Лютый Алексей. Рабин Гут. И Будда — не беда!

   — Кровиночка моя! Слезиночка моя! Кровь от крови моей, частичка плоти моей, горе мое ненаглядное! Что с тобой эти поганые менты сделали? Да зачем они тебя, такую капельку, в неволю забрали и в одиночную камеру упрятали? Как же ты теперь жить-то будешь? Да кто тебя в ладошках согреет?
   Менты оторопели.
   — Что вы с ним сделали? — грозно посмотрел на Рабиновича Брахма. — И это, хотите сказать, и есть воплощение моего гнева? Да надо мной теперь каждая корова смеяться станет!..
   — Лориэль, ты же сказал, что это чучело только до двенадцати ночи реветь будет? — повернулся к эльфу кинолог. — Или ты просто забыл уточнить, какого именно дня?
   — Ты на меня бочку не кати, дятел! — обиделся Лориэль. — Как говорил, так все и было. И гномом буду, если понимаю, почему это безликое чудище сейчас ревет.
   — А мне просто понравилось плакать, — неожиданно ровным голосом проговорил демон. — Хотел бы я на вас посмотреть, если бы вы никогда в жизни не плакали, а затем бы вдруг поняли, что это такое! — И Рудра снова зашлась слезами. — Ой, да сколько же несправедливости в этом мире! Всякие Чубайсы на свободе ходят, а мою крохотулечку безвинную в пузырек герметичный упрятали!..
   — Уберите это чудовище отсюда! — рявкнул Брахма, и парочка локапал рванулась к демону.
   Схватив Рудру под руки, они потащили меняющего облик монстра куда-то в сторону. На несколько секунд проверка прервалась. Процессия остановилась, и все присутствующие на собрании боги начали между собой перешептываться, бросая разные по степени ироничности взгляды в сторону Брахмы. Тот нахмурился.
   — Чего встали? Процесс задерживаете, — рыкнул он, и все утихло.
   После Рудры богов для проверки осталось около тридцати штук. Глядя на эту тающую процессию, Жомов хмурился все больше — а чему радоваться, если кандидатов во враги все меньше и меньше остается, — Попов облегченно вздыхал, рассчитывая успеть на ужин, и лишь один Рабинович радостно улыбался. Лориэль удивленно покосился на него, порхая в воздухе между кинологом и Брахмой.
   — Сеня, ты чему радуешься? — поинтересовался он. — Теория-то твоя по швам трещит. Никто из оставшегося сброда даже глиняный кувшин без помощи слуг не разрушит. Они и богами-то считаются только для массовки.
   — Ты забыл один факт, — усмехнулся Рабинович.
   — Какой же? Тебя что, при рождении клещами за голову тянули и нечаянно отщипнули большую часть мозга? — язвительно поинтересовался эльф. Сеня не ударил в грязь лицом.
   — Нет, Лориэлюшка! Это я помню. А вот ты забыл, что тебя при родах пытались обратно запихать и весь мозг в задницу загнали, — огрызнулся он. — Вспомни, мотылек пустоголовый, кого здесь не хватает?!
   — Уж не хочешь ли ты сказать, что… — начал было говорить эльф, но Брахма его перебил.
   — Не-ет! Только не Ганеша, — расхохотался он. — Если этот гермафродит и может что-нибудь порушить, так только честь девичью… Или мальчишечью, смотря какой у него половой день выдастся. Он в жизни ни о чем кроме секса не думал.
   — Ну, значит, Ганеша себе новое развлечение нашел, — хмыкнул кинолог, видя, что и при приближении последнего из богов слеза Рудры не засветилась. — Иначе как ты объяснишь, что, когда на нас напал туманный бог, флакон пылал, как галогенка, а сейчас не блеснул даже?
   — А Галогенка, оно такое же, как Ганеша? — заинтересованно встрял в разговор престарелый Индра.
   — Чего? — оторопел Сеня.
   — Ну, я так понимаю, этот тип то Гала, то Генка, — пояснил дедок и тут же схлопотал подзатыльник от Жомова.
   — Иди-ка, старик, телевизор смотри, а в умные разговоры не суйся, — посоветовал Индре омоновец, и дедок быстренько смылся с глаз.
   — Сеня, а может быть, Лориэль прав? — вновь завел старую песню Попов. — Может быть, это карма?..
   — Точно, карма. Кроме нее некому, — оживился Брахма. — Карме подчиняется все, и если она решила, что. вам террориста не найти, можно и не сопротивляться. Это что же, мне придется заново рождаться? И опять все по-новому строить?
   — Можешь хоть сейчас начинать, — посоветовал творцу Жомов. — А мы пока эту карму найдем и морду ей начистим.
   — Ваня, карма — это просто судьба, — попробовал объяснить омоновцу Попов.
   — Нет такой судьбы, чтобы меня из милиции уволила, — отрезал Ваня. — А на эту индейскую карму мне и вовсе начхать!
   — Не индейскую, а индийскую, — вновь влез с поправками эксперт.
   — Да хоть чучмекскую! — отрезал Ваня. — А если будешь придираться, я сейчас кому-нибудь морду набью. Вот хоть Брахме. Любую из четырех по выбору или все вместе!
   — Спасибо, не надо! — так замахал всеми руками Брахма, что вполне мог бы заменить офисный вентилятор. — Уважаемый Андрей, может быть, вы его злить перестанете? А то мне потом стыдно будет на людях в синяках показываться. Кто же избитого бога уважать станет?
   — Тот, кого посильнее били, — пояснил омоновец и уже собрался выполнить свое намерение, да Рабинович его кое-как успокоил.
   Боги, прошедшие проверку, тем временем принялись роптать, требуя, чтобы их, чистых и непорочных, отпустили по домам. Сеня недовольно покосился на них, а затем махнул рукой. Дескать, проваливайте! И тут же на поляне заискрились небольшие радуги, раздалось переливчатое «ДЗИ-ИНЬ!!!», а затем боги начали исчезать. По одному и целыми охапками. Вскоре около развалин храма Кали остались только сама четырехрукая богиня, Брахма, Сарасвати, Вирупакша да путешественники.
   — Милочка, а ты правда собиралась «Камасутру» тут рекламировать? — невинно спросила у Кали Сарасвати. — Я и не представляла, что ты можешь оказаться в какой-нибудь позиции, кроме «миссионерской». Такое драгоценное тело нельзя сильно гнуть. Сломается!
   — Ой, и не говори! Так тяжело поддерживать себя в форме, — вздохнула Кали. — А вот ты мне скажи, после того как тебя Брахма всеми руками обнимет, кто тебе конечности из узлов распутывает? Он сам, или ты слуг зовешь?
   — Девочки, опять вы начинаете?! — взмолился бог-творец.
   — Вирупакша, — покосившись на них, позвал «цементовозку» Сеня. — Валим отсюда, и пусть они в остроумии состязаются хоть до конца света. У нас поважнее дела есть.
   Вирупакша было покосился на Брахму, но, поскольку тот был всецело поглощен усмирением девиц, с изрядной долей язвительности поливавших друг друга словесными отходами, спорить с Рабиновичем даже не решился. Он только полюбопытствовал, в какое место путешественники хотят отправиться, и, получив адрес резиденции бога-творца, мгновенно смылся с места очередных женских разборок вместе со всей честной компанией.
   Дакша, которого с собой на проверку не брали, опасаясь, как бы он случайно не затоптал какого-нибудь бога, меланхолично поинтересовался, как прошел фейс-контроль, но поскольку тут же добавил свое излюбленное «хотя я и не знаю, зачем мне это надо знать», ответа не получил. Чему, впрочем, не расстроился и принялся за оставленный на минутку ужин из каких-то подозрительных русскому глазу овощей и фруктов. Ахтармерз, видя, с каким аппетитом уплетает все это слон, стащил для пробы какой-то фрукт из его кучи и, попробовав, заявил:
   — Растение как растение. Ничего необычного.
   — Ну да. Тебе бы только тараканов да пауков жрать, — фыркнул Сеня.
   — Да уж это лучше, чем водку пить, — авторитетно заявил трехглавый трезвенник
   — Это чем же? — удивился Жомов.
   — Для здоровья полезнее, — констатировал Ахтармерз.
   — Это ты просто мало пил, поэтому такую ерунду и городишь, блин, — с видом знатока возразил Иван. — Вот сегодня попробуешь хорошего вина и поймешь, как оно полезно.
   — Хорошего?! — возмутился Попов. — Да тут даже виноград не растет. И вина у них не вина, а наливки какие-то.
   — Ну и что? А по мне, так чем крепче, тем лучше, — не сдавался Жомов.
   — Сейчас тогда ты очень крепко по затылку получишь! — пригрозил омоновцу кинолог. — Чтобы до того момента, как туманного бога отловим, никаких даже разговоров о выпивке не было.
   — Ой, Сеня, не там ты родился, — вздохнул Иван. — Тебе нужно трехглавым мухоедом быть, а не нормальным российским ментом. Когда это у нас большие дела без водки делались?
   — Вот потому в России и бардак, — констатировал Сеня.
   — И потому нужно передать все управление страной евреям, — язвительно заявил Попов.
   — А хоть бы и так, — огрызнулся Семен. — Хуже от этого бы не было.
   — Да уж куда хуже! — возмутился эксперт. — И так кругом еврей на еврее едет и евреем погоняет. Ни одной славянской морды в правительстве не вндать!
   — Ты еще скажи, что это евреи Россию до нищеты довели! — рявкнул Рабинович и тут же почувствовал, что зависает в воздухе.
   — Так, прекратили межрасовые распри! — заявил омоновец, держа спорщиков на вытянутых руках. — А чтобы вы больше не ссорились по этому поводу, будем с этого момента считать, что это индусы во всем виноваты.
   — А почему индусы? — оторопел Попов.
   — А потому, что у вас у обоих в родне индусов нет, — заявил Ваня, проявляя недюжинную смекалку. — Может быть, хоть в этом вопросе общий язык найдете.
   Возражать против такой железной логики было бесполезно, тем более зависая над землей. Больше дискутировать не стали, наверное, одновременно задумавшись о степени виновности индусов в плачевном состоянии российской экономики. Или просто решив, что с трезвыми двухметровыми дураками лучше не спорить. С пьяными — тем более! Хотя последнее утверждение и так все знают. Но спорят. Видимо, из чисто русского чувства вечного противоречия, несогласия с непреложными аксиомами.
   До своих апартаментов менты добрались в глубокой задумчивости. Причем кто из них чего задумывал и как глубоко, не сознался ни один. Наверное, потому, что никто их и не расспрашивал. Вирупакша попытался войти в комнату следом за путешественниками, но Ваня так демонстративно закрыл дверь у него под носом, что все желание двигаться дальше у представителя клана Чатурмахараджи как корова языком слизнула. Путешественники остались одни, и лишь тогда Попов поинтересовался у Сени, что он делать дальше собирается.
   — То же, что и вы, — хмыкнул Рабинович. — Завтра с раннего утра устроим облаву на Ганешу. Возьмем этого гермафродита тепленьким и заставим прекратить все безобразия.
   — Не думаю, что нам одним это под силу, — засомневался Лориэль. — Прошлый раз ничего не вышло.
   — А кто сказал, что мы будем одни? — удивленно вскинул брови кинолог. — Вон у Брахмы нахлебников богов сколько. Пусть и помогают нам террориста ловить. Все-таки, если наступит тут конец света, не мы одни от этого пострадаем. Сейчас Брахма со своими девицами натешится, вернется назад, и я ему велю рано утром рать поднимать.
   — А почему ты этого, интересно, на общем собрании не сделал? — язвительно поинтересовался Попов. — Или хорошая мысля приходит опосля?
   — Дурак ты, Поп! — констатировал Сеня. — Что на собрании произошло?.. Туманного бога не нашли и разошлись спокойно. Ганеша просто решит, что либо его посчитать забыли, либо на него, как на убогого, плюнули и в расчет решили не брать. Так что до утра он суетиться не будет. А что случилось бы, если бы мы сегодня джихад против этого извращенца объявили?.. Ночью ему было бы легче скрыться, а к утру Ганеше уже бы донесли, что его вычислили. Лови его потом по всему здешнему конгломерату миров. Пока искали бы его, он и вселенную успел бы разрушить, и нас в гроб загнать.
   — Сеня, все никак не надивлюсь, откуда в такой маленькой голове столько ума? — удивился Ваня. — Или ты еще и спинной мозг используешь?
   — Нет! Просто с детства приучен головой, а не задницей думать, — огрызнулся Рабинович, и омоновцу это почему-то показалось жутко забавным.
   Жомов все еще продолжал ржать, не обращая внимания на участливые взгляды товарищей, а в апартаменты путешественников внесли так долго ожидаемый Поповым ужин. Сеня поинтересовался у элементалей, вернулся ли Брахма, и, получив отрицательный ответ, приказал, как только тот явится, передать ему, что гости хотят поговорить. Летучие элементали, изобразив земной поклон, задом выползли из апартаментов, оставив путешественников наедине с ужином, что последнему ужасно не понравилось, и он бы предпочел улизнуть, но, к счастью для ментов, в индусской кухне поглощать пищу живьем было не принято. Хотя Горыныч, например, предпочел бы съесть бегающих тараканов, нежели неподвижную грудинку.
   Остальные ничего против вареной, тушеной и жареной пищи не имели. Уплетали так, что за ушами трещало, и со стороны могло показаться, будто это узники Бухенвальда дорвались до личной кухни Геринга и отъедались сразу за несколько лет. Плюс и еще на несколько, про запас. Ну а когда минут через пять вся снедь была уничтожена, в апартаменты путешественников вошел Брахма. Был он чернее тучи, что указывало на то, под какой перекрестный огонь божественного девического остроумия ему пришлось попасть.
   — Теперь-то вам что понадобилось? — поинтересовался бог-творец.
   — Вина, — мечтательно протянул Жомов, и Брахма взбесился.
   — Да вы охренели тут совсем! Я вам еще и вино подавать должен? Вам слуг мало? — вопил он. — Хотите, чтобы сами боги вам прислуживали? А хрен вам не мясо?
   — Нет, огородное растение, — осадил его Рабинович. — Хватит орать. Тебя по делу позвали. А если нам вино понадобится, мы его и сами взять сможем. Ни у кого не спрашивая. Ясно тебе, чурка паукообразная?
   — А что же он тогда про вино говорит? — стушевался творец.
   — А ты мне еще указывать будешь, о чем разговаривать? — завелся Жомов, которому сегодня подраться так и не удалось. — Может быть, строем ходить заставишь?
   — А разве один человек может строем ходить? — удивился Брахма.
   — Может, — заверил его омоновец, отстегивая от пояса дубинку. — И ты нам сейчас это продемонстрируешь.
   — Остынь, Ваня, — осадил его Рабинович. — Успеешь еще кулаками помахать. А пока мы не все дела переделали.
   Жомов что-то недовольно проворчал себе под нос, но спорить с кинологом не стал. Рабинович несколько секунд выжидал, пока отходчивый Ваня окончательно успокоится, а затем рассказал Брахме, что от того требуется. Сенино предложение творцу индусских миров совсем не понравилось. Мало того, что он не верил в виновность Ганеши, так еще и остался недоволен тем, что к рассвету нужно снова собрать всех богов. Что при отсутствии строгой иерархии в местном пантеоне было чрезвычайно трудно. Просто трудно было заставить закоренелого лежебоку вылезти из постели, если этот лежебока привык никому не подчиняться и всячески подчеркивать свой суверенитет.
   Впрочем, эти проблемы Брахмы ментов не касались. Сеня вообще считал, что они уже свою часть работы выполнили. Преступника нашли, а разбираться с ним уже не милицейское дело. Во всех нормальных мирах приговоры судьи выносят! И вообще, менты собрались участвовать в завтрашней операции только для того, чтобы разгневанные боги не прихлопнули Ганешу раньше времени. То есть до того момента, пока он не вернет силу Кали и та не снимет с Лориэля свое заклятие. А потом — хоть трава тут не расти!
   Брахма, не слишком веривший в добросовестность и усердие своих коллег-богов и остро нуждавшийся в союзниках, крайне заинтересованных в благополучном исходе операции, спорить с Рабиновичем не стал. Хоть он и понимал, каких трудов будет стоить собрать всех членов пантеона еще до зари, но наказать туманного бога с такой армией, не получая помощи от профессиональных спасителей миров, было бы еще труднее. Поэтому перечить Рабиновичу он не стал, со всем согласился и ушел, едва омоновец с тонким намеком указал ему на дверь «демократизатором».
   Брахма ушел, а менты улеглись спать. Впрочем, заснуть еще долгое время не мог никто из друзей. Попов, видимо, попав под влияние бога-творца, мучался сомнениями, действительно ли Ганеша причина всех их бед. Жомов расстраивался из-за того, что сегодня не смог размяться, и тут же предвкушал, как завтра оторвется на слугах Ганеши и на нем самом по полной программе. А Рабинович тщетно пытался предугадать все осложнения, имеющие возможность случиться завтра во время операции.
   Горыныча мучила изжога от переедания, и он то и дело фыркал язычками пламени. Лориэль страшно хотел надеяться на то, что Рабинович не ошибся, и из всей компании к полуночи крепко спали только Дакша и Ушинасу. Первого трудно было смутить по природной меланхоличности, а второго — по врожденной тупости и слепой вере в могущество новых хозяев. А в это могущество демон, ночевавший в помещении стражи, верил свято. Еще бы, только Жомов с Рабиновичем да туманный бог знали слово. А это означало, что по силе они были как минимум равны.
   Утром путешественников разбудил один из элементалей воздуха. И поняли они, что наступило утро, лишь потому, что данный индивидуум их разбудил. Да и то не сразу. Жомов, спросонья решив, что кто-то пытается украсть его табельное оружие, угостил элементаля оплеухой. Тот отлетел на пару метров и упал на Попова, которому снилось, как Кали заставляет его изучать «Камасутру» на практике, на глазах у всего отдела милиции. Естественно, криминалист начал сопротивляться и едва не удушил упавшего на него слугу. Впрочем, еще неизвестно, можно ли вообще удушить существо, наполовину состоящее из воздуха.
   Неясно, что примерещилось Мурзику, но верный пес, услышав вопли, стоны, крики и шум падающих тел, вскочил с места и залился звонким лаем. Сеня только тогда проснулся и спросонья же попытался застрелить напавшего на друзей врага. Еще неизвестно, в кого попал бы кинолог из пистолета, но, на всеобщее счастье, он сначала забыл снять оружие с предохранителя, а затем переполошенные грохотом в комнате гостей элементали ворвались внутрь с факелами. Лишь после этого недоразумение было улажено, истинные причины всеобщего переполоха установлены, а виновный в лице элементаля был доставлен в реанимационное отделение местной клиники для духов. Где и скончался… бы, если бы там оказался хоть один российский врач.
   Примерно полчаса менты потратили на легкий завтрак и проверку амуниции, а затем вышли во двор, где в кромешной темноте их поджидали Брахма, Кали, Вирупакша, Ушинасу с Дакшей и десятка два стражников бога-творца. Брахма пояснил, что они нужны лишь в качестве пушечного мяса, на что духи ничего не возразили и даже не расстроились. А чего им расстраиваться? Ведь «хорошую религию придумали индусы, что ты, отдав концы, не умираешь насовсем!». Дакша вон на себе это уже проверил. Хотя даже Брахма удивлялся тому, что слон что-то помнил из своей прошлой жизни.
   — Красавчик, я знаю, что сегодня ты станешь самым великим героем всех времен и народов, — проворковала или, скорее, пророкотала Кали, подходя к Попову. — Я тебе уже даже эскиз надгробного памятника набросала и слова придумала: «Здесь лежит тот, кто и должен тут лежать. Остановись, путник, и посмей только не воздать хвалы герою». Подпись — Кали. Ну и как?
   Попов поперхнулся, а Лориэль тихо захихикал.
   — Я, вообще-то, помирать пока не собирался, — с трудом выдавил из себя криминалист.
   — Да ты с ума сошел! — изумилась четырехрукая садистка. — А как ты собираешься стать великим героем? Все они обязательно умирают, совершив самый большой подвиг в своей жизни, а потом возрождаются богами или буддами. За помощь в спасении мира тебе по крайней мере на первые пару миллионов лет должность младшего инспектора в ведомстве Вишну гарантирована. Это, конечно, не слишком почетно для меня, но сначала мы будем просто любовниками, а когда через пару миллиардов веков тебе доверят какую-нибудь оперативную группу, не ниже моей рангом, мы с тобой поженимся. А после свадьбы дети твою фамилию возьмут. Согласись, звучит — Кашьяпа Попов или там Шатарупа Андреевна?
   Это уже всех убило окончательно. То есть, конечно, трупов во дворе не прибавилось, но Жомов, Рабинович и Лориэль просто попадали со смеху. При этом маленький эльф минут пять не мог встать на крыло, как сильно он ни старался. Только и успевал увертываться от ладоней омоновца, стучавшего по мостовой в припадке буйного веселья. Попов, естественно, общего настроения не поддерживал, да и аборигены выглядели удивленными.
   — И что это вас так сильно рассмешило? — наконец гневно поинтересовалась Кали, глядя на гогочущих идиотов сверху вниз.
   — Да, Андрюша! Шатарупа Андреевна почище Даздрапермы Коминтерновны будет, — с трудом переводя дыхание, проговорил Рабинович. — Ты, когда домой вернешься, так какую-нибудь рыбку в своем аквариуме назови. На память о непознанной славе величайшего героя всех времен и народов. Я ей даже сам корм покупать буду.
   — Дурак ты, Рабинович, — сердито констатировал криминалист. — Нельзя над чужой мечтой смеяться, — а затем повернулся к Кали. — Слушай, что я тебе скажу, и запомни. Мы с тобой из разных миров и вместе никогда не будем. Поймаем преступника, и я уеду отсюда навсегда. Так что поищи себе другого мужа.
   Кали застыла.
   — Свиньи вы все, мужики! — заявила она и, круто развернувшись, скрылась во дворце Брахмы.
   — Ну вот, девушку обидел. Разбил ее сердце и бросил, — хихикнул Лориэль.
   — Заткнись, клоп перелетный! — резко повернулся в его сторону Попов.
   — В натуре, Лориэль, ты не лучшее время для шуток нашел, — поддержал друга Жомов.
   Эльф собрался было огрызнуться, используя свой многочисленный арсенал издевательств и оскорблений, да так и не сказал ничего, посмотрев в лица ментов. Конечно, хорошего от Кали они видели мало, да и Попов ничем не обнадеживал богиню, но крушение чьих-либо надежд всегда навевает грусть. Вот путешественники и загрустили, видя, как рухнул воздушный замок Кали, придуманный ею одной. Брахма глубоко вздохнул.
   — Ну, может быть, уже пора отправляться? — робко поинтересовался он.
   — Подождите! — прежде чем кто-либо успел ответить, раздался крик из дома.
   Менты обернулись на голос и застыли. На крыльце дворца Брахмы стояла Кали в полном боевом снаряжении. В одной руке у нее была сабля, в другой — небольшой круглый щит. Еще две конечности держали лук, а тело укрывали причудливого вида доспехи. На голове богини красовался не менее странной конструкции шлем, и выглядела она чрезвычайно воинственно.
   — Ладно, мачо, я тебе докажу, что достойна любви, — прорычала Кали, спускаясь вниз. — Ты еще не видел, что такое горячие индусские бабы!
   — Ого! Похоже, она завелась всерьез, — пробормотал Брахма и тронул Попова за рукав. — Ты присмотри за ней, а то она еще сгоряча Ганешу прибьет. Мне, конечно, все равно, но вот вы в этом случае тут навсегда останетесь. А я, если честно, от таких гостей уже устал.
   Гости с ним были абсолютно согласны, так как от хозяев устали не меньше и домой хотели так сильно, что сейчас, пожалуй, променяли бы все сокровища Индии на трамвайный билет… За исключением Рабиновича, конечно. Он, ясное дело, скучал не меньше остальных, но за такие цены никогда в жизни на трамваях ездить бы не стал.
   Кали подбежала к собравшимся и посмотрела на них с таким вызовом, словно собиралась устроить бои без правил и выбирала себе соперника. Драться с ней почему-то никто не согласился. Путешественники полезли на Дакшу, Брахма зачем-то прошелся вдоль строя стражников, а Вирупакша сделал вид, что крайне заинтересовался положением звезд. А едва менты заняли свои места, как этот бог мгновенно прыгнул с ними в мир, где правил Ганеша, а следом за ним отправились и остальные.
   То, что зрение вернулось к ним, доблестные российские милиционеры поняли лишь тогда, когда у них перед глазами перестали прыгать разноцветные шарики. Было темно так, что темнее не могло показаться даже человеку с завязанными глазами или совсем без таковых. Дакша было двинулся вперед, но кто-то на него заорал, и слон остановился, меланхолично ощупывая хоботом почву перед собой в поисках трупов, которых рядом не оказалось. Зато были живые, и им не понравилось, когда Дакша пошлепал их по головам. Они снова заорали.
   — Свет кто-нибудь включит? — наивно поинтересовался Попов, и над равниной вспыхнули десятки огней.
   Рабинович поморщился, глядя на иллюминацию, устроенную богами. Без магии тут, конечно, не обошлось, над головами зажглись разноцветные шары, небольшие фонтанчики бенгальских огней, нимбы и надписи с именами и названиями фирм-спонсоров. В этот раз народу собралось куда больше, чем на вчерашнем собрании, и Рабинович сначала удивился этому факту, но затем рассмотрел знакомые и незнакомые силуэты чудовищ и понял, что каждый из богов тоже, как и Брахма, решил прихватить с собой «пушечного мяса».
   — Где дом Ганеши? — поинтересовался кинолог. Ему указали на север, где скопление огоньков на горизонте трудно было отличить от звезд. — Отлично. Теперь потушите огни и оставайтесь на местах. Ко мне пусть подойдут только Брахма, Шива и Вишну. Лориэль, зажги лампадку.
   Эльф затеплил над головой Рабиновича небольшой фосфоресцирующий шарик, отчего тот стал похож на шахтера, готовящегося спуститься в забой. Сеня поморщился, но просить Лориэля изменить внешний вид и степень интенсивности освещения не стал. Он слез со слона и подождал, пока рядом из темноты материализовались силуэты вышеназванных богов.
   — У кого-нибудь есть план жилья Ганеши? — спросил у них кинолог.