Страница:
Сжав зубы, Габриэль заставил себя отнести ящики на стол, где поставил их друг на друга рядом с уже открытым ею ящиком.
Не глядя на него, она взяла из ящика бумаги и принялась их просматривать.
Габриэль тоже взял пачку бумаг. При этом он сурово посмотрел на нее, но если она заметила это, то не подала виду.
Молча они продолжили поиски.
Как раз когда Габриэль усомнился в успехе и стал подумывать о том, что, возможно, ошибался и что Восточно-Африканская золотодобывающая компания по неизвестной пока причине не удостоилась чести быть помещенной в картотеку фирмы, графиня выпрямилась.
— Вот она!
Габриэль смотрел на ящик, который держала графиня: на нем была наклейка с надписью «Суэйлз».
Поднеся стопку бумаг поближе к лампе, графиня стала быстро просматривать их. Габриэль подошел ближе и встал у нее за спиной, чтобы иметь возможность читать бумаги через ее плечо.
— Вот документы, необходимые компании для регистрации, чтобы вести дела в лондонском Сити.
Он читал документ, который она держала в руках.
— Компания — формальный клиент Терлоу и Брауна.
— Должно быть, они наняли этих юристов, как только компания появилась в Сити. Надеюсь, здесь мы найдем документы юридического характера, в которых будет зафиксирован адрес… А вот и он. Мистер Джошуа Суэйлз, представитель Восточно-Африканской золотодобывающей компании. Контора расположена в доме мистера Генри Фиггинса, Фулем-роуд, 142.
Они еще раз перечитали имена и адрес представителя компании, потом Габриэль вернул бумагу на место. Взяв из рук графини стопку других бумаг, он принялся их просматривать.
— Что вы ищете?
— Я рассчитываю найти список инвесторов или перечень долговых обязательств, составленных юристами фирмы. — Хмурясь, он шелестел бумагами и перекладывал их. — Кем бы они ни были, но эта компания действует чрезвычайно осторожно.
Графиня держала ящик, в то время как Габриэль укладывал в него документы. Потом он снова запер замок и поставил ящик на полку. Вместе они, трудясь в четыре руки, быстро привели комнату в ее первоначальный вид.
Оглядевшись в последний раз, Габриэль поднял лампу.
— Откуда вы ее взяли?
— С маленького столика.
Габриэль подождал, пока она выйдет за пределы перегородки, отделявшей приемную от места клерка, затем погасил лампу.
— Будем надеяться, — пробормотал он, — клерк не заметит, что масла в лампе стало меньше.
Графиня, не отвечая, молча ждала у двери.
Захватив свою трость, Габриэль открыл дверь. Она вышла первой.
Он последовал за ней, закрыл дверь, потом наклонился, чтобы вернуть замок в прежнее положение. Это было непростой задачей, но наконец ему удалось справиться с ней.
— Как, скажите ради Бога, вам удалось открыть замок? — спросил он, выпрямляясь.
— Просто пришлось немного потрудиться.
Конечно, она это сделала не с помощью шпильки для волос.
Подавив любопытство, Габриэль последовал за ней вниз по лестнице.
У нижней ступеньки он предложил ей руку.
— Полагаю, вы приехали в экипаже? Я провожу вас.
Если бы она попыталась возражать, он бы непременно разъяснил ей, что за помощь в просмотре бумаг в пяти металлических ящиках он вправе рассчитывать на ее благодарность, так что отказаться от его помощи было бы с ее стороны и нелюбезно, и невежливо.
Во всех случаях жизни, во всех начинаниях Габриэль использовал определенные и неукоснительные правила, изобретенные им: одни были необходимы для ведения войны, Другие для обольщения женщин. После первых столкновений каждая леди, с которой у него когда-либо завязывались отношения, принимала правила его игры и считала, что он эксплуатировал ее чувства для ее же блага.
В конце концов и у графини не будет оснований для жалоб на него.
Они рука об руку двинулись через двор Линкольнс-Инн. Габриэль чувствовал ее пальчики на своем рукаве: сначала они затрепетали, потом успокоились. Он посмотрел на ее скрытое вуалью лицо, затем его взгляд прошелся по закутанной в плащ фигуре.
— Вы похожи на недавно овдовевшую и еще не справившуюся со своим горем женщину, к тому же имеющую серьезные причины посещать Линкольнс-Инн в столь поздний час.
Последовал легкий кивок, и она подняла голову. Графиня была хорошей актрисой — сейчас Габриэль не замечал в ней ни малейших признаков волнения. Если бы он пожелал иметь своим партнером женщину, то счел бы ее самой подходящей. Графиня умела открывать замки, разгадывать загадки, и все эти качества он считал положительными. Несмотря на первое неприятное впечатление оттого, что он нашел ее в конторе Терлоу и Брауна, несмотря на свое раздражение, теперь Габриэль был рад ее присутствию.
Высоко подняв голову, графиня прошла мимо привратника так, будто его и не было. Проводив ее взглядом, тот зевнул и снова опустился на свой стул.
В тени, отбрасываемой огромными деревьями, их ожидал небольшой черный экипаж. Когда они приблизились, кучер взял в руки вожжи.
Остановившись возле экипажа, Габриэль открыл дверцу.
Графиня протянула ему руку:
— Благодарю вас…
Он помог ей сесть в экипаж и повернулся к кучеру:
— Поезжайте по Брук-стрит мимо Саут-Молтон.
Габриэль последовал за графиней в экипаж и закрыл за собой дверцу.
Графиня внимательно вглядывалась в его лицо, но отодвинулась, когда он повернулся к ней, чтобы сесть рядом.
Экипаж тронулся.
После нескольких минут, прошедших в напряженном молчании, графиня сказала:
— Не припомню, чтобы я предлагала вас подвезти.
— Мадам, я избавил вас от некоторых неприятностей и, полагаю, заслужил небольшую награду.
Он услышал тихий смех, который, впрочем, тотчас же оборвался.
— Кроме того, мы должны обсудить наши дальнейшие действия.
— Правда? — Ее тон оставался спокойным.
— Кое-что, я должен прояснить с самого начала. Вы попросили помочь вам, и я согласился. Вы также попросили меня не пытаться узнать, кто вы.
— И что же дальше?
Его легкомысленный тон тотчас же стал серьезным;
— Я обещал и сдержал обещание.
Теперь каждое произносимое им слово звучало на удивление весомо.
— Если вы хотите, чтобы я играл в эти игры, то должны принимать во внимание мои правила и подчиняться им.
Ее молчание было довольно долгим.
— Ваши правила?
Он почувствовал, что она смотрит на него.
— И в чем они заключаются, эти ваши правила?
— Правило номер один — вы должны пообещать мне никогда впредь не делать ничего тайком от меня.
Она слегка пошевелилась.
— Тайком от вас?
Габриэль кивнул:
— Если мы с вами будем действовать независимо друг от друга, особенно в таком деликатном деле, как это, конец наших поисков окажется весьма плачевным — вся Работа пойдет прахом. Вы не настолько хорошо знакомы с ситуацией в Сити, чтобы быть в курсе всех хитросплетений, которые могут встретиться на пути наших расследовании. Именно поэтому вы обратились ко мне за помощью, не так ли?
В ней не было ничего от присущей ее полу манеры немедленно высказать свое мнение — сначала она взвешивала, пыталась все обдумать. Лишь когда они завернули за угол, она наконец спросила:
— В чем заключаются остальные правила?
— Их всего два.
— И какое же второе?
Он повернул голову и посмотрел на нее:
— За каждое новое сообщение я потребую награды.
— Награды?
Алатея прекрасно поняла, что он имеет в виду.
— И какой же награды вы хотите?
— Поцелуй за то, что я обнаружил контору Терлоу и Брауна.
Она все еще безмолвствовала, сидя так тихо, что у него закралось сомнение, действительно ли он смутил ее. Впрочем, ему трудно было поверить в ее смущение — она слишком хорошо знала, с кем имеет дело.
— Поцелуй?
— Угу.
На этот раз он не мог отказать себе в удовольствии улыбнуться. В голосе его появились мурлыкающие нотки, привычные для известного своими светскими подвигами обольстителя.
— Поднимите вуаль.
— Нет.
В ее «нет» прозвучал спокойный, но решительный отказ.
Брови Габриэля надменно поднялись, затем он покорно вздохнул:
— Ладно, пусть вуаль останется.
Прежде чем она успела придумать что-нибудь, чтобы избавиться от неизбежного поцелуя, его рука обхватила ее талию. Он приподнял вуаль, и тотчас же его губы прижались к ее губам.
Графиня сидела рядом, податливая и теплая, позволяя себя целовать. Габриэль взял ее за подбородок, но не почувствовал готовности разделить поцелуй — никакого ответа.
Что ж, он умеет быть терпеливым, раз обстоятельства вынуждают его к этому.
Он снова нежно поцеловал ее, легко касаясь ее губ своими, искусно стараясь вызвать в ней страсть…
Первой реакцией, которую он почувствовал, была дрожь — верный признак чувственного отклика. Дыхание ее участилось, а спина напряглась.
Потом Габриэль ощутил движение ее губ — сейчас она напоминала статую, пробуждающуюся к жизни. Он не выпускал ее лица и продолжал целовать. От него не ускользнуло ее движение, когда одна рука в перчатке поднялась с колена, на котором покоилась до того, и трепетные пальцы прикоснулись к его руке. Движение это казалось столь легким, что, не будь Габриэль так сосредоточен на малейшем происходившем в ней изменении, он бы не мог сказать с уверенностью, что это явь, а не сон. В робком прикосновении он ощутил изумление невинного и неопытного существа, которое пленило его.
Ее пальцы, облаченные в тонкую кожу, погладили его руку, задержавшись на ней на одно мгновение. Будто бабочка опустилась ему на руку.
Габриэль затаил дыхание, жадно вдыхая аромат ее духов.
Он впервые в жизни молчаливо просил, а не требовал, и она подалась вперед по собственной воле, потянулась к нему. Губы ее раскрылись…
Он бросился, как победитель на добычу, но тотчас же почувствовал ее внезапное сопротивление. Должно быть, она не привыкла, чтобы ее целовали. Это показалось ему странным. Он не попытался раздумывать над причиной, но тотчас же ослабил хватку и прибег к известному ему искусству обольщения, стараясь снова вызвать в ней ответ.
Графиня оказалась способной ученицей и очень скоро ответила ему поцелуем — нежно, но достаточно решительно и без всякого жеманства. Ему хотелось сжать ее в объятиях, но опыт говорил, что еще не время, Габриэль не мог ни понять, ни объяснить ее волнения. Ясно было одно: графиня не привыкла к ласкам. Только поцелуй и ничего больше — им он должен был удовольствоваться, чтобы этот поцелуй оставил в ней след, воспоминание.
Габриэль стремился успокоить ее, усыпить, довести до такого состояния, когда она сама пожелала бы уступить и узнать больше о самой себе.
Когда ее губы робко и нерешительно раскрылись навстречу ему, он почувствовал, что осада его увенчалась успехом, но действовал очень осторожно и не пытался воспользоваться своим преимуществом слишком стремительно — он смаковал каждый сладостный момент ее податливости, как смакуют драгоценное вино, как любуются бесценным камнем в ожерелье.
Когда она робко прикоснулась языком к его языку, он в ответ принялся ласкать ее, медленно, нежно, и от этого у него закружилась голова.
Она вся была, как изысканное выдержанное вино, которое не опрокидывают одним глотком, а пьют медленно, наслаждаясь его восхитительным вкусом.
Наконец экипаж, прогромыхав, завернул за угол, и Габриэль отстранился от нее. Грудь его полнилась неизведанными чувствами, он смотрел на ее губы — они были нежно-розовыми и слегка припухшими.
— Теперь, когда мы узнали адрес Суэйлза…
Ее губы приоткрылись, возможно, в знак того, что она не возражала бы против дальнейшего обмена ласками. Габриэль не стал долго раздумывать и снова принялся ее целовать.
Ему пришла в голову неприятная мысль о том, что близится разлука — до Брук-стрит оставалось уже не так далеко, а она поддавалась его ласкам не так легко, как бы ему хотелось, а скорее робко, инстинктивно делая шаг за шагом. Видимо, никогда прежде ее не целовали с такой страстью, и до этой минуты она еще не пробудилась для любви.
Габриэль крепко сжимал ее в объятиях, не давая ей возможности уклониться — его поцелуи становились все требовательнее.
Он мог бы увлечь ее по этому пути много дальше, если бы у них было время, но экипаж замедлил движение, потом остановился, ему пришлось выпустить графиню. На одно мгновение, когда их дыхание смешалось, у него возникло искушение сорвать с нее вуаль, но он отдернул руку и опустил вуаль так, что она полностью закрыла ее лицо. Наступит момент, когда эта женщина сама откроется ему, и сделает это добровольно. Тогда он насладится этой минутой в полной мере.
Когда он выпрямился, она бессильно упала на сиденье и попыталась заговорить, но не могла из-за сильного волнения.
— Мистер Кинстер…
— Меня зовут Габриэль.
Несмотря на непреодолимое препятствие в виде густой вуали, их глаза встретились. Она смотрела на него, грудь ее высоко вздымалась под плащом.
— Я подумала о нашем следующем шаге.
Его взгляд остался тверд.
— Доверьтесь мне. Я знаю, что делать.
Он ждал ее ответа, но она молча продолжала смотреть на него. Тогда он, склонив голову, сказал:
— До нашего следующего свидания.
Габриэль взялся за дверцу экипажа.
С минуту графиня раздумывала, потом сказала:
— Я свяжусь с вами через день или два.
Она все еще тяжело дышала. Габриэль улыбнулся торжествующей улыбкой победителя:
— Итак, до встречи.
Он открыл дверцу и, шагнув на мостовую, подал знак кучеру.
Экипаж двинулся дальше. Габриэль некоторое время смотрел ему вслед, потом повернулся и поднялся по ступенькам своего крыльца, чрезвычайно довольный проведенной ночью.
Глава 4
Не глядя на него, она взяла из ящика бумаги и принялась их просматривать.
Габриэль тоже взял пачку бумаг. При этом он сурово посмотрел на нее, но если она заметила это, то не подала виду.
Молча они продолжили поиски.
Как раз когда Габриэль усомнился в успехе и стал подумывать о том, что, возможно, ошибался и что Восточно-Африканская золотодобывающая компания по неизвестной пока причине не удостоилась чести быть помещенной в картотеку фирмы, графиня выпрямилась.
— Вот она!
Габриэль смотрел на ящик, который держала графиня: на нем была наклейка с надписью «Суэйлз».
Поднеся стопку бумаг поближе к лампе, графиня стала быстро просматривать их. Габриэль подошел ближе и встал у нее за спиной, чтобы иметь возможность читать бумаги через ее плечо.
— Вот документы, необходимые компании для регистрации, чтобы вести дела в лондонском Сити.
Он читал документ, который она держала в руках.
— Компания — формальный клиент Терлоу и Брауна.
— Должно быть, они наняли этих юристов, как только компания появилась в Сити. Надеюсь, здесь мы найдем документы юридического характера, в которых будет зафиксирован адрес… А вот и он. Мистер Джошуа Суэйлз, представитель Восточно-Африканской золотодобывающей компании. Контора расположена в доме мистера Генри Фиггинса, Фулем-роуд, 142.
Они еще раз перечитали имена и адрес представителя компании, потом Габриэль вернул бумагу на место. Взяв из рук графини стопку других бумаг, он принялся их просматривать.
— Что вы ищете?
— Я рассчитываю найти список инвесторов или перечень долговых обязательств, составленных юристами фирмы. — Хмурясь, он шелестел бумагами и перекладывал их. — Кем бы они ни были, но эта компания действует чрезвычайно осторожно.
Графиня держала ящик, в то время как Габриэль укладывал в него документы. Потом он снова запер замок и поставил ящик на полку. Вместе они, трудясь в четыре руки, быстро привели комнату в ее первоначальный вид.
Оглядевшись в последний раз, Габриэль поднял лампу.
— Откуда вы ее взяли?
— С маленького столика.
Габриэль подождал, пока она выйдет за пределы перегородки, отделявшей приемную от места клерка, затем погасил лампу.
— Будем надеяться, — пробормотал он, — клерк не заметит, что масла в лампе стало меньше.
Графиня, не отвечая, молча ждала у двери.
Захватив свою трость, Габриэль открыл дверь. Она вышла первой.
Он последовал за ней, закрыл дверь, потом наклонился, чтобы вернуть замок в прежнее положение. Это было непростой задачей, но наконец ему удалось справиться с ней.
— Как, скажите ради Бога, вам удалось открыть замок? — спросил он, выпрямляясь.
— Просто пришлось немного потрудиться.
Конечно, она это сделала не с помощью шпильки для волос.
Подавив любопытство, Габриэль последовал за ней вниз по лестнице.
У нижней ступеньки он предложил ей руку.
— Полагаю, вы приехали в экипаже? Я провожу вас.
Если бы она попыталась возражать, он бы непременно разъяснил ей, что за помощь в просмотре бумаг в пяти металлических ящиках он вправе рассчитывать на ее благодарность, так что отказаться от его помощи было бы с ее стороны и нелюбезно, и невежливо.
Во всех случаях жизни, во всех начинаниях Габриэль использовал определенные и неукоснительные правила, изобретенные им: одни были необходимы для ведения войны, Другие для обольщения женщин. После первых столкновений каждая леди, с которой у него когда-либо завязывались отношения, принимала правила его игры и считала, что он эксплуатировал ее чувства для ее же блага.
В конце концов и у графини не будет оснований для жалоб на него.
Они рука об руку двинулись через двор Линкольнс-Инн. Габриэль чувствовал ее пальчики на своем рукаве: сначала они затрепетали, потом успокоились. Он посмотрел на ее скрытое вуалью лицо, затем его взгляд прошелся по закутанной в плащ фигуре.
— Вы похожи на недавно овдовевшую и еще не справившуюся со своим горем женщину, к тому же имеющую серьезные причины посещать Линкольнс-Инн в столь поздний час.
Последовал легкий кивок, и она подняла голову. Графиня была хорошей актрисой — сейчас Габриэль не замечал в ней ни малейших признаков волнения. Если бы он пожелал иметь своим партнером женщину, то счел бы ее самой подходящей. Графиня умела открывать замки, разгадывать загадки, и все эти качества он считал положительными. Несмотря на первое неприятное впечатление оттого, что он нашел ее в конторе Терлоу и Брауна, несмотря на свое раздражение, теперь Габриэль был рад ее присутствию.
Высоко подняв голову, графиня прошла мимо привратника так, будто его и не было. Проводив ее взглядом, тот зевнул и снова опустился на свой стул.
В тени, отбрасываемой огромными деревьями, их ожидал небольшой черный экипаж. Когда они приблизились, кучер взял в руки вожжи.
Остановившись возле экипажа, Габриэль открыл дверцу.
Графиня протянула ему руку:
— Благодарю вас…
Он помог ей сесть в экипаж и повернулся к кучеру:
— Поезжайте по Брук-стрит мимо Саут-Молтон.
Габриэль последовал за графиней в экипаж и закрыл за собой дверцу.
Графиня внимательно вглядывалась в его лицо, но отодвинулась, когда он повернулся к ней, чтобы сесть рядом.
Экипаж тронулся.
После нескольких минут, прошедших в напряженном молчании, графиня сказала:
— Не припомню, чтобы я предлагала вас подвезти.
— Мадам, я избавил вас от некоторых неприятностей и, полагаю, заслужил небольшую награду.
Он услышал тихий смех, который, впрочем, тотчас же оборвался.
— Кроме того, мы должны обсудить наши дальнейшие действия.
— Правда? — Ее тон оставался спокойным.
— Кое-что, я должен прояснить с самого начала. Вы попросили помочь вам, и я согласился. Вы также попросили меня не пытаться узнать, кто вы.
— И что же дальше?
Его легкомысленный тон тотчас же стал серьезным;
— Я обещал и сдержал обещание.
Теперь каждое произносимое им слово звучало на удивление весомо.
— Если вы хотите, чтобы я играл в эти игры, то должны принимать во внимание мои правила и подчиняться им.
Ее молчание было довольно долгим.
— Ваши правила?
Он почувствовал, что она смотрит на него.
— И в чем они заключаются, эти ваши правила?
— Правило номер один — вы должны пообещать мне никогда впредь не делать ничего тайком от меня.
Она слегка пошевелилась.
— Тайком от вас?
Габриэль кивнул:
— Если мы с вами будем действовать независимо друг от друга, особенно в таком деликатном деле, как это, конец наших поисков окажется весьма плачевным — вся Работа пойдет прахом. Вы не настолько хорошо знакомы с ситуацией в Сити, чтобы быть в курсе всех хитросплетений, которые могут встретиться на пути наших расследовании. Именно поэтому вы обратились ко мне за помощью, не так ли?
В ней не было ничего от присущей ее полу манеры немедленно высказать свое мнение — сначала она взвешивала, пыталась все обдумать. Лишь когда они завернули за угол, она наконец спросила:
— В чем заключаются остальные правила?
— Их всего два.
— И какое же второе?
Он повернул голову и посмотрел на нее:
— За каждое новое сообщение я потребую награды.
— Награды?
Алатея прекрасно поняла, что он имеет в виду.
— И какой же награды вы хотите?
— Поцелуй за то, что я обнаружил контору Терлоу и Брауна.
Она все еще безмолвствовала, сидя так тихо, что у него закралось сомнение, действительно ли он смутил ее. Впрочем, ему трудно было поверить в ее смущение — она слишком хорошо знала, с кем имеет дело.
— Поцелуй?
— Угу.
На этот раз он не мог отказать себе в удовольствии улыбнуться. В голосе его появились мурлыкающие нотки, привычные для известного своими светскими подвигами обольстителя.
— Поднимите вуаль.
— Нет.
В ее «нет» прозвучал спокойный, но решительный отказ.
Брови Габриэля надменно поднялись, затем он покорно вздохнул:
— Ладно, пусть вуаль останется.
Прежде чем она успела придумать что-нибудь, чтобы избавиться от неизбежного поцелуя, его рука обхватила ее талию. Он приподнял вуаль, и тотчас же его губы прижались к ее губам.
Графиня сидела рядом, податливая и теплая, позволяя себя целовать. Габриэль взял ее за подбородок, но не почувствовал готовности разделить поцелуй — никакого ответа.
Что ж, он умеет быть терпеливым, раз обстоятельства вынуждают его к этому.
Он снова нежно поцеловал ее, легко касаясь ее губ своими, искусно стараясь вызвать в ней страсть…
Первой реакцией, которую он почувствовал, была дрожь — верный признак чувственного отклика. Дыхание ее участилось, а спина напряглась.
Потом Габриэль ощутил движение ее губ — сейчас она напоминала статую, пробуждающуюся к жизни. Он не выпускал ее лица и продолжал целовать. От него не ускользнуло ее движение, когда одна рука в перчатке поднялась с колена, на котором покоилась до того, и трепетные пальцы прикоснулись к его руке. Движение это казалось столь легким, что, не будь Габриэль так сосредоточен на малейшем происходившем в ней изменении, он бы не мог сказать с уверенностью, что это явь, а не сон. В робком прикосновении он ощутил изумление невинного и неопытного существа, которое пленило его.
Ее пальцы, облаченные в тонкую кожу, погладили его руку, задержавшись на ней на одно мгновение. Будто бабочка опустилась ему на руку.
Габриэль затаил дыхание, жадно вдыхая аромат ее духов.
Он впервые в жизни молчаливо просил, а не требовал, и она подалась вперед по собственной воле, потянулась к нему. Губы ее раскрылись…
Он бросился, как победитель на добычу, но тотчас же почувствовал ее внезапное сопротивление. Должно быть, она не привыкла, чтобы ее целовали. Это показалось ему странным. Он не попытался раздумывать над причиной, но тотчас же ослабил хватку и прибег к известному ему искусству обольщения, стараясь снова вызвать в ней ответ.
Графиня оказалась способной ученицей и очень скоро ответила ему поцелуем — нежно, но достаточно решительно и без всякого жеманства. Ему хотелось сжать ее в объятиях, но опыт говорил, что еще не время, Габриэль не мог ни понять, ни объяснить ее волнения. Ясно было одно: графиня не привыкла к ласкам. Только поцелуй и ничего больше — им он должен был удовольствоваться, чтобы этот поцелуй оставил в ней след, воспоминание.
Габриэль стремился успокоить ее, усыпить, довести до такого состояния, когда она сама пожелала бы уступить и узнать больше о самой себе.
Когда ее губы робко и нерешительно раскрылись навстречу ему, он почувствовал, что осада его увенчалась успехом, но действовал очень осторожно и не пытался воспользоваться своим преимуществом слишком стремительно — он смаковал каждый сладостный момент ее податливости, как смакуют драгоценное вино, как любуются бесценным камнем в ожерелье.
Когда она робко прикоснулась языком к его языку, он в ответ принялся ласкать ее, медленно, нежно, и от этого у него закружилась голова.
Она вся была, как изысканное выдержанное вино, которое не опрокидывают одним глотком, а пьют медленно, наслаждаясь его восхитительным вкусом.
Наконец экипаж, прогромыхав, завернул за угол, и Габриэль отстранился от нее. Грудь его полнилась неизведанными чувствами, он смотрел на ее губы — они были нежно-розовыми и слегка припухшими.
— Теперь, когда мы узнали адрес Суэйлза…
Ее губы приоткрылись, возможно, в знак того, что она не возражала бы против дальнейшего обмена ласками. Габриэль не стал долго раздумывать и снова принялся ее целовать.
Ему пришла в голову неприятная мысль о том, что близится разлука — до Брук-стрит оставалось уже не так далеко, а она поддавалась его ласкам не так легко, как бы ему хотелось, а скорее робко, инстинктивно делая шаг за шагом. Видимо, никогда прежде ее не целовали с такой страстью, и до этой минуты она еще не пробудилась для любви.
Габриэль крепко сжимал ее в объятиях, не давая ей возможности уклониться — его поцелуи становились все требовательнее.
Он мог бы увлечь ее по этому пути много дальше, если бы у них было время, но экипаж замедлил движение, потом остановился, ему пришлось выпустить графиню. На одно мгновение, когда их дыхание смешалось, у него возникло искушение сорвать с нее вуаль, но он отдернул руку и опустил вуаль так, что она полностью закрыла ее лицо. Наступит момент, когда эта женщина сама откроется ему, и сделает это добровольно. Тогда он насладится этой минутой в полной мере.
Когда он выпрямился, она бессильно упала на сиденье и попыталась заговорить, но не могла из-за сильного волнения.
— Мистер Кинстер…
— Меня зовут Габриэль.
Несмотря на непреодолимое препятствие в виде густой вуали, их глаза встретились. Она смотрела на него, грудь ее высоко вздымалась под плащом.
— Я подумала о нашем следующем шаге.
Его взгляд остался тверд.
— Доверьтесь мне. Я знаю, что делать.
Он ждал ее ответа, но она молча продолжала смотреть на него. Тогда он, склонив голову, сказал:
— До нашего следующего свидания.
Габриэль взялся за дверцу экипажа.
С минуту графиня раздумывала, потом сказала:
— Я свяжусь с вами через день или два.
Она все еще тяжело дышала. Габриэль улыбнулся торжествующей улыбкой победителя:
— Итак, до встречи.
Он открыл дверцу и, шагнув на мостовую, подал знак кучеру.
Экипаж двинулся дальше. Габриэль некоторое время смотрел ему вслед, потом повернулся и поднялся по ступенькам своего крыльца, чрезвычайно довольный проведенной ночью.
Глава 4
Никогда прежде Алатея не чувствовала такого волнения.
Облокотившись о край обеденного стола, она пыталась привести в порядок мысли.
Это оказалось нелегкой задачей, так как чувства ее все еще находились в полном смятении.
Какой же наивной она была, если вообразила, что этот их первый поцелуй не возымеет последствий. Нечего сказать — скрепление договора! Ей не пришло в голову, что, не встретив сопротивления с ее стороны, он попытается повторить это, и вот теперь ее охватило никогда прежде не изведанное беспокойство. Одно только воспоминание о поцелуе, вернее, поцелуях прошлой ночи полностью лишало ее способности рассуждать здраво. Однако одно заключение, к которому она пришла, было совершенно ясным и недвусмысленным — Габриэль считал ее опытной дамой, с которой мог себе позволить поразвлечься. Но она такой не была. Пока еще он не заподозрил этого, но как долго еще ей удастся держать его в заблуждении и расплачиваться с ним невинными поцелуями, лишая его вознаграждения, на которое он, очевидно, рассчитывал?
Хуже всего было то, что он вырвал у нее из рук инициативу, и теперь только Господь Бог знал, куда приведет ее так хорошо продуманный план.
Ей следовало бы предвидеть все, что последует, и взять ведущую роль на себя. В их детских играх он всегда был лидером, но теперь они уже не дети, а за последние десять лет Алатея привыкла командовать, так что перейти на роль ведомой ей вовсе не улыбалось.
Семья, сидевшая вместе с ней за столом, была занята завтраком: они ели, разговаривали, смеялись, но Алатея, погрузившись в свои мысли, почти не слышала их. Взяв свой тост, она принялась хрустеть им. Ей надо сохранить хотя бы видимость того, что главное лицо в расследовании она. Но как совладать с Кинстером? Его кинстерское величество теперь уже не согласится на роль подчиненного, и нечего биться головой о стену. Однако из этого вовсе не следует, что она будет покорно позволять ему принимать решения и следовать им.
И все же… Почему бы не польстить ему? Но с другой стороны, как она смогла бы узнать, что он не обманывает и не действует вопреки ее воле?
Ей придется регулярно встречаться с ним, и эта перспектива тревожила ее. Логично было бы ей самой подготовить их следующую встречу, но пока что она еще не оправилась от предыдущей.
Она рассчитывала на глубоко укоренившиеся в нем рыцарские чувства и даже не предполагала, что он потребует от нее награды столь гнусным образом.
От этих мыслей у нее перехватило дыхание. Одно только воспоминание о том, что произошло между ними в экипаже, о том, как Габриэль со свойственным ему высокомерием подарил ей поцелуй, сводило ее с ума.
У нее закружилась голова, кровь прихлынула к щекам. Она тотчас же попыталась отогнать эти греховные видения и вызванные ими чувства, однако это оказалось нелегко.
Подняв чашку к самому лицу, Алатея пила чай маленькими глотками, надеясь, что никто не замечает ее состояния. Она не помнила случая за последние пять лет, когда бы ей изменила выдержка, и если вдруг она стала краснеть ни с того ни с сего, это могло вызвать неприятные для нее вопросы, а также не менее неприятные догадки.
Алатея стала перебирать в памяти все происшедшее в экипаже и пришла к выводу, что у нее нет причины винить себя. Она не могла избежать того, что произошло, не вызвав его подозрений, а значит, не было смысла продолжать думать об этом, разве что поблагодарить своего ангела-хранителя.
Боже, она чуть было не назвала его по имени. Руперт — это имя уже вертелось у нее на языке, и ей с трудом удалось проглотить его. Если бы она произнесла его вслух, это означало бы конец игры. Если не считать его матери, Алатея была единственной женщиной, упорно продолжавшей называть его именем, данным ему при рождении. Он сам сказал ей это.
Почему она продолжала упорствовать и называть его этим Детским именем, Алатея не могла объяснить. Должно быть, для нее он навсегда остался Рупертом.
«Меня зовут Габриэль». Его слова все еще звенели у нее в ушах. Глядя из окна экипажа невидящим взглядом, она думала о том, что он был прав. Конечно, Габриэль, а не Руперт. Но в этом Габриэле все еще оставался мальчик, которого она знала как Руперта. Это имя таило для нее и нечто большее — глубину и широту чувств, целый калейдоскоп детских воспоминаний, переживаний, событий.
Алатее хватило минуты, чтобы стряхнуть с себя оцепенение и допить свою чашку чаю. В качестве графини ей следовало научиться называть его Габриэлем. Также ей надо было найти способ свести требуемую от нее дань благодарности к минимуму.
— Думаю, сегодня утром мы навестим леди Хертфорд. — Сирина, просматривавшая список обязательных визитов, обернулась. — Она наверняка дома, и, я полагаю, будет вполне уместно, если вы наденете те же платья, что и вчера. Это весьма удобное место, где вы сможете показаться и быть замеченными.
— Чудесная идея! — воскликнула Мэри. — Давайте собираться!
— Надеюсь, там будут другие молодые леди? — поинтересовалась Элис.
— Ну разумеется. — Сирина повернулась к Алатее: — Ты тоже должна поехать, дорогая, а иначе все время, что я проведу там, мне придется объяснять причину твоего отсутствия.
Это было сказано с нежной улыбкой, но в словах Сирины звучала непривычная твердость.
Алатея улыбнулась:
— Конечно, я поеду, если от меня не потребуется ничего другого, чтобы поддержать вас.
Мэри и Элис просияли. Ведя серьезную дискуссию, касавшуюся лент, чепчиков, шляпок и вуалей, они отправились в свои комнаты, чтобы подготовиться к выезду.
Часом позже они уже стояли в гостиной леди Хертфорд. Сирина проявила чудеса полководческого искусства, расположив свои войска на самых выгодных позициях, легко обозримых и дающих возможность видеть их преимущества. Мэри и Элис уже вступили в круг подобных себе юных неопытных девиц, оживленно болтающих и совершенно забывших о своей застенчивости и робости.
Сирина сидела рядом с леди Челмсфорд и герцогиней Льюис. Женщины наблюдали за молодыми леди, только что выпорхнувшими в свет, оказывая им поддержку и покровительство и не спуская с них глаз.
Алатея готова была побиться об заклад, что беседа велась о молодых джентльменах, от которых ждали подвигов по части нахождения носовых платков, утерянных дамами в этом сезоне. Что же касалось ее самой, то она молча стояла в стороне и тем не менее чувствовала, что не осталась незамеченной. Как справедливо предположила Сирина, если бы она не появилась, начались бы бесконечные расспросы о том, где она. Теперь же, когда своим появлением она пресекла все поводы для сплетен, о ней тотчас забыли.
Впрочем, Алатею это вполне устраивало. Выпив свою чашку чаю, она огляделась в поисках стола, куда ее можно было бы поставить, как вдруг услышала знакомые слова «Восточно-Африканская золотодобывающая компания». Она замерла на месте, не сводя взгляда с кудрявой рыжей головы леди Хертфорд.
— Нет ни малейших сомнений в выгоде, как говорит мой кузен. Я назвала Джеффри имя человека, который всем там руководит, но ведь вы знаете этого недотепу — он будет мямлить, тянуть, присматриваться…
Склонившись ближе к подруге, леди Хертфорд произнесла, понизив голос:
— Уверяю вас, я сделала все возможное, чтобы убедить его, Я обрисовала ему нашу ситуацию и то, какие неожиданные расходы нам предстоят и как понадобятся деньги — в том числе и его наследнику в Оксфорде. Вот почему он должен стремиться улучшить свое положение. Я сказала ему это прямо, без обиняков. Джейн нужны новые туалеты. Но разве его сдвинешь с места?
Леди Хертфорд расправила плечи и сидела теперь прямая как струна, выражая всем своим видом порицание нерадивому и несговорчивому супругу.
— Я убеждена, — надменно продолжала она, — все дело в том, что предложение исходило от моего кузена Эрнста. Джеффри всегда терпеть его не мог.
Подруга пробормотала что-то в качестве сочувствия, беседа перешла в другое русло, и Алатея отправилась в дальний конец гостиной. Не было ничего удивительного в том, что лорд Хертфорд разделял ее опасения по поводу пресловутой Восточно-Африканской золотодобывающей компании.
С другого конца комнаты ей уже делала знаки некая вдовствующая леди в огромном тюрбане. Алатея подчинилась этому безмолвному призыву. С ясной улыбкой, словно приклеенной на ее лице, она выдержала допрос с пристрастием по поводу ее затянувшегося безмужнего состояния. Разумеется, в беседе не употреблялись столь недостойные слова, как «одиночество» или «муж».
Наконец Алатее удалось уединиться в облюбованной ею части гостиной и поразмышлять о возможности обсуждения достоинств Восточно-Африканской золотодобывающей компании с хозяйкой дома. Однако достаточно было одного взгляда на круглое и румяное лицо леди Хертфорд, чтобы понять: это обошлось бы ей слишком дорого. Ее милость не собиралась сказать более того, что уже было сказано. И ее бы удивила заинтересованность Алатеи. Светские дамы независимо от возраста не должны проявлять интереса к подобным материям. Они даже не должны знать об их существовании.
Алатея бросила взгляд на дверь. Может быть, стоит улизнуть отсюда и попытаться проникнуть в кабинет лорда Хертфорда?
Она как раз мысленно рассуждала на тему, есть ли у нее шанс найти там что-либо интересующее ее. Если одно только имя лица, верховодящего в этой компании, тотчас же охладило интерес к ней его милости лорда Хертфорда, то едва ли он стал бы его записывать где-нибудь в своих бумагах.
Подобная ситуация не стоила риска быть обнаруженной. Она могла себе представить, какой скандал возникнет в этом случае, особенно если ей придется признаться в причине своего интереса к чужим бумагам.
А что, если бы это смог узнать Габриэль?
Лучше умерить свой пыл и проявить терпение.
Но само это слово, «терпение», раздражало ее. И все же, смиряя себя, она продолжала его повторять. В деле Восточно-Африканской компании она должна была оставаться графиней и доверять Габриэлю.
И все же такие добродетели, как терпение и доверие, ни в малейшей степени не умеряли ее любопытства и оставляли при убеждении, что, если предоставить Габриэлю возможность действовать по его усмотрению, то он очень быстро справится с делом и потребует награды, которую она не в силах ему дать.
На вечере в доме Осбэлдстонов Алатея скромно стояла за стулом Сирины, беседовавшей с леди Чедвик. При этом она не упускала случая рассмотреть толпу гостей, явившихся почтить леди Чедвик в день ее шестидесятилетия.
Прошло два дня с момента их неожиданной встречи в Линкольнс-Инн, и за это время Габриэль должен был многое узнать. Настало время спросить его об успехах.
Перед ее глазами невозмутимо фланировали лучшие представители бомонда — эти цветы аристократии: они встречались и расходились, сменяя друг друга. Танцев не было; только струнный квартет, помещенный в алькове, выбивался из сил, чтобы музыка перекрывала царящий в зале шум — болтовню, сплетни, вопросы и ответы. Это было главным, что занимало гостей.
Леди Осбэлдстон сидела в кресле лицом к центру зала и, постукивая тростью по полу, пыталась привлечь к себе внимание Вейна Кинстера, стоявшего неподалеку от нее, он же отступил, будто старался укрыться за гибкой, как ива, фигуркой своей жены,
Несколько дней назад Алатея повстречала в парке Пэйшенс Кинстер. На этот раз Пэйшенс с беспримерным спокойствием и присутствием духа присела в глубоком реферансе перед ее милостью.
Алатея в нетерпении то и дело поглядывала на часы. Еще не было десяти; вечер только начинался, и гости продолжали прибывать.
Облокотившись о край обеденного стола, она пыталась привести в порядок мысли.
Это оказалось нелегкой задачей, так как чувства ее все еще находились в полном смятении.
Какой же наивной она была, если вообразила, что этот их первый поцелуй не возымеет последствий. Нечего сказать — скрепление договора! Ей не пришло в голову, что, не встретив сопротивления с ее стороны, он попытается повторить это, и вот теперь ее охватило никогда прежде не изведанное беспокойство. Одно только воспоминание о поцелуе, вернее, поцелуях прошлой ночи полностью лишало ее способности рассуждать здраво. Однако одно заключение, к которому она пришла, было совершенно ясным и недвусмысленным — Габриэль считал ее опытной дамой, с которой мог себе позволить поразвлечься. Но она такой не была. Пока еще он не заподозрил этого, но как долго еще ей удастся держать его в заблуждении и расплачиваться с ним невинными поцелуями, лишая его вознаграждения, на которое он, очевидно, рассчитывал?
Хуже всего было то, что он вырвал у нее из рук инициативу, и теперь только Господь Бог знал, куда приведет ее так хорошо продуманный план.
Ей следовало бы предвидеть все, что последует, и взять ведущую роль на себя. В их детских играх он всегда был лидером, но теперь они уже не дети, а за последние десять лет Алатея привыкла командовать, так что перейти на роль ведомой ей вовсе не улыбалось.
Семья, сидевшая вместе с ней за столом, была занята завтраком: они ели, разговаривали, смеялись, но Алатея, погрузившись в свои мысли, почти не слышала их. Взяв свой тост, она принялась хрустеть им. Ей надо сохранить хотя бы видимость того, что главное лицо в расследовании она. Но как совладать с Кинстером? Его кинстерское величество теперь уже не согласится на роль подчиненного, и нечего биться головой о стену. Однако из этого вовсе не следует, что она будет покорно позволять ему принимать решения и следовать им.
И все же… Почему бы не польстить ему? Но с другой стороны, как она смогла бы узнать, что он не обманывает и не действует вопреки ее воле?
Ей придется регулярно встречаться с ним, и эта перспектива тревожила ее. Логично было бы ей самой подготовить их следующую встречу, но пока что она еще не оправилась от предыдущей.
Она рассчитывала на глубоко укоренившиеся в нем рыцарские чувства и даже не предполагала, что он потребует от нее награды столь гнусным образом.
От этих мыслей у нее перехватило дыхание. Одно только воспоминание о том, что произошло между ними в экипаже, о том, как Габриэль со свойственным ему высокомерием подарил ей поцелуй, сводило ее с ума.
У нее закружилась голова, кровь прихлынула к щекам. Она тотчас же попыталась отогнать эти греховные видения и вызванные ими чувства, однако это оказалось нелегко.
Подняв чашку к самому лицу, Алатея пила чай маленькими глотками, надеясь, что никто не замечает ее состояния. Она не помнила случая за последние пять лет, когда бы ей изменила выдержка, и если вдруг она стала краснеть ни с того ни с сего, это могло вызвать неприятные для нее вопросы, а также не менее неприятные догадки.
Алатея стала перебирать в памяти все происшедшее в экипаже и пришла к выводу, что у нее нет причины винить себя. Она не могла избежать того, что произошло, не вызвав его подозрений, а значит, не было смысла продолжать думать об этом, разве что поблагодарить своего ангела-хранителя.
Боже, она чуть было не назвала его по имени. Руперт — это имя уже вертелось у нее на языке, и ей с трудом удалось проглотить его. Если бы она произнесла его вслух, это означало бы конец игры. Если не считать его матери, Алатея была единственной женщиной, упорно продолжавшей называть его именем, данным ему при рождении. Он сам сказал ей это.
Почему она продолжала упорствовать и называть его этим Детским именем, Алатея не могла объяснить. Должно быть, для нее он навсегда остался Рупертом.
«Меня зовут Габриэль». Его слова все еще звенели у нее в ушах. Глядя из окна экипажа невидящим взглядом, она думала о том, что он был прав. Конечно, Габриэль, а не Руперт. Но в этом Габриэле все еще оставался мальчик, которого она знала как Руперта. Это имя таило для нее и нечто большее — глубину и широту чувств, целый калейдоскоп детских воспоминаний, переживаний, событий.
Алатее хватило минуты, чтобы стряхнуть с себя оцепенение и допить свою чашку чаю. В качестве графини ей следовало научиться называть его Габриэлем. Также ей надо было найти способ свести требуемую от нее дань благодарности к минимуму.
— Думаю, сегодня утром мы навестим леди Хертфорд. — Сирина, просматривавшая список обязательных визитов, обернулась. — Она наверняка дома, и, я полагаю, будет вполне уместно, если вы наденете те же платья, что и вчера. Это весьма удобное место, где вы сможете показаться и быть замеченными.
— Чудесная идея! — воскликнула Мэри. — Давайте собираться!
— Надеюсь, там будут другие молодые леди? — поинтересовалась Элис.
— Ну разумеется. — Сирина повернулась к Алатее: — Ты тоже должна поехать, дорогая, а иначе все время, что я проведу там, мне придется объяснять причину твоего отсутствия.
Это было сказано с нежной улыбкой, но в словах Сирины звучала непривычная твердость.
Алатея улыбнулась:
— Конечно, я поеду, если от меня не потребуется ничего другого, чтобы поддержать вас.
Мэри и Элис просияли. Ведя серьезную дискуссию, касавшуюся лент, чепчиков, шляпок и вуалей, они отправились в свои комнаты, чтобы подготовиться к выезду.
Часом позже они уже стояли в гостиной леди Хертфорд. Сирина проявила чудеса полководческого искусства, расположив свои войска на самых выгодных позициях, легко обозримых и дающих возможность видеть их преимущества. Мэри и Элис уже вступили в круг подобных себе юных неопытных девиц, оживленно болтающих и совершенно забывших о своей застенчивости и робости.
Сирина сидела рядом с леди Челмсфорд и герцогиней Льюис. Женщины наблюдали за молодыми леди, только что выпорхнувшими в свет, оказывая им поддержку и покровительство и не спуская с них глаз.
Алатея готова была побиться об заклад, что беседа велась о молодых джентльменах, от которых ждали подвигов по части нахождения носовых платков, утерянных дамами в этом сезоне. Что же касалось ее самой, то она молча стояла в стороне и тем не менее чувствовала, что не осталась незамеченной. Как справедливо предположила Сирина, если бы она не появилась, начались бы бесконечные расспросы о том, где она. Теперь же, когда своим появлением она пресекла все поводы для сплетен, о ней тотчас забыли.
Впрочем, Алатею это вполне устраивало. Выпив свою чашку чаю, она огляделась в поисках стола, куда ее можно было бы поставить, как вдруг услышала знакомые слова «Восточно-Африканская золотодобывающая компания». Она замерла на месте, не сводя взгляда с кудрявой рыжей головы леди Хертфорд.
— Нет ни малейших сомнений в выгоде, как говорит мой кузен. Я назвала Джеффри имя человека, который всем там руководит, но ведь вы знаете этого недотепу — он будет мямлить, тянуть, присматриваться…
Склонившись ближе к подруге, леди Хертфорд произнесла, понизив голос:
— Уверяю вас, я сделала все возможное, чтобы убедить его, Я обрисовала ему нашу ситуацию и то, какие неожиданные расходы нам предстоят и как понадобятся деньги — в том числе и его наследнику в Оксфорде. Вот почему он должен стремиться улучшить свое положение. Я сказала ему это прямо, без обиняков. Джейн нужны новые туалеты. Но разве его сдвинешь с места?
Леди Хертфорд расправила плечи и сидела теперь прямая как струна, выражая всем своим видом порицание нерадивому и несговорчивому супругу.
— Я убеждена, — надменно продолжала она, — все дело в том, что предложение исходило от моего кузена Эрнста. Джеффри всегда терпеть его не мог.
Подруга пробормотала что-то в качестве сочувствия, беседа перешла в другое русло, и Алатея отправилась в дальний конец гостиной. Не было ничего удивительного в том, что лорд Хертфорд разделял ее опасения по поводу пресловутой Восточно-Африканской золотодобывающей компании.
С другого конца комнаты ей уже делала знаки некая вдовствующая леди в огромном тюрбане. Алатея подчинилась этому безмолвному призыву. С ясной улыбкой, словно приклеенной на ее лице, она выдержала допрос с пристрастием по поводу ее затянувшегося безмужнего состояния. Разумеется, в беседе не употреблялись столь недостойные слова, как «одиночество» или «муж».
Наконец Алатее удалось уединиться в облюбованной ею части гостиной и поразмышлять о возможности обсуждения достоинств Восточно-Африканской золотодобывающей компании с хозяйкой дома. Однако достаточно было одного взгляда на круглое и румяное лицо леди Хертфорд, чтобы понять: это обошлось бы ей слишком дорого. Ее милость не собиралась сказать более того, что уже было сказано. И ее бы удивила заинтересованность Алатеи. Светские дамы независимо от возраста не должны проявлять интереса к подобным материям. Они даже не должны знать об их существовании.
Алатея бросила взгляд на дверь. Может быть, стоит улизнуть отсюда и попытаться проникнуть в кабинет лорда Хертфорда?
Она как раз мысленно рассуждала на тему, есть ли у нее шанс найти там что-либо интересующее ее. Если одно только имя лица, верховодящего в этой компании, тотчас же охладило интерес к ней его милости лорда Хертфорда, то едва ли он стал бы его записывать где-нибудь в своих бумагах.
Подобная ситуация не стоила риска быть обнаруженной. Она могла себе представить, какой скандал возникнет в этом случае, особенно если ей придется признаться в причине своего интереса к чужим бумагам.
А что, если бы это смог узнать Габриэль?
Лучше умерить свой пыл и проявить терпение.
Но само это слово, «терпение», раздражало ее. И все же, смиряя себя, она продолжала его повторять. В деле Восточно-Африканской компании она должна была оставаться графиней и доверять Габриэлю.
И все же такие добродетели, как терпение и доверие, ни в малейшей степени не умеряли ее любопытства и оставляли при убеждении, что, если предоставить Габриэлю возможность действовать по его усмотрению, то он очень быстро справится с делом и потребует награды, которую она не в силах ему дать.
На вечере в доме Осбэлдстонов Алатея скромно стояла за стулом Сирины, беседовавшей с леди Чедвик. При этом она не упускала случая рассмотреть толпу гостей, явившихся почтить леди Чедвик в день ее шестидесятилетия.
Прошло два дня с момента их неожиданной встречи в Линкольнс-Инн, и за это время Габриэль должен был многое узнать. Настало время спросить его об успехах.
Перед ее глазами невозмутимо фланировали лучшие представители бомонда — эти цветы аристократии: они встречались и расходились, сменяя друг друга. Танцев не было; только струнный квартет, помещенный в алькове, выбивался из сил, чтобы музыка перекрывала царящий в зале шум — болтовню, сплетни, вопросы и ответы. Это было главным, что занимало гостей.
Леди Осбэлдстон сидела в кресле лицом к центру зала и, постукивая тростью по полу, пыталась привлечь к себе внимание Вейна Кинстера, стоявшего неподалеку от нее, он же отступил, будто старался укрыться за гибкой, как ива, фигуркой своей жены,
Несколько дней назад Алатея повстречала в парке Пэйшенс Кинстер. На этот раз Пэйшенс с беспримерным спокойствием и присутствием духа присела в глубоком реферансе перед ее милостью.
Алатея в нетерпении то и дело поглядывала на часы. Еще не было десяти; вечер только начинался, и гости продолжали прибывать.