Я оставил Полли расплачиваться по счету, а сам прыгнул в автобус, идущий к Холланд-Парк. Мне хотелось посмотреть, что за кавардак устроила шайка О'Нила в моей квартире, а заодно проверить, не пытались ли на меня выйти еще какие-нибудь канадские воротилы с ветхозаветными именами.
   Соломоновы провожатые ворвались в автобус следом за мной и теперь таращились в окно, словно провинциалы, впервые очутившиеся в Лондоне.
   Доехав до Ноттинг-Хилла, я подобрался к ним поближе.
   – Можете сойти вместе со мной, парни. Тогда не придется нестись со всех ног от следующей остановки.
   Тот, что постарше, упорно продолжал пялиться куда-то в сторону, но второй, что помоложе, осклабился во весь рот. В конечном итоге сошли мы вместе. Я вошел в свой дом, они же принялись слоняться туда-сюда по противоположной стороне улицы.
   Даже если бы никто не сказал мне ни словечка, я бы все равно в момент вычислил, что в квартире рылись. Нет, я, конечно, не надеялся, что мне поменяют простыни и пропылесосят ковры, но хоть чуть-чуть прибраться-то можно было. Вся мебель была передвинута, немногочисленные картины на стенах перекособочены, а на книжные полки вообще без слез не взглянешь: книги стояли как попало. Даже в музыкальный центр они умудрились засунуть не тот компакт-диск. Хотя, кто знает: может, ребята просто решили, что под бути Профессора Лонгхэйра[2] обыск пойдет веселее?
   Я даже не потрудился переставить все обратно. Вместо этого прямиком направился на кухню, щелкнул электрочайником и громко спросил:
   – Чай или кофе?
   Из спальни послышался слабый шорох.
   – Или лучше все-таки кока-колу?
   Все время, пока чайник с присвистом прокладывал себе дорогу к кипению, я стоял спиной к двери. Но приближающиеся шаги прекрасно слышал. Вывалив энное количество кофейных гранул в кружку, я повернулся.
   Вместо шелкового пеньюара на Саре Вульф в этот раз были потертые джинсы и темно-серая хлопчатобумажная водолазка. Волосы были убраны в прическу типа «конский хвост», на которую у одних женщин уходит не больше пяти секунд, а у других – не меньше пяти дней. А в качестве аксессуара в тон водолазке сегодня Сара подобрала «вальтер ТРН» 22-го калибра, который и сжимала сейчас в правой руке.
   «ТРН» – маленькая и легкая штучка. С ровной отдачей, коробчатым магазином на шесть патронов и стволом диаметром два с четвертью дюйма. И кстати, абсолютно бесполезная в качестве огнестрельного оружия: если гарантированно не попасть в сердце или в мозг, то свою мишень вы только раздразните. Зайди речь об оружии, большинство людей охотнее остановили бы свой выбор на замороженной скумбрии.
   – Ну, мистер Финчам, – сказала она, – и как же вы догадались, что я здесь?
   Голос ее был под стать внешности – выразительный.
   – «Флер де флер», – ответил я. – На прошлое Рождество я подарил такие же своей уборщице, но знаю, что она ими не пользуется. Значит, остаетесь только вы.
   Она обвела квартиру скептическим взглядом, выразительно изогнув бровь.
   – У вас есть уборщица?
   – Да-да, сам знаю, – ответил я. – Дай ей бог здоровья. Артрит, знаете ли. Не может убирать ничего ниже своих колен или выше плеч. Я стараюсь оставлять грязные шмотки где-нибудь на уровне талии, но порой… – Я улыбнулся. Ответной улыбки не последовало. – Раз уж на то пошло, а вы-то как здесь оказались?
   – Дверь была не заперта.
   Я недовольно покачал головой.
   – Халтурщики. Надо будет написать жалобу нашему местному депутату в парламент.
   – Что?
   – Сегодня утром, – сказал я, – в моей квартире был обыск. Британская секретная служба. Между прочим, профессионалы, обученные на деньги налогоплательщиков. И ведь даже не удосужились запереть за собой дверь. Ну и как это, по-вашему, называется? У меня кола только диетическая. Устроит?
   Пистолет был по-прежнему направлен в мою сторону, но к холодильнику за мной не последовал.
   – А что они искали?
   Теперь она внимательно смотрела в окно. У нее и правда был такой вид, будто утро она провела чертовски паршиво.
   – Ума не приложу, – ответил я. – Вообще у меня где-то в шкафу валяется футболка в сеточку. Может, по нынешним временам это считается государственным преступлением?
   – Они нашли пистолет?
   Она по-прежнему не смотрела на меня. Чайник щелкнул, и я налил кипяток в кружку.
   – Да, нашли.
   – Тот самый, которым вы собирались убить моего отца?
   Я даже не повернулся. Просто продолжал заниматься приготовлением кофе.
   – Такого пистолета не существует. Пистолет, который они нашли, подбросил сюда тот, кто хотел, чтобы все выглядело так, будто именно из него я собирался убить вашего отца.
   – И ему это удалось.
   Теперь она смотрела прямо на меня. И 22-й калибр – тоже. Однако я всегда гордился своей способностью сохранять хладнокровие, так что невозмутимо долил молока в кофе и закурил. Ее это явно разозлило.
   – Наглый сукин сын, да?
   – Вопрос не по адресу. Моя мама, кстати, меня обожает.
   – Вот как? И это причина, почему я не должна в вас стрелять?
   Я очень надеялся, что она все же не станет упоминать о пистолетах и стрельбе, поскольку такая контора, как Министерство обороны, могла запросто напихать по всей квартире «жучков», но коль скоро она решила завести этот разговор, проигнорировать его я не мог.
   – Позволено мне кое-что сказать прежде, чем вы нажмете на курок?
   – Валяйте.
   – Если бы я действительно намеревался воспользоваться оружием для убийства вашего отца, то почему его не было при мне вчера ночью, когда я посетил ваш дом?
   – А может, было?
   Я помедлил, отхлебнув кофе.
   – Достойный ответ. Ладно, допустим, оно было при мне вчера ночью, тогда почему я не применил его против Райнера, когда тот ломал мне руку?
   – А может, вы пытались? Может, именно поэтому он и ломал вам руку?
   Господи, эта женщина начинала меня утомлять.
   – Еще один достойный ответ. Ладно, тогда ответьте на еще один вопрос. Кто вам сообщил, что у меня нашли пистолет?
   – Полиция.
   – Не-а, – возразил я. – Возможно, ребята и представились вам полисменами, но на самом деле они не оттуда.
   Пока я раздумывал, не броситься ли на нее, предварительно швырнув кружку с кофе, надобность в этом отпала. Глядя поверх ее плеча, я видел, как филеры Соломона осторожно чешут через гостиную: тот, что постарше, выставил перед собой здоровенный револьвер, вцепившись в него обеими руками; тот, что помоложе, радостно скалился. Я решил не мешать жерновам правосудия: пусть немного помелют.
   – И вообще, неважно, кто мне об этом сообщил, – поставила точку Сара.
   – Еще как важно. Одно дело, когда продавец в магазине убеждает тебя, что стиральная машина – просто чудо. И совсем другое, когда об этом вещает архиепископ Кентерберийский: мол, это Божье чудо, коли грязь удаляется даже при низких температурах. По-моему, разница огромная.
   – Что вы хотите этим…
   Она услышала их, когда те находились на расстоянии вытянутой руки. Она развернулась, и молодой профессиональным движением ухватил ее за кисть и вывернул бедняжке руку. Она тихонько взвизгнула, и пистолет выпал из ее пальцев.
   Я поднял его с пола и передал, рукояткой вперед, старшему из провожатых. Страстно желая показать, какой я хороший мальчик. Жаль, что этого так никто и не оценил.
 
   К тому времени, когда прибыли О'Нил и Соломон, мы с Сарой сидели, уютно воткнутые в диван, а филеры обрамляли дверь. Беседа не клеилась. Суета и беготня О'Нила мигом придали квартире густонаселенный вид. Я вызвался смотаться в ближайшую лавку за пирожными, но О'Нил продемонстрировал одну из своих самых свирепейших физиономий из серии «на моих плечах – судьба всего западного мира», так что все приутихли, а мы с Сарой дружно принялись изучать свои руки.
   Пошептавшись о чем-то с провожатыми, которые тут же беззвучно исчезли, О'Нил принялся расхаживать взад-вперед по комнате, хватать одну вещь за другой и презрительно кривить губы. Он явно чего-то ждал – чего-то, чего в моей квартире не было и что вряд ли собиралось появиться из-за двери, – так что я демонстративно встал и направился к телефону. Звонок раздался ровно в ту же секунду, когда я протянул руку к трубке. Изредка, но в жизни случается и не такое.
   Я поднял трубку.
   – Аспирантура, – грубо рявкнул голос с американским акцентом.
   – Кто это?
   – Это О'Нил?
   В голосе отчетливо звучала злоба. Да уж, у такого солонку за столом не попросишь.
   – Нет, но мистер О'Нил здесь. А с кем имею честь?
   – Позовите О'Нила, черт бы вас побрал!
   Я обернулся. О'Нил уже спешил ко мне, требовательно простерев руку.
   – А вот хрен тебе, – сказал я и повесил трубку.
   Возникла небольшая заминка, но потом все словно с цепи сорвались. Соломон тащил меня обратно к дивану – не то чтобы грубо, но и не слишком-то вежливо, О'Нил что-то орал парочке провожатых, которые снова возникли в дверях, те орали друг на друга, а в углу опять надрывался телефон.
   О'Нил схватил трубку и запутался в шнуре, который не желал подстраиваться под его замашки хозяина жизни. Сразу стало очевидно, что в мире, где обитает О'Нил, существуют шишки и покрупнее, как, например, этот неотесанный американец на другом конце провода.
   Соломон толкнул меня обратно на диван рядом с Сарой, которая с непонятным отвращением сжалась. Нет, правда, в этом что-то есть – когда тебя ненавидит столько народу сразу, да еще в твоем собственном доме.
   Минуту-другую О'Нил подобострастно кивал и поддакивал, затем крайне деликатно вернул трубку на место. И посмотрел на Сару.
   – Мисс Вульф, – сказал он необычайно вежливо, – вам надлежит срочно явиться к мистеру Расселу Барнсу в американское посольство. Один из этих джентльменов вас доставит.
   И О'Нил уставился на дверь, точно ожидая, что Сара вскочит с дивана и вприпрыжку помчится куда велено.
   Но Сара не двинулась с места.
   – А не засунул бы ты этот торшер себе в жопу, – сказала она.
   Я рассмеялся.
   Так уж вышло, что никто меня не поддержал, а О'Нил даже наградил меня одним из своих знаменитых взглядов. Но на этот раз конкуренцию ему составила Сара, уставившаяся на него просто с людоедской свирепостью.
   – Я хочу знать, что вы собираетесь делать с этим человеком, – сказала она. И мотнула головой в мою сторону так яростно, что я решил попридержать свой смех.
   – Мистер Лэнг – это наша забота, мисс Вульф, – ответил О'Нил. – У вас же свои собственные обязательства перед вашим государственным департаментом, так что…
   – Вы ведь не из полиции, да?
   Во взгляде О'Нила появилась неловкость.
   – Нет, мы не из полиции, – ответил он очень осторожно.
   – Что ж, тогда я хочу, чтобы прибыла полиция и арестовала этого человека за покушение на убийство. Он уже пытался убить моего отца и наверняка попытается снова.
   О'Нил посмотрел на нее, на меня и, наконец, на Соломона. Казалось, ему срочно требуется чья-то поддержка, но вряд ли он мог рассчитывать на кого-то из нас.
   – Мисс Вульф, мне поручено сообщить вам…
   Он замолчал, словно никак не мог вспомнить, что же ему там поручено. Поморщив нос, он все же решился продолжить:
   – Мне поручено сообщить вам, что ваш отец в настоящий момент является объектом следствия со стороны правительственных органов Соединенных Штатов Америки, осуществляемого при поддержке моего департамента, который, в свою очередь, является частью британского Министерства обороны. – Фраза увесисто брякнулась об пол, а мы продолжали сидеть, не шелохнувшись. – Так что не вам решать, выдвигать или нет против мистера Лэнга обвинения, а также предпринимать или нет какие-либо действия в отношении вашего отца и его деятельности.
   Не могу сказать, что я большой спец в физиогномике, но даже я заметил, что у Сары нечто вроде шока. Цвет ее лица менялся на глазах – от серого к белому.
   – Какой еще деятельности? И какого еще следствия?
   В ее голосе слышался надрыв. О'Нил явно чувствовал себя не в своей тарелке – я прекрасно видел, что он до смерти боится, как бы Сара не расплакалась.
   – Мы подозреваем вашего отца, – наконец выдавил он из себя, – в транспортировке запрещенных веществ на территорию Европы и Северной Америки.
   В комнате вдруг сразу стало очень тихо, все разом уставились на Сару. О'Нил прокашлялся.
   – Ваш отец, мисс Вульф, занимается незаконными перевозками наркотиков.
   Теперь настала ее очередь смеяться.

4

   В траве скрывается змея.
Вергилий

   Как все хорошее, – собственно, как и все плохое – закончилось и это. Клоны моего приятеля Соломона усадили Сару в очередной «ровер» и умчали в направлении Гросвенор-сквер, а О'Нил вызвал такси, которое приезжать не спешило, что позволило ему всласть поглумиться над моими личными вещами. Когда он наконец убрался, настоящий Соломон вымыл кружки, а затем предложил сходить куда-нибудь угоститься теплым, питательным пивком.
   Было еще только половина шестого, но пивные уже вовсю стонали от нашествия юнцов в деловых костюмах, с нелепыми усишками и их болтовни о том, куда катится мир. Нам удалось отыскать свободный столик в баре небольшой гостиницы под вывеской «Двугорлый лебедь», где Соломон устроил настоящий спектакль расточительности, роясь по карманам в поисках мелочи. Я посоветовал ему списать пиво на служебные издержки, на что он тут же предложил мне запустить лапу в тридцать тысяч фунтов на моем счету. Мы бросили монету, и я проиграл.
   – Безмерно обязан вам за вашу доброту, командир.
   – На здоровье, Давид.
   Мы присосались к бокалам, и я закурил.
   Я ждал, что Соломон первым поделится своими наблюдениями о событиях прошедших суток, но ему, похоже, больше нравилось просто сидеть и слушать, как шумная компания риелторов за соседним столиком обсуждает автомобильную сигнализацию. Он умудрился сделать так, что я почувствовал, будто поход в бар – целиком и полностью моя идея. Меня такой поворот совсем не устраивал.
   – Давид.
   – Сэр.
   – Это ведь не просто дружеские посиделки?
   – Дружеские посиделки?
   – Тебе ведь велели вывести меня куда-нибудь, не так ли? По-приятельски похлопать по спине, угостить выпивкой, выяснить, не сплю ли я с принцессой Маргаритой?
   Соломона всегда раздражали упоминания королевской семьи всуе, почему, собственно, я и затеял весь этот разговор.
   – Я должен находиться рядом, сэр, – буркнул он наконец. – И я просто подумал, что будет веселее, если мы где-нибудь посидим за одним столиком.
   Похоже, он решил, что ответил на мой вопрос.
   – Что происходит, Давид?
   – А что происходит?
   – Послушай, если ты и дальше собираешься сидеть, таращить глаза и повторять за мной как попугай, то вечерок у нас получится скучноватым.
   Пауза.
   – Скучноватым?
   – Слушай, заткнись, а?! Ты же меня знаешь, Давид.
   – Имею честь.
   – Меня можно назвать кем угодно, но только не наемным убийцей.
   Он глотнул пива и облизнул губы.
   – Из моего опыта, командир, я знаю, что никого нельзя назвать наемным убийцей. До тех пор, пока он им не станет.
   Пару секунд я смотрел ему в глаза.
   – Я сейчас очень сильно ругнусь, Давид.
   – Как вам будет угодно, сэр.
   – Твою мать! Что ты хочешь этим сказать?
   Риелторы переключились на тему женских сисек, этот неисчерпаемый источник веселья. Их гогот заставил меня почувствовать себя стосорокалетним стариком.
   – Знаете, как у собачников? – заговорил Соломон. – «Что вы, мой песик совсем не кусается», – вечно твердят они. До тех пор, пока вдруг не приходится признать: «Сам не пойму, никогда с ним раньше такого не было». – Он заметил, что я хмурюсь. – Я просто хочу сказать, командир, что по-настоящему никто ни про кого ничего не знает. Ни про человека, ни про собаку. По-настоящему – никто.
   Я со стуком опустил бокал на стол.
   – Никто ни про кого ничего не знает? Надо же. То есть ты хочешь сказать, что, несмотря на те два года, что мы с тобой были не разлей вода, ты до сих пор не в курсе, могу я убить человека за деньги или нет?
   Честно говоря, я немного расстроился. Хотя расстроить меня не так-то просто.
   – А как вы думаете, я смог бы? – спросил Соломон. Веселая улыбочка по-прежнему гуляла на его губах.
   – Смог ли бы ты убить человека за деньги? Нет, я так не думаю.
   – Уверены?
   – Да.
   – А зря, сэр. Я уже убил одного мужчину и двух женщин.
   Я знал об этом. Я также знал, какой это для него тяжелый груз.
   – Но не за деньги, – ответил я. – Это не было убийством.
   – Я служу короне, командир. Правительство оплачивает мои закладные. И как ни крути, – а уж вы мне поверьте, крутил я и так и сяк, – смерть этих троих обеспечила хлеб на моем столе. Еще пинту?
   Я не успел ничего ответить, а он уже направлялся к бару с моим пустым бокалом.
   Наблюдая за тем, как он пробивает себе дорогу сквозь плотную массу агентов по недвижимости, я невольно поймал себя на воспоминаниях об играх в войну, в которые мы с Соломоном досыта наигрались в Белфасте.
   Счастливые дни, редкие точки на фоне тягуче-печальных месяцев.
   Шел 1986-й. Соломона вместе с дюжиной других столичных полицейских из особого отдела командировали для усиления облажавшихся «Королевских констеблей Ольстера». Долго доказывать, что он единственный, кто окупил свой авиабилет, Соломону не пришлось, а потому незадолго до окончания срока командировки ольстерцы, которым вообще-то трудно угодить, сами попросили его остаться на сверхсрочную и попытать силы в качестве мишени для лоялистов[3] из парламента. Что он и сделал.
   Я же в то время дослуживал свой последний, восьмой, армейский год – в полумиле от Соломона, в двух комнатушках над туристическим агентством под гордым названием «Свобода». Подвизался я в группе с рыкастым названием ГР-24 – одном из многочисленных подразделений военной разведки, конкурировавших тогда – да и сейчас наверняка тоже – за бизнес в Северной Ирландии. Так уж получилось, что остальные мои собратья по оружию почти все поголовно были выходцами из Итона, в контору заявлялись при галстуках, а каждый уик-энд летали в Шотландию – поохотиться на куропаток, и в результате большую часть свободного времени я проводил в компании Соломона, в основном в четырехколесных тарантайках со сломанными печками.
   Однако время от времени мы все же выбирались на воздух и делали что-нибудь полезное. И за те девять месяцев, что мы провели вместе, я стал свидетелем не одного смелого и выдающегося поступка, совершенного Соломоном. Да, он забрал три жизни, но спас при этом не меньше десятка других, в том числе и мою.
   Агенты по недвижимости давились от смеха, глядя на его коричневый плащ.
 
   – Знаете, командир, Вульф – компания дурная, – сказал он.
   Это была наша третья пинта, и Соломон расстегнул верхнюю пуговицу. Сохранись у меня верхняя пуговица, я сделал бы то же самое. Бар понемногу пустел, посетители расходились, кто – домой, к женам, кто – в кино. Я закурил очередную, уже не помню какую по счету сигарету.
   – Из-за наркотиков?
   – Из-за наркотиков.
   – И все?
   – А разве должно быть что-то еще?
   – Ну да. – Я поглядел через стол на Соломона. – Должно быть что-то еще, раз всем этим почему-то занимается не отдел по борьбе с наркотиками. Каким боком тут замешаны ваши люди? Вам что, больше нечем заняться? И вы решили покопаться по помойкам?
   – Я ничего такого не говорил.
   – Ну еще бы.
   Соломон помолчал, взвешивая свои слова, и, по всей видимости, нашел кое-какие из них несколько тяжеловатыми.
   – Один очень богатый человек, крупный бизнесмен, приезжает к нам в страну с желанием инвестировать. В Министерстве торговли и промышленности ему суют бокал хереса и кучу глянцевых брошюр, и человек переходит к делу. Говорит, что собирается заняться производством изделий из металлопластика в широком ассортименте, и не будет ли у кого возражений, если он построит полдюжины заводов в Шотландии и северо-восточной части Англии? Кое-кто из министерских чинуш чуть не обделывается от восторга, и новоявленному инвестору тут же предлагают субсидий на пару сотен миллионов плюс постоянное разрешение на парковку в Челси. Честно говоря, даже не знаю, что круче.
   Отхлебнув пива, Соломон вытер губы тыльной стороной ладони. Было заметно, что он злится.
   – Проходит какое-то время. Чек обналичен, заводы гудят – и вот тут в Уайтхолле неожиданно звонит телефон. Международный звонок из Вашингтона. Вы что там, не в курсе, что ваш богатый бизнесмен, ну, тот, что клепает всякие пластмассовые штучки, попутно промышляет еще и перевозками огромных партий опиума из Азии? О боже, откуда, конечно, мы не знали, огромное спасибо, что предупредили, привет жене и детишкам. Паника. Что делать?! Ведь богатый бизнесмен уже крепко сидит на огромной куче наших денежек и обеспечивает работой три тысячи наших сограждан.
   Тут у Соломона словно закончилась батарейка, как будто дальше контролировать свою злость было выше его сил. Но я ждать не мог.
   – И что дальше?
   – А дальше собирается некий комитет из не особенно здравомыслящих леди и джентльменов, которые поднапрягают свои заплывшие жиром мозги и, посовещавшись, принимают решение относительно возможных вариантов дальнейших действий. И получается такой список: не делаем ничего, ничего не делаем или звоним в «999» и зовем на помощь дурачка-констебля. Единственное, правда, в чем они единогласно убеждены, – так это то, что последний вариант им нравится меньше всего, а вернее, не нравится вовсе.
   – И О'Нил?..
   – Да, дело поручают О'Нилу. Надзор. Локализация. Контроль за ущербом. Называйте, блин, как хотите. – В лексиконе Соломона «блин» являлся грязнейшим из ругательств. – Но ничего из этого списка не должно иметь ни малейшего отношения к Александру Вульфу. Разумеется.
   – Разумеется, – повторил я. – И где же Вульф сейчас?
   Соломон взглянул на свои часы.
   – В настоящий момент он в кресле 6С «Боинга-747» компании «Бритиш эруэйз», следует маршрутом Вашингтон–Лондон. И если у него хватит здравого смысла, то он закажет говядину по-веллингтонски. Хотя, возможно, Вульф предпочитает рыбу, но я лично в этом сомневаюсь.
   – А кино какое?
   – «Пока ты спал».
   – Я впечатлен.
   – Детали – мое божество, командир. Работенка, может, и паршивая, но это вовсе не означат, что делать ее нужно так же паршиво.
   Мы дружно отхлебнули и, расслабившись, замолчали. Но я все равно должен был спросить.
   – Послушай, Давид…
   – К вашим услугам, командир.
   – Может, ты все-таки объяснишь, какова во всем этом моя роль? – В его взгляде легко читалось «вам лучше знать», так что я решил подхлестнуть лошадей. – Я имею в виду, кто хочет его смерти и зачем представлять дело так, будто убийца – я?
   Соломон осушил кружку.
   – Зачем – я сам не знаю, – ответил он. – А насчет «кто», мы склонны думать, что это ЦРУ.
 
   Ночью я ворочался – сначала немного, потом чуть поактивнее – и даже пару раз вставал, чтобы записать на мой налогово-рентабельный диктофон ряд идиотских монологов о состоянии дел. Кое-что во всей этой истории меня беспокоило, кое-что – даже пугало, но более всего не давал покоя один элемент. По имени Сара Вульф.
   Поймите меня правильно: я вовсе не влюбился в нее. Да и с чего бы? В конце концов, в ее обществе я провел всего-то пару часов, не более, причем ни один из этих часов никак не назовешь приятным. Нет, я определенно не влюбился в нее. Меня не заведешь парой светло-серых глазок и взбитыми каштановыми локонами. Господи.
 
   В девять утра я уже затягивал свой клубный галстук и застегивал пуговично-некомплектный блейзер, а в половине десятого – давил кнопку звонка в справочной Национального Вестминстерского банка в Суисс-Коттедже. Никакого четкого плана действий у меня не было, но, как мне казалось, с моральной точки зрения неплохо было бы взглянуть в глаза моему банковскому менеджеру – хотя бы раз за минувшие десять лет. Пусть даже деньги на моем счету и не были моими.
   Меня попросили подождать в приемной перед кабинетом менеджера, вручив пластиковый стаканчик с таким же пластиковым кофе, причем настолько горячим, что пить его было просто невозможно, и ставшим чуть не ледяным через какую-то сотую долю секунды. Я как раз пытался избавиться от мерзкого пойла, воспользовавшись стоявшим в углу бочонком с фикусом, когда из-за двери кабинета возникла рыжеволосая голова какого-то парнишки лет максимум девяти, кивком пригласившая меня проходить и представившаяся Грэмом Халкерстоном, заведующим отделением.
   – Итак, чем могу быть вам полезен, мистер Лэнг? – сказал он, устраиваясь за таким же юным и рыжим столом.
   Я принял то, что мне казалось настоящей бизнесменской позой: развалился на стуле напротив и расправил галстук.
   – Что ж, мистер Халкерстон, мне бы хотелось получить информацию о денежной сумме, недавно поступившей на мой счет.
   Он мельком взглянул на компьютерную распечатку на столе.
   – Вы имеете в виду денежный перевод от седьмого апреля?
   – Седьмого апреля, – повторил я с осторожностью, изо всех сил стараясь не перепутать его с другими платежами в размере тридцати тысяч фунтов, полученными мною за тот месяц. – Да. Похоже, это именно он.