Львовна Галина. Странствия Властимира

   Гусляр вывернул шею, ища глазами Гаральда.
   — Эй, — позвал он оборотня, — у тебя зубы… Давай-ка!.. Тот не отозвался, но Буяна это не остановило. Извиваясь всем телом, он подкатился чуть ближе и стал ощупывать лежащего рыцаря, постепенно поднимаясь все выше к его голове. Наконец пальцы нащупали волосатую морду и задвигались, силой разжимая сведенные от боли челюсти.
   Гаральд был в сознании, и это гусляр понял, когда клыки вдруг задвигались, перетирая попавшую меж ними кожаную веревку.
   — Быстрее! — шепнул Буян, и клыки царапнули его запястья, вгрызаясь в веревку.
   Гусляр поднял голову, следя, не видит ли кто из охранников, что происходит. Но те были слишком заняты — не каждый день видишь бой человека со Змеем.
   Облак не мог обернуться и посмотреть, что находится сзади. Неожиданно конь оступился и покачнулся, ссаживаясь. Он мгновенно выпрямился, но Змей признал это за слабость и, хлеща себя хвостом по бокам, бросился вперед.
   Властимир услышал шипение и скрежет когтей по камням. Конь под ним рванул вверх и в сторону. В лицо князя ударил тяжкий дух Змея, и резанец наугад рубанул мечом.
   Тот тяжело ударил по чему-то твердому, прошел с коротким хрустом сквозь какую-то преграду, и раздался истошный рев ярости и боли. Облак с визгом скакнул прочь, чуть не теряя всадника и оставив Змея лупить себя по бокам и реветь.
   Властимир не знал, что его первый же удар был удачен и его противник ослеп на один глаз — меч раздробил надбровье и порезал оранжевый шар под ним. Вся левая половина морды Змея была залита кровью.
   Теперь для Змея не существовало тех людей и лошадей, что ждали его в нескольких десятках саженей, — только один всадник на белом коне оставался для него в целом мире. Склонив голову набок, он пополз на него.
   Теперь его зубы были нацелены не на человека, а на лошадь под ним — Змей надеялся сбить коня с ног и таким образом достать врага. Но Облак понимал, что означает пригнутая к самой земле голова. Однажды зубы чуть не схватили его за переднюю ногу. Конь взвился на дыбы, спасаясь, и скакнул в сторону. Змей ринулся за ним.
   Властимир не мог понять, что происходит вокруг него. Облак метался из стороны в сторону, то взбрыкивая, то поднимаясь на дыбы, то начиная крутиться волчком. Он знал, что его жеребец уходит от преследующего его Змея, но не успевал примериться для второго удара. Ему оставалось лишь ждать, когда же случай остановит эту скачку.
   Волчьи зубы оказались острее ножа. Веревка была сплетена из тонких, перевитых меж собой полосок кожи. Прошло чуть более минуты, и они были разрезаны, словно и правда над ними трудились с ножом. Стараясь не привлекать к себе внимания охранников, Буян согнулся, распутывая ноги.
   Скоро он был свободен и, все еще лежа, пошевелил руками и ногами. Все было цело, только раненое плечо ныло немилосердно. Глубокая ссадина на лбу поджила, кровь больше не заливала глаза. Гусляр медленно выпрямился и, пригнувшись, пошел на охранников. Губы его слегка шевелились, выговаривая старый заговор, отводящий глаза. Охранники были так увлечены сражением, что поддались на чары, ни о чем не догадавшись.
   Один из них вдруг откинулся назад и захрипел, закатывая глаза. Его товарищи обернулись, но было поздно — он валялся на земле с перерезанным горлом, а над ним с окровавленным ножом стоял один из славян. Не дав им опомниться, он бросился на другого охранника и всадил тому нож в горло над ключицами.
   Тот тоже стал оседать на землю, бессмысленно царапая руками горло. Буян выдернул нож из раны и бросился на третьего, но тот уже мчался к лошадям за оружием. Нож догнал его у самой коновязи, засев под лопаткой.
   Не тратя времени на то, чтобы извлечь нож из тела, гусляр обыскал двоих убитых, забрав нож у второго. Через минуту он уже склонился над Мечиславом.
   — Бери коня и живо на подмогу князю! — приказал он юноше, освободив его. — Ему глаза ой как нужны!
   На ходу разминая затекшие руки, Мечислав побрел к коням.
   Пока Буян возился с оборотнями, юноша успел вскочить в седло. Его темно-серый конь казался в ночной тьме почти белым, когда он проскакал мимо гусляра на противоположный край оврага.
   Облак уставал. Змей оказался слишком силен и ловок для старого коня. Лишь опыт многих войн и сражений, где жизнь всадника зависела от проворства его коня, до сих пор выручал князя. Он еще раз или два смог достать Змея мечом, но лезвие скользило по твердому лбу чудовища, не причиняя тому серьезного вреда.
   Сражающиеся не заметили топота копыт еще одного коня —никто не ждал его появления. Мечислав, пользуясь тем, что на него никто не обращает внимания, с наскоку рубанул по хвосту Змея.
   Кожа лопнула от одного удара, обдав руку юноши кровью. Змей от неожиданности рявкнул и отвернулся, выискивая нового врага. Он сразу заметил всадника, но отвлекаться надолго не стал. Его длинный хвост изогнулся, как лук, и хлестнул.
   Жеребец Мечислава был не так опытен в боях, как Облак. Он отступил чуть назад, но это привело лишь к тому, что удар пришелся по передним его ногам, а не по боку. Конь споткнулся, теряя равновесие.
   Выронив меч, чтобы уцепиться за холку коня, Мечислав успел крикнуть Властимиру:
   — Вперед, князь! Он отвернулся от тебя!
   Властимир был опытным воином — он не стал задумываться над тем, откуда взялся Мечислав. Резанец пришпорил Облака и, перевесившись вниз, ударил.
   Меч опять наткнулся на что-то твердое и упругое, и опять, споткнувшись, прошел вглубь.
   Ответом на новый удар был стремительный бросок зверя. Меч князя поранил его шею — не видя, куда бьет, Властимир рубанул выше, чем надо бы, и не задел горла. Меч перерубил гребень на хребте чудовища, залив его кровью. Зверь ринулся на врага, забыв о Мечиславе.
   Спасенный юноша выпрямился в седле. Его конь встал на все четыре ноги. Правая передняя, по которой пришелся основной удар, болела, и он прихрамывал. Мечислав свесился с седла, подхватил оброненный меч, но вступить в бой со Змеем ему не пришлось.
   Буян уже должен был прийти к ним на помощь, но гусляр все медлил. Обернувшись, чтобы окликнуть его, юноша увидел, что из леса показалось несколько незнакомых всадников. В ночи они казались едиными черными силуэтами. Даже не взглянув на дно оврага, где князь сражался со Змеем, они сразу накинулись на Буяна, не дав ему вскочить в седло. Гусляр до сих пор спасался только благодаря своему проворству — он прятался меж лошадей, забегал за деревья. Два вол ка-оборотня метались перед мордами лошадей, мешая всадникам. Более тяжелый волк-Гаральд вскочил на спину одной из них и сбил всадника с седла. Испуганная нечеловеческой и незвериной сущностью зверя, лошадь дико заржала и помчалась прочь, увеличивая суматоху.
   Мечислав ударил сзади. Первый его враг был убит.
   — Давай, Мечислав! — крикнул ему Буян. Он опять повис на морде одной из лошадей, уворачиваясь от меча. Потом сорвался и откатился в сторону, спасаясь от копыт, но лошадь вдруг остановилась, пошатываясь, — гусляр успел прорезать ей горло, вскрыв жилы, и она истекала кровью.
   Сзади вдруг раздался утробный рев Змея. Сражающиеся разом обернулись, на миг забыв друг о друге.
   Раненый Змей устремился на врага. Изогнувшись почти вдвое, он ударил хвостом. Облак привычно и немного заученно увернулся… для того, чтобы налететь на подставленную голову. Старый конь резко осел на ноги, но второй шлепок хвоста достал его, и он упал на колени.
   Властимир не успел опомниться. От неожиданного толчка он вылетел из седла и, перевернувшись в воздухе, упал на землю, не выпустив из рук меча и щита.
   Падение не столько оглушило, сколько поразило его — он не ожидал его и не знал, что будет делать. Пока под ним был Облак, он еще как-то мог сражаться, надеясь на чутье и разум старого коня, но, оставшись один на один против двух врагов — своей слепоты и раненого Змея, он растерялся.
   Облак опять спас его, но Властимир этого не знал. Змей ринулся на коня, на миг забыв о всаднике. Он вспомнил о нем, когда жеребец, спасаясь, отскочил в сторону, и князь оказался прямо перед зверем.
   Властимир услышал позади себя тяжелое дыхание и захлебнувшийся от радости рев. Все еще не до конца придя в себя после падения, он развернулся, выставив щит и чуть отведя в сторону меч. У него был только один шанс выстоять — если Змей ринется на него прямо, в лоб — тогда он может успеть заткнуть ему пасть.
   Он даже не смог обрадоваться, когда все случилось именно так, как он надеялся. Змей, очевидно, решил, что пеший воин для него противник не опасный и проще всего покончить с врагом одним метким броском. Он бросился на человека, что стоял, расставив для упора ноги и выставив щит. Со стороны могло показаться, что воин идет на верную смерть: выдержать натиск огромного зверя было почти невозможно — и так оно и случилось.
   Князь услышал победный рев врага и скрежет когтей по камням, когда он бросился вперед. Ударь Змей чуть ниже или чуть выше, и человек был бы обречен, но твердый, как камень, нос врезался точно в самую середину щита.
   Толчок, к которому Властимир все-таки не был до конца готов, оказался слишком силен. Князь покачнулся и упал на колени, заваливаясь назад.
   По резкому выдоху, напоминавшему порыв горячего ветра, Властимир понял, что зверь разинул пасть, чтобы сомкнуть зубы на его теле. Не зная, какова эта пасть по виду, он все же успел выбросить руку со щитом, метя в разинутый рот.
   Зубы заскрежетали по полоске металла на краю щита. Деревянная основа затрещала под напором огромных челюстей, и Властимир понял, что безумная попытка завершилась успехом. Раздался рев, но теперь уже в нем была бессильная ярость и досада на себя. Щит прочно застрял в пасти Змея, мешая тому сжать челюсти.
   Стараясь освободиться, зверь замотал головой и напрягся. Властимир, так и не выпустивший щита из рук, почувствовал дрожь дерева. В любой миг оно могло треснуть, поддавшись, и тогда его рука оказалась бы откушенной почти до плеча. Горячее дыхание взбешенного Змея раз за разом обдавало резанца, когда тот приостанавливался, чтобы перевести дух. Но сил зверя не хватило. Князь вспомнил, что щит для него был извлечен откуда-то из тайников самого Чистомысла. Щит наверняка был заговорен, как и все, чем снабдили его в дорогу. Это оружие могло выдержать многое.
   Только он подумал об этом, как сразу стало ясно, что делать дальше. Выждав, пока Змей в очередной раз остановится, Властимир толкнул щит, вгоняя его поглубже в пасть зверю.
   Истошный рев-крик и горячая липкая влага, что потекла на руку, подсказали ему, что попытка увенчалась успехом — щит поцарапал горло Змея и встал в нем. Треснувшие деревянные пластины кое-где повыскакивали из-под кованого каленого обода и вонзились в нежную кожу, увеличивая боль.
   Пока зверь мотал головой и вопил от боли, Властимир выпустил бесполезный для него теперь щит, но руки из разинутой пасти не вынул. Перебирая пальцами, он нащупал передние клыки и, схватившись за один из них, резко вздернул морду зверя вверх.
   Тот, целиком занятый болью в горле, позволил ему это и сообразил, что происходит, слишком поздно. Властимир задрал ему морду, как задирают голову лошади прежде, чем перерезать ей горло, и, не тратя времени, пока Змей вывернется, ударил наугад туда, где должно было находиться горло.
   Меч пропорол кожу слишком близко от челюстей, и Змей почувствовал боль. Он взревел, вставая на задние лапы. Все еще держась за клык, князь оторвался от земли. Пальцы соскользнули с мокрого от крови зуба, но, падая, он успел ткнуть мечом второй раз. В этот удар он вложил всю свою силу. Меч вошел глубоко, чуть не до рукояти, но от рывка князь разжал пальцы и упал на землю.
   Над ним бесновался раненый Змей. Меч торчал у него из горла. Липкая вонючая кровь хлестала, заливая все вокруг.
   Князь лежал на земле, закрыв лицо рукой и боясь пошевелиться, пока рев и топот не прекратились. Только тихое утробное ворчание, перемежавшееся бульканьем и клокотанием, подсказывало, в какой стороне от него Змей.
   …Кто-то склонился над ним, потормошил.
   — Властимир, друже, — послышался тихий голос Буяна. Буян помог князю привстать, поддержал за плечо.
   — Что — Змей? — шепнул Властимир.
   — Мертв, — коротко ответил Буян. — Кровью истек. Сейчас только судороги остались, а так… Глотку ты ему порвал напрочь.
   Друзья поднялись, гусляр подвел князя поближе к мертвому чудовищу, положил руку друга на бок зверя.
   Змей лежал, вытянувшись, на дне оврага и почти перегородив собой какой-то ручей. Кровь из распоротого горла вытекала в русло, смешиваясь с водой. В пасти его так и торчали обломки щита.
   Выдернув меч из раны и вернув его князю, Буян обошел мертвого Змея и присвистнул — на спине зверя виднелись два свежих шрама от отрезанных крыльев. Сделано сие было, вероятно, для того, чтобы зверь не смог уйти далеко отсюда.
   Властимир ощупал твердый бок.
   — Как выглядит он? — спросил князь.
   — Помнишь того зверя в Мещерских лесах, что тебя чуть в омуте не утопил, кабы не я? — откликнулся Буян. — Тогда он тебе еше ногу прокусил?.. Ну, мы тогда и встретились впервые… Так вот этот точно такой же, только гораздо больше — раз в пять.
   Отошедший к лошадям Мечислав вернулся с криком:
   — Буян. Чара пропала!
   Все мигом обернулись в его сторону. Юноша был бледен и испуган.
   — Ты хорошо смотрел? — Буян поймал его за плечи. — Все проверил?
   — Все, — простонал Мечислав, — Они все тороки посрезали… Наверное, за нею и были посланы.
   Гаральд взвыл и поднялся на задние лапы, обнимая передними юношу за шею.
   Опираясь на загривок Синдбада, на голоса подошел Властимир. Он слышал весь разговор и не стал переспрашивать.
   — Что же, — только и промолвил, — все насмарку?
   — Да, — признал Буян, и все обернулись на него, удивленные его тоном. — Все кончено… Хотя… Мечислав, ты всех лошадей проверил?
   — Твоего коня в первую очередь, а потом лошадей этих черных, — отмолвил юноша. — А на моего я даже не смотрел — и так видно, что торока отрезана.
   — Осталась еще одна лошадь, — спокойно молвил Буян. — Облак!
   Жеребец бродил неподалеку. Услышав свою кличку, он вскинулся и фыркнул.
   — Облак? — ахнул Мечислав. — Но…
   — Прежде чем отослать князя, я подходил к его коню, — сказал Буян, — Если он не потерял Чару во время скачки по лесу, она у князя.
   Жеребец подбежал и ткнулся носом ему в ладонь. На боку у седла болтался крепко завязанный мешок.
   Мечислав первым оказался подле и ощупал его.
   — Есть! — радостно воскликнул он. — Здесь!
   Одним движением он сорвал мешок и, на ходу вытаскивая Чару, вернулся к спутникам.
   Чара была извлечена на свет, и все — даже Облак — столпились вокруг юноши, что бережно держал ее на руках, как младенца. Лицо его светилось счастьем, губы дрожали от волнения. Подержав ее немного, он протянул Чару Буяну, но тот покачал головой:
   — Князю дай! Его конь вынес ее.
   Гаральд только ахнул, от неожиданности теряя дар речи, но юноша уже вкладывал Чару в ладони Властимира.
   Бережно придерживая ее одной рукой, князь ощупал края и точеную ножку. На ощупь она была твердая и теплая, как живая, и чуть шероховатая.
   На глазах вконец пораженного Гаральда, который только переводил взгляд с одного славянина на другого, Буян забрал Чару у князя.
   — Не время стоять да ждать, — молвил он, — время дело исполнять. Кощей скоро узнает, что мы не только Чару добыли, не только Змея одолели, но и источник с живой водой сыскали. Вышлет он своих слуг на нас, а потому нам надо торопиться.
   С этими словами он направился к ручью. Там, где туша Змея перегораживала русло, уже натекла лужица шириной в пять-шесть локтей. Опустившись на колени, он осторожно, чтобы не коснуться воды руками, погрузил край Чары в воду и наполнил ее доверху. Вода в ночи казалась непрозрачной и тягучей, словно кровь.
   Не вставая, Буян смочил пальцы в Чаре и осторожно промыл рану на плече и рассеченный лоб, проверяя на себе-силу живой воды. Только влага коснулась раны, как она перестала болеть. Не веря глазам, гусляр смотрел, как рана быстро и незаметно затягивается.
   Буян встал с колен, прижимая Чару к груди.
   — Князь, — позвал он. — Подойди!
   Мечислав было подхватил Властимира под локоть, но тот по голосу друга догадался, что его ждет, и, отстранив юношу, пошел сам.
   Буян встретил его, остановив легким касанием. Передав Чару подошедшему Мечиславу, он осторожно снял повязку с лица князя, обнажив розовые провалы, чуть прикрытые веками и залитые присохшей кровью. Смочив повязку в воде, он промыл глаза другу.
   Почувствовав влагу на лице, Властимир плотно зажмурился, затаив дыхание. Если бы мог, он закрыл бы лицо руками, чтобы не разочаровываться, но Буян отводил его пальцы.
   Повязка пропиталась размоченной кровью, и гусляр отбросил ее. Почерпнув воду ладонями, он последний раз омыл лицо князя.
   Тот стоял, плотно закрыв глаза и не решаясь открыть их. Поддерживая его, гусляр взял князя за руки.
   — Не бойся, — позвал он. — Посмотри на меня.
   От натекшей с ресниц влаги щипало глаза. Подивившись, Властимир по привычке потянулся протереть их, да так и застыл, донеся руку до лица. Пальцы нащупали под кожей век… глаза.
   — Открывай, но не спеша, — упредил его Буян, — и не бойся — на улице ночь.
   Подчиняясь настоянию друга, Властимир приоткрыл глаза.
   Все расплывалось в сером тумане, но непроглядный мрак отступил навсегда. Ахнув, князь в первый миг опять хотел закрыть ресницы, но Буян перехватил его руки.
   — Смотри! — крикнул он повелительно. — Смотри на меня! Глаза друзей встретились.
   Слезы потекли из глаз князя, смывая последние остатки тьмы. В неверном сером полумраке ночи Властимир увидел знакомое лицо гусляра. Глаза его сияли, на губах все шире расплывалась улыбка.
   — Ну, здравствуй, Властимир, — сказал Буян, — Хороший сегодня день, не правда ли?
   — Самый лучший! — воскликнул князь. — Самый светлый!
   И друзья горячо обнялись.
   Выпустив наконец гусляра, князь обернулся к остальным своим спутникам.
   Прямо перед ним стоял невысокий коренастый юноша со встопорщенными льняными волосами и несколько растерянным взглядом. Он смущенно отвел глаза, когда князь поприветствовал его как равного, и покраснел.
   Волки-оборотни задрали морды, повиливая хвостами. Властимир потрепал их за ушами.
   — Подождем до утра, — сказал он, — и тогда мы сможем поприветствовать друг друга как полагается!
   Оборотни, кажется, не имели ничего против ожидания, но Буян опять взял Чару.
   — А зачем ждать, — улыбнулся он, — можно и сейчас… Вода смоет чары Кощея! Кто первый?
   Синдбад попятился, поджимая хвост, но потом решился.
   — Когда-то меня обратили из свиньи в человека, брызнув водой, — сказал он. — Но теперь я — волк, и мне уже все равно. Могу и я!
   Он сел на хвост и зажмурился.
   Буян приблизился и плеснул водой на голову волка.
   Капли воды, попав на шерсть, зашипели. Синдбад взвыл, пытаясь прикрыть голову лапами, и завертелся волчком, словно желая поймать свой хвост. Но там, где капли упали на шкуру, там шерсть исчезала, словно снег под лучами солнвд,
   Тело менялось на глазах. Прошло чуть более минуты, и все закончилось. Сидя на земле, Синдбад осматривал свои руки и халат.
   — Еще не кончилась ночь, — радостно провозгласил он, — а я уже опять я! Гаральд, не медли, это просто здорово!
   Но второй оборотень только поджимал хвост и поскуливал, прячась, как собака, за ноги Властимира.
   Не церемонясь, тот поймал его за шиворот:
   — Давай, пока я его держу!
   Гаральд завертелся, щелкая челюстями, но Буян уже выплеснул на него все, что оставалось в Чаре.

ГЛАВА 18

   Когда Гаральд решился открыть глаза, он увидел, что над ним склонились все его спутники. Властимир потормошил лежащего на земле рыцаря, осторожно провел рукой по его щеке. Гаральд оказался моложе, чем он представлял.
   — Ну, с возвращением тебя, — молвил князь, протягивая ему руку и помогая встать на ноги. — Вот уж честно скажу: не думал я, что ты так молод и собой хорош — постарше и посуровее представлял тебя по словам твоим и по голосу. Рад, что ошибался.
   Рыцарь вздохнул и отвел глаза.
   — Не ошибался ты, князь, — молвил он покаянно, — все верно описываешь… Ты душу мою видел.
   Он отвернулся, не желая, чтобы славяне видели его лицо, а Буян тронул князя за плечо и строго кивнул, подтверждаючи.
   Менее всего сейчас хотелось Гаральду, чтобы Властимир или кто еще из славян стал утешать его да уговаривать и о думах расспрашивать, а потому он был обрадован, когда Буян, кашлянув, сказал:
   — Ну, все! Погостевали мы у Кощея в землях чужих, теперь пора и честь знать. Ждет нас путь-дороженька на родимую сторонушку.
   — Вы езжайте, — воскликнул торопливо Гаральд, — вам путь дальний!
   — А ты что же?
   — Что я? — Рыцарь отвел взгляд. — Мое дело известное — где-то здесь, у Кощея, моя невеста, леди Джиневра. Не могу я уехать, пока ее не сыщу. Прощайте!
   Он поклонился славянам, пожал протянутую Синдбадом руку и решительно направился к лошадям.
   Но не успел он пройти и десятка шагов, как его догнал и силой остановил Буян.
   — Ты чего это удумал? — выдохнул он. — В одиночку на самого Кощея? Опять в волка обратит, и тогда уж мы тебе не поможем!.. Ты с нами путь проделал долгий да трудный, жизнью своей рисковал не раз, а мы тебя тут бросим? Нет уж, все едем!
   Он решительно подхватил ошеломленного рыцаря под руку и потащил к лошадям.
 
   В самом сердце Кощеева сада, где небо закрывали высокие кроны деревьев, стояло несколько теремов с островерхими крышами, высокими крылечками и стрельчатыми окошками.
   Здесь жили Кощеевы пленницы, привезенные из разных стран. Днем девушкам разрешалось бродить по саду и любоваться на его чудеса, но по ночам ни одна не могла покинуть своего терема-тюрьмы. Ночная стража зорко следила за всем, что происходит в саду. Вечно голодные звери несли караул наравне с людьми, тенями скользя меж деревьев.
   Кроме света луны и редких звезд, ни единый лучик света не падал на землю. Но вот пахнуло свежим ветром, качнулись кроны деревьев, и какие-то тени на краткий миг заслонили небо меж кронами.
   Далекий перестук копыт ворвался в сонный сад. Он слышался еще где-то вдалеке, а несколько лошадей уже промчались мимо первых стражей к теремам, стремительно, как ветер. Стражам показалось, что кони почти не касались земли копытами, ступая по кустам и сучьям, как по камням.
   Ночные всадники осадили скакунов у самых теремов и бросились врассыпную. Когда первый из них распахнул тесовые двери и скрылся в тереме, стражи поняли, что им не померещились пролетевшие по воздуху всадники.
   Зашевелились кусты, кто-то крикнул, поднимая тревогу, и черные тени поспешили к лошадям.
   Но оказалось, что подобраться к скакунам непросто. Едва учуяв чужих, кони заржали, да так, что пробудили девушек, что жили в ближнем тереме. Где-то вспыхнул огонек свечи, и вслед за этим послышался визг: девушки увидели незнакомцев.
   Ночная битва была быстрой и молчаливой. Стражи не были приучены к шуму, а пришельцы слишком торопились.
   И все же голоса, ржание коней и топот ног разбудили многих девушек. Всюду вспыхивали огоньки свечей, распахивались или плотнее закрывались окошки теремов, несколько самых отчаянных выглядывали из щелей, наблюдая за схваткой.
   Пришельцы не принимали открытого боя — отбросив нападавших и оставив одного-двух лежать на земле, они спешили укрыться в кустах или забегали в терема.
   Не было слышно никаких звуков, кроме хлопков закрывающихся ставень, дыхания погони и лязга мечей в коротких сшибках, да порой вскрикивала девушка, напуганная врывающимся в ее покои незнакомцем. Вдруг среди тишины пронесся чей-то высокий срывающийся крик:
   — Нашел!
   На миг все словно окаменели, а потом незнакомцы, как один, устремились на голос.
   Кричал высокий, закованный в железо так, что живого места не видать, человек. Подняв над головой огромный двуручный меч, он стоял на крыльце одного из теремов, защищаясь от нескольких стражей, что лезли на ступени, пытаясь скинуть его вниз. Позади него к дверям жалась девушка — оставалось только удивляться, как она решилась выйти на воздух в такое время.
   Пользуясь тем, что охранники опустили оружие, один из пришельцев свистнул в два пальца. Раскатистый, похожий на завывание урагана высокий свист прокатился по саду. Оставленные непривязанными лошади отозвались на него ржанием и подскакали к крыльцу. На сей раз их шаги не напоминали далекий шорох ветерка по траве — это был грохот камнепада, от которого задрожали кусты и закачались маковки теремов, а неплотно прикрытые ставни захлопали на ветру. Разметав не успевших отскочить охранников в стороны, лошади замерли перед хозяевами. Те, не медля ни мига, повскакали в седла. Толкнувшись от земли, кони, как птицы, поднялись в воздух, исчезая в ночном небе. Рыцарь сидел на своем коне не один — вместе с ним, переброшенная через луку седла, уносилась в небо выскочившая к нему девушка.
   Сломя голову мчались всадники по чаще.
   Кони почти падали под ними, от усталости они больше не поднимались в воздух. Вечером следующего дня перед беглецами открылось море. Учуявший его издали Синдбад улыбнулся одними глазами и выдохнул:
   — Вот уж не думал, что буду так рад морскому путешествию!