллисекундой в минуте чужой жизни, и эта минута не закончится… Я — кварк!
Он не понимал.
— Вам и не надо. Другая система координат, другое сознание… Кстати, я как раз хотел с вами прощаться.
— Уезжаете?
— В общем, да.
— Ну что ж, прощайте.
— Сувенир на память…
Карл порылся за книжной полкой и выудил из-за нее длинный тубус. Протянул ему.
— Что это?
— На досуге посмотрите… Ну, прощайте!.. — и отвернулся.
Он был в недоумении, но тем не менее поднялся со стула и повернулся к лестнице. Ни лестницы, ни двери не было…
— Опять потеряли ориентир? — хохотнул
Карл. — Вам в другую сторону.
Чиновник обернулся и действительно нашел выход в противоположной стороне.
— Да-да, — кивнул. — Прощайте!..
С тубусом под мышкой он вернулся в свой кабинет, долго смотрел на портрет Президента… Он никак не мог понять, что изменилось в портрете… Потом понял, что портрет висит с другой стороны от двери… И его письменный стол теперь находился не слева, а справа, и стол для переговоров ровно в противоположном месте… Он обернулся с такой скоростью, что чуть было не вывернул шею… Стена была без единого намека на трещину. Идеально выкрашена…
Он с таким неистовством заскрипел зубами, как когда-то в юности, что тело секретаря-референта тотчас покрылось мурашками ужаса…
Обмакнув кончик сигары в дорогой коньяк, Кран поджег ее длинной спичкой и глубоко затянулся.
Я согласен, — ответил он Капельману, густо выдыхая в небеса струю сигарного дыма.
— Наша кобыла готова, не сомневайся! — подбадривал товарищ. — Тем более знакомства… Даже если она ничего не выиграет!
— Согласен.
Капельман не курил, а потому заказал себе порцию мороженого.
— Арабы умеют жить, — заявил Капельман.
— Согласен, — поддержал Кран.
Завибрировал мобильный телефон.
— Езжай, маленькая, — разрешил он. — Будь осторожнее. А где Василий? — спросил. Но трубка уже молчала.
— Дочь, — пояснил Кран Капельману.
Тот, улыбаясь, кивнул.
Они вновь заговорили о лошадях, обсуждая качества скакунов определенных пород, делая друг для друга вид, что серьезно разбираются в этих вопросах.
А потом телефон вновь зазвонил.
Кто-то коротко сказал Крану что-то.
Капельман вдруг услышал нечеловеческий вопль, чуть не разорвавший ему сердце.
Потом он увидел, как его товарищ, огромный, бледный, как яичный белок, вдруг рванул к пруду, распихивая на ходу ресторанную мебель. Большущими шажищами он вошел в Патриарший пруд, с минуту чудовищно блевал в воду, затем погрузился в нее с головой и исчез.
Конечно, через полминуты его уже вытащили, нашелся даже специалист по реанимации, и через некоторое время утопленный уже отплевывался ряской и другой всякой дрянью…
На следующий день, ранним утром, посеревший и, казалось, ставший ниже на голову Кран опознавал тело своей девочки в морге.
Сопровождал процедуру патологоанатом крайне неприятной наружности. Черный на волос, с такими же черными глазками, блестящими, как стеклянные бусины. И разросшиеся по щекам рыжие бакенбарды.
— Вот как бывает, — сочувственно разговаривал патолог. — Такой крошечный ударчик! Вот, ударься так рукою, синяка бы не осталось. Но вот незадача — височком!
Кран глядел на прекрасное лицо дочери и плакал.
— Светочка, — шептали его губы.
— Все случается не почему-то! — вдруг произнес патолог.
— Что вы говорите? — вздрогнул Кран.
— Ничего-ничего…
Он долго целовал ее холодное лицо, трогал руки и плечи. Его глаза косили и блуждали в глазницах, как у умалишенного.
— Пора, — прервал доктор.
— Да-да…
И они пошли к выходу. Кран то и дело оглядывался…
— Кварк, — вдруг сказал патолог. — Демон…
— Что?.. Ах, да… — Кран на секунду остановился и протянул врачу руку. — Владимир…
Через день ее хоронили. Много народу пришло, чтобы посмотреть на умершую красоту. Почти все модные агентства пожаловали. Стилисты и модельеры по-женски охали, прикрывая рты ладошками, а девочки-модели плакали не стесняясь.
Из близких был только Слон.
Он обнимал друга и гладил но голове своей большой пятерней.
В его объятиях Крану казалось, что все произошедшее есть наваждение, что, если сейчас закрыть глаза, то можно начать все сызнова. Никуда не уезжать из Запорожья, никогда не читать Драйзера, не встречать Надьку, проткнутую погибшим в Афгане солдатом…
— Я хочу быть токарем на заводе, — прошептал он.
— Все будет, — прошептал Слон в ответ…
Через не столь значительное время Кранов проиграет в казино последние деньги. У него заберут дом в счет непогашенных кредитов, и останется у него лишь товарищ Капельман, который предложит ему переехать к себе в Майами, где у него большой дом и большая семья…
— Живи, Володя, хоть до скончания века!
Пока Кранов будет думать над американским предложением, к нему придет его лучший друг Слонов и передаст документы собственности на небольшой дом в Берлине.
— Это подарок, — скажет. — Очень хороший город, и очень много хороших людей… Я тебя познакомлю со своим другом Аликом Роверманом!
Надька проживет совершенным овощем еще очень долго. И все же к ней очень редко, но будет приезжать муж…
Кран уедет из России на долгие годы, а когда вернется на родину, все в ней будет устроено по-другому. В шестьдесят шесть лет он неожиданно сойдется с простой женщиной, и она родит ему красивую девочку. На всякий случай Кран все же решит доживать свою жизнь в Германии…
Слон совсем скоро похоронит Кристину Егоровну и будет лечить от пристрастия к наркотикам Нинку в лучших клиниках Европы. Она все-таки вылечится и родит троих детей, внуков своему отцу… Когда внуки вырастут и задумают продать дедовы награды, Слон уже будет лежать в больнице, чувствуя свою скорую смерть. Он станет часто звонить из больничной палаты и мучить Нинку вопросом, на месте ли его ордена. Нинка будет раздражаться на отца, отвечать, что все на месте, кому они нужны, Слон будет криво и беззубо улыбаться, мол, херню напророчил кварк, демон херов!! Херню!!! Но когда Слон отправится в неизведанное, когда Нинка захочет положить эти самые ордена на подушечки, чтобы похоронить его по-человечески, то не обнаружит их…
Карина Полдень, закончив карьеру модели, продаст свою старенькую „Тойоту“ и вернется в Сургут. По дороге в аэропорт Домодедово ее такси догонит „девятка“, управляемая совсем немолодым лейтенантом, который представится инспектором Шахидовым и оштрафует как водителя, так и ее за непристегнутые ремни. На груди его форменного кителя будет поблескивать институтский ромб, а изо рта небритой физиономии густо шибанет прокислым винищем.
Родители встретят Карину тепло, и вскоре она совсем забудет о столичной райской жизни. У нее будут случаться небольшие романы. Но она, почти равнодушная к мужчинам, так и не родит своего ребенка. По совету Ирэны, ее матери, Карина Полдень возьмет малыша из детского дома. И Ирэна, и пенсионер Чмок будут относиться к приемной девочке, как к собственной внучке, и иначе ее, как нежнейшее Светулечка, называть не смогут…
Фельдшер Кискин бросит свою тюремную должность и переедет в Сочи, где будет работать ветеринаром.
Полковник Чудов дорастет до генерала, впрочем, как и его конкурент Окладов. Со временем у Окладова совершенно испортится дикция, что, собственно, послужит концом его карьеры…
Политик Гозлин еще понадобится России и займет должность в ООН.
Писатель Жиров пригрозит России пальцем с трапа самолета, и Россия испугается…
Петька Снегов к 2032 году станет самым заслуженным депутатом современной России. Он будет очень состоятельным человеком, так как в молодости всегда половинил деньги на спецмероприятия… Он также будет жить на две семьи до своей естественной смерти. Хоронить Петьку будут обе его женщины, дружащие между собой уже лет двадцать с лишним… А он при жизни и не знал того. Все шифровался…
Капитан Хорошкин станет чемпионом мира среди полицейских по армрестлингу. Они с Ментовочкой родят детишек и будут навещать в Сургуте маму Хорошкина. А однажды в стиральной машине сломается какая-то деталь. Хорошкин не сможет ее достать в магазине, а потому поедет на завод, где ему посоветуют обратиться к первоклассному токарю, огромному косоглазому мужику по прозвищу Кран… Он согласится сделать работу лишь к концу недели, так как его супруга Надежда, школьная учительница по литературе, немного захворает, и токарь будет вынужден взять часть хозяйства по дому на себя. Здесь не до подработки…
Он обернулся с такой скоростью, что чуть было не вывернул шею… Стена была без единого намека на трещину. Идеально выкрашена… Еще боковым зрением он увидел падающий со стола, словно в замедленной съемке, стакан… Сделал два шага и поймал целое стекло…
Он вернулся домой и обнял сначала детей, а потом жену.
— Эля, — произнесет он, слегка поперхнувшись. — Элечка!..
— Да, дорогой…
— Нет, ничего…
— Что-то случилось, Вэл?..
— Все нормально.
Он поужинает с семьей, а затем уйдет в кабинет, где распечатает длинный тубус и достанет из него полотно великого Модильяни… На холсте будет изображена жена художника с глазами Мадонны… С глазами Эли…
Через несколько лет он как-то ночью проснется и пойдет в ванную… В большом светлом помещении ему со сна покажется, что нежная спина его женщины поросла волосами… Содрогнувшись, он вернется в спальню, удостоверится, что все в порядке, и, совершенно счастливый от глупого наваждения, заснет юношеским сном, в котором будет слышаться далекий и мучительно сладкий призыв: „Ефимушка-а-а-а!..“
Москва, 2008 год.
Scanned by Bill_G for lib.rus.ec