Лукницкий Сергей. Это моя собака (Пять повестей для детей)

   Ну вот, и еще один пес сказал мне это прекрасное слов "друг". Теперь у меня двое друзей.
   В окне опять появилась голова.
   - Привет, песик. Твой тезка сказал мне, что тебяпривязали. За что?
   Черный Дьявол! Я чуть не свалился со стула, опешил и застыл с разинутым ртом.
   - Не надо меня бояться, - сказал он, - собаки умеют помнить доброе.
   - Я не боюсь, - наконец пролепетал я. - Только сегодня... Но вороны...
   - Знаю, - кивнул черный пес. - Уже второй раз эти наглые птицы воруют у меня еду...
   - Ты знаешь и про тот?
   - Конечно. Все это время я следил, чтобы с тобой не стряслось беды... Я сам был такой, как ты... Когда-то...
   - А как тебя звали тогда? - спросил я.
   - Забыл... И не хочу вспоминать... - ответил он, помедлив. - Зови меня Черный Дьявол. Прежнее имя мне уже не подходит... И прощай опять, друг, идут твои хозяева...
   Он исчез. А я стал рваться, как сумасшедший, и лаять - ведь я ничего не успел ему сказать.
   Когда вечером в нашем доме все уже заснули, я услышал, как кто-то тихонько скулит под окном. По голосу узнал Ватутьку и тоже тихонько проскулил, в том смысле, что, мол, у меня все в порядке, спасибо. Потом мысленно проводил ее до нашего секретного лаза в заборе.
   Удивительный кот Фома
   30 июля. Я уже не арестованный. Я как будто убитый - пропал Фома. В кухне стоит полное блюдце молока. В тарелке - остатки окуня (кот очень любил рыбу).
   Тетя Груша не находит себе места: обошла все дома, ходила к реке, на станцию, в поле.
   - Грушенька, не волнуйтесь, - успокаивала ее Мама-Маша. - Погуляет и придет. С котами это часто.
   - Куда ему! Не те года по ночам гулять.
   Я отрядил на поиски Фомы Ватутьку - никаких следов. Тезка Пират тоже о Фоме ничего не слышал.
   Настроение у меня - хуже некуда. С досады сам себя укусил.
   Тетя Груша
   3 августа. Больше всего мне стыдно перед тетей Грушей. Она оставила для Фомы на ночь открытое окно, хотя очень боится жуликов и комаров.
   Ночь я почти не спал - поймал здоровенную мышь, принес ее тете Груше, положил к ее ногам. Она невзглянула ни на мышь, ни на меня, а плюхнула в мою миску с овсянкой столовую ложку масла. Из этого я сделал вывод: сегодня она расстроена еще больше, чем вчера.
   Но самое скверное было еще впереди. Вечером Мама-Маша и тетя Груша сидели на крыльце. Мы с Витей читали на террасе книгу. Вдруг тетя Груша всхлипнула.
   - Грушенька, милая, ну зачем же! - воскликнула Мама-Маша и обняла ее за плечи.
   - Знаю, - басом перебила ее тетя Груша. - Знаю, что дура старая... Люди услышат - смеяться будут: Аграфена, мол, из ума выжила, ревет - Фома потерялся.
   Витя закрыл книгу, посмотрел на меня, и мы обастали слушать дальше.
   - Плохо одинокому человеку, Машенька... А к старости - еще того хуже. Летом - ладно. Много хлопот: сад, огород, корова. Дачники приезжают, люди мневсе попадаются хорошие. А настанет осень, зима - не знаешь, куда себя девать. В гости пойдешь - так опять же домой воротишься. А дома пусто. Ходики тикают. Дрова в печке стреляют. Мыши скребутся. Муха, если какая выживет, возле лампы крутится - вот и вся моя компания.
   - А родные? - спросила Мама-Маша.
   - Далеко живут, - ответила тетя Груша. - Один только раз приезжала сестра с внуками... Месяц жили у меня, а уехали - так еще хуже мне стало, места себе найти не могла... В ту пору как раз он уменя и появился...
   - Кто появился?
   Под тетей Грушей заскрипело крыльцо, она вздохнула.
   - Фома... Шла я домой, уже смеркалось. Гляжу: возле калитки что-то ворочается. Присела - вижу: котенок, слепой еще. Хвостишко тонкий, лапы не держат, трясется. Мордой тычется... Подкинули, значит. А я сначала и не обрадовалась - мал больно. Но все-таки взяла, Сердце не позволило бросить... Ну и выходила помаленьку... Хороший кот вырос. Повадки у него свои были, иной раз и насмешит. Мух не терпел. И так уж их ловить изловчился, беда! Подстережет, подскочит и лапой ее рр-раз к стеклу. Та в голос, аж с визгом, но куда там - от Фомы не уйдешь!..
   Тетя Груша рассмеялась, и Мама-Маша тоже.
   - Вот видишь, Машенька... Невидный был кот Фома, а хороший. Иду, бывало, домой - он ждет на подоконнике. Дверь отворю - он уж тут как тут: хвост трубой, "мяу-мяу" скажет - значит, хозяйку приветствует. На колени вскочит - тепло от него. А уж мурлыкать мастер был! Бывало, у меня без его музыки исон нейдет. Иной раз и поговоришь с Фомой, новости расскажешь, пожалуешься. Все легче - живая душа рядом...
   Я ушел с террасы, лег под Витиной кроватью и закрыл морду лапами. Потом пришел Витя и тоже лег. Но и ему не спалось. Одна рука у него вдруг свесилась с кровати. Я приподнялся и быстро ее лизнул.
   - Пиратыч, Пиратыч, - сказал он и положил мне руку на голову. - Не могу я тебя побить. Мерзко бить существо, которое не может защищаться. Не могу я на тебя сердиться: ты просто глупый пес, который не понимает даже, что натворил... Иди спать...
   Теперь я - сыщик
   9 августа. Утром, после завтрака, Витя принес мне вязаную кофту тети Груши, на которой спал Фома.
   - Нюхай хорошенько, Пиратыч. Сейчас мы пойдем искать Фому.
   "Нюхай! " Как будто я и без него не знаю, чем пахнут кошки! Но я нюхал, рычал и фыркал, чтобы не огорчить Витю. И сразу же, пригнув шею, побежал вдоль забора. Возле калитки я сделал стойку и залаял.
   - Понятно! Молодец! - сказал Витя и пристегнул мне сворку. - Зона нашего действия расширяется. Пошли на улицу.
   На улице оказалось столько кошачьих следов, что я растерялся, но быстро сориентировался - выбрал самый свежий, самый противный и побежал по нему, увлекая за собой Витю.
   Зачем-то этого кота понесло в поле, и мы понеслись туда. Поле было зеленое и желтое, оно шелестело, переливалось, качалось. Я гавкнул.
   - Смелей, Пиратыч, - одобрил меня Витя.
   Мы отыскали узкую дорожку, которая уходила в глубину поля. Очень здорово было мчаться по ней, прижав уши, заворачивая то влево, то вправо.
   - Пиратыч! Убавь скорость! Или мы разобьем носы! - кричал мне Витя.
   Мы врезались в шалаш. Пробили в нем дыру и растянулись на полу.
   - Ой лихо мне! - простонал кто-то внутри шалаша, и голос показался мне знакомым.
   Так и есть! Это опять был старик, который живет в желтом домике на горе. Нас он тоже сразу узнал.
   - А-а! Гости дорогие, вот не ждал!
   - Извините нас, пожалуйста, - пролепетал Витя, встал на четвереньки, посмотрел на меня с укором. Я его сразу понял, подпрыгнул и два раза лизнул старика в бороду.
   - Узнал, значит, меня, песик? Ну, ну, не вертись... А то ведь и весь шалашик нам на головы посадишь - ты мастер!
   Словом, он очень нам обрадовался.
   - А куда это вы так поспешаете с песиком? - спросил он.
   Витя рассказал ему, что мы ищем Фому и его следы привели нас в шалаш.
   - Жалко, понятное дело... Хороший кот. Знаменитый, можно сказать.
   Витя удивился:
   - Фома?
   - Он... Ты-то его уже в старости увидел. А года три назад Аграфена, не имей она совести, деньги могла бы на нем зарабатывать.
   - Ученый был? - еще больше удивился Витя и я тоже.
   - Как тебе сказать... Не столько ученый - талант имел от природы. Мышей ловил - красота поглядеть. Утром встанешь, а он их уже кучкой сложил, сидит, умывается, ждет: принимайте, мол, работу... Ловок был, умен, словом охотник. Соседки к вашей тете Груше то и дело бегали: дай ради Бога Фому хоть на три денька - мыши заели. Так что он у нас тут чуть ли не в каждом доме на гастролях побывал... Не хуже тенора... Вот какие дела, сынок... Надо Фому сыскать.
   - Найдем! - вскочил Витя. - Ты понял, Пиратыч?
   Не только понял - опять расстроился: бежали мы по чужим следам.
   Поиски
   11 августа. Продолжаем поиски Фомы. Ватутька посоветовала пойти в самый красивый дом поселка. Он обнесен высоким забором. Калитка всегда заперта. Что там внутри, ни одна собака не знает. На лето туда из города приезжают родственники - двое мальчишек, которые ни с кем здесь не водятся. Дачников хозяева не берут. Судя по следам, запахам и звукам, за высоким забором, кроме людей, есть корова, свинья, коза и еще какой-то никому не известный зверь.
   Конечно, я сразу заинтересовался этим загадочным домом.
   - Держи ухо востро, - предупредила Ватутька, - я чую там недоброе. Ни собак, ни кошек там не держат.
   Я повел Витю прямо к этому дому, остановился около калитки и грозно зарычал.
   - Ты что, Пиратыч? - спросил Витя. - Вот оно что! - прошептал Витя. Значит, он здесь?!
   Мой догадливый хозяин сейчас же дернул за проволочную ручку, висевшую над калиткой.
   Задребезжал звонок. Послышались тяжелые шаги. Что-то щелкнуло, и в калитке образовалось маленькое окошко. Из него на нас с Витей поглядели два холодных зеленоватых глаза. Сиплый голос спросил:
   - Тебе чего надо, лоботряс?
   - Я не лоботряс! - вспыхнул Витя. - Мы ищем кота. Тетя Груша очень горюет.
   Глаза в окошечке прищурились:
   - Тьфу! Делать им нечего! Убирайтесь!
   Окошко захлопнулось.
   Мы с Витей остались как два дурака. Мой хозяин был весь красный, ноздри у него раздувались.
   - Пиратыч, простить это невозможно, - прошептал он дрожащим голосом.
   О, мой Витя! Я не успел опомниться, как у него уже созрел план. Он вынул из кармана кусок мела, нарисовал на калитке страшную рожу и написал: "Здесь живет злой человек! " Ну и, ясное дело, мы тут же во весь дух умчались прочь.
   Вечером тетя Груша рассказывала, над чем весь поселок смеется. Кто-то разрисовал Буровым калитку: точь-в-точь хозяин - морда злющая. И поделом им, шкурникам.
   Конечно, я не утерпел, побежал, нахвастал про все это Ватутьке. Она не выразила никакого восторга.
   Как бы не так! Очень я испугался! Я еще проберусь в этот дом! Я еще покажу себя! Я отыщу Фому! Факт!
   - Вы нажили себе врагов, Пират. Я местная, все здесь знаю. Не бегай на улицу один!
   Я в плену у врагов
   (Мемуары, или воспоминания, написанные по памяти. Дневник вести не мог)
   Избитый, грязный, сижу на куче хлама в темном сарае. Уже второй день. Вспомнил, как тезка Пират лечился от голода, и лег на свой бедный опустевший живот. Стало немного легче.
   Но глаза лучше не закрывать. Как закрою - сразу представляется моя большая миска, полная овсяной каши. Еще фыркал, неблагодарный, что тетя Груша кладет мне мало масла! Сейчас съел бы даже манную кашу, сваренную на одной воде.
   Вода... Она тоже у меня перед глазами. Наша чистая, холодная речка. Забежать бы в нее по самое брюхо и лакать, лакать воду, пока не надуешься, как резиновый крокодил. Но и воды мне не дают.
   Почему так мучают? Я никого не укусил. Я только рычал и вырывался. Но ведь это делает каждый пес, если на него вдруг нападут. А эти мальчишки напали на меня первые. Я просто стоял возле их забора на задних лапах и старался увидеть в щелку, нет ли у них во дворе Фомы. В этот момент они и накинули на меня веревку. Петля сдавила мне горло, я упал, и они потащили меня, поволокли по земле. Я ударялся о камни, мне было больно, глаза засыпало землей. А потом вдруг сделалось темно, тихо, и я уж и не помню, как попал в этот сарай.
   Слышу шаги... Надо прятаться... Я боюсь. Ватутька была права - в этом доме живут плохие люди.
   В тот же день. Мне все-таки дали воду. Я сразу ее вылакал. Порезал морду об острые края банки, вылизывая стенки, - на них прилипло немножко какой-то вонючей рыбы.
   - Смотри-ка! А он уже не такой гордый! - захохотал старший мальчишка, тот, который накинул мне на шею веревку.
   - На, лови, эй! Мясо! - крикнул младший и бросил мне кость.
   Ох как я ловко за ней подпрыгнул и поймал на лету! Но это была... палка. Мальчишки опять захохотали, а старший сказал:
   - Даже самый бешеный мустанг становится шелковым, если подержать его голодным. Ты слышишь, бородатый урод? Придется тебе посидеть еще денек натощак.
   Они ушли. Потом опять пришли. Поставили мне банку с водой и заперли дверь на засов.
   Повсюду валялись тряпки, солома, пыльные мешки и разный мусор. Я обнюхал все углы и обнаружил замусоленную тетрадь, исписанную уже кем-то. Но не было карандаша и сильно распухла лапа. Тетрадь зарыл под мусор пригодится, а пока все хорошо запоминаю: если не погибну, опишу потом в мемуарах.
   Рядом за стеной кто-то дышит, иногда бегает взад-вперед на мягких лапах. Запах оттуда идет странный, совершенно незнакомый.
   Кто там? Друг или враг? Здешний или, как и я, пленник?
   Страшная ночь
   Наутро. Сперва я заснул. Но проснулся скоро - очень громко что-то грызли мыши. Я залез с головой в мешок, опять задремал, но ненадолго. Кто-то пробежал по мне и укусил прямо через мешок.
   Такой наглости я не мог перенести. Я завизжал и выскочил из мешка - на ящике сидела здоровенная крыса, злобно на меня смотрела и шевелила усами. Я кинулся на нее, хотя не знаю, откуда появились у меня вдруг сила и храбрость.
   К утру их было уже четыре штуки. Я положил их рядом, головами в одну сторону, чтобы удобнее было считать. И чтобы другие видели, что получается, если я рассержусь. Я еще и этим мальчишкам покажу, какой я пес! Черный Дьявол, тезка Пират и Ватутька еще гордиться будут своим другом. А Витя скажет: "Молодец, Пиратыч, ты - настоящий Корсар! " А потом я опять задремал и увидел чудесный сон, будто Мама-Маша легонько дует мне в нос и спрашивает: "А может быть, ты и в самом деле фокс-крысолов? " Я ничего не успел ей ответить - она закачалась, расплылась и пропала, а вместо нее передо мной вдруг оказался рыжий лис...
   - Извини, - сказал он, - я тебя разбудил... После удачной охоты и я люблю поспать.
   "Ничего себе удачная", - подумал я и сказал:
   - Не мог бы ты опять превратиться в маму Машу и Витю или хотя бы в тетю Грушу?
   - Чудак! - усмехнулся лис. - Я - не сон.
   - Не может быть! - не поверил я.
   - Разве ты не знаешь, что животные никогда не врут? Или... вы, - он сморщил нос, - домашние собаки, уже научились этому?
   Мне не понравился сладкий голос лиса.
   - Собаки и лисицы разговаривают на разных языках. Если ты не сон...
   - О-о! - перебил он меня. - Ошибаешься, ты, очевидно, не в курсе... Мы с тобой принадлежим к одному биологическому семейству. Наши предки...
   - Не морочь мне голову предками! - уже совсем рассердился я. - Дикие лисы живут в лесу, а ты сидишь в сарае, на куче мусора!
   - Но я действительно лис, а не сон, - сказал лис вежливо и грустно. Меня привезли сюда из города те же мальчишки, которые и тебя украли, и притащили в сарай на веревке. Они здесь, на даче, затеяли игру в ковбоев.
   Тут я совсем очнулся и увидел, что передо мной - настоящий живой лис. Очень красивый и желтый, как морковка. Глаза умные. Нос черный, совсем собачий, уши торчком - вылитая Ватутька, но другой масти. Конечно, что-то родственное у нас есть. Но все же маленькое сомнение у меня осталось.
   - А где ты жил в городе? Я никогда там лисиц не видел.
   - Я жил в живом уголке, в школе, - ответил он, - а на каникулы всех нас, зверей, раздали ребятам. Я достался этим, - кивнул он на дверь.
   - Как достался?
   - По жребию, - ответил он. - Ребята положили в шапку бумажки. Все по очереди вытаскивали их, зажмурившись. Ту, на которой было написано "Огонек", вытащил старший из ковбоев. И меня отдали им. Огонек - это мое имя.
   Никогда в жизни не слышал ничего подобного! Собак покупают, кошек дарят, а лис вытаскивают из шапок, как рыбок из воды? Невероятно!
   - Что делать, - вздохнул лис. - Только мы, звери, и знали, что оба брата животных не любят. Я сам видел, как старший окунул в аквариум ежика. Бедняга уже заснул на зиму... Но от этого проснулся, простудился и околел...
   - А куда смотрели учителя? - не выдержал я.
   - Наивный пес! Учитель не может видеть все. А кто ему скажет? Я? Рыбки? Или попугай? Кроме того, если кто-то делает гадость, он делает ее тайком.
   У этого лиса, кажется, есть голова на плечах. И уж во всяком случае есть язык, которым он хорошо владеет. Словом, он уже начал мне нравиться, и я его спросил:
   - А тебя здесь тоже мучают, Огонек?
   - Ну нет! Меня нужно вернуть в целости и сохранности. Иначе ребята из шестого-б нашим ковбоям здорово всыплют.
   Мы бы еще поговорили с этим славным лисом, но меня вдруг согнуло от боли в пустом брюхе.
   - Послушай, - сказал лис, - если ты дашь мне одну крысу, то можешь по моему подкопу слазить ко мне в клетку и съесть фасолевый суп, который я терпеть не могу.
   - Бери хоть всех! - с восторгом согласился я.
   Суп был холодный, слегка прокисший, но я никогда, кажется не ел ничего вкуснее!
   - Ешь, ешь, - говорил мне лис. - Я предпочитаю мясо.
   - Спасибо, друг, - сказал я. - Я и не думал, что лисы такие добрые. В сказках про вас совсем другое пишут.
   - Ну, - усмехнулся лис, - то в сказках. Но в общем-то тебе повезло. Все-таки я необычный лис - пять лет прожил в школе, два года прослушал уроки биологии. А повстречал бы ты дикого лиса, он без лишних слов вцепился бы тебе в горло.
   Еще одно воспоминание
   Числа не знаю. Я еще жив и не собираюсь умирать. Во-первых, меня поддерживает лис. Правда, не даром - еще двух крыс обменял на суп.
   Во-вторых, мое положение слегка упрочилось. Утром, когда мои похитители опять подошли к двери, я приготовился к обороне. Они бросили мне кусок мяса, привязанный к веревочке. Как бы не так - я не рыба, меня на приманку не выудишь.
   - Не берет! - прошептали за дверью.
   - А если он уже...
   - Ну нет. Наверное, выдохся и не может сдвинуться с места.
   - Войдем?
   - Возьми-ка подлинней хворостину... Спички давай...
   Что они задумали? Нам с Витей никогда не позволяют брать спички. Но вдруг все изменилось. Я услышал сиплый голос:
   - Лоботрясы! Уши оборву за такие штуки! Спалить меня хотите, дармоеды?
   "Шлеп-шлеп-шлеп", - услышал я, и оба храбрых ковбоя в один голос завыли.
   - Я вам покажу Мексику! - продолжал кричать Сиплый. - Вы у меня узнаете географию на пять с плюсом. Ковбои паршивые!
   За стеной ехидно хихикнул лис. Я тоже с большим удовольствием прослушал весь этот концерт.
   Наконец дверь в мой сарай отворилась. Вошел щуплый белобрысый человек, похожий на большую облысевшую крысу. На меня уставились его холодные глаза, потом они увидели мои охотничьи трофеи - трех дохлых жирных крыс.
   - Ого! Этот пес знает свое дело. Где взяли собаку? Кто хозяин? обернувшись, спросил он ковбоев.
   Оба сразу заныли:
   - Не-е зна-аем!
   - А я знаю. Такой же, как вы, лоботряс. Но он хоть не ковбой, зато художник. Рисует хорошо. Хорошо пишет - без ошибок. Пятерочник, наверное, не чета вам...
   Сиплый фальшиво улыбнулся, сел на корточки и поманил меня:
   - Поди, поди сюда... Ну, ну! Собака за хозяина не в ответе. А я полезной скотине куска не пожалею. Чего ж ты, боишься?
   Он опустил мне руку на голову. Какая жесткая, тяжелая была эта рука! Я прижал уши и сам сжался. Рука соскользнула, взяла за ошейник.
   - Смотри-ка! Номер-то - три пятерки! Ты счастливый пес, а? Может, от тебя и ко мне перейдет счастье?
   Я вздохнул: где это счастье? Несчастней меня нет собаки во всем свете...
   - Ничего, - похлопал он мен по спине. - Еще и рад будешь! В городе на асфальте вашей породе - одна маета. А здесь - воля.
   Он встал.
   - Ну вы, ковбои! Будете лезть к собачонке: за хвост ловить, палкой дразнить! - шкуру спущу и отправлю домой раньше времени. Поняли?
   Меня накормили подсохшей пшенной кашей, смешанной с остатками борща. С какой жадностью я съел эту гадость, просто невероятно!
   За ночь поймал еще трех крыс. Лис - ни одной. Увидев мои трофеи, он облизнулся. Я не знал, что делать. Но все-таки отдал ему одну, просто так, а не в обмен на суп. Двух оставил - пусть этот Сиплый придет и увидит, что я не даром съел его пойло.
   Чужой двор
   (продолжение воспоминаний)
   Опять без даты. На день меня выпустили во двор. Ура! Я опять на свободе!
   Хотя что это за свобода? Кругом глухой забор. Поверху натянута колючая проволока. А сад? Сплошная картошка, огурцы, лук и капуста. Лапу поставить некуда. На траве нечего и думать поваляться. Да ее и нет, только крапива около забора и кусты репейника за сараем.
   Нет, не нравится мне, как живут эти люди. Мама-Маша ни за что бы эту дачу не сняла.
   Ночью, когда нас запирают, лис переползает ко мне, и мы вместе обсуждаем наше бедственное положение.
   - Тебе что, - говорит он, - ты собака с номером, тебя найдут и возьмут домой. А вот я...
   - Это тебе что, - говорю я, - уедешь в город и будешь жить в школе. Ты же любишь биологию, Огонек!
   - Любишь... Тебе бы посидеть всю жизнь в клетке!.. Я - лис, а не кролик. Черепаха и та у нас сбежала...
   - Куда?
   - В пустыню... Не знаю, дошла ли. Говорят, далеко... А лес-то рядом. Ты думаешь, мне легко слушать, как шумят по ночам сосны, кричат совы и рыба плещется в реке?
   Мне стало стыдно. Бедный лис! А я - нечуткая, черствая собака. Надо будет подумать, как бы ему помочь.
   Ностальгия
   (снова дневник)
   Числа все еще не знаю. Украл у новых хозяев карандаш. Поступок плохой. Но что делать? Если мы с лисом отсюда живыми не уйдем, кто-нибудь прочитает эти записки и узнает правду.
   Через некоторое время. Оторвался на обед.
   Ха! Что за обед! В брюхе булькает, как в бидоне у тети Груши, когда она идет разносить молоко. Только не молоко булькает, а вода, в которой плавают горох, картошка и прошлогодние соленые огурцы. И это у них называется рассольником!
   Лис взмолился:
   - Пират, во имя братства всех четвероногих пойди и укради мяса!
   Ничего себе! Сперва - карандаш, теперь - мясо. Что из меня получится? Вор? Но с другой стороны - крыс я уже всех переловил. Огонек на супах совсем отощал. А я? Сегодня увидел свою тень - не узнал: бесхвостая кошка! "Голодной собаке ворованный кусок не укор. Накорми, тогда и спрашивай честность! " А тут нас двое, и мы одного биологического семейства.
   - Огонек, - воскликнул я. - Есть выход!
   - Какой?
   - Стащу колбасу. Всю. Насчет кур пока воздержимся...
   Ну и поели мы! Спалось - как никогда. А обоих мальчишек Сиплый выпорол. За обжорство.
   Но есть вещи и похуже пустого желудка - тоска. Весь день сижу возле калитки. Прислушиваюсь. Когда кто-нибудь идет мимо, я вскакиваю, царапаю калитку или стараюсь подсунуть под нее нос. Нос у меня уже вспух. Но никто ни разу возле меня не остановился.
   Где же Витя? Пал Палыч? Мама-Маша? Мой умный хозяин уже давно бы должен догадаться, в какую ловушку я угодил.
   Один раз я залаял на чьи-то ноги. Но Сиплый очень больно вытянул меня хворостиной. А когда я залаял еще раз, он взял меня за шиворот, избил, бросил в сарай и пригрозил: "Шкуру спущу! "
   Я представил себя совсем без шкуры, и с тех пор лаять у меня не хватает духу.
   - А зачем лаять? - сказал лис. - К тебе неплохо относится хозяин. Мог бы и помолчать.
   Как я разозлился.
   У меня есть один хозяин - Витя, и другого не будет никогда!
   - Вас не понял, - невозмутимо отозвался лис. - У меня хозяин - целый класс. Шестой-б. Я лис общий.
   Я разозлился еще больше.
   - Если хочешь знать, твой шестой-б никуда не годится! Они устроили тебе каникулы у этих людей. Класс называется!
   Мы замолчали.
   Потом я извинился. Просто у меня тоска по дому. По счастливому дому и добрым людям. Так и сел бы и завыл бы на весь свет!..
   Ватутька, Ватутька! Она меня нашла. Вчера бегала за забором и лаяла изо всех сил. Я тоже тявкнул пару раз. Мы поняли друг друга. Теперь я спасен! Хотя Сиплый и поддал мне сапогом под ребра, так что и сейчас дышать еще больно. Вот она, собачья жизнь! Как я теперь понимаю тебя, мой друг тезка Пират!
   Совершается невозможное! Витя и Пал Палыч были здесь. Но я не мог подать голос. Морду мне замотали тряпкой, ноги связали и закидали меня всякой рухлядью в сарае. Но лис рассказал мне обо всем, что видел.
   Витя и Пал Палыч о чем-то долго разговаривали с Сиплым. С террасы все время трусливо выглядывали ковбои, хихикали и высовывали языки.
   - Извините, пожалуйста, - уходя, сказал Пал Палыч, - но вот уже целую неделю мы ищем Пирата.
   Подумать только! Еще извинился! За что? Перед кем?
   - А твой молодой хозяин, - сказал лис, - мне показался посмышленее. Он внимательно все осматривал и погрозил ковбоям кулаком.
   - Ты его еще не знаешь, - сказал я. - Витя - это Человек!
   - Да-а! - вздохнул лис. - Но Сиплый-то все-таки обвел их вокруг пальца.
   Первая ласточка
   19 августа. Теперь я хоть число знаю - меня разыскивают уже целую неделю, а в плен я попал 12 августа, это я помню точно.
   Прямо в суп ко мне упал желтый лист, и я съел его.
   - Первая ласточка, - сказал Огонек.
   - Где?
   - Теперь уже у тебя в брюхе.
   - Не чувствую, - сказал я сердито. - В брюхе у меня, как и всегда, только жидкий суп.
   - Говоря иносказательно, желтый лист - это первая ласточка осени. Тебе от него может не поздоровиться.
   Я только пожал плечами: здесь мне приходилось есть всякую гадость переварю и эту ласточку.
   - Иногда ты, извини меня, Пират, медленно схватываешь мысль, - ехидно продолжал Огонек. - Осень - это значит скоро в школу мне и мальчишкам. Твой Витя, наверное, тоже не будет опаздывать к первому сентября. А если он уедет - дело твое плохо.
   Я оцепенел. "Друг мой, Черный Дьявол, неужели и меня ждет такая же как у тебя судьба! Но ты большой, сильный пес и ты выжил. А я? Я сразу пропаду! "
   Должно быть, лис угадал мои мысли.
   - Не впадай в панику. Ты можешь перезимовать здесь. На следующее лето твои хозяева могут опять сюда приехать.
   Ну, нет! Пусть здесь зимуют коза со свиньями! Отсюда надо бежать!
   Верные друзья
   22 августа. Вчера начал рыть подкоп под забор. Устал и, если можно так выразиться, взмок. Вдруг слышу:
   - Давно бы так, песик...
   Что это? Оглянулся - никого. Только в заборе, в круглой дырочке, где выпал сучок, что-то блестит.
   - Это я. Который день здесь торчу.
   Черный Дьявол! Не могу описать, что со мной творилось!
   - Тише, тише! - сказал Одноглазый. - Танцы после. Ты как? Держишься?
   - Держусь! Но вот Сиплый...
   - Знаю, знаю... Это он выбил мне глаз...
   - Чем?
   - Ты разве не знаешь, чем удлиняют руку, когда бьют собаку?