Лоуренс Стефани. Тайная любовь

   Габриэль с трудом верил услышанному.
   — Удивительно! — Он покачалтоловой.
   — Джереми, — заключила Алатея, — был просто великолепен — он очень хорошо подыграл мне.
   — Должно быть, он унаследовал те же самые актерские способности, что и ты.
   Алатея намеренно пропустила это замечание мимо ушей.
   — Так что мы будем делать дальше?
   Габриэль смотрел куда-то в глубь сада, где ее братья сражались с неподатливым кустом, который пытались выкорчевать.
   — Сегодня же наведаюсь в компанию Бентинка.
   Алатея быстро посмотрела на него:
   — Я думаю, что открыто расспрашивать их небезопасно.
   Габриэль снова оглядел сад.
   — Полагаешь, ты одна способна к фокусам с переодеванием?
   Ее губы дрогнули в насмешливой улыбке:
   — И кем же ты к нему явишься? Купцом из Гулля, спешащим отправить партию своего товара в Африку с первым же быстроходным кораблем?
   — Из Гулля? Господи, почему оттуда? Я стану импортером деревянной африканской скульптуры, изыскивающим надежную пароходную линию для транспортировки своих товаров, закупленных в Африке, до доков Сент-Кэтрин…
   — И?..
   — И получу рекомендацию специально для капитана Стратерса от надежного, важного и весьма беспокойного клиента. Это должно побудить компанию дать мне направление к Стратерсу, который, разумеется, встретит меня наилучшим образом.
   Алатея одобрительно кивнула:
   — Пожалуй, это может получиться…
   — Штука заключается не в том, чтобы вовремя понять, когда с маскарадом пора покончить и вернуться к реальности.
   В его глазах она читала напоминание о том, что им пришлось испытать вместе — их детские проказы и победы, юношеские приключения и недавние интимные ласки. Она словно притаилась где-то в глубине его взгляда.
   Протянув руку, Габриэль поймал непослушную прядь, спустившуюся ей на щеку, и заправил за ухо.
   Их взгляды встретились, но Алатея тут же отвела глаза. Габриэль поднялся.
   — Если мои расследования будут успешными, я дам тебе знать.
   Она наклонила голову в знак согласия.
   — Да, обязательно.
   Габриэль повернулся и направился к воротам, не забыв помахать на прощание юным членам семьи и вежливо поклониться мисс Хелм.
 
   Двенадцатью часами позже Алатея стояла в музыкальном салоне леди Хендрикс, как всегда, переполненном гостями, наслаждаясь музыкой, безукоризненно исполняемой самым лучшим струнным квартетом. Уже заканчивалась первая часть, когда длинные гибкие пальцы обвились вокруг ее запястья.
   Она стремительно повернула голову, глаза ее изумленно раскрылись:
   — Что, ради всего святого, ты здесь делаешь? Габриэль смотрел на нее — в глазах его она прочла едва заметную усмешку.
   — Я хотел увидеть тебя.
   Он втиснулся в узкое пространство между ней и стеной и оказался рядом; ей не оставалось ничего иного, кроме как подвинуться.
   Последнее, чего бы она хотела, это привлечь к ним внимание посторонних.
   — Откуда ты узнал, что я здесь?
   — Мне сказал Фолуэлл.
   Алатея бросила на него удивленный взгляд:
   — Так ты знаешь о Фолуэлле?
   — Да. Разве он не упоминал моего нового лакея?
   — Чанса?
   Габриэль кивнул.
   — У него не язык, а мельница. Причем не важно, присутствую я при этом или нет. Я знал, что Фолуэлл постоянно торчит у меня на кухне, но как-то никогда не связывал его присутствие с тобой — думал, что он околачивается там из-за Додсуэлла. Только теперь понял, что у Фолуэлла свои интересы.
   Алатея снова переключила свое внимание на музыкантов.
   — Вряд ли леди Хендрикс прислала тебе приглашение на этот музыкальный вечер. Правда, она наивно верит в способность своей дочери очаровать тебя…
   Габриэль внимательно изучал профиль Алатеи, с любопытством замечая, как смягчается выражение ее лица под воздействием музыки.
   Взглянув туда, где сидели на возвышении музыканты, он подождал, пока пьеса закончится, мощное крещендо замрет, сменившись легким рокотом, , потом прошептал ей на ухо:
   — В настоящее время связаться с капитаном невозможно.
   Никто, кроме него, не заметил ее разочарования.
   — Пойдем к окну. Там мы поговорим свободнее.
   Узкие окна, выходившие на балкон, были открыты. Прохладный ветерок раздувал тончайшие занавески. Раздвинув их, они встали на пороге лицом к лицу. Едва ли это можно было назвать полным уединением, на все же они находились достаточно далеко от остальных гостей и могли разговаривать без опасения быть подслушанными. Агатея оперлась об оконную раму.
   — Так что ты узнал?
   — Алоизиус Стратерс угадан верно — клерки в пароходстве подтвердили это, когда я описал им, как выглядит тот, кого мы ищем. Представь, он у них считается экспертом. В последние десять лет этот человек изучил побережье Восточной Африки, потому что плавал только туда, и знает те места как свои пять пальцев. К сожалению, сейчас капитан гостит у своих друзей, и никто из представителей пароходства не знает точно, где это. У него в Англии нет ни семьи, ни постоянного места обитания, однако время от времени он появляется здесь, чтобы узнать, не изменилась ли дата его отплытия. Я оставил для него послание с просьбой немедленно приехать ко мне на Брук-стрит. Надеюсь, это произойдет в течение недели.
   Клерки обрисовали его характер не особенно лестно: они говорят, что это раздражительный старый джентльмен, интересующийся исключительно кораблями и Африкой.
   — Сможем ли мы собрать необходимые материалы в случае, если он не пожелает давать показания?
   Габриэль помолчал.
   — Цифры, добытые Монтегю, слишком красноречивы и свидетельствуют о намеренном подлоге, но, боюсь, этого мало — хороший адвокат сумеет убедить суд в недостаточности доказательств. Что же касается информации от африканских властей, то мои друзья, связанные с Уайтхоллом, считают, что от них будет крайне трудно добиться прямых ответов. Для суда нам требуется нечто большее. Я постараюсь и дальше давить на Уайтхолл, но без более определенных и убедительных доказательств нам не обойтись.
   — Короче говоря, необходимо свидетельство капитана.
   Габриэль кивнул. Его взгляд скользнул куда-то мимо нее.
   — Черт возьми! Эта гарпия опять будет пытаться навязать мне свою дочь.
   Оглянувшись, Алатея увидела хозяйку, направлявшуюся к ним с ослепительной улыбкой и тащившую за собой свое бледное и молчаливое чадо.
   — Ну да ладно. К счастью, ты здесь. Возможно, в этом мое спасение.
   Леди Хендрикс тотчас же осознала, какова ситуация, и бросила на них изумленный взгляд, но все же предпочла оставить свою дочь с ними, излив предварительно на Габриэля поток льстивых слов. Все трое принялись болтать, ни на йоту не отступая от принятых в свете тем.
   Когда музыканты снова уселись на свои места, юная леди даже улыбалась, и Алатея решила, что леди Хендрикс не будет разочарована.
   — Эшер и Карстерс сидят с твоими сестрами, — сказал Габриэль, когда они выходили из музыкального салона.
   — И как это тебе?
   — Думаю, все решится в течение двух недель.
   Она посмотрела на Габриэля — лицо ее было серьезным.
   — Ты что-нибудь слышал о них?
   — Раньше нет, но я уже навел справки. Оба достаточно богаты, чтобы жениться по собственному вкусу и выбору, и в обоих случаях их весьма уважаемые семьи будут более чем довольны, если их отпрыски женятся на дочерях графа.
   — Слава Богу. Это даже слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я и не надеялась, что девочки найдут себе мужей так легко.
   Она снова оглянулась на своих сестер.
   — Этот сезон превзошел все наши ожидания.
 
   На следующий день он нашел ее в парке — гибкое, как ива, видение в бледно-зеленом. Тонкое шелковое платье будто обтекало ее бедра, соблазнительно покачивавшиеся при каждом шаге.
   Алатея резко повернулась, почувствовав его взгляд; в ее глазах он прочел удивление и радость. Потом она опомнилась и грациозно наклонила голову, здороваясь с ним.
   — Ты что-нибудь узнал?
   Габриэль взял ее за руку, и они пошли вперед по дорожке.
   — Нет, пока больше ничего.
   — Жаль!
   Он чувствовал ее напряжение — она определенно хотела знать, что привело его сюда.
   — Видишь ли, Монтегю удалось кое-что раскопать.
   Алатея невольно затаила дыхание, слушая его рассказ, потом задала несколько толковых вопросов о предполагаемых затратах компании. В ответ Габриэль кивнул:
   — Я попрошу Монтегю проверить все…
   — Алатея! Какой приятный сюрприз! — К ним приближалась герцогиня Льюис со своим братом лордом Монтгомери. Алатея улыбнулась:
   — Сесиль! Как я рада тебя видеть!
   Габриэль и Монтгомери обменялись сдержанными приветствиями. Оба они терпеливо ждали, пока дамы поздороваются.
   — А, и мистер Кинстер здесь! — Герцогиня повернулась к Габриэлю с игривой улыбкой.
   — Мадам… — Габриэль слегка поклонился. Не глядя он поймал руку Алатеи и сжал ее. Она не сопротивлялась.
   — Что, если мы прогуляемся все вместе? — предложила герцогиня.
   Алатея улыбнулась: почему бы и нет?
   Разговаривая со своими поклонниками, встречавшимися им по дороге, она чувствовала, что Габриэль готов уничтожить их всех, настолько были взвинчены его нервы. Ее облегчение было вполне искренним, когда они наконец остановились.
   — Я боюсь, — проворчал Габриэль, — что мне придется сопроводить сестер леди Алатеи и своих к их экипажам. Вы должны извинить нас.
   Эти последние слова были произнесены столь решительно, что прозвучали как приказ и оказались убедительными даже для лорда Монтгомери, который учтиво раскланялся, в соответствии со своим воспитанием и рыцарскими взглядами.
   Габриэль безжалостно потащил Алатею прочь. Поймав взгляд Хизер, он одним повелительным жестом заставил сестру и всю группу сопровождавшей ее молодежи повернуть к экипажам.
   Когда они оказались в арьергарде процессии, Алатея удовлетворенно вздохнула. После чуть ли не часа непрерывной болтовни говорить ей не хотелось, и она в молчании шла рядом с Габриэлем.
   Наконец они разместились в экипажах, присоединившись к девушкам и Эшеру с Карстерсом. Поверх их голов Габриэль обменялся взглядами с Силией. Мать, очевидно, хотела бы знать, как сюда занесло ее сына, но его лицо оставалось бесстрастным. Своим видом он хотел показать, что все произошло по чистой случайности и теперь он вынужден проводить дам. В этом не было ничего особенного. Силия улыбнулась и махнула ему рукой. Затем Габриэль повернулся к Алатее, коротко кивнул ей и удалился.
   Алатея некоторое время смотрела ему вслед. Глаза ее были мрачны, а из головы не выходил один и тот же вопрос, на который она не знала ответа.

Глава 15

   Алатея получила ответ две ночи спустя. Герцогиня Ричмонд давала самый пышный бал, который должен был стать гвоздем сезона. Дом Ричмондов на реке каждый, кто хоть что-то значил в обществе, посещал непременно.
   Алатея приехала туда относительно рано в сопровождений Сирины, Мэри и Элис. Ее отец обедал где-то с друзьями и должен был прибыть позже.
   Оставив Сирину на диване в обществе леди Арбетнот и Силии Кинстер, Алатея удостоверилась в том, что Мэри и Элис тоже не обделены вниманием. Слава Богу, Эшер и Карстерс были при них. Потом она нашла уединенный уголок у стены и забилась туда.
   Однако ее попытка скрыться обернулась неудачей, потому что лорд Фолуорт успел заметить ее. Через несколько секунд вокруг нее собрались поклонники, ее собственный «двор».
   Не прошло и пяти минут, как к ним присоединился Чиллингуорт. После обмена дежурными любезностями граф прочно занял место возле нее, оттеснив Фолуорта, с мрачным видом уступившего ему эту выгодную позицию. Чиллингуорт, такой же крупный и высокий, как Габриэль, оказывал не менее подавляющее действие на остальных соискателей ее руки — уловив вызов в его тоне, они немедленно теряли боевой задор.
   К тому времени когда заиграл оркестр, Алатея ощутила, что нашла покровителя в лице графа, и была готова. предложить ему руку в качестве партнерши, однако он словно не заметил этого и спокойно наблюдал за ней, когда ее пригласил лорд Монтгомери. Алатея не успела придумать убедительной отговорки, и ей пришлось согласиться на пламенную просьбу лорда. К счастью для нее, это был котильон, что избавило ее от неприятных ощущений, — иначе ей пришлось бы без конца выслушивать его комплименты.
   Но вот танец кончился, и она с изумлением увидела терпеливо ожидающего ее Чиллингуорта. Лишь когда музыканты заиграли вальс, ей стало ясно, чего дожидался граф.
   — Не окажете ли вы мне честь, дорогая?
   Алатея заколебалась. Она подняла голову и увидела, что он смотрит на нее, выжидая.
   Он был готов подойти и настаивать, если она сама не пойдет ему навстречу… и тут круг ее обожателей расступился перед Габриэлем.
   — Боюсь, милорд, я уже обещала этот танец мистеру Кинстеру, — пролепетала Алатея.
   Последнее было лишним: взгляд Чиллингуорта остановился на лице Габриэля, и это не обещало обоим ничего хорошего.
   Между ними мгновенно вспыхнуло чувство соперничества. Чиллингуорт, обуздав себя, поклонился.
   — Это для меня разочарование и потеря, дорогая, но надеюсь, потеря временная. Сегодня будет еще много вальсов. — Угрюмый тон больше, чем слова, выражал его намерения.
   Габриэль предложил Алатее руку и привлек ее к себе, ловко отделив от толпы танцующих и от группы поклонников. Место для танцев было всего в нескольких дюймах от них, и она уже плыла по кругу в его объятиях.
   Алатея чувствовала, что Габриэль доволен окончанием этой сцены и своей победой, но ей все это было неприятно.
   — Ты привлекаешь к нам слишком много внимания.
   — В настоящих обстоятельствах это неизбежно.
   — В таком случае измени обстоятельства.
   — Как?
   — Твоя настойчивость вызовет сплетни.
   — Ты хочешь, чтобы я разрешил тебе танцевать вальс с другими мужчинами?
   — Да.
   — Нет.
   Алатея сжала губы. Кажется он вообразил, что может ей диктовать подобные вещи?
   Настроение ее отнюдь не улучшалось оттого, что он продолжал намеренно играть на ее чувствах.
   Танец закончился, и Алатея была рада вернуться в свой укромный уголок; но, как оказалось, у Габриэля на этот счет были другие планы.
   Небольшой салон, куда он привел, ее, был уставлен пальмами в кадках и украшен статуями. Тщательно подобранный интерьер создавал ощущение защищенности. Они прошли в дальний угол салона, отгороженный тремя пальмами и ажурной аркой.
   К ним тут же подошел лакей с подносом. Габриэль взял два бокала с шампанским и протянул один Алатее.
   Приняв бокал, Алатея сделала крошечный глоток, успокаиваясь по мере того, как пузырьки газа приятно щекотали горло.
   Однако стоило ей повернуть голову, и ее взгляд встретился со взглядом Чиллингуорта, который, оказывается, следовал за ними по пятам.
   — Мне посчастливилось снова найти вас, дорогая.
   Габриэль презрительно прищурился:
   — Вы наблюдаете за нами?
   — Ну что вы! — Чиллингуорт взял с подноса бокал с шампанским. — Я предположил, что после небольшой сцены, разыгранной Кинстером в бальном зале, он уединится с вами в каком-нибудь укромном уголке…
   — Как видно, эта тактика вам хорошо знакома…
   Чиллингуорт насмешливо посмотрел на Габриэля:
   — Она меня удивляет. Вы, как известно, друг семьи, и ваш трюк — нечто такое, чего я никак не ожидал от вас.
   — Только потому, что вы не имеете ни малейшего представления о том, в чем состоит мой трюк.
   — Вот как? О нет, мой дорогой. Я далеко не так глуп, как вы предполагаете.
   — Возможно, — заметил Габриэль, — было бы много лучше с вашей стороны, если бы вы проявляли как можно меньше фантазии.
   — А я считаю, что было бы гораздо разумнее, если бы в данных обстоятельствах вы прекратили лицедействовать и уступили мне дорогу.
   — О каком лицедействе вы говорите?
   — О том самом. Помните поговорку о собаке на сене?
   Алатея с горящими глазами выступила вперед, чем заставила замолчать Габриэля, который уже открыл рот, собираясь ответить. Удовлетворенная его реакцией, она повернулась к Чиллингуорту:
   — Вы меня извините, если я сочту этот обмен «любезностями» не слишком лестным для себя?
   Оба кавалера растерянно посмотрели на нее.
   — Откровенно говоря, я просто в ужасе, — продолжала Алатея. — Похоже, вы считаете, что я не только тупа и лишена воображения, но еще и глуха! Представьте, я прекрасна понимаю ваши недомолвки. Ваше внимание ко мне нежелательно, и я никак вас к этому не поощряла!
   Она с негодованием посмотрела на Чиллингуорта, потом перевела взгляд на Габриэля. Он помедлил секунды две, а затем неожиданно передал свой бокал Чиллингуорту и, схватив за руку, потянул ее вперед. Лицо Алатеи пылало, но она не попыталась вырываться — легче было бы разомкнуть стальной наручник, чем его пальцы.
   Дверь в конце зала оказалась открытой. За ней располагалась небольшая гостиная, где занавеси на окнах были задернуты на ночь.
   В камине горел огонь. Три канделябра струили золотистый свет на мебель, обитую атласом.
   Алатея с трепетом ступила через порог; приблизившись к камину, она повернулась лицом к Габриэлю и услышала, как замок на двери защелкнулся.
   — Этой нелепой ситуации пора положить конец.
   Она твердо посмотрела на него:
   — Графини больше не существует. Эта дама растаяла как туман и никогда не вернется.
   — Да, но ты-то здесь.
   — Да, здесь. Но я Алатея, и ты знаешь меня вею жизнь. Я вовсе не восхитительная куртизанка, которую тебе так хотелось соблазнить. Ты разочарован, потому что графиня исчезла. А поскольку я вызвала твой гнев и раздражение, тебе лучше приударить за какой-нибудь другой леди, которая придется тебе по вкусу и подойдет лучше, чем я.
   Габриэль по-прежнему стоял у двери, голова его была слегка наклонена.
   — Выходит, мой интерес к тебе вызван одним лишь раздражением?
   — Да, это так и есть. Вспомни, как ты повел себя с Чиллингуортом и другими. Отчего-то вдруг забыв о своем долге охранять близнецов, ты переключил свое внимание на меня!
   — Но я не вижу в этом ничего плохого…
   — Ты буквально одержим манией защищать кого-нибудь! Стоит тебе остановиться, немного подумать, и ты поймешь, что в этом нет нужды. Мне необходима защита еще меньше, чем близнецам. Ты постоянно вертишься вокруг меня, и это просто глупо, да к тому же привлекает к нам внимание. Ты ведь знаешь, какие выводы люди сделают из этого, — они тут же вообразят нечто такое, чего и в помине нет.
   Габриэль с минуту помолчал, потом спросил:
   — Нечто, чего якобы не существует, иллюзия досужих светских сплетников — что же это на самом деле?
   — Ну, они могут решить, что в ближайшем будущем прочтут в «Газетт» сообщение о помолвке. Как справедливо заметил Чиллингуорт, широко известно, насколько близки наши семьи. Ты и я знаем друг друга долгие годы. Как только они вобьют себе в головы подобную мысль, это станет адом для нас обоих.
   — Неужели? А мне кажется, у тебя что-то неладно с головой, и в этом все дело.
   — Но я вовсе не хочу провести оставшуюся часть сезона, разъясняя всем и каждому, почему мы не собираемся пожениться.
   — Успокойся, ничего такого тебе не грозит.
   — Правда? И почему ты так уверен?
   — Потому что мы поженимся.
   Произнося эти слова, Габриэль уже стоял рядом с ней. Алатея смотрела на него молча, казалось, потеряв дар речи. Потом глаза ее будто заволокло дымкой.
   — Что ты сказал?
   — Я согласился отложить обсуждение этого вопроса до тех пор, пока мы не разделаемся с твоими обидчиками, но все равно рано или поздно им придется заняться. Так почему бы не теперь? Я считаю, что мы непременно поженимся, и чем скорее, тем лучше.
   — Прежде у тебя и в мыслях не было жениться на мне, даже после бала у леди Арбетнот…
   — Ты так и не научилась читать мои мысли. Я решил жениться на тебе, еще когда считал тебя графиней.
   — Но ты ведь на самом деле не хочешь этого.
   — Еще как хочу. Этот факт должен объяснить, почему я так ревностно оберегаю тебя от других джентльменов. Твое окончательное расставание с графиней решило все, так что единственное заключение, к которому придет общество, будет справедливым.
   — Ты так считаешь?
   — Да, потому что именно так и будет. Если тебе надо время, чтобы освоиться с этой мыслью, ты его получишь, но не воображай, что из этой ситуации есть какой-нибудь иной выход.
   — Но… Я не могу очаровать тебя, как графиня, — ты все знаешь обо мне.
   Он обнял ее, поцеловал и крепко прижал к себе. Сопротивление длилось не более секунды — она погрузилась в его объятия, и губы ее раскрылись навстречу ему, предложив все, что могли дать.
   Алатея сдалась без боя, зная, что любая борьба с ним была бы ею проиграна, но при этом все-таки пыталась сохранить ясность мысли.
   Она желала его, и голод ее был слишком, силен. Она целовала его страстно, нежно, соблазняя и заманивая, готовясь снова и снова отдавать и брать.
   Габриэль тоже был счастлив с ней и не скрывал этого. Алатея это чувствовала и знала. Она чувствовала, как страсть нарастает в нем, и наслаждалась мощью и силой этой страсти.
   Головокружительная волна, уносящая их, превращалась в вихрь, жаркий, обдававший пламенем… Потом руки его пришли в движение и потянулись к ее волосам.
   — Что…
   Она ощутила внезапный рывок и увидела в его глазах блеск удовлетворения. Чепчик из кружев, расшитый золотом!
   — Ты не посмеешь бросить его в камин!
   — Не посмею?
   Злополучный головной убор полетел на пол.
   — Как хочешь.
   Его рука снова потянулась к ее волосам и стала небрежно ворошить их.
   — Что ты делаешь? — Она попыталась воспротивиться, но он не ослаблял своих усилий. Ее волосы рассыпались по плечам.
   — Сейчас, когда волосы растрепаны, у тебя вид чрезвычайно соблазнительный, и это меня очаровывает. Спорить с тобой всегда было бесполезно — только зря тратить слова и время. Поэтому я решил прибегнуть к силе. Ты никогда не понимала, почему я так ненавидел это твое пристрастие к чепчикам.
   Он еще некоторое время играл с шелковистой массой волос, потом собрал их в кулак и, потянув, заставил ее отклонить голову назад.
   — Что еще ты придумал?
   — Твои глаза. Ты хоть представляешь, что это значит смотреть в твои глаза? Не на них, а в них, прямо в глубину? Каждый раз, когда я в них смотрю, я будто падаю в какую-то таинственную бездну и теряюсь в ней, а заодно теряю разум.
   Его взгляд опустился ниже:
   — И еще твои губы!
   Он нежно, прикоснулся к ним поцелуем.
   — Но ведь мы оба знаем, что это значит.
   Габриэль убрал руку с ее спины.
   — Но не думаю, что ты это понимаешь.
   Длинные пальцы легко, как перышко, коснулись ее щеки, подбородка, потом, приподняв его, он пробежался губами по овалу ее лица.
   Алатея затрепетала.
   — Ты очень уязвима. — Эти слова коснулись ее слуха как ласка. — Ты не слабая, ты ранимая. Ты как раз подходишь для меня.
   Ее веки опустились, когда их коснулись его губы, а по всему телу разлился жар.
   Разум говорил ей, что она должна поправить его, сказать, что не принадлежит ему, но вместо этого она лишь прижалась к нему. Ноги ослабели, голова закружилась; все поплыло перед глазами, и она едва успела уцепиться за отвороты его фрака.
   Его страсть была столь же сильной — она питала ее желание, возбуждала, обнимала, охватывала и требовала от нее всего, что она могла дать. Донельзя смущенная, Алатея сначала не осознала, где его пальцы, пока он не сжал ее, талию потом, прервав поцелуй, спустил платье с плеч.
   Ее груди, набухшие, с острыми пиками сосков, тут же оказались в его руках — и все это произошло так быстро что она едва смогла перевести дух.
   Прежде он ласкал ее грудь только в темноте; она не могла видеть, как он к ней прикасается, не могла видеть его лица и желания на этом лице, не могла видеть пламени страсти в его глазах.
   Теперь его руки властно сомкнулись на ее грудях. Алатея закрыла глаза и пыталась сохранить остатки здравого смысла, пока он наслаждался, лаская ее.
   Губами, языком и зубами он показывал ей, что боготворит ее, и наслаждение накатывало на нее волнами, пока она не начала задыхаться от сжигавшей ее страсти. Горловой звук, который он издал, свидетельствовал о его мужском удовлетворении. Потом Габриэль повторил эту сладкую для нее пытку.
   Его прикосновения были восхитительными, и Алатея беспомощная в его объятиях, изгибалась, предлагала себя умоляя и ощущая каждый нюанс, каждый оттенок его ласк, тайный смысл, который он в них вкладывал.
   Вихрь страсти окружил их, создавая особую ауру, и они стояли, сжимая друг друга в объятиях, будто в самом сердце бури.
   Никогда прежде Габриэль не достигал такой степени возбуждения, и все же ему удавалось удержаться от последнего шага. Это было бы невозможно ни с какой другой женщиной, но та, которую он держал в объятиях, была осиянной и он всегда знал это.
   Его руки скользнули за ее спину, и он спустил вниз ее платье и нижнюю сорочку до бедер. Губы его изогнулись в улыбке. Он нежно провел ладонями по ее спине и талии, медленно скользя по всем изгибам тела.
   — Мне нравится, что ты такая высокая и стройная. Он целовал ее долго и неторопливо, потом спустил платье и сорочку с бедер и ног, и одежда, шурша, упала на пол.