Страница:
Она замолчала и склонила голову на грудь, словно стыд мешал ей продолжать.
Путешественники помолчали, переглядываясь и прикидывая, в какой переплет они попали на сей раз.
— И что же, — заговорил Буян, — вы всем своим гостям эдакое предлагаете?
— Гостей у нас бывает мало, — ответила Киллик, не поднимая глаз. — В основном те, кто заблудится в джунглях и кого не успеют до встречи с нами сожрать звери…
— Но Иррир мы нашли возле алтаря, на котором Кощей оставлял провинившихся в жертву демонам, — напомнил Слав. — Значит, вы знаете об этом камне?
Киллик вскинулась. В глазах ее сияло удивление:
— Конечно. А как же иначе… Слав не дал ей договорить.
— Так, значит, ты признаешь, что твои сестры летают к алтарю довольно часто и караулят там, так? — продолжал он, — Я сам не раз принужден был отвозить казнимых к камню, и последний раз не так уж давно — четыре месяца назад. Но я, хоть и помню хорошо того человека, не видел его здесь ни разу! Не означает ли это, что вы избавляетесь от мужчин сами?
Он гордо взглянул на предводительницу, довольный разоблачением дев-птиц. Охранницы, услыхав его слова, поудобнее перехватили копья. Иррир судорожно вцепилась в руку Мечислава и только мотала головой, жалобно заглядывая ему в глаза. Мужчины насторожились, готовые прямо здесь принять бой, а Киллик совсем поникла. Из глаз ее текли слезы. Увидев их, Буян сердито толкнул Слава так, что тот чуть не упал, и пересел поближе к предводительнице, ласково беря ее руку.
Она вытерла слезы ладонью.
— То не мы, — прошептала она, — но так трудно спасти человека в джунглях. Змеи, москиты и муравьи могут за одну ночь убить его. Можно успеть, если ждать заранее, но мы не можем все время сторожить там… То не наша вина, но мы находили чаще мертвых, чем живых.
Гусляр погладил ее руку, успокаивая, и Киллик вскинула на него еще взволнованное лицо.
— Я не сержусь на вас, — сказала она и, обернувшись, махнула свободной рукой охранницам. Те, словно только того и ждали, положили копья на землю. — Вы сильные мужчины, и вы устали от одиночества, — повторила она. — Дайте нам одну ночь!
Буян бросил взгляд на Властимира, который единственный был безучастен к тому, что происходило у костра. Ведущиеся здесь речи словно не волновали его, но гусляр уже по опыту знал, что его друг слышит все до мелочей.
— Дева, — заговорил он, — мы примем твое предложение, но лишь если…
— О! — просияла Киллик. — Я поняла — вы что-то говорили о том, что путешественники и у вас есть дело! Завтра мы поможем вам достичь вашей цели — эти горы мы знаем намного лучше, чем вы…
Девушки за ее спиной захихикали и придвинулись чуть ближе. Позади охранниц уже толпились любопытные, ожидая решения гостей. Некоторые подмигивали и строили глазки.
— Не сердись на меня, о красавица, — усмехнулся мягко Буян, — но не сказал я еще самого главного. Не знаешь ты, за чем мы в путь отправились. Погоди же считать, что согласны мы. Ищем мы в горах этих, что ты Крышей Мира прозвала, не клад или демонов. То, ради чего мы в путь отправились, может, и вовсе здесь ни разу не встречалось.
— Но если не клад, не демонов, то что же?
— Чару— Гусляр сложил руки бутоном, показывая формы Чары, — Я сам не знаю, как она выглядит, — из нас ее никто не видел воочию. Известно про нее одно лишь: иссек ее из камня во времена незапамятные сам Даждьбог Сварожич. Что ни нальешь в нее, тут же волшебную целящую да плодотворящую силу обретает.
— Ее еще Святым Граалем называют, — добавил Гаральд. Киллик внимательно посмотрела на Буяна.
— Чару? — переспросила она, повторяя его жест. — Чару Грааля? Вы уверены, что на Крыше Мира ее искать надобно?
— Или здесь, или нигде более, если… если ее сам Творец не унес с собой!
— Хорошо, — Киллик улыбнулась и взяла руку Буяна, — дайте нам одну ночь, а завтра будьте готовы выступать. Я кое-что вам покажу…
Буян оглянулся на друзей — поняли ли они, что им предстоит.
Но, к его явному удивлению, почти никто не выглядел ошеломленным. Синдбад уже привстал, потирая руки и жадным взором ощупывая прелести девушек, что толпились края террасы, Слав не отставал от него. Иррир висела на шее у Мечислава, покрывая его градом поцелуев. Гаральд елозил на камне, кусая губы. Молчал лишь Властимир, хотя он наверчяка все понимал.
Посмотрев на друга, Буян наклонился к уху Киллик и зашептал ей о князе. Предводительница согласно кивнула:
— Быть по сему! Ты поговори с ним, а я упрежу своих сестер! Она обернулась и подозвала жестом двух девушек поскромнее, заговорив с ними тихо.
Буян подсел к Властимиру, обнял его за плечи.
— Ты все слышал, князь-брат, — сказал он. Князь усмехнулся:
— Я один остался?
— Так выходит…
Властимир стиснул кулаки. Буян не знал, что на душе у его друга.
— А что она говорила про Чару? — вдруг спросил князь. — Достанет она ее?
— Как я понял — вроде да…
— Тогда что ж…— Властимир вздохнул. — Надеюсь, она не узнает…
Буян понимающе фыркнул:
— Ежели только Облак не проболтается.
Властимир рассмеялся, и гусляр поймал вопросительный взгляд Киллик, подле которой уже дожидались две девушки. Он кивнул предводительнице, и та толкнула подружек к князю. Они подошли и опустились справа и слева от него на колени.
Буян встал и пошел к Киллик, которая тоже поднялась. Но он успел сделать лишь один шаг, как его перехватил Гаральд:
— А что же я? Обо мне уж и речи больше нет, словно чужой я? Вон Синдбад и Слав твой слюни пускают, Мечислав сейчас никого не видит, кроме своей подружки, около князя вон какие красавицы увиваются, себе предводительницу отхватил, а я что?
Буян еле заставил себя быть серьезным, слушая обиженный голос рыцаря. Он сейчас был готов дать отрезать себе руку — только чтобы не рассмеяться раньше времени.
— Ты? — нарочито спокойно молвил он. — А что ты? Я о тебе уж предупредил кого надо. Здесь вce знают, кто ты, и к тебе ни одна девушка не подойдет, спи спокойно… Извини, — он снял руку рыцаря со своего плеча, — меня ждут.
Но Гаральд не спешил его отпускать.
— Это что же выходит, — прошипел он, — чем я вас хуже, что ко мне ни одна не подойдет?..
— Но тебе же нельзя! Ты же… это… как его… христианин! Слыша их перепалку, Синдбад и остальные гости давились от смеха и старались не смотреть на рыцаря, чтобы не расхохотаться в голос. Но он все равно догадывался обо всем.
— А что, христианин — не человек, что ли? — воскликнул он, теряя голову от негодования.
— Выходит, что так. Сам посуди: Синдбад — мусульманин, по-твоему, неверный, остальные — язычники, да еще и еретики… Так что мы и решили тебя не трогать, чтобы не портить твои отношения с Богом. Кроме того, мы все свободны от каких бы то ни было обязательств…
— Вот как? — ухватился за эти слова Гаральд. — Свободны?.. Кто бы говорил! А как же верность твоей жене?
— А как же верность твоей невесте? — в тон ему тут же отмолвил Буян.
Гаральд на миг смутился, но увидел улыбку на лице гусляра. Спокойно смотреть на его широкую ухмылку рыцарь не мог.
Буян от души рассмеялся, видя смущение на лице рыцаря, и хлопнул его по плечу:
— Снимай эти железки! Здесь они тебе не понадобятся! Эти слова словно послужили сигналом. Синдбад и Слав вскочили почти одновременно и устремились к толпящимся девушкам.
Звонко рассмеялась Иррир, которой наконец удалось увлечь Мечислава за собой. Еще две молоденькие девушки устремились за ними следом, но без особой надежды.
Девушки, что оставались подле Властимира, пока ничего не предприняли, но видно было, что они ждут, пока все прочие не покинут это место. Неслышно ступая, к ним самовольно присоединилась еще одна, прижимая к груди кувшин с вином.
Уйдя на соседнюю террасу, Гаральд торопливо, словно от этого зависела его жизнь, скидывал доспехи. Он суетился, и две девушки, что помогали ему, только путались. Ему удалось сбросить нагрудный панцирь, и, стащив через голову кожаную рубашку, он схватил своих помощниц в охапку.
Тем временем на дне долины около озера уже слышались веселые взвизги — там вовсю развлекались Синдбад и Слав. Можно было разглядеть две группы, что направляются к пещерам.
Буян с обрыва террасы окинул взлядом долину еще раз, беспокоясь о своих друзьях и спутниках. Но, судя по тому, что он видел, волновался он зря.
Чья-то рука нежно легла ему на плечо. Гусляр обернулся — Киллик стояла сзади.
— Мы идем? — спросила она.
— Ах да, прости. Конечно, мы идем!
Буян привлек предводительницу к себе за талию. Она была высока — с него ростом, но худощава.
— Пошли, — сказала она, обвивая руками его шею.
Киллик повела его в пещеру, невысокие своды которой были обвиты ползучей зеленью так густо, что пришлось отогнуть тяжелые пряно пахнущие плети и проскользнуть внутрь пригнувшись.
Внутри было прохладно и сухо, воздух был свеж и чист. Зеленый полумрак окутывал длинный изгибающийся коридор, по стенам которого росла плесень, дававшая слабый желтоватый свет.
Сделав всего несколько шагов, Буян заметил, что за ними следуют три охранницы. Свои копья они оставили у входа, но короткие кривые ножи были у них на поясе.
— Они… Что они здесь делают? — кивнул назад Буян.
— Не бойся. — Киллик на ходу нежно прижалась к нему— Две из них —мои сестры по отцу… Они будут с нами… Если тебе станет мало одной меня!
Гусляр понимающе кивнул.
Ход кончался в просторной пещере с высокими сводчатыми потолками и искусно высеченными из камня колоннами. В глубине ее было просторное ложе — на нем могли одновременно улечься четверо или даже пятеро человек. Черно-белые пятнистые шкуры, похожие на медвежьи размерами, покрывали его. Освещалась пещера несколькими круглыми окнами, которые снаружи оплели те же ползучие растения, что росли при входе. Они полностью скрывали окна, и в пещере царил зеленоватый полумрак.
Одна из охранниц ушла и вскоре вернулась с кувшином и блюдом с фруктами. Все это она поставила на высеченный из того же камня столик, и все три отошли вглубь, чтобы не мешать.
Киллик сбросила плащ на пол, подойдя к ложу, села на край, не сводя глаз с Буяна и медленно, по одному, снимая с себя украшения.
Буян стоял у окна, не сводя глаз с ее тела, что в полумраке казалось почти белым. Когда Киллик потянулась, чтобы расшнуровать высокие сандалии, он вскинул руку:
— Погоди. Я хочу сам.
Она замерла, подавшись вперед.
Одним движением он сорвал с себя рубашку. Глаза его сверкали, как два драгоценных камня на ее ожерелье. Киллик поднялась ему навстречу, покачнулась, когда он подхватил ее на руки и бережно опустил на ложе, склоняясь над нею.
Длинные волосы предводительницы рассыпались по нежному меху пестрой шкуры. Собрав их в горсть, Буян подтянул девушку к себе и свободной рукой ласкающе провел по ее груди, спускаясь до талии и на бедра. Когда пальцы его коснулись ее бедер, Киллик сдержанно застонала, подаваясь к нему в нетерпении, и Буян закрыл ее рот поцелуем…
Уже спустилась ночь, когда по наступившей в пещере тишине ожидающие снаружи девушки-охранницы догадались о том, что им можно войти. Они ступали неслышно босыми ногами, прикрывая ладонями пламя светильников, чтобы не побеспокоить обитателей ложа. Тихо, как три призрака, они приблизились к дремлющим любовникам и разом опустились на колени, терпеливо поджидая, пока те проснутся.
Время близилось к полудню, когда к костру из пещеры предводительницы вышел Буян.
Его сопровождали две из трех девушек-охранниц — третья оставалась с Киллик. Обе они, не смущаясь, бросали на гусляра нежные взоры, раз за разом вспоминая прошедшую ночь.
У огня все сидел Властимир. С первого взгляда могло показаться, что он вообще не вставал со вчерашнего дня, но его влажная от росы и чуть измятая рубаха говорила об обратном. Одна из девушек, что оставалась подле него, хлопотала у костра, а другая сидела в неловкой позе, полубоком, и время от времени косилась на руку князя, которая твердо и властно обнимала ее талию. Князь по шагам догадался о приближении друга:
— Буян, ты? Гусляр присел подле.
— Я, друг.
— Что наши?
— Синдбад вон идет. — Буян огляделся по сторонам. — И опять что-то тащит!..
Морехода провожали пять или шесть девушек, от помощи которых у него просто не было сил отказаться, — его слегка шатало не то от усталости, не то еще от чего, и самостоятельно он не смог бы поднять на террасу плотно набитый мешок.
Подойдя, мореход тяжело опустил его на землю. В нем сочно звякнули драгоценности, но, судя по внешнему виду девушек, от таких поборов они ничуть не пострадали. Одна спокойно села на колени Синдбаду и обвила его шею руками. Тот притянул ее за податливую талию и, заметив внимательный взгляд Буяна, пояснил:
— Ласковая, как пэри… Жалко расставаться…
Но тут осекся, и хитрая улыбка сползла с его лица. Он с удивлением уставился на что-то выше по склону позади Буяна.
Гусляр круто обернулся, но успел заметить только сломавшиеся ветки и хруст сучьев, будто в кустарник вломилось огромное животное. Заросли дрожали и колыхались, словно в бурю, но всем все стало ясно, когда из них, пошатываясь и спотыкаясь, с трудом выбрался Гаральд.
Рыцарь был только в штанах и сапогах. Дрожащей рукой он отстранил кинувшихся к нему девушек, мутным полупьяным взором окинул всех и подошел к своим, где рухнул на поваленное дерево, со стоном обхватив голову руками.
Буян немедленно оказался рядом и безжалостно толкнул рыцаря локтем в бок:
— Ну, как ночка?
Гаральд вскинул на него страдальческое лицо:
— Издеваешься?..
Мечислав пришел почти сразу. Зареванная Иррир льнула к нему, пряча лицо у него на плече, а юноша утешал ее и что-то нашептывал, ласково поглаживая по плечам.
Задерживался только Слав. Остальные гости уже успели закончить трапезу, а его все не было. О нем уже начали волноваться и собирались отправиться на поиски, но он явился сам, в полном одиночестве.
Не глядя ни на кого, бывший раб Кощея прошел на террасу и сел в стороне от друзей, глядя в землю. Мечислав было потянулся о чем-то его спросить, но тот, не дослушав, отмахнулся и обхватил голову руками, уходя в свои думы.
Гости тревожно переглядывались, гадая, что могло случиться. Синдбад клялся и божился Аллахом, Христом, Магометом, Буддой и даже вспомнил Даждьбога, призывая их в свидетели, что начиналось все прекрасно, а что было потом, он не знает. Собрались найти тех девушек, что были со Славом, но не успели за ними послать.
Из пещеры вышла предводительница Киллик.
Она успела облачиться в походные одежды — сплетенную из колечек короткую тунику без рукавов, поверх которой по-прежнему поблескивали украшения, сандалии с поножами и шлем, украшенный птичьими перьями.
— Понимаю ваше нетерпение, — ласково кивнула она. — Мы заключили с вами договор, я успела опросить нескольких моих сестер и знаю, что все вы выполнили свою часть соглашения…
При этом она пристально и нежно посмотрела на Буяна и провела кончиком языка по губам.
— На то была твоя воля, — спокойно ответил он.
— Да, и теперь наша очередь помочь вам.
— Как? — не выдержал Гаральд.—А разве вы не будете ждать, пока… ну, пока не станет ясно, что…— Он замялся под откровенно насмешливым взором Буяна и опустил глаза.
— Нет, — покачала головой Киллик. — Если бы кто-нибудь из вас захотел остаться, тогда, конечно… Но у многих из вас дома есть жены и невесты, а кое у кого —дети, а потому мы не вправе мешать вам жить дальше своей жизнью.
— И все равно, — не сдавался рыцарь. — Ведь вы можете нас задержать насильно — вас же больше!..
— Ага! — рассмеялся Буян. — И ты не будешь против такого насилия?
— Да чтоб тебя! — взвился Гаральд. — Я тебе точно язык отрежу, язычник проклятый!
Предводительница Киллик улыбнулась разгоряченному рыцарю.
— Вы все поймете, если выслушаете меня до конца, — мягко сказала она. — Обычно мы поступаем так, как сказал ты, но вы — иное дело! Вы были первыми, кто за эти века заинтересовался Чарой Грааля. Так уж получилось, что я знаю, где она, и готова отдать ее немедленно!
Удивленные возгласы были ей ответом. Люди переглядывались, не веря своим ушам. Кто-то украдкой косился на чаши, в которые им только что наливали вино.
— Чара у тебя? — благоговейно выдохнул Буян.
— У нашего народа. Сегодня она покинет его — вместе с вами. Вы поймете почему, если дослушаете до конца… Несколько поколений назад наше племя было многочисленнее, чем сейчас, и жили мы к северу от этих мест, — начала она рассказ, — Тогда в нашем роду были мужчины, и все было прекрасно. Наше племя отличалось воинственностью — отряды наших воинов нападали на людей, живущих на равнинах. Нас боялись и приписывали нам способности, о каких мы даже не слышали. Мы были богатым народом, очень богатым: это золото на нас — жалкие остатки прежних богатств…
Но потом ве кончилось. Однажды наш предводитель из очередного похода привез неприметную Чару. Он гордился тем, что ее защищали шестеро воинов до последней капли крови, а он убил их всех. Из этой Чары он пил вино на пиру в честь победы и богатой добычи, но это был его последний пир: несколько недель спустя он сорвался в пропасть и погиб. Почему-то он не успел обратиться в птицу…
После него власть взял его старший сын, но умер от яда через три года. Та же участь постигла и четырех остальных сыновей того предводителя.
С тех пор неудачи преследовали наших воинов. В битвах мы стали терпеть поражения, болезни косили детей, змеи и хищники подстерегали охотников. Не сразу мы заметили, что эти невзгоды обрушились только на мужчин — они либо гибли в битвах и на охоте, либо умирали в детстве от болезней и несчастных случаев.
Но прошло еще какое-то время, и мы поняли, что эти беды обрушились на нас из-за Чары, которой незаконно владело наше племя.
Мы скрыли ее в Храме нашей столицы и покинули это место, переселившись южнее. Но беды не оставили нас, и мы вынуждены были вторично сняться с места. Так наше племя переселялось до тех пор, пока не пришло сюда. К тому времени среди нас оставалось всего шестеро мужчин — двое стариков, однорукий калека и трое юношей. Один из них умер, не выдержав перехода, прочие жили и выжили, но от них рождались только дочери.
Миновало три поколения с тех пор, как умер последний мужчина нашего племени. Правда, многие из нас становились матерями, но наши сыновья умирали при рождении, а среди девочек все больше становится тех, кто не умеет оборачиваться птицей. Таких у нас уже треть. Скоро мы исчезнем с лица земли, и от нас останутся только легенды.
Но сегодня пришли вы, и вы хотите забрать у нас причину наших несчастий. Мы рады будем с нею расстаться, ибо верим, что с ее исчезновением прекратятся все невзгоды. Надеюсь только, что вы — те, кому она дастся в руки.
— Ты знаешь, где она сейчас? — дрогнувшим голосом молвил Гаральд.
— Конечно, — кивнула Киллик. — Мы все знаем, что она находится в Храме в центре нашей брошенной столицы.
— Погоди, — заторопился рыцарь, — но если, как ты говоришь, сия Чара приносит вам так много зла, то любая из вас должна хотеть ее как-нибудь уничтожить!..
Предводительница рассмеялась, но смех ее получился горьким.
— Неужели ты всерьез думаешь, о человек, — промолвила она,—что мы ошибаемся и стараемся вручить вам простую чашу вместо Чары, единственной и неповторимой?.. О, будь она простой, разве мы бы не уничтожили ее раньше?.. Многие пытались сделать это! Но все, кто собирался разбить ее, сами погибали ужасной смертью. А сколько раз бывало так: приходили люди на то место, где стояла чаша, — и не находили ее. Она исчезала на то время, когда искали ее с дурными намерениями… Нет, о рыцарь, ее невозможно уничтожить. Она цела, и она будет вашей! Собирайтесь! Даже с вашими крылатыми конями путь туда займет два дня.
ГЛАВА 15
Путешественники помолчали, переглядываясь и прикидывая, в какой переплет они попали на сей раз.
— И что же, — заговорил Буян, — вы всем своим гостям эдакое предлагаете?
— Гостей у нас бывает мало, — ответила Киллик, не поднимая глаз. — В основном те, кто заблудится в джунглях и кого не успеют до встречи с нами сожрать звери…
— Но Иррир мы нашли возле алтаря, на котором Кощей оставлял провинившихся в жертву демонам, — напомнил Слав. — Значит, вы знаете об этом камне?
Киллик вскинулась. В глазах ее сияло удивление:
— Конечно. А как же иначе… Слав не дал ей договорить.
— Так, значит, ты признаешь, что твои сестры летают к алтарю довольно часто и караулят там, так? — продолжал он, — Я сам не раз принужден был отвозить казнимых к камню, и последний раз не так уж давно — четыре месяца назад. Но я, хоть и помню хорошо того человека, не видел его здесь ни разу! Не означает ли это, что вы избавляетесь от мужчин сами?
Он гордо взглянул на предводительницу, довольный разоблачением дев-птиц. Охранницы, услыхав его слова, поудобнее перехватили копья. Иррир судорожно вцепилась в руку Мечислава и только мотала головой, жалобно заглядывая ему в глаза. Мужчины насторожились, готовые прямо здесь принять бой, а Киллик совсем поникла. Из глаз ее текли слезы. Увидев их, Буян сердито толкнул Слава так, что тот чуть не упал, и пересел поближе к предводительнице, ласково беря ее руку.
Она вытерла слезы ладонью.
— То не мы, — прошептала она, — но так трудно спасти человека в джунглях. Змеи, москиты и муравьи могут за одну ночь убить его. Можно успеть, если ждать заранее, но мы не можем все время сторожить там… То не наша вина, но мы находили чаще мертвых, чем живых.
Гусляр погладил ее руку, успокаивая, и Киллик вскинула на него еще взволнованное лицо.
— Я не сержусь на вас, — сказала она и, обернувшись, махнула свободной рукой охранницам. Те, словно только того и ждали, положили копья на землю. — Вы сильные мужчины, и вы устали от одиночества, — повторила она. — Дайте нам одну ночь!
Буян бросил взгляд на Властимира, который единственный был безучастен к тому, что происходило у костра. Ведущиеся здесь речи словно не волновали его, но гусляр уже по опыту знал, что его друг слышит все до мелочей.
— Дева, — заговорил он, — мы примем твое предложение, но лишь если…
— О! — просияла Киллик. — Я поняла — вы что-то говорили о том, что путешественники и у вас есть дело! Завтра мы поможем вам достичь вашей цели — эти горы мы знаем намного лучше, чем вы…
Девушки за ее спиной захихикали и придвинулись чуть ближе. Позади охранниц уже толпились любопытные, ожидая решения гостей. Некоторые подмигивали и строили глазки.
— Не сердись на меня, о красавица, — усмехнулся мягко Буян, — но не сказал я еще самого главного. Не знаешь ты, за чем мы в путь отправились. Погоди же считать, что согласны мы. Ищем мы в горах этих, что ты Крышей Мира прозвала, не клад или демонов. То, ради чего мы в путь отправились, может, и вовсе здесь ни разу не встречалось.
— Но если не клад, не демонов, то что же?
— Чару— Гусляр сложил руки бутоном, показывая формы Чары, — Я сам не знаю, как она выглядит, — из нас ее никто не видел воочию. Известно про нее одно лишь: иссек ее из камня во времена незапамятные сам Даждьбог Сварожич. Что ни нальешь в нее, тут же волшебную целящую да плодотворящую силу обретает.
— Ее еще Святым Граалем называют, — добавил Гаральд. Киллик внимательно посмотрела на Буяна.
— Чару? — переспросила она, повторяя его жест. — Чару Грааля? Вы уверены, что на Крыше Мира ее искать надобно?
— Или здесь, или нигде более, если… если ее сам Творец не унес с собой!
— Хорошо, — Киллик улыбнулась и взяла руку Буяна, — дайте нам одну ночь, а завтра будьте готовы выступать. Я кое-что вам покажу…
Буян оглянулся на друзей — поняли ли они, что им предстоит.
Но, к его явному удивлению, почти никто не выглядел ошеломленным. Синдбад уже привстал, потирая руки и жадным взором ощупывая прелести девушек, что толпились края террасы, Слав не отставал от него. Иррир висела на шее у Мечислава, покрывая его градом поцелуев. Гаральд елозил на камне, кусая губы. Молчал лишь Властимир, хотя он наверчяка все понимал.
Посмотрев на друга, Буян наклонился к уху Киллик и зашептал ей о князе. Предводительница согласно кивнула:
— Быть по сему! Ты поговори с ним, а я упрежу своих сестер! Она обернулась и подозвала жестом двух девушек поскромнее, заговорив с ними тихо.
Буян подсел к Властимиру, обнял его за плечи.
— Ты все слышал, князь-брат, — сказал он. Князь усмехнулся:
— Я один остался?
— Так выходит…
Властимир стиснул кулаки. Буян не знал, что на душе у его друга.
— А что она говорила про Чару? — вдруг спросил князь. — Достанет она ее?
— Как я понял — вроде да…
— Тогда что ж…— Властимир вздохнул. — Надеюсь, она не узнает…
Буян понимающе фыркнул:
— Ежели только Облак не проболтается.
Властимир рассмеялся, и гусляр поймал вопросительный взгляд Киллик, подле которой уже дожидались две девушки. Он кивнул предводительнице, и та толкнула подружек к князю. Они подошли и опустились справа и слева от него на колени.
Буян встал и пошел к Киллик, которая тоже поднялась. Но он успел сделать лишь один шаг, как его перехватил Гаральд:
— А что же я? Обо мне уж и речи больше нет, словно чужой я? Вон Синдбад и Слав твой слюни пускают, Мечислав сейчас никого не видит, кроме своей подружки, около князя вон какие красавицы увиваются, себе предводительницу отхватил, а я что?
Буян еле заставил себя быть серьезным, слушая обиженный голос рыцаря. Он сейчас был готов дать отрезать себе руку — только чтобы не рассмеяться раньше времени.
— Ты? — нарочито спокойно молвил он. — А что ты? Я о тебе уж предупредил кого надо. Здесь вce знают, кто ты, и к тебе ни одна девушка не подойдет, спи спокойно… Извини, — он снял руку рыцаря со своего плеча, — меня ждут.
Но Гаральд не спешил его отпускать.
— Это что же выходит, — прошипел он, — чем я вас хуже, что ко мне ни одна не подойдет?..
— Но тебе же нельзя! Ты же… это… как его… христианин! Слыша их перепалку, Синдбад и остальные гости давились от смеха и старались не смотреть на рыцаря, чтобы не расхохотаться в голос. Но он все равно догадывался обо всем.
— А что, христианин — не человек, что ли? — воскликнул он, теряя голову от негодования.
— Выходит, что так. Сам посуди: Синдбад — мусульманин, по-твоему, неверный, остальные — язычники, да еще и еретики… Так что мы и решили тебя не трогать, чтобы не портить твои отношения с Богом. Кроме того, мы все свободны от каких бы то ни было обязательств…
— Вот как? — ухватился за эти слова Гаральд. — Свободны?.. Кто бы говорил! А как же верность твоей жене?
— А как же верность твоей невесте? — в тон ему тут же отмолвил Буян.
Гаральд на миг смутился, но увидел улыбку на лице гусляра. Спокойно смотреть на его широкую ухмылку рыцарь не мог.
Буян от души рассмеялся, видя смущение на лице рыцаря, и хлопнул его по плечу:
— Снимай эти железки! Здесь они тебе не понадобятся! Эти слова словно послужили сигналом. Синдбад и Слав вскочили почти одновременно и устремились к толпящимся девушкам.
Звонко рассмеялась Иррир, которой наконец удалось увлечь Мечислава за собой. Еще две молоденькие девушки устремились за ними следом, но без особой надежды.
Девушки, что оставались подле Властимира, пока ничего не предприняли, но видно было, что они ждут, пока все прочие не покинут это место. Неслышно ступая, к ним самовольно присоединилась еще одна, прижимая к груди кувшин с вином.
Уйдя на соседнюю террасу, Гаральд торопливо, словно от этого зависела его жизнь, скидывал доспехи. Он суетился, и две девушки, что помогали ему, только путались. Ему удалось сбросить нагрудный панцирь, и, стащив через голову кожаную рубашку, он схватил своих помощниц в охапку.
Тем временем на дне долины около озера уже слышались веселые взвизги — там вовсю развлекались Синдбад и Слав. Можно было разглядеть две группы, что направляются к пещерам.
Буян с обрыва террасы окинул взлядом долину еще раз, беспокоясь о своих друзьях и спутниках. Но, судя по тому, что он видел, волновался он зря.
Чья-то рука нежно легла ему на плечо. Гусляр обернулся — Киллик стояла сзади.
— Мы идем? — спросила она.
— Ах да, прости. Конечно, мы идем!
Буян привлек предводительницу к себе за талию. Она была высока — с него ростом, но худощава.
— Пошли, — сказала она, обвивая руками его шею.
Киллик повела его в пещеру, невысокие своды которой были обвиты ползучей зеленью так густо, что пришлось отогнуть тяжелые пряно пахнущие плети и проскользнуть внутрь пригнувшись.
Внутри было прохладно и сухо, воздух был свеж и чист. Зеленый полумрак окутывал длинный изгибающийся коридор, по стенам которого росла плесень, дававшая слабый желтоватый свет.
Сделав всего несколько шагов, Буян заметил, что за ними следуют три охранницы. Свои копья они оставили у входа, но короткие кривые ножи были у них на поясе.
— Они… Что они здесь делают? — кивнул назад Буян.
— Не бойся. — Киллик на ходу нежно прижалась к нему— Две из них —мои сестры по отцу… Они будут с нами… Если тебе станет мало одной меня!
Гусляр понимающе кивнул.
Ход кончался в просторной пещере с высокими сводчатыми потолками и искусно высеченными из камня колоннами. В глубине ее было просторное ложе — на нем могли одновременно улечься четверо или даже пятеро человек. Черно-белые пятнистые шкуры, похожие на медвежьи размерами, покрывали его. Освещалась пещера несколькими круглыми окнами, которые снаружи оплели те же ползучие растения, что росли при входе. Они полностью скрывали окна, и в пещере царил зеленоватый полумрак.
Одна из охранниц ушла и вскоре вернулась с кувшином и блюдом с фруктами. Все это она поставила на высеченный из того же камня столик, и все три отошли вглубь, чтобы не мешать.
Киллик сбросила плащ на пол, подойдя к ложу, села на край, не сводя глаз с Буяна и медленно, по одному, снимая с себя украшения.
Буян стоял у окна, не сводя глаз с ее тела, что в полумраке казалось почти белым. Когда Киллик потянулась, чтобы расшнуровать высокие сандалии, он вскинул руку:
— Погоди. Я хочу сам.
Она замерла, подавшись вперед.
Одним движением он сорвал с себя рубашку. Глаза его сверкали, как два драгоценных камня на ее ожерелье. Киллик поднялась ему навстречу, покачнулась, когда он подхватил ее на руки и бережно опустил на ложе, склоняясь над нею.
Длинные волосы предводительницы рассыпались по нежному меху пестрой шкуры. Собрав их в горсть, Буян подтянул девушку к себе и свободной рукой ласкающе провел по ее груди, спускаясь до талии и на бедра. Когда пальцы его коснулись ее бедер, Киллик сдержанно застонала, подаваясь к нему в нетерпении, и Буян закрыл ее рот поцелуем…
Уже спустилась ночь, когда по наступившей в пещере тишине ожидающие снаружи девушки-охранницы догадались о том, что им можно войти. Они ступали неслышно босыми ногами, прикрывая ладонями пламя светильников, чтобы не побеспокоить обитателей ложа. Тихо, как три призрака, они приблизились к дремлющим любовникам и разом опустились на колени, терпеливо поджидая, пока те проснутся.
Время близилось к полудню, когда к костру из пещеры предводительницы вышел Буян.
Его сопровождали две из трех девушек-охранниц — третья оставалась с Киллик. Обе они, не смущаясь, бросали на гусляра нежные взоры, раз за разом вспоминая прошедшую ночь.
У огня все сидел Властимир. С первого взгляда могло показаться, что он вообще не вставал со вчерашнего дня, но его влажная от росы и чуть измятая рубаха говорила об обратном. Одна из девушек, что оставалась подле него, хлопотала у костра, а другая сидела в неловкой позе, полубоком, и время от времени косилась на руку князя, которая твердо и властно обнимала ее талию. Князь по шагам догадался о приближении друга:
— Буян, ты? Гусляр присел подле.
— Я, друг.
— Что наши?
— Синдбад вон идет. — Буян огляделся по сторонам. — И опять что-то тащит!..
Морехода провожали пять или шесть девушек, от помощи которых у него просто не было сил отказаться, — его слегка шатало не то от усталости, не то еще от чего, и самостоятельно он не смог бы поднять на террасу плотно набитый мешок.
Подойдя, мореход тяжело опустил его на землю. В нем сочно звякнули драгоценности, но, судя по внешнему виду девушек, от таких поборов они ничуть не пострадали. Одна спокойно села на колени Синдбаду и обвила его шею руками. Тот притянул ее за податливую талию и, заметив внимательный взгляд Буяна, пояснил:
— Ласковая, как пэри… Жалко расставаться…
Но тут осекся, и хитрая улыбка сползла с его лица. Он с удивлением уставился на что-то выше по склону позади Буяна.
Гусляр круто обернулся, но успел заметить только сломавшиеся ветки и хруст сучьев, будто в кустарник вломилось огромное животное. Заросли дрожали и колыхались, словно в бурю, но всем все стало ясно, когда из них, пошатываясь и спотыкаясь, с трудом выбрался Гаральд.
Рыцарь был только в штанах и сапогах. Дрожащей рукой он отстранил кинувшихся к нему девушек, мутным полупьяным взором окинул всех и подошел к своим, где рухнул на поваленное дерево, со стоном обхватив голову руками.
Буян немедленно оказался рядом и безжалостно толкнул рыцаря локтем в бок:
— Ну, как ночка?
Гаральд вскинул на него страдальческое лицо:
— Издеваешься?..
Мечислав пришел почти сразу. Зареванная Иррир льнула к нему, пряча лицо у него на плече, а юноша утешал ее и что-то нашептывал, ласково поглаживая по плечам.
Задерживался только Слав. Остальные гости уже успели закончить трапезу, а его все не было. О нем уже начали волноваться и собирались отправиться на поиски, но он явился сам, в полном одиночестве.
Не глядя ни на кого, бывший раб Кощея прошел на террасу и сел в стороне от друзей, глядя в землю. Мечислав было потянулся о чем-то его спросить, но тот, не дослушав, отмахнулся и обхватил голову руками, уходя в свои думы.
Гости тревожно переглядывались, гадая, что могло случиться. Синдбад клялся и божился Аллахом, Христом, Магометом, Буддой и даже вспомнил Даждьбога, призывая их в свидетели, что начиналось все прекрасно, а что было потом, он не знает. Собрались найти тех девушек, что были со Славом, но не успели за ними послать.
Из пещеры вышла предводительница Киллик.
Она успела облачиться в походные одежды — сплетенную из колечек короткую тунику без рукавов, поверх которой по-прежнему поблескивали украшения, сандалии с поножами и шлем, украшенный птичьими перьями.
— Понимаю ваше нетерпение, — ласково кивнула она. — Мы заключили с вами договор, я успела опросить нескольких моих сестер и знаю, что все вы выполнили свою часть соглашения…
При этом она пристально и нежно посмотрела на Буяна и провела кончиком языка по губам.
— На то была твоя воля, — спокойно ответил он.
— Да, и теперь наша очередь помочь вам.
— Как? — не выдержал Гаральд.—А разве вы не будете ждать, пока… ну, пока не станет ясно, что…— Он замялся под откровенно насмешливым взором Буяна и опустил глаза.
— Нет, — покачала головой Киллик. — Если бы кто-нибудь из вас захотел остаться, тогда, конечно… Но у многих из вас дома есть жены и невесты, а кое у кого —дети, а потому мы не вправе мешать вам жить дальше своей жизнью.
— И все равно, — не сдавался рыцарь. — Ведь вы можете нас задержать насильно — вас же больше!..
— Ага! — рассмеялся Буян. — И ты не будешь против такого насилия?
— Да чтоб тебя! — взвился Гаральд. — Я тебе точно язык отрежу, язычник проклятый!
Предводительница Киллик улыбнулась разгоряченному рыцарю.
— Вы все поймете, если выслушаете меня до конца, — мягко сказала она. — Обычно мы поступаем так, как сказал ты, но вы — иное дело! Вы были первыми, кто за эти века заинтересовался Чарой Грааля. Так уж получилось, что я знаю, где она, и готова отдать ее немедленно!
Удивленные возгласы были ей ответом. Люди переглядывались, не веря своим ушам. Кто-то украдкой косился на чаши, в которые им только что наливали вино.
— Чара у тебя? — благоговейно выдохнул Буян.
— У нашего народа. Сегодня она покинет его — вместе с вами. Вы поймете почему, если дослушаете до конца… Несколько поколений назад наше племя было многочисленнее, чем сейчас, и жили мы к северу от этих мест, — начала она рассказ, — Тогда в нашем роду были мужчины, и все было прекрасно. Наше племя отличалось воинственностью — отряды наших воинов нападали на людей, живущих на равнинах. Нас боялись и приписывали нам способности, о каких мы даже не слышали. Мы были богатым народом, очень богатым: это золото на нас — жалкие остатки прежних богатств…
Но потом ве кончилось. Однажды наш предводитель из очередного похода привез неприметную Чару. Он гордился тем, что ее защищали шестеро воинов до последней капли крови, а он убил их всех. Из этой Чары он пил вино на пиру в честь победы и богатой добычи, но это был его последний пир: несколько недель спустя он сорвался в пропасть и погиб. Почему-то он не успел обратиться в птицу…
После него власть взял его старший сын, но умер от яда через три года. Та же участь постигла и четырех остальных сыновей того предводителя.
С тех пор неудачи преследовали наших воинов. В битвах мы стали терпеть поражения, болезни косили детей, змеи и хищники подстерегали охотников. Не сразу мы заметили, что эти невзгоды обрушились только на мужчин — они либо гибли в битвах и на охоте, либо умирали в детстве от болезней и несчастных случаев.
Но прошло еще какое-то время, и мы поняли, что эти беды обрушились на нас из-за Чары, которой незаконно владело наше племя.
Мы скрыли ее в Храме нашей столицы и покинули это место, переселившись южнее. Но беды не оставили нас, и мы вынуждены были вторично сняться с места. Так наше племя переселялось до тех пор, пока не пришло сюда. К тому времени среди нас оставалось всего шестеро мужчин — двое стариков, однорукий калека и трое юношей. Один из них умер, не выдержав перехода, прочие жили и выжили, но от них рождались только дочери.
Миновало три поколения с тех пор, как умер последний мужчина нашего племени. Правда, многие из нас становились матерями, но наши сыновья умирали при рождении, а среди девочек все больше становится тех, кто не умеет оборачиваться птицей. Таких у нас уже треть. Скоро мы исчезнем с лица земли, и от нас останутся только легенды.
Но сегодня пришли вы, и вы хотите забрать у нас причину наших несчастий. Мы рады будем с нею расстаться, ибо верим, что с ее исчезновением прекратятся все невзгоды. Надеюсь только, что вы — те, кому она дастся в руки.
— Ты знаешь, где она сейчас? — дрогнувшим голосом молвил Гаральд.
— Конечно, — кивнула Киллик. — Мы все знаем, что она находится в Храме в центре нашей брошенной столицы.
— Погоди, — заторопился рыцарь, — но если, как ты говоришь, сия Чара приносит вам так много зла, то любая из вас должна хотеть ее как-нибудь уничтожить!..
Предводительница рассмеялась, но смех ее получился горьким.
— Неужели ты всерьез думаешь, о человек, — промолвила она,—что мы ошибаемся и стараемся вручить вам простую чашу вместо Чары, единственной и неповторимой?.. О, будь она простой, разве мы бы не уничтожили ее раньше?.. Многие пытались сделать это! Но все, кто собирался разбить ее, сами погибали ужасной смертью. А сколько раз бывало так: приходили люди на то место, где стояла чаша, — и не находили ее. Она исчезала на то время, когда искали ее с дурными намерениями… Нет, о рыцарь, ее невозможно уничтожить. Она цела, и она будет вашей! Собирайтесь! Даже с вашими крылатыми конями путь туда займет два дня.
ГЛАВА 15
В самом сердце гор, где со всех сторон возвышались кручи, за которыми не было видно неба, всадникам неожиданно открылась долина.
Все здесь было наполнено древностью. Путники притихли, даже лошади ступали осторожно и смирно, как ягнята. Острые, похожие на пики неведомого воинства скалы, скрытые почти до половины облаками, стенами взмывали ввысь. Горы были мертвы или погружены в такой глубокий сон, что казались умершими. Так воины с тяжелыми ранами впадают порой в забытье, из которого есть два пути: частый — в смерть и более редкий — в жизнь.
С самого утра как снялись со стоянки в одной крошечной долине, всадники не проронили ни слова. Сопровождавшие их Киллик и не соглашавшаяся разлучаться с Мечиславом Иррир откровенно трусили, то и дело вздрагивая и шарахаясь в сторону от малейшего шороха. Люди были тоже насторожены.
Здесь, под ныне окаменевшей и заваленной вековыми снегами Крышей Мира, где-то глубоко под ними, лежала земля, погребенная под скалами в дни творения, когда пращуры богов были еще младенцами, когда мир был иным и не было ни славянина, ни персиянина, ни англичанина. И люди жили здесь. Но что случилось такого, что заставило людей покинуть эти места и разойтись в разные стороны, чтобы больше никогда не сойтись, — про то знали лишь горы.
Здесь все было холодным и мертвым. Трудно было помыслить, что недалеко — всего один перелет крылатого коня — есть долины, где сейчас тепло и идут дожди, заливая луга и джунгли.
— Говорят, когда-то Ирий-сад был здесь, — не выдержал молчания и могильной тишины Буян.
— Здесь… здесь… здесь…— мягким невесомым голосом отозвалось эхо.
Все пригнулись, готовясь к бою, но ничто не шевельнулось в каменно-ледяном безмолвии.
— Здесь же нет ничего живого, — возразил осмелевший Мечислав.—Лед и камни…
— Здесь — нет, а если бы нашелся богатырь или волот-ве-ликан, что приподнял бы скалы эти, то мы бы увидели под ними остатки лесов и городов, — тихо ответил гусляр. — Мне так рассказывал твой отец — он когда-то в молодости попытался пройти в эти горы, да с полдороги свернул, не выдержал.
— Здесь никто не может выжить, — дрожащим голосом промолвила Киллик, прижимаясь к Буяну. Она мерзла в своем тонком плаще из перьев, а обратиться в птицу не хотела. Иррир уже с начала пути сменила облик и ехала на седле Мечиславова коня, нахохлившись.
Из-за холода все уже некоторое время шли пешком, ведя коней в поводу. Лишь Облак нес на себе князя, вытягивая шею и бережась так, что поневоле становилось смешно.
Под копытами коней звонко хрустел лед и мелкие камешки. Молчаливые скалы презрительно взирали сверху на дерзких смертных, что осмелились проникнуть так далеко в глубь Крыши Мира. Иней уже застывал на ресницах и бровях людей, на мордах лошадей и упряжи. До клинков мечей дотрагиваться опасались, чтобы не обжечься.
— А что мой отец здесь делал? — нарушил молчание Мечислав.
— Он ход в Ирий искал, — ответил Буян.
— А разве есть он?
— Есть, и до сих пор в него еще некоторым попасть можно. В сердце Крыши Мира много тайн и загадок сокрыто, но больше всего их в Ирии. Там есть что-то такое… мне говорили, да я не понял — про то лишь те, кто там сокрыл сию тайну, ведают. Прочие же знают одно: тайна там великая.
— А вдруг мы будем идти-идти да и попадем в Ирий?
— То вряд ли! Чистомысл рассказывал, что стражи на пороге Ирия видимо-невидимо, и все не люди, а звери диковинные да чудовища, о каких даже сказок не сказывают, потому как либо боятся пуще смерти, либо не ведают о них вовсе. А самый страшный из них — сторож на могиле, что при дороге в Ирий, стоит. Мимо него не проходил живым никто — потому никто и не ведает, кто тот страж.
— Сатана, — клацнул зубами Гаральд. — Больше некому! Препираться на любимую рыцарем тему сегодня не хотелось, и разговор затих.
Тропа тем временем пошла вниз, да вскоре так круто, что пришлось сойти в сторону и осторожно прорубать во льду и камнях дорогу для лошадей. Крылатый конь Синдбада из-за мешков, что навьючил на него хозяин, все-таки поскользнулся и с жалобным ржанием покатился вниз. Эхо подхватило его последний вопль, и всем показалось, что не один конь, а целый табун лошадей гибнет внизу во льдах.
Остальные лошади уцелели только потому, что замерли, как статуи, испуганно пуча глаза и вздрагивая всем телом. Облак и вовсе пятился назад, спасая хозяина.
Синдбад стоял на коленях у тропы. Его за шиворот придерживал Гаральд. Все произошло так быстро, что никто не успел сделать большего.
Эхо ржания замерло внизу, стих шорох камешков по склону. Гаральд осторожно выпустил край халата морехода, и тот промолвил потерянно:
— Чем я с людьми рассчитываться буду?
— Заладил! — фыркнул Буян. — Жизнь дороже золота!
— А может, он все-таки живой? — с надеждой гнул свое Синдбад. — Он же крылатый?.. Вдруг успел крылья распустить и не разбился?
— Ха! Скажешь тоже, — скривился Гаральд. — У меня дома горы и не так круты, а коли кто сорвется, то и тела не ищут-знают, что искать нечего.
Все здесь было наполнено древностью. Путники притихли, даже лошади ступали осторожно и смирно, как ягнята. Острые, похожие на пики неведомого воинства скалы, скрытые почти до половины облаками, стенами взмывали ввысь. Горы были мертвы или погружены в такой глубокий сон, что казались умершими. Так воины с тяжелыми ранами впадают порой в забытье, из которого есть два пути: частый — в смерть и более редкий — в жизнь.
С самого утра как снялись со стоянки в одной крошечной долине, всадники не проронили ни слова. Сопровождавшие их Киллик и не соглашавшаяся разлучаться с Мечиславом Иррир откровенно трусили, то и дело вздрагивая и шарахаясь в сторону от малейшего шороха. Люди были тоже насторожены.
Здесь, под ныне окаменевшей и заваленной вековыми снегами Крышей Мира, где-то глубоко под ними, лежала земля, погребенная под скалами в дни творения, когда пращуры богов были еще младенцами, когда мир был иным и не было ни славянина, ни персиянина, ни англичанина. И люди жили здесь. Но что случилось такого, что заставило людей покинуть эти места и разойтись в разные стороны, чтобы больше никогда не сойтись, — про то знали лишь горы.
Здесь все было холодным и мертвым. Трудно было помыслить, что недалеко — всего один перелет крылатого коня — есть долины, где сейчас тепло и идут дожди, заливая луга и джунгли.
— Говорят, когда-то Ирий-сад был здесь, — не выдержал молчания и могильной тишины Буян.
— Здесь… здесь… здесь…— мягким невесомым голосом отозвалось эхо.
Все пригнулись, готовясь к бою, но ничто не шевельнулось в каменно-ледяном безмолвии.
— Здесь же нет ничего живого, — возразил осмелевший Мечислав.—Лед и камни…
— Здесь — нет, а если бы нашелся богатырь или волот-ве-ликан, что приподнял бы скалы эти, то мы бы увидели под ними остатки лесов и городов, — тихо ответил гусляр. — Мне так рассказывал твой отец — он когда-то в молодости попытался пройти в эти горы, да с полдороги свернул, не выдержал.
— Здесь никто не может выжить, — дрожащим голосом промолвила Киллик, прижимаясь к Буяну. Она мерзла в своем тонком плаще из перьев, а обратиться в птицу не хотела. Иррир уже с начала пути сменила облик и ехала на седле Мечиславова коня, нахохлившись.
Из-за холода все уже некоторое время шли пешком, ведя коней в поводу. Лишь Облак нес на себе князя, вытягивая шею и бережась так, что поневоле становилось смешно.
Под копытами коней звонко хрустел лед и мелкие камешки. Молчаливые скалы презрительно взирали сверху на дерзких смертных, что осмелились проникнуть так далеко в глубь Крыши Мира. Иней уже застывал на ресницах и бровях людей, на мордах лошадей и упряжи. До клинков мечей дотрагиваться опасались, чтобы не обжечься.
— А что мой отец здесь делал? — нарушил молчание Мечислав.
— Он ход в Ирий искал, — ответил Буян.
— А разве есть он?
— Есть, и до сих пор в него еще некоторым попасть можно. В сердце Крыши Мира много тайн и загадок сокрыто, но больше всего их в Ирии. Там есть что-то такое… мне говорили, да я не понял — про то лишь те, кто там сокрыл сию тайну, ведают. Прочие же знают одно: тайна там великая.
— А вдруг мы будем идти-идти да и попадем в Ирий?
— То вряд ли! Чистомысл рассказывал, что стражи на пороге Ирия видимо-невидимо, и все не люди, а звери диковинные да чудовища, о каких даже сказок не сказывают, потому как либо боятся пуще смерти, либо не ведают о них вовсе. А самый страшный из них — сторож на могиле, что при дороге в Ирий, стоит. Мимо него не проходил живым никто — потому никто и не ведает, кто тот страж.
— Сатана, — клацнул зубами Гаральд. — Больше некому! Препираться на любимую рыцарем тему сегодня не хотелось, и разговор затих.
Тропа тем временем пошла вниз, да вскоре так круто, что пришлось сойти в сторону и осторожно прорубать во льду и камнях дорогу для лошадей. Крылатый конь Синдбада из-за мешков, что навьючил на него хозяин, все-таки поскользнулся и с жалобным ржанием покатился вниз. Эхо подхватило его последний вопль, и всем показалось, что не один конь, а целый табун лошадей гибнет внизу во льдах.
Остальные лошади уцелели только потому, что замерли, как статуи, испуганно пуча глаза и вздрагивая всем телом. Облак и вовсе пятился назад, спасая хозяина.
Синдбад стоял на коленях у тропы. Его за шиворот придерживал Гаральд. Все произошло так быстро, что никто не успел сделать большего.
Эхо ржания замерло внизу, стих шорох камешков по склону. Гаральд осторожно выпустил край халата морехода, и тот промолвил потерянно:
— Чем я с людьми рассчитываться буду?
— Заладил! — фыркнул Буян. — Жизнь дороже золота!
— А может, он все-таки живой? — с надеждой гнул свое Синдбад. — Он же крылатый?.. Вдруг успел крылья распустить и не разбился?
— Ха! Скажешь тоже, — скривился Гаральд. — У меня дома горы и не так круты, а коли кто сорвется, то и тела не ищут-знают, что искать нечего.