— Фирма, выпускающая пестицид, представляет все данные относительно безопасности препарата для здоровья в АОС. Там изучают материалы и дают регистрационный номер. И прежде чем вывозить свой товар в различные штаты, фирма должна там зарегистрироваться. Однако некоторые продукты находятся в свободной продаже незарегистрированными. Это означает, что АОС еще не решило, нужно ли ограничивать их применение или они могут быть широко использованы.
— Как ограничивать?
— Только для пользователей, имеющих специальное разрешение. В лесничестве, в питомниках, садоводческих хозяйствах... ну и тому подобное.
— А много ли подобной продукции находится в свободной продаже?
— Большая часть.
— То есть?
— Их можно купить в любом хозяйственном магазине или в магазине для садоводов. Никаких ограничений. Покупаете что-нибудь вроде опрыскивателя №40 «Черный лист», который зарегистрирован и разрешен к применению в двадцати семи штатах. Он стоит на полках почти всех магазинов. Содержание никотина в нем — около сорока процентов. Если больше, то необходимо иметь письменное разрешение. Ваш человек не связан с сельским хозяйством?
— Мы пока не знаем, кто он, — сказал Карелла.
— Ну предположим, нет. И предположим, он захотел получить из этого «Черного листа» свободный алкалоид. Достаточно добавить туда гидроокись натрия... ну, вы, наверное все это знаете.
— Нет, нет.
— Ну в общем... сейчас попытаюсь вам объяснить. С помощью ионометра он выявляет кислотность вещества. Затем делает так, чтобы вещество было менее кислотным и более простым по составу. И когда...
— Простите, но каким образом он это делает?
— Добавляет каустическую соду, чтобы вытеснить сульфаты. Возможно, первоначальный показатель был девять или десять, точно не могу вам сказать, а после простейших манипуляций он уменьшается до трех или четырех, — приблизительно. Понимаете, ему нужен свободный алкалоид. Никотин. Его надо выделить из сульфата натрия. Далее, полученный раствор никотина в воде он смешивает и, пропустив через фильтр...
— Смешивает его с чем?
— Ну, например, с эфиром. Никотин растворим в эфире, а эфир легче воды, поэтому постепенно отделяя воду, он получит чистый никотин.
— Но ведь это длительный процесс?
— Конечно, и довольно сложный, если только у вашего парня нет специального оборудования. Я не знаю, сколько именно смеси ему придется титровать, чтобы получить один грамм чистого никотина. Но смертельная доза — сорок миллиграмм — всего лишь привкус вещества.
Это же слово употребил тогда и Блэни. Привкус. Карелла вдруг вспомнил обо всех этих окурках, издающих «привкусы» и запахи.
— То есть предполагается, что убийца должен был знать, как получить чистый никотин из сорокапроцентного раствора.
— Ну, — усмехнулся Джонсон, — думаю, что он мог сделать то же, что делал мой папа, когда я еще был ребенком и жил с родителями в Кентукки.
— И что он делал? — насторожился Карелла.
— Он сам составлял отраву для борьбы с вредителями. Смешивал в консервной банке из-под кофе табак и воду, настаивал все это примерно неделю, затем кипятил. Получалось что-то вроде чая. Добавлял в эту смесь мыльный раствор, чтобы лучше держалось на листьях. Прекрасное средство. Возможно, ваш убийца сделал то же самое. Смешал размельченные сигары или сигареты с водой, отфильтровал и выделил яд. — Он немного помолчал и спросил: — У вас в управлении есть лаборатория?
— Да, — ответил Карелла.
— Позвоните им. Спросите насчет дистилляции.
— Спасибо, — сказал Карелла. — Вы очень нам помогли.
— Рад был содействовать, — ответил Джонсон и повесил трубку.
Уиллис появился в тот самый момент, когда Карелла набирал номер лаборатории. Оба взглянули на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого.
— Капитана Гроссмана, пожалуйста, — сказал Карелла.
— Прости, я опоздал, — повторил Уиллис и прошел к своему столу.
Мейер Мейер, уже полтора часа ожидающий, пока Уиллис его сменит, молча подошел к вешалке, снял свою шляпу, зажег сигарету и вышел.
— И когда он будет? — спросил у собеседника Карелла. — Попросите его, пожалуйста, позвонить детективу Карелле. Скажите, это очень срочно.
— Ты ни о чем не хочешь поговорить? — спросил он у Уиллиса, вешая трубку.
— О чем поговорить?
— О совместном проживании с подозреваемой, например.
Уиллис бросил взгляд в дальний угол комнаты, где Энди Паркер склонился над машинкой, старательно печатая отчет. Паркер был в одной рубашке, хотя сидел у раскрытого окна, сквозь которое в комнату пробивались уличный шум и легкий весенний ветерок. По классификации Брауна Паркер относился к «перегоревшим» полицейским, он приходил на работу небритым еще задолго до того, как полицейские из «Майами Вайс» стали считать это модным. Паркер же делал это, поскольку считал свою работу унизительной и дерьмовой и не желал выражать свое к ней уважение бритьем и прочими признаками хорошего тона. Он, как правило, писал свои ежедневные отчеты ровно два часа, а дальше — хоть трава не расти.
При Паркере не рекомендовалось обсуждать что-нибудь личное или интимное, связанное с чувствами. По мнению «перегоревшего» полицейского, чувства могли быть только у парикмахеров или декораторов.
— Пойдем, выйдем в коридор, — предложил Карелла.
— Пошли, — согласился Уиллис.
Они прошли через холл в комнату допросов и сели по разные стороны длинного стола. Позади Уиллиса было двойное зеркало, через которое комната просматривалась из соседнего помещения.
— Ну и? — начал Карелла.
— Ну и тебя это не касается, — огрызнулся Уиллис.
— Согласен, но это касается нашего отдела.
— Пошел он к черту, — сказал Уиллис. — Я имею право жить там, где хочу. И с кем хочу.
— Не уверен, что это относится к подозреваемым в двойном убийстве.
— Мэрилин Холлис не имеет никакого отношения ни к одному из этих убийств! — с горячностью воскликнул Уиллис.
— Я в этом не уверен. И наш лейтенант тоже.
— У вас нет причин полагать, что она...
— Но у меня нет причин и считать иначе. Что с тобой, Хэл? Ты же знаешь, что она на подозрении!
— Ну почему? Насколько я знаю, если у человека есть надежное алиби...
— А то ты не знаешь, как получают надежные алиби? Мне известны махровые убийцы, у которых были надежные...
— Она не убийца! — заорал Уиллис.
В комнате наступила тишина.
— И что будем делать? — наконец сказал Карелла. — Ты живешь с этой женщиной, как мы будем заниматься этим делом?..
— Мне все равно, что ты будешь делать.
— Ну если у нас теперь такая ситуация, то все, о чем мы говорим между собой в участке, сразу же становится известным...
— Я не делал и не говорил ничего такого, что могло бы помешать расследованию!
Опять наступило молчание.
— Я хочу с ней поговорить, — сказал Карелла. — Мне надо договориться о встрече через тебя?
— Ну не буду же я тебе советовать, как вести свое дело.
— Я думал, что это наше дело.
— Да, наше, — ответил Уиллис. — Просто у нас с тобой разные представления о том, кто является подозреваемым, так?
— Она сейчас дома? — спросил Карелла.
— Была дома, когда я уходил.
— Тогда, если ты не возражаешь, я бы хотел с ней переговорить.
— Лучше сначала позвони.
— Хэл... — начал было Карелла, потом покачал головой и вышел из комнаты, оставив Уиллиса за длинным столом с двойным зеркалом за спиной.
— И что вы хотите узнать? — спросила она Кареллу.
На ней были синие джинсы и мужская рубашка. «Рубашка, возможно, принадлежит Уиллису», — подумал Карелла. Они находились в гостиной, отделанной деревянными панелями. Было одиннадцать часов утра, в доме стояла тишина, толстые стены не пропускали уличного шума. Трудно представить, что ее когда-то задерживали за проституцию. Она была похожа на девочку-подростка. Безупречная кожа, умные голубые глаза, никакой косметики, даже помады. Но здесь можно вспомнить «Закон мышей». Если в своем амбаре вы увидели одну мышь, то значит, их там не меньше сотни. И если девушку однажды задерживали за проституцию, то, несомненно, она побывала во многих переделках.
— О Бэзиле Холландере, — сказал он.
— И что именно?
— Как вы с ним познакомились?
— Нас свела судьба, — улыбнулась она.
Обычная уловка проститутки — подсмеиваться над своей близостью с кем-то, чтобы не звучало вульгарно.
— Да, понимаю, — произнес он холодно. — Но как вы с ним познакомились?
— Почему вы хотите это знать, мистер Карелла?
— Он был вашим другом. Он умер. Умер еще один ваш друг. Так что наше любопытство простительно...
— Мне не нравится ваш сарказм. Почему вы меня так не любите?
— Вопрос о любви или нелюбви здесь не стоит, мисс Холлис. Я просто полицейский, выполняющий свою...
— Ой, пожалуйста, только не надо о выполняющих свою работу полицейских! Я наслушалась этого от Хэла.
Хэла. Ну конечно же. Не станет же она его называть детектив Уиллис.
— За что вы меня так не любите? — повторила она. — За то, что мы живем вместе?
Вот так. Без всяких обиняков. Однако она ничего так и не сказала о главном. О том, как познакомилась с Холландером.
— Дела Хэла меня не касаются, — сказал он. Что весьма существенно отличалось от того, что он говорил Уиллису менее часа тому назад. — А мое дело...
— Я думала, что вы с Хэлом занимаетесь одним делом.
— Я тоже так думал, — сказал Карелла.
— Но вы теперь так не считаете? Это потому, что он живет с человеком, который, возможно, является хладнокровным убийцей, так, да?
— Я этого не говорил.
— Но вы так думаете, разве нет? Вы считаете, что я могла убить и Джерри, и Бэза?
— У меня нет для этого доказательств...
— Мы здесь говорим не о доказательствах, — горячилась она. — А доказательства свидетельствуют, что я была далеко от тех, кого убили. И вот это и является доказательством, мистер Карелла. Ах, у вас интуиция, так ведь? И что подсказывает вам ваша интуиция? Вы считаете, что я их убила, так?
— Я считаю, что моя работа состоит в том...
— Господи, вы опять о своей работе.
— Которую вы мне не даете выполнить, — разозлился Карелла.
— Да? И каким же это образом? Тем, что живу с вашим напарником?
— Нет, тем, что так и не ответили на вопрос, который я вам задал пять минут назад.
— Неужели уже целых пять минут? Как быстро летит время, когда общаешься с таким милым человеком.
— А за что вы на меня взъелись? — спросил он.
— Я встречала таких как вы, мистер Карелла. Вы такой же, как все полицейские. За исключением Хэла. Вы считаете, что если у человека были проблемы с законом, то он всегда останется нарушителем. Горбатого могила исправит, так ведь, мистер Карелла? Шлюха — она и есть шлюха.
— Если хотите так думать, это ваше дело. Итак, где вы познакомились с Бэзилом Холландером?
— На концерте, — со вздохом ответила она.
— Где?
— В филармонии.
— Когда?
— В июне прошлого года.
— Случайно познакомились?
— Во время антракта. Мы завели разговор о программе, и выяснилось, что у нас одинаковые музыкальные вкусы. Это сразу же нас сблизило.
— И вы стали встречаться. Когда это началось?
— Он позвонил мне на следующей недели и предложил пойти в оперу. Я не очень люблю оперу, но все равно пошла, и мы прекрасно провели время. — Она улыбнулась и добавила: — Хотя я не очень люблю оперу.
«Изысканные вкусы, — подумал он. — Шлюха из Хьюстона предпочитает ходить в филармонию, а не в оперу». Он отогнал от себя эту мысль. Возможно, она была права. Может быть, он слишком долго работал полицейским и делал выводы исключительно на основе своего опыта. Правда, ему еще ни разу не приходилось встречать раскаявшуюся шлюху или терзающегося угрызениями совести бандита. С другой стороны, он никогда не видел бандита, который бы ходил на симфонические концерты. Или в оперу.
Из уважения к Уиллису он не стал спрашивать, когда она начала спать с Холландером. Но это его тревожило. Он уже пошел в своем расследовании на какие-то уступки. Обычно близость между мужчиной и женщиной являлась чрезвычайно важным фактором в деле об убийстве, особенно если это убийство из ревности. Вместо этого он спросил:
— Холландер, по-моему, был бухгалтером, это так?
— Вы же прекрасно знаете, что — так.
— А когда вы об этом узнали?
— О том, что он бухгалтер? — с удивлением спросила она. — Какое это может иметь значение...
— Он выполнял для вас какие-нибудь работы?
— Кто? Бэзил? Нет.
— У вас есть свой бухгалтер, который ведет ваши дела?
— Да.
— Как его зовут?
— Марк Аронштейн.
— Он давно на вас работает?
— Я наняла его, как только приехала сюда из Буэнос-Айреса.
— Буэнос-Айреса?
— Я думала, Хэл вам говорил об этом.
— Нет.
— Я занималась проституцией в Буэнос-Айресе.
— Понятно, — сказал он. — И долго вы этим занимались?
— Пять лет.
— И еще в Хьюстоне?
— Там только год. Я уехала почти сразу же после ареста.
«Да, довольно длинная история, — подумал он. — Уиллис подцепил настоящее сокровище».
— Так вы поехали в Аргентину прямо из Хьюстона? — спросил он.
— Нет, сначала я побывала в Мексике.
— Вы там тоже занимались проституцией?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто хотела посмотреть страну.
— И долго вы там были?
— Месяцев шесть или что-то около того.
— Сколько вам лет, мисс Холлис?
— Вы же детектив. Попытайтесь догадаться. Я уехала из дома за три месяца до своего шестнадцатилетия, в Лос-Анджелесе прожила чуть больше года, затем переехала в Хьюстон.
— А почему в Хьюстон?
— Думала, что смогу поступить в «Райс».
— Но вы этого не сделали.
— Нет. Я встретила одного типа, который дал мне от ворот поворот.
— Джозеф Сиарт?
— Нет, Джо появился позже.
— И долго вы были в Хьюстоне?
— Я же говорила вам. Один год. Вы считаете? Затем шесть месяцев в Мексике, пять лет в Буэнос-Айресе, и здесь я живу почти полтора года. И что у вас получилось?
— Шестнадцать, когда вы уехали из дома...
— Почти шестнадцать.
— У меня получилось двадцать четыре.
— Мне будет двадцать четыре в августе.
— У вас весьма напряженная жизнь.
— Напряженнее, чем вы думаете, — сказала она.
— Вы говорили, что ваш отец купил этот дом...
— Нет, я соврала. И уверена, что вы знаете об этом.
Не надо меня проверять, мистер Карелла. Терпеть не могу нечестных людей.
— Каким образом вы приобрели этот дом?
— Разве Хэл вам не рассказал? Я приехала сюда с двумя миллионами долларов. За этот дом заплатила семьсот пятьдесят тысяч. Остальное вложила в ценные бумаги. Поэтому мне и понадобился бухгалтер.
— Марк Аронштейн.
— Да. Из компании «Харви Рот».
— Это в нашем городе?
— Да, на улице Бэттери. Около Олд Сиуолл.
— Вы когда-нибудь обсуждали с мистером Холландером финансовые проблемы?
— Никогда.
— Вас когда-нибудь проверяла налоговая служба?
— Однажды.
— Были проблемы?
— Самые обычные.
— Например?
— Удержания на П/Р.
— Что это?
— Путешествия и развлечения.
— А, — кивнул он. У полицейских не делали удержания за путешествия и развлечения. — Вы когда-нибудь говорили об этой проверке с мистером Холландером?
— Я же сказала вам, мы никогда не обсуждали с ним финансовых вопросов.
— Хотя вы знали, что он — бухгалтер?
— Нам было о чем поговорить.
— Он знал, что вы раньше занимались проституцией?
— Нет.
— А кто-нибудь из других ваших друзей?
— Нет.
— МакКеннон?
— Нет.
— Райли? Эндикотт?
— Никто из них.
— В ночь, когда был убит МакКеннон...
— Я каталась на лыжах в другом месте.
— С Нелсоном Райли.
— Да.
— А в ночь, когда был убит Холландер...
— Я была с Чипом Эндикоттом.
— И оба — ваши близкие друзья.
— Были, — уточнила она.
— Что вы имеете в виду?
— Хэл хочет, чтобы я перестала с ними встречаться.
«О, это серьезно», — подумал он.
— И вы его послушаетесь?
— Да, послушаюсь. — Она помолчала и затем добавила: — Понимаете, я его люблю.
Глава 11
— Как ограничивать?
— Только для пользователей, имеющих специальное разрешение. В лесничестве, в питомниках, садоводческих хозяйствах... ну и тому подобное.
— А много ли подобной продукции находится в свободной продаже?
— Большая часть.
— То есть?
— Их можно купить в любом хозяйственном магазине или в магазине для садоводов. Никаких ограничений. Покупаете что-нибудь вроде опрыскивателя №40 «Черный лист», который зарегистрирован и разрешен к применению в двадцати семи штатах. Он стоит на полках почти всех магазинов. Содержание никотина в нем — около сорока процентов. Если больше, то необходимо иметь письменное разрешение. Ваш человек не связан с сельским хозяйством?
— Мы пока не знаем, кто он, — сказал Карелла.
— Ну предположим, нет. И предположим, он захотел получить из этого «Черного листа» свободный алкалоид. Достаточно добавить туда гидроокись натрия... ну, вы, наверное все это знаете.
— Нет, нет.
— Ну в общем... сейчас попытаюсь вам объяснить. С помощью ионометра он выявляет кислотность вещества. Затем делает так, чтобы вещество было менее кислотным и более простым по составу. И когда...
— Простите, но каким образом он это делает?
— Добавляет каустическую соду, чтобы вытеснить сульфаты. Возможно, первоначальный показатель был девять или десять, точно не могу вам сказать, а после простейших манипуляций он уменьшается до трех или четырех, — приблизительно. Понимаете, ему нужен свободный алкалоид. Никотин. Его надо выделить из сульфата натрия. Далее, полученный раствор никотина в воде он смешивает и, пропустив через фильтр...
— Смешивает его с чем?
— Ну, например, с эфиром. Никотин растворим в эфире, а эфир легче воды, поэтому постепенно отделяя воду, он получит чистый никотин.
— Но ведь это длительный процесс?
— Конечно, и довольно сложный, если только у вашего парня нет специального оборудования. Я не знаю, сколько именно смеси ему придется титровать, чтобы получить один грамм чистого никотина. Но смертельная доза — сорок миллиграмм — всего лишь привкус вещества.
Это же слово употребил тогда и Блэни. Привкус. Карелла вдруг вспомнил обо всех этих окурках, издающих «привкусы» и запахи.
— То есть предполагается, что убийца должен был знать, как получить чистый никотин из сорокапроцентного раствора.
— Ну, — усмехнулся Джонсон, — думаю, что он мог сделать то же, что делал мой папа, когда я еще был ребенком и жил с родителями в Кентукки.
— И что он делал? — насторожился Карелла.
— Он сам составлял отраву для борьбы с вредителями. Смешивал в консервной банке из-под кофе табак и воду, настаивал все это примерно неделю, затем кипятил. Получалось что-то вроде чая. Добавлял в эту смесь мыльный раствор, чтобы лучше держалось на листьях. Прекрасное средство. Возможно, ваш убийца сделал то же самое. Смешал размельченные сигары или сигареты с водой, отфильтровал и выделил яд. — Он немного помолчал и спросил: — У вас в управлении есть лаборатория?
— Да, — ответил Карелла.
— Позвоните им. Спросите насчет дистилляции.
— Спасибо, — сказал Карелла. — Вы очень нам помогли.
— Рад был содействовать, — ответил Джонсон и повесил трубку.
Уиллис появился в тот самый момент, когда Карелла набирал номер лаборатории. Оба взглянули на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого.
— Капитана Гроссмана, пожалуйста, — сказал Карелла.
— Прости, я опоздал, — повторил Уиллис и прошел к своему столу.
Мейер Мейер, уже полтора часа ожидающий, пока Уиллис его сменит, молча подошел к вешалке, снял свою шляпу, зажег сигарету и вышел.
— И когда он будет? — спросил у собеседника Карелла. — Попросите его, пожалуйста, позвонить детективу Карелле. Скажите, это очень срочно.
— Ты ни о чем не хочешь поговорить? — спросил он у Уиллиса, вешая трубку.
— О чем поговорить?
— О совместном проживании с подозреваемой, например.
Уиллис бросил взгляд в дальний угол комнаты, где Энди Паркер склонился над машинкой, старательно печатая отчет. Паркер был в одной рубашке, хотя сидел у раскрытого окна, сквозь которое в комнату пробивались уличный шум и легкий весенний ветерок. По классификации Брауна Паркер относился к «перегоревшим» полицейским, он приходил на работу небритым еще задолго до того, как полицейские из «Майами Вайс» стали считать это модным. Паркер же делал это, поскольку считал свою работу унизительной и дерьмовой и не желал выражать свое к ней уважение бритьем и прочими признаками хорошего тона. Он, как правило, писал свои ежедневные отчеты ровно два часа, а дальше — хоть трава не расти.
При Паркере не рекомендовалось обсуждать что-нибудь личное или интимное, связанное с чувствами. По мнению «перегоревшего» полицейского, чувства могли быть только у парикмахеров или декораторов.
— Пойдем, выйдем в коридор, — предложил Карелла.
— Пошли, — согласился Уиллис.
Они прошли через холл в комнату допросов и сели по разные стороны длинного стола. Позади Уиллиса было двойное зеркало, через которое комната просматривалась из соседнего помещения.
— Ну и? — начал Карелла.
— Ну и тебя это не касается, — огрызнулся Уиллис.
— Согласен, но это касается нашего отдела.
— Пошел он к черту, — сказал Уиллис. — Я имею право жить там, где хочу. И с кем хочу.
— Не уверен, что это относится к подозреваемым в двойном убийстве.
— Мэрилин Холлис не имеет никакого отношения ни к одному из этих убийств! — с горячностью воскликнул Уиллис.
— Я в этом не уверен. И наш лейтенант тоже.
— У вас нет причин полагать, что она...
— Но у меня нет причин и считать иначе. Что с тобой, Хэл? Ты же знаешь, что она на подозрении!
— Ну почему? Насколько я знаю, если у человека есть надежное алиби...
— А то ты не знаешь, как получают надежные алиби? Мне известны махровые убийцы, у которых были надежные...
— Она не убийца! — заорал Уиллис.
В комнате наступила тишина.
— И что будем делать? — наконец сказал Карелла. — Ты живешь с этой женщиной, как мы будем заниматься этим делом?..
— Мне все равно, что ты будешь делать.
— Ну если у нас теперь такая ситуация, то все, о чем мы говорим между собой в участке, сразу же становится известным...
— Я не делал и не говорил ничего такого, что могло бы помешать расследованию!
Опять наступило молчание.
— Я хочу с ней поговорить, — сказал Карелла. — Мне надо договориться о встрече через тебя?
— Ну не буду же я тебе советовать, как вести свое дело.
— Я думал, что это наше дело.
— Да, наше, — ответил Уиллис. — Просто у нас с тобой разные представления о том, кто является подозреваемым, так?
— Она сейчас дома? — спросил Карелла.
— Была дома, когда я уходил.
— Тогда, если ты не возражаешь, я бы хотел с ней переговорить.
— Лучше сначала позвони.
— Хэл... — начал было Карелла, потом покачал головой и вышел из комнаты, оставив Уиллиса за длинным столом с двойным зеркалом за спиной.
— И что вы хотите узнать? — спросила она Кареллу.
На ней были синие джинсы и мужская рубашка. «Рубашка, возможно, принадлежит Уиллису», — подумал Карелла. Они находились в гостиной, отделанной деревянными панелями. Было одиннадцать часов утра, в доме стояла тишина, толстые стены не пропускали уличного шума. Трудно представить, что ее когда-то задерживали за проституцию. Она была похожа на девочку-подростка. Безупречная кожа, умные голубые глаза, никакой косметики, даже помады. Но здесь можно вспомнить «Закон мышей». Если в своем амбаре вы увидели одну мышь, то значит, их там не меньше сотни. И если девушку однажды задерживали за проституцию, то, несомненно, она побывала во многих переделках.
— О Бэзиле Холландере, — сказал он.
— И что именно?
— Как вы с ним познакомились?
— Нас свела судьба, — улыбнулась она.
Обычная уловка проститутки — подсмеиваться над своей близостью с кем-то, чтобы не звучало вульгарно.
— Да, понимаю, — произнес он холодно. — Но как вы с ним познакомились?
— Почему вы хотите это знать, мистер Карелла?
— Он был вашим другом. Он умер. Умер еще один ваш друг. Так что наше любопытство простительно...
— Мне не нравится ваш сарказм. Почему вы меня так не любите?
— Вопрос о любви или нелюбви здесь не стоит, мисс Холлис. Я просто полицейский, выполняющий свою...
— Ой, пожалуйста, только не надо о выполняющих свою работу полицейских! Я наслушалась этого от Хэла.
Хэла. Ну конечно же. Не станет же она его называть детектив Уиллис.
— За что вы меня так не любите? — повторила она. — За то, что мы живем вместе?
Вот так. Без всяких обиняков. Однако она ничего так и не сказала о главном. О том, как познакомилась с Холландером.
— Дела Хэла меня не касаются, — сказал он. Что весьма существенно отличалось от того, что он говорил Уиллису менее часа тому назад. — А мое дело...
— Я думала, что вы с Хэлом занимаетесь одним делом.
— Я тоже так думал, — сказал Карелла.
— Но вы теперь так не считаете? Это потому, что он живет с человеком, который, возможно, является хладнокровным убийцей, так, да?
— Я этого не говорил.
— Но вы так думаете, разве нет? Вы считаете, что я могла убить и Джерри, и Бэза?
— У меня нет для этого доказательств...
— Мы здесь говорим не о доказательствах, — горячилась она. — А доказательства свидетельствуют, что я была далеко от тех, кого убили. И вот это и является доказательством, мистер Карелла. Ах, у вас интуиция, так ведь? И что подсказывает вам ваша интуиция? Вы считаете, что я их убила, так?
— Я считаю, что моя работа состоит в том...
— Господи, вы опять о своей работе.
— Которую вы мне не даете выполнить, — разозлился Карелла.
— Да? И каким же это образом? Тем, что живу с вашим напарником?
— Нет, тем, что так и не ответили на вопрос, который я вам задал пять минут назад.
— Неужели уже целых пять минут? Как быстро летит время, когда общаешься с таким милым человеком.
— А за что вы на меня взъелись? — спросил он.
— Я встречала таких как вы, мистер Карелла. Вы такой же, как все полицейские. За исключением Хэла. Вы считаете, что если у человека были проблемы с законом, то он всегда останется нарушителем. Горбатого могила исправит, так ведь, мистер Карелла? Шлюха — она и есть шлюха.
— Если хотите так думать, это ваше дело. Итак, где вы познакомились с Бэзилом Холландером?
— На концерте, — со вздохом ответила она.
— Где?
— В филармонии.
— Когда?
— В июне прошлого года.
— Случайно познакомились?
— Во время антракта. Мы завели разговор о программе, и выяснилось, что у нас одинаковые музыкальные вкусы. Это сразу же нас сблизило.
— И вы стали встречаться. Когда это началось?
— Он позвонил мне на следующей недели и предложил пойти в оперу. Я не очень люблю оперу, но все равно пошла, и мы прекрасно провели время. — Она улыбнулась и добавила: — Хотя я не очень люблю оперу.
«Изысканные вкусы, — подумал он. — Шлюха из Хьюстона предпочитает ходить в филармонию, а не в оперу». Он отогнал от себя эту мысль. Возможно, она была права. Может быть, он слишком долго работал полицейским и делал выводы исключительно на основе своего опыта. Правда, ему еще ни разу не приходилось встречать раскаявшуюся шлюху или терзающегося угрызениями совести бандита. С другой стороны, он никогда не видел бандита, который бы ходил на симфонические концерты. Или в оперу.
Из уважения к Уиллису он не стал спрашивать, когда она начала спать с Холландером. Но это его тревожило. Он уже пошел в своем расследовании на какие-то уступки. Обычно близость между мужчиной и женщиной являлась чрезвычайно важным фактором в деле об убийстве, особенно если это убийство из ревности. Вместо этого он спросил:
— Холландер, по-моему, был бухгалтером, это так?
— Вы же прекрасно знаете, что — так.
— А когда вы об этом узнали?
— О том, что он бухгалтер? — с удивлением спросила она. — Какое это может иметь значение...
— Он выполнял для вас какие-нибудь работы?
— Кто? Бэзил? Нет.
— У вас есть свой бухгалтер, который ведет ваши дела?
— Да.
— Как его зовут?
— Марк Аронштейн.
— Он давно на вас работает?
— Я наняла его, как только приехала сюда из Буэнос-Айреса.
— Буэнос-Айреса?
— Я думала, Хэл вам говорил об этом.
— Нет.
— Я занималась проституцией в Буэнос-Айресе.
— Понятно, — сказал он. — И долго вы этим занимались?
— Пять лет.
— И еще в Хьюстоне?
— Там только год. Я уехала почти сразу же после ареста.
«Да, довольно длинная история, — подумал он. — Уиллис подцепил настоящее сокровище».
— Так вы поехали в Аргентину прямо из Хьюстона? — спросил он.
— Нет, сначала я побывала в Мексике.
— Вы там тоже занимались проституцией?
— Нет, — улыбнулась она. — Просто хотела посмотреть страну.
— И долго вы там были?
— Месяцев шесть или что-то около того.
— Сколько вам лет, мисс Холлис?
— Вы же детектив. Попытайтесь догадаться. Я уехала из дома за три месяца до своего шестнадцатилетия, в Лос-Анджелесе прожила чуть больше года, затем переехала в Хьюстон.
— А почему в Хьюстон?
— Думала, что смогу поступить в «Райс».
— Но вы этого не сделали.
— Нет. Я встретила одного типа, который дал мне от ворот поворот.
— Джозеф Сиарт?
— Нет, Джо появился позже.
— И долго вы были в Хьюстоне?
— Я же говорила вам. Один год. Вы считаете? Затем шесть месяцев в Мексике, пять лет в Буэнос-Айресе, и здесь я живу почти полтора года. И что у вас получилось?
— Шестнадцать, когда вы уехали из дома...
— Почти шестнадцать.
— У меня получилось двадцать четыре.
— Мне будет двадцать четыре в августе.
— У вас весьма напряженная жизнь.
— Напряженнее, чем вы думаете, — сказала она.
— Вы говорили, что ваш отец купил этот дом...
— Нет, я соврала. И уверена, что вы знаете об этом.
Не надо меня проверять, мистер Карелла. Терпеть не могу нечестных людей.
— Каким образом вы приобрели этот дом?
— Разве Хэл вам не рассказал? Я приехала сюда с двумя миллионами долларов. За этот дом заплатила семьсот пятьдесят тысяч. Остальное вложила в ценные бумаги. Поэтому мне и понадобился бухгалтер.
— Марк Аронштейн.
— Да. Из компании «Харви Рот».
— Это в нашем городе?
— Да, на улице Бэттери. Около Олд Сиуолл.
— Вы когда-нибудь обсуждали с мистером Холландером финансовые проблемы?
— Никогда.
— Вас когда-нибудь проверяла налоговая служба?
— Однажды.
— Были проблемы?
— Самые обычные.
— Например?
— Удержания на П/Р.
— Что это?
— Путешествия и развлечения.
— А, — кивнул он. У полицейских не делали удержания за путешествия и развлечения. — Вы когда-нибудь говорили об этой проверке с мистером Холландером?
— Я же сказала вам, мы никогда не обсуждали с ним финансовых вопросов.
— Хотя вы знали, что он — бухгалтер?
— Нам было о чем поговорить.
— Он знал, что вы раньше занимались проституцией?
— Нет.
— А кто-нибудь из других ваших друзей?
— Нет.
— МакКеннон?
— Нет.
— Райли? Эндикотт?
— Никто из них.
— В ночь, когда был убит МакКеннон...
— Я каталась на лыжах в другом месте.
— С Нелсоном Райли.
— Да.
— А в ночь, когда был убит Холландер...
— Я была с Чипом Эндикоттом.
— И оба — ваши близкие друзья.
— Были, — уточнила она.
— Что вы имеете в виду?
— Хэл хочет, чтобы я перестала с ними встречаться.
«О, это серьезно», — подумал он.
— И вы его послушаетесь?
— Да, послушаюсь. — Она помолчала и затем добавила: — Понимаете, я его люблю.
Глава 11
У обочины рядом с домом Нелсона Райли примостилась полицейская машина. Мэрилин, подъехавшая туда в десять часов утра, сразу же заметила ее. «Ого», — подумала она, однако после некоторого колебания глубоко вздохнула и вошла в подъезд.
В будние дни лифт обслуживал негр, нанимаемый шляпной мастерской, расположенной на шестом этаже этого здания. Но по субботам и воскресеньям мастерская не работала, и лифт был на самообслуживании. А это означало, что приходилось самостоятельно управлять допотопным барабанным механизмом, приводящим подъемник в движение.
У Мэрилин всегда бывали проблемы с этим лифтом, ей никогда не удавалось остановить его на нужной отметке. Вот и сейчас она поворачивала рычаг то вверх, то вниз, пока, наконец, кабина не замерла точно на уровне этажа. На дверцах лифта четвертого этажа красовалась нарисованная когда-то Райли обнаженная толстуха; когда двери открывались, она разъезжалась пополам — от ямочки между грудей до пупка и далее. Мэрилин с трудом раздвинула украшенную голой красоткой дверь, потом закрыла ее за собой, как это необходимо было сделать, когда лифт находился на самообслуживании, и пошла по коридору к мансарде Райли.
Дверь в его мастерскую была открыта.
Внутри она увидела двух полицейских в форме. Один что-то писал в своем блокноте, другой внимательно слушал, уперев руки в боки. Райли убежденно доказывал им, что кто-то ночью был в его мастерской.
— Как только сняли полицейскую охрану, тут же кто-то проник сюда.
— Что такое «полицейская охрана»? — спросил полицейский с блокнотом.
— Здесь был полицейский, который охранял меня в течение суток.
— Зачем?
— Они считали, что мне нужна охрана.
— Кто считал?
— Детективы, расследующие преступление.
— Кто конкретно?
— Восемьдесят седьмой участок.
Полицейский, стоявший рядом, спросил:
— Что за преступление?
— Убийство, — ответил Райли. — Привет Мэрилин, заходи.
— Ты слышал, Франк? — осведомился полицейский с блокнотом.
— Слыхал, Чарли, — буркнул второй.
— Это кто? — спросил Фрэнк, когда Мэрилин прошла в мастерскую.
— Моя приятельница, — Райли поцеловал Мэрилин в щеку.
— Почему вы решили, что сюда кто-то проникал? — продолжал задавать вопросы Чарли.
— В жилом помещении окно взломано. Ты представляешь? — Райли обратился к Мэрилин.
— Вы здесь и живете? — спросил Фрэнк.
— И живу, и работаю, — ответил Райли.
— А что у вас за работа? — подключился Чарли.
— Работаю с красками.
— Правда? — обрадовался Фрэнк. — А вы мне не дадите свою визитку? Моей теще надо покрасить дом.
— Я пишу картины, — обиделся Райли. — Вот эти, например, — он кивнул в сторону холстов, уставленных по стенкам мастерской.
— И это все вы нарисовали? — удивился Фрэнк.
— Да.
Фрэнк бросил на них взгляд, затем удовлетворенно кивнул.
— Так, значит, вы здесь спите? — спросил Чарли. — Вот на этом водяном матраце?
— Да.
— Ну и как водяные матрацы?
— Отлично, — сказал Райли. — Вот взгляните на окно. Видите, оно взломано.
Чарли подошел к окну у подножия кровати и стал внимательно его рассматривать. Фрэнк заглядывал через его плечо. Мэрилин, стоящая поодаль, закатила глаза.
— Вот видите эти следы? — спросил Чарли.
— Да.
— Их раньше не было?
— Нет.
— Они только что появились, так?
— Да.
— И что ты думаешь, Фрэнк?
— Похоже, что здесь поковырялись, — пожал плечами Фрэнк.
— Что-нибудь пропало? — спросил Чарли.
— Нет, похоже, что нет.
— Так почему вы нас вызвали? — спросил Фрэнк.
— Если кто-то проникает в дом, наверное это достаточная причина для того, чтобы вызвать полицию.
— Зачем же он сюда проник, если ничего не взял? — сказал Чарли.
— Да у меня и брать-то нечего, — сказал Райли, оглядывая свое жилье.
— Каждое полотно мистера Райли стоит больше пяти тысяч долларов, — вмешалась Мэрилин.
— Что? — удивился Чарли.
— Одна картина.
— Нет, серьезно? — переспросил Фрэнк. Он снова заглянул в мастерскую, чтобы получше разглядеть картины. — Вот эти? — показал он.
— Пропало ли что-нибудь из этих ценных картин? — Чарли, сделав упор на слове «ценных», как бы подчеркивал свое недоверие.
— Нет.
— Значит, ничего не пропало, правильно?
— Да, но...
— Так почему же вы нас вызвали?
— Я вызвал вас, потому что было убито два человека...
— Но ведь не в нашем округе?
— Какое это имеет значение?..
— Вам надо было звонить в восемьдесят седьмое, — заключил Чарли. — Если они работают над этими убийствами, то им и надо было звонить.
— Большое спасибо за совет, — сказал Райли.
— Не стоит, — ответил Чарли. — В своем отчете я напишу, что над этим делом уже работает восемьдесят седьмой участок.
— Вам надо поставить на это окно решетку, — посоветовал Фрэнк. — Там проходит пожарная лестница, а если картины действительно представляют такую ценность, как говорит эта дама... — Он недоверчиво пожал плечами. — Значит, надо поставить на окна решетки, чтобы никто сюда не проник.
— А что мне делать, если начнется пожар?
— Вызовите пожарную команду, — коротко ответил Чарли.
— Ну что, мы закончили? — спросил Фрэнк.
— Да, закончили, — Чарли захлопнул свой блокнот.
Райли вздохнул.
— Пока, — сказал Чарли, и оба полицейских удалились.
— Ну как тебе это нравится, — сказал Райли, как только они вышли, — вот работнички!
— Ты не видел копов в Хьюстоне, — заметила она.
— Кто-то залез в мастерскую, а им хоть бы что...
— А ты уверен, что здесь кто-то был?
— Когда я вчера вечером уходил, следов на окне не было.
— Может быть, все-таки тебе лучше сообщить...
— Зачем? Чтобы они снова заявили, что у них нет свободных людей? Ты бы их только послушала. Столько демагогии! В городе большая преступность, люди нужны в другом месте, извините, но мы больше не можем продолжать наблюдение... типично полицейское словцо — «наблюдение». Наблюдение за помещением и объектом. Тоже полицейские словечки. Это вот — помещение, а я — объект. Только, сдается, я уже больше не объект, а — скорее всего — цель.
Мэрилин ничего не ответила.
— Ну подойди, обними меня, — он улыбнулся и широко развел руки в стороны.
— Подожди, нам надо поговорить, — остановила его Мэрилин.
— Потом. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо.
— У меня есть отличное виски, вон там на полочке. Двенадцатилетняя выдержка.
— Не сейчас, спасибо.
— Ты выглядишь потрясающе, я когда-нибудь говорил тебе, что ты потрясно выглядишь?
— Благодарю тебя.
На ней была синяя плиссированная юбка, синие колготки, синие лодочки на высоком каблуке, такого же цвета сумочка на ремне, и голубая блузка с отложным круглым воротничком, и темно-синий вязаный жакет. Длинные светлые волосы были заколоты в хвост голубой, в цвет блузки, заколкой.
— Ты действительно потрясно выглядишь.
— Спасибо.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, нет.
— Тебя замучили копы?
— Масса вопросов, но я бы не сказала, что замучили.
— Ты правда не хочешь выпить?
— Правда, не хочу.
— А может быть, кофе?
— Я сама сварю.
— У меня только растворимый.
— Я знаю.
Она уверенно подошла к шкафчику возле мойки, взяла чайник и стала наливать воду.
— Не возражаешь, если я немного приберусь? — спросил он. — Вчера закончил работу и ушел, не убравшись. Люблю наводить порядок в выходные. Никогда не знаешь, кто к тебе зайдет.
Мэрилин поставила чайник на плитку и включила ее. Райли взял щетку и направился в мастерскую.
— Я собирался тебе звонить, — сказал он.
— Хорошо, что не позвонил, — она подошла к стенному шкафчику и вынула оттуда две кружки и банку с растворимым кофе.
— Почему это? Ты была занята?
— Да, очень.
Она положила кофе, затем взглянула на чайник.
— И я тоже, — сказал он. — Поэтому-то и не позвонил. Видишь вон ту, большую?
Она прошла в мастерскую.
— Узнаешь?
— Сноуфолк? — спросила она.
— Я чуть с ума не сошел, пока наконец удалось передать этот легкий снежок. Вот посмотри, правда, теперь действительно идет снег?
— Да, просто метель.
— Ага, — довольно улыбнулся он. — Тебе нравится?
— Да.
— А вот это ты — в желтой куртке.
— Но моя куртка не...
— Знаю. — Он с довольной улыбкой смотрел на полотно. — Тебе и правда нравится? — спросил он.
— Да. Очень.
Она вернулась на кухню, чтобы проверить, не закипел ли чайник.
— Так он никогда не закипит, если будешь стоять над ним, — заметил Райли. — Черт, ну только посмотри, в каком виде я бросил кисти!
Он сел за свой рабочий столик, спиной к ней, и принялся отмывать руки. Когда он вновь повернулся, Мэрилин стояла у полки, держа в руках бутылку виски.
— Двенадцатилетняя выдержка, — сказал он. — Подарок от владельца галереи.
Она отвернула крышку, понюхала и поморщилась.
— Ты правда не хочешь?
— Слишком рано. И потом, терпеть не могу виски.
Райли обмакивал кисти в скипидар и тщательно вытирал каждую щетинку.
В будние дни лифт обслуживал негр, нанимаемый шляпной мастерской, расположенной на шестом этаже этого здания. Но по субботам и воскресеньям мастерская не работала, и лифт был на самообслуживании. А это означало, что приходилось самостоятельно управлять допотопным барабанным механизмом, приводящим подъемник в движение.
У Мэрилин всегда бывали проблемы с этим лифтом, ей никогда не удавалось остановить его на нужной отметке. Вот и сейчас она поворачивала рычаг то вверх, то вниз, пока, наконец, кабина не замерла точно на уровне этажа. На дверцах лифта четвертого этажа красовалась нарисованная когда-то Райли обнаженная толстуха; когда двери открывались, она разъезжалась пополам — от ямочки между грудей до пупка и далее. Мэрилин с трудом раздвинула украшенную голой красоткой дверь, потом закрыла ее за собой, как это необходимо было сделать, когда лифт находился на самообслуживании, и пошла по коридору к мансарде Райли.
Дверь в его мастерскую была открыта.
Внутри она увидела двух полицейских в форме. Один что-то писал в своем блокноте, другой внимательно слушал, уперев руки в боки. Райли убежденно доказывал им, что кто-то ночью был в его мастерской.
— Как только сняли полицейскую охрану, тут же кто-то проник сюда.
— Что такое «полицейская охрана»? — спросил полицейский с блокнотом.
— Здесь был полицейский, который охранял меня в течение суток.
— Зачем?
— Они считали, что мне нужна охрана.
— Кто считал?
— Детективы, расследующие преступление.
— Кто конкретно?
— Восемьдесят седьмой участок.
Полицейский, стоявший рядом, спросил:
— Что за преступление?
— Убийство, — ответил Райли. — Привет Мэрилин, заходи.
— Ты слышал, Франк? — осведомился полицейский с блокнотом.
— Слыхал, Чарли, — буркнул второй.
— Это кто? — спросил Фрэнк, когда Мэрилин прошла в мастерскую.
— Моя приятельница, — Райли поцеловал Мэрилин в щеку.
— Почему вы решили, что сюда кто-то проникал? — продолжал задавать вопросы Чарли.
— В жилом помещении окно взломано. Ты представляешь? — Райли обратился к Мэрилин.
— Вы здесь и живете? — спросил Фрэнк.
— И живу, и работаю, — ответил Райли.
— А что у вас за работа? — подключился Чарли.
— Работаю с красками.
— Правда? — обрадовался Фрэнк. — А вы мне не дадите свою визитку? Моей теще надо покрасить дом.
— Я пишу картины, — обиделся Райли. — Вот эти, например, — он кивнул в сторону холстов, уставленных по стенкам мастерской.
— И это все вы нарисовали? — удивился Фрэнк.
— Да.
Фрэнк бросил на них взгляд, затем удовлетворенно кивнул.
— Так, значит, вы здесь спите? — спросил Чарли. — Вот на этом водяном матраце?
— Да.
— Ну и как водяные матрацы?
— Отлично, — сказал Райли. — Вот взгляните на окно. Видите, оно взломано.
Чарли подошел к окну у подножия кровати и стал внимательно его рассматривать. Фрэнк заглядывал через его плечо. Мэрилин, стоящая поодаль, закатила глаза.
— Вот видите эти следы? — спросил Чарли.
— Да.
— Их раньше не было?
— Нет.
— Они только что появились, так?
— Да.
— И что ты думаешь, Фрэнк?
— Похоже, что здесь поковырялись, — пожал плечами Фрэнк.
— Что-нибудь пропало? — спросил Чарли.
— Нет, похоже, что нет.
— Так почему вы нас вызвали? — спросил Фрэнк.
— Если кто-то проникает в дом, наверное это достаточная причина для того, чтобы вызвать полицию.
— Зачем же он сюда проник, если ничего не взял? — сказал Чарли.
— Да у меня и брать-то нечего, — сказал Райли, оглядывая свое жилье.
— Каждое полотно мистера Райли стоит больше пяти тысяч долларов, — вмешалась Мэрилин.
— Что? — удивился Чарли.
— Одна картина.
— Нет, серьезно? — переспросил Фрэнк. Он снова заглянул в мастерскую, чтобы получше разглядеть картины. — Вот эти? — показал он.
— Пропало ли что-нибудь из этих ценных картин? — Чарли, сделав упор на слове «ценных», как бы подчеркивал свое недоверие.
— Нет.
— Значит, ничего не пропало, правильно?
— Да, но...
— Так почему же вы нас вызвали?
— Я вызвал вас, потому что было убито два человека...
— Но ведь не в нашем округе?
— Какое это имеет значение?..
— Вам надо было звонить в восемьдесят седьмое, — заключил Чарли. — Если они работают над этими убийствами, то им и надо было звонить.
— Большое спасибо за совет, — сказал Райли.
— Не стоит, — ответил Чарли. — В своем отчете я напишу, что над этим делом уже работает восемьдесят седьмой участок.
— Вам надо поставить на это окно решетку, — посоветовал Фрэнк. — Там проходит пожарная лестница, а если картины действительно представляют такую ценность, как говорит эта дама... — Он недоверчиво пожал плечами. — Значит, надо поставить на окна решетки, чтобы никто сюда не проник.
— А что мне делать, если начнется пожар?
— Вызовите пожарную команду, — коротко ответил Чарли.
— Ну что, мы закончили? — спросил Фрэнк.
— Да, закончили, — Чарли захлопнул свой блокнот.
Райли вздохнул.
— Пока, — сказал Чарли, и оба полицейских удалились.
— Ну как тебе это нравится, — сказал Райли, как только они вышли, — вот работнички!
— Ты не видел копов в Хьюстоне, — заметила она.
— Кто-то залез в мастерскую, а им хоть бы что...
— А ты уверен, что здесь кто-то был?
— Когда я вчера вечером уходил, следов на окне не было.
— Может быть, все-таки тебе лучше сообщить...
— Зачем? Чтобы они снова заявили, что у них нет свободных людей? Ты бы их только послушала. Столько демагогии! В городе большая преступность, люди нужны в другом месте, извините, но мы больше не можем продолжать наблюдение... типично полицейское словцо — «наблюдение». Наблюдение за помещением и объектом. Тоже полицейские словечки. Это вот — помещение, а я — объект. Только, сдается, я уже больше не объект, а — скорее всего — цель.
Мэрилин ничего не ответила.
— Ну подойди, обними меня, — он улыбнулся и широко развел руки в стороны.
— Подожди, нам надо поговорить, — остановила его Мэрилин.
— Потом. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо.
— У меня есть отличное виски, вон там на полочке. Двенадцатилетняя выдержка.
— Не сейчас, спасибо.
— Ты выглядишь потрясающе, я когда-нибудь говорил тебе, что ты потрясно выглядишь?
— Благодарю тебя.
На ней была синяя плиссированная юбка, синие колготки, синие лодочки на высоком каблуке, такого же цвета сумочка на ремне, и голубая блузка с отложным круглым воротничком, и темно-синий вязаный жакет. Длинные светлые волосы были заколоты в хвост голубой, в цвет блузки, заколкой.
— Ты действительно потрясно выглядишь.
— Спасибо.
— Что-нибудь случилось?
— Нет, нет.
— Тебя замучили копы?
— Масса вопросов, но я бы не сказала, что замучили.
— Ты правда не хочешь выпить?
— Правда, не хочу.
— А может быть, кофе?
— Я сама сварю.
— У меня только растворимый.
— Я знаю.
Она уверенно подошла к шкафчику возле мойки, взяла чайник и стала наливать воду.
— Не возражаешь, если я немного приберусь? — спросил он. — Вчера закончил работу и ушел, не убравшись. Люблю наводить порядок в выходные. Никогда не знаешь, кто к тебе зайдет.
Мэрилин поставила чайник на плитку и включила ее. Райли взял щетку и направился в мастерскую.
— Я собирался тебе звонить, — сказал он.
— Хорошо, что не позвонил, — она подошла к стенному шкафчику и вынула оттуда две кружки и банку с растворимым кофе.
— Почему это? Ты была занята?
— Да, очень.
Она положила кофе, затем взглянула на чайник.
— И я тоже, — сказал он. — Поэтому-то и не позвонил. Видишь вон ту, большую?
Она прошла в мастерскую.
— Узнаешь?
— Сноуфолк? — спросила она.
— Я чуть с ума не сошел, пока наконец удалось передать этот легкий снежок. Вот посмотри, правда, теперь действительно идет снег?
— Да, просто метель.
— Ага, — довольно улыбнулся он. — Тебе нравится?
— Да.
— А вот это ты — в желтой куртке.
— Но моя куртка не...
— Знаю. — Он с довольной улыбкой смотрел на полотно. — Тебе и правда нравится? — спросил он.
— Да. Очень.
Она вернулась на кухню, чтобы проверить, не закипел ли чайник.
— Так он никогда не закипит, если будешь стоять над ним, — заметил Райли. — Черт, ну только посмотри, в каком виде я бросил кисти!
Он сел за свой рабочий столик, спиной к ней, и принялся отмывать руки. Когда он вновь повернулся, Мэрилин стояла у полки, держа в руках бутылку виски.
— Двенадцатилетняя выдержка, — сказал он. — Подарок от владельца галереи.
Она отвернула крышку, понюхала и поморщилась.
— Ты правда не хочешь?
— Слишком рано. И потом, терпеть не могу виски.
Райли обмакивал кисти в скипидар и тщательно вытирал каждую щетинку.