Пространство между потолком и полом было заполнено раскрашенными скульптурами все того же Снаоса - от крошечных, которые впору продавать в сувенирных лавках, до колоссальных. Свет, падавший из огромных полукруглых окон, освещал их так хитро, что они казались живыми, только замершими на миг, и храм походил на огромный рынок, где торгуют зеленым зельем и отвертками.
   Под бесчисленными Снаосами тянулись длинные ряды коек, накрытых балдахинами, а перед ними, вытянувшись во фрунт, стояли эльфы в синих коротких куртках.
   Мимо этих самых эльфов по противоположной стороне зала шел тощий длинный русоволосый юнец.
   На вид ему было лет семнадцать. Из-за прыщей лицо напоминало модель ранней Земли в геологическом музее - вулкан на вулкане. Мантия, штаны и сапоги сияли от серебряной вышивки. На голове сверкала самоцветами золотая диадема. Слишком широкая для хозяина, она сползала почти на глаза. Остроконечные уши под ее тяжестью поникли, и уныло смотрели в стороны почти параллельно полу. Вплетенные в волосы серебряные ленточки вызванивали что-то очень торжественное.
   "Король, елки-палки" - подумал Миша - "Шкет какой-то. Угораздило пацана на царствие".
   Несмотря на великолепный наряд, его величество смотрелся недотепой и недорослем - одним из тех, кто вечно влипает в истории и, чему бы ни учился, никогда не получает выше "трояка", даже по физкультуре. Таким выглядел король эльфов.
   Но вот его спутница… Миша вытаращил глаза, потер кулаками и снова вытаращил. Пышные темные волосы заплетены все теми же серебряными лентами. Безумное платье - из тех, какие придумывают для Очень Красивых Принцесс романтические школьницы. А в нижней губе… Миша снова протер глаза. В нижней губе эльфийской прелестницы красовался такой знакомый, почти родной пирсинг "скорпионий хвост".
   "Бог ты мой, это же Люба! Так это она, стало быть, фаворитка? Вот пронырливая зараза!"
   За королем и его дамой вышагивал субъект лет шестидесяти, одетый в черный кафтан до пят. Субъект был плешив. Остатки волос топорщились над ушами, будто останки ощипанного лаврового венка. Субъект сверлил спину венценосца мрачным взглядом и то и дело подергивал уголком рта.
   Следом тянулась бесконечная череда разряженных придворных. Они были одеты столь пестро, что казались огромным пучком конфетных фантиков, который кто-то тянет по полу на невидимой нитке. Многие дамы щеголяли золотыми сережками, вставленными в нижнюю губу, демонстрируя тем самым, что эльф - тоже человек и тоже произошел от обезьяны.
   Вся орава - король с фавориткой, тип в черном, придворные - медленно двигалась вдоль больничных коек, время от времени останавливаясь то у одной, то у другой. Эльфы в синем - должно быть, врачи - почтительно расступались, давая величеству пообщаться с пациентом. Король задавал вопрос - судя по движению губ всегда один и тот же - и выслушивал ответ, иногда невежливо прерывая собеседника выворачивающей скулы зевотой. Потом повелитель делал шаг назад и в разговор вступали либо фаворитка, либо субъект в черном - видимо, выбор зависел от слов больного. Если собеседницей была Люба, ничего особенного не случалось, поговорили - и все. Но если в переговоры вступал черный…
   – О господи! - воскликнул милиционер, когда на его глазах угрюмый плешивый царедворец взмахнул руками, и высунувшаяся из-под балдахина сморщенная старушка превратилась вдруг в белую горлицу. Взмахнув крыльями, горлица взлетела под потолок и примостилась на краю чаши, которую держал в руке один из каменных Снаосов.
   – Ни хрена себе, леченьице! - Миша тихонько присвистнул. Тотчас к нему повернулась молоденькая эльфийка в синем.
   – Что за непочтительность, безухий! - прошипела она, сердито тряхнув розовыми бантиками, повязанными на остроконечных верхушках ушей.
   Милиционер с беспокойством провел пальцами по бокам головы. Уши были на месте, правда, ни их форма, ни размеры не шли ни в какое сравнение с "локаторами" местных.
   – Прости, я нездешний. Не просветишь меня насчет происходящего?
   – Сегодня праздник Снаоса. Король обходит больных в его храме и именем бога исполняет желания.
   – Стало быть, старушенция захотела стать птицей?
   – Ну да. В День Снаоса можно исцелять любыми способами. Лучше быть птицей, чем старухой, не находишь?
   – У старух тоже есть преимущества, - заметил Миша, - например, их кошки не едят. Кстати, чего это ты все про День Снаоса толкуешь? Сегодня, вроде, День Короля. Меня даже чуть не изжарили для праздника.
   Эльфийка округлила глаза.
   – Ты что, День Короля был две недели назад! Ах, ну да. Ты был без сознанья. Отравленная стрела - дело не шуточное.
   Миша часто-часто заморгал и опустился на койку. Отравленная стрела? Две недели? ДВЕ НЕДЕЛИ?! Какого черта?! Что все это время творилось с Наташей там, под землей…
   Милиционер потряс головой. Мысли о жутком происшествии на холме сводили с ума. Он гнал их, постановив для себя: Наташа жива. Ей просто нужно помочь. Чем скорей, тем лучше.
   Тем временем королевский эскорт продолжал движение. Из зала уже вышли несколько мужчин и женщин, неся в качестве сувениров ставшие ненужными костыли; на статуях доброго бога Снаоса расселись новые птицы; простучал копытами пятнистый олень с изящными рогами, а чуть погодя пронесли наполненную землей глиняную плошку с саженцем дуба - в День Снаоса эльфийская медицина творила настоящие чудеса!
   Миша улегся в постель, накрылся дерюгой, чтобы не видеть своего одеяния (синий балахон, расшитый черепами - видимо, знак, что пациент тяжело болен) и принялся думать о том, что же делать дальше. Судя по разговорам вокруг, угрюмый лысый колдун в черном и был тем самым Заззу, за которым явился сюда милиционер. Правда, Люба и здесь опередила его, но, судя по ее нынешней должности, не слишком продвинулась в деле охмурения полкового колдуна. Хотя, опять же судя по тому, о чем шушукались в толпе, Заззу нынче стал важной птицей и теперь, наверное, к нему и на козе не подъедешь.
   Миша все еще размышлял, когда у края постели показалась желтая зубастая голова.
   – Все, больше не сегдишься? - с опаской спросила голова.
   – Да я и не сердился. Это я спросонья. Извини. А ты чего здесь околачиваешься? Почему не у родителей?
   Цвей взобрался на койку и успокаивающе махнул лапой.
   – Был я у годителей. Они отпустили меня к тебе. Ты мой спаситель!
   – Ты не обижайся, высочество, но у тебя папа-мама безбашенные какие-то, хоть и драконы. А если тебя опять кавланы схватят?!
   – Не схватят. Это я в пгошлый газ без спгосу один гулять ушел. А тепегь меня охганяет Улс.
   – Улс? Кто это?
   – Увидишь, когда вылечишься. Пгячься под гогожу - коголь с этой идут.
   Миша нырнул под рогожу, рассудив, что Любе при ее нынешнем положении, чтобы избавиться от конкурента достаточно просто моргнуть.
   Совет устроили спустя два часа, когда врачи, они же по совместительству жрецы доброго бога Снаоса, измотанные долгим стоянием по стойке "смирно", расползлись кто куда. Больные - те, кому не посчастливилось причаститься даровой королевской милости - тихонько излечивались обычным порядком, при помощи снадобий, покупаемых жрецами на пожертвования сердобольных прихожан.
   Миша задернул балдахин. Йорик и Цвей уселись на кровати. Цвей держал в лапах чашку с зеленой жижей, от которой исходил все тот же неизвестно откуда знакомый противный дух.
   Череп и дракон поведали о том, что случилось в последние две недели.
   – Ты как из кавланьей норы вывалился, я решил все, кранты, сиротой остался, - рассказывал Йорик. - Морда в волдырях, шмотки как молью побило, в боку палка торчит.
   – Не палка, а стгела, - поправил Цвей. - Миша, выпей лекагство.
   Миша отмахнулся.
   – Отстань, высочество. Потом. Дальше-то что было?
   – Ну, тут жрецы идут. Увидали тебя в таком виде, хвать за руки, за ноги и потащили сюда. И принялись лечить.
   – А в это вгемя коголь отпгаздновал День Коголя, то есть свое совегшеннолетие и отпгавил Алибога в Кутузкин Квагтал, и назначил главным советником Заззу. Папа говогит - тот еще пгохвост. И еще Панкег завел себе подгушку.
   – Панкер? Это короля так зовут?
   – Ага. А еще я летал домой и меня не погугали. Почти. А отпгавили со мной Улса и велели лететь к тебе. А тебе велели пить побольше бгапампы, - дракончик протянул чашку с зеленым зельем. - Мама говогит, что бгапампа кого угодно на ноги поставит. И любой покойник, если ее выпьет, забегает. Две недели тебя ею лечили и ты почти здогов. Пей, ладно?
   Миша взял чашку, придерживая кончиками пальцев, будто мину неизвестной конструкции, могущую взорваться просто от неосторожного прикосновения. В носу засвербело от отвратного запаха.
   – Пей, - подбодрил Йорик. Если бы Миша не был так занят предстоящей процедурой, то заметил бы, что череп отодвинулся на самый край койки и напряг лапы, будто готовясь к прыжку. - Пей, альтер эго, лечись.
   Милиционер понюхал зеленую жижу еще раз и тотчас пожалел об этом.
   – Чего там намешано-то?
   – Много чего, - дракончик принялся загибать когтистые пальцы. - Газные целебные тгавы. Гомашка, полынь, лепестки папоготника, сгинь-тгава, лень-тгава…
   – Пень-трава, - хихикнул Йорик.
   – Извод-тгава, хмель, петгушка…
   – Петрушка? Будь по-твоему, выпью, - Миша набрал полную грудь воздуха и одним махом вылил в себя содержимое чашки.
   От нестерпимой вони захватило дух. Милиционеру вдруг показалось, что у него разом заболело все: зубы, голова, руки и ноги, вдобавок вспучило живот и стали расти копыта, хвост и рога. Сквозь шум в ушах, как запись на старой поцарапанной грампластинке, доносился голос Цвея, продолжавшего перечислять ингредиенты чудодейственного снадобья:
   – Кошачьи глаза, желчь чегной кгысы, лягушачьи потгоха и кговь кобгы. Да, еще жабья кожа.
   Мишины внутренности рванулись вниз. Потом вбок. Потом скакнули к самому горлу.
   – Жабья кожа? - прохрипел милиционер. - Жабья кожа?!
   Так вот откуда этот знакомый отвратный дух! Детство, каникулы в деревне, бесконечные погони за всем, что скачет и прыгает и шебуршит в траве…
   Миша побагровел.
   – Изверги! А тараканов в свою тошнилку не догадались положить?
   Цвей мотнул зубастой головой и как бы невзначай расправил крылья.
   – Не, тагаканов не положили. От них изжога.
   – Изжога?! - заорал милиционер. - Ах ты мурло! Я тебя… - сплющенная в блин подушка шмякнулась на то место, где только что тряслись от страха череп и дракончик.
   – Йогик, беги! - пискнул Цвей, взмыв под потолок. Йорик, ссыпавшись с койки, несколько метров прокатился колобком по каменному полу.
   – Стойте, свиньи! - заревел Миша.
   – Сам свинья! - огрызнулся Йорик и задал стрекача.
   – Найду задницу и надеру! - прошипел Миша, пускаясь в погоню.
   В тот день горожане, гулявшие около храма Снаоса, могли видеть странную картину. Человек со всклокоченной белой шевелюрой, одетый в балахон смертельно больного, грязно ругаясь на двадцати языках, гонялся по площади за черепом на кошачьих лапах. Над удивительной парочкой парил маленький желтый дракончик и упоенно орал:
   – Хген догонишь, гожа ментовская!

Глава 38

   Вдоволь нагонявшись за Йориком, Миша в изнеможении опустился на мраморное ограждение фонтана, устроенного на площади. В центре фонтана стоял развеселый бронзовый эльф с луком за спиной, с лютней подмышкой и с огромной чашей в вытянутой руке. Из чаши била мощная водяная струя. Высоко-высоко она разбивалась на мириады брызг, которые устремлялись вниз, превращая солнечный свет в волшебную радугу.
   Милиционер наклонился над бортиком, черпал ладонями воду и пил, проливая половину на балахон. Йорик поступил проще: плюхнулся в фонтан, подняв столько брызг, будто был пушечным ядром, а не скромным черепом на кошачьих лапах.
   – Ну че, альтер эго, живой? - пропыхтел Йорик, когда вода забулькала внутри него, как в кувшине.
   – Живой! - ответил Миша. Пробежка взбодрила его, и окончательно поставила на ноги.
   – И че, и драться не полезешь? - череп искоса глядел на милиционера, двигаясь в воде бочком и стараясь держаться вне досягаемости.
   – Еще чего. Я что, свинья неблагодарная? Так, пошумел для порядка - и все. Уж больно вы лекарство… нетрадиционное нашли. Не могли колдуна какого нанять, обязательно надо было жабами да крысами потчевать?
   Йорик подплыл ближе.
   – Уж извини, услуги колдунов тут дорого стоят. А в бесплатных богадельнях только народные средства. Настоечки там, притирания всякие.
   – Спасибо вам, ребята, вытащили, - сказал Миша. И добавил: - Две недели. Черт, две недели провалялся. Вы-то как их пережили?
   Йорик взобрался на мраморное ограждение и задрыгал лапами, отряхиваясь.
   – По-всякому. Первые два дня побираться пришлось. Белкам здесь плохо подают, так что приворовывал Христа ради. Потом, как стало ясно, что выживешь, Цвей к родителям подался, из дому жратву носил. Папашка его деньжат подбросил. Мы дали на лапу жрецам, так они сразу забегали. Даже желчь черной крысы достали для зелья. Говорят, без нее ты бы и месяц в отключке провалялся. Редкая гадость. Желтая, мутная и воня…
   – А что, Цвеев дом недалеко? - быстро перебил Миша.
   – Говорит, где-то на северной окраине. Кстати, папашка нас в гости зазывал. Как-никак - спасители. Правда, Цвей?
   – Пгавда! - донеслось сверху. Цвей парил высоко над фонтаном, играя с брызгами. - Папа с мамой будут безумно гады!
   Миша махнул дракончику, чтобы тот спускался.
   – Слушай, он же, вроде, принц, - сказал милиционер Йорику, пока Цвей закладывал вираж, заходя на посадку, - так какого черта его семья живет на окраине города? Короли в изгнании, что ли?
   – Откуда я знаю, - ответил череп. - Я у него не был, а сам он ерунду всякую мелет - дите еще. Пойдем в гости и все узнаем.
   Опустившись на каменные плиты площади, Цвей встал на задние лапы. В таком положении он едва доставал Мише до бедра.
   – Так что, идем к годителям?
   – Идем, - ответил милиционер. - Только мне бы переодеться надо. Возле больницы в таком виде еще можно ошиваться, но через город идти - уж нет, увольте.
   Йорик критически оглядел альтер эго.
   – Темнота! За такой наряд Зайцев с Юдашкиным душу сатане продадут. Это ж писк летней коллекции! Смирительная рубаха от кутюр.
   – Вот ты сам это барахло и кутюрь. А мне давай что-нибудь нормальное.
   Череп тяжко вздохнул.
   – Пойдем, Цвей, поищем примадонне штанишки, а то ей надеть нечего.
   Йорик заторопился к входу в храм - и очень вовремя. Милиционер уже занес ногу, чтобы дать ему пинка.
   Мишина одежда, в которой он пробивался на свободу из кавланьего логова, годилась на многое. Ее можно было использовать в качестве дуршлага; можно было отдать в театр - получились бы отличные лохмотья и нищие на сцене смотрелись бы гораздо натуральней; еще можно было сделать бредень - на крупную рыбу. И все же, драные штаны и рубаха, в нагрудном кармане которой каким-то чудом сохранился паспорт, милицейское удостоверение и пергаментная инструкция от Магического Боекомплекта, были куда лучше расписанного черепами балахона. От одного его вида хотелось завыть по-собачьи и разом заглотить стакан с настойкой крысиного яда на лягушачьих потрохах.
   Переодевшись в родную земную человеческую одежду, привесив к ремню меч в ножнах, милиционер почувствовал, что новый мир улыбается ему.
   Странная троица двинулась на север по широким улицам эльфийской столицы.
   На них почти не обращали внимания. Чем, скажите, безухий оборванец, череп на кошачьих лапах и малолетка-дракон примечательней кавлана в накинутом черном капюшоне, торгующего с лотка жареными голубями или одиноко бредущего хвостатого мимуха - свирепого обитателя восточных гор, похожего на помесь осла и болонки!
   Зато Миша и Йорик таращились по сторонам с энтузиазмом пятилетних дикарей, угодивших в Диснейленд. Неуловимо похожие на деревья разноцветные дома - зеленые, желтые, красные, белые - тянулись к небу, и улица напоминала аллею, в которой разом царят все четыре времени года. То и дело попадались небольшие площади. На каждой непременно высился какой-нибудь памятник или фонтан или, на худой конец, стела, прославлявшая благодеяния, которые тот или иной король, военачальник или купец оказали городу.
   Скоро добрались до невероятно огромной площади, которая походила бы скорее на аэродром, если б не исполинское здание, высившееся в центре.
   – Коголевский двогец, - разъяснил Цвей.
   Миша присвистнул, окинув взглядом нагромождение шпилей, куполов, башен, колонн, арок и прочих архитектурных изысков, которым он и названия-то не знал.
   – Не хило эксплуататоры устроились.
   – Что такое эксплуататогы? - спросил Цвей.
   Миша махнул рукой.
   – Не заморачивайся. Вы до исторического материализма еще не доросли. Так стало быть здесь король с новой пассией обитает?
   Дракончик кивнул и сказал важно:
   – Только не обитает, а изволит пгебывать. Дедушка говогит, что коголь не как все. Он обязательно изволит чего-нибудь. Откушивать, там, или пгебывать или почивать. Миш, что такое "почивать"?
   – Дрыхнуть значит. Подушку давить. Сопеть в две… Обана! Какая встреча! - последние слова милиционер адресовал тощему жилистому субъекту, обряженному в короткую зеленую куртку и штаны того оттенка желтого цвета, от одного взгляда на который хочется зажмуриться и сказать: "Да провались ты!". Голову субъекта украшала зеленая шляпа с пером. В руках он держал клеточку с медными прутьями, внутри которой чинно рядком восседали пять белых хомяков.
   – Дмитрий Андреич, ты никак зоомагазин открыл?
   Услышав это, субъект вздрогнул и, часто моргая, уставился на бродягу, стоящего перед ним.
   – Ми… Миша, ты?! Мишенька, тебя не узнать! - старик бросился милиционеру на шею и по-бабьи всхлипнул. Хомяки вцепились в прутья клетки и принялись приветственно махать лапами, будто провинциальные красотки, встречающие входящий в город полк.
   – Ну, ну, Дмитрий Андреич, ты чего, - приговаривал Миша, поглаживая старика по спине. - Все хорошо, не раскисай. Ты как здесь оказался-то?
   – Я теперь важная шишка, Мишенька, - ответил старик. - Королевский… королевский… вот гадство - забыл! Конюший, что ли?
   – Уж тогда королевский хомячий, - подал голос Йорик.
   – Цыц, костлявый! - Дмитрий Андреич даже топнул ногой от возмущения. - На земле покоя не давал, теперь и на том свете от тебя спасу нет!
   – Что ты мелешь, Дмитрий Андреич, какой "тот свет"? - удивился Миша. - Мы ж живые. Уж лучше - параллельный мир, все не так мрачно.
   – Какая разница - что "тот", что "параллельный"! Как ни назови - влипли мы, и назад ходу нет.
   – Да что случилось-то? - спросил Миша, освободившись, наконец, от цепких объятий Дмитрия Андреича.
   Старик бегло огляделся - не видит ли кто - и сказал:
   – Пойдем, тут поблизости местечко укромное есть, там все и расскажу.
   Укромное местечко оказалось крошечным кабачком под названием "Дева и оборотень". Сюда заглядывала всевозможная мелкая сошка из дворца: гонцы, полотеры, помощники королевских портных и поварята с кухонь его величества.
   В этот час кабачок пустовал. Лишь в дальнем углу потягивали пиво два остроухих гонца в красных кафтанах. Один демонстрировал дыры в подошвах сапог и жаловался на скупость начальства.
   Рассказ Дмитрия Андреича был короток и печален. Удирая от кавланов, он и Люба с пятеркой бравых хомяков за пазухой, затесались в толпу, вопившую "Король! Король!". Страх был столь велик, что беглецы промахнули и толпу, и цепь гвардейцев в белых кафтанах и остановились лишь тогда, когда наткнулись на острия эльфийских мечей.
   Бравые королевские телохранители решили, что это покушение и изрубили бы в капусту девушку и старика, если б не вмешался его величество. Романтический юноша с первого взгляда влюбился в прекрасную незнакомку, несмотря на ее безобразные круглые уши, и наплевав на то, что ее кости истлеют в могиле задолго до того, как он достигнет среднего возраста. Во всяком случае, такова была официальная версия двора.
   – Хрен там он влюбился. Щенок решил фаворитку завести. Мол, король я или шут гороховый! - прокомментировал Дмитрий Андреич.
   Дальнейшие события напоминали сводку боевых действий с полей подковерной войны. Попал в опалу Алибор - Первый советник, всемогущий регент, правивший государством до совершеннолетия короля. Его место занял Заззу, главный колдун королевской гвардии. При дворе поползли упорные слухи, что все эти потрясения - дело рук фаворитки, и что Заззу она уделяет куда больше внимания, чем королю.
   – И ведь все без толку. Сколько я эту стервь просил, чтоб пацанов расколдовала, - сокрушался старик, - все равно же с шаманом ихним нюхается. Нет, не время, говорит. Не суйся, Андреич, в политику. Не твоего ума дело. Железная леди, мать ее. И вот кукую здесь. Научили меня языкам, дали какой-то дурацкий титул и - с глаз долой. Выгуливай, говорят, королевских хомяков. Вот тебе и верная помощница Виктора Антоныча. Тьфу!
   – Так говоришь, ударилась в политику и домой не собирается? - спросил Миша.
   – Точно. Она теперь придворная дама, Макиавелли в юбке. Зачем ей обратно?
   Милиционер взъерошил изрядно отросший белый бобрик.
   – Дела… Дмитрий Андреич, а ты сам-то домой хочешь? У тебя ж титул, и денег, небось, подкидывают.
   Старик махнул рукой.
   – Какие там деньги! На захудалый дворец и то не наскрести. Так, домишко, десяток слуг - вот и все богатство. Но ведь не это главное. Тут со скуки одичаешь. Ни тебе телевизора, ни радио, ни газет. Мне теперь кроссворд покажи, я от умиления на сопли изойду. Попробовал с дворецким о футболе потолковать, а он только зенками моргает, подлец.
   – И не говори, - вставил Йорик. - Небось, и золотая посуда обрыдла. Соскучился по пластиковым одноразовым тарелкам, а?
   – Мне по титулу золото не положено. Только серебро. Недавно - верите - чуть рубином не подавился. Вино из кубка пил, а булыжник возьми и из оправы выскочи и прямо мне в глотку.
   Миша кивнул, состроив сочувственную мину.
   – Не говори, Дмитрий Андреич. Чисто каторга.
   Старик обиделся.
   – Вот ты склабишься, а я, когда у Чертопрыщенко служил, все мечтал, что вот, отыщем сундук и попаду я в какую-нибудь волшебную страну и поселюсь в ней навсегда. Избушку построю. Непременно чтоб рядом молочная речка с кисельными берегами. А оно вон как вышло. Живу как в пещере Али-бабы, а скучаю по соленому огурцу и "Советскому спорту".
   – Те же проблемы у ребят с Брайтон бич, - заявил Йорик. - Эх ты, эмигрант несчастный.
   Дмитрий Андреич все хныкал и жаловался, а Миша с Йориком подливали масла в огонь, доводя старика до нужной кондиции. Через четверть часа чертопрыщенец был готов и клятвенно пообещал шпионить во дворце в пользу милиционера. В обмен потребовал при первой же возможности вернуть его в родной мир. Условились связываться через кабатчика. Толстенький лоснящийся эльф имел немалый доход, передавая за небольшую мзду всевозможные послания, оставляемые посетителями.
   На том и расстались. Дмитрий Андреич двинулся ко дворцу, а Миша, Йорик и Цвей отправились к дому дракончика.
   – Почти пгишли, - пискнул Цвей, когда уютные эльфийские кварталы уступили место сложенным из черного камня зданиям, больше похожим на изрытые норами скалы, чем на жилые дома. Единственной приметой, указывавшей на их рукотворность (или лапотворность) были разноцветные стекла, вставленные в свинцовые рамы и закрывавшие темные провалы нор.
   – Дгаконий квагтал, - с гордостью сказал Цвей. - Я воон там живу.
   Йорик окинул взглядом обиталище дракончика.
   – Местечко так себе. Типовая застройка. Спальный район.
   Они углубились в драконий квартал. Дома-скалы по обеим сторонам улицы царапали небо острыми шпилями, и Мише казалось, что он прогуливается в пасти гигантского крокодила между зубами. Под ногами хрустел шлак. Пахло серой.
   Послышался звук открываемых окон. В ближайшей скале рама с разноцветными стеклами уползла внутрь и из черной норы на путников уставились пышущие пламенем драконьи глаза.
   – Пгивет, тетя Ггыы! - Цвей приветливо кивнул высунувшейся мутно-зеленой роже с торчащими из нижней челюсти полуметровыми клыками, на которых красным лаком был нанесен изящный цветочный рисунок.
   Тетя Грыы благодушно оскалилась и пророкотала:
   – Здррравствуй, малыш. Это и есть твои ссспасители? - дракониха обратила пылающий взгляд на Мишу и Йорика. Из пасти вырвался язык голубоватого серного пламени. Бесстрашный череп юркнул за спину милиционеру.
   – Ага! Это Миша, а это - Йогик. Миша, Йогик, знакомьтесь - это моя тетя Ггыы.
   Миша приветливо взмахнул вспотевшей ладонью. Йорик на миг высунулся из-за ноги альтер эго и снова спрятался. Оба ощущали себя дичью, которую зачем-то решили представить шеф-повару ресторана.
   Двинулись дальше.
   – Слушай, а где этот тот провожатый, которым ты хвастался? Улс, кажется? - спросил милиционер, чувствуя лопатками заинтересованный взгляд тетушки Грыы.
   – Улс? - Цвей бросил взгляд в небо, потом оглянулся. - Да вот он.
   Миша глянул через плечо, но ничего не увидел кроме горящих глаз драконихи Грыы, домов-скал и покрытой черным шлаком дорожки, на которой отпечатались следы когтистых лап, а между ними пролегала длинная борозда. Миша посмотрел на Цвея, потом на следы, бросил взгляд вперед по дороге и снова уставился на Цвея.