Все поклонились. Поклону мистера Обри-Уэллса было далеко до грациозных поклонов Габриэля и Демона.
   — Даже не думай кланяться так, как они, — процедила сквозь стиснутые зубы Пейшенс, таща за собой Джерарда.
   — Почему? — изумленно уставился на нее юноша.
   — Так, не обращай внимания.
   Им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Народу собралось видимо-невидимо. Все готовились перейти в обеденный зал, где уже сервировали стол. Чтобы добраться до кресла Минни, им нужно было пройти мимо двустворчатой двери, за которой исчез Вейн с блондинкой. Пейшенс собиралась пролететь мимо с гордо поднятой головой, но вместо этого замедлила шаг, когда они приблизились к двери.
   Она остановилась в нескольких футах от нее, чем вызвала несказанное удивление Джерарда. Заметив его взгляд, она не сразу посмотрела на него.
   — Иди. — Набрав в грудь побольше воздуха, она убрала руку с его локтя. — Мне нужно кое-что проверить. Ты проводишь Минни к столу?
   Джерард пожал плечами:
   — Конечно. — И, улыбаясь, ушел.
   А Пейшенс повернулась и решительно зашагала к двери. Она отлично понимала, что делает, несмотря на приступ ярости, мешавший ей сформулировать хотя бы одну четкую мысль. Как Вейн посмел поступить так? Он даже не попрощался. Пусть он «элегантный джентльмен» до мозга костей, однако ему не вредно поучиться правилам приличия!
   К тому же красотка слишком юна для него, вряд ли ей больше семнадцати. Это возмутительно!
   Пейшенс взялась за дверную ручку и замерла. Как открыть дверь, учитывая то, что она видела и что может увидеть за дверью? Она не знала, что ей делать. А потом вдруг решилась. Если в самый ответственный момент она ничего не придумает, то может просто закричать.
   И повернула ручку.
   Неожиданно дверь дернули с обратной стороны. Пейшенс пролетела вперед и, споткнувшись о порог, врезалась в широкую спину Вейна.
   От удара у нее на мгновение остановилось дыхание. Ощутив на талии его сильную руку, она посмотрела ему в лицо.
   Их взгляды встретились.
   — П-привет, — задыхаясь, пролепетала она.
   От напряженного взгляда Вейна она окаменела. А в следующую секунду осознала, что его рука не только поддерживает ее, но и прижимает. К его груди.
   Пейшенс обвела ошеломленным взглядом погруженный в полумрак зимний сад. На кафельном полу стояли огромные кадки с растениями, листья которых образовывали шатер. Через высокие окна и стеклянный потолок лился лунный свет, серебря проходы между кадками с пальмами и другими экзотическими растениями. В тяжелом влажном воздухе висел острый запах земли.
   Пейшенс и Вейн стояли в полосе света, падавшего из зала через открытую дверь. Недалеко от них, в бархатистом полумраке, стояла блондинка и наблюдала за ними с неподдельным любопытством.
   Блондинка улыбнулась и сделала книксен.
   — Как поживаете? Вы мисс Деббингтон, не так ли?
   — Э-э… да. — Пейшенс оглядела ее, но не нашла никаких следов беспорядка в одежде. Девушка была гладенькая и опрятная, как новая монета.
   — Позвольте мне представить мисс Аманду Кинстер, — зазвучал гулкий, как удар колокола, голос Вейна. Увидев потрясенное лицо Пейшенс, он улыбнулся и добавил: — Мою кузину.
   Пейшенс произнесла ничего не значащее «О!».
   — Двоюродную сестру, — уточнил Вейн.
   Аманда прокашлялась.
   — Прошу извинить меня. — Кивнув, она поспешила к двери.
   — Запомни, что я сказал! — крикнул ей вслед Вейн.
   — Обязательно. — Аманда недовольно нахмурилась. — Я намерена скрутить его в бараний рог, а потом выдернуть из его… — Она сделала многозначительный жест и, шурша юбками, скрылась за дверью.
   Да, подумала Пейшенс, Аманда Кинстер не из тех, кому когда-либо понадобится помощь.
   В отличие от нее.
   — Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Вейн. Растерявшись, она огляделась по сторонам, затем, вздохнув, обвела сад рукой.
   — Кто-то сказал, что здесь есть зимний сад. Я хотела предложить Джерарду сделать такой же в Грейндже и пошла взглянуть. Изучить особенности, так сказать.
   — Да? — ухмыльнулся Вейн и выпустил ее. — Ну что ж, изучай. — Он толкнул створку, и дверь закрылась. — Я с радостью продемонстрирую тебе некоторые неоспоримые достоинства зимнего сада.
   Пейшенс бросила на него быстрый взгляд и прошла вперед.
   — Это помещение всегда было частью дома? — спросила она, глядя на арки, поддерживавшие прозрачный потолок.
   Вейн бесшумно задвинул щеколду.
   — Думаю, сначала это была крытая галерея. — Он неторопливо последовал за Пейшенс в полумрак шатра из пальмовых листьев.
   — Гм, интересно. — Пейшенс обратила внимание на одну пальму. Ее листья нависали над проходом и напоминали растопыренные пальцы. Казалось, что это рука и она норовит схватить замечтавшегося посетителя. — Где Онория берет такие пальмы? — Проходя под растением, Пейшенс провела рукой по папоротнику, росшему у основания пальмы, и тайком оглянулась. — Их разводят садовники?
   — Не имею представления, — ответил он. Пейшенс посмотрела вперед и ускорила шаг.
   — Интересно, какие еще растения здесь есть? Не думаю, что пальмы вроде этих приживутся в Дербишире.
   — Вполне возможно.
   — А вот плющу и кактусу будет хорошо.
   — Конечно.
   Рассеянно дотрагиваясь то до одного растения, то до другого, Пейшенс шла вперед, пытаясь найти выход. Но дорожка петляла между кадками, и Пейшенс начала подозревать, что заблудилась.
   — Вероятно, для Грейнджа больше подойдет оранжерея.
   — У моей матери есть оранжерея.
   Эти слова прозвучали прямо позади нее.
   — Да? — Бросив взгляд через плечо, она увидела, что Вейн едва не наступает ей на пятки. Ее охватило возбуждение, ей стало трудно дышать. Пронизанный лунным светом воздух пропитался надеждой и предвкушением радости. Она ускорила шаг. — Надо не забыть расспросить леди Горацию. Ой!
   Пейшенс остановилась, восхищенная незатейливой красотой мраморного фонтана, окруженного густыми зарослями папоротника. В основании его, увитом ветками с листьями, стояла полуобнаженная девушка и лила воду из кувшина. Она навеки застыла в этой позе, наполняя широкий, украшенный завитками водоем.
   Этот уголок был прекрасным местом отдыха и уединения, где можно спокойно подумать, набраться сил или просто собраться с мыслями. Несомненно, оно предназначалось для хозяйки дома. Лунный свет, таинственные тени вокруг, тишина, подчеркиваемая отдаленными звуками музыки и журчанием воды, придавали этому уголку волшебное очарование.
   Оно заставило Пейшенс на некоторое время отключиться от действительности.
   Но потом она неожиданно ощутила — даже сквозь шелк платья — тепло тела Вейна. Он не прикасался к ней, но она чувствовала, что он разгорячен. Этот жар передался и ей. Испугавшись, она сделала несколько шагов вперед и, судорожно втянув в себя воздух, указала на фонтан:
   — Восхитительно!
   — Гм, — раздалось рядом с ней.
   Слишком близко. Пейшенс вдруг поняла, что идет к каменной скамье, скрытой под нависшими пальмовыми листьями, и, резко повернувшись, устремилась обратно.
   Она поднялась на окружающий фонтан выступ и, наклонившись, стала изучать растения, примостившиеся у невысокой стенки водоема.
   — Они выглядят очень экзотично.
   Вейн, тем временем спокойно изучавший, как платье облегает ее бедра, не спорил. Насладившись столь прекрасным зрелищем, он шагнул вперед — и захлопнул ловушку.
   У Пейшенс сердце едва не выпрыгивало из груди. Она выпрямилась и пошла вокруг фонтана, чтобы спрятаться за ним от волка, заманившего ее в западню. Однако ее затея не увенчалась успехом: она натолкнулась на его руку.
   И ошеломленно уставилась на нее. Под серым рукавом проступали очертания стальных мышц, огромный кулак упирался в край водоема. И громогласно заявлял о том, что идти ей некуда,
   Пейшенс повернулась и поняла, что путь к отступлению отрезан. Она подняла голову. Вейн не отрываясь смотрел на нее. Она заглянула в его глаза. И их серебристая глубина, и упрямое выражение его лица, и чувственный изгиб губ — все говорило ей о том, каковы его намерения. Пейшенс не верила своим глазам.
   — Здесь? — тихо спросила она.
   — Здесь. И сейчас.
   Ее сердце бешено стучало. Кожу покалывало от возбуждения. Убежденность, звучавшая в его рокочущем басе, приковала ее к месту. Мысль о том, что он предлагает, лишила ее способности рассуждать здраво.
   Пейшенс сглотнула и облизала губы.
   — Но… сюда могут войти.
   — Я запер дверь.
   — Запер дверь? — Пейшенс в панике посмотрела на дверь, но почувствовав, что ее тянут за корсаж, приказала себе сосредоточиться. На верхней пуговице корсажа, которая оказалась расстегнутой. Пейшенс недоуменно смотрела на эту золотую пуговку с черепаховой вставкой. — Я думала, они только для видимости.
   — Я тоже. — Вейн расстегнул вторую пуговицу, и его рука двинулась к третьей, под грудью. — Не забыть бы похвалить Селестину за дальновидность.
   Последняя пуговица выскользнула из петли, и его рука проникла под корсаж. Пейшенс затаила дыхание. Вейн развязал тесемки и раздвинул полы шелковой сорочки.
   Его рука, горячая и твердая, накрыла ее грудь.
   Пейшенс покачнулась и вцепилась в его плечи, чтобы не упасть. В следующую секунду он уже завладел ее губами.
   Первое мгновение Пейшенс просто наслаждалась дурманящим вкусом его губ, потом открылась ему, признавая его победу.
   Внезапно она отстранилась, хватая ртом воздух. Ее грудь учащенно вздымалась, и Вейн наклонился, чтобы выразить свое восхищение этим творением природы. Его губы, горячие, как раскаленное железо, обхватили ее сосок. Она напряглась. Он втянул сосок в рот — ив серебристом полумраке прозвучал ее сдавленный крик.
   — Нет! — Вейн поднял голову. Его глаза лукаво блестели, и он не отрываясь смотрел на ее грудь. — Помни, на этот раз никаких криков.
   Никаких криков? Пейшенс прижалась к нему всем телом. Его губы, его прикосновения подпитывали жаркий огонь желания, горевший внутри ее.
   Но это невозможно, так просто нельзя!
   Там есть скамья, но она узкая и наверняка жесткая, а камень холодный. И тут Пейшенс вспомнила, как однажды Вейн усадил ее к себе на бедра и вошел в нее.
   — Мое платье, оно сильно изомнется. Все догадаются.
   В ответ Вейн лишь шире раздвинул полы корсажа, полностью обнажив ее грудь.
   — Я говорю о юбке, — дрожащим от вожделения голосом произнесла Пейшенс. — Мы не сможем…
   Вейн глухо рассмеялся:
   — Не будет ни единой складочки. — Он по очереди поцеловал ее соски, уже успевшие набухнуть. — Доверься мне.
   Он обнял ее за талию и прижал к себе. Она сосками ощутила жесткую ткань сюртука. Их губы слились, и он целовал, целовал ее, пока она не почувствовала, что ноги подкашиваются.
   — Где хотение, там и умение, — прошептал Вейн. — А я хочу тебя.
   На мгновение их взгляды встретились. В них не было ни притворства, ни коварства, ни стремления скрыть свои эмоции, которые сейчас руководили ими.
   Вейн развернул Пейшенс, и она посмотрела на фонтан, жемчужно-белый в лунном свете, на почти обнаженную девушку, продолжавшую лить воду из кувшина. Когда Вейн прикоснулся губами к ее шее, она откинулась назад, отдаваясь его ласке, а руками обхватила его бедра, сильные, мускулистые. Она думала, что он будет неистово ласкать ее грудь, но он лишь дотронулся кончиками пальцев до сосков. Пейшенс задрожала и прижалась к нему еще сильнее. Внезапно его руки исчезли, и она, открыв глаза, увидела, что он гладит обнаженную грудь каменной девушки. А потом он окунул руку в воду и стал гладить разгоряченную грудь Пейшенс — нежно, чувственно, возбуждающе.
   Пейшенс закрыла глаза. Его пальцы, прохладные, влажные, пробуждали в ней восхитительные ощущения. Чтобы не закричать, она прикусила губу и стиснула руками его бедра.
   — Это… — выдохнула она.
   — Так и должно быть.
   Она облизнула приоткрытые губы.
   — Как? — спросила тихо.
   Пейшенс сразу ощутила перемену в нем. Он будто обуздал свою страсть. Ее охватила непреодолимая потребность полностью принадлежать ему, отдаться ему без остатка. Это желание было настолько сильным, что у нее перехватило дыхание.
   — Доверься мне. — Его руки легли на ее грудь, но их прикосновение утратило нежность и стало жадным. — Просто делай, что я скажу. И не думай.
   Пейшенс тихо застонала. Как? Что?..
   — Помни о моем платье.
   — Я же эксперт, ты забыла? Обопрись на край фонтана обеими руками.
   Озадаченная Пейшенс выполнила его просьбу. Вейн завозился позади нее, и вдруг ее юбки оказались у нее на талии. Обнаженные бедра тут же обдало холодом. Она густо покраснела и хотела уже протестовать. Однако в следующее мгновение Вейн сунул руку ей между бедер, и она забыла о протесте, забыла обо всем на свете.
   Он безошибочно нашел заветный бугорок, твердый и влажный, и принялся дразнить ее, искушать, ласкать.
   Пейшенс изо всех сил старалась не кричать. Она лишь тихо застонала, когда его пальцы проникли глубже, и крепче вцепилась в край фонтана.
   Вейн прекратил эту сладостную пытку, его широкая ладонь легла ей на живот, и сквозь курчавые волоски устремилась туда, где было средоточие ее страсти. Неожиданно Пейшенс ощутила у себя между ног его твердую плоть, горячую и пульсирующую, ощутила, как он вошел в ее влажное лоно.
   И медленно задвигался. Другой рукой он держал Пейшенс за бедра и направлял ее, то подталкивая вперед, то притягивая к себе. Он снова и снова сильными рывками входил в нее, заполняя ее собой, заставляя почувствовать его власть над ней, раствориться и душой, и телом в этом ритмичном движении.
   Пейшенс отдавала себя ему с радостью и с такой же радостью впускала его в себя, послушно сдерживая рвущиеся наружу стоны.
   Вейн ускорил темп, и напряжение, владевшее обоими, стало нарастать с бешеной силой. Пейшенс силилась сохранить остатки благоразумия и хотела освобождения, боясь, что потеряет рассудок от наслаждения.
   Ей захотелось приблизить это освобождение, и она инстинктивно попыталась сжать мышцами своего лона плоть Вейна.
   И поняла, что в этой позе ее возможности ограниченны.
   Она полностью находилась в его власти и ничего не могла изменить.
   При каждом толчке Вейна на нее волнами накатывало наслаждение, безжалостное, страстное. Он стремительно врывался в нее и заполнял собой.
   Пейшенс ощутила, как в ее горле нарастает крик, и до боли прикусила губу.
   Вейн вошел в нее и почувствовал, как она затрепетала. Он задержался в ней чуть дольше, потом плавно вышел. И снова вошел.
   Он не спешил. Он наслаждался мягкостью и жаром ее лона. Ему доставляло удовольствие ощущать ее податливость, безудержность, раскованность, полноту ее отдачи. Ему нравилось смотреть, как их тела ритмично бьются друг о друга, как блестит его влажная плоть, когда он выходит из нее, как в лунном свете отливает белизной ее кожа. Он тянул время, чтобы насытиться всем этим.
   Внезапно она сжалась, напряглась и беспомощно задрожала. Вейн прижал ее к себе так, что она не могла шевельнуться, и вошел в нее. Она была на грани неистовства. Он вышел из нее, раздвинул ей ноги и опять глубоко вошел.
   Она сдавленно вскрикнула.
   Он почувствовал, что ему надо отвлечься.
   — Зачем ты пришла сюда? В зимний сад? — спросил он.
   Пейшенс ответила не сразу.
   — Я же сказала: чтобы посмотреть, — проговорила она.
   — Не потому, что увидела, как я вхожу сюда с очаровательной женщиной?
   — Нет! — мгновенно ответила Пейшенс. — Это ведь, — помедлив, добавила она, — твоя кузина.
   Вейн убрал руку с ее живота и, нащупав набухший сосок, сильно сжал его пальцами.
   — Ты не знала этого, пока я не представил вас.
   Пейшенс с трудом подавила крик.
   — Музыка стихла — они, наверное, ужинают. — Она едва могла говорить. — Мы все пропустим, если ты не поторопишься.
   Вейн прижался губами к ее затылку.
   — Лангуст в тесте может и подождать. Ты для меня вкуснее.
   Взяв ее обеими руками за бедра, он энергично задвигался. Пламя внутри ее разгорелось с новой силой, яркий свет освобождения уверенно приближался. И становился ярче. Неожиданно Вейн замер.
   — Кажется, ты кое-что упускаешь.
   Пейшенс знала, что она упускает. Яркий свет тоже замер — а ведь был так близко. Она гневно стиснула зубы, к горлу поднялся крик…
   — Я же сказал тебе: ты моя. Я хочу тебя, только тебя!
   Эти слова затмили все остальные мысли, крутившиеся в голове Пейшенс. Она открыла глаза и устремила невидящий взор на мраморную девушку, поблескивавшую в лунном свете.
   — Я не хочу владеть другой женщиной, мне больше никто не нужен. — Она почувствовала, как он напрягся, подобрался — и рванулся вперед. — Только ты!
   На Пейшенс обрушился поток яркого света.
   Наслаждение мощной волной прокатилось по ее телу, сметая все на своем пути. Ее взгляд затуманился. Она даже не подозревала о том, что кричит.
   Вейн поспешно зажал рукой ей рот, но ее восторженный крик все же успел лишить его самообладания. Он с трудом сдерживал свою страсть, чувства, обуздывал пламя, полыхавшее в его чреслах.
   И все это ему удалось, но ненадолго. Ее спазмы разрушили все барьеры, и он ощутил, как в нем неумолимо поднимается страшная сила. В следующее мгновение мир для него раскололся, и он сдался. И сделал то, о чем она однажды просила, — излил в нее свое семя.
 
   Едва за Пейшенс закрылась дверца кареты, она в изнеможении откинулась на спинку сиденья. И взмолилась о том, чтобы у нее хватило сил выбраться из кареты и дойти до кровати,
   Тело казалось ей чужим. Она чувствовала себя выжатой. Полчаса между их возвращением в бальный зал и отъездом Минни превратились для нее в пытку. Только надежная поддержка Вейна, его осторожность и ловкость помогли ей скрыть свое состояние. Состояние безграничного удовлетворения.
   Хорошо, что она могла хотя бы разговаривать. Разумно и связно. И думать. Что только ухудшало ситуацию. Так как она могла думать только о том, что он шептал ей в висок, когда она билась в его руках.
   « — Ты передумала?
   — Нет. — Этот ответ дался ей нелегко.
   — Упрямица, — ворчливо буркнул он.
   Он не настаивал, но и не сдавался».
   Его вопрос все еще звучал в ее сознании. В его голосе слышалась непоколебимая уверенность, и это тревожило ее. Он очень сильный, не только в физическом плане, и противостоять этой силе — убедить его в том, что она не согласится стать его женой, — будет очень трудно. Вероятно, это станет самым тяжелым испытанием в ее жизни. Более того, она, возможно, задела, пусть и не намеренно, его гордость. Поэтому ей придется узнать еще и эту сторону его характера. Не очень-то ободряющая перспектива.
   Но самое ужасное было в том, что она колебалась, прежде чем ответить ему «нет».
   Очевидно, она потеряла бдительность и искушение тайком прокралось ей в душу. После всего, что она видела, свидетелем чего стала — как все Кинстеры и их жены тверды и непреклонны в отношении всего, что касается семьи, — нельзя не признать, что вряд ли она когда-нибудь сможет найти более удачную партию. Семья — единственное, что имеет для нее первостепенное значение, — очень важна для Вейна.
   Если прибавить к этому другие его достоинства — богатство, положение в обществе, привлекательность, — то чего еще ей желать?
   Проблема в том, что она знает ответ на этот вопрос.
   И поэтому ответила «нет». И будет отвечать «нет».
   Кинстеры относятся к семье как собственники и покровители. Они — клан воинов. Их преданность семье, сначала удивившая ее, вполне объяснима. Воины защищают то, что им принадлежит. Кинстеры воспринимают семью как свою собственность, которую нужно защищать любой ценой. Их чувства порождены инстинктом завоевателя — инстинктом сохранить все, что им досталось.
   Это можно понять.
   Но этого мало.
   Для нее.
   Ее ответом останется — должно остаться — «нет».

Глава 19

   На следующее утро, в девять часов, Вейн уже стоял на ступеньках дома. Дверь открыл Слиго. Вейн кивнул ему и прошел внутрь.
   — Где ее светлость? — Он окинул взглядом холл — к счастью, там никого не было. Кроме сонно зевавшего Слиго.
   — Думаю, сэр, ее светлость еще в постели. Не прикажете ли послать?..
   — Нет. — Вейн перевел взгляд на лестницу. — Где ее комната?
   — Последняя справа.
   Вейн направился к лестнице.
   — Ты меня не видел. Меня здесь нет.
   — Да, сэр. — Слиго смотрел ему вслед, потом покачал головой. И поплелся на кухню, к своей порции овсянки.
   Найдя дверь Минни — Вейн надеялся, что не ошибся, — он постучал. Минни почти сразу пригласила войти. Он поспешно проскользнул в комнату и тихо закрыл за собой дверь.
   Минни сидела, откинувшись на подушки, в ее руке была чашка с какао.
   — Великий Боже! — удивленно воскликнула она. — Давно я не видела, чтобы ты вставал в такую рань.
   Вейн подошел к ее кровати.
   — Мне нужен мудрый совет, и только вы в силах помочь.
   Минни просияла, довольная лестью.
   — Ладно… Что-то случилось?
   — Ничего. — Вейн зашагал взад-вперед перед кроватью. — В том-то и проблема. А нужно, чтобы случилось. Свадьба. — Он внимательно взглянул на Минни. — Моя.
   — Ага! — Глаза Минни победно блеснули. — Так вот куда ветер дует, а?
   — Как вам известно, — заявил Вейн, — ветер туда дует с тех пор, как я увидел вашу племянницу.
   — Лучше и не придумаешь, так и должно быть. Так в чем помеха?
   — Она не хочет выходить за меня.
   Минни сникла, изумленно захлопав глазами.
   — Не хочет?
   У Вейна на скулах заиграли желваки.
   — Именно так. По какой-то глупейшей причине, которой я не знаю.
   Минни молчала, но выражение ее лица говорило само за себя.
   — Дело не во мне, — поморщился Вейн, — а в мужчинах или в браке как таковом. Она настроена против этого. Вы знаете, что это значит. Она унаследовала ваше упрямство.
   Хмыкнув, Минни поставила на столик чашку с какао.
   — Очень разумная девочка моя Пейшенс. Но если она сомневается в отношении брака, я бы сказала, что ты единственный на свете, кому под силу переубедить ее.
   — Не думайте, что я не пытался! — раздраженно сказал Вейн.
   — Ты, наверное, все напутал. Когда ты сделал ей предложение? В зимнем саду вчера вечером?
   Вейн попытался не думать о том, что было в зимнем саду, потому что воспоминания, живые и яркие, и так донимали его всю ночь до рассвета и мешали спать.
   — Я дважды делал ей предложение, еще в Беллами-Холле. А потом еще несколько раз. Причем с каждым разом все настойчивее.
   — Гм, — нахмурилась Минни. — Это выглядит очень серьезно.
   — Думаю… — Вейн, остановился, упер руки в бока и уставился в потолок. — Нет, я знаю, что сначала она сравнивала меня со своим отцом. Думала, что я буду вести себя так же, как он. — Он опять зашагал по ковру. — Она считала, что меня не может интересовать брак. Когда я доказал ей обратное, она решила, что меня не интересует семья. Она вбила себе в голову, будто я делаю ей предложение исключительно из практических соображений — только потому, что она удовлетворяет моим требованиям.
   — Чтобы Кинстера не интересовала семья? — усмехнулась Минни. — Теперь, познакомившись со всеми вами, она наверняка прозрела.
   — Верно, прозрела. В том-то и дело. — Вейн опять остановился у кровати. — Даже увидев, какие отношения существуют в нашей семье, она не передумала. Это значит, что есть Нечто более существенное, более глубокое. Я почувствовал это с самого начала. Думаю, это связано с ее родителями. Поэтому-то я и обращаюсь к вам.
   Минни пристально посмотрела на него, и ее взгляд стал задумчивым.
   — Возможно, ты прав. Хочешь узнать историю Констанс и Реджи? — Вейн энергично закивал. — Невеселая была история.
   — В каком смысле?
   — Констанс любила Реджи. Под словом «любила» я подразумеваю не обычную привязанность, возникающую после долгих лет супружества, и не более теплые чувства. Я имею в виду именно любовь — беззаветную, жертвенную и безответную. Для Констанс весь мир был заключен в Реджи. Да, она любила своих детей, но только потому, что они были детьми Реджи и, следовательно, вписывались в круг ее интересов. Поняв, что жена любит его до безумия, он был скорее озадачен, чем обрадован. — Минни презрительно хмыкнула. — Но надо отдать ему должное, он пытался смириться с этим фактом. Он был истинным представителем своего времени и женился отнюдь не ради такого необычного понятия, как любовь. Считалось, что оба сделали отличную партию, во всех аспектах. Не его вина, что ситуация приняла столь неожиданный оборот. — Минни сокрушенно покачала головой. — Он пытался осторожно осадить Констанс, но она оказалась непоколебимой в своей любви. Как будто ее чувства были навечно выбиты на камне. В конечном итоге Реджи поступил по-джентльменски, решив держаться от нее подальше. Из-за этого он потерял связь с детьми. Он не мог навещать их, потому что пришлось бы встречаться с Констанс, а этого допускать было нельзя.
   Вейн снова заходил по комнате.
   — Какой урок — мне трудно найти более подходящее слово — извлекла из этого Пейшенс?
   Мннни некоторое время следила за ним, а потом вдруг встрепенулась:
   — Ты говоришь, что она уклоняется от замужества по какой-то очень серьезной причине? А ты уверен, что в противном случае она бы приняла твое предложение?