Хоронили Ипатова и Максимова на рассвете, когда немного умолкла ночная канонада. Пришел проститься с солдатами, которых он хорошо знал, майор Коровин. Парторг Некрасов произнес надгробную речь. Товарищи дали в память о боевых друзьях очередь из автоматов. И снова началась на переднем крае обычная суетня, официально именуемая боями местного значения, а на солдатском языке - дать перцу фрицу.
Растревоженные ночным налетом немцы с утра начали поливать наши боевые порядки усиленным артиллерийским и минометным огнем. Прилетели однажды на бомбежку самолеты, но увидев, должно быть, что кругом лес, больше появляться не сочли нужным.
А наши пока помалкивали. Вели разведку, подвозили снаряды, окапывались. Село выглядело днем вымершим. Редко-редко покажется в траншее или за избой голова фрица. Но и в этой обстановке наш всевидящий Семакин засек выбежавшую из одного подвала маленькую собачку. Она повертелась возле полуразрушенного дома, проскользнула в следующий подвал, появилась опять и скрылась у своих хозяев.
- Штаб тут, товарищ майор, - высказал свои предположения разведчик командиру дивизиона.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Поздеев. - Наблюдай.
Он опять был верен себе, майор Григорий Андреевич Поздеев. Ночью вмешался в разгром танков и автомашин, не сомкнул ни на минуту глаз, а с утра, сполоснув лицо холодной водой, опять бодрствовал у стереотрубы. Надо же, черт возьми, забрать у немца эти Пампали, загнать его подальше в лес, чтобы потом вытурить и оттуда, гнать и гнать до самого моря.
За Пампали воевали дня четыре. Раза два поднималась в атаку пехота, но без успеха. У немцев сохранилось все-таки несколько танков, и как только из траншеи вылезали наши, те тут же пускали навстречу свои "тигры".
Бои превращались в игру кошки-мышки. Надо было с этим кончать. Ни к чему доброму такая затяжка привести не могла. Что-то следовало придумать.
Мысль подал майор Поздеев. Обыкновенную, собственно, мысль, выношенную опытом прошлых боев. Он предложил подтянуть пушки ближе к переднему краю, некоторые замаскировать на прямую наводку. И главное, корректировать огонь не с земли, а с дерева, с высокой сосны, с которой село было видно как на ладони.
- Так тебя же, как глухаря, снимут в первую минуту, - усомнился в замысле командир полка.
- Почему? - не согласился Поздеев. - У меня будет защитой ствол.
- А если снесут снарядом всю сосну?
- Вместе с ней полечу на землю и все.
- Ну давай, пробуй.
- А вы поддерживайте.
И вот опять началась долбежка Пампалей. Ах, как это замечательно управлять огнем пушек с дерева. Дал залп и в точку. Второй - еще в точку. Ясно видно, какой недолет и перелет, куда и как перебегают немцы, что и откуда подтягивают. Вот где надо сооружать все наблюдательные пункты артиллерийских дивизионов, если бы везде на переднем крае росли сосны и тополя.
Командир полка не обманул и помог огоньком других дивизионов. Кажется, подготовилась к атаке после артиллерийского налета и пехота. Налет должен был вот-вот кончиться. Но уж очень большое оживление началось на улицах Пампалей, жалко прекращать огонь. Поздеев попросил еще десять минут для поражения вновь обнаруженных важных целей. Командир полка разрешил.
Счастье боя! Что это такое? Можно ли наслаждаться разрушениями и смертью, творимыми твоими руками и твоим разумом? Оказывается, можно. Нет, ты не становишься в эту минуту варваром, наоборот, в тебе просыпается повышенная привязанность к своей поруганной земле и тебе хочется бить и бить врага не переставая. Это чувство становится особенно жгучим, когда бой развертывается успешно и ты видишь результаты своих стараний.
Так было и сейчас. Огонь дивизиона, наверное, никогда не был столь прицельным, как сегодня. Лицо Поздеева сияло. Вот когда его работа на войне была в полном смысле творчеством и соприкасалась с наукой. Он на какой-то миг даже подумал, что стоит на кафедре и читает курс полевой артиллерии в военной академии.
А пушки били и били. Их огнем заинтересовался генерал Кудрявцев.
- Кто работает? - спросил он командира полка.
- Майор Поздеев.
- Передайте ему мою благодарность.
Благодарность генерала Поздеев получил уже, когда пехота поднялась в атаку. Он коротко бросил в трубку "спасибо" и, разгоряченный всем происшедшим и происходящим, ловко спрыгнул с дерева и приказал гнать пушку следом за солдатами.
Он и сам, как мальчишка, побежал рядом с орудийным расчетом. Зачем? Его ли это дело? Эти вопросы в те минуты его не занимали, надо было во что бы то ни стало выкинуть немцев из Пампалей. После стольких трудов его дивизиона было бы преступлением не отбить село. В нем говорила профессиональная гордость военного и ученого, гражданина и коммуниста. На кой же черт тогда было израсходовано столько снарядов, поражено столько целей, если и после этого отсиживаться в лесу.
И он бежал, подбадривал бойцов, зорко всматриваясь вперед. Начали оживать то тут, то там пулеметы. Им отвечали наши. Пока не страшно. Подождем дичи покрупнее. Вперед и вперед.
И вот одна солидная дичь появилась. Опять сохранился-таки танк. Лупили, лупили их и не долупили. За танком, как полагается, автоматчики. Все так же, как давно под Карабановом и Михалями.
Воспоминания подхлестнули Поздеева. Перед глазами на какое-то время встали образы погибших товарищей. Это еще больше подтянуло майора. Он приказал развернуть пушку, сам встал за наводчика и всадил бронебойным в башню танка.
Танк покачнулся, но не остановился.
- Ах, так! - вскипел Поздеев.
Он приказал оттянуть пушку вправо и выпустил второй снаряд по гусенице. Танк задрожал, как в судороге.
Поздеев дал шрапнелью по немецким автоматчикам. Все это происходило одновременно с наступлением пехоты, в ее боевых порядках.
Разгром танкового экипажа и автоматчиков на какие-то минуты расчистил путь атакующим. Они приближались к Пампалям с трех сторон.
- Товарищ майор, отстаньте немного, - попросил командир орудия Николай Воронцов.
- Почему вы меня гоните? - обиделся Поздеев. - Сейчас войдем в село.
- Мы без вас, - попросил командира дивизиона Семакин.
- Нет, нет, Николай Иванович, давайте вместе, - стоял на своем майор.
И он продолжал бежать, возбужденный, молодой, красивый. В распахнутой шинели, в новенькой, только что полученной шапке-ушанке, в аккуратных яловых сапогах, с полевым биноклем, повешенным на шею.
- Товарищ майор, отойдите...
- Григорий Андреевич, просим вас... А он свое:
- Давайте быстрее, товарищи. Еще немного, еще триста шагов.
Отчего он упал, как подкошенный, сразу никто не понял. Упал, ударившись затылком о лафет. Потом скатился на землю, не проронив ни слова.
Первым склонился над командиром разведчик Семакин. Он всмотрелся в лицо и увидел на лбу маленькую кровяную точечку.
- Снайпер! - крикнул он обступившим солдатам. - Пушку вправо, по крыше хутора.
Все расступились немедленно. Отбежал от мертвого майора и разведчик Семакин. Поздеев остался лежать на снегу один. И опять пошла работать пушка. С яростью, остервенением, с плачущими сильными солдатами.
- Огонь по фашистским убийцам!
- Смерть душегубам!
- За майора Поздеева!
А за пушкой, не в силах совладать с приливом бьющей через край ненависти, пошли артиллеристы на штурм Пампалей вместе с пехотинцами. Как бывало под Сычевкой. в Великих Луках, под Невелем, Клайпедой. И долго стояло в морозном воздухе грозное и мстительное:
- За майора Поздеева!
- Ты будешь жить, майор!
Долгожданная победа. Мое повествование подходит к концу. Много грустных историй пришлось рассказать. Чем можно было успокоиться тогда?
Конечно, все мы знали, что гитлеровская Германия находится на краю пропасти. Пала Варшава. Бои у Кенигсберга. С каждым днем сжимается кольцо вокруг восточно-прусской группировки немцев. В Ялте открылась конференция руководителей трех союзных держав.
Все это было так. Наше сознание было спокойно, но сердца усмирить мы не могли.
Майора Поздеева хоронил весь полк в уже отбитых Пампалях. Над гробом выступили командир дивизии, начальник политотдела, командир полка, солдаты-земляки. И еще сочли нужным сказать свое слово бойцы его дивизиона украинец Карпенко, белорус Пацай, узбек Каримов, казах Макибаев, чуваш Григорьев. Офицера-удмурта провожала в последний путь вся многонациональная дивизия.
Тяжелой была та минута прощания, оружейного и пушечного салюта. Кажется, тяжелее всех минут, какие пришлось пережить за долгие годы войны. Если в начале страшного лихолетья мы относились к смерти своих товарищей как к неизбежности, то теперь, перед победой, она представлялась нам обидным анахронизмом, никак не вяжущимся с происходящими событиями.
И все-таки смерть не отцеплялась от нас. Она вырывала из наших рядов как совсем молодых, безусых солдат, только что одевших шинели, так и закаленных и умудренных годами воинов. Потери тех и других разрывали наши сердца и звали к мщению.
Наступил новый, сорок пятый год, как все понимали теперь, последний год войны. Конца ее ждали с нетерпением. И нет, не береглись, не выжидали, когда загонят в гроб фашизм другие, а с небывалым остервенением и безудержностью сами шли на последние приступы.
После Пампалей дивизии пришлось вести еще несколько открытых боев. Занимая оборону в самых гиблых местах, в непроходимых и непроезжих лесах и болотах, полки перестреливались с немцами, изредка сшибали их с опушек и полянок, брали языков и так ждали, когда соседи, находящиеся на оперативно важных направлениях, погонят врага маршем к морю.
Но он, надменный безумец, держался за каждый клочок прибалтийской земли. По-прежнему шли и шли транспорты в Клайпеду и Либаву.
- Для чего это вы делаете? - спрашивали мы пленных немцев.
- Приказ фюрера, - следовал пустой ответ.
- Но ваш фюрер на краю могилы. Наши подходят к Берлину.
- Фюрер верит в бога.
- Но бог его не спасает.
- Если погибнет Германия, мы останемся в Пруссии.
Вот и попробуй с такими договориться. Они надеются, что после гибели фашизма в Германии Гитлер сможет еще сохранить свои корни в Восточной Пруссии. Потому и держатся за нее, вцепившись зубами.
Это нас и смешило и злило. Наши солдаты заимели моду чуть ли не каждой ротой доставать языков и через них прощупывать, так сказать, моральный дух немецкой армии. Разыгрывались грустные и трагические истории.
Я встречался с немногими своими, земляками и вспоминал годы войны. Какими были мы под Сычевкой, Великими Луками, Невелем, Полоцком, в летнем походе сорок четвертого года - какими стали сейчас, перед близкой победой.
- Да, испытали мы много тяжелого, - хмурясь, делился своими мыслями старшина Александр Прокопьевич Лекомцев. - Оставили на поле боя друзей и товарищей. И все-таки мы выходим из войны более сильными, чем входили в нее. Теперь трудиться и трудиться до седьмого пота на фронте мирного труда, за двоих и троих, за всех сложивших головы, растить их детей, заботиться об их вдовах.
- По-твоему выходит, Прокопьевич, что вроде и война кончилась.
- Можно сказать, что кончилась. Я уже написал домой, чтобы ждали к посевной.
- А если немецкий снайпер...
- Все равно не перебьет всех. Кишка тонка.
Солдату-крестьянину так же, как солдату-рабочему, не терпелось сменить автомат на топор и молот. Он уже смотрел дальше, думал о завтрашней судьбе вызволенной из-под фашизма Родины.
Я разговаривал с Николаем Кузьмичом Козловым, Владимиром Ильичом Захаровым, Николаем Афанасьевичем Воронцовым, Василием Лаврентьевичем Корепановым, Николаем Ивановичем Семакиным, Петром Федоровичем Наговицыным, Иваном Максимовичем Бахтиным и со всеми оставшимися в живых земляками и набирался во встречах с ними живительных соков. Несмотря на все невзгоды, народ оставался непреклонным и непобежденным. Продолжала расти и здравствовать и моя родная Удмуртия.
А меж тем уже пришел апрель. Взят, наконец, штурмом оплот Восточной Пруссии, город-крепость Кенигсберг. Советские войска стремительно приближаются к Берлину. Вот уже он окружен. Зверь загнан в клетку.
А на Курляндском пятачке еще двести тысяч недобитых гитлеровцев.
- Вот стервы, - сокрушался мой земляк Володя Захаров. - Бомбу бы, что ли, на них скинуть такую, чтобы от одного удара осталось мокрое место.
- Еще не изобрели такой, Володя.
- А надо бы. Для мира, а не для войны. Для охраны вечного мира на земле.
- Вот, может быть, после этой войны.
- Я верю, что такая бомба будет.
На переднем крае разгораются частые стычки. Не терпится артиллеристам война кончается, а у них остаются снаряды. Зачем беречь. И не берегут, лупят днем и ночью.
- Что там еще за перестрелка? - поинтересуется генерал у командира 1190 полка подполковника Кусяка.
- Поздеевский дивизион, товарищ комдив.
- Все не может успокоиться?
- Не может.
- И то верно, пусть не успокаивается. Только ведите огонь с толком.
- Стараемся, товарищ генерал.
А толк один - истребить как можно больше фрицев, утолить хоть напоследок жажду мести. И передний край мстит, жестоко, вдохновенно, забивая последний кол в гроб подыхающего врага.
Бои идут уже в самом Берлине. Взято семьдесят тысяч пленных. Гитлер и Геббельс покончили с собой. Вот-вот конец войне.
Накал чувств на предельной точке. Волнуются солдаты.
- А что же мы? В Берлине такие дела, а мы сидим в обороне.
- Товарищ генерал, давайте наступать.
Небывалое дело: солдаты чуть ли не требуют от командира дивизии. И он не сердится, не возмущается, старый солдат и старый коммунист. Он прекрасно понимает своих подчиненных и благодарит их за то, что требуют от него боя.
В такие часы невозможно сдерживать учащенные удары сердца. И не надо сдерживать, не надо притворяться равнодушным, что тебя будто не касаются берлинские события. Касаются. Тревожат. Будоражат кровь, зовут к последним схваткам.
Ах, вы говорите, что будут потери. Вам хочется во что бы то ни стало выжить, но зачем же для этого прятать голову в щель? Разве не хочется остаться стоять на земле тем ребятам, что водружают под ураганным огнем красные советские флаги над столицей гитлеровской Германии? Хочется, очень хочется. Но они знают, что жизнь можно только завоевать, а не вымолить. И они воюют, в последний час перед долгожданной победой, складывая свои головы ради того, чтобы остались жить другие.
Наступать было приказано и нашей дивизии. Седьмого и восьмого мая полки вели жестокие бои. В Прибалтику пришла весна, солнечная, погожая. Деревья покрылись нежными листочками. Но это не трогало сейчас наших солдат.
Все жили боями. Не спали, не отдыхали, не ели, то - _ нули в болотах и речках, ползали по сырой, еще не нагретой земле с единственным желанием, с одним порывом: помочь товарищам в Берлине, принести свою последнюю лепту на алтарь общей победы.
Тут и там раздавались возбужденные голоса бывалых воинов, коммунистов и комсомольцев:
- Вперед! За победу!
- Добьем курляндского фрица!
- Смерть фашизму!
И солдаты шли, презирая все преграды. И падали под нашими ударами хутора и местечки. И не брали мы пленных, потому что они не сдавались до крайней минуты.
Это был последний, все воплотивший в себя порыв. Совсем не лубочными ухарями-героями выглядели в те дни наши солдаты. Они были грязные и небритые, чертовски усталые и голодные. Но они были зато несказанно счастливые, переполнены таким богатством чувств, какое испытывает разве ребенок, сделавший свой первый шаг в жизни.
Бои шли и в ночь на девятое. Все ждали важных известий, должных вот-вот последовать из Москвы. А до этого каждый стремился еще заколоть хотя бы пару фрицев. Сердобольная душа говорила в тиши: а зачем колоть, война идет последние минуты, давайте лучше брататься с немцами.
Давайте. Мы не против. Пусть выносят белые флаги. Но они же не делают этого. Они яростно сопротивляются. Они поджигают хутора. Они расстреливают напоследок наших военнопленных. Увозят к морю мирных жителей. Так как же с ними после этого церемониться.
Смерть за смерть. Беспощадная месть. Вперед и вперед. Я увидел бледного и осунувшегося Степана Алексеевича Некрасова.
- Что с вами, товарищ майор?
- Все в порядке. Иду договариваться о снарядах.
- Так, наверное, не нужно больше?
- Надо. Хоть на час, а надо.
И он ушел в темень майской ночи разыскивать начальника артснабжения Попова, чтобы получить для своего полка еще сотню-другую снарядов для последних ударов по гитлеровским фанатикам.
Но поздно ночью Москва передала долгожданное: о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии и установлении Дня Победы. У землянок политотдела и редакции дивизионной газеты выстроились конные и пешие нарочные. Им объясняли коротко:
- Капитуляция Германии. Конец войны. Сегодня, девятого мая, праздник Победы. Подробности утром в газете.
Нарочные мчались обратно в полки и батальоны, передавали услышанное и опять возвращались, теперь уже за газетой. А она, маленький листочек, только еще рождалась в отбитой вечером лесной землянке. У наборщиков от радости дрожали руки. В соседних землянках при коптилках писали свои вдохновенные стихи и статьи наши военные журналисты.
В три утра первые экземпляры газеты были готовы. Их из-под машины, пахнущие краской, забирали нарочные и стрелой уносились по лесным тропинкам к передовой.
Никто не спал в эту ночь. Весь фронт, вся страна, весь мир жили известиями из Москвы и Берлина. О них не могли не знать и немцы, запрятанные в курляндском мешке.
И вот с рассветом наши солдаты замерли в ожидании: поднимут или не поднимут белые флаги по ту сторону переднего края. Прошло пять минут, пятнадцать, полчаса, час. Уже из-за деревьев начали пробиваться солнечные лучи. А на передке тишина.
- Смотри, что делают, - .удивлялся Николай Иванович Семакин. - Смотри, какие гордые.
- Ждут приглашения.
- Когда принесем условия капитуляции на блюдечке.
Вскипел, потеряв всякое терпение, майор Коровин. Позвонил генералу:
- Они и не думают сдаваться, товарищ комдив.
- Подождем еще немного.
- Нечего ждать. Мы открываем огонь.
Заместитель командира полка, наверное, первый раз за войну не послушался старшего начальника. Артиллеристы обрушили на передний край немцев шквал смертоносного огня. Их дружно поддержали прибывшие ночью "катюши".
- Вот, так-то оно лучше, - заключил Володя Харов. - А то френди-бренди, кто мы. Сейчас начнут вылезать, как крысы.
И в самом деле. Не успел Володя закончить свое последнее фронтовое выступление, как тут и там на стороне немцев замелькали белые и серые тряпки, поднятые на палки и шесты. Из траншей, из-за хуторских строений, из леса начали вылезать помятые, грязные, звереобразные фигуры и, становясь в нестройные ряды, делали робкие шаги в нашу сторону.
Мы молча наблюдали. Было странное и непонятное состояние. Неужели с этого начинается конец войны? Неужели это победа?
Но тут начали раздаваться голоса наших солдат:
- Давай, давай, фриц, смелее.
- Складывай свои автоматы и барахло.
- Да только не порть воздух, едрена-матрена.
Потом пошли сами навстречу пленным. Бесцеремонно снимали с них оружие, каски, вещмешки, ремни. И опять приговаривали:
- Экие барышни-сударышни, привыкли, елки-палки, ездить на чужом горбу.
- Пошевеливайся.
- Становись! А немцы свое:
- Гитлер капут.
- Криг капут. Им в ответ:
- Теперь "капут", а раньше "хайль".
- Когда прижали к стенке, так наклали в штаны.
- А ну, едрена-матрена, не отравлять советский воздух.
Приехал генерал Кудрявцев. Немцы вытянулись в струнку. Комдив обошел строй серых измызганных людей, молча осмотрел трофеи и обратился к своим:
- Вести пленение без оскорблений. Будьте до конца достойны гордого звания советского воина.
Тут подал голос молодой озорноватый солдат:
- Их надо в речке искупать, от них дерьмом пахнет.
Кругом грохнул смех. Улыбнулся и генерал.
- Подождут до лагеря военнопленных.
Солдат опять подал голос:
- Пока сдаются сошки, а щуки не показываются.
- Скоро покажутся.
И опять, как бы в подтверждение последних слов, наши подвели к командиру дивизии первого пленного немецкого генерала. Он был стар и плюгав, но в полной форме и с наградами. Увидев советского генерала, может быть, первого в жизни, щелкнул каблуками и вытянулся по стойке смирно. Наш комдив не придал этому значения и приказал своим офицерам:
- Ведите!
А утро уже благоухало всеми прелестями весны. В воздухе появились веселые "илы" и "яки". Они махали над нами крыльями, делали фигуры высшего пилотажа, приветствуя победителей. Им начали радостно кричать, задрав головы, наши солдаты. Кто-то пальнул одну-другую ракету. За ними взвились в нежное голубое небо десятки разноцветных огней. И только тут, впервые за эти последние полчаса, всех объяло единое чувство восторга, хранившееся в тайниках души, зревшее долгие годы и, наконец, вызревшее и выплеснувшееся наружу.
Кругом раздалось мощное "ура!", затрещали очереди из автоматов. Солдаты начали обнимать друг друга, многие плакали слезами радости. И все это на глазах притихших и пораженных немцев, которые, может быть, только сейчас начинали понимать, в какую авантюру затянул их бесноватый ефрейтор.
Солдат поздравил с праздником победы генерал Кудрявцев и еще раз предупредил:
- Товарищи, без инцидентов. Дорожите до последних минут честью советского воина. С великой победой вас, боевые друзья.
И поплелись мимо нас колонна за колонной пленные немецкие солдаты. Их сопровождали, полные достоинства, наши ребята. Они где-то уже успели умыться, немного почиститься, лихо задрали набекрень пилотки и, оглядываясь на пленных, довольные, покрикивали:
- Равняйсь! Не путать ряды.
Мимо меня прошли земляки: двое Лекомцевых, Семакин, Воронцов, Наговицын, Захаров, Лебедев и многие другие.
- Поехали, - крикнул и подмигнул мне Володя Захаров. - Теперь недалеко и до Удмуртии.
Да, недалеко до Удмуртии, которая не только посылала свои полки на фронт, но и была кузницей оружия и родным домом для эвакуированных, подумал и я. А какой был долгий, тяжелый и страшный путь к сегодняшнему. Пусть же он никогда больше не повторится. У нас много иных путей, добрых и светлых, по которым мы пойдем, счастливые и гордые, утверждать на земле мир и дружбу, свободу и братство.
Вечная почесть героям, павшим за независимость нашей Родины.
Слава живым!
Четверть века прошло со времени событий, описанных в этой книге. За это время выросло новое поколение солдат - сыновей героев Великой Отечественной войны, которые славно несут эстафету боевых традиций.
Память о минувшем нетленна. И чем дальше мы отходим от него, тем ближе и дороже оно становится нам, нашим детям и внукам - наследникам боевой славы.
Советский народ свято чтит подвиг своих сыновей. В городах и селах, освобожденных от фашистской оккупации 357 стрелковой дивизией, именами героев войны названы пионерские дружины и школы, улицы и колхозы.
На полях деревень Калининской области Хлебники, Нахратково, Михали, Высокое, Кочережки, Волосатики были разбросаны могилы наших воинов. Жители совхоза "Медведицкий" перезахоронили останки героев в братскую могилу у деревни Хлебники и установили на ней монументальный памятник, за которым ухаживают пионеры Хлебниковской школы.
Пионерская дружина этой школы носит имя отважного героя старшего сержанта Михаила Тарасовича Вотякова, который совершил бессмертный подвиг в боях под Хлебниками, Михалями. Следопытам школы удалось связаться с ветеранами дивизии и собрать богатый материал для комнаты боевой славы. Установилась дружба с семьями погибших. Районная газета об этом писала: "Деревню Хлебники Оленинского района Калининской области и Удмуртию разделяют почти полторы тысячи километров. Несмотря на это, между ними развивается и крепнет дружба, начало которой было положено в суровые годы Великой Отечественной войны".
Особо бережно хранят память о своих освободителях жители Великих Лук. В одном из обращений к слету ветеранов дивизии великолукчане пишут: "Дорогие товарищи!
Великолукский горком КПСС и исполком городского Совета депутатов трудящихся от имени жителей города Великие Луки приветствуют участников настоящего слета и в вашем лице всех ветеранов и воинов 357 ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии, всех трудящихся Удмуртии.
Более двадцати лет назад наш город был освобожден от фашистских оккупантов, и в этой борьбе активное участие приняли воины дивизии, сформированной на удмуртской земле.
В кровопролитных боях за освобождение древнего русского города родилась дружба великолукчан с народом Удмуртии. Великолукчане дорожат этой дружбой и горячо благодарят ветеранов дивизии за участие в освобождении города.
Великолукчане свято хранят память о тех, кто отдал жизнь за свободу и независимость нашей Родины в боях за город Великие Луки. На самом высоком месте города установлен памятник павшим советским воинам. Но лучшим памятником является возрожденный из руин и пепла город. Благодаря огромной помощи партии и правительства, самоотверженному труду великолукчан город Великие Луки стал еще краше, чем был до войны...
Пусть наша дружба, рожденная в суровые годы войны, будет вечной"...
На великолукском памятнике славы навечно высечено имя 357-й. В краеведческом музее хранятся документы, кинокадры о боях этой дивизии. В великолукских школах созданы комнаты боевой славы 357 стрелковой дивизии. Бывшему командиру дивизии генерал-майору в отставке А. Л. Кронику присвоено звание почетного гражданина города Великие Луки. Одна из улиц города носит имя командира полка подполковника П. Ф. Корниенко. В Великих Луках частые гости - бывшие воины дивизии, следопыты школ Удмуртии.
И поныне помнят жители белорусского города Лепеля воинов нашей дивизии, не щадивших своих жизней, чтобы вызволить из концлагеря обреченных на уничтожение. Трудящиеся Лепеля установили памятник славы на братской могиле воинов.
Такой же монументальный обелиск воздвигнут на братской могиле в белорусских Лынтупах, где покоится прах Героя Советского Союза сержанта А. К. Голубкова. Коллектив Лынтупской средней школы собрал материал о жизненном пути А. К. Голубкова. Имя героя носит одна из улиц города.
Вильнюсские школьники из 20 и 27 школ собрали уникальный материал о воинах Удмуртии, которые освобождали литовскую землю от фашистских оккупантов. Многим воинам дивизии следопыты помогли найти награды. Ветеранам дивизии удалось найти тех литовских детей, которые, будучи эвакуированными в Удмуртию, присылали нашим воинам на фронт посылки и письма. Издательство "Удмуртия" выпускает сборник очерков "Сестры" об этой великой дружбе двух народов.
Помнят и чтят воинов 357 стрелковой дивизии и в Латвии. Члены республиканского клуба боевой славы "Данко" собирают материал о воинах дивизии. Они нашли могилу легендарного майора Г. А. Поздеева и ухаживают за ней.
В столице Удмуртии городе Ижевске вот уже более десяти лет действует Совет ветеранов дивизии. На месте формирования соединения воздвигнут монументальный памятник боевой славы дивизии. Здесь проходят традиционные слеты ветеранов, куда съезжаются со всего Союза бывшие однополчане чтить память боевых друзей, славить повседневные успехи на трудовом фронте. Всякий раз слету идут десятки приветственных телеграмм и адресов из разных уголков необъятной Родины.
В ижевской средней школе № 66 открыт музей боевой славы 357 ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии. Силами коллектива школы и ветеранов собран огромный материал о боевом пути дивизии. За несколько лет существования музея в нем побывали тысячи экскурсантов не только из Удмуртии, но и из других областей и республик.
Стало хорошей традицией в каждый очередной призыв в Вооруженные Силы СССР посылать из Удмуртии новое пополнение в ту войсковую часть, в рядах которой в годы Великой Отечественной войны отважно сражались против фашистских поработителей многие наши земляки. Будущие солдаты перед отъездом в часть приходят в музей боевой славы при 66 школе. Отсюда коллектив школы и ветераны войны торжественно провожают их в добрый путь.
Судьба разбросала однополчан по всей советской земле. Но где бы они ни находились, они не забывают свою прославленную 357 стрелковую, не забывают Удмуртию - свою вторую родину, где формировалась дивизия. Отсюда, надев серые шинели, они тронулись в длинный и опасный путь, который закончился через четыре года на берегу Балтийского моря.
Не все дошли до конца. Но память о погибших свято берегут живые. О них главным образом эта книга - результат многолетнего коллективного труда здравствующих однополчан. Без их товарищеской помощи не появилось бы это повествование. Всем им автор приносит солдатское спасибо, а двойную благодарность соавтору - переводчику Алексею Ивановичу Никитину и вместе со всеми склоняет голову над прахом ушедших из жизни героев. Вечная слава им и вечная наша любовь.
Жизнь продолжается. Ее покой и безопасность охраняются наследниками боевой славы и закрепляются нашим повседневным ударным трудом на аванпостах коммунистического строительства.
О 357 ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии
Баграмян И. X. Слово о 357 стрелковой. - "Удмуртская правда", 1965" 10 мая.
Баграмян И. X. Славный боевой путь. - "Удмуртская правда", 1968, 23 февраля.
Великие Луки. 800 лет. Сборник статей. Лениздат, 1966.
Еременко А. И. Годы возмездия. 1943-1945. М., "Наука", 1969.
Дружинин Б. Древняя крепость. Очерк. - В кн.: Двадцать пять фронтовых тетрадей. Воениздат, 1964.
Иванова П. Е. Великие Луки. Справочник для туристов. Лениздат, 1968.
Кирюхин С. П., кандидат исторических наук. 43 армия в Витебской операции. Воениздат, 1961.
Кроник А. Л., генерал-майор, кандидат исторических наук. В боях за Великие Луки. Воспоминания. - "Военно-исторический журнал", 1963, №11.
Кроник А. Л. Отважный воин Николай Романов. Очерк. - Бюллетень № 2 Военно-научного общества. Киев, 1962.
Кроник А. Л. Человек подвига. Очерк. - "Ленинское знамя", газета Киевского военного округа. 1964, 21 июня.
Кроник А. Л., генерал-майор. Марите звала вперед. Очерк. - "Радуга", 1969, № 9.
Ларин П. А. Эстонский народ в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Таллин. Издательство АН Эстонской ССР, 1964.
Полевой Б. Н. При штурме Великих Лук. Очерк. - "Литературная газета", 1963, 23 февраля.
Полевой Б. Н. В конце концов. Нюрнбергские дневники. - Роман-газета, 1969, № 6.
Фадеев А. А. Великие Луки. Очерк. - "Правда", 1943, 10 января.
Фадеев А. А. Из запасной книжки. - В кн.: Фадеев А. А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 5, стр. 171-174.
Растревоженные ночным налетом немцы с утра начали поливать наши боевые порядки усиленным артиллерийским и минометным огнем. Прилетели однажды на бомбежку самолеты, но увидев, должно быть, что кругом лес, больше появляться не сочли нужным.
А наши пока помалкивали. Вели разведку, подвозили снаряды, окапывались. Село выглядело днем вымершим. Редко-редко покажется в траншее или за избой голова фрица. Но и в этой обстановке наш всевидящий Семакин засек выбежавшую из одного подвала маленькую собачку. Она повертелась возле полуразрушенного дома, проскользнула в следующий подвал, появилась опять и скрылась у своих хозяев.
- Штаб тут, товарищ майор, - высказал свои предположения разведчик командиру дивизиона.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Поздеев. - Наблюдай.
Он опять был верен себе, майор Григорий Андреевич Поздеев. Ночью вмешался в разгром танков и автомашин, не сомкнул ни на минуту глаз, а с утра, сполоснув лицо холодной водой, опять бодрствовал у стереотрубы. Надо же, черт возьми, забрать у немца эти Пампали, загнать его подальше в лес, чтобы потом вытурить и оттуда, гнать и гнать до самого моря.
За Пампали воевали дня четыре. Раза два поднималась в атаку пехота, но без успеха. У немцев сохранилось все-таки несколько танков, и как только из траншеи вылезали наши, те тут же пускали навстречу свои "тигры".
Бои превращались в игру кошки-мышки. Надо было с этим кончать. Ни к чему доброму такая затяжка привести не могла. Что-то следовало придумать.
Мысль подал майор Поздеев. Обыкновенную, собственно, мысль, выношенную опытом прошлых боев. Он предложил подтянуть пушки ближе к переднему краю, некоторые замаскировать на прямую наводку. И главное, корректировать огонь не с земли, а с дерева, с высокой сосны, с которой село было видно как на ладони.
- Так тебя же, как глухаря, снимут в первую минуту, - усомнился в замысле командир полка.
- Почему? - не согласился Поздеев. - У меня будет защитой ствол.
- А если снесут снарядом всю сосну?
- Вместе с ней полечу на землю и все.
- Ну давай, пробуй.
- А вы поддерживайте.
И вот опять началась долбежка Пампалей. Ах, как это замечательно управлять огнем пушек с дерева. Дал залп и в точку. Второй - еще в точку. Ясно видно, какой недолет и перелет, куда и как перебегают немцы, что и откуда подтягивают. Вот где надо сооружать все наблюдательные пункты артиллерийских дивизионов, если бы везде на переднем крае росли сосны и тополя.
Командир полка не обманул и помог огоньком других дивизионов. Кажется, подготовилась к атаке после артиллерийского налета и пехота. Налет должен был вот-вот кончиться. Но уж очень большое оживление началось на улицах Пампалей, жалко прекращать огонь. Поздеев попросил еще десять минут для поражения вновь обнаруженных важных целей. Командир полка разрешил.
Счастье боя! Что это такое? Можно ли наслаждаться разрушениями и смертью, творимыми твоими руками и твоим разумом? Оказывается, можно. Нет, ты не становишься в эту минуту варваром, наоборот, в тебе просыпается повышенная привязанность к своей поруганной земле и тебе хочется бить и бить врага не переставая. Это чувство становится особенно жгучим, когда бой развертывается успешно и ты видишь результаты своих стараний.
Так было и сейчас. Огонь дивизиона, наверное, никогда не был столь прицельным, как сегодня. Лицо Поздеева сияло. Вот когда его работа на войне была в полном смысле творчеством и соприкасалась с наукой. Он на какой-то миг даже подумал, что стоит на кафедре и читает курс полевой артиллерии в военной академии.
А пушки били и били. Их огнем заинтересовался генерал Кудрявцев.
- Кто работает? - спросил он командира полка.
- Майор Поздеев.
- Передайте ему мою благодарность.
Благодарность генерала Поздеев получил уже, когда пехота поднялась в атаку. Он коротко бросил в трубку "спасибо" и, разгоряченный всем происшедшим и происходящим, ловко спрыгнул с дерева и приказал гнать пушку следом за солдатами.
Он и сам, как мальчишка, побежал рядом с орудийным расчетом. Зачем? Его ли это дело? Эти вопросы в те минуты его не занимали, надо было во что бы то ни стало выкинуть немцев из Пампалей. После стольких трудов его дивизиона было бы преступлением не отбить село. В нем говорила профессиональная гордость военного и ученого, гражданина и коммуниста. На кой же черт тогда было израсходовано столько снарядов, поражено столько целей, если и после этого отсиживаться в лесу.
И он бежал, подбадривал бойцов, зорко всматриваясь вперед. Начали оживать то тут, то там пулеметы. Им отвечали наши. Пока не страшно. Подождем дичи покрупнее. Вперед и вперед.
И вот одна солидная дичь появилась. Опять сохранился-таки танк. Лупили, лупили их и не долупили. За танком, как полагается, автоматчики. Все так же, как давно под Карабановом и Михалями.
Воспоминания подхлестнули Поздеева. Перед глазами на какое-то время встали образы погибших товарищей. Это еще больше подтянуло майора. Он приказал развернуть пушку, сам встал за наводчика и всадил бронебойным в башню танка.
Танк покачнулся, но не остановился.
- Ах, так! - вскипел Поздеев.
Он приказал оттянуть пушку вправо и выпустил второй снаряд по гусенице. Танк задрожал, как в судороге.
Поздеев дал шрапнелью по немецким автоматчикам. Все это происходило одновременно с наступлением пехоты, в ее боевых порядках.
Разгром танкового экипажа и автоматчиков на какие-то минуты расчистил путь атакующим. Они приближались к Пампалям с трех сторон.
- Товарищ майор, отстаньте немного, - попросил командир орудия Николай Воронцов.
- Почему вы меня гоните? - обиделся Поздеев. - Сейчас войдем в село.
- Мы без вас, - попросил командира дивизиона Семакин.
- Нет, нет, Николай Иванович, давайте вместе, - стоял на своем майор.
И он продолжал бежать, возбужденный, молодой, красивый. В распахнутой шинели, в новенькой, только что полученной шапке-ушанке, в аккуратных яловых сапогах, с полевым биноклем, повешенным на шею.
- Товарищ майор, отойдите...
- Григорий Андреевич, просим вас... А он свое:
- Давайте быстрее, товарищи. Еще немного, еще триста шагов.
Отчего он упал, как подкошенный, сразу никто не понял. Упал, ударившись затылком о лафет. Потом скатился на землю, не проронив ни слова.
Первым склонился над командиром разведчик Семакин. Он всмотрелся в лицо и увидел на лбу маленькую кровяную точечку.
- Снайпер! - крикнул он обступившим солдатам. - Пушку вправо, по крыше хутора.
Все расступились немедленно. Отбежал от мертвого майора и разведчик Семакин. Поздеев остался лежать на снегу один. И опять пошла работать пушка. С яростью, остервенением, с плачущими сильными солдатами.
- Огонь по фашистским убийцам!
- Смерть душегубам!
- За майора Поздеева!
А за пушкой, не в силах совладать с приливом бьющей через край ненависти, пошли артиллеристы на штурм Пампалей вместе с пехотинцами. Как бывало под Сычевкой. в Великих Луках, под Невелем, Клайпедой. И долго стояло в морозном воздухе грозное и мстительное:
- За майора Поздеева!
- Ты будешь жить, майор!
Долгожданная победа. Мое повествование подходит к концу. Много грустных историй пришлось рассказать. Чем можно было успокоиться тогда?
Конечно, все мы знали, что гитлеровская Германия находится на краю пропасти. Пала Варшава. Бои у Кенигсберга. С каждым днем сжимается кольцо вокруг восточно-прусской группировки немцев. В Ялте открылась конференция руководителей трех союзных держав.
Все это было так. Наше сознание было спокойно, но сердца усмирить мы не могли.
Майора Поздеева хоронил весь полк в уже отбитых Пампалях. Над гробом выступили командир дивизии, начальник политотдела, командир полка, солдаты-земляки. И еще сочли нужным сказать свое слово бойцы его дивизиона украинец Карпенко, белорус Пацай, узбек Каримов, казах Макибаев, чуваш Григорьев. Офицера-удмурта провожала в последний путь вся многонациональная дивизия.
Тяжелой была та минута прощания, оружейного и пушечного салюта. Кажется, тяжелее всех минут, какие пришлось пережить за долгие годы войны. Если в начале страшного лихолетья мы относились к смерти своих товарищей как к неизбежности, то теперь, перед победой, она представлялась нам обидным анахронизмом, никак не вяжущимся с происходящими событиями.
И все-таки смерть не отцеплялась от нас. Она вырывала из наших рядов как совсем молодых, безусых солдат, только что одевших шинели, так и закаленных и умудренных годами воинов. Потери тех и других разрывали наши сердца и звали к мщению.
Наступил новый, сорок пятый год, как все понимали теперь, последний год войны. Конца ее ждали с нетерпением. И нет, не береглись, не выжидали, когда загонят в гроб фашизм другие, а с небывалым остервенением и безудержностью сами шли на последние приступы.
После Пампалей дивизии пришлось вести еще несколько открытых боев. Занимая оборону в самых гиблых местах, в непроходимых и непроезжих лесах и болотах, полки перестреливались с немцами, изредка сшибали их с опушек и полянок, брали языков и так ждали, когда соседи, находящиеся на оперативно важных направлениях, погонят врага маршем к морю.
Но он, надменный безумец, держался за каждый клочок прибалтийской земли. По-прежнему шли и шли транспорты в Клайпеду и Либаву.
- Для чего это вы делаете? - спрашивали мы пленных немцев.
- Приказ фюрера, - следовал пустой ответ.
- Но ваш фюрер на краю могилы. Наши подходят к Берлину.
- Фюрер верит в бога.
- Но бог его не спасает.
- Если погибнет Германия, мы останемся в Пруссии.
Вот и попробуй с такими договориться. Они надеются, что после гибели фашизма в Германии Гитлер сможет еще сохранить свои корни в Восточной Пруссии. Потому и держатся за нее, вцепившись зубами.
Это нас и смешило и злило. Наши солдаты заимели моду чуть ли не каждой ротой доставать языков и через них прощупывать, так сказать, моральный дух немецкой армии. Разыгрывались грустные и трагические истории.
Я встречался с немногими своими, земляками и вспоминал годы войны. Какими были мы под Сычевкой, Великими Луками, Невелем, Полоцком, в летнем походе сорок четвертого года - какими стали сейчас, перед близкой победой.
- Да, испытали мы много тяжелого, - хмурясь, делился своими мыслями старшина Александр Прокопьевич Лекомцев. - Оставили на поле боя друзей и товарищей. И все-таки мы выходим из войны более сильными, чем входили в нее. Теперь трудиться и трудиться до седьмого пота на фронте мирного труда, за двоих и троих, за всех сложивших головы, растить их детей, заботиться об их вдовах.
- По-твоему выходит, Прокопьевич, что вроде и война кончилась.
- Можно сказать, что кончилась. Я уже написал домой, чтобы ждали к посевной.
- А если немецкий снайпер...
- Все равно не перебьет всех. Кишка тонка.
Солдату-крестьянину так же, как солдату-рабочему, не терпелось сменить автомат на топор и молот. Он уже смотрел дальше, думал о завтрашней судьбе вызволенной из-под фашизма Родины.
Я разговаривал с Николаем Кузьмичом Козловым, Владимиром Ильичом Захаровым, Николаем Афанасьевичем Воронцовым, Василием Лаврентьевичем Корепановым, Николаем Ивановичем Семакиным, Петром Федоровичем Наговицыным, Иваном Максимовичем Бахтиным и со всеми оставшимися в живых земляками и набирался во встречах с ними живительных соков. Несмотря на все невзгоды, народ оставался непреклонным и непобежденным. Продолжала расти и здравствовать и моя родная Удмуртия.
А меж тем уже пришел апрель. Взят, наконец, штурмом оплот Восточной Пруссии, город-крепость Кенигсберг. Советские войска стремительно приближаются к Берлину. Вот уже он окружен. Зверь загнан в клетку.
А на Курляндском пятачке еще двести тысяч недобитых гитлеровцев.
- Вот стервы, - сокрушался мой земляк Володя Захаров. - Бомбу бы, что ли, на них скинуть такую, чтобы от одного удара осталось мокрое место.
- Еще не изобрели такой, Володя.
- А надо бы. Для мира, а не для войны. Для охраны вечного мира на земле.
- Вот, может быть, после этой войны.
- Я верю, что такая бомба будет.
На переднем крае разгораются частые стычки. Не терпится артиллеристам война кончается, а у них остаются снаряды. Зачем беречь. И не берегут, лупят днем и ночью.
- Что там еще за перестрелка? - поинтересуется генерал у командира 1190 полка подполковника Кусяка.
- Поздеевский дивизион, товарищ комдив.
- Все не может успокоиться?
- Не может.
- И то верно, пусть не успокаивается. Только ведите огонь с толком.
- Стараемся, товарищ генерал.
А толк один - истребить как можно больше фрицев, утолить хоть напоследок жажду мести. И передний край мстит, жестоко, вдохновенно, забивая последний кол в гроб подыхающего врага.
Бои идут уже в самом Берлине. Взято семьдесят тысяч пленных. Гитлер и Геббельс покончили с собой. Вот-вот конец войне.
Накал чувств на предельной точке. Волнуются солдаты.
- А что же мы? В Берлине такие дела, а мы сидим в обороне.
- Товарищ генерал, давайте наступать.
Небывалое дело: солдаты чуть ли не требуют от командира дивизии. И он не сердится, не возмущается, старый солдат и старый коммунист. Он прекрасно понимает своих подчиненных и благодарит их за то, что требуют от него боя.
В такие часы невозможно сдерживать учащенные удары сердца. И не надо сдерживать, не надо притворяться равнодушным, что тебя будто не касаются берлинские события. Касаются. Тревожат. Будоражат кровь, зовут к последним схваткам.
Ах, вы говорите, что будут потери. Вам хочется во что бы то ни стало выжить, но зачем же для этого прятать голову в щель? Разве не хочется остаться стоять на земле тем ребятам, что водружают под ураганным огнем красные советские флаги над столицей гитлеровской Германии? Хочется, очень хочется. Но они знают, что жизнь можно только завоевать, а не вымолить. И они воюют, в последний час перед долгожданной победой, складывая свои головы ради того, чтобы остались жить другие.
Наступать было приказано и нашей дивизии. Седьмого и восьмого мая полки вели жестокие бои. В Прибалтику пришла весна, солнечная, погожая. Деревья покрылись нежными листочками. Но это не трогало сейчас наших солдат.
Все жили боями. Не спали, не отдыхали, не ели, то - _ нули в болотах и речках, ползали по сырой, еще не нагретой земле с единственным желанием, с одним порывом: помочь товарищам в Берлине, принести свою последнюю лепту на алтарь общей победы.
Тут и там раздавались возбужденные голоса бывалых воинов, коммунистов и комсомольцев:
- Вперед! За победу!
- Добьем курляндского фрица!
- Смерть фашизму!
И солдаты шли, презирая все преграды. И падали под нашими ударами хутора и местечки. И не брали мы пленных, потому что они не сдавались до крайней минуты.
Это был последний, все воплотивший в себя порыв. Совсем не лубочными ухарями-героями выглядели в те дни наши солдаты. Они были грязные и небритые, чертовски усталые и голодные. Но они были зато несказанно счастливые, переполнены таким богатством чувств, какое испытывает разве ребенок, сделавший свой первый шаг в жизни.
Бои шли и в ночь на девятое. Все ждали важных известий, должных вот-вот последовать из Москвы. А до этого каждый стремился еще заколоть хотя бы пару фрицев. Сердобольная душа говорила в тиши: а зачем колоть, война идет последние минуты, давайте лучше брататься с немцами.
Давайте. Мы не против. Пусть выносят белые флаги. Но они же не делают этого. Они яростно сопротивляются. Они поджигают хутора. Они расстреливают напоследок наших военнопленных. Увозят к морю мирных жителей. Так как же с ними после этого церемониться.
Смерть за смерть. Беспощадная месть. Вперед и вперед. Я увидел бледного и осунувшегося Степана Алексеевича Некрасова.
- Что с вами, товарищ майор?
- Все в порядке. Иду договариваться о снарядах.
- Так, наверное, не нужно больше?
- Надо. Хоть на час, а надо.
И он ушел в темень майской ночи разыскивать начальника артснабжения Попова, чтобы получить для своего полка еще сотню-другую снарядов для последних ударов по гитлеровским фанатикам.
Но поздно ночью Москва передала долгожданное: о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии и установлении Дня Победы. У землянок политотдела и редакции дивизионной газеты выстроились конные и пешие нарочные. Им объясняли коротко:
- Капитуляция Германии. Конец войны. Сегодня, девятого мая, праздник Победы. Подробности утром в газете.
Нарочные мчались обратно в полки и батальоны, передавали услышанное и опять возвращались, теперь уже за газетой. А она, маленький листочек, только еще рождалась в отбитой вечером лесной землянке. У наборщиков от радости дрожали руки. В соседних землянках при коптилках писали свои вдохновенные стихи и статьи наши военные журналисты.
В три утра первые экземпляры газеты были готовы. Их из-под машины, пахнущие краской, забирали нарочные и стрелой уносились по лесным тропинкам к передовой.
Никто не спал в эту ночь. Весь фронт, вся страна, весь мир жили известиями из Москвы и Берлина. О них не могли не знать и немцы, запрятанные в курляндском мешке.
И вот с рассветом наши солдаты замерли в ожидании: поднимут или не поднимут белые флаги по ту сторону переднего края. Прошло пять минут, пятнадцать, полчаса, час. Уже из-за деревьев начали пробиваться солнечные лучи. А на передке тишина.
- Смотри, что делают, - .удивлялся Николай Иванович Семакин. - Смотри, какие гордые.
- Ждут приглашения.
- Когда принесем условия капитуляции на блюдечке.
Вскипел, потеряв всякое терпение, майор Коровин. Позвонил генералу:
- Они и не думают сдаваться, товарищ комдив.
- Подождем еще немного.
- Нечего ждать. Мы открываем огонь.
Заместитель командира полка, наверное, первый раз за войну не послушался старшего начальника. Артиллеристы обрушили на передний край немцев шквал смертоносного огня. Их дружно поддержали прибывшие ночью "катюши".
- Вот, так-то оно лучше, - заключил Володя Харов. - А то френди-бренди, кто мы. Сейчас начнут вылезать, как крысы.
И в самом деле. Не успел Володя закончить свое последнее фронтовое выступление, как тут и там на стороне немцев замелькали белые и серые тряпки, поднятые на палки и шесты. Из траншей, из-за хуторских строений, из леса начали вылезать помятые, грязные, звереобразные фигуры и, становясь в нестройные ряды, делали робкие шаги в нашу сторону.
Мы молча наблюдали. Было странное и непонятное состояние. Неужели с этого начинается конец войны? Неужели это победа?
Но тут начали раздаваться голоса наших солдат:
- Давай, давай, фриц, смелее.
- Складывай свои автоматы и барахло.
- Да только не порть воздух, едрена-матрена.
Потом пошли сами навстречу пленным. Бесцеремонно снимали с них оружие, каски, вещмешки, ремни. И опять приговаривали:
- Экие барышни-сударышни, привыкли, елки-палки, ездить на чужом горбу.
- Пошевеливайся.
- Становись! А немцы свое:
- Гитлер капут.
- Криг капут. Им в ответ:
- Теперь "капут", а раньше "хайль".
- Когда прижали к стенке, так наклали в штаны.
- А ну, едрена-матрена, не отравлять советский воздух.
Приехал генерал Кудрявцев. Немцы вытянулись в струнку. Комдив обошел строй серых измызганных людей, молча осмотрел трофеи и обратился к своим:
- Вести пленение без оскорблений. Будьте до конца достойны гордого звания советского воина.
Тут подал голос молодой озорноватый солдат:
- Их надо в речке искупать, от них дерьмом пахнет.
Кругом грохнул смех. Улыбнулся и генерал.
- Подождут до лагеря военнопленных.
Солдат опять подал голос:
- Пока сдаются сошки, а щуки не показываются.
- Скоро покажутся.
И опять, как бы в подтверждение последних слов, наши подвели к командиру дивизии первого пленного немецкого генерала. Он был стар и плюгав, но в полной форме и с наградами. Увидев советского генерала, может быть, первого в жизни, щелкнул каблуками и вытянулся по стойке смирно. Наш комдив не придал этому значения и приказал своим офицерам:
- Ведите!
А утро уже благоухало всеми прелестями весны. В воздухе появились веселые "илы" и "яки". Они махали над нами крыльями, делали фигуры высшего пилотажа, приветствуя победителей. Им начали радостно кричать, задрав головы, наши солдаты. Кто-то пальнул одну-другую ракету. За ними взвились в нежное голубое небо десятки разноцветных огней. И только тут, впервые за эти последние полчаса, всех объяло единое чувство восторга, хранившееся в тайниках души, зревшее долгие годы и, наконец, вызревшее и выплеснувшееся наружу.
Кругом раздалось мощное "ура!", затрещали очереди из автоматов. Солдаты начали обнимать друг друга, многие плакали слезами радости. И все это на глазах притихших и пораженных немцев, которые, может быть, только сейчас начинали понимать, в какую авантюру затянул их бесноватый ефрейтор.
Солдат поздравил с праздником победы генерал Кудрявцев и еще раз предупредил:
- Товарищи, без инцидентов. Дорожите до последних минут честью советского воина. С великой победой вас, боевые друзья.
И поплелись мимо нас колонна за колонной пленные немецкие солдаты. Их сопровождали, полные достоинства, наши ребята. Они где-то уже успели умыться, немного почиститься, лихо задрали набекрень пилотки и, оглядываясь на пленных, довольные, покрикивали:
- Равняйсь! Не путать ряды.
Мимо меня прошли земляки: двое Лекомцевых, Семакин, Воронцов, Наговицын, Захаров, Лебедев и многие другие.
- Поехали, - крикнул и подмигнул мне Володя Захаров. - Теперь недалеко и до Удмуртии.
Да, недалеко до Удмуртии, которая не только посылала свои полки на фронт, но и была кузницей оружия и родным домом для эвакуированных, подумал и я. А какой был долгий, тяжелый и страшный путь к сегодняшнему. Пусть же он никогда больше не повторится. У нас много иных путей, добрых и светлых, по которым мы пойдем, счастливые и гордые, утверждать на земле мир и дружбу, свободу и братство.
Вечная почесть героям, павшим за независимость нашей Родины.
Слава живым!
Четверть века прошло со времени событий, описанных в этой книге. За это время выросло новое поколение солдат - сыновей героев Великой Отечественной войны, которые славно несут эстафету боевых традиций.
Память о минувшем нетленна. И чем дальше мы отходим от него, тем ближе и дороже оно становится нам, нашим детям и внукам - наследникам боевой славы.
Советский народ свято чтит подвиг своих сыновей. В городах и селах, освобожденных от фашистской оккупации 357 стрелковой дивизией, именами героев войны названы пионерские дружины и школы, улицы и колхозы.
На полях деревень Калининской области Хлебники, Нахратково, Михали, Высокое, Кочережки, Волосатики были разбросаны могилы наших воинов. Жители совхоза "Медведицкий" перезахоронили останки героев в братскую могилу у деревни Хлебники и установили на ней монументальный памятник, за которым ухаживают пионеры Хлебниковской школы.
Пионерская дружина этой школы носит имя отважного героя старшего сержанта Михаила Тарасовича Вотякова, который совершил бессмертный подвиг в боях под Хлебниками, Михалями. Следопытам школы удалось связаться с ветеранами дивизии и собрать богатый материал для комнаты боевой славы. Установилась дружба с семьями погибших. Районная газета об этом писала: "Деревню Хлебники Оленинского района Калининской области и Удмуртию разделяют почти полторы тысячи километров. Несмотря на это, между ними развивается и крепнет дружба, начало которой было положено в суровые годы Великой Отечественной войны".
Особо бережно хранят память о своих освободителях жители Великих Лук. В одном из обращений к слету ветеранов дивизии великолукчане пишут: "Дорогие товарищи!
Великолукский горком КПСС и исполком городского Совета депутатов трудящихся от имени жителей города Великие Луки приветствуют участников настоящего слета и в вашем лице всех ветеранов и воинов 357 ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии, всех трудящихся Удмуртии.
Более двадцати лет назад наш город был освобожден от фашистских оккупантов, и в этой борьбе активное участие приняли воины дивизии, сформированной на удмуртской земле.
В кровопролитных боях за освобождение древнего русского города родилась дружба великолукчан с народом Удмуртии. Великолукчане дорожат этой дружбой и горячо благодарят ветеранов дивизии за участие в освобождении города.
Великолукчане свято хранят память о тех, кто отдал жизнь за свободу и независимость нашей Родины в боях за город Великие Луки. На самом высоком месте города установлен памятник павшим советским воинам. Но лучшим памятником является возрожденный из руин и пепла город. Благодаря огромной помощи партии и правительства, самоотверженному труду великолукчан город Великие Луки стал еще краше, чем был до войны...
Пусть наша дружба, рожденная в суровые годы войны, будет вечной"...
На великолукском памятнике славы навечно высечено имя 357-й. В краеведческом музее хранятся документы, кинокадры о боях этой дивизии. В великолукских школах созданы комнаты боевой славы 357 стрелковой дивизии. Бывшему командиру дивизии генерал-майору в отставке А. Л. Кронику присвоено звание почетного гражданина города Великие Луки. Одна из улиц города носит имя командира полка подполковника П. Ф. Корниенко. В Великих Луках частые гости - бывшие воины дивизии, следопыты школ Удмуртии.
И поныне помнят жители белорусского города Лепеля воинов нашей дивизии, не щадивших своих жизней, чтобы вызволить из концлагеря обреченных на уничтожение. Трудящиеся Лепеля установили памятник славы на братской могиле воинов.
Такой же монументальный обелиск воздвигнут на братской могиле в белорусских Лынтупах, где покоится прах Героя Советского Союза сержанта А. К. Голубкова. Коллектив Лынтупской средней школы собрал материал о жизненном пути А. К. Голубкова. Имя героя носит одна из улиц города.
Вильнюсские школьники из 20 и 27 школ собрали уникальный материал о воинах Удмуртии, которые освобождали литовскую землю от фашистских оккупантов. Многим воинам дивизии следопыты помогли найти награды. Ветеранам дивизии удалось найти тех литовских детей, которые, будучи эвакуированными в Удмуртию, присылали нашим воинам на фронт посылки и письма. Издательство "Удмуртия" выпускает сборник очерков "Сестры" об этой великой дружбе двух народов.
Помнят и чтят воинов 357 стрелковой дивизии и в Латвии. Члены республиканского клуба боевой славы "Данко" собирают материал о воинах дивизии. Они нашли могилу легендарного майора Г. А. Поздеева и ухаживают за ней.
В столице Удмуртии городе Ижевске вот уже более десяти лет действует Совет ветеранов дивизии. На месте формирования соединения воздвигнут монументальный памятник боевой славы дивизии. Здесь проходят традиционные слеты ветеранов, куда съезжаются со всего Союза бывшие однополчане чтить память боевых друзей, славить повседневные успехи на трудовом фронте. Всякий раз слету идут десятки приветственных телеграмм и адресов из разных уголков необъятной Родины.
В ижевской средней школе № 66 открыт музей боевой славы 357 ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии. Силами коллектива школы и ветеранов собран огромный материал о боевом пути дивизии. За несколько лет существования музея в нем побывали тысячи экскурсантов не только из Удмуртии, но и из других областей и республик.
Стало хорошей традицией в каждый очередной призыв в Вооруженные Силы СССР посылать из Удмуртии новое пополнение в ту войсковую часть, в рядах которой в годы Великой Отечественной войны отважно сражались против фашистских поработителей многие наши земляки. Будущие солдаты перед отъездом в часть приходят в музей боевой славы при 66 школе. Отсюда коллектив школы и ветераны войны торжественно провожают их в добрый путь.
Судьба разбросала однополчан по всей советской земле. Но где бы они ни находились, они не забывают свою прославленную 357 стрелковую, не забывают Удмуртию - свою вторую родину, где формировалась дивизия. Отсюда, надев серые шинели, они тронулись в длинный и опасный путь, который закончился через четыре года на берегу Балтийского моря.
Не все дошли до конца. Но память о погибших свято берегут живые. О них главным образом эта книга - результат многолетнего коллективного труда здравствующих однополчан. Без их товарищеской помощи не появилось бы это повествование. Всем им автор приносит солдатское спасибо, а двойную благодарность соавтору - переводчику Алексею Ивановичу Никитину и вместе со всеми склоняет голову над прахом ушедших из жизни героев. Вечная слава им и вечная наша любовь.
Жизнь продолжается. Ее покой и безопасность охраняются наследниками боевой славы и закрепляются нашим повседневным ударным трудом на аванпостах коммунистического строительства.
О 357 ордена Суворова 2 степени стрелковой дивизии
Баграмян И. X. Слово о 357 стрелковой. - "Удмуртская правда", 1965" 10 мая.
Баграмян И. X. Славный боевой путь. - "Удмуртская правда", 1968, 23 февраля.
Великие Луки. 800 лет. Сборник статей. Лениздат, 1966.
Еременко А. И. Годы возмездия. 1943-1945. М., "Наука", 1969.
Дружинин Б. Древняя крепость. Очерк. - В кн.: Двадцать пять фронтовых тетрадей. Воениздат, 1964.
Иванова П. Е. Великие Луки. Справочник для туристов. Лениздат, 1968.
Кирюхин С. П., кандидат исторических наук. 43 армия в Витебской операции. Воениздат, 1961.
Кроник А. Л., генерал-майор, кандидат исторических наук. В боях за Великие Луки. Воспоминания. - "Военно-исторический журнал", 1963, №11.
Кроник А. Л. Отважный воин Николай Романов. Очерк. - Бюллетень № 2 Военно-научного общества. Киев, 1962.
Кроник А. Л. Человек подвига. Очерк. - "Ленинское знамя", газета Киевского военного округа. 1964, 21 июня.
Кроник А. Л., генерал-майор. Марите звала вперед. Очерк. - "Радуга", 1969, № 9.
Ларин П. А. Эстонский народ в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Таллин. Издательство АН Эстонской ССР, 1964.
Полевой Б. Н. При штурме Великих Лук. Очерк. - "Литературная газета", 1963, 23 февраля.
Полевой Б. Н. В конце концов. Нюрнбергские дневники. - Роман-газета, 1969, № 6.
Фадеев А. А. Великие Луки. Очерк. - "Правда", 1943, 10 января.
Фадеев А. А. Из запасной книжки. - В кн.: Фадеев А. А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 5, стр. 171-174.