Львовна Галина. Странствия Властимира

   — Задери ей голову, — приказал Буян, — и держи.
   Слав за узду поднял морду лошади и оттянул у нее верхнюю губу. Она замерла, мелко дрожа, а гусляр, прижав под кожей жилу, перерезал ей горло. Лошадь дернулась, густая темная кровь толчками полилась в подставленную Чару.
   За ним, вытягивая шеи, наблюдали остальные.
   — Что ты делаешь? — не выдержал Синдбад. — Уж не хочешь ли ты заставить нас испить ее крови?
   — Не бойся сего. — Буян не отводил взгляд от струи. — Прежде следует напоить саму Чару, напоить досыта.
   — А разве это необходимо? — подал голос рыцарь.
   — Да, иначе она не найдет в себе сил помочь нам. Кровь — сама жизнь, надобно оживить сперва Чару, чтоб она отдала воде силу животворящую… Если б не конь Синдбада, нам бы пришлось заколоть одну из наших лошадей. А не было б лошадей…
   Он не договорил, но все переглянулись.
   Лошадь дергалась только сначала — пока кровь била широкой струей. Но постепенно с кровью уходили ее силы, она слабела, поток замирал и понемногу иссяк. Когда уже невозможно было выжать из горла лошади ни капли, гусляр вернулся к остальным и показал Чару. Она не была даже испачкана кровью — все, что вытекло из горла лошади, растворилось в ее недрах. Оставив друзей гадать о том, как это случилось, Буян спрятал Чару в тороки и первым покинул заросли.
 
   Обратный путь показался короче и гораздо легче, словно судьба исчерпала запас преград и опасностей. Через трое суток всадники вновь оказались в долине, где их с нетерпением ожидали девы-птицы.
   Многие были уверены, что смельчаки и их предводительница отправились на верную гибель, а потому возвращение отряда превратилось в праздник. Всю ночь горели костры, слышались голоса, мелькали чьи-то силуэты — гости и хозяева праздновали возвращение.
   Наутро наступило прощание. Девушки, погрустневшие и притихшие, провожали гостей. Синдбаду они надарили на память столько новых золотых и серебряных украшений, что он забыл о потерянных. Красный до ушей Гаральд смущенно отводил взоры от кучки девушек, что наперебой умоляли взять с собой хоть одну из них, — о Джиневре он им уже рассказал, но те и слушать ничего не желали. Предводительница Киллик печально поцеловала Буяна в щеку и со вздохом пожелала ему доброго пути и долгой жизни.
   — Вы нас отпускаете? — удивился тот. — Но почему? В вашей власти было задержать нас здесь насильно…
   — Этого хочется и мне, и многим моим сестрам, — с неохотой ответила предводительница. — Но как же иначе мы избавимся от Чары? Отпуская вас, мы спасаем себя!.. Впрочем, не все из вас так уж спешат нас покинуть, — загадочно добавила она.
   Правоту слов Киллик гусляр признал сразу. Иррир не желала выпускать Мечислава из рук. Девушка вцепилась в него мертвой хваткой, и понадобилось соединение усилий трех женщин постарше, чтобы оттащить ее.
   На глазах у самого Мечислава подрагивали непрошеные слезинки.
   Однако, как оказалось, не это имела в виду Киллик.
   Уже всадники сидели на лошадях, уже удалось немного успокоить Иррир и все приличные к месту слова были сказаны, но отряд медлил. Ждали Слава, которого никто не видел со вчерашнего вечера.
   Наконец он явился, но не один. Люди успели заметить еще издалека, что он сменил свой наряд на одежду из птичьих перьев, а подле него идет девушка, которую он придерживает за запястье. Подойдя, бывший раб поясно поклонился всадникам.
   — Уж простите меня, ежели сможете, — молвил он, — но я решил остаться здесь.
   — Да ты что, — не сдержал языка Буян, — с ума сошел? Не выдумывай, собирайся!
   Слав покачал головой:
   — Знаю, что за слова у тебя с языка рвутся, друг, — мол, родину на мир чужой поменял, а не знаешь того, что сердцу славянскому жизни на чужой земле не будет… Ну да мне и дома бы жизни не дало мое прошлое — никто не ждет меня там, а тут, — он оглянулся на девушку, — тут жена у меня… Дети будут…
 
   Леса в Кощеевой долине встречали путников настороженным молчанием. Все словно знало заранее, кто едет, и обитатели этих мест спешили убраться с дороги. Лес молчал, недобро и настороженно следя за людьми.
   С какой бы радостью всадники подняли коней в воздух, чтобы поскорее достичь заветной полянки с истоком живой воды, да нельзя было полетом привлекать внимания сторожевых патрулей Кощея. Они и так распугали всех вокруг — теперь любой шорох означал, что идут люди.
   Люди не снимали рук с рукоятей мечей и не расставались с доспехами даже ночью, каждый миг ожидая нападения. Но время шло, а на них никто не нападал.
   Означало это одно из двух: либо им удалось обмануть колдуна Кощея и пройти незамеченными, либо он нарочно заманивает своих врагов поближе, чтобы покончить с ними одним ударом.
   Защищенные кожаными нагрудниками кони осторожно ступали по высокой пышной траве. Нагрудники защищали грудь лошади от самострелов, хотя никто не знал доподлинно, приказывал ли Кощей установить их. Густые заросли окружали всадников со всех сторон, и нападения можно было ожидать даже из тех кустов, которые ты только что сам проверял копьем.
   Границу владений Кощея в джунглях обозначал камень, икусно высеченный в форме черепа. Видно было, что его совсем недавно очистили от лиан и мха.
   Путники осторожно объехали камень.
   Десять всадников в черном выскочили из-за поворота так стремительно, что не все успели выхватить оружие. Гаральд смог лишь развернуть своего жеребца боком, загораживая собой остальных. Передние всадники налетели на него, сбили лошадь с всадником на землю, но трое из них тоже полетели вверх тормашками. Остальные осадили коней, и это дало славянам шанс выстоять. Они выхватили мечи и ошиблись с всадниками.
   Облак нес на себе двоих — вместе с князем ехал оставшийся без лошади Синдбад. Привстав на стременах, мореход из-за плеча резанца выпустил из его лука две стрелы прежде, чем Облак грудью врезался в сбившихся черных всадников. Побывавший во многих битвах, он не нуждался в понуканиях — и в первый же миг его зубы вонзились в шею ближайшего коня. Тот завизжал от боли, завертелся на месте, не слушая седока.
   Окровавленные мечи мелькали в лесном полумраке. Бросив повод и сжимая коленями бока коня, Буян бился сразу двумя руками — в левой у него была отобранная у одного из поверженных противников сабля. Отбивая ею прямые удары и отводя оружие противника в сторону, гусляр потом пронзал обезоруженного врага мечом.
   Мечислав же пробился к Гаральду и теперь своим конем защищал пешего рыцаря от всадников. Его темно-серый жеребец бил копытами так, что нападавшие не могли заставить своих лошадей приблизиться.
   Хуже всех приходилось Властимиру — из-за его спины Синдбаду было почти невозможно прийти ему на помощь — мореход мог только и делать, что защищать спину князя да поглядывать, чтобы тот не промахивался мечом.
   Отводя в сторону, как раз под саблю Синдбада, меч очередного врага, князь далеко отдернул свой меч и наугад ткнул им вперед, где, как ему казалось, должен был находиться человек. Лезвие вошло куда-то, повстречав сопротивление — Властимиру приходилось биться в темноте и он знал, что это — сопротивление доспеха из тонких, как пергаменты, пластин бронзы. Сдавленный крик подсказал ему, что меч пробил доспех и достал тело врага, но вырвать оружие он не успел. Кто-то второй подлетел ближе — Властимир уловил тяжелое дыхание лошади и свист рассекающей воздух сабли.
   Она должна была опуститься на его голову… Князь приподнял щит и отклонился в сторону.
   Косой удар задел шлем, и Властимиру достался только сильный удар по голове. Разжав пальцы и опустив меч, он совсем пригнулся, давая Синдбаду возможность расправиться с врагом.
   Над его головой зазвенели сабли, но противники успели обменяться всего одним-двумя ударами, как вдруг нападавший исчез. Синдбад видел, как Буян всадил ему в спину саблю пониже ребер, но не успел сказать об этом — в следующий миг Облак и золотистый жеребец Буяна сшиблись.
   — Держись, княже, — послышался бодрый голос гусляра. — Немного осталось!
   Один из черных всадников сорвал с плеча готовый к броску аркан и раскрутил петлю.
   — Он нужен мне живым! — крикнул Буян.
   Петля взвилась в воздух и пала на плечи Мечислава — юноша держался чуть поодаль, и можно было предположить, что остальные не успеют прийти ему на помощь. Не растерявшись, Мечислав крепче сдавил бока коня коленями и, одной рукой схватившись за луку седла, другой поймал аркан и потянул на себя.
   Его жеребец осел на задние ноги. Грудь Мечислава сдавило так, что он чуть не потерял сознания, но не ожидавший такого рывка враг покачнулся в седле, теряя равновесие.
   — Держи его! — скомандовал Буян.
   Он взмахнул рукой — и всадник завалился набок. Из плеча его над самой ключицей торчала рукоять ножа.
   На него тут же с седла своего коня камнем пал Буян. Вырвав нож из раны врага, он обрезал аркан и обрывком принялся скручивать руки пленнику. Тот не смог сопротивляться.
   Тем временем остальные нападавшие отступили, бросив своих умирающих и попавшего в плен товарища.
   Победители не стали задерживаться на прогалине. Буян с помощью Гаральда вздернул пленника поперек седла, и они поскакали прочь.
   Они скакали до тех пор, пока под тяжеловесным Гаральдом конь не стал задыхаться.
   На вершине невысокого холма они спешились, и Буян поставил на ноги пленника. От потери крови его шатало, он был бледен и часто, глубоко, как загнанная лошадь, дышал.
   — Радуйтесь…— прохрипел он, — Скоро вы будете проклинать себя, что не погибли в этом бою…
   — Это ты сейчас будешь перед нами на брюхе ползать! — высокомерно ответил Гаральд.
   Гусляр перебил его.
   — Погоди, друг, — Буян обернулся к пленнику. — Вас послали нас напугать?
   — У нас был приказ взять вас живыми, — выдохнул пленник. — Наш господин милосерден…
   Это вызвало у врагов взрыв смеха.
   — Ничего себе милосердие, — отсмеявшись, молвил Синдбад. — Взять в плен, чтобы потом казнить, так ведь?
   — Мой господин милосерден, — гордо взвизгнул пленник. — Он может помиловать тех, кто будет ему служить!..
   Он закашлялся и упал на колени.
   Буян с удивительной жестокостью, словно подтверждая слухи о кровожадности язычников, ударом сапога сбил его, несколько раз ударил под ребра и, когда тот зашелся в кашле, присел, приставив к его горлу нож.
   — Что нам готовит Кощей? — спросил он. — Скажи все, что тебе известно!
   Белое лицо пленника заливал холодный пот. Он зло скрипел зубами.
   — Не заставишь, — выдохнул он. — Я умираю… Убей меня!
   — Нет, — спокойно и ласково ответил гусляр. — Я не убью тебя — ты сдохнешь сам. Ты будешь умирать медленно, очень медленно, и все время будешь рассказывать, что знаешь…
   Он прикоснулся ножом к горлу пленника, но сделать надрез не успел. Чья-то рука вынырнула из-за его плеча и отвела нож.
   Обернувшись, Буян встретился взглядом с Гаральдом. Рыцарь завел ему руку за спину.
   — Ты этого не сделаешь, — медленно выговорил он.
   — Оставь свое хваленое христианское милосердие для других, — отрезал Буян, — Не мешай мне!
   — Ты этого не сделаешь, — с угрозой повторил Гаральд. — Иначе ты больше не сможешь прикоснуться к Чаре Грааля без вреда для себя. Его убью я!
   Рыцарь хладнокровно вынул нож и склонился над поверженным.
   — Теперь ты узнаешь, как умеют убивать люди, у которых личные счеты с твоим хозяином, — почти сладострастно пропел он, играя ножом. — Скоро вечер, и ты доживешь до него — чтобы увидеть, как оборотень, творение твоего хозяина, пожирает твои кишки!.. Я буду есть медленно — еще не привык к человечине, — но когда-то же надо начинать, не так ли?
   Оскалившись, как настоящий зверь, он стал ощупывать плечи и руки пленника, потом ножом разжал сведенные зубы и открыл ему рот.
   — Твой язык съесть сырым или жареным? — деловым тоном осведомился он. — Говори сейчас — потом пискнуть не сможешь…
   То ли ослабев от потери крови, то ли испугавшись того, что его ждет, пленник вдруг воскликнул слабым голосом:
   — О нет, прошу вас!..
   — Что — “нет”? — Гаральд по-приятельски обнял его за плечи, приподнимая. — Не начинать с языка?.. А с чего? Ты сам будешь мне говорить, что отрезать у тебя? Это радует!
   — Не надо, — простонал пленник, — я скажу…
   Голова его запрокинулась, и он потерял сознание.
   Рыцарь похлопал его по щекам.
   — Что вы стоите? — накинулся он на остальных. — Помогите мне!
   Мечислав и Синдбад первыми сорвались с места.
   Когда пленник открыл глаза, над ним склонились уже три лица. Гаральд с чувством похлопал его по плечу.
   — Мы остановили кровь, — сообщил он. — Поживешь еще…
   — Зачем? — тихо молвил пленник. — Чтобы выпить ее?..
   — Ты догадался? — Рыцарь облизнулся. — Как думаешь, ее на троих хватит?
   — Я много пить не буду, — заявил Синдбад. — Кровь женщин вкуснее… Но ради тебя попробую немного…
   — Я скажу, — простонал пленник. — Все силы Кощей бросил против вас. У него тысяча воинов, и все они ждут вас в разных местах. Вы позволили уйти нескольким — теперь все знают, где вы попытаетесь пройти. Вас будут ждать… Хода вам нет…
   — А если мы пройдем?
   — Это невозможно…
   — Тогда закусим перед последней битвой,—усмехнулся Гаральд. — Ты не против, если мы сейчас начнем?
   — Там вас ждет Змей! — быстро молвил пленник. Теперь его окружали все пятеро.
   — Змей? — переспросил Буян. — Не врешь?
   — Я видел… как он прилетел,—прошептал раненый.—Он голоден… Он голоден и сейчас… Он сторожит источник… Большой, в чешуе… Без крыльев… Он приполз… Пять лошадей можно от головы до хвоста поставить, и еще место останется… Лапы… На голове еще там у него… не знаю, как сказать, но погодите, я вспомню и скажу! — взмолился он. — Не убивайте меня! Не…
   Буян зажал ему рот ладонью и поднял глаза на остальных.
   — Есть одна надежда, — сказал гусляр. — Я хочу верить, что Змея дали Кощею не наши старые знакомые, что он родился здесь. Но верить в это боюсь — что-то давно Аги о себе ничем не напоминали. Если я прав, нам придется туговато…
   — Однажды мы уже справились со Змеем, — подал голос Властимир, — Всего пять лошадей, говоришь?.. Вдоль того можно было поставить и десять. Я иду на него!
   Все отшатнулись от князя, словно Змей уже вырос у него за спиной.
   — Опомнись, друже! — воскликнул Буян. — Мыслимое ли дело тебе…
   — Мыслю — лишь мне сие по плечу, — отрезал Властимир. — Сам же как-то говорил: богами, мол, меченный…
   Буян согласно склонил голову и развел руками, признавая поражение. Властимир, хоть и не видел его жеста, понял друга.
   Гаральд тормошил пленника:
   — Очнись, все кончилось!
   Тот, не открывая глаз, прошептал:
   — Я готов, начинайте…
   Буян удивленно покосился на Гаральда:
   — Неужто ты будешь его есть?
   Рыцарь от души рассмеялся, удивив всех, и двумя пальцами, как ядовитую змею, передал нож гусляру.
   — Я же не людоед дикий, — важно объяснил он. — Кем ты меня считаешь?.. Так, попугал немного!
   — Ничего себе, немного — я поверил!
   — И он тоже! — Рыцарь весело подмигнул пленнику. — А они небось со своими пленными не так ласковы, любят кровушки попить. Что? Не ошибся я?
   По лицу пленника было видно, что Гаральд прав. Немного придя в себя, он приподнялся.
   — Убейте меня. — Голос его обрел твердость.
   — Зачем? — Гаральд спокойно занялся его наскоро перевязанной раной. — Мы все вызнали уже.
   — Убейте, — повысил голос пленник. — Или дайте нож: я сам себя убью!
   — Воинская честь? — понимающе кивнул Буян, потянувшись за ножом.
   — Да при чем тут она! — вскричал пленник. — Вы Кощея не знаете! Он меня за длинный язык не простит — смерти предаст!
   Рыцарь несильно стукнул его в живот:
   — Заткнись — так ты на нас посты свои наведешь! Властимир вскочил настороженно:
   — А ведь ты прав! Облак!
   Верный конь оказался подле него и сам сунулся носом под руку, помогая найти повод.
   Славяне повскакивали на ноги, хватаясь за оружие. Стена кустов по склону холма колыхалась, выдавая присутствие людей. Глаз привычно различал блеск оружия и доспехов.
   Властимир уже сидел в седле. Буян метнулся к нему с мешком, в спешке отцепленным с тороков.
   — Скачи! — крикнул он. — Спасайся!
   Князь не успел ответить — гусляр уже исчез. Властимир даже не заметил, как тот что-то прицепил к его седлу.
   Властимир не знал, что творится вокруг, но Облак отлично все понимал. Коротко заржав, дабы упредить хозяина, он вдруг прянул вперед и вверх.
   С одного прыжка он оказался прямо перед третьей, только что выстроившейся цепью. Воин, припавший на колено перед ним, поднялся, но мелькнуло копыто — и он упал с залитым кровью лицом.
   Крики и звон оружия лучше и быстрее слов подсказали Властимиру, что ему тут делать нечего.
   Белый конь уносил его в чащу леса, не разбирая дороги. Позади затихал шум сражения.
   Припав к гриве Облака, князь настороженно слушал лес, пытаясь уловить скок погони. То ли слух подводил его, то ли о нем не думали, но он ничего не слышал, кроме топота своего жеребца. Решившись, он осадил Облака.
   Упрямясь, тот не хотел сходить со скока, но потом смирился и встал, вскидывая голову. Князь прислушался и поразился тишине — казалось, даже ветер исчез. Ни единый звук не нарушал его одиночества, кроме дыхания жеребца. Погоня отстала или же ее не было совсем.
   Еще немного Властимир просидел неподвижно, прислушиваясь, а потом резко развернул коня.
   — Назад, Облак! — приказал он. — Ищи! Назад!
   Он не знал точно, понял ли его жеребец, но тот повернул вспять и короткой рысцой тронулся обратно.
   Властимир не подозревал даже, где находится. Мэедившись, что Облак смирился и идет широким размеренным шагом так уверенно, словно под его копытами привычная дорога, он доверился его чутью и только на всякий случай сжимал рукоять меча, готовый к бою.
   Облак не останавливался ни на миг, немного сбавляя ход лишь перед преградами. Ручьи Властимир узнавал по плеску воды и запаху влаги. Камни и поваленные деревья — по осторожному переступанию жеребца, поляны — по отсутствию хлещущих по лицу ветвей.
   Остальной мир исчез для него, влился во мрак пустоты и тишины.
   Дорога пошла чуть вверх, потом кусты исчезли. До князя долетел запах лошадей и людей, смешанный с приторным ароматом пролитой крови. По особой, мертвящей тишине Властимир понял, что Облак вывез его на тот самый холм…

ГЛАВА 17

   Пленников перебросили через седла. Отряд торопился сквозь лес, не заботясь о том, чтобы выбирать дорогу поровнее.
   Запомнить дорогу было невозможно — перед глазами мелькали ветки, а порой грязь и раскисшая земля.
   Они пришли в себя оттого, что скачка внезапно прекратилась и их, как мешки, побросали наземь.
   Буян сильно ударился раненым боком о что-то твердое и лишился бы чувств, если бы не непрерывный грохот. Гусляр с трудом разлепил веки и увидел прямо перед собой лошадиные копыта. Доставившие их всадники топтались вокруг кучки пленников, поджидая кого-то.
   Под Буяном кто-то застонал. Гаральд! Забрало шлема у рыцаря было опущено, и гусляр не мог знать, пришел тот в себя или нет. Кровь заливала глаза Буяну, и у него не было сил посочувствовать рыцарю.
   Судя по ржанию и шуму, наконец-то привели их лошадей. Кони бились и вырывали повода, но их подвели к сваленным в кучу пленникам и привязали подле.
   — На первый раз хватит,—громко сказал кто-то.—Трое здесь, остальные — за мной. Попробуем прочесать лес еще раз!
   Лошади затопотали, выстраиваясь, и ускакали прочь. Подле пленников остались трое. Охрана спешилась и отвела своих коней подалее.
   Кто-то еще зашевелился, застонал.
   — Дети Иблиса ^[48],—прохрипел голос Синдбада.—Чтоб их… — Тише, — выдохнул Буян. — Они возвращаются…
   Мореход покорно замолчал.
   Вернувшись, охранники пинками раскидали лежащих пленников и принялись приводить их в чувство. При этом с Гаральда сорвали шлем, открыв разбитое лицо.
   Убедившись, что все пленники пришли в себя, один из охранников встал перед ними.
   — Слушайте меня, смертники, — лениво сказал он. — До рассвета из вас не доживет никто — и это единственное, что вам нужно запомнить. Зачем хозяину это понадобилось — мы не знаем, но нас это не волнует. Жить вам осталось немного, так что лучше потратить последние минутки на размышления —они помогают скоротать время. Приятного вам времяпрепровождения!
   Он махнул рукой двум остальным, охранники отошли в сторонку, уселись на камнях и тихо заговорили о чем-то своем, мало обращая внимания на пленных.
   Люди посмотрели друг на друга. У Буяна упало сердце, когда он увидел, что их пятеро, — значит, все зря и князь схвачен!.. Но потом он пригляделся и понял, что это всего-навсего их собственный пленник. Почувствовав на себе взгляд, тот с усилием поднял голову.
   — Я просил: убейте меня, — невнятно молвил он. — Теперь они и меня… с вами вместе…
   — Что они с нами сделают — не догадываешься?
   Тот лишь покачал головой. Рана его открылась, и он умирал от потери крови.
   Рядом раздался приглушенный стон ярости и боли — Гаральд и Синдбад, как всегда ночью, обращались в волков. Веревки, врезавшиеся в тело, причиняли им дополнительные муки, когда тело меняло очертания.
   Мечислав, брошенный чуть в отдалении, вскинул голову.
   — Что с нами будет? — прошептал он.
   — Не ведаю, — сознался Буян. — Казнят, должно…
   — Я боюсь. — Голос юноши дрогнул. — Я хочу жить.
   Буян оставил его слова без ответа и приподнял голову, оглядываясь.
   Была уже ночь, но до полуночи оставалось время. Их бросили на склоне широкого и глубокого оврага, на одной из его террас. Выше по склону, над их головами, к кустам были привязаны их лошади, а чуть в стороне, но тоже наверху, расположились охранники. Они как будто нарочно не обращали внимания на пленных, словно тех охраняло нечто еще.
   Что именно — это гусляр как-то сразу догадался, только глянув на дно оврага. Несмотря на то что было темно, а росший по склонам лес еще больше сгущал мрак, он был уверен, что различил на дне яму или нору, обиталище какого-то огромного зверя. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы не понять — там их ждет тот самый Змей. Скоро он выйдет и по крови от их ран отыщет их.
   “Интересно, он долго нас будет есть?” — мелькнуло у Буяна. — Пока не нажрется, — буркнул охранник, и гусляр понял, что нечаянно подумал вслух.
   — Кто? — заторопился Мечислав.
   — Змей.
   Юноша закусил губу и отвернулся.
   В овраг вползла тишина. Тихо, затаясь, фыркали лошади, шелестел листвой ветер. Сквозь этот шорох Буяну почудились какие-то новые звуки. Что-то еще происходило совсем близко. Гусляр затаил дыхание.
   Наконец ему удалось разобрать тихие звуки, доносящиеся снизу, и он ахнул — это был шорох огромного тела по камням. Змей уже пробудился и ворочался под землей в своей норе, готовый выползти к ним.
   В глубине оврага царила полная тьма, но Буян до боли в глазах вглядывался в нее и скорее догадался, чем увидел, — чудовище показалось из норы.
   Силуэт Змея маячил внизу единым комком мрака. Зверь долго принюхивался, выбрасывая тонкий длинный язык, потом, решив, что опасности нет, выполз весь.
   Охранники повскакали на ноги и поспешили успокоить своих лошадей. Мечислав, что лежал ниже всех по склону и ближе к Змею, тихо вскрикнул. Оборотни Гаральд и Синдбад промолчали, но неизвестно — от боли превращения или от ужаса. Раненый охранник не подавал признаков жизни.
   Змей не спеша, вразвалочку, направился вверх по склону, часто останавливаясь и пробуя воздух. Привязанные кони пленников бились и визжали. Это привлекало Змея, но близость людей настораживала,
   Неожиданно на склоне холма показался всадник. Он остановился. Вернее, замер его конь, оглядываясь и выбирая путь.
   — Князь! — крикнул Буян без особой надежды на то, что его услышат. — Князь, здесь Змей!
   Охранник мгновенно оказался рядом и ударил его сапогом по лицу:
   — Молчать! Он сам выбрал смерть!
   Властимир насторожился. Слух не подвел его — он узнал голос Буяна, но то, что произошло потом, заставило его задуматься.
   Он неуверенно тронул повод, приказывая Облаку двигаться вперед. Верный конь отлично видел Змея, но он привык слушаться хозяина и стал осторожно спускаться на дно оврага. Взяв чуть левее, конь мог краем террасы пройти к оставленным на съедение Змею людям, что он и сделал.
   Змей забыл о лошадях и людях — его занимал тот человек, что приближался сзади. Зверь понимал, что удар со спины для него будет смертелен, но он не знал, что означает белая повязка на лице врага, и потому посчитал того опасным. Развернувшись, он не спеша двинулся на всадника.
   Облак уже прошел почти половину пути, когда вдруг замер, ссаживаясь на задние ноги. Властимир собрался подхлестнуть его, но в этот миг ему в ноздри ударил запах Змея.
   Князь мигом вспомнил предостерегающий крик Буяна и бросил повод, предоставляя Облаку полную свободу. Ощупью перекинул щит вперед и обнажил меч. Он был уверен, что по тяжкому дыханию и смрадному запаху сможет вовремя догадаться, где змеиная голова, и отразит удар.
   Облак, пригнув голову, не сводил со Змея глаз и медленно пятился. Змей же наступал, выбирая момент для первого удара.
   Буян жадно следил за странным поединком. Все зависело лишь от того, как долго сможет продержаться Облак — не споткнуться, не остановиться, не отвлечься, не испугаться немигающего змеиного взора. Охранники с открытыми ртами наблюдали за человеком и Змеем, позабыв о пленных.