Они медленно двинулись вслед веселой компании.
   — Я вовсе не хочу афишировать наши отношения в общественном месте.
   — Но ведь нет никакой причины отказываться от прогулки по парку.
   Она бросила на него укоризненный взгляд.
   — Тебе не удастся поколебать мою решимость.
   — Тем более сбить тебя с толку. Кстати, как ты догадалась?
   — Я наслышана о многих подвигах — твоих, Люцифера и других кузенов. Тот факт, что никто из вас никогда не катает дам по парку, если не считать жен, хорошо известен.
   — И все же не прокатиться ли нам куда-нибудь дня на два…
   — Сейчас у меня есть некоторые проблемы, как тебе известно. Как только я решу их, то сразу вернусь в деревню.
   — Не спеши, а то я предложу тебе поспорить и выиграю пари.
   — Хм! Тебе удалось что-нибудь узнать? Ты получил вчера мою записку?
   — Да, но только сегодня утром. — Габриэль наконец посмотрел в ее сторону. — Прошлой ночью я был занят, пытался раздобыть кое-какие сведения от некоторых важных африканцев.
   — И что они сказали?
   — Достаточно, чтобы неофициально подтвердить по крайней мере четыре случая, когда претензии Кроули на поддержку короной и бумаги, якобы удостоверяющие разрешение на его деятельность, оказались фальшивкой. Я как раз сейчас работаю над тем, чтобы неофициальное подтверждение сделать официальным, но бюрократия есть бюрократия, и даже чиновники высокого ранга не склонны спешить. Мы не успеем получить официальной поддержки к тому времени, когда должны будем подать петицию.
   — А когда это произойдет? — Тревога Алатеи возрастала все больше.
   — Полагаю, в будущий вторник.
   — Так скоро?
   — Мы не можем рисковать — Кроули предъявит финансовые обязательства самое позднее на будущей неделе. — Габриэль снова посмотрел на Алатею и продолжал: — Петиция почти готова. Клерк Уиггса должен вот-вот закончить бумагу, он передаст ее мне не позже завтрашнего дня. Если нам будет нечего добавить к этому, то, с твоего разрешения, я попрошу своего поверенного позаботиться о доставке бумаг во вторник утром судьям Чансери-Корт, чтобы возбудить дело. Если Кроули опередит нас и предъявит финансовые обязательства к оплате, это осложнит наше положение с юридической точки зрения.
   Алатея поморщилась:
   — Раз дело обстоит так…
   — Я подключу Дьявола и Вейна — он привезет в город Джерарда, когда тот потребуется как свидетель.
   Если Габриэль представлял все опасности и все возможные повороты дела, то и Алатея видела все это не хуже его. Для нее риска не было: он женится на ней незамедлительно и спасет ее и семью от нужды, она это прекрасно знала и без его заверений. Но как быть с Морвеллан-Парком и титулом?
   Как быть с этой ни разу не прерывавшейся цепью графов Морвелланов, свято хранивших титул на протяжении столь длительного времени? Как, наконец, быть с ее фамильной гордостью? Единственное, что он мог сейчас, — это стоять рядом с ней плечом к плечу и делать все возможное, чтобы приблизить победу, а заодно и отвлечь ее от печальных мыслей.
   — По правде говоря, причина, по которой я искал тебя, была вот какой: у меня есть билеты на пятницу на «Севильского цирюльника». Я подумал, что и тебе, и всей твоей семье было бы неплохо послушать оперу.
   Алатея с удивлением посмотрела на него:
   — Но ведь пятница — это последний вечер сезона, когда будет особое представление, гала-спектакль. Все места на него распроданы в считанные часы еще на прошлой неделе. Как же тебе удалось достать билеты для нас?
   — Не важно. Ты поедешь?
   — Разумеется, я не откажусь, что же касается остальных, то спроси их сам.
   Алатея перевела взгляд на молодых людей. Габриэль был рад, что его сестры уже прощаются и направляются к ландо его матери, стоящему на обочине в некотором отдалении. Силия, увидев сына, махнула ему рукой; она не пыталась подозвать его к себе, а просто поприветствовала. Не выразила она и удивления, увидев его гуляющим в обществе Алатеи. Все это свидетельствовало о том, что мать поняла и одобрила его намерение. Габриэль знал, что может рассчитывать на ее поддержку.
   Когда они присоединились к остальным Морвелланам, Габриэль пригласил всех в оперу, не забыв и Эшера с Карстерсом. Алатея с любопытством смотрела на него, но ничего не говорила. Она не сомневалась, что ее родные с восторгом примут приглашение.
 
   Прибыв в оперу вечером в пятницу, Алатея убедилась, что Габриэль ухитрился заполучить одну из двух лучших лож. Он встретил их в фойе, а потом, предложив одну руку Алатее, а другую Сирине, направился по лестнице и застланным мягкими коврами коридорам к золоченой двери, ведущей в ложу, расположенную слева от сцены.
   Высоко держа голову, Алатея с безмятежным выражением лица проследовала к своему месту и опустилась в одно из кресел. Сирина села рядом с ней.
   Мэри и Элис, счастливые, с широко распахнутыми глазами, заняли кресла первого ряда рядом с Сириной, а Эшер и Карстерс разместились во втором ряду позади них.
   — Как я понимаю, — вполголоса спросила Алатея у Габриэля, с опаской оглянувшись на Сирину и убедившись, что та занята разговором, — у тебя нет никаких сведений о капитане.
   — Нет, — согласился он, слегка помрачнев. — Но перестань волноваться. Так или иначе мы справимся.
   Алатея вздохнула, стараясь не выдать своего беспокойства.
   — Я сделала заранее все, что можно: расплатилась по всем счетам за бал — с поставщиками провизии, модистками, белошвейками, даже с музыкантами. Все они, должно быть, решили, что я рехнулась, раз требую представить счета немедленно.
   — Да, это могло показаться странным. Вероятно, Морвелланы — единственная семья в Лондоне, закончившая сезон с оплаченными счетами.
   — Я решила, что так будет лучше. Прежде всего надо заплатить порядочным людям, честным кредиторам, а не Кроули.
   Пальцы Габриэля сомкнулись на ее запястье. Она с трудом обуздала себя, чтобы не выдать своих чувств, когда его губы прижались к ее руке.
   — Расслабься. Забудь об этой проклятой компании, забудь о Кроули хотя бы на сегодняшний вечер. — Кивком он указал на сцену: занавес уже поднимался под нарастающий гул аплодисментов. — Сегодня я привел тебя сюда развлекаться, и единственное, чего хочу, чтобы ты получила удовольствие.
   Алатея повернулась лицом к сцене как раз в тот момент, когда люстры в зале погасли.
   Постановка оперы была изумительной, певцы выше всяких похвал, а оркестр показался ей просто непревзойденным.
   Алатея давно влюбилась в музыкальные постановки в Лондоне, еще с первого своего посещения столицы. Жалкие потуги провинциальных театров не шли ни в какое сравнение.
   Благодаря дополнительным введенным в это гала-представление сценам и ариям спектакль оказался длинным, и число антрактов было сокращено до одного. Когда занавес с легким шелестом опустился, а люстры вновь засияли, Алатея удовлетворенно вздохнула и, обернувшись, посмотрела на Габриэля, а потом повернулась к Сирине.
   Та раскрыла веер и принялась им обмахиваться.
   — Я предпочитаю остаться и отдохнуть здесь, а вы можете прогуляться, но не опоздайте к началу следующего акта.
   Габриэль с Алатеей вышли из ложи в фойе, где уже фланировала публика, демонстрируя свои туалеты и драгоценности. Им не оставалось ничего другого, кроме как следовать примеру остальных.
   — Скажи мне, известные нам господа уже сделали предложение твоим сестрам?
   — Они попросили у отца разрешения нанести в среду визит и поговорить с ним. — Алатея улыбнулась. — Судя по всему, молодые люди очень серьезно готовятся к этому разговору и хотят получить согласие и благословение. Думаю, им это удастся — оба они милые, каждый в своем роде.
   В этот момент лакей в полном облачении дворцового стражника появился перед ними, держа поднос с напитками. Они взяли каждый по бокалу, и тут же их окликнула графиня Ливен. К тому времени когда они оказались рядом с ней, вынеся по дороге череду косых взглядов и целый град колких замечаний, звонок оповестил их о начале следующего акта.
   Несколькими минутами позже они заняли места в своей ложе, и занавес поднялся. В зале воцарилась тишина. Габриэль повернул свое кресло так, чтобы видеть лицо Алатеи, слабо освещенное светом рампы. Исполнители держали всю аудиторию в напряжении, но для него существовала только она одна.
   Вторая часть представления превзошла все ожидания, на которые позволяла рассчитывать первая. К концу спектакля публика вскочила со своих мест и аплодировала стоя. Цветы дождем летели на сцену. Солисты едва успевали кланяться.
   Наконец занавес упал в последний раз. Габриэль видел, с каким восторгом Алатея смотрела на сцену; потом она повернулась к нему с улыбкой на губах, словно мгновенно избавившись от всех тревог и опасений.
   Это было его вознаграждением.
   — Тебе не стоит притворяться, будто ты обращал внимание на сцену.
   — Вот еще одно из преимуществ того, что ми знаем друг друга хорошо, — не надо притворяться!
   Она внимательно вглядывалась в его лицо.
   — Все это тебе недешево обошлось…
   — Но ведь ты любишь музыку.
   Оказывается, это было так просто. Алатея потянулась за шалью. Поколебавшись, она повернулась к нему спиной, чтобы он мог лучше укутать ее. Расправляя тонкий шелк, Габриэль погладил ее обнаженные плечи и, склонившись к ней, пробормотал:
   — Моя награда в том, что ты получила удовольствие.
   Когда он подвел ее к экипажу, тому самому, в который совсем недавно помогал сесть графине, она на миг сжала его руку. Габриэль закрыл за ней дверцу и отступил. Фолуэлл взял в руки вожжи.
   Алатея откинулась на подушки. Благословенная темнота давала ей возможность не скрывать своих чувств. Сидевшая рядом с ней Элис оживленно болтала с Тони Карстерсом, устроившись напротив. Она предоставила им обсуждать спектакль, в то время как у нее была возможность обдумывать другой спектакль, которого не видел никто, кроме нее, и который занимал ее гораздо больше. Правда, теперь она начинала думать, что это вовсе не являлось спектаклем.
   Пора было взглянуть прямо в лицо своим страхам и чувствам, вызванным ими. И то и другое чрезвычайно волновало ее. Алатея попыталась обратиться к первому, притворяясь, что второго вовсе не существовало. Дальше так не могло продолжаться.
   И пока они ехали домой, она время от времени с отсутствующим видом отвечала на вопросы Сирины и сестер, а потом, попрощавшись с Эшером и Карстерсом в холле, поднялась по лестнице. Отдавшись заботам Нелли, Алатея продолжала думать о своем, анализируя каждую встречу, пытаясь мысленно проникнуть под маску, которой Габриэль всегда прикрывался от нее. Наконец, оставшись в своей комнате одна, она набросила шаль поверх ночной рубашки и села на пуф у окна.
   Морвеллан-Хаусу уже исполнилось пятьдесят лет, причем он строился на фундаменте более старого дома. Этим поместьем Морвелланы владели с незапамятных времен, возможно, много столетий. Сколько времени им еще осталось жить здесь? Неизвестно. Их судьба была в руках Божьих. Но своей собственной жизнью она по-прежнему могла распоряжаться сама. Глядя на старые деревья в дальней части сада, куда выходило ее окно, Алатея подавила глубокий вздох. Склонившись к широкому каменному подоконнику, она оперлась подбородком на руку.
   Когда ее угораздило влюбиться в него? Неужели еще в детстве, когда ей было одиннадцать лет? Возможно, он это почувствовал, и отсюда его раздражение? Или это случилось позже? У нее не было ответов на эти вопросы. В какой-то момент это случилось, вот и все. По правде говоря, она не сделала особого открытия — просто в те далекие времена ее любовь еще не расцвела и существовала в состоянии бутона, только что появившегося после затяжной зимы. Теперь ей предстояло узнать всю силу этой любви, силу, становившуюся все более непреодолимой.
   Ее терзало беспокойство за семью и судьбу своей любви; решать обе проблемы надо было срочно и одновременно. Алатея знала, что безотносительно к тому, какой результат даст рассмотрение дела в суде, Габриэль всегда поможет ей, защитит ее и для него будет не важно, окончится ли этот процесс победой или поражением. Если он окончится победой, Габриэль сделает все, чтобы заставить ее капитулировать, если же суд окончится поражением, то он просто предъявит свои права на нее и не будет слушать ничьих доводов.
   Единственным преимуществом ее возраста было то, что она хорошо знала себя. Любовь к нему захватила ее целиком, привязала крепко-накрепко, опутала с головы до ног — ведь она ничего не умела делать наполовину.
   Но она боялась боли, которую он мог причинить ей. Разочарование, несчастье, одиночество, угроза зависимости от него, унижение и растоптанная любовь — полностью исключить этого тоже было нельзя.
   Если окажется, что он не любит ее так, как любит его она, то любовь разрушит ее изнутри. Жизнь никогда не проявляет такой щедрости и доброты. Любовь в ее понимании была совсем не тем, что он чувствовал к ней, и она была готова стоять на своем, отказать ему окончательно и бесповоротно… до сегодняшнего вечера.
   Ее уверенность поколебалась, когда он прошептал: «Моя награда в том, что ты получила удовольствие». Ее обезоружил его тон — она так хорошо знала все особенности, все интонации этого голоса. Он произнес эти слова так, будто его устами говорила душа, а не холодный разум.
   Слова его потрясли ее, нашли в ней отклик, будто в ту минуту их сердца говорили друг с другом.
   Может быть, она ошибалась? Может быть, он любит ее? Как узнать об этом? Просто спросить?
   Подняв голову, Алатея посмотрела на звезды и луну, уже начинавшую бледнеть. Спросить его прямо? Но она чувствовала себя слишком уязвимой, слишком ранимой, чтобы еде дать такое признание. И мог же он упасть перед ней на колени и объявить о своих чувствах…
   С печальной улыбкой Алатея поднялась и расправила плечи. Пора было ложиться спать.
   Она скользнула между простынями, так и не придумав, как вызвать его на откровенность. Но если существовал хотя бы один шанс на то, что судьба решила улыбнуться ей и послала им взаимную любовь, она сумеет узнать об этом.
   Следующее утро выдалось пасмурным, свинцовое небо Тяжело нависало над землей — все казалось серым, под стать ее настроению. Алатея изо всех сил старалась отделаться от угнетавшего ее щемящего чувства.
   Триумф бала уже забылся, а впереди маячила перспектива суда, в благополучном исходе которого она отнюдь не была уверена. Нелегко будет убедить Чансери-Корт в том, что Восточно-Африканская золотодобывающая компания — чистой воды мошенничество.
   Особое очарование вечера в опере вместе с воспоминанием о соблазнительном многообещающем шепоте Габриэля, который, возможно, тоже пытался скрыть свои истинные чувства, рассеялось в холодном свете пасмурного утра.
 
   Несмотря на многочасовое бодрствование, Алатея так и не могла придумать никакого плана действий, который заставил бы Габриэля опустить свой щит и показать, что у него внутри, сломать, уничтожить барьер, с помощью которого он скрывал, а точнее, защищал свое сердце. Она не могла увидеть его душу, несмотря на их близость, и сама не собиралась снимать броню. Существовал только один способ, суливший успех, приблизиться и узнать, но это было связано с риском…
   Подавив вздох, Алатея потянулась к чайнику. Как ей казалось, существовало нечто недоделанное, что-то они пропустили. Некий камень на их пути остался лежать неперевернутым — и они под него не заглянули…
   Она бросила взгляд на Чарли:
   — Вы с Джереми были в музее?
   — Нет, — пожал плечами Чарли. — Мы собирались побывать там, пока живем в Лондоне, но… Лицо Джереми просветлело.
   — Не пойти ли нам туда сегодня? Сегодня трава слишком мокрая, чтобы кататься вокруг дома на велосипеде. Алатея посмотрела на сестер.
   — А почему бы не пойти туда нам всем? Мы уже несколько недель не выходили никуда все вместе, а на утро у нас нет никаких планов.
   Почувствовав, что ее дергают за рукав, Алатея повернула голову.
   Огаста смотрела на нее широко раскрытыми карими глазами.
   — Меня тоже возьмете?
   Алатея улыбнулась, и ей показалось, что серый день стал веселым и ясным.
   — Конечно, крошка, мы возьмем тебя.
   Часом позже Алатея стояла в одном из похожих на пещеру холлов музея, глядя сверху вниз на то, что, должно быть, представляло собой карту Восточной Африки.
   Карта была помещена на большом столе под стеклом. На ней значился такой пункт, как Лодвар, но не было ни Фангака, ни Кинджи. Более того, Лодвар расположился на берегу огромной реки, которую исследователь, должно быть, не заметил.
   Алатея вздохнула.
   Прежде она как-то не подумала о музее, считая, что клерк Королевского общества должен был упомянуть любые экспонаты, представлявшие интерес. Она хоть и пришла в отчаяние от своего промаха, но сдаваться не собиралась и спросила служителя, какими еще экспонатами располагает музей. При упоминании подробной карты Африки сердце ее затрепетало, на этот раз от радости.
   В то время как Чарли и Джереми застряли возле витрины с оружием, а Мэри, Элис и Огаста разглядывали древнюю керамику, Алатея проскользнула в холл. Кроме карты, здесь были всевозможные кустарные изделия, а также несколько акварелей, представляющих природу и животный мир Восточной Африки. Теперь она подняла последний камень на своем пути и увидела, что находилось под ним, но, увы, это ничего ей не дало. Алатея смотрела с отвращением на бесполезную карту, потом отступила назад… и чуть не столкнулась с только что подошедшим джентльменом.
   — О!
   Она едва успела подхватить соскользнувшую шаль.
   — Прошу прощения, — неуклюже извинился незнакомец. — Я был так увлечен этим хламом, что не смотрел, куда иду.
   Широким жестом он охватил все находившиеся вокруг экспонаты.
   — Вина целиком моя — это я не смотрела, куда иду.
   Алатея с любопытством разглядывала собеседника: взлохмаченные брови его нависали над глазами, лицо, должно быть, испытавшее действие всех ветров, было коричневым, как грецкий орех, рот обрамляли седые усы. Глаза джентльмена были того водянистого оттенка, который можно встретить лишь у очень старых людей. Покрой его сюртука выглядел старомодным, как и штаны до колен из грубой ткани и такого фасона, какой в городе больше никто уже не носил. Его осанка и походка тоже показались ей необычными — он держал руки за спиной, ноги его были широко расставлены и будто согнуты в коленях.
   Повернувшись к карте Африки, Алатея спросила:
   — Она ведь неточная, верно?
   — Чушь! — тотчас же последовал его презрительный ответ. — Все это чушь! Поверьте моему слову, здесь нет ничего подлинного.
   — Вы там бывали?
   — Да, от одного до другого выхода в море. Иногда приходилось месяцами ждать благоприятного момента для отплытия из-за наводнения, голода или стычек между местными племенами. Я старый геолог, и мне не раз приходилось бродить среди этих холмов, пересекая континент в разных направлениях.
   Его рука очертила на карте круг, где якобы располагались места добычи золота.
   — В великих пустынях Восточной Африки не произошло никаких изменений к лучшему. Пыльная и пустая страна. Река, представленная на этой карте, не более ручейка, просто тонкая струйка воды, да и то только в сезон дождей.
   — Вам случалось плавать на корабле? — Алатея затаила дыхание.
   — Да, разумеется!
   Джентльмен извлек из-под мышки шляпу и поклонился ей так церемонно, как никто давно уже не делал.
   — К вашим услугам, Алоизиус Стратерс, капитан из Данслоу, плавающий от «Бентинк компани».
   Алатея прерывисто вздохнула, потом протянула ему руку:
   — Капитан, вы и не представляете, как я рада нашему знакомству.
   Стратерс казался крайне изумленным, но тем не менее пожал протянутую ею руку. Алатея быстро оглядела холл.
   — Давайте сядем на эту скамейку, и я вам все объясню. Мой интерес к вам вызван деятельностью Восточно-Африканской компании.
   Изменение в выражении лица Стратерса было молниеносным.
   — Ах, этот мерзавец Кроули! Прошу прощения, но, когда я думаю о том уроне, который этот шакал нанес столь многим людям, у меня закипает кровь.
   — В таком случае вам небезынтересно будет узнать о том, что мой друг и я решили помешать его последней авантюре.
   Рука капитана выскользнула из ее руки. Он встал и повернулся к ней.
   — Я чертовски хочу выслушать вашу историю, потому что готов слушать любого, кто рискнет поставить палки в колеса этому разбойнику. Но то общего может иметь с ним леди, подобная вам?
   Сначала Алатея колебалась, но в конце концов назвала свое имя. Если она претендовала на помощь Стратерса, должна была рассказать все честно. Она во всех деталях описала ему план Кроули и его необоснованные притязания, которые им удалось раскрыть.
   К ее облегчению, Стратерс понял ее с полуслова.
   — Да, все это очень похоже на него. Кровопийца! Он ободрал колонистов, выжал из них все, что только возможно. А уж что он сотворил с местными племенами… — Лицо Стратерса приняло жесткое и суровое выражение. — Не стану осквернять ваш слух описанием его бесчинств, миледи, но если есть в мире мерзавец, которого заждались в аду, то это именно Роналд Кроули.
   — Я вполне согласна с вами, но у нас недостаточно убедительных доказательств-, поэтому мы не можем опротестовать в суде финансовые обязательства, полученные им путем разных интриг, и вывести Кроули на чистую воду. Все наши свидетельства основаны только на подозрениях и на признаниях других людей. Мы отчаянно нуждаемся в ком-то, кто мог бы подтвердить наши показания, нам нужен живой свидетель, такой, как вы.
   Старик выпрямился.
   — Капитан Алоизиус Стратерс — ваш человек, миледи, и я смогу сделать больше, чем просто словесно подтвердить ваши показания. Я знаю, где раздобыть карты, настоящие, с печатями. Уверяю вас, я сообщу много интересного, касающегося имущества Кроули или того, на что он претендует. Это вызовет подозрения и недоверие к нему. Полагаю также, что один мой старый знакомый еще имеет права на земли, которые упоминает Кроули, и я попытаюсь все это проверить. Вам потребуется много карт в вашу колоду, вам понадобится забить много гвоздей в гроб Кроули, чтобы покончить с ним…
   Алатея не стала возражать. Реакция капитана на сообщение о Кроули и мрачный блеск, вспыхивавший в его глазах, напугали ее гораздо больше, чем встреча в отеле «Берлингтон».
   Стратерс решительно кивнул:
   — Для меня будет честью повергнуть в прах этого мерзавца. Скажите, как мне найти вас, когда я соберу необходимые улики?
   — Слушания начнутся в следующий вторник утром… — Алатея порылась в своем ридикюле и вытащила карандаш: — Это будет в Чансери-Корт…
   Единственным клочком бумаги, который она нашла, был входной билет в музей, зато его оборотная сторона оказалась пригодной для записи. Она разорвала билет пополам и записала на обороте свое имя и адрес.
   — Если вам понадобится увидеть меня до вторника, вот мои координаты. А где можно найти вас?
   Он продиктовал ей адрес меблированных комнат в Клер-кенуэлле.
   — Каждый раз, когда я бываю в Лондоне, я останавливаюсь в новом месте и живу там недолго.
   Алатея записала адрес, потом спрятала бумажку в свой ридикюль.
   — Вы не отплывете раньше вторника?
   — Это маловероятно, — пробормотал Стратерс: — А теперь мне пора. — Он снова отвесил Алатее церемонный поклон: — Не бойтесь, миледи: Алоизиус Стратерс не подведет вас.
   С этими словами старик нахлобучил на голову шляпу и с мрачным видом удалился.
   Алатея еще некоторое время смотрела ему вслед. Голова ее кружилась, и в конце концов она, обессиленная, опустилась на скамью. Когда пятью минутами позже Мэри, Элис и Огаста нашли ее, она уже была спокойна и улыбалась.
   — Мы можем отправляться домой.
   После этих слов все весело направились к выходу.
   Как только Алатея оказалась дома, она немедленно послала записку на Брук-стрит. Габриэль прибыл, когда они вставали из-за стола после ленча. Едва дав ему время поздороваться со своей семьей, Алатея тут же потащила его в беседку.
   Будто подчиняясь ее лучезарному настроению, тучи рассеялись. Молодежь тоже выбежала на лужайку сада, чтобы поиграть и порезвиться, но никто из них не посмел последовать за ними.
   — Я полагаю, — предложил Габриэль, — что ты на пороге какого-то открытия?
   — Капитан Алоизиус Стратерс! — Алатея быстро повернулась и опустилась на скамейку. — Я нашла его.
   — Где?
   — В музее.
   Она, сияя, поведала Габриэлю историю их встречи.
   — Этот человек не только согласился свидетельствовать в нашу пользу и разоблачить Кроули, но также сказал мне, что может добраться до карт, выверенных и завизированных карт, и достать бумаги, где излагаются все подробности, имеющие отношение к аренде копей. Он готов оказать нам даже большую помощь, чем мы предполагали.
   Габриэль поморщился:
   — Меня бы вполне устроило, если бы капитан во плоти появился перед судьей со своим устным свидетельством. Большего нам и не требуется. Стратерс сказал тебе, где остановился?
   Алатея извлекла из кармана сложенный лист бумаги.
   — Я переписала для тебя его адрес. Может быть, ты съездишь туда, повидаешься с ним?
   Лицо Габриэля становилось все мрачнее.
   — Да, думаю, его необходимо повидать и предупредить. Если он начнет совать нос и расспрашивать о картах и аренде копей, то может вызвать подозрения. Кроули тотчас же начнет действовать. Мы близки к цели, но Роналд Кроули не такой противник, которого можно недооценивать.