— Никак не поумнею. Надо же — оставил кисти в таком виде на ночь!
Он продолжал работать, сидя к ней спиной. Некоторое время она молчала. Закипел чайник, и он поднял голову.
— Кофе готов, — сказала она.
— В холодильнике есть молоко. Сахар в...
— Я пью черный, — перебила она его.
— Да, точно, пора бы мне запомнить.
Мэрилин принесла дымящиеся кружки в студию и поставила на рабочий столик. Сильно пахло скипидаром.
Она порылась в сумочке, вынула пачку сигарет и золотую зажигалку с монограммой, крутанула колесико зажигалки и поднесла огонь к кончику сигареты, затянулась и выпустила струйку дыма. Затем положила пачку сигарет на стол, сверху аккуратно пристроила зажигалку. Райли смотрел на ее руки. Неожиданно она взглянула прямо ему в лицо.
— Нелсон, я хочу все закончить.
Он уставился на нее.
— Хорошо? — сказала она.
— А что случилось?
— Давай просто прекратим и все, ладно?
— Но в чем дело? Ты злишься из-за того, что я не звонил? Я просто не думал, что подобная ерунда имеет значение для наших...
— Дело не в этом.
— А в чем?
— Я встретила одного человека.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну а как ты думаешь, Нелсон? Я хочу сказать, что у меня связь с одним человеком.
— Связь?
— Да, связь.
— У тебя?
— Не понимаю, почему ты так...
— У тебя? Связь? Я считал, что подобные вещи...
— Я тоже так считала.
— То есть я хотел сказать, всякие обязательства...
— Я изменила свои взгляды, понятно?
— Послушай, не злись. Понимаешь, для меня это в некотором роде потрясение. Ведь ты же сама говорила, что тебя вполне устраивают наши отношения, ты же сама все время это твердила. Тебе нравилось разговаривать, проводить вместе время, развлекаться? Мэрилин, ну ты же сама все время говорила об этом?
— Да, говорила.
— И вдруг так неожиданно...
— Да, неожиданно.
— И кто он? Один из твоих приятелей?
— Нет.
— Тогда кто?
— Это не имеет значения.
— Для меня имеет. Так кто этот парень?
— Его зовут Хэл Уиллис.
— Кто?! Легавый? Тот, кто задавал мне все эти вопросы? Ты шутишь!
— Я не шучу, Нелсон.
— Я, конечно, понимаю, что о вкусах не спорят, но ей-богу, Мэрилин...
— Я сказала, что не шучу. И давай прекратим этот разговор.
Наступило молчание.
— Да, конечно, — выдавил он.
Опять повисла тишина.
— Значит, так, — он посмотрел на нее.
— Значит, так.
— Шесть, даже семь месяцев и...
— Нелсон, мы были хорошими друзьями. Давай и расстанемся хорошими друзьями, идет?
— Идет, — согласился он.
— Правда?
— Ну, конечно. — Он неожиданно улыбнулся. — Не хочешь напоследок побултыхаться на водяном матрасе?
— Пожалуй, нет, — отказалась она.
— Погоняем волну? — продолжал он, все еще улыбаясь.
Она тоже улыбнулась, поправила сумку на плече, подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Нелсон... Прощай.
Она посмотрела на него долгим взглядом, как будто хотела что-то еще добавить, но лишь покачала головой и вышла из мастерской.
Он слышал, как в коридоре простучали ее каблучки. Затем заскрипел лифт, поднимаясь вверх. С грохотом открылась дверь лифта, затем опять скрип спускающейся кабины, который становился все тише и тише.
А затем наступила тишина, и лишь запах скипидара тревожил его обоняние.
«Да, потрясно», — подумал он.
Прекрасное начало уик-энда.
Ночью кто-то проник в квартиру. Утром явилась Мэрилин. Ее новость будет почище этого ночного визита. Здорово она придумала: «Давай выпьем кофе, Нелсон, да, между прочим, я хочу порвать с тобой». У Мэрилин Холлис связь? Вот уж в жизни бы не подумал! Да и еще с легавым. С легавым, который меньше его мизинца.
Ему хотелось заплакать.
«Ну, ну, успокойся», — сказал он себе; в этом городе полно женщин. Они просто вешаются на шею, особенно во время вернисажей — «ах, ах, какое чудесное произведение!» Но ни одна из них не похожа на Мэрилин, да-а, а уж она, действительно, была чудесным произведением.
И все в прошедшем времени.
Была.
Вот так-то.
Нелсон, я хочу все закончить.
Нелсон... прощай.
«Yo te adoro» — как-то сказала она ему, когда под ними плескался водяной матрац. «Yo te adoro», что значит «я обожаю тебя». Испанскому Мэрилин выучилась в Южной Америке и говорила совсем без акцента. «Yo te adoro». Но это просто слова, они вовсе не означали, что она действительно обожает его. Это было ее собственное понимание их отношений — никаких обязательств, никаких обещаний, никаких уз.
Он пытался понять, насколько сильно привязан к ней.
Лишь десять минут ее не было в его жизни, а уже хотелось выпрыгнуть в окно.
Yo te adoro.
Она говорила эти слова, лаская его, отдаваясь ему.
Хватит, говорил он себе, кругом полно женщин.
Он встал из-за своего рабочего столика, провонявшего скипидаром, и с пропахшими скипидаром руками прошел в жилую часть, которую она называла «гнездышком», это было их гнездышко, уютное укромное гнездышко, у него никогда в жизни не было такой женщины, как Мэрилин, никогда. Он включил воду, вымыл руки и вытер их кухонным полотенцем.
Потом взглянул на часы.
Без двадцати одиннадцать.
Еще рано топить свою печаль.
Ну и черт с ним. Он подошел к полке у кровати, взял бутылку виски, открыл ее. Достал из шкафчика стакан, наполнил на три пальца.
— Мэрилин, — громко произнес он, поднимая стакан с виски, — наверное, я любил тебя.
Он сделал большой глоток.
Часы на стене показывали без восемнадцати одиннадцать.
Первая реакция была чисто рефлекторной.
Он выплюнул мерзкое пойло, вернее, попытался выплюнуть, однако большая его часть уже попала в горло, и лишь тонкая коричневая струйка выплеснулась на дверь холодильника.
Райли почувствовал, как жжет во рту, как огнем охватило пищевод и внутренности. Он схватился за горло и уронил стакан, который разлетелся на сотни сверкающих брызг, он повернулся к раковине — ВОДЫ! — схватил другой стакан и стал наливать воду, рот его наполнился слюной. Он сплюнул в раковину, пытаясь очистить горло от того, что так безжалостно жгло, снова сплюнул, но тут почувствовал тошноту. Он уронил стакан в мойку. Стакан не разбился, он даже успел удивиться, что стакан не разбился, но тут его начало рвать, вода из крана смешивалась с тем, что изрыгалось из его глотки, но тут он почувствовал адскую боль внизу живота, которая заставила его согнуться пополам.
Он откатился от раковины.
Телефон.
Врача.
Райли почувствовал, что теряет сознание. Он упал поперек своей упругой кровати, начавшей колыхаться под его весом, пытаясь дотянуться до телефона. Но в этот момент у него буквально разверзся кишечник, он почувствовал, как горячая струя жидких экскрементов хлынула ему в штаны, и это напугало его больше всего — полное невладение своим телом, однако испуг длился лишь несколько секунд, потому что он внезапно начал дергаться на своей кровати, руки и ноги конвульсивно вздрагивали, голова запрокинулась назад. Он хватал ртом воздух, которого ему не хватало, казалось, легкие были заблокированы, грудь опустилась, «Господи, — подумал он, — Мэрилин», — а потом уже не думал ничего, потому что был мертв.
Часы на стене показывали без шестнадцати одиннадцать.
Благодаря усердию 6-го участка, Карелла и Уиллис оказались на месте в десять минут первого. Скульптор, живший на той же площадке, постучал в дверь Райли, желая показать ему свою новую работу, повернул ручку двери, увидел, что дверь открыта, вошел в мастерскую и нашел мертвого Райли, лежащего на своей водяной кровати. Он тут же бросился к себе и вызвал полицию. На вызов приехали дежурившие в то утро Чарли и Фрэнк. Они заглянули в комнату и тут же позвонили своему начальству, сообщив, что в доме 74 по Карлсон-стрит лежит мертвяк. Они также сообщили, что 97-е работает над двумя убийствами, о которых им рассказывал этот мертвяк, когда был еще жив, разумеется. Сержант позвонил в 87-е в одиннадцать сорок одну. Карелла и Уиллис оказались на месте происшествия менее чем через полчаса.
Чарли и Фрэнк все еще были там.
К этому времени подъехал и их сержант. Здесь же находился и капитан в форме — иногда на убийства являются и шишки.
— Медэксперт уже выехал, — сообщил капитан.
— Патрульная машина сегодня приезжала сюда по вызову около десяти, — рассказывал сержант. — Жертва сообщила о проникновении в квартиру прошлой ночью.
— Но ничего не было украдено, — сразу же вставил Чарли, пытаясь оправдаться. И в самом страшном сне он не мог предположить, что подобная ерунда кончится убийством.
— Мы собирались указать в нашем отчете, что восемьдесят седьмое следило за ним, — добавил Фрэнк, слегка привирая.
Капитан бросил на них ничего не говорящий взгляд. Чарли и Фрэнк понимали, что этот взгляд мог значить. Оба сидели по уши в дерьме.
— Бутылка виски в этом шкафчике воняет, как дюжина курильщиков в курительной комнате, — заметил сержант.
Карелла не знал, брал ли сержант бутылку в руки.
— Пачка сигарет «Вирджиния Слимз» и женская зажигалка на столе в другой комнате, — сказал капитан. — Там инициалы — "М" и "X".
Карелла взглянул на Уиллиса.
— Сюда около десяти приходила дама, — быстро заговорил Чарли, надеясь, что если он расскажет все, что знает, его отпустят с миром.
Карелла промолчал.
— Высокая блондинка, — сказал Фрэнк.
— Очень красивая баба, — добавил Чарли.
— Она была в синем. Под цвет глаз.
— Убитый говорил, что это его знакомая.
— Вы слышали ее имя? — спросил сержант.
— По-моему, Каролин, — припоминал Чарли.
«Нет, не Каролин», — подумал Карелла.
— Каролин, а как дальше? — спросил капитан.
— Не знаю, сэр, — ответил Чарли.
— Мы приехали сюда по вызову в 10.21, — сказал Фрэнк. — Убитый сказал, что это его приятельница.
— И все же вам необходимо выяснить ее полное имя. «У нас уже есть ее полное имя», — подумал Карелла.
— Но ничего не было украдено, — опять сообщил Чарли, пожав плечами.
В мастерскую, пройдя мимо поставленных у дверей постовых, вошел медэксперт.
— Видели эту голую бабу на дверях? — спросил он. — Где тело?
— Там, на водяной кровати, — указал капитан.
— Ого, — буркнул медэксперт, — ну и воняет здесь. Он прошел прямо к кровати, стараясь не наступать на разбросанные по полу осколки стакана.
— Фууу, — заворчал он, опускаясь перед кроватью на колени.
Карелла пошел в мастерскую, взглянул на пачку сигарет, лежащую на столе, на золотую с монограммой зажигалку, расположенную сверху. «М.Х». «Тебе пришлось идти через весь город, детка». Он посмотрел на законченную картину, стоящую у стены. Похоже, Райли удалось передать падающий снег.
— Эту бутылку надо аккуратно завернуть и отправить в лабораторию, — распорядился Уиллис. — Ее кто-нибудь трогал?
— Я — нет, — сразу же откликнулся Чарли.
— Я тоже, — эхом отозвался Фрэнк.
— Я посмотрел ее, — сказал сержант.
— А почему вас так заинтересовала эта бутылка? — спросил Уиллиса капитан. — Вы считаете, что-то было в этом виски?
— Никотин, — ответил Уиллис.
— Вы разве врач? — спросил медэксперт. — Нет, но...
— Тогда позвольте мне составить заключение о смерти, договорились?
Уиллис бросил на него свирепый взгляд и вышел в комнату, где возле рабочего столика стоял Карелла. Он взглянул на пачку сигарет и зажигалку.
— Это ее?
Уиллис кивнул.
— Ты знал, что она пошла сюда?
— Да.
— Ладно, и кто будет с ней разговаривать?
— Я, — сказал Уиллис.
Глава 12
Он продолжал работать, сидя к ней спиной. Некоторое время она молчала. Закипел чайник, и он поднял голову.
— Кофе готов, — сказала она.
— В холодильнике есть молоко. Сахар в...
— Я пью черный, — перебила она его.
— Да, точно, пора бы мне запомнить.
Мэрилин принесла дымящиеся кружки в студию и поставила на рабочий столик. Сильно пахло скипидаром.
Она порылась в сумочке, вынула пачку сигарет и золотую зажигалку с монограммой, крутанула колесико зажигалки и поднесла огонь к кончику сигареты, затянулась и выпустила струйку дыма. Затем положила пачку сигарет на стол, сверху аккуратно пристроила зажигалку. Райли смотрел на ее руки. Неожиданно она взглянула прямо ему в лицо.
— Нелсон, я хочу все закончить.
Он уставился на нее.
— Хорошо? — сказала она.
— А что случилось?
— Давай просто прекратим и все, ладно?
— Но в чем дело? Ты злишься из-за того, что я не звонил? Я просто не думал, что подобная ерунда имеет значение для наших...
— Дело не в этом.
— А в чем?
— Я встретила одного человека.
— Что ты хочешь сказать?
— Ну а как ты думаешь, Нелсон? Я хочу сказать, что у меня связь с одним человеком.
— Связь?
— Да, связь.
— У тебя?
— Не понимаю, почему ты так...
— У тебя? Связь? Я считал, что подобные вещи...
— Я тоже так считала.
— То есть я хотел сказать, всякие обязательства...
— Я изменила свои взгляды, понятно?
— Послушай, не злись. Понимаешь, для меня это в некотором роде потрясение. Ведь ты же сама говорила, что тебя вполне устраивают наши отношения, ты же сама все время это твердила. Тебе нравилось разговаривать, проводить вместе время, развлекаться? Мэрилин, ну ты же сама все время говорила об этом?
— Да, говорила.
— И вдруг так неожиданно...
— Да, неожиданно.
— И кто он? Один из твоих приятелей?
— Нет.
— Тогда кто?
— Это не имеет значения.
— Для меня имеет. Так кто этот парень?
— Его зовут Хэл Уиллис.
— Кто?! Легавый? Тот, кто задавал мне все эти вопросы? Ты шутишь!
— Я не шучу, Нелсон.
— Я, конечно, понимаю, что о вкусах не спорят, но ей-богу, Мэрилин...
— Я сказала, что не шучу. И давай прекратим этот разговор.
Наступило молчание.
— Да, конечно, — выдавил он.
Опять повисла тишина.
— Значит, так, — он посмотрел на нее.
— Значит, так.
— Шесть, даже семь месяцев и...
— Нелсон, мы были хорошими друзьями. Давай и расстанемся хорошими друзьями, идет?
— Идет, — согласился он.
— Правда?
— Ну, конечно. — Он неожиданно улыбнулся. — Не хочешь напоследок побултыхаться на водяном матрасе?
— Пожалуй, нет, — отказалась она.
— Погоняем волну? — продолжал он, все еще улыбаясь.
Она тоже улыбнулась, поправила сумку на плече, подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Нелсон... Прощай.
Она посмотрела на него долгим взглядом, как будто хотела что-то еще добавить, но лишь покачала головой и вышла из мастерской.
Он слышал, как в коридоре простучали ее каблучки. Затем заскрипел лифт, поднимаясь вверх. С грохотом открылась дверь лифта, затем опять скрип спускающейся кабины, который становился все тише и тише.
А затем наступила тишина, и лишь запах скипидара тревожил его обоняние.
«Да, потрясно», — подумал он.
Прекрасное начало уик-энда.
Ночью кто-то проник в квартиру. Утром явилась Мэрилин. Ее новость будет почище этого ночного визита. Здорово она придумала: «Давай выпьем кофе, Нелсон, да, между прочим, я хочу порвать с тобой». У Мэрилин Холлис связь? Вот уж в жизни бы не подумал! Да и еще с легавым. С легавым, который меньше его мизинца.
Ему хотелось заплакать.
«Ну, ну, успокойся», — сказал он себе; в этом городе полно женщин. Они просто вешаются на шею, особенно во время вернисажей — «ах, ах, какое чудесное произведение!» Но ни одна из них не похожа на Мэрилин, да-а, а уж она, действительно, была чудесным произведением.
И все в прошедшем времени.
Была.
Вот так-то.
Нелсон, я хочу все закончить.
Нелсон... прощай.
«Yo te adoro» — как-то сказала она ему, когда под ними плескался водяной матрац. «Yo te adoro», что значит «я обожаю тебя». Испанскому Мэрилин выучилась в Южной Америке и говорила совсем без акцента. «Yo te adoro». Но это просто слова, они вовсе не означали, что она действительно обожает его. Это было ее собственное понимание их отношений — никаких обязательств, никаких обещаний, никаких уз.
Он пытался понять, насколько сильно привязан к ней.
Лишь десять минут ее не было в его жизни, а уже хотелось выпрыгнуть в окно.
Yo te adoro.
Она говорила эти слова, лаская его, отдаваясь ему.
Хватит, говорил он себе, кругом полно женщин.
Он встал из-за своего рабочего столика, провонявшего скипидаром, и с пропахшими скипидаром руками прошел в жилую часть, которую она называла «гнездышком», это было их гнездышко, уютное укромное гнездышко, у него никогда в жизни не было такой женщины, как Мэрилин, никогда. Он включил воду, вымыл руки и вытер их кухонным полотенцем.
Потом взглянул на часы.
Без двадцати одиннадцать.
Еще рано топить свою печаль.
Ну и черт с ним. Он подошел к полке у кровати, взял бутылку виски, открыл ее. Достал из шкафчика стакан, наполнил на три пальца.
— Мэрилин, — громко произнес он, поднимая стакан с виски, — наверное, я любил тебя.
Он сделал большой глоток.
Часы на стене показывали без восемнадцати одиннадцать.
Первая реакция была чисто рефлекторной.
Он выплюнул мерзкое пойло, вернее, попытался выплюнуть, однако большая его часть уже попала в горло, и лишь тонкая коричневая струйка выплеснулась на дверь холодильника.
Райли почувствовал, как жжет во рту, как огнем охватило пищевод и внутренности. Он схватился за горло и уронил стакан, который разлетелся на сотни сверкающих брызг, он повернулся к раковине — ВОДЫ! — схватил другой стакан и стал наливать воду, рот его наполнился слюной. Он сплюнул в раковину, пытаясь очистить горло от того, что так безжалостно жгло, снова сплюнул, но тут почувствовал тошноту. Он уронил стакан в мойку. Стакан не разбился, он даже успел удивиться, что стакан не разбился, но тут его начало рвать, вода из крана смешивалась с тем, что изрыгалось из его глотки, но тут он почувствовал адскую боль внизу живота, которая заставила его согнуться пополам.
Он откатился от раковины.
Телефон.
Врача.
Райли почувствовал, что теряет сознание. Он упал поперек своей упругой кровати, начавшей колыхаться под его весом, пытаясь дотянуться до телефона. Но в этот момент у него буквально разверзся кишечник, он почувствовал, как горячая струя жидких экскрементов хлынула ему в штаны, и это напугало его больше всего — полное невладение своим телом, однако испуг длился лишь несколько секунд, потому что он внезапно начал дергаться на своей кровати, руки и ноги конвульсивно вздрагивали, голова запрокинулась назад. Он хватал ртом воздух, которого ему не хватало, казалось, легкие были заблокированы, грудь опустилась, «Господи, — подумал он, — Мэрилин», — а потом уже не думал ничего, потому что был мертв.
Часы на стене показывали без шестнадцати одиннадцать.
Благодаря усердию 6-го участка, Карелла и Уиллис оказались на месте в десять минут первого. Скульптор, живший на той же площадке, постучал в дверь Райли, желая показать ему свою новую работу, повернул ручку двери, увидел, что дверь открыта, вошел в мастерскую и нашел мертвого Райли, лежащего на своей водяной кровати. Он тут же бросился к себе и вызвал полицию. На вызов приехали дежурившие в то утро Чарли и Фрэнк. Они заглянули в комнату и тут же позвонили своему начальству, сообщив, что в доме 74 по Карлсон-стрит лежит мертвяк. Они также сообщили, что 97-е работает над двумя убийствами, о которых им рассказывал этот мертвяк, когда был еще жив, разумеется. Сержант позвонил в 87-е в одиннадцать сорок одну. Карелла и Уиллис оказались на месте происшествия менее чем через полчаса.
Чарли и Фрэнк все еще были там.
К этому времени подъехал и их сержант. Здесь же находился и капитан в форме — иногда на убийства являются и шишки.
— Медэксперт уже выехал, — сообщил капитан.
— Патрульная машина сегодня приезжала сюда по вызову около десяти, — рассказывал сержант. — Жертва сообщила о проникновении в квартиру прошлой ночью.
— Но ничего не было украдено, — сразу же вставил Чарли, пытаясь оправдаться. И в самом страшном сне он не мог предположить, что подобная ерунда кончится убийством.
— Мы собирались указать в нашем отчете, что восемьдесят седьмое следило за ним, — добавил Фрэнк, слегка привирая.
Капитан бросил на них ничего не говорящий взгляд. Чарли и Фрэнк понимали, что этот взгляд мог значить. Оба сидели по уши в дерьме.
— Бутылка виски в этом шкафчике воняет, как дюжина курильщиков в курительной комнате, — заметил сержант.
Карелла не знал, брал ли сержант бутылку в руки.
— Пачка сигарет «Вирджиния Слимз» и женская зажигалка на столе в другой комнате, — сказал капитан. — Там инициалы — "М" и "X".
Карелла взглянул на Уиллиса.
— Сюда около десяти приходила дама, — быстро заговорил Чарли, надеясь, что если он расскажет все, что знает, его отпустят с миром.
Карелла промолчал.
— Высокая блондинка, — сказал Фрэнк.
— Очень красивая баба, — добавил Чарли.
— Она была в синем. Под цвет глаз.
— Убитый говорил, что это его знакомая.
— Вы слышали ее имя? — спросил сержант.
— По-моему, Каролин, — припоминал Чарли.
«Нет, не Каролин», — подумал Карелла.
— Каролин, а как дальше? — спросил капитан.
— Не знаю, сэр, — ответил Чарли.
— Мы приехали сюда по вызову в 10.21, — сказал Фрэнк. — Убитый сказал, что это его приятельница.
— И все же вам необходимо выяснить ее полное имя. «У нас уже есть ее полное имя», — подумал Карелла.
— Но ничего не было украдено, — опять сообщил Чарли, пожав плечами.
В мастерскую, пройдя мимо поставленных у дверей постовых, вошел медэксперт.
— Видели эту голую бабу на дверях? — спросил он. — Где тело?
— Там, на водяной кровати, — указал капитан.
— Ого, — буркнул медэксперт, — ну и воняет здесь. Он прошел прямо к кровати, стараясь не наступать на разбросанные по полу осколки стакана.
— Фууу, — заворчал он, опускаясь перед кроватью на колени.
Карелла пошел в мастерскую, взглянул на пачку сигарет, лежащую на столе, на золотую с монограммой зажигалку, расположенную сверху. «М.Х». «Тебе пришлось идти через весь город, детка». Он посмотрел на законченную картину, стоящую у стены. Похоже, Райли удалось передать падающий снег.
— Эту бутылку надо аккуратно завернуть и отправить в лабораторию, — распорядился Уиллис. — Ее кто-нибудь трогал?
— Я — нет, — сразу же откликнулся Чарли.
— Я тоже, — эхом отозвался Фрэнк.
— Я посмотрел ее, — сказал сержант.
— А почему вас так заинтересовала эта бутылка? — спросил Уиллиса капитан. — Вы считаете, что-то было в этом виски?
— Никотин, — ответил Уиллис.
— Вы разве врач? — спросил медэксперт. — Нет, но...
— Тогда позвольте мне составить заключение о смерти, договорились?
Уиллис бросил на него свирепый взгляд и вышел в комнату, где возле рабочего столика стоял Карелла. Он взглянул на пачку сигарет и зажигалку.
— Это ее?
Уиллис кивнул.
— Ты знал, что она пошла сюда?
— Да.
— Ладно, и кто будет с ней разговаривать?
— Я, — сказал Уиллис.
Глава 12
Он сидел один в гостиной.
Сегодня она сказала ему, что с утра пойдет в мансарду к Райли — «чтобы покончить с этим», а затем пройдется по магазинам. Она собиралась вернуться где-нибудь около часа и пообещала позвонить ему на работу, рассказать, как все прошло.
Часы на камине громко тикали.
Без одной минуты час.
Он не переставая думал об этом деле, о том, что кто-то действительно покончил с Райли, добавив ему никотина в виски и отправив его на тот свет вслед за МакКенноном и Холландером. Трое ее близких друзей умерли. Остался один Эндикотт, и она собиралась встретиться с ним на следующей неделе, чтобы сообщить о разрыве. «Покончить» и с ним тоже.
Пробили часы.
Всего один удар.
Динг.
И опять тишина.
Он все ждал.
В четверть второго в замке повернулся ключ. Она вошла, поставила свою сумочку на столике у дверей, стала подниматься по лестнице наверх и неожиданно увидела его.
— Эй, привет! — удивилась она. — А почему ты дома?
— Райли умер.
Вот так, сразу, безо всякой подготовки, наповал.
— Что!!
— Ты слышала.
— Умер?
— Умер. Расскажи мне все, что там произошло, Мэрилин.
— Но почему? Ты же не думаешь...
— Если не расскажешь мне, придется рассказывать Карелле. Он знает, что ты была там. Ты оставила свою зажигалку, да и два полицейских описали тебя.
— Значит, меня опять подозревают, так?
— Не опять, а все еще. По крайней мере Карелла.
— Но, ради Бога, поверь мне, я не убивала Нелсона. Я пробыла у него всего несколько минут!
— Кто сказал тебе, что он убит?
— Ты же сказал, что он умер. Насколько я понимаю, это был не разрыв сердца!
— Расскажи обо всем, что там произошло. От того момента, как ты вошла.
Мэрилин вздохнула.
— Слушаю, — сказал Уиллис.
— Я пришла туда в самом начале одиннадцатого, если не ошибаюсь.
— А когда ушла?
— Где-то... точно сказать не могу. Наверное, в половине одиннадцатого.
— Получается уже не несколько минут, а целых полчаса.
— Да, примерно полчаса.
— Хорошо, и что же произошло за эти полчаса?
— Он предложил мне выпить, мы пили кофе, и я сказала ему...
— Что он предложил тебе выпить?
— Виски.
— Ты пила?
— Нет, оно ужасно воняло.
— Ты его нюхала?
— Да.
— Ты брала бутылку в руки?
— Да. Я отвернула крышку и понюхала.
— И как оно пахло?
— Ужасно.
— Чем именно, Мэрилин?
— Откуда мне знать? Как я могу описать запах? Воняло виски. Ужасно.
— Просто запах виски?
— Да, по-моему, так. А что? Там что-нибудь было?
— Что вы делали потом?
— Я завинтила крышку и поставила бутылку обратно на полку. Нелсона отравили? Что-нибудь было в бутылке?
— А что потом?
— Ответь же мне, черт возьми!
— Да, его отравили.
— О Боже! Ведь на бутылке остались мои отпечатки! Это даст твоему коллеге необходимые доказательства, так?
— Если твои отпечатки действительно есть на бутылке...
— Ну конечно же!
— И если в виски обнаружится яд...
— Ты же знаешь, что да!
— Тогда полиции захочется узнать побольше о том, что ты делала с этой бутылкой.
— Все, что я делала... что ты хочешь сказать этим «полиция»? Твой партнер? Или и ты тоже?
— Я тебя слушаю, — сказал Уиллис.
— Я ничего не клала в эту бутылку!
— Ты просто взяла ее с полки...
— Да.
— ...И открыла крышку...
— Да, черт, подери!
— ...И понюхала содержимое.
— Да!
— Почему?
— Потому что Нелсон сказал, что это отличное виски. Он сказал, двенадцатилетней выдержки. И я... мне хотелось... то есть мне было интересно. Мне никогда не нравилось виски, но я подумала, что двенадцатилетнее пахнет лучше, чем другие сорта. Мне всегда казалось, что виски пахнет лекарством.
— Но на сей раз оно не пахло лекарством.
— Я не знаю, чем оно пахло! Я же сказала тебе! Оно воняло ужасно.
— Оно не пахло табаком?
— Не знаю.
— Ну подумай.
— Если я скажу, что оно пахло табаком, то значит, я ни при чем, так? Ведь он был отравлен никотином, да? Так же, как и Джерри. Значит, если я почувствовала запах табака, значит, никотин был уже в бутылке, когда я взяла ее в руки. Но я говорю тебе правду! Я не знаю, чем оно пахло! Я понюхала и закрутила крышку...
— Ну ладно, — вздохнул Уиллис. — А что потом?
— Мы пили кофе. Я сказала, что хочу покончить с этим.
— Как он отреагировал?
— Ему это не понравилось.
— Ты рассказала ему про нас?
— Да.
Уиллис кивнул.
— И что потом?
— Он предложил мне пройти к нему в постель.
— Ты это сделала?
— Нет!
— И что ты сделала?
— Я поцеловала его в щеку и ушла.
— Угу.
— Попрощалась и ушла.
— И через десять, через двадцать минут он умер.
— Я его не убивала!
— Сколько времени ты держала в руках эту бутылку?
— Минуту. Меньше минуты. Все, что я сделала, это...
— Дай сюда свою сумку.
— Что?
— Сумку, которая на столике.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть, что там лежит.
— В ней нет никотина, если ты это имеешь в виду...
— Дай сюда.
Она подошла к столику, где оставила сумочку, принесла ее и вывернула все содержимое на пол, рядом с его креслом.
— На, развлекайся. А я пойду выпью.
Она подошла к бару и налила в стакан со льдом приличную порцию джина. Сделала большой глоток, затем подошла к тому месту, где он разбирал ее вещи, валявшиеся у его ног. Помада, карандаш для глаз, кисточка для пудры, салфетки, жевательная резинка, красный кошелек, чековая книжка, ключи, какая-то мелочь...
— Ну что, нашел яд? — спросила она.
Он стал запихивать все обратно в сумочку.
— Куда ты пошла после того, как вышла от Райли?
— В город.
— Зачем?
— Я же сказала тебе, мне надо было кое-что купить.
— И что ты купила?
— Ничего. Я хотела купить сережки, но не нашла ничего подходящего.
— Значит, ты ходила по магазинам с половины одиннадцатого до...
— Я ходила по магазинам до полудня. Затем перекусила...
— Где?
— В закусочной около Джефферсон.
— А что потом?
— Взяла такси и поехала домой.
— И приехала сюда в четверть второго.
— Я не смотрела на часы. Хочешь выпить?
— Нет.
— Там нет яда, можешь не волноваться.
Уиллис долго молчал, сжав руки и склонив голову.
— Карелла будет искать мотив, — сказал он наконец, как бы про себя. — Трое из твоих близких друзей убиты, и он захочет узнать... — Неожиданно он поднял голову. — Может быть, ты мне не все рассказала?
— С той минуты, как я вошла, до минуты, когда...
— Я говорю не о времени, что ты провела у Райли. Я говорю о тебе.
Она непонимающе смотрела на него.
— Может быть, эти трое знали что-нибудь о тебе, что могло бы...
— Нет.
— ...О чем ты мне не рассказала?
— Я рассказала тебе все. Никто из них ничего не знал о моем прошлом.
— А Эндикотт? Он знал, что ты была проституткой?
— Нет.
— Что он знает?
— Только то, что я рассказывала и другим. Я жила в Лос-Анджелесе, жила в Хьюстоне. Ездила в Мексику. Жила в Буэнос...
— Ты никогда не рассказывала мне про Мексику.
— Я уверена, что говорила о Мексике.
— Нет. А они знали, что именно ты делала во всех этих?
— Я сказала, что у меня богатый отец.
— То же самое, что говорила и мне.
— Да. Сначала. Но затем я рассказала тебе все. Ты же знаешь это, Хэл!
— Ты в этом уверена?
— Да.
— Потому что, если ты что-то скрыла...
— Нет, ничего.
— ...И если это хоть как-то связано с тем, что случилось с ними...
— Нет.
— ...Карелла все равно узнает. Он очень хороший детектив, Мэрилин, и он обязательно все выяснит.
— Я рассказала тебе все, — повторила она.
Наступило молчание.
— Все, что тебе надо знать.
— Что еще я не знаю, Мэрилин?!
Она не ответила.
— Что еще, Мэрилин? А Мексика?
Она подошла к бару, добавила в свой стакан льда и, подлив джина, вернулась на свое место.
— Почему бы нам не пойти наверх, в спальню? — спросила она.
— Нет.
Они продолжали смотреть друг на друга.
— Расскажи мне, — произнес он.
В Хьюстоне Мэрилин поначалу работала танцовщицей, как она выразилась, «без верха», в одном из заведений на Телефон-роуд. В ее обязанности входило подсаживаться между выступлениями к посетителям и выставлять их на бутылку дешевого шампанского. С каждой купленной бутылки она получала комиссионные. Иногда ей приходилось позволять себя потискать. Помяв грудь, попку они охотнее покупали шампанское. Позже она узнала, что кое-кто из работавших там девушек оказывает и более интимные услуги, подрабатывая руками, в кабинках мужского туалета. За каждый такой «сеанс» платили по десять баксов. Она тоже стала этим заниматься.
В заведении было фортепиано, и тот парень частенько приходил и иногда играл джаз. Хороший парень, он никогда не водил девушек в мужской туалет, смотрел только, как они танцуют, играл на фортепиано, заказывал в баре кое-какую выпивку и уходил. Он приходил два-три раза в неделю, и вскоре она поняла, что он положил на нее глаз. Однажды они разговорились, хотя парень был довольно застенчив, и он рассказал ей, что раньше играл джаз в Канзас-сити, а потом спросил, не сможет ли она иногда с ним встречаться. Они договорились о встрече на ближайшее воскресенье, в ее выходной. Они прекрасно провели время.
Она стала с ним спать — кажется, это случилось во время их третьего свидания. Месяца через три после того, как они стали встречаться, он сказал ей, что она теряет огромные деньги, делая это бесплатно. В Хьюстоне можно зарабатывать кучу баксов — здесь все время проходят конференции и съезды нефтепромышленников, почему бы ей не попробовать? «Что попробовать?» — спросила она. «Попробовать получать за это деньги, — сказал он, — сотню баксов за один раз».
Его предложение стоило обдумать.
Она зарабатывала около двухсот пятидесяти, тряся попкой и сиськами на сцене, примерно еще сотню — за шампанское и еще около сотни за «ручную работу». Этот пианист сказал, что она сможет заработать столько же денег за одну ночь, даже после того, как он вычтет свои комиссионные за организацию встреч с теми, кто в этом заинтересован, он знает множество парней, кто интересуется этим делом.
Итак, после шести месяцев пребывания в Хьюстоне она поддалась на уговоры сладкоречивого пианиста.
Месяц спустя его зарезали во время драки в баре, и она стала работать на Джо Сиарта, державшего небольшую «конюшню» из трех девушек. Он был не таким уж плохим сутенером. Никогда не бил своих девушек, хотя многие подобные типы считают, что только битьем можно заставить девушек работать как следует и подчиняться хозяину, и лупят их, как лупил ее тот парень в Лос-Анджелесе.
Когда ее впервые задержали, она перепугалась до смерти. В Техасе проституция — если это первое задержание — считается мелким правонарушением и наказывается штрафом, не превышающим тысячи долларов, или же тюремным заключением на срок не больше 180 дней, или и тем и другим. Она больше всего боялась, что ей придется просидеть в тюрьме полгода. Однако судья попался весьма снисходительный и принял во внимание ее юный возраст — ей было только семнадцать; Сиарт, не говоря ни слова, заплатил штраф в пятьсот долларов, и она снова была свободна, как птичка, однако сильно напугана.
Сиарту она сказала, что ей нужен отдых.
Он посмотрел ей прямо в глаза — любой другой сутенер выбил бы из нее эту дурь моментально — но этот сказал: «Конечно, Мэри Энн, отдохни немного», однако, несомненно, отлично понимал, что она надумала удрать.
Она и сама не знала, куда поедет, когда уезжала из Хьюстона, не знала, где приткнется, поэтому обратилась с просьбой о паспорте, на случай, если окажется в таком месте, где понадобятся документы, и это была ее самая большая ошибка. Она получила свой паспорт, несмотря на единственное задержание по статье 43.02, — паспорт на имя Мэри Энн Холлис с черно-белой фотографией семнадцатилетней хорошенькой блондинки, улыбающейся в объектив. Там, где надо было указать род занятий, она написала «учительница».
Она пересекла границу на машине, взятой напрокат в Хьюстоне. У нее было отложено немного денег, что давало возможность пожить в Мексике, кое-что потратить, посмотреть страну, Мэри Энн, учительница, вполне может себе позволить немного отдохнуть. Она и представления не имела, куда поедет после Мексики и что будет делать, когда кончатся деньги. У нее было что-то около тысячи долларов, и она не знала, надолго ли их хватит. Ей казалось, что с проституцией покончено навсегда. У нее был паспорт, и она могла ехать, куда захочет. В августе ей исполнится восемнадцать, и вся жизнь впереди.
В горах Сьерра-Мадре, в штате Герреро, возле города Игуала, она встретилась с одним человеком, который был похож на фермера, однако на самом деле торговал очень хорошей марихуаной, которую там называли «золотой». Тогда она стоила двадцать два доллара килограмм — в то время как в Америке за фунт просили триста тридцать пять. Она купила у него целый килограмм — подумаешь, всего двадцать два доллара. Ехала себе и ехала, время от времени останавливаясь в мотелях, когда наступал вечер, пила текилу, курила в своей комнате косячок, загорала.
Жизнь была прекрасна.
Она чувствовала себя превосходно.
С собой у нее была только большая кожаная дорожная сумка, в которой лежали паспорт в обложке, деньги, пластиковый пакетик с ее противозачаточным колпачком и тюбик с мазью, трусики, джинсы, блузки и туалетные принадлежности, а на дне находился неуклонно уменьшающийся запас «золотой» травки.
В конце жаркого и солнечного августа, вскоре после своего восемнадцатилетия она решила, что Мексика ей надоела, и однажды снова направилась в сторону американской границы. На ней были босоножки, шорты и белая длинная блузка-размахайка, которую она купила в небольшом магазинчике в одном из городков. Так она проехала Салтильо, потом небольшую деревушку Рамос Ариспе, и только ее миновала, как увидела длинную очередь машин у шлагбаума, возле которого стояли мексиканцы в форме.
Сегодня она сказала ему, что с утра пойдет в мансарду к Райли — «чтобы покончить с этим», а затем пройдется по магазинам. Она собиралась вернуться где-нибудь около часа и пообещала позвонить ему на работу, рассказать, как все прошло.
Часы на камине громко тикали.
Без одной минуты час.
Он не переставая думал об этом деле, о том, что кто-то действительно покончил с Райли, добавив ему никотина в виски и отправив его на тот свет вслед за МакКенноном и Холландером. Трое ее близких друзей умерли. Остался один Эндикотт, и она собиралась встретиться с ним на следующей неделе, чтобы сообщить о разрыве. «Покончить» и с ним тоже.
Пробили часы.
Всего один удар.
Динг.
И опять тишина.
Он все ждал.
В четверть второго в замке повернулся ключ. Она вошла, поставила свою сумочку на столике у дверей, стала подниматься по лестнице наверх и неожиданно увидела его.
— Эй, привет! — удивилась она. — А почему ты дома?
— Райли умер.
Вот так, сразу, безо всякой подготовки, наповал.
— Что!!
— Ты слышала.
— Умер?
— Умер. Расскажи мне все, что там произошло, Мэрилин.
— Но почему? Ты же не думаешь...
— Если не расскажешь мне, придется рассказывать Карелле. Он знает, что ты была там. Ты оставила свою зажигалку, да и два полицейских описали тебя.
— Значит, меня опять подозревают, так?
— Не опять, а все еще. По крайней мере Карелла.
— Но, ради Бога, поверь мне, я не убивала Нелсона. Я пробыла у него всего несколько минут!
— Кто сказал тебе, что он убит?
— Ты же сказал, что он умер. Насколько я понимаю, это был не разрыв сердца!
— Расскажи обо всем, что там произошло. От того момента, как ты вошла.
Мэрилин вздохнула.
— Слушаю, — сказал Уиллис.
— Я пришла туда в самом начале одиннадцатого, если не ошибаюсь.
— А когда ушла?
— Где-то... точно сказать не могу. Наверное, в половине одиннадцатого.
— Получается уже не несколько минут, а целых полчаса.
— Да, примерно полчаса.
— Хорошо, и что же произошло за эти полчаса?
— Он предложил мне выпить, мы пили кофе, и я сказала ему...
— Что он предложил тебе выпить?
— Виски.
— Ты пила?
— Нет, оно ужасно воняло.
— Ты его нюхала?
— Да.
— Ты брала бутылку в руки?
— Да. Я отвернула крышку и понюхала.
— И как оно пахло?
— Ужасно.
— Чем именно, Мэрилин?
— Откуда мне знать? Как я могу описать запах? Воняло виски. Ужасно.
— Просто запах виски?
— Да, по-моему, так. А что? Там что-нибудь было?
— Что вы делали потом?
— Я завинтила крышку и поставила бутылку обратно на полку. Нелсона отравили? Что-нибудь было в бутылке?
— А что потом?
— Ответь же мне, черт возьми!
— Да, его отравили.
— О Боже! Ведь на бутылке остались мои отпечатки! Это даст твоему коллеге необходимые доказательства, так?
— Если твои отпечатки действительно есть на бутылке...
— Ну конечно же!
— И если в виски обнаружится яд...
— Ты же знаешь, что да!
— Тогда полиции захочется узнать побольше о том, что ты делала с этой бутылкой.
— Все, что я делала... что ты хочешь сказать этим «полиция»? Твой партнер? Или и ты тоже?
— Я тебя слушаю, — сказал Уиллис.
— Я ничего не клала в эту бутылку!
— Ты просто взяла ее с полки...
— Да.
— ...И открыла крышку...
— Да, черт, подери!
— ...И понюхала содержимое.
— Да!
— Почему?
— Потому что Нелсон сказал, что это отличное виски. Он сказал, двенадцатилетней выдержки. И я... мне хотелось... то есть мне было интересно. Мне никогда не нравилось виски, но я подумала, что двенадцатилетнее пахнет лучше, чем другие сорта. Мне всегда казалось, что виски пахнет лекарством.
— Но на сей раз оно не пахло лекарством.
— Я не знаю, чем оно пахло! Я же сказала тебе! Оно воняло ужасно.
— Оно не пахло табаком?
— Не знаю.
— Ну подумай.
— Если я скажу, что оно пахло табаком, то значит, я ни при чем, так? Ведь он был отравлен никотином, да? Так же, как и Джерри. Значит, если я почувствовала запах табака, значит, никотин был уже в бутылке, когда я взяла ее в руки. Но я говорю тебе правду! Я не знаю, чем оно пахло! Я понюхала и закрутила крышку...
— Ну ладно, — вздохнул Уиллис. — А что потом?
— Мы пили кофе. Я сказала, что хочу покончить с этим.
— Как он отреагировал?
— Ему это не понравилось.
— Ты рассказала ему про нас?
— Да.
Уиллис кивнул.
— И что потом?
— Он предложил мне пройти к нему в постель.
— Ты это сделала?
— Нет!
— И что ты сделала?
— Я поцеловала его в щеку и ушла.
— Угу.
— Попрощалась и ушла.
— И через десять, через двадцать минут он умер.
— Я его не убивала!
— Сколько времени ты держала в руках эту бутылку?
— Минуту. Меньше минуты. Все, что я сделала, это...
— Дай сюда свою сумку.
— Что?
— Сумку, которая на столике.
— Зачем?
— Я хочу посмотреть, что там лежит.
— В ней нет никотина, если ты это имеешь в виду...
— Дай сюда.
Она подошла к столику, где оставила сумочку, принесла ее и вывернула все содержимое на пол, рядом с его креслом.
— На, развлекайся. А я пойду выпью.
Она подошла к бару и налила в стакан со льдом приличную порцию джина. Сделала большой глоток, затем подошла к тому месту, где он разбирал ее вещи, валявшиеся у его ног. Помада, карандаш для глаз, кисточка для пудры, салфетки, жевательная резинка, красный кошелек, чековая книжка, ключи, какая-то мелочь...
— Ну что, нашел яд? — спросила она.
Он стал запихивать все обратно в сумочку.
— Куда ты пошла после того, как вышла от Райли?
— В город.
— Зачем?
— Я же сказала тебе, мне надо было кое-что купить.
— И что ты купила?
— Ничего. Я хотела купить сережки, но не нашла ничего подходящего.
— Значит, ты ходила по магазинам с половины одиннадцатого до...
— Я ходила по магазинам до полудня. Затем перекусила...
— Где?
— В закусочной около Джефферсон.
— А что потом?
— Взяла такси и поехала домой.
— И приехала сюда в четверть второго.
— Я не смотрела на часы. Хочешь выпить?
— Нет.
— Там нет яда, можешь не волноваться.
Уиллис долго молчал, сжав руки и склонив голову.
— Карелла будет искать мотив, — сказал он наконец, как бы про себя. — Трое из твоих близких друзей убиты, и он захочет узнать... — Неожиданно он поднял голову. — Может быть, ты мне не все рассказала?
— С той минуты, как я вошла, до минуты, когда...
— Я говорю не о времени, что ты провела у Райли. Я говорю о тебе.
Она непонимающе смотрела на него.
— Может быть, эти трое знали что-нибудь о тебе, что могло бы...
— Нет.
— ...О чем ты мне не рассказала?
— Я рассказала тебе все. Никто из них ничего не знал о моем прошлом.
— А Эндикотт? Он знал, что ты была проституткой?
— Нет.
— Что он знает?
— Только то, что я рассказывала и другим. Я жила в Лос-Анджелесе, жила в Хьюстоне. Ездила в Мексику. Жила в Буэнос...
— Ты никогда не рассказывала мне про Мексику.
— Я уверена, что говорила о Мексике.
— Нет. А они знали, что именно ты делала во всех этих?
— Я сказала, что у меня богатый отец.
— То же самое, что говорила и мне.
— Да. Сначала. Но затем я рассказала тебе все. Ты же знаешь это, Хэл!
— Ты в этом уверена?
— Да.
— Потому что, если ты что-то скрыла...
— Нет, ничего.
— ...И если это хоть как-то связано с тем, что случилось с ними...
— Нет.
— ...Карелла все равно узнает. Он очень хороший детектив, Мэрилин, и он обязательно все выяснит.
— Я рассказала тебе все, — повторила она.
Наступило молчание.
— Все, что тебе надо знать.
— Что еще я не знаю, Мэрилин?!
Она не ответила.
— Что еще, Мэрилин? А Мексика?
Она подошла к бару, добавила в свой стакан льда и, подлив джина, вернулась на свое место.
— Почему бы нам не пойти наверх, в спальню? — спросила она.
— Нет.
Они продолжали смотреть друг на друга.
— Расскажи мне, — произнес он.
В Хьюстоне Мэрилин поначалу работала танцовщицей, как она выразилась, «без верха», в одном из заведений на Телефон-роуд. В ее обязанности входило подсаживаться между выступлениями к посетителям и выставлять их на бутылку дешевого шампанского. С каждой купленной бутылки она получала комиссионные. Иногда ей приходилось позволять себя потискать. Помяв грудь, попку они охотнее покупали шампанское. Позже она узнала, что кое-кто из работавших там девушек оказывает и более интимные услуги, подрабатывая руками, в кабинках мужского туалета. За каждый такой «сеанс» платили по десять баксов. Она тоже стала этим заниматься.
В заведении было фортепиано, и тот парень частенько приходил и иногда играл джаз. Хороший парень, он никогда не водил девушек в мужской туалет, смотрел только, как они танцуют, играл на фортепиано, заказывал в баре кое-какую выпивку и уходил. Он приходил два-три раза в неделю, и вскоре она поняла, что он положил на нее глаз. Однажды они разговорились, хотя парень был довольно застенчив, и он рассказал ей, что раньше играл джаз в Канзас-сити, а потом спросил, не сможет ли она иногда с ним встречаться. Они договорились о встрече на ближайшее воскресенье, в ее выходной. Они прекрасно провели время.
Она стала с ним спать — кажется, это случилось во время их третьего свидания. Месяца через три после того, как они стали встречаться, он сказал ей, что она теряет огромные деньги, делая это бесплатно. В Хьюстоне можно зарабатывать кучу баксов — здесь все время проходят конференции и съезды нефтепромышленников, почему бы ей не попробовать? «Что попробовать?» — спросила она. «Попробовать получать за это деньги, — сказал он, — сотню баксов за один раз».
Его предложение стоило обдумать.
Она зарабатывала около двухсот пятидесяти, тряся попкой и сиськами на сцене, примерно еще сотню — за шампанское и еще около сотни за «ручную работу». Этот пианист сказал, что она сможет заработать столько же денег за одну ночь, даже после того, как он вычтет свои комиссионные за организацию встреч с теми, кто в этом заинтересован, он знает множество парней, кто интересуется этим делом.
Итак, после шести месяцев пребывания в Хьюстоне она поддалась на уговоры сладкоречивого пианиста.
Месяц спустя его зарезали во время драки в баре, и она стала работать на Джо Сиарта, державшего небольшую «конюшню» из трех девушек. Он был не таким уж плохим сутенером. Никогда не бил своих девушек, хотя многие подобные типы считают, что только битьем можно заставить девушек работать как следует и подчиняться хозяину, и лупят их, как лупил ее тот парень в Лос-Анджелесе.
Когда ее впервые задержали, она перепугалась до смерти. В Техасе проституция — если это первое задержание — считается мелким правонарушением и наказывается штрафом, не превышающим тысячи долларов, или же тюремным заключением на срок не больше 180 дней, или и тем и другим. Она больше всего боялась, что ей придется просидеть в тюрьме полгода. Однако судья попался весьма снисходительный и принял во внимание ее юный возраст — ей было только семнадцать; Сиарт, не говоря ни слова, заплатил штраф в пятьсот долларов, и она снова была свободна, как птичка, однако сильно напугана.
Сиарту она сказала, что ей нужен отдых.
Он посмотрел ей прямо в глаза — любой другой сутенер выбил бы из нее эту дурь моментально — но этот сказал: «Конечно, Мэри Энн, отдохни немного», однако, несомненно, отлично понимал, что она надумала удрать.
Она и сама не знала, куда поедет, когда уезжала из Хьюстона, не знала, где приткнется, поэтому обратилась с просьбой о паспорте, на случай, если окажется в таком месте, где понадобятся документы, и это была ее самая большая ошибка. Она получила свой паспорт, несмотря на единственное задержание по статье 43.02, — паспорт на имя Мэри Энн Холлис с черно-белой фотографией семнадцатилетней хорошенькой блондинки, улыбающейся в объектив. Там, где надо было указать род занятий, она написала «учительница».
Она пересекла границу на машине, взятой напрокат в Хьюстоне. У нее было отложено немного денег, что давало возможность пожить в Мексике, кое-что потратить, посмотреть страну, Мэри Энн, учительница, вполне может себе позволить немного отдохнуть. Она и представления не имела, куда поедет после Мексики и что будет делать, когда кончатся деньги. У нее было что-то около тысячи долларов, и она не знала, надолго ли их хватит. Ей казалось, что с проституцией покончено навсегда. У нее был паспорт, и она могла ехать, куда захочет. В августе ей исполнится восемнадцать, и вся жизнь впереди.
В горах Сьерра-Мадре, в штате Герреро, возле города Игуала, она встретилась с одним человеком, который был похож на фермера, однако на самом деле торговал очень хорошей марихуаной, которую там называли «золотой». Тогда она стоила двадцать два доллара килограмм — в то время как в Америке за фунт просили триста тридцать пять. Она купила у него целый килограмм — подумаешь, всего двадцать два доллара. Ехала себе и ехала, время от времени останавливаясь в мотелях, когда наступал вечер, пила текилу, курила в своей комнате косячок, загорала.
Жизнь была прекрасна.
Она чувствовала себя превосходно.
С собой у нее была только большая кожаная дорожная сумка, в которой лежали паспорт в обложке, деньги, пластиковый пакетик с ее противозачаточным колпачком и тюбик с мазью, трусики, джинсы, блузки и туалетные принадлежности, а на дне находился неуклонно уменьшающийся запас «золотой» травки.
В конце жаркого и солнечного августа, вскоре после своего восемнадцатилетия она решила, что Мексика ей надоела, и однажды снова направилась в сторону американской границы. На ней были босоножки, шорты и белая длинная блузка-размахайка, которую она купила в небольшом магазинчике в одном из городков. Так она проехала Салтильо, потом небольшую деревушку Рамос Ариспе, и только ее миновала, как увидела длинную очередь машин у шлагбаума, возле которого стояли мексиканцы в форме.